355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Р. Скотт Бэккер » Воин кровавых времен » Текст книги (страница 19)
Воин кровавых времен
  • Текст добавлен: 30 октября 2016, 23:38

Текст книги "Воин кровавых времен"


Автор книги: Р. Скотт Бэккер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 42 страниц)

– Изумительное проведение различий! – Ахкеймион сплюнул. – Прошлое никогда не умирает, Эсми. – Он с горечью рассмеялся. – А это даже не прошлое.

– Тогда где моя дочь, Акка?

На миг Ахкеймион онемел. Эсменет часто загоняла его в тупик подобными вопросами.

«Сломленный дурак!»

У Эсменет начали дрожать руки. По щекам заструились горячие слезы. Как она могла подумать такое?

Это все потому, что он сказал… Да как он смеет! Ахкеймион изумленно воззрился на женщину, словно прочел что-то в ее душе.

– Прости, Эсми, – невыразительным тоном произнес он. – Мне не следовало упоминать… Мне не следовало говорить это…

Колдун умолк. Он снова повернулся к мулу и принялся сердито затягивать ремни.

– Ты не понимаешь, что такое для нас Гнозис, – добавил он. – Я поплачусь не одними душевными терзаниями.

– Тогда научи меня! Дай мне понять!

«Это же Келлхус! Мы обнаружили его вместе!» – Эсми… Я не могу говорить об этом. Просто не могу…

– Но почему?

– Я знаю, что ты скажешь!

– Нет, Акка, – отозвалась она, вновь ощущая свойственную представительницам ее профессии холодность. – Ты не знаешь. Ты даже понятия не имеешь.

Ахкеймион поймал грубую пеньковую веревку, привязанную к уздечке мула, и начал теребить ее в руках. На мгновение все в нем: сандалии, упакованные вещи, одежда из белого льна – все показалось одиноким и несчастным. Почему онвечно выглядит таким несчастным?

Ей вспомнился Сарцелл, уверенный в себе, холеный и пахнущий благовониями.

«Убогий рогоносец».

– Я не бросаю тебя, Эсми, – сказал он. – Я никогда не смогу бросить тебя. Никогда больше.

– Но я вижу одну лишь циновку для спанья, – бросила она.

Ахкеймион попытался улыбнуться, затем развернулся и неуклюже зашагал прочь, ведя Рассвета на поводу. Эсменет глядела ему вслед; ее мутило, как будто она стояла на вершине высокой башни. Ахкеймион двинулся по тропе, идущей на восток, мимо выцветших круглых шатров. Он так быстро уменьшался… Просто удивительно, отчего на ярком солнце люди издалека выглядят просто темными фигурками…

– Акка! – закричала Эсменет.

Ей было безразлично, кто ее услышит.

– Акка!

«Я люблю тебя».

Фигурка с мулом на миг остановилась, далекая, неузнаваемая.

Она помахала рукой.

А потом исчезла за рощей черных ив.

Ахкеймион обнаружил, что разумные люди, как правило, менее счастливы. Причина проста: они умеют логически обосновывать свои иллюзии. А способность усвоить Истину имеет мало общего с умом – точнее, ничего общего. Разум куда лучше годится для того, чтобы оспаривать истины, нежели для того, чтобы открывать их. Потому-то он и бежал от Келлхуса и Эсменет.

Ахкеймион шел по тропе; по правую руку от него нес свои черные воды Семпис, а по левую тянулись ряды огромных эвкалиптов. Если не считать мимолетных прикосновений солнечных лучей, проникающих в просветы между кронами, эвкалиптовый навес надежно укрывал от зноя. Ветерок пронизывал белую льняную тунику. Как же все мирно и спокойно, когда ты в одиночестве, подумал Ахкеймион.

Когда Ксинем сообщил ему, что в Сареотской библиотеке обнаружились книги, имеющие отношение к Гнозису, Ахкеймион прекрасно понял подтекст этого сообщения. «Тебе лучше уйти», – сказал ему друг. С той памятной ночи Ахкеймион все ждал, что его прогонят от костра маршала, пусть даже на время. Более того – он нуждался в изгнании, нуждался в том, чтобы его вынудили уйти…

И тем не менее это было больно.

Ладно, неважно, сказал себе Ахкеймион. Всего лишь очередная распря, порожденная их неудобной дружбой. Знатный дворянин и колдун. «Нет друга труднее, чем грешник», – писал один из поэтов Бивня.

А Ахкеймион и был грешником.

В отличие от других колдунов, он редко размышлял над проклятостью своего дара. Ему казалось, что примерно поэтому мужья, бьющие жен, не размышляют о кулаках…

Но были и другие причины. В молодости Ахкеймион относился к числу студентов, отличавшихся непочтительностью и неблагочестивостью, как будто то непростительное богохульство, которое он изучал, давало ему право на все прочие виды богохульства. Они с Санклой, его товарищем по комнате, имели обыкновение читать «Трактат» вслух и хохотать над его нелепостями. Например, над отрывками, касающимися обрезания жрецов. Или отрывками о всяких идиотских очистительных ритуалах. И только один момент привлекал его внимание на протяжении многих лет – знаменитый тезис «Ожидай без увещеваний» из Книги жрецов.

– Послушай-ка! – однажды вечером воскликнул Санкла, уже валявшийся на своей койке. – «И Последний Пророк сказал: "Благочестие – не дело менял. Не давайте пищу за пищу, крышу над головой за крышу над головой, любовь за любовь. Не швыряйте Добро на весы – давайте, не ожидая воздаяния. Отдавайте пищу даром, крышу над головой даром, любовь даром. Уступайте обидчикам вашим. Вот единственное, чего нечестивцы не сделают. Не ожидайте ничего, и обретете вечное блаженство"».

Парнишка остановил на Ахкеймионе взгляд своих темных, вечно смеющихся глаз – глаз, что на некоторое время сделали их любовниками.

– Можешь в это поверить?

– Во что поверить? – спросил Ахкеймион.

Он уже начал улыбаться, потому что знал: все, что придумывает Санкла, на редкость потешно. Таким уж он был человеком. Его смерть – он погиб в Аокниссе три года спустя, от руки пьяного дворянчика с Безделушкой – стала для Ахкеймиона тяжким потрясением.

Санкла постучал по свитку пальцем – в скриптории его бы за такое взгрели.

– По сути дела, Сейен говорит: «Отдавайте, не ожидая вознаграждения, и сможете рассчитывать на вознаграждение побольше»!

Ахкеймион задумался.

– Понимаешь? – продолжал Санкла. – Он говорит, что благочестие заключается в том, чтобы делать добрые дела без корыстных побуждений. Он говорит, что если ты рассчитываешь получить что-то взамен, значит, ты не даешь ничего – ничего!.. Просто не даешь.

У Ахкеймиона перехватило дыхание.

– Значит, айнрити, ожидающий, что он будет возвышен до Внешнего мира…

– Не дает ничего, – отозвался Санкла и рассмеялся, не в силах поверить самому себе. – Ничего! Мы же, с другой стороны, отдаем свои жизни, чтобы продолжить борьбу Сесватхи… Мы отдаем все, а взамен можем ожидать лишь проклятия. Это сказано о нас, Акка!

Это сказано о нас.

Какое бы искушение ни несли в себе его слова, какими бы волнующими и важными они ни были, Ахкеймион сделался слишком скептичным, чтобы верить в них. Они выглядели чересчур лестными, чересчур возвеличивающими, чтобы быть истиной. И поэтому Ахкеймион думал, что достаточно быть просто хорошим человеком. А если недостаточно, значит, тот, кто измеряет добро и зло, сам недобр.

И похоже, именно так и обстояли дела.

Но конечно же, Келлхус изменил все. Теперь Ахкеймион много размышлял о своей проклятости.

Прежде этот вопрос казался лишь поводом для самоистязания. Бивень и «Трактат» выражались по поводу колдовства предельно ясно, хотя Ахкеймион читал и много еретических трудов. Там утверждалось, будто противоречия в сути Писания доказывают, что пророки – и древних дней, и относительно недавних времен – были обычными людьми. «Все небеса, – писал Протатис – не могут сиять через единственную щелочку».

А поэтому возможность усомниться в его проклятости существовала. Возможно, как предположил Санкла, проклятые на самом деле были избранными. А возможно, как предпочитал думать Ахкеймион, избранниками были сомневающиеся. Ему часто казалось, что искушение изображать уверенность – самое наркотическое и самое пагубное из всех искушений. Творить добро без уверенности означало творить добро без ожидания награды… Быть может, само сомнение было ключом.

Но если он прав, этому вопросу суждено навсегда остаться без ответа. Ведь если искреннее недоумение действительно условие условий, значит, спасутся лишь не ведающие ответа. Ему всегда казалось, что размышлять о собственном проклятии уже само по себе проклятие.

А поэтому Ахкеймион о нем и не думал.

Но теперь… Теперь появилась надежда на ответ. Каждый день он шел рядом с этой надеждой, говорил с ней…

Князь Анасуримбор Келлхус.

Нет, Ахкеймион не думал, что Келлхус может просто дать ему ответ, даже если колдун наберется мужества спросить. Равно как и не думал, что Келлхус каким-то образом воплощает или олицетворяет этот ответ. Нельзя умалять его роль. Он не был, говоря мистическим языком, живым знаком судьбы Друза Ахкеймиона. Нет. Ахкеймион знал, что его проклятость или величие зависит только от него. Он должен ответить на этот вопрос самостоятельно…

Своими поступками.

И хотя понимание этого устрашало Ахкеймиона, оно наполняло его неизменной и недоверчивой радостью. Порождаемый им страх был не нов: Ахкеймион боялся, что от его поступков будет зависеть судьба мира. Стоило ему задуматься о возможных последствиях, и Ахкеймион впадал в оцепенение. А вот радость была чем-то новым и неожиданным. Анасуримбор Келлхус превратил спасение в реальную возможность. Спасение.

Хоть ты теряешь душу, ты приобретешь весь мир – с этих слов начинается катехизис Завета.

Но это совершенно не обязательно! В конце концов Ахкеймион понял, насколько безутешной, насколько лишенной надежды была его прежняя жизнь. Эсменет научила его любить. А Келлхус, Анасуримбор Келлхус научил его надеяться.

И он ухватился за них, за любовь и надежду, и будет держаться изо всех сил.

Нужно лишь решить, что ему делать…

– Акка, – сказал Келлхус накануне ночью, – мне нужно кое о чем тебя спросить.

Они сидели у костра вдвоем и кипятили воду для чая.

– Конечно, Келлхус, – отозвался Ахкеймион. – Что тебя беспокоит?

– Меня беспокоит то, о чем я должен спросить… Никогда прежде Ахкеймион не видел на человеческом лице подобной муки – как будто ужас дошел до той точки, где он соприкасается с восторгом. Ахкеймион едва совладал с сильнейшим желанием прикрыть глаза рукой.

– О чем ты долженспросить?

– Каждый день, Акка, я умаляюсь.

Какие слова! От одного воспоминания у Ахкеймиона перехватило дыхание. Добравшись до солнечного островка, он остановился, прижав руки к груди. Стая птиц взмыла в небо. Их тени беззвучно пронеслись над ним. Ахкеймион, прищурившись, взглянул на солнце.

«Следует ли мне учить его Гнозису?»

У Ахкеймиона не хватало духу принять решение – при одной мысли о том, чтобы отдать Гнозис кому-то за пределами школы, он бледнел от ужаса. Он даже не был уверен, что сможет научить Келлхуса, если захочет. Ведь он делил знание Гнозиса с Сесватхой, чей оттиск лежал на всех движениях его оцепеневшей души.

«Позволишь ли ты мне сделать это? Видишь ли ты то же, что и я?»

Никогда – никогда! – за всю историю их школы не случалось, чтобы колдун высокого ранга предал Гнозис. Он один позволял Завету выжить. Он один давал им возможность вести войну Сесватхи. Стоит утратить его, и они превратятся в Малую школу. Ахкеймион знал, что его братья будут биться насмерть, чтобы предотвратить это. Они будут охотиться за ними обоими, не ведая пощады, и убьют их, если смогут найти. Они не станут прислушиваться ни к каким доводам… И само имя Друза Ахкеймиона будет звучать ругательством в темных залах Атьерса.

Но чем это отличается от жадности или ревности? Второй Армагеддон надвигается. Не пришла ли пора вооружить Три Моря? Разве Сесватха не велел делиться своим арсеналом, если надвинется тень?

Велел…

Не следует ли из этого, что Ахкеймион – самый верный из адептов Завета?

Он зашагал дальше.

В глубине души он знал, что Келлхус посланник богов. Опасность слишком велика, а обещание – слишком поразительно. Он наблюдал, как Келлхус усвоил за несколько месяцев знания целой жизни. Он слушал, затаив дыхание, как князь изрекает истины мысли, более тонкие, чем у Айенсиса, и истины страсти, более глубокие, чем у Сейена. Он сидел в пыли и глазел, разинув рот, как этот человек расширяет геометрию Муретета до немыслимых пределов, как он поправляет древнюю логику, а потом набрасывает основы новой логики – так ребенок мог бы нацарапать палочкой спирали.

Чем станет Гнозис для подобного человека? Игрушкой? Что он откроет? Какой силой овладеет?

Ахкеймиону представилось, как Келлхус шагает по полям сражений, словно бог, уничтожая полчища шранков, сшибая драконов с небес, шагает навстречу воскрешенному Не-богу, чудовищному Мог-Фарау…

«Он – наш спаситель! Я знаю!»

Но вдруг Эсменет права? Вдруг он, Ахкеймион, – всего лишь испытание? Как злой король Шиколь в «Трактате», предложивший Айнри Сейену свой скипетр из бедренной кости, армию, гарем – все, кроме короны, – лишь бы тот перестал проповедовать…

Ахкеймион резко остановился, но врезавшийся в него Рассвет вынудил хозяина сделать еще пару шагов. Колдун погладил мула по морде и улыбнулся печальной улыбкой человека, обремененного бесталанным животным. Ветерок погнал рябь по сверкающим на солнце водам Семписа, прошуршал в кронах деревьев. Ахкеймиона начала бить дрожь.

Пророк и колдун. Бивень называл подобных людей шаманами. Это слово лежало у него в сознании, неподвижное, словно зиккурат.

«Шаман.

Нет… Это безумие!»

Две тысячи лет адепты Завета хранили Гнозис в неприкосновенности. Две тысячи лет! Кто он такой, чтобы нарушать подобную традицию?

Неподалеку под платаном толпились ребятишки, щебеча и толкаясь, словно воробьи над крошками хлеба. Ахкеймион заметил двух мальчишек лет четырех-пяти, которые что-то рассказывали, крепко держась за руки. Их невинность поразила его до глубины души. Ахкеймион невольно подумал, сколько времени пройдет, прежде чем они поймут, что держаться за руки – это ошибка.

Или они откроют для себя Келлхуса?

Непонятный скулящий звук заставил его поднять взгляд, и Ахкеймион едва не закричал от потрясения.

К дереву, под которым он стоял, был прибит нагой человек, белый, как мрамор, в пятнах синяков и засохшей крови. Когда момент ошеломления миновал, Ахкеймион подумал было снять человека. Но куда его отнести? В соседнее селение? Айнрити настолько запугали шайгекцев, что местные жители, скорее всего, побоятся даже взглянуть на несчастного, не то что прикоснуться к нему.

Ахкеймион ощутил угрызения совести и отчего-то вдруг вспомнил Эсменет.

«Береги себя».

Ведя в поводу Рассвета, Ахкеймион зашагал дальше, мимо детей, по тени, испещренной солнечными пятнами, к Иотии, древней столице королей-богов Шайгека. Ее стены из светлого камня уже виднелись вдали, проглядывая через темную зелень эвкалиптов. Ахкеймион шел и сражался с невероятным…

Прошлое было мертво. Будущее было непроглядно, словно зияющая могила.

Ахкеймион вытер слезы. Назревало нечто невообразимое, нечто такое, о чем историки, философы и теологи будут спорить тысячи лет – если, конечно, у них будут эти годы. И действия Друза Ахкеймиона приобретут особое значение.

Он должен просто отдать. Не ожидая ничего взамен.

Свою школу. Свое призвание. Свою жизнь…

Гнозис станет его пожертвованием.

За могучими стенами Иотии скрывался лабиринт четырехэтажных домов из кирпича-сырца, стоящих вплотную друг к дружке. Узенькие улочки сверху были затянуты навесами из пальмовых листьев, и Ахкеймиону казалось, будто он идет по безлюдным туннелям. Он избегал кератотиков: ему не нравился триумф, которым светились их глаза. Но когда ему встречались вооруженные Люди Бивня, Ахкеймиону приходилось спрашивать дорогу и дальше пробираться через паутину улиц. Большинство попадавшихся ему айнрити были айнонами, и это беспокоило Ахкеймиона. А пару раз, когда стены расходились настолько, что удавалось разглядеть здешние памятники, ему начинало казаться, будто он ощущает в отдалении присутствие Багряных Шпилей.

Но затем он встретил отряд галеотских кавалеристов и испытал некоторое облегчение. Да, они знают, как пройти в Сареотскую библиотеку. Да, библиотека занята Галеотами. Ахкеймион начал привычно врать и сказал, что он – ученый, ведущий хронику побед Священного воинства. Как всегда, при мысли о том, что их имена могут попасть на страницы истории, у Галеотов засверкали глаза. Они сказали, что будут проезжать библиотеку по дороге, и предложили отправиться с ними.

В полдень Ахкеймион уже стоял в тени библиотеки, исполненный недобрых предчувствий.

Если слухи о существовании текстов Гнозиса достигли его ушей, они с тем же успехом могли дойти и до Багряных Шпилей. При мысли о том, что ему придется спорить с колдунами в красном, Ахкеймиону становилось, мягко говоря, не по себе.

Сама идея о том, что тексты Гнозиса могли сокрытыми лежать здесь все это время, была вовсе не такой абсурдной, как казалось на первый взгляд. Библиотека могла посоперничать древностью с Тысячей Храмов; ее построили сареоты, эзотерическая коллегия жрецов, посвятивших себя хранению знаний. В Кенейской империи существовал закон, согласно которому всякий, кто входил в Иотию и имел при себе книгу, обязан был предоставить ее сареотам, дабы те могли сделать копию. Однако проблема заключалась в том, что Сареотская коллегия была религиозным учреждением, а потому для Немногих вход в знаменитую библиотеку был заказан.

Когда много столетий спустя фаним захватили Шайгек и перебили сареотов, библиотеку посетил сам падираджа. Как гласила легенда, он извлек из-под халата тоненький, переплетенный в кожу список кипфа'айфан, «Свидетельства Фана», слегка помявшийся от ношения на груди. Подняв его над головой, падираджа заявил: «Вот вся записанная истина. Вот единственный путь ко всем душам. Сожгите это нечестивое место». И якобы в этот миг с полки упал один-единственный свиток и подкатился к сапогам падираджи. Падираджа развернул его и обнаружил подробную карту Гедеи, которая впоследствии пригодилась ему в войнах с Нансурской империей.

Библиотека сохранилась, но если при сареотах она была закрыта для колдунов, то при кианцах вообще могла перестать функционировать.

Так что Ахкеймион вполне верил, что в библиотеке могли остаться тексты Гнозиса. Такие находки случались и прежде. Если адепты Завета были самыми учеными из всех колдунов, то причиной тому, не считая их снов о Древних войнах, было ревностное отношение к Гнозису. Гнозис давал им силу, несоизмеримую с численностью школы. Если Гнозисом завладеет школа, подобная Багряным Шпилям, – кто знает, что произойдет тогда? Но в том, что Завету придется туго, можно было сомневаться.

Но, впрочем, все это должно вот-вот измениться – теперь, когда Анасуримбор вернулся.

Ахкеймион завел мула в маленький внутренний дворик. Брусчатка давно скрылась под слоем красной пыли, и лишь отдельные камни выглядывали то здесь, то там. Фасад библиотеки был квадратным, словно у кенейского храма; высокие колонны подпирали осыпающийся портик с фигурами не то людей, не то богов. Два рослых галеота с мечами стояли, прислонившись к колоннам у входа. Они встретили подошедшего Ахкеймиона скучающими взглядами.

– Приветствую вас, – сказал Ахкеймион, надеясь, что стражники говорят по-шейски. – Я – Друз Истафас, летописец Нерсея Пройаса, принца Конрии.

Ответа не последовало. Ахкеймион замер в нерешительности. Один из стражников, тип со шрамом, тянущимся через все лицо, от лба до подбородка, особенно его нервировал. Выглядели они недружелюбно. Хотя с чего веселиться воину, которого поставили охранять столь бесполезную вещь, как книжки? Ахкеймион кашлянул.

– Много ли посетителей бывает в библиотеке?

– Нет, – отозвался стражник без шрама и пожал плечами. – Несколько ворюг-торговцев, и все.

Он что-то выплюнул, и Ахкеймион понял, что стражник обсасывал персиковую косточку.

– Что ж, могу вас заверить, что я не принадлежу к торговцам. – И добавил со смесью любопытства и почтительности: – Дозволите мне войти?

Стражник кивком указал на мула.

– Только без этой твари. Нельзя же допускать, чтобы осел срал в священных залах, верно?

Он ухмыльнулся и повернулся к своему товарищу со шрамом, который все продолжал смотреть на Ахкеймиона. Вид у него был словно у скучающего мальчишки, который размышляет, не потыкать ли палкой дохлую рыбу.

Прихватив кое-какие вещи, Ахкеймион быстро прошел мимо стражников. Огромные двери были украшены потускневшей бронзой; одна створка оставалась приоткрытой ровно настолько, чтобы в нее мог проскользнуть человек. Уже нырнув в полумрак библиотеки, Ахкеймион услышал, как один из Галеотов – кажется, тот, со шрамом, – пробормотал: «Гнусный чурка».

Но Ахкеймиону было сейчас не до презрения норсирайцев. Его охватило радостное возбуждение. Он едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Окаянные сареоты собирали тексты на протяжении тысячи лет. Что он может здесь обнаружить? Все, что угодно, и не только работы по Гнозису. «Девять классиков», ранние «Диалоги Инсерути» – даже утраченные труды Айенсиса!

Ахкеймион прошел через темный просторный вестибюль с высокими сводами, по мозаичному полу, на котором некогда был изображен Айнри Сейен, тянущий к людям окруженные сиянием руки, – во всяком случае, до тех пор, пока фаним, которые, судя по всему, никогда не пользовались библиотекой, не изуродовали мозаику. Ахкеймион достал из дорожной сумки свечу и зажег ее тайным словом. И так, неся перед собой крохотный огонек, он вступил в священные залы библиотеки.

Сареотская библиотека представляла собой лабиринт непроглядно темных коридоров, где пахло пылью и гниющими книгами. Окруженный ореолом света, Ахкеймион брел сквозь мрак и подбирал сокровища. Никогда еще он не встречал подобного собрания. Никогда еще он не видел столько погубленных мыслей.

Из тысяч томов и тысяч свитков спасти можно было хорошо если несколько сотен. Ахкеймион не обнаружил ничего, что имело хотя бы малейшее отношение к Гнозису, зато отыскал кое-какие интересные вещи.

Он нашел книгу Айенсиса, о которой никогда прежде не слышал, но та была написана на вапарси, древнем нильнамешском языке, и познаний Ахкеймиона хватило лишь на то, чтобы разобрать заголовок: «Четвертый диалог о движении планет, как им свойственно…» – и дальше в том же духе. Но хотя бы то, что это был диалог, имело огромное значение. Ведь диалогов великого киранейского философа сохранилось очень мало.

Он нашел груду глиняных табличек с клинописным письмом древнего Шайгека и завернутых в поросшую пылью паутину. Ахкеймион выбрал одну, хорошо сохранившуюся, и решил, что попытается тайком прихватить ее с собой – хотя, судя по всему, это были учетные записи какой-нибудь житницы. Он решил, что это будет хорошим подарком Ксинему.

Он нашел множество других томов и свитков – древних и редких. Повесть об эпохе Воюющих городов некоего историка, с которым Ахкеймион никогда прежде не сталкивался. Странную книгу, написанную на пергаменте и озаглавленную «О храмах и их беззакониях», заставившую Ахкеймиона призадуматься – уж не симпатизировали ли сареоты еретикам? Ну, и еще кое-что.

Спустя некоторое время и радость от находки сохранившихся сокровищ, и гнев от вида сокровищ загубленных ослабели. Ахкеймион устал и, найдя каменную скамью в нише, разложил на ней книги и скромные пожитки, словно тотемы в магическом круге, съел немного зачерствевшего хлеба и выпил вина из бурдюка. За едой он думал об Эсменет, ругая себя за внезапно вспыхнувшее желание.

О Келлхусе он старался не вспоминать.

Ахкеймион заменил потрескивающую свечу и решил почитать. «Один среди книг. Опять». Внезапно он улыбнулся. «Опять? Нет, наконец-то…»

Книгу не «читают». Тут язык искажает истинную природу действия. Сказать, что книгу читают, означает совершить ту же самую ошибку, которую совершает игрок, хвастающийся своим выигрышем, словно добыл его благодаря решимости или силе рук. Тот, кто бросал игральные кости, переживал момент беспомощности, и только. Но открыть книгу – это куда более глубокая игра. Открыть книгу значит не только пережить момент беспомощности, не только отказаться от мгновений ревности при виде непредсказуемого следа, оставленного другим человеком, – это значит позволить себе быть написанным. Ибо что такое книга, как не долгая последовательная уступка движениям чужой души?

Ахкеймион просто не мог представить более серьезного отказа от себя.

Он читал и смеялся над иронией человека, умершего тысячу лет назад, и печально размышлял над претензиями и надеждами,пережившими свое время. Он сам не заметил, как уснул.

Во сне он видел дракона, древнего, ужасного – и злобного сверх всякой меры. Скутула, чьи лапы были словно узловатое железо, а черные крылья закрывали полнеба. Фонтан огня, извергшийся из пасти дракона, превратил песок в стекло. Сесватха упал на одно колено, чувствуя во рту привкус крови, но голова старого колдуна была запрокинута, пряди седых волос бились на ветру, поднятом драконьими крыльями, иневозможные слова срывались с губ, словно смех. Иглы ослепительного света вонзились в небо…

Но края этой картины скручивались, как будто сон был нарисован на пергаменте, а затем внезапно что-то свернуло пергамент и швырнуло во тьму…

Тьму при открытых глазах… Судорожное, прерывистое дыхание. Где он? Ах да, библиотека… Должно быть, свеча догорела.

Но затем Ахкеймион понял, что именно разбудило его. Его обереги, которые он держал наготове с тех самых пор, как присоединился к Священному…

«Сейен милостивый!.. Багряные Шпили».

Ахкеймион засуетился во тьме, собирая пожитки. Скорее, скорее… Он встал, глядя уже другими глазами.

Помещение, в котором он находился, было длинным, с низким потолком и рядами стеллажей и полок. Незваные гости находились неподалеку; они поспешно пробирались между стеллажей, приближаясь к нему с разных сторон.

Зачем они пришли? За Гнозисом? Знания всегда были объектом алчного вожделения, и, возможно, во всех Трех Морях не существовало знания более ценного, чем Гнозис. Но похищать адепта Завета посреди Священного воинства? Ведь, казалось бы, сейчас Багряных Шпилей должны волновать более насущные проблемы – хотя бы те же кишаурим.

Казалось бы… Но как насчет шпионов-оборотней? Как насчет Консульта?

Они знали, что слухи о текстах Гнозиса приведут его сюда. И знали, что в библиотеке он будет чувствовать себя в безопасности. Кто станет рисковать подобными сокровищами? Конечно же, не собратья-адепты, какими бы недобрыми ни были их намерения…

Ахкеймион понял, что все это было необычайно хитрой ловушкой – ловушкой, в которую попался даже Ксинем. Есть ли лучший способ убаюкать все подозрения адепта Завета, чем подкинуть ему приманку через друга, которому тот доверяет больше, чем кому бы то ни было?

Ксинем? Нет. Этого не может быть.

Сейен милостивый… Все это происходит на самом деле!

Ахкеймион схватил сумку, ринулся во тьму, врезался в тяжелый стеллаж со свитками и почувствовал, как папирус крошится в пальцах, словно засохшая грязь. Он сунул сумку в груду изломанных свитков. Скорее, скорее! Затем он принялся пробираться к выходу.

Они были близко. На потолке над черными полками, среди которых стоял Ахкеймион, появились пятна света.

Ахкеймион отступил в небольшую нишу, где перед этим дремал, и принялся бормотать серию оберегов, короткие цепочки невозможных мыслей. Свет срывался с его губ. Воздух вокруг него наполнился сиянием – так лучи солнца пронизывают туман.

Откуда-то доносилось невнятное бормотание – таящиеся, вкрадчивые слова, эдакие паразиты, грызущие стены мира.

Яростный свет, превративший на миг полки перед Ахкеймионом в рассветный горизонт… Взрыв. Гейзер пепла и огня.

От ударной волны у Ахкеймиона вышибло воздух из легких. Окружающие стены затрещали от жара. Но его обереги выдержали.

Ахкеймион зажмурился. Мгновение относительной темноты…

– Друз Ахкеймион, сдавайся. Ты в безвыходном положении!

– Элеазар? – крикнул в ответ Ахкеймион. – Сколько раз вы, дурни, пытались вырвать у нас Гнозис? И ни хрена не вышло!

Прерывистое дыхание. Бешено бьющееся сердце. – Элеазар!

– Ты обречен, Ахкеймион! Обречешь ли ты на гибель и сокровища, что окружают тебя сейчас?

Как бы ни были драгоценны эти книги, слова, что вращались и сваливались грудой вокруг него, не значили ничего. Не сейчас.

– Не делай этого, Элеазар! – крикнул Ахкеймион срывающимся голосом. – Ставки! Какие ставки!

– Уже…

Ахкеймион зашептал слова. Пять сверкающих линий протянулись вдоль узкого прохода между обгоревшими полками, через дым и осыпающиеся страницы. Воздух затрещал. Его невидимый враг вскрикнул от удивления – как и все, кто впервые сталкивался с Гнозисом. Ахкеймион пробормотал еще несколько древних слов, еще несколько Напевов. Делящие планы Мирсеора – для постоянного давления на обереги противника. Напевы принуждения Одаини, чтобы оглушить его, сбить с мысли. Затем мираж Киррои…

Ослепительные геометрические фигуры рванулись сквозь дым. Линии и параболы бритвенно острого света, пронзающие дерево и папирус, прорезающие камень. Багряный адепт закричал и попытался убежать. Ахкеймион сварил его заживо.

Темнота, если не считать враждебных огней, рассеянных среди руин. Ахкеймион слышал, как прочие колдуны перекликаются, потрясенно и испуганно. Он чувствовал, как они пробираются между стеллажами, спеша образовать Ансамбль.

Подумай, Элеазар! Сколькими ты готов пожертвовать?

«Пожалуйста. Не надо…»

Рев пламени. Грохот рушащихся полок. Огонь, бьющийся об его обереги, словно пенящийся прибой. Ослепительная вспышка, залившая светом все огромное помещение, от одной стены до другой. Раскат грома. Ахкеймион пошатнулся и упал на колени. Обереги у него в сознании затрещали.

Он ударил в ответ Выводом и Абстракцией. Он был адептом Завета, гностическим колдуном высокого ранга, мастером Напевов Войны. Он был словно маска, выставленная на солнце. Его голос разнесся по залу, над обломками и головешками.

Собранные сареотами знания взрывались и горели. Вырванные страницы кружились в вихрях. Книги летели по спирали, словно мотыльки на огонь. Драконье пламя низвергалось между уцелевших полок. Молнии сплетались в воздухе и потрескивали, сталкиваясь с оберегами Ахкеймиона. Он наконец увидел своих противников. Их было семеро. Они напоминали облаченных в багрец танцоров на поле погребальных огней. Адепты школы Багряных Шпилей.

Мимолетное видение шквала ослепительно белых молний. Головы призрачных драконов, изрыгающие огонь. Несущиеся горящие воробьи. Великие Аналогии, сверкающие и тяжеловесные, с грохотом бились о его обереги. А за ними – Абстракции, блистающие и молниеносные…

Седьмая теорема Кийана. Эллипсы Тосоланкиса… Ахкеймион выкрикнул невозможные слова.

Крайний слева Багряный адепт завопил. Его обереги рухнули под напором Гнозиса. Взрыв разворотил стены библиотеки, и его унесло в вечереющее небо, словно клочок бумаги.

На миг Ахкеймион оставил Напевы и принялся восстанавливать обереги.

Водопады адского огня. Пол провалился. Огромные камни посыпались вокруг, хлопая, словно ладони молящегося. Ахкеймион очутился в огне, в хаосе исполинских развалин. Но продолжал петь.

Он был наследником Сесватхи, ученика Ношайнрау Белого. Он был победителем Скафры, сильнейшего из враку. Он возвысил в песне свой голос против кошмарных высот Голготтерата. Он стоял, гордый и неколебимый, перед самим Мог-Фарау…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю