Текст книги "Испорти меня (ЛП)"

Автор книги: Р. С. Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Произнеся эти слова, Мэдисон один раз кивает и поворачивается, чтобы уйти.

Я хмурюсь.

Она уходит? Она думает, что я разрешу ей идти домой одной после всего этого? Есть большая вероятность, что тот парень еще в этом районе.

Я наблюдаю за ней, пока она не доходит до конца квартала и не собирается переходить дорогу. Затем неожиданно останавливается, оборачивается и оглядывается на меня, волнуясь, закусывает зубами губу, прежде чем говорит:

– Вообще-то я знаю, что, скорее всего, ты занят уличными боями и подвигами, которые ты делаешь, но не мог бы ты... возможно... проводить меня домой? – Она приподнимает брови в мольбе и ускоряет свои слова, стараясь поторопиться со своими гарантиями: – Он действительно недалеко, обещаю. Я могла бы позвонить отцу, чтобы он забрал меня, но...

– Да, конечно.

Я начинаю идти к ней, как вдруг что-то на земле привлекает мое внимание, и я прищуриваюсь, чтобы разглядеть, забыла ли она что-то или просто кусок мусора.

– О, – произносит она, заметив это.

– Это свеча со дня рождения, – говорю я тихо.

Хм. Я наклоняюсь, чтобы достать свечку, и когда оглядываюсь назад, замечаю ярко-красные щеки Мэдисон, когда она оборачивается и сморит на знаки на той стороне улицы.

Конечно, я должен был понять раньше, когда увидел помятый подарочный пакет.

– У тебя день рождения?

Она удерживает свое внимание в другом месте, как будто ей стыдно в этом признаться.

– Мой двадцать пятый.

– Что за способ провести день рождения... – бормочу шепотом.

Я догоняю девушку и потягиваю ей свечку. Она берет ее и засовывает в карман пальто, как будто хочет поскорее от нее избавиться.

– Как бы то ни было, с днем рождения.

Мэдисон смеется, словно это самая нелепая вещь, которую я мог сказать, и мы начинаем идти. Я предлагаю помочь понести некоторые ее вещи, но она настаивает, что помощь ей не нужна.

– Итак, твой отец, когда ты придешь домой, позвонит в полицию?

По какой-то причине этот вопрос заставляет ее ухмыльнуться.

– Конечно, он сразу же позвонит.

Я не понимаю, почему она так спокойна из-за этого. Ее жизнь была под угрозой. Этот преступник на свободе, а она не вызывает полицию. Почему она не вызывает полицию?

Мы поворачиваем за угол и продолжаем идти мимо ухоженных газонов и старых викторианских особняков известных в Клифтон Коуве. Недвижимость здесь очень дорогая. Каждый хочет жить в нескольких минутах ходьбы от магазинов и ресторанов, не говоря уже обо всех богатых туристах, которые приезжают, а после решают купить здесь летний домик. Они те, кто больше всего увеличивают спрос.

Если Мэдисон выросла где-то здесь, она, скорее всего, ходила в ту же частную школу, что и я, и это объяснило бы, откуда она знает, кто я.

– Ты выросла в Клифтон Коуве?

Она кивает.

– Родилась и выросла.

– И ты ходила в школу Святого Эндрюса?

Я ловлю момент, ее рот поднимается в едва заметной ухмылке.

– Нет, в старшую школу Клифтона, и прежде чем ты спросишь, я там же ходила в государственную среднюю и начальную школу. – Вопрос, откуда она меня знает, крутится на моем языке, когда она продолжает насмешливым тоном:

– Каждый знает, кто ты – твоя фамилия на половине зданий в городе. Розенберги могли быть королевских кровей.

Как обычно, наследие моей семьи опережает меня.

– Мэдисон! – кто-то кричит впереди нас, привлекая наше внимание. – Где, черт возьми, ты была?

– О, боже, – шепчет она себе под нос.

Я поднимаю взгляд и вижу мужчину на крыльце дома в нескольких ярдах от нас. Он маленький по сравнению с особняками вокруг, скромный, одноэтажный на половину участка. На подъездной дорожке припаркованы бок о бок две полицейские машины, и мне интересно, каким образом Мэдисон предупредила своего отца о происшедшем, что я не заметил.

Она ускоряет темп, и я вынужден следовать. Она смотрит на меня извиняющим, хмурым взглядом, и я не могу понять, что происходит, пока не слышу свое имя с крыльца. Я смотрю на крупного мужчину в джинсах и белой футболке, его седые короткие волосы подстрижены в стиле милитари. Его лицо сильно искажено в гневном оскале, и он смотрит прямо на меня. Ко мне приходит понимание.

– Бен Розенберг, какого черта ты делаешь с моей дочерью?

Вопрос задает человек, которого я знаю как Дерика Харт – начальника полиции Клифтон Коув и, скорее всего, отца Мэдисон.

– У тебя фамилия Харт? – спрашиваю я ее.

Она игнорирует меня и смотрит на своего отца.

– Бен просто проследил за тем, что я хорошо добралась домой.

Он в неверии ворчит.

– Вот почему ты на целых два часа позже, чем мы тебя ждали?

Я открываю рот, злясь на то, как он с ней разговаривает, но Мэдисон встречается со мной взглядом и начинает еле заметно качать головой. Я знаю, что усугублю ситуацию, если заговорю.

– Это долгая история, и Бену пора домой.

Ее отец не купился на это. Его глаза устремлены на меня, пока он спускается по лестнице и идет к нам по тропинке. С ним у меня было несколько стычек за все эти годы. Еще в старших классах мы с друзьями были высокомерными придурками. Мы врывались в общественные бассейны и гонялись на машинах по пустынным дорогам – типичное детское дерьмо. С тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, мое досье кристально чистое. Он не должен смотреть на меня так, будто хочет стереть меня в пыль.

Он обвинительно тыкает в меня пальцем.

– Я не хочу, чтобы ты был рядом с моей дочерью. Ты меня понял?

Мэдисон встает между нами и поднимает руку.

– Папа, серьезно. Остановись.

Я хочу рассмеяться. Ситуация не может быть еще более неправильной. Только что я спас его драгоценную дочь от того, что ее держали под дулом пистолета, и я плохой парень? Те же предрассудки, что были у Мака и его друзей в баре, такие же и у начальника Харта. Он думает, что я избалованный богатый парень, у которого нет дерьма важнее в это время, чем возиться с ним и его дочерью.

– Я слышал о ситуации, в которую ты попал раньше, – говорит он, пристально разглядывая мой фонарь под глазом и разбитую губу. – Почему ты оказался в той части города? Искал неприятностей?

Мэдисон подошла к нему и прикоснулась рукой к его груди. Я встаю рядом с ней, словно беспокоюсь, что он обратит свой гнев на свою дочь, но мне не стоило волноваться. В ту секунду, когда Харт посмотрел вниз, огонь в его глазах утих. Его густые, седые брови поднялись вверх, и он с осуждением посмотрел на нее.

– Мэдди, мы ждем тебя с ужина. Колтен помог мне с банановым пудингом. Ты уже поела?

Она кивает головой и толкает его обратно к дому.

– Да, но пудинг звучит прекрасно. Давай, пошли внутрь.

Он позволяет ей отвести его. Возможно, Мэдисон обвела своего отца вокруг пальца, или он чувствует себя неважно, потому, что это ее день рождения. В любом случае, она спасла мою задницу от еще одной стычки.

Кроме небольшого взгляда через плечо, никто из них не обратил внимания на меня, когда они шли внутрь. Я определенно не приглашен на пудинг, хотя смог бы выпить чая, чашку или две. Я стою и наблюдаю, как они уходят, убежденный, что это последний раз, когда я говорю с Мэдисон Харт. Чувство боли растет в моей груди, и я бью рукой по сердцу, чтобы ее унять.

Входная дверь захлопывается, и они исчезают. Я поднимаю глаза на небо и выплескиваю смех, который сдерживал весь вечер, как плевок вселенной за то, что протащила меня через новую версию ада.

Качая головой, я поворачиваюсь и собираюсь идти в сторону дома, когда входная дверь снова захлопывается, и Мэдисон бежит по передней дорожке ко мне.

– Подожди! – Она продолжает бежать, пока ее отец кричит на нее с порога. Она говорит ему успокоиться. – Я всего лишь на секунду!

Затем поворачивается, и вот она, стоит передо мной, наклонив голову назад, чтобы лучше видеть меня. Ветер поднимает пряди ее волос вокруг лица, и здесь, с освещением, исходящим от ее дома, я могу сказать, что ее глаза больше зеленые, чем карие. И, как я и думал, у нее соблазнительная улыбка, а ее губы настолько чарующие, что заставляют меня забыть о том, что на пороге стоит ее отец и смотрит на нас, скорее всего, заряжая свой дробовик.

Что-то холодное бьет меня в грудь, я смотрю вниз и вижу пакет со льдом.

Должно быть, я выгляжу растерянным, потому что Мэдисон улыбается и говорит:

– Для твоего глаза.

Глава 4

Мэдисон

– Это был Бен Розенберг снаружи? Какого черта он здесь делал?

Я оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть моего брата, прислонившегося к дверному проему кухни, все еще одетого в полицейскую форму и протягивающего пиво. У него грязные каштановые волосы, ему нужно побриться, но, как всегда, он красив. Я хочу ущипнуть его за щеки.

– Да. – Я выгибаю бровь. – Я ожидала, что ты выйдешь и тоже начнешь кричать.

Он пожимает плечами и отводит взгляд, как будто виноват.

– Были последние секунды четвертой четверти, и у Ковбоев и Кольтов была ничья. К тому же я слышал, что папа прекрасно справляется.

Ах, мой папа – большой злой волк. Десять минут назад он закатил истерику на переднем дворе, создав много шума, топал ногами и бил себя в грудь. Сейчас он сидит за кухонным столом с его ежевечерней чашкой кофе без кофеина и своим наполовину законченным кроссвордом. Синие очки для чтения располагаются на кончике его носа.

На самом деле, большой злой волк – обманщик. Он никогда не повышал на меня голос, хотя, скорее всего, это из-за того, что я никогда не давала реальную причину. Я никогда не нарушала правила, не пропускала комендантский час и никак не осмеливалась быть плохой.

Но, несмотря на то, что со мной он обычно большой плюшевый мишка, я не удивилась его реакции на Бена. Он был чертовски зол с теми несколькими парнями, которые были достаточно смелыми или глупыми, когда пытались узнать меня получше на протяжении многих лет.

– Ты до сих пор не объяснила, что делала с ним, – говорит мой папа, поправляя свои очки, чтобы он смог прочитать следующую подсказку. Он старается не смотреть на меня. Словно пытается сделать свой расспрос случайным, но мы оба знаем, что это не так.

– Да, – добавляет мой брат. – Я слышал, раньше он сцепился у Мерфи. Ты же с ним не дружишь, Мэдди?

Я отворачиваюсь от них и пожимаю плечами.

– Нет, мы не друзья. Он просто... ну... пустяки. Он спас мне жизнь. О, я вспомнила. Папа, я должна сообщить о преступлении. Меня держали под дулом пистолета.

Я закрываю глаза и готовлюсь к самому худшему. Как я и думала, уровень громкости на кухне достигает рекордно-высокого уровня на фоне того, как эти двое окружают меня. Я бы не удивилась, обнаружив, что дрожат стены.

Они скорострельно стреляют в меня вопросами. Они хотят знать каждую деталь того, что случилось, как это случилось, как он выглядел, и почему я подумала, что это хорошая идея – в такой поздний час идти домой одной.

Я отвечаю на них тихо и спокойно, пока иду к холодильнику и ищу то, что хочу, – банановый пудинг. Мой любимый. Мой папа делает его для меня каждый год. Я думаю, со всем волнением, они полностью забыли про мой день рождения. Думаю, в этом есть смысл, учитывая обстоятельства. Я толкаю брата, убираю его с дороги и копаюсь в ящике с посудой в поисках самой большой ложки, которую могу найти. Та, которую я беру, фактически предназначена для раздачи запеканок, и когда опускаю ее в миску с банановым пудингом, то поднимаю половину содержимого. Замечательно.

Папа ударяет рукой по моему плечу. Он хочет, чтобы я посмотрела на него, но я не могу.

Я могу быть хладнокровной снаружи, но под всем этим фасадом я в полном беспорядке, хотя не по тем причинам, которых можно было ожидать.

Это была самая дикая ночь в моей жизни. Боги дня рождения услышали мое желание и такие: «Эй, ты слышал эту девушку! Она хочет волнения! Давай провернем это дерьмо в одиннадцать часов!» Примеры вещей, которые бы подошли: развязать во время ходьбы ботинок, пропустить поворот и идти домой по новому маршруту, или, я не знаю, можно встретить по дороге бездомного щенка, забрать и заботиться о нем. (В конце концов, он позаботится обо мне.) Быть задержанной под дулом пистолета – было совершенно не тем, чего я хотела.

Это не кажется реальным, возможно, поэтому я не плачу, не дрожу и не боюсь. Я могу посмотреть на ситуацию и логически увидеть, что моя жизнь была в опасности. Человек в лыжной маске был невменяемым, нервным и бормотал сквозь зубы, и все же я не уверена, что он причинил бы мне вред. Да, конечно, явно нельзя приставить пистолет к чьей-то голове ради шутки, но он не брал деньги, когда я предлагала, и не пытался сорвать мою одежду. Вся эта история кажется... словно происходила не со мной. Я знаю, что это звучит наивно, но я не думаю, что он сделал бы мне больно, даже если бы не появился Бен.

Бен Розенберг.

Боги. Его имя должно всегда сопровождаться длинным похотливым вдохом. Даже сейчас мое сердце немного трепещет, выскакивая из груди, а я только думаю о нем. Я действительно благодарна за его опухшую губу и синяк под глазом. Не было бы их, не уверена, что смогла бы ясно мыслить. Даже с ними мой мозг работал только на пятьдесят процентов.

Я до сих пор отвлекаюсь на его внешность – тот пронзительный карий глаз, который не распух, его твердые скулы и очертания его челюсти. Ох, и давайте не будем забывать о его высокой мускулистой фигуре в идеально сидящем синем костюме для разнообразия с несколькими пятнами крови на рубашке. Я имею в виду, Иисус, дай девочке отдохнуть.

Я агрессивно опускаю ложку в пудинг.

Помимо его измученного состояния, единственный фактор, который у меня был, это полный шок, что из всех жителей Клифтон Коува именно он появился на темной улице как мой белый рыцарь. Это было настолько шокирующе, что позволило сохранить мое остроумие при себе, когда мы шли домой. Было ощущение собственной неуверенности в том, что это был именно Бен. Я ведь была точно уверена, что мужчина не застрелил меня в том месте, и это все не странное чистилище, в которое я попала?

Позже я все еще думала о Бене, когда мы приехали домой с полицейского участка после моего дословного рассказа об этом инциденте, после того, как полицейские промыли небольшой порез на моей голове и сняли с меня все улики. Наконец я смогла сбежать наверх и принять душ. Я безумно устала и готова была потерять сознание на любом предмете, который выдержит меня, но мой мозг активно работает, анализируя разговор с Беном по дороге домой. Я пытаюсь вспомнить, нормально ли звучала или нет, очаровательно или просто странно.

Не то чтобы раньше я никогда не разговаривала с симпатичным мужчиной. Разговаривала – дважды. Причина, почему это так важно, в том, что в Клифтон Коуве Бен Розенберг – это Бог, городская легенда, мужчина сам себе хозяин.

Скажу по-другому. У людей всегда есть одна история, как они однажды встретились со знаменитостью. «Однажды, когда я летел домой на самолете, я сидел в десяти рядах от Дженифер Энистон!» – такого плана истории.

Эта ночь станет моей знаменитой историей: «Однажды, Бен Розенберг спас мне жизнь».

Есть несколько причин, почему наши пути не пересекались до сегодняшнего дня: он на шесть лет старше меня, учился в Святом Эндрюсе, а я ходила в общественную школу, он ходил в колледж Лиги Плюща и юридическую школу, когда я закончила колледж в сорока пяти минутах от дома. Ох, и я настоящий ботаник, который проводит все свои дни в библиотеке, окруженная книгами, а ночами – в своей детской спальне, окруженная книгами, в то время как у него очень занятая, очень дикая социальная жизнь, которая, вероятно, включает в себя шведский стол из сексуальных партнеров.

С этой мыслью я с шумом швыряю свое мыло и выхожу из душа. Я заворачиваюсь в теплый махровый халат и бесшумно иду в свою комнату через коридор на тот случай, если у моего папы есть еще вопросы, которые он хочет задать мне сегодня вечером. Я беспокоюсь о поимке преступника и призванию его к ответственности. Я действительно этого хочу, но сейчас, когда мне предоставлена такая возможность, предпочитаю думать о Бене и о том факте, что наши пути больше не пересекутся.

Я резко падаю на кровать.

Я идиотка. Мне стоило написать свой номер на пакете со льдом.

Глава 5

Бен

– Общественные работы? Ты серьезно?

– У меня нет выбора.

– Ты делаешь это для цыпочек? Потому что, мужик, я знаю как минимум четырех женщин, которые, чтобы переспать с тобой, готовы отрезать свою правую руку. Я знаю это, потому что они ясно дали это понять той ночью на барбекю Ника. Последняя дала мне свой номер, чтобы я передал тебе, и я от злости выбросил его в гриль. Это все твои чертовы скулы. – Энди опускает перекладину после довольно долгого жима лежа и, подстрекая, гладит меня по щекам. Это щекотно, я вздрагиваю и шарахаюсь. – Ты их точишь или что?

Я вежливо говорю ему отвалить, и он, пожимая плечами, скучающе смотрит в сторону.

– Мне нужно пиво.

Я заканчиваю свой последний подход и сажусь, указывая на очевидное.

– Мы тут вовсю тренируемся.

Он бросает в меня мое полотенце. Я вытираю им лицо, затем вешаю его на свою шею.

– Да, про это – почему я позволил тебе уговорить себя на это? Моя фишка в том, что я немного пухленький, но, тем не менее, милый. Женщины любят это, ну, женщины, которые не хотят, чтобы их любил ты.

Я качаю головой, стараясь не обращать на него внимания. В хороший день Энди невыносим. Чаще всего он чертовски нелеп. Он мне как брат, которого у меня никогда не было, и мы дружим с детского сада. Мы учились в одной юридической школе, потом после выпуска придерживались нашего плана вернуться в Клифтон Коув и открыть собственную фирму. Я легко мог занять должность у моего отца, ища легкие пути и помешаться на деньгах, но у нас с Энди были свои идеи. Кроме того, так даже лучше. Я не люблю ни перед кем отчитываться, даже перед Энди, поэтому у меня пятьдесят один процент фирмы, у Энди сорок девять.

Я смотрю в зеркало и вижу, что он следит за одной девушкой в тренажерном зале. Арианна – он влюблен в нее столько, сколько себя помню. Она машет, прежде чем я снова привлекаю его внимание.

– Когда ты начинаешь? – спрашивает он, пока я ложусь обратно и хватаюсь за штангу.

– В пятницу после работы.

Он выглядит подавленным.

– Мы собирались выпить в пятницу после работы.

– В другой раз.

Он бросает штангу и уходит.

– Энди!

Он игнорирует меня. Уверен, он собирается поговорить с Арианной.

Из нас двоих он с большей легкостью отвлекается на противоположный пол. Мне кажется, он любит женщин больше всего на свете, и это видно. Но в теории, Энди тот еще ловелас. Он встречается. Знакомится в Тиндере. Пользуется каждым приложением и каждый раз, когда мы здесь, бродит по тренажерному залу, если вдруг его вторая половинка находится в пределах досягаемости. Сегодня вечером ему повезло. Она действительно здесь.

Что касается меня, в данный момент я не очень заинтересован в свиданиях. Последние несколько лет женщины служили лишь для одной цели в моей жизни. Я был счастлив проводить ночи с туристками, которых не увижу снова. Так проще, чем альтернатива – спать с женщинами Клифтон Коува. Мы вместе росли, и я видел, как девушки становились дебютантками, как и хотели их родители. Все они придерживаются шаблона, и это не плохой шаблон, но он довольно скучный. Я знаю, мой папа был бы рад увидеть, что я остепенился, но я не хочу ни одну из них.

Однако то, что я не хочу жениться на них, не значит, что я не могу поддаться искушению и принять предложение, которое некоторые из них делали предельно ясным, когда я вернулся с юридической школы. Но я придерживаюсь старой пословицы – «Не сри там, где ешь». Клифтон Коув маленький, и слухи распространяются быстро.

Я говорю себе, что меня не интересуют знакомства и отношения, потому что я загружен работой. Я люблю засиживаться допоздна на работе, разрываться из-за дел, мейлов и подготовкой к заседаниям, пока от чтения у меня не начинает расплываться в глазах, а от набора текстов не болят пальцы. Я жажду успеха, несмотря на то, что он предназначен мне, поэтому получается, что девушки и любовь отошли на второй план.

На деле все куда запутаннее. После заключения моей мамы в специальное учреждение, после того, как мы убедились, что ее слабоумие ухудшилось, после того, как она забыла мое имя, кто я и что значу для нее – что-то внутри меня разделилось на две части.

Романтик сказал бы, что это мое сердце, но я считаю, это был мой оптимизм, моя надежда на легкую, счастливую жизнь. Когда наблюдаешь за тем, как человек страдает, ты сам постоянно страдаешь... Я не уверен, что снова рискну.

Затем по какой-то безумной причине я думаю о Мэдисон Харт.

Одна мысль о ее имени делает меня недовольным, запутанным – нет, сбитым с толку. Ее невозможно забыть, и, поверьте мне, я пытался. В течение дня я могу выбросить ее из своих мыслей. Работа и моя социальная жизнь занимают меня на какое-то время. Кроме того у нас была одна короткая, хоть и безумная встреча. Вряд ли мы снова увидимся. Мы вращаемся в разных кругах. Ее семья презирает меня. И все же... по ночам она продолжает приходить ко мне во сне.

Снова и снова разыгрывается один и тот же момент. Она стоит на коленях на тротуаре под фонарем, как в ту ночь. Она смотрит на меня своими большими зелеными глазами, циркулирующий беспорядок цвета, задевающий меня за живое. Ярко-зеленый – цвет травы после дождя, цвет жизни.

Иногда я набираюсь смелости, приближаюсь и дотрагиваюсь да нее. Я держу руку на ее щеке, и она столь охотно соглашается на это. В других моментах я просыпаюсь, прежде чем выпадает такая возможность.

В любом случае, утром я расстраиваюсь.

После моего ареста прошло несколько недель. Моя губа и глаз уже зажили, и если не считать небольшого шрама возле брови, я как новенький. Жизнь продолжалась как обычно, кроме мелкого нарушения, повисшего над моей головой. К большому огорчению моего отца и судьи Мазерса, я признал свою вину и принял наказание – сто часов общественных работ. После завершения которых это мелкое нарушение будет изъято с моего личного дела. Это глупо, что я прохожу это все – я не нападал на Мака и его друзей. Мы все там были, наносили удары, срывали злость друг на друге. Даже Энди мог похвастаться парой синяков, и он с гордостью ходил с ними по офису, пока они не поблекли. Клянусь, ему было немного грустно, что они сходили.

Я не должен делать общественные работы. Мак не узнает, независимо от того, отверчусь ли я от наказания. Черт, он, скорее всего, думает, что так я и сделал, но я-то буду знать, и по какой-то дурацкой причине в этом есть смысл.

Обычно в подобных ситуациях суды требуют, чтобы нарушитель добровольно участвовал или заплатил возмещение организации, которая пострадала от самого преступления. Поскольку мое правонарушение связано с простым нападением, и сердцу судьи Мазерса на самом деле от вынесения приговора ничего не грозит, он кинул мне список организаций и сказал выбрать одну. Я пропустил бесплатную столовую, больницу и дом престарелых. Последним вариантом была местная библиотека, место, в которое я не ходил с детства.

Я выбрал его сам, и вот я здесь, готов сообщить о своем первом дне. Это пятница, пять вечера, и у меня была длинная неделя в фирме. У нас с Энди сейчас больше клиентов, чем мы можем вынести. За последние два года мы пригласили четырех младших партнеров, но почему-то объем работы продолжает накапливаться. Мне бы не помешало отдохнуть, просто расслабиться вечером и схлестнуться языками с моими друзьями, провести настоящие выходные, когда я не отсиживаюсь в офисе.

На самом деле, последнее, что мне нужно, это еще одно обязательство к моим заботам, и сейчас, как никогда, я ругаю сам себя за то, что попал в этот беспорядок. Действительно ли стоило наносить тот солидный удар по лицу Мака?

Да, это того стоило.

Я останавливаю машину на парковке для посетителей и выпрыгиваю, радуясь, что после работы переоделся. Я не собираюсь появляться на общественных работах в костюме.

Прошло много времени с тех пор, как я был здесь последний раз. Как уже говорил, фирма нагружает меня работой, но также я избегаю этого места, потому что оно связано с кучей воспоминаний, о которых не хотелось бы вспоминать, таких как субботы с мамой. Я поднимаюсь по помпезной лестнице, мимо отлитой из бронзы статуи моего прапрапрапрадеда, и потом открываю тяжелую дверь. Внутри за старинным дубовым столом сидит охранник. Когда я спрашиваю его о волонтерской станции, он смотрит на меня, как будто я с другой планеты. Хорошо. Найду сам.

Как и большинство зданий в Клифтон Коуве, библиотека сильно превышает цели, для которых она служит. Это не типичное кирпичное одноэтажное здание, с несоответствующей мебелью и потертым ковром восьмидесятых годов. Мраморные полы. Обшитые панелями стены и отделанные потолочным карнизом. Высокие потолки, в основном предназначены для церквей, и на стенах висят произведения искусства, без сомнения, предоставлены музеями со всей страны.

Бронзовый парень снаружи – первый мистер Розенберг – подарил городу средства и курировал строительство и оформление библиотеки. Из всех зданий в городе, которые носят мою фамилию, – это одно из моих любимых.

Я прохожу мимо тихих кабинетов, мимо двух симметричных лестниц с кованными железными перилами, мимо журналов и периодических изданий. Я ищу хоть какую-то справочную службу, когда невысокий парень в штанах цвета хаки и синей клетчатой рубашке подходит прямо ко мне, словно он ко мне и шел. Исходя из того, что он вообще подошел ко мне, я предполагаю, что это сотрудник, который увидел, что я тут слоняюсь вокруг, выглядя потерянным.

– Не могли бы вы подсказать мне, где...

– О, боже мой. Ты тут ради Мэдисон?

– Что?

Он выпрямляет свои плечи и качает головой, делает свой тон более мягким, когда продолжает:

– Я имею в виду... после того, что случилось... – Он в смятении хмурит брови за толстыми очками в черной оправе. – Не бери в голову, забудь, что я тебе что-то говорил. – Он протягивает руку. – Я Илай.

Я принимаю его рукопожатие.

– Бен...

– Розенберг, да, я знаю. – Илай отпускает мою руку и, хмурясь, отходит назад. – Ты здесь, чтобы проверить библиотечные книги? Потому что я смотрел, у тебя даже нет читательского билета.

– Ухх...

Я смотрю вокруг, надеясь найти подсказки по поводу того, кто он и почему так много знает обо мне. И вообще, почему он упомянул Мэдисон?

– И конечно, – продолжает он, указывая на что-то сзади меня, – там статуя твоего прадеда, и технически, все эти книги принадлежат тебе, но все же...

– Илай! Ну, Илай!

Я оборачиваюсь и вижу невысокую пожилую женщину с книгой, протягивающую ее парню, который подсел мне на уши.

– Илай, – говорит она суровым тоном, подняв подбородок, – у этой книги порвана первая страница. Я думаю, будет справедливо, если я получу ее бесплатно.

Я вовремя оборачиваюсь, и вижу, как Илай закатывает глаза.

– Миссис Тейлор, это пятая книга за месяц, если вы продолжите разрывать наши книги, мы порежем вашу библиотечную карточку.

Она хмурится, отворачивается, высоко задирая нос.

Илай с отвращением качает головой.

– Преступники...

Куда я, черт возьми, попал?

– Вообще-то я просто ищу волонтерскую доску, – говорю я, надеясь как можно скорее закончить этот странный разговор.

Илай опять на меня смотрит, его брови внезапно приподнимаются с интересом.

– Волонтерский стол? Хах. Почему не сказал раньше? Он внизу, возле детской секции. Ты не пропустишь.

Я в неверии сужаю глаза. Он выглядит слишком довольным, отправляя меня вниз, но я избавляюсь от этого ощущения. Возможно, они очень нуждаются в добровольцах.

Я благодарю его и направляюсь в ту сторону, куда он указывает, но немного прохожу, когда вспоминаю его слова. Я хмурюсь, пытаясь вспомнить дословно. Ты тут ради Мэдисон?

– Эй, подожди! – оборачиваюсь и кричу я. – Ты знаешь Мэдисон?

Он ухмыляется.

– Можно сказать и так.

Потом, прежде чем я могу еще что-то спросить, он оборачивается и уходит.

Я обдумываю значение его загадочных слов, когда спускаюсь по лестнице в часть библиотеки, которая была спланирована для детей. С потолка висят разноцветные картинки, вокруг находятся ряды компьютеров, ряд мягких пуфиков и маленькие стулья, стопки книг. Небольшие чучела животных на полках; в то время как наверху тишина, здесь, внизу, атмосфера живая и счастливая. Прямо на меня бежит малыш, и я резко останавливаюсь, чтобы не сбить его. Его мама бежит за ним и кричит мне «спасибо» до того, как она догоняет и берет его на руки. Ребенок смеется, словно это самая смешная игра, в которую он играл, я улыбаюсь, как идиот, прежде чем понимаю это и стираю улыбку с лица.

Я осматриваюсь и вижу место, где висит с потолка табличка, указывающая, где находится информационный стол. Наконец-то кто-то сможет сказать мне, что, черт возьми, я должен делать. И конечно, там никого нет. На краю стоит маленький колокольчик, поэтому я один раз звоню и жду, держу руки в карманах и осматриваю комнату.

Через несколько мгновений понимаю, что, учитывая уровень шума, возможно, никто не услышит звонок, поэтому снова дважды звоню.

– Я иду! Я иду! – кричит женский голос.

Я улавливаю движение справа, вовремя оглядываюсь и вижу, как из одной из полок выходит брюнетка с дюжиной детских книг, сложенных в ее руках. Она сбрасывает несколько прядей волос с лица и заявляет раздраженным голосом:

– Илай, если это ты...

Потом поднимает свой взгляд зеленых глаз наверх и резко обрывает свое предложение, когда видит, что перед ней стою я.

Глава 6

Мэдисон

Ну, похоже, я ведьма. Это единственное объяснение поворота событий, происходящих сейчас в моей жизни. Буквально несколько минут назад я стояла и перекладывала книги на полке, мечтая о Бене Розенберге, как часто делала за прошедшие недели, с тех пор, когда видела его в последний раз. Я была погружена в свои мысли, пытаясь вспомнить настоящий оттенок его глаз – янтарный или бледно-медовый? – когда низко зазвонил колокольчик на моем столе, и вот он, в библиотеке, ждет меня.

Я создала его как по волшебству, проделав отличную работу и воссоздав его по памяти. Он одет в темные джинсы и серую футболку с круглым вырезом. Его коричневые волосы короче, чем я помню, и выглядят так, словно он пришел сюда прямо с офиса. Бен предстает передо мной строгим, серьезным и красивым мужчиной. Он не улыбается. Нет, мне кажется, он выглядит раздраженным. Его черты лица – широкий лоб, острые скулы и выраженная челюсть – делают его угрожающим. Я могу потерять сознание от шока, что вижу его снова, но я расправляю плечи и пробую выглядеть спокойной и хладнокровной.

– Бен Розенберг. Вернулся, чтобы забрать нашу библиотеку раз и навсегда? – шучу я, завернув за угол и направляясь к нему. Я очень быстро и тщательно анализирую свою внешность, представляя, как выгляжу перед ним прямо сейчас. У меня трикотажное бледно-синее платье-рубашка, с длинными рукавами и длиной до колен. Верх обтягивает мою грудь, но юбка ниспадает вокруг моих бедер. Это больше удобно, чем симпатично. У меня распущены волосы, и, черт возьми, я бы умерла, если бы утром перед работой немного накрасилась? Провела несколько раз помадой? Накладные ресницы? Смоки-айс? Я хочу отвернуться и ущипнуть себя за щеки или, еще лучше, дать себе пощечину, в надежде, что я буду выглядеть юной и сияющей, а не уставшей и перегруженной работой.