Текст книги "Экипаж Большого Друга"

Автор книги: Р. Эйнбоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Вставай, пора дальше двигать. Как там латиняне говорили – пока дышу, надеюсь?

– Дум спиро, сперо. Только это ненадолго. Надоело мне бежать. Мы всё бежим и бежим, и вот, прибежали. Может, хватит? Шансов нет. Чужая планета, нас найдут в любом случае. Если сервы не совсем лохи, то на орбите сейчас и комар не пролетит, нашим не пробиться.

– Тогда бери «тюльпан» и стреляйся, – бешенство моё было почти настоящим. – Давай! Мне плевать, я буду бежать и скрываться, пока останутся силы. Иначе, зачем было начинать? Я что, думаешь, прилетел за столько световых лет сюда, чтобы вот так вот просто взять и сдохнуть!?

Он зло взглянул на меня, поднялся, подхватил рюкзак и молча припустил в прежнем направлении. Мне пришлось его догонять.

Ещё час, примерно, ничто не мешало нашему бегству. Засада оказалась совершенно неожиданной. Откуда появились эти оборванцы, я так и не понял. Вот их не было, а вот мы стоим схваченные десятками рук так, что невозможно пошевелиться. Я увидел, что у Димки закрылся шлем, и повторил столь разумное действие. Попытка дотянуться до пистолета не увенчалась успехом, мне завернули руки за спину, повалили лицом на землю и принялись бить.

Били долго, но без особого ожесточения, будто выполняя скучную работу. Судя по второй кучке, толпившейся чуть в стороне, Димка подвергался той же процедуре. Особого вреда эти загадочные дикари нам не принесли, костюмы смягчали удары. Но всё же, когда меня вздёрнули на ноги, стоял я на них с трудом, рядом покачивался и громко матерился Димка.

Закончив пожелания благоденствия и всяческих извращений всем присутствующим и их родственникам, он обратился ко мне:

– Что, ещё одни повстанцы? Опять история повторяется. А мне почему-то не смешно.

– Ты знаешь, а ведь это наш шанс. Пока Садиш ищет нас по лесу, мы отсидимся у этих вот милых ребят, если не съедят, конечно.

– Не ищет нас Садиш. Нет Садиша. Я его там, возле лифта…

Мне стало не по себе, одно дело, когда гибнут некие абстрактные солдатики, пусть и на твоих глазах, другое, когда оказывается, что с одним из них ты беседовал каждый день и привык считать почти своим. Я начал Димку понимать. Сильный толчок в спину заставил меня шагнуть вперёд. Я обернулся, невысокий, но кряжистый мужик прохрипел что-то и показал, давай, мол, топай. И мы потопали.

Шли недолго, минут сорок. За время перехода я успел как следует разглядеть тех, кто нас так лихо повязал. Ровно двадцать человек, одни мужчины в возрасте, насколько вообще можно об этом судить, от шестнадцати до сорока. Одетые в лохмотья, грязные, обросшие, они, тем не менее, не производили впечатления настоящих дикарей. Скорее уж, бомжи в крайней степени одичания.

Вооружение их состояло в основном из ножей и дубин, но у предводителя, я заметил на поясе нечто, похожее на огнестрел. Ну, и плюс, конечно, наши «тюльпаны». Тот самый, кряжистый, долго крутил их в руках, потом отдал «в обоз» молодому парнишке, что тащил наши рюкзаки. Имея некоторое представление об оружии вообще, решил, что экспериментировать пока не стоит?

Пока шли, до меня дошло главное. Когда дошло, я чуть не подпрыгнул. Вот что значит, спокойно подумать на досуге.

– Дим, знаешь, почему нас ещё не грохнули?

– Ну?

– Кто, по-твоему, представляет для сервов главную опасность?… Правильно, экипаж Большого Друга. А они тю-тю, нет их. Мы теперь в роли живца, – довольный собой, доложил я.

– Чёрт! Значит, поживём ещё. А как же наши? Ведь попрутся нас спасать, как пить дать. И влипнут. А какого ж они тогда нас сбивали? Ведь не знали, что мы выживем.

– А не сообразили. Всё просто. Не надо переоценивать противника. Да и Друг был рядом, может, думали, что успеют перехватить. Но вообще-то должны понять, что наш кораблик им не по зубам.

– Один-то раз поймали. Мало ли какие ещё у них придумки имеются, – с сомнением в голосе сказал Димка.

– Вот придумок я как раз не боюсь. Простые они, как топор. Да и Чарли всю их науку превзошёл. Интересно, для чего мы этим понадобились? Почему не грохнули сразу, ведут куда-то? – задал я самые злободневные вопросы.

– В стойбище. Для ритуальной казни. На продажу в рабство. Про еду ты уже упоминал. А! Знаю, для улучшения генофонда. Как тебе перспектива стать производителем? – пошутил невесело Круглый.

– Пришли, кажись.

«Стойбище» выглядело, как партизанский лагерь в фильме про войну. Землянки, костры, спешащие по делам «партизаны». Завидев нас, загалдели дети, язык «партизан» на слух ничем не отличался от привычного нам столичного.

Услышав шум, из землянки выбрался здоровенный бородатый мужик лет пятидесяти, без всяких представлений понятно – вождь. Весь из себя важный, несуетливый, подошёл к нам, толкнул кулаком в грудь Круглого, который по габаритам мужику, в общем-то, не уступал. Димка, по-моему, первым делом возжелал дать бугаю в зубы, но сдержался. Неладное с ним творится, уж больно быстро меняется настроение, то Дима балагурит, то готов ни в чём пока неповинного человека загрызть.

Вождь хриплым басом отдал приказ, нас взяли за руки, отвели в дальнюю землянку и закрыли вход тяжеленной крышкой, оставив в полной темноте.

Дима вздохнул и уселся на земляной пол, привалившись к стене. Проговорил устало:

– Ну вот, хоть отдохнуть можно. Все ноги оттоптал. Слушай, а ведь Чарли давно не слышно было.

– Действительно, – сказал я, располагаясь рядом. – Должно быть, здорово на них насели. Меня другое волнует. Сервы наверняка знают об этих дикарях, могут проверить, когда выяснят, что нас нет нигде. Хотя. Мне попалось как-то среди прочей муры упоминание о неких то ли бандитах, то ли хиппи. Их считали неприкасаемыми, причем, не в изначальном смысле слова, а в перевёрнутом, никто их не трогал, что бы они ни делали. Правда, документ гласил, о делах давно минувших дней, так обстояло лет двести тому назад. Если это они, то нас, скорее всего, просто продадут сервам. Бродяги наверняка приняли нас за солдат. При таком раскладе других вариантов у меня нет.

VI

Димка задумался, замолчал. В землянке пахло сыростью, звуки с трудом доносились через толстую крышку. Я почти задремал, но Дима не дал мне поспать, спросил рассеянно:

– А почему их не трогали-то? Причина должна быть.

– Ты что, не знаешь причину всего? Так велел господь, язви его в душу.

– Ага, понятно. – Димка замолчал, потом с интонацией, ему не свойственной, неуверенно продолжил: – Я вот тут знаешь, что подумал… А какой смысл спасать то, что само себя разрушило? Если ты не понял, я про нашу цивилизацию.

– Понял, – как-то нехорошо мне стало и от вступления, и от голоса его с дрожью. Так говорят о важном, готовом стать главным. Плохо дело.

– Так вот. Ты не перебивай, я ещё не до конца разобрался. Мне не ясно, зачем спасать прогнивший мир. Рухнет он, но человечество-то выживет, и начнётся новая история. Может, люди поумнеют, может, придумают что-то новое…

Он снова замолчал, зашуршал, устраиваясь поудобнее на полу. Ждал возражений? Пожалуйста:

– А мы что, по-твоему, делаем? То есть, Проект, что делал. Он и готовил ту самую, новую историю. Но без вымирания половины, как минимум, человечества.

Ответил он сразу – заранее знал мои доводы:

– Да не то всё. Начнётся то же самое, на другом уровне. Нужно же совсем иное. Может, правы сервы. Знаешь, как они говорят? Служа богу, становишься богом. А вы всё хотите ухватить того бога за бороду. А ведь он не позволит, какой он после этого бог! Да и не будет никакого мирового кризиса, если они нам помогут. Вот ведь, что получается.

Ну, тут я взъелся, сознательно отпустив тормоза:

– Ты хочешь, чтобы мы были как сервы? Посмотри на них! Мы впятером, на одном единственном корабле делаем их одной левой. Они же как дети с задержкой развития! Ты этого хочешь!

Димка, судя по голосу, усмехался:

– Пока что, мы сидим в яме и ждём, когда за нами придут. Не говори мне о победе, я почему-то тебе не верю.

– А я вот, верю. Да к чёрту! Ни во что я не верю. Я просто не хочу быть слугой и не хочу, чтобы человечество стало слугой, кого угодно. Что за бог такой, которому нужны слуги? Скорее, просто кто-то очень сильный, но очень ленивый, – я почувствовал слабость аргументации, поспешил добавить: – Сука он, вот кто.

Димка хохотнул, но продолжил серьезно:

– Это тот, чьи желания нам непонятны. Всего лишь. Да и кто бы говорил. Не ты ли года этак четыре тому назад упирался всеми конечностями, когда я тебя тянул из слуг в хозява? А за человечество ты не решай, людям нафиг не надо твоих звездолётов. Им постелька потеплее да помягче нужна, да еды побольше да повкуснее.

Я вскочил и стукнулся макушкой об потолок, легкое сотрясение черепа успокоило. Сел, вытянул ноги, стараясь говорить медленно, произнёс:

– За человечество всегда кто-нибудь, да решал. Кто-то вполне конкретный, их имена можно найти в энциклопедиях. На этот раз придётся нам. Так вот, я желаю, чтобы хотели люди странного, а не только постельку да хавчик. И не передергивай, не был я слугой, мозги продавал, но не прислуживал. И давай, без оскорблений обойдёмся. Поспорили, теперь давай думать, как выбираться будем. В любом случае сервы нам больше не поверят. Пробиваться будем с боем. Ну что, смиренный слуга господа? Тут, надеюсь, возражений нет?

– Нет. И давай пока забудем… Возможно, я не прав. Просто навалилось всё и давит, давит. Извини.

Я тайком перевёл дух. А ведь, ещё немного, и началась бы настоящая свара. В яме. Мы молчали долго, я опять начал дремать, когда крышка рывком поднялась. Наступил вечер, воздух стал свежее, быстро темнело.

VII

Наверху разожгли большой костёр. Нет, все-таки не партизаны, усмехнулся я про себя. В сопровождении четырёх бугаёв с дубинами на плечах мы подошли к небольшой группе мужчин, сидевшей неподалёку от костра. Три пары глаз внимательно рассматривали нас. «Совет вождей», как я их назвал про себя, явно решал, каким станет наше будущее.

Тут один из них, старик с мощной седой бородой, подошёл ко мне, схватил всей пятернёй ткань комбинезона на предплечье, несколько раз дёрнул так, что я покачнулся. Он посмотрел на «коллег» и прохрипел требовательно, а, получив ответ, очень наглядно изобразил, что комбез теперь не мой, и я должен его покинуть.

То же самое попросили сделать и Димку. Тот снова выдал такой мощный загиб, что его поняли без перевода. А может быть, они сориентировались по громкости ответа, но факт, Круглый получил по спине дубиной от стоявшего сзади охранника. Он упал на одно колено, рыкнул нечто совсем непотребное. Поднимаясь, Круглый посмотрел на меня и спросил:

– Ну что? Раздеваться?

Я огляделся, охрану мы бы ещё могли положить, но что можно противопоставить той толпе, что окружила костёр с трёх сторон, прячась в сгущающемся сумраке? Димка понял без слов:

– Раздеваемся, значит. Зря они нас не убили, рвать я их буду… с особым цинизмом.

Сняв комбез и оставшись в одних плавках, я почувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Костюмы быстренько напялили двое вождей – тот бородатый старикан и ещё один помоложе, который так разозлил поначалу Димку. Старику мои ботинки оказались малы, а бугай с удовольствием натянул Димкины и теперь любовался ими, подойдя к костру.

Проявив подозрительную заботу о пленниках, бородатый старец приказал, и нам притащили по паре штанов и неизменные длинные рубахи, лишенные, правда, рукавов, ветхие, но чистые. Я скоренько облачился, а Димка ещё долго брезгливо вертел обновки в руках.

Следующим актом спектакля должна была стать делёжка трофейного оружия и содержимого наших рюкзаков. Один «тюльпан» забрал громила-вождь, другой достался невзрачному типу, третьему в группе предводителей. Остальное имущество довольно быстро разошлось среди бойцов, захвативших нас.

Не знаю, чем должно было закончиться представление по замыслу постановщиков, но финал явно оказался непредвиденным. Сначала послышался звук, напоминающий работающую газовую горелку, только очень, очень большую. Затем поляна осветилась ярче, чем днём, и прямо в её середину, едва не подавив толпу, опустился во всей красе знакомый «патиссон». В толпе загалдели, кто-то, особо сообразительный, рванул в лес, о нас на время забыли.

С трёх сторон бота открылись люки, из которых стали выпрыгивать сервы, облачённые в чёрную броню. Они не стреляли, лишь отмахивались прикладами от особо наседавших оборванцев. Боже мой! Как они замечательно ошиблись! Их целью были люди в наших комбинезонах. И они их получили. Двоих вожаков скрутили по всем правилам и унесли внутрь машины, солдаты быстро погрузились, патиссон начал медленно подниматься над лесом. Вся операция по поимке нас заняла не больше трёх минут.

Димка, как обычно, всё понял первым. Аппарат сервов ещё только начал отрываться от земли, а он уже подбежал к тому замухрышке, которому достался наш «тюльпан». Своё обещание рвать Круглый выполнил. От удара ногой голова единственного уцелевшего на тот момент вождя мотнулась так, будто у него не было позвоночника. Не отвлекаясь на мелочи типа бегущих с четырех сторон дикарей, Димка схватил пистолет и навёл его на машину, которая успела отойти метров на пятьдесят.

Сами выстрелы неслышны, но вот удары в борт «патиссона» прозвучали как набат. Круглый палил очередями, не жалея зарядов, до тех пор, пока аппарат не вздрогнул, будто в конвульсии. Ещё несколько судорог и он рухнул, ломая деревья, раздался тяжелый удар, и в небо выстрелила струя ослепительно белого пламени.

Первых удальцов, спешивших на помощь вождю, обезвредил я, Круглый же, отстрелявшись, развернулся и выстрелил, нет, не в толпу, как ожидалось, а под ноги ближайшим из нападавших. Земля вздрогнула ещё раз, и пыл у маргиналов иссяк. Димка медленно повернулся на триста шестьдесят градусов, наводя пистолет на людей, и те потихоньку начали отступать.

– Посмотри, что из наших запасов ещё осталось. Пока они не опомнились, – сказал он.

Я подхватил оба ранца, здорово облегчённых, но явно не пустых. Часть трофеев покойные вожди решили утаить от общественности.

– Нечего ждать, пошли, – я осмотрелся и обнаружил свои ботинки, они мирно стояли возле бревна, служившего вместо лавочки. Оценив улыбку фортуны, я схватил обувку и пошёл вслед за Димой в темноту прочь от костра.

VIII

Первые же триста метров похода по ночному лесу заставили всерьёз задуматься о перспективах выживания. Димка неожиданно матюгнулся, и откуда взялась эта манера?

– Всё, Саш, на что-то я тут напоролся. Сучок, кажись. И посветить нечем? Хотя, какое там, светить. Засекут, гады.

– Ты идти можешь? – сорвалось с языка первое, что пришло в голову.

По сопению друга я сориентировался, остановился, осторожно шаря руками в воздухе. Поймал его плечо, опустился рядом на землю.

– Идти могу, кровь сильно течёт, надо перевязать.

Расстегнув рюкзак, я попытался нашарить аптечку. Её легко отличить, по форме она напоминает футляр для компактов. Но, увы, ничего похожего не оказалось в обоих рюкзаках, пришлось мне на бинты пустить свою ветхую рубашку. Кое-как, на ощупь затянув узлы на повязке, я поднялся, помог Димке. Он сделал шаг, положил мне руку на плечо, сказал:

– Раз уж, не видим ни хрена, пойдём, как слепые. Веди меня, дружище, на вот тебе тросточку, чтоб ненароком в дерево не врезался.

Тросточка оказалась кривым сучком, который всё норовил зацепиться за невидимые ветки. Несмотря ни на что, мы двигались всю ночь. Несколько раз падали, спотыкаясь о корни и, бог знает, обо что ещё. Как бы то ни было, к утру мне казалось, что я овладел методом слепой навигации в совершенстве. Неизвестно, сколько мы прошли. Я опасался, что и вовсе ходим по кругу, но когда начало светать, нас ещё не поймали, хищники не сожрали, и никаких признаков погони не обнаружилось.

Рассмотрев при свете Димкину рану, я заволновался. Рана глубокая, кровит и воспалилась. Не везёт, так не везёт! Иммунитет у нас повысили, если верить докторам, но хватит ли его для выживания в предложенных условиях, кто бы мне ответил.

Ревизия рюкзаков показала, что мы оказались счастливыми обладателями одного комплекта сухих пайков на неделю, одного фильтра для воды, двух замечательных ножей, карманного навигатора, набора для ремонта отсутствующих комбинезонов и двух складных стаканчиков, конструкция которых не претерпела изменений за последние сто лет.

На всякий случай я вывернул мешки – не завалялось ли чего. Нет, больше ничего. Странный, надо сказать выбор сделали вожди. Видать, в спешке. Жаль, что ночью я не обнаружил навигатор, почти бесполезный без загруженных карт, но имеющий компас. Ну, да что теперь.

Ножи мы прикрепили клипсами к поясам, съели один паёк на двоих, навигатор я повесил на шею, благо верёвочка для этого имеется специальная, остальное сложил в один рюкзак. Солнце, невидимое за кронами, только что поднялось, в лесу тишина, всё замечательно. Но куда идти? Направление на лагерь дикарей я примерно указать мог и Димка со мной согласился. В соответствии с простейшей логикой мы решили идти в противоположную сторону. И пошли.

Лес казался бесконечным. И выглядел он каким-то уж очень однообразным. Тёмные стволы в два обхвата, лишённые сучков ниже десяти метров, словно сделаны по одному образцу. Повернувшись назад, можно увидеть картину почти в точности такую же, как и впереди по курсу. Таких лесов на Земле я не видел, хотя, что я там видел-то? Родимая средняя полоса, и только.

Пару раз за день мы делали привал, когда набредали на ручей – попить и промыть Димкину рану. Он держался хорошо, но нога его ниже колена заметно припухла и покраснела.

Разговоры поначалу крутились вокруг вариантов спасения, потом мы перешли, было, на решение вопроса о природе божества Шааясса, но тема показалась мне скользкой, как бы не скатиться опять к спору о целях и смыслах. И я перевёл разговор на воспоминания.

Мы говорили о детстве, о преподавателях, о Димкиных женщинах, о литературе. Молчать мы тоже молчали, но тишина в лесу стояла такая, что через пять минут хотелось услышать хоть что-то, только бы не слышать эту тишину. Да, странный лес, ни птиц, ни, даже, насекомых. Одни деревья да иногда редкие кустики, чересчур правильной шарообразной формы.

К вечеру даже я почувствовал, что хватит, пора отдохнуть. Счётчик на навигаторе показал, что мы прошли почти двадцать километров, а лес вокруг как будто остался прежним, тем же, что и утром.

Димка дежурил первым. Я кое-как устроился под кустом, на мху, что покрывал землю почти сплошным ковром, лежать довольно удобно, но сон не шёл. Мысли, тяжёлые, сонные ворочались в голове, цеплялись одна за другую и устраивали этакий слоновий хоровод, не желавший закончиться.

Ночью, разбуженный Димкой, я далеко не сразу сообразил, что происходит и после до утра не мог отделаться от мысли, что нахожусь в каком-то странном сне, где нет ничего кроме светящегося экранчика навигатора. Дикая, давящая тишина и темень выводят из себя быстрее, чем громкий шум, проверено. Единственным средством борьбы с пустотой, которое мне помогло, оказались стихи. Никогда раньше стихов не писал, а теперь сидел и сочинял вирши, мучительно подбирая рифмы и злясь на себя за то, что забыл предыдущее, только что вымученное четверостишие. Стихи и светлячок-навигатор, вот что спасло меня от истерики. Как боролся с напастью Круглый, я спрашивать не стал – мало ли что.

IX

Второй день пути был бы, наверное, похож на первый. Но прошли мы гораздо меньше. После полудня Димка, не произнеся и слова, остановился и сел.

– Всё. Давай делать костыль, вон подходящая дубина, – он махнул рукой. – Ступать на ногу больше не могу.

Изготовление костыля заняло немного времени, но скорость упала заметно. Нога у Димы выглядела по моим представлениям, хуже некуда. Как ещё он шёл с утра, не понимаю. Да и сам он не смотрелся, как герой комиксов. Глаза запали, губы потрескались, а щетина отнюдь не добавляла шарма. На разговоры его больше не тянуло, и они постепенно превратились в монологи, мои.

Вечером я решил, что дежурить буду всю ночь, пусть Димка поспит. Он действительно уснул, а мне осталось только размышлять, тяга к стихосложению куда-то улетучилась. Мысли типа «куда мы, чёрт возьми, идём?» – табу, это я понимал чётко и только и занимался тем, что отгонял от себя подобные вопросы. Поскольку единственным ответом было – «не куда, а почему – потому, что гонит нас инстинкт самосохранения».

Оставаться на месте, значит отказаться от борьбы, значит мысленно себя похоронить. Движение – борьба или, пусть, видимость борьбы. Но таков инстинкт. Ещё меня интересовало, почему нас не нашли сервы. Ответ напрашивался – племя маргиналов не захотело сотрудничать с властями. Или власти не захотели их допрашивать о причинах гибели группы захвата. Но когда эта самая группа успела бы доложить, что захватила нас? А, бог с ними. Есть у нас проблемы и поважнее.

Утром я проснулся от холода и боли в спине. Оказалось, что я храбро заснул на посту, да так, сидя, и проспал всю ночь. Боже, до чего я дошёл! Это я-то, который когда-то не мог уснуть, если кровать вдруг показалась недостаточно мягкой или широкой.

День третий прошёл, как в бреду. Димка часто спотыкался, всё норовил упасть. Пришлось взять его руку и положить себе на плечо. Он сразу ослаб, тяжесть, поначалу казавшаяся невеликой, постепенно стала пригибать меня к земле. Мы всё чаще отдыхали, и всё труднее мне становилось его поднимать. К вечеру он не мог говорить, лишь хрипел, с трудом гоняя воздух через лёгкие.

Есть он не стал, сразу, как сели, повалился и заснул. Мне тоже было не до рассуждений. Проглотив паёк, я плюнул на все дежурства и провалился в сон.

А утром Димка не смог встать, он вообще не приходил в себя. Мои попытки заговорить с ним приводили только к тому, что Круглый открывал невидящие глаза и бормотал какую-то чушь.

Я не думал, не было мыслей вообще. Кроме тех, что сопровождали действия. Я нашёл куст побольше, срезал самые крупные ветки, связал их полосами, нарезанными из второго рюкзака. Приделал к разлапистой конструкции лямку, примерил – как раз.

С трудом ворочая, ставшее неподъёмным тело Димки, уложил его на волокушу. Он попросил воды. Пришлось бежать с фильтром и стаканчиком к ручью и качать воду. Выпив полстакана, он снова потерял сознание. Я нацепил лямку на грудь, посмотрел на компас и пошёл.

Двигались мы медленно, но время шло, навигатор отсчитывал километры, а я старался не сбиться с ритма. Шаг, ещё, левой, правой, вдох, выдох. Пройдя километр, падал на мох и лежал, слушая, как успокаивается сердце и проходит шум в ушах.

К вечеру развалились носилки, и до самой темноты пришлось провозиться с новыми. На этот раз я вспомнил о ремкомплекте и использовал клей и узкие полосы материала для заклейки комбинезонов. Долго и громко смеялся над собственной шуткой о том, что скоро стану мастером по монтажу волокуш. Решил, что больше смеяться не стану, говорят, так сходят с ума.

Весь пятый день, как в тумане. Цифры навигатора, привал, подъём, привал, Димка не просит пить, лишь шевелит языком, когда я вливаю в него воду.

На шестой день он пришёл в себя, я даже не понял поначалу, что за невнятные звуки слышны за спиной. Он звал меня:

– Сашка, да стой ты, обормот глухой.

– Да, Дим. Попить? Я сейчас.

Он закашлялся, потом ответил со странным весельем:

– Да брось, какое «попить». Глупости какие. Подойди-ка, чего скажу.

Я сбросил лямку, развернулся и сел рядом с ним.

– Я что сказать-то хотел. Ты оставь меня и топай один. Ты здоровый, ты дойдёшь. А я всё, отбегался. Шансов у меня нет, только мешаю тебе. Ну, не ерепенься ты и не демонстрируй благородство… Эй, ты чего? Спятил что ли?

А я снова испытал приступ дикого смеха, мне было так смешно, что я не мог сидеть и лёжа почти беззвучно содрогался от хохота. Дойдёшь! Куда?! Юморист. Какая разница, как мне идти, если идём мы просто потому, что не можем стоять на месте? Приступ прошёл внезапно и сменился страхом – я слышал, что больные приходят в себя перед смертью, перед самым концом. Остаться одному в проклятом лесу мне показалось самым страшным наказанием.

Я поднялся, сказал строго:

– Молчи лучше, экономь силы. И не смеши меня, крыша и так держится на последнем гвозде. Поехали.

Димка ещё пытался доказать, что я не прав, но вскоре потерял сознание и лишь глухо стонал, когда под волокушу попадали большие корни.

X

Вечерело. Я остановился, с превеликим трудом пытаясь понять, что не так. Что-то изменилось вокруг. Но что? Через пару минут, когда успокоилось дыхание, я услышал слабый шум. Невидимые механизмы тарахтели, стукали, скрипели невдалеке, прямо по курсу. Плохо соображая, что делаю, я с удвоенной силой налёг на лямку и пошёл на звук.

Через полчаса шум стал отчётливым, в нём угадывался некий ритм. Не то завод, не то железнодорожная станция. Сделалось почти совсем темно, и я рассмотрел впереди слабые отблески электрического света. Стена, высокая, бетонная возникла совершенно неожиданно, я буквально упёрся в неё лбом, когда пытался обойти большой куст.

Стена хорошо просматривалась на фоне слегка подсвеченного неба. Шум, исходил из-за неё. Я оттащил носилки к ближайшему кусту, положил рядом с Димкой рюкзак, достал оттуда «тюльпан», на индикаторе значились пятнадцать неизрасходованных зарядов, и направился вдоль стены на разведку.

Идти долго не пришлось, я верно угадал направление. Метров через двести обнаружились ворота. Да и не ворота, а так, некое ажурное сооружение на петлях, служащее, скорее, для обозначения границы, чем для защиты от проникновения.

За стеной расположилась большая бетонированная площадка, почти полностью занятая штабелями брёвен. Ха! Мы вышли на лесозаготовительную базу. Интересно, зачем сервам древесина? Я как-то не замечал, что она широко используется в быту, даже вместо бумаги в ходу специальный пластик.

Площадка, хорошо освещённая, идеально просматривалась от ворот по всем направлениям. Практически всё место, свободное от брёвен, занимал огромный контейнеровоз. Понимание пришло не сразу. Поначалу я не разобрался, что представляют собой три пенала размером с железнодорожный вагон, соединённые между собой «гармошкой», как наши земные автобусы. Я понял, что это за зверь, когда разглядел, что ближний ко мне «вагон» имеет спереди подобие кабины. И тогда вспомнил – на орбите Шааясса мы видели эти шустрые «паровозики», как их назвала Алёна, они сновали между поверхностью планеты и огромными грузовыми судами.

Ага, значит экспорт древесины. Смех, да и только. Кому нужны эти брёвна? Загадка.

Шум производил один единственный погрузчик, как я понял, автоматический. Он хватал штабель огромной клешнёй, подъезжал к контейнеру и почти бережно опускал брёвна внутрь. В данный момент он загружал средний контейнер, а, значит, у меня ещё оставалось время, чтобы разобраться в обстановке.

Долго разбираться не пришлось. Поначалу площадка была совершенно безлюдна, но минут через двадцать на переднем вагоне открылся люк, образовав пандус, по которому наружу, потягиваясь и разминаясь, вышли двое сервов. Один из них развернулся, обошёл пандус слева, нажал невидимую с моей позиции кнопку, и люк с шумом захлопнулся. Ну, вот. Значит внутри с большой долей вероятности никого нет.

Двое. Осталось принять решение. Благодаря освещению, я видел очень хорошо. Экипаж контейнеровоза, громко переговариваясь, направился к воротам, они шли прямо на меня. Извините, ребята, но вам не повезло. Я вышел из-за стены, стараясь не вглядываться в силуэты невезучих пилотов. Поднял «тюльпан», просунул ствол сквозь решётку ворот, прицелился и нажал спуск. Силуэты исчезли, я не стал рассматривать результаты выстрела, они были известны заранее.

Бегом я вернулся на то место, где оставил носилки. Подсветка базы позволяла вполне сносно видеть, куда ставишь ногу. Димка снова пришёл в себя, попытался заговорить, но зашёлся в кашле. Я сказал:

– Потерпи ещё чуток.

До «паровозика» мы добрались без особых проблем. Поначалу оказалось страшно выходить на освещённую территорию. Но никто нас не окликнул, погрузчик-автомат продолжал по прежнему суетиться, проблемы людей его не интересовали.

Некоторое замешательство вызвала у меня ручка управления люком, но и с ней я справился быстро, пандус вновь опустился, и я ввалился внутрь чужого корабля, втянув за собой волокушу с Димкой.

В рубку контейнеровоза я проник легко, не оказалось у сервов никаких защит от несанкционированного доступа. Ну, чисто, дети. Полчаса у меня ушло на рассматривание системы управления и осознание невозможности ей воспользоваться. Слишком сложно, очень похоже на кабину авиалайнера – множество циферблатов, тумблеров, рукояток, и ни одна сволочь не позаботилась сделать надписи по-русски.

XI

Через полчаса из ступора меня вывел Димкин голос:

– Ну, что? Никак?

Димка сидел в соседнем кресле, куда я его с большим трудом затащил. Глаз он не открывал, но временами приходил в себя.

– Нет, никак. Зато разобрался с системой связи. Могу включить передатчик и вызвать Друга. Если они ещё ищут нас, то услышат.

– Только ещё раньше нас услышат сервы и прихлопнут, – он усмехнулся.

– Это точно. Но должен же быть какой-то выход.

Меня одолевало отчаянье. Даже если бы удалось поднять аппарат на орбиту, что с того? Как послать сигнал нашим и остаться незамеченными? Времени оставалось не так уж и много, скоро погрузчик завершит работу, и кто-то где-то может начать интересоваться, куда это запропастилась партия дров номер такой-то.

Димка хмыкнул, сделал паузу, и выдал решение, которое я не мог найти:

– Я несколько раз читал, как разные там астронавты подавали сигнал бедствия при неисправных передатчиках. Они передавали сос азбукой Морзе. Я думаю, сервы её не знают. Ты можешь решить задачу как-нибудь технически?

– Я всё могу, я ж русский инженер. В смысле, я попробую. Ты гений, Круглый, не зря я тебя тащил, – надежда на спасение снова стала осязаемой, я лихорадочно соображал, что необходимо делать.

– Кстати, Дима, а как хоть звучит знаменитый сигнал? Я вот как-то смутно помню – не то три тире, три точки, три тире, не то, наоборот.

– Угу, наоборот. Но, думаю, Чарли нас поймёт в любом случае. Ежели, конечно, услышит. Что-то умён наш комп стал не по чину. Ты не замечал?

Я замешкался с ответом, соображая, стоит ли говорить правду, и стоит ли говорить именно сейчас. Димка понял:

– Значит, замечал. Меня его странности немного настораживают, не перестарались ли ребята, создавая нашего кибернетического монстра. Ты знаешь, что сложность его железа превосходит сложность человеческого мозга?

Нет, не стану я ему ничего объяснять:

– Что значит сложность?

Задавая вопрос, я осматривал стены в поисках инструментов. Зная манеру сервов складывать всё необходимое в скрытых нишах, я начал поочерёдно надавливать на панели, из которых состояла вся задняя стена рубки. Первой обнаружилась аптечка, жаль, что невозможно понять, что за лекарства у меня в руках. Ящик с инструментами нашелся в третьей нише, и я немедля приступил к работе. Димка тем временем продолжал лекцию об особенностях архитектуры Чарли: