Текст книги "Сара Фогбрайт в академии иллюзий (СИ)"
Автор книги: Полина Бронзова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
– Похищении? – завопил граф, обретя голос. – Да эти проклятые дети сами навязались!
– Это вы объясните полиции, – сказал комиссар, вынимая из кармана нейтрализатор, и шагнул ко мне. – Есть свидетели, как эти трое садились в ваш экипаж.
Прибор затрещал, и крошечные молнии заплясали у меня перед глазами. Я зажмурилась.
– Да как вы смеете! – задыхаясь от гнева, воскликнул граф. – Вы пришли, наложили на них иллюзию, обманули меня, вы…
Нейтрализатор затих, и я открыла глаза. Мистер Твайн тем временем поманил к себе Персиваля и равнодушно сказал, пожав плечами:
– Правда? Ничего подобного я не делал. Разве я накладывал на вас иллюзию, дети?
– Мы вообще вас первый раз видим, – сказал Персиваль и немного пригнулся, чтобы комиссару было удобнее действовать нейтрализатором.
– Времени осталось мало, – произнёс мистер Твайн. – Кажется, я слышу, как в дверь стучат. Надеюсь, милорд, вы примете разумное решение.
– А! – воскликнул граф, вращая глазами, и вцепился себе в волосы. – А!
Похоже, от него не стоило ждать разумных решений. Но в этот самый миг, когда все мы уже слышали доносящиеся из вестибюля голоса, и среди них – визгливый голос миссис Колин, что-то запрыгало вниз по ступеням, позвякивая, и покатилось по полу. Комиссар подставил ногу, а затем наклонился и поднял этот предмет.
Это был золотой браслет с рубинами, по виду старинный.
– Это наше! – закричал сверху кто-то из тройняшек. – Мы первые нашли!
– Хм, – задумчиво сказал мистер Твайн, поднося браслет к глазам и разглядывая. – Невероятно! Похоже, это из сокровищ первого графа Камлингтона.
– И они наши! – всполошились тройняшки.
Комиссар, не обращая на них внимания, поднял взгляд на графа и спросил:
– Разве не этого вы хотели в конечном счёте? Богатства? Кажется, вы только что получили искомое, хотя и не тем путём. Отчего бы вам теперь не согласиться на мои условия? Как я понимаю, это утерянные сокровища вашего предка, дарованные короной, и Альфред Четвёртый не станет возражать, если вы оставите их себе… Если, само собой, ваши тёмные дела теперь не всплывут.
– А сам предок лежит здесь, внизу, – гулко сообщил мистер Харден из заточения. – Наверняка ступени как-то фиксируются, но то ли он однажды забыл это сделать, то ли механизм испортился – словом, он здесь. Мы на него упали.
– Какая находка! Общество будет взволновано и потрясено, – сказал мистер Твайн. – Какие заголовки вы предпочтёте, милорд?
Граф ожидаемо выбрал деньги и славу.
Когда полицейские вошли, держась настороже и готовясь нас вязать, граф Камлингтон так ловко раздал им указания и развернул спасательную операцию, будто ради этого одного и звонил в участок. Миссис Харден переменила платье и явилась, желая торжествовать, и теперь ничего не понимала и только хлопала глазами.
– Но, Лесли… – бормотала она, хватая графа за локоть. – Разве ты откажешься от обвинений? Ведь эти мерзавцы пытались нас убить!
– Не слушайте эту женщину, она не в себе, – с улыбкой сказал граф, смахивая её цепкие руки со своего рукава. – Её муж там, внизу. Она так встревожилась из-за этого, что схватила корзинку яиц и принялась бить себе о голову – бац, бац! Бац! Поглядите только на все эти следы в её волосах. Бедная, бедная миссис Харден! Она всегда была со странностями.
– Лесли! – вскричала она. – Да что ты несёшь?
– Не тревожьтесь, мэм, – сочувственно произнёс один из полицейских. – Мы мигом вызволим вашего мужа.
– Уведи её, Виктор, – велел граф. – Пускай миссис Колин заварит ей успокаивающий чай.
Миссис Колин и сама теперь ничего не понимала. Её лицо, без того длинное, вытянулось ещё больше, но она хотя бы не спорила и, обняв миссис Харден за плечи, увела её прочь. Виктор удалился с ними и позаботился, чтобы они не вернулись.
Полицейские намаялись со ступенями, не зная, как их удержать, чтобы не опускались. Наконец их заклинили стулом и при помощи ремней и верёвок подняли господина Сторма. Тот заметил Сэма, с которого единственного не сняли иллюзию, поскольку стало не до того, и, растрогавшись, воскликнул, протягивая руки:
– Дочушка моя, красавица! Я ж так и знал, что ты явишься бате на выручку. Этим-то говорю: ягодка моя и под землёй меня сыщет…
– Батя! – зашипела Хильди, проталкиваясь к нему. – Это ж Сэм, ты чё, не видишь? И он страшный, как пятка тролля, как спутать-то можно было! Ты чё, батя?
Комиссар ловко умыкнул Сэма. Тот исчез за спинами, как кролик в шляпе фокусника, и через мгновение возник уже в своём привычном обличье. Полицейские, поглощённые делом, ничего не заметили.
Вот из щели выбрался Оливер, весь запылённый, в каменной крошке. Он заморгал, привыкая к свету, а затем поглядел на меня и сказал только одно:
– Мисс Сара!
Ох, лучше бы он меня ругал! Прежде он никогда не говорил со мной таким чужим холодным тоном. А за его спиной уже поднимался мистер Харден, опираясь на руки полицейских, и тоже смотрел на меня весьма неласково.
– Вы уже познакомились с мистером Харденом? – спросила я, чтобы сказать хоть что-нибудь. – Ах, Оливер, ты никогда не угадаешь, как мы с ним встретились! Он влез ко мне в окно, и мы провели ночь вместе, а потом обручились, но перед этим я вытащила его из тюрьмы…
– Сара, это звучит чудовищно, – перебил меня мистер Харден, страдальчески заламывая брови. – За что вы так со мной?
– Мисс Сара, – осторожно сказал Оливер. – Зная вас, предположу, что всё было, м-м… не совсем так…
– Нет, нет, всё было именно так! – горячо заспорила я и тут осознала, что он имеет в виду.
Я развернулась, собираясь немедленно покинуть этот дом и идти, не останавливаясь, до самого Дамплока. Жар моих щёк мог бы растопить весь снег по пути. Но – и кто бы сомневался, зная мою удачу! – стена выбрала именно это время, чтобы двинуться вниз, скрипя и лязгая, и мы застряли в тесном закутке, пока там, снаружи, не разобрались, как нас выпустить.
После этого блестящего выступления я сочла, что наговорила достаточно, и решила никогда больше не раскрывать рта. Всё равно при полицейских стоило помалкивать.
Когда мы покинули дом, занимался бледный рассвет. Мы неспешно шли через парк и катили тележку, где среди подушек с комфортом восседал господин Сторм со своей многострадальной ногой (как он продолжал утверждать, просто ушибленной). Тройняшки, разочарованные и надутые, брели следом. Им не позволили оставить себе ничего из найденных сокровищ.
– Ты явился весьма кстати, – сказал мистер Харден, обращаясь к комиссару. – Но где ты пропадал до этого времени, Томас?
– Разобрался с одним старым делом, – ответил тот, глядя перед собой. – Однажды я совершил глупость, Бернард. Страшную глупость, а поскольку я всегда приводил тебе в пример свою семью как образец счастья, я стыдился сознаться… Может, эти молодые люди будут так милосердны и пока не станут болтать, а позже я тебе расскажу.
– Уговор, – пообещал Сэм за нас всех. – Вы только скажите, что там с этой миссис Тинкер? Мисс Сара и мисс Шарлотта могут не бояться?
– Она уехала, – сказал мистер Твайн. – Уехала и больше не вернётся.
– Как вы могли её отпустить? – гневно воскликнула Шарлотта.
– Так лучше для всех. Или вы, мисс, предпочли бы, чтобы поднялся шум и многие имена оказались замараны в грязи?
– Я предпочла бы справедливость! Флора и Шэди попались, и вас отчего-то не тревожит, что из-за этого может подняться шум. Есть закон…
– И по закону придётся отвечать и вам, и вашей тётке, не так ли? – сурово спросил комиссар и прибавил, смягчившись: – Она не вернётся. Я дал ей понять, что для неё это станет большой ошибкой, а вдобавок лично прослежу… Это тоже справедливость, просто другая.
Шарлотта хмыкнула, давая понять, что она думает о такой справедливости.
Мы приблизились к дороге, и тут Оливер вдруг охнул и побежал. Я не поняла, почему, но со всех ног заспешила за ним. Оказалось, в нашем экипаже трезвонил коммутатор, и какой-то наспех одетый старик, разбуженный этим звоном, уже собрался бить стекло клюкой. Из окон его подзуживали соседи.
Старик, увидев нас, отступил, не прекращая ругаться. Одна из женщин советовала ему отходить нас палкой. Под этот чудесный аккомпанемент Оливер снял трубку и напряжённо сказал:
– Алло… Мистер Фогбрайт, простите, я всё объясню…
Я влезла в экипаж, отняла у него трубку и махнула рукой, чтобы он вышел и разобрался с людьми, а тогда сказала:
– Здравствуй, папа.
– Сара? – раздался холодный голос моего отца. – Я беседовал с Оливером. Будь добра, верни ему трубку.
– Ты не беседовал, а собирался его отчитать, а между тем виновата я одна. Это я его задержала. Я болела, и мне было скучно, и я потребовала, чтобы он меня развлекал. Если хочешь кого-то винить, вини меня.
– Что ж, – сказал он, как будто немного растерявшись. – Если ты достаточно здорова, чтобы развлекаться, тебе следовало приехать к нам, а не создавать всем неудобства. Приличные люди празднуют день Благодарения в кругу родных и друзей…
– Ах, папа, – сказала я. – На самом деле я терпеть не могу Дейзи и Голди. Думаю, я могу позволить себе роскошь не притворяться, что они мои подруги?
Он издал странный звук и замолчал, и когда я уже решила, что связь прервалась, ответил:
– Да. Да, думаю, ты можешь. Передай Оливеру, что я его жду.
С этими словами он действительно повесил трубку.
Первым делом мы направились в госпиталь, где оказалось, что нога господина Сторма и в самом деле сломана, но о нём позаботились и обещали, что скоро он будет как новенький. Даже после этого он продолжал ворчать, что доктора ничегошеньки не понимают, и это просто ушиб, но раз его хотят заставить скакать на одной ножке, так тому и быть.
Оттуда мы поспешили к дому господина Пинчера, а по пути, не доезжая, встретили его самого, и госпожу Сторм, и госпожу Кларк, и мисс Брок – они пытались поймать хоть какой-нибудь наёмный экипаж, чтобы ехать за нами. Счастье, что хоть в этот раз мы не разминулись!
А после мы пили чай в маленькой зелёной гостиной, сидя где придётся, и говорили, говорили, говорили о наших приключениях, и удивлялись, и радовались, и смеялись.
– А всё ж таки жаль, что нам ничего не позволили взять из сокровищ! – с обидой сказал Джейси. – Ведь это ж мы сыскали золотишко старого графа!
– Там на каждой вещи королевское клеймо, – утешил его мистер Харден. – Вы всё равно ничего не смогли бы продать… Зато мне удалось кое-что унести.
И он достал из-за пазухи книгу в кожаной обложке, погладил её рукой и торжественно сообщил:
– Думаю, это дневник первого графа Камлингтона. Мы нашли его внизу. Если этот человек устроил потайную комнату, может, у него были и другие секреты? Давайте узнаем.
– Давайте! – немедленно завопили тройняшки.
Мы сбились в тесный круг на ковре, и мистер Харден, повозившись с застёжкой, раскрыл дневник. Но там ничегошеньки не было, чистые страницы!
– Он ничего не успел записать, – разочарованно протянул Джейси.
– Или невидимые чернила, – предположил Сэм.
– Или он использовал шифр и накалывал символы иглой, – предположила Дита. – Я слышала о таком.
И она потёрла страницу пальцами, чтобы почувствовать, нет ли там тайных знаков. И вдруг под её рукой стал проявляться рисунок и проступили буквы на незнакомом языке!
– Её кровь! – сказал комиссар, догадавшись. – Дневник зачарован так, чтобы его могли прочесть только потомки Камлингтона. Поразительная удача! Но что это?
Я узнала место, изображённое на рисунке, потому что мы там сидели. Чердак! Вот и узкое окно, и косые балки, и цепь, а на цепи…
– Дракон! – тыкая пальцами, завопили тройняшки.
Совсем не такой большой, как их принято изображать, с удивительно маленькой головой и длинным горбатым телом, несомненно, это всё-таки был дракон. Но где граф Камлингтон его достал, и куда он делся после?
– Это крайне ценные записи, – сказал комиссар необычайно серьёзно. – Осторожнее с ними, дети, и никому ни слова, потому что за такое могут и убить, и я не шучу. Но это не похоже ни на один из известных мне языков. Должно быть, шифр, и нам предстоит найти того, кто его разгадает…
Мы переглянулись, радостные и взволнованные, не в силах сдержать улыбок.
– Я всегда знал, что сыщу дракона, – заявил Сэм. – Как думаете, этот ещё жив? Или мы раскроем, откуда он взялся. Вот это приключения нас ждут, а?
– Кто знает, – сказал мистер Харден с блеском в глазах, и в его голосе слышался азарт и предвкушение. – Кто знает!
Эпилог
Субботним днём я сидела на подоконнике в комнате общежития и улыбалась, глядя в окно. Снег давно сошёл, и зимнюю серость сменили неразбавленные краски весны. Она выдавливала их из тюбиков и клала как есть: синий – на небо, белый – на облака, чёрный – на сырую землю. Зелёные пятна – трава, жёлтые брызги – одуванчики.
Всё было тревожащим и ярким, и птичьи стаи, подхваченные тёплым ветром, с криками проносились мимо. Яблони на тренировочной площадке махали им вслед и как будто пытались что-то сказать. Наверное, обещали, что скоро зацветут.
Когда я только поступила в академию – так давно, что и самой не верится! – я солгала, что выбрала эту комнату лишь из-за яблонь, а сама рассчитывала любоваться юношами. Удивительно, но теперь меня и вправду больше интересовали яблони. Улыбаясь, я опять заглянула в письмо, которое держала в руке, чтобы убедиться, что в своём ответе ничего не упустила.
Оказалось, сочинять письма не так-то и сложно, даже приятно, если пишешь друзьям.
Призрачный горностай вытянулся столбиком и поглядел в окно, смешно шевеля усами. Кажется, снизу кто-то махал рукой. Ничего, подождут.
Горностая мне подарил мистер Харден. Как он сказал, в знак благодарности, ведь дневник старого графа так бы никто никогда и не отыскал, если бы не череда моих нелепых решений… Ах, нет, он сказал: «если бы не ваше вмешательство», всё же он вежливый.
Я долго не хотела принимать такой дорогой подарок – даже Розали, моя сестра и гордость нашей семьи, не могла рассчитывать на часы с горностаем! – но мистер Харден настоял.
– Как только мы закончим копировать записи из дневника, отдадим их на расшифровку, – сказал он. – Я уже нашёл одного профессора, готового за это взяться. Если там окажется хоть что-то полезное о драконах, мы неприлично разбогатеем, так что эти часы – сущая мелочь. Берите их, Сара, вы заслужили. Уже придумали, как назовёте зверя?
Это он схитрил. Едва я подумала об имени, как горностай стал мне куда ближе и дороже, и расставаться с ним я уже не захотела.
Бернард – какое чудесное имя!
– Теперь вот что, – сказал мистер Харден. – Запомните: сокращённое имя служит для того, чтобы просто его позвать – например, для игры. Он появится и будет рядом. Но если вам понадобится мелкая услуга – к примеру, отыскать потерянную вещь… Сара, вы успеваете запомнить?
Я улыбалась, донельзя довольная. Никогда не задумывалась, как звучит уменьшительное от Бернарда. Наверное, Берни. Главное, чтобы мистер Харден не узнал… Я никогда ему не скажу.
– Сара? – позвал меня мистер Харден, возвращая в реальность. – Так вот, если захотите отдать зверю приказ, назовите его полным именем. Он послушает. Вы всё поняли?
– Да, конечно, – кивнула я, улыбаясь ещё шире.
У меня появится свой собственный Бернард! Так забавно.
Мистер Харден вложил часы мне в руки, но не отнимал своих ладоней и внимательно на меня глядел. Может, боялся, что я по рассеянности упущу такой ценный подарок.
– Итак, вы придумали имя, твёрдо в нём уверены и не хотите его менять? – спросил он серьёзно.
– Абсолютно уверена, – лукаво сказала я. – Самое лучшее, самое прекрасное на свете имя, и ни о каком другом я даже и думать не хочу.
– Точно?
– Точно.
– Менять не станете?
– Ни за что в жизни!
– Замечательно, Сара. И последний шаг: я открываю крышку. Громко назовите полное имя, чтобы привязать зверя к себе и активировать магию.
Ох. Я же не знала, что будет так! Но он уже щёлкнул крышкой и пошевелил бровями, призывая меня скорее говорить.
– Мармадьюк, – выпалила я первое, что пришло в голову.
– У вас, очевидно, имеется своё представление о прекрасных именах, – с некоторым удивлением сказал мистер Харден, отдал мне часы, и я стала счастливой обладательницей Мармадьюка.
Обычно я звала его Марми.
Мы кое-как втиснули в нашу комнатку стол, и сейчас он был весь завален книгами и бумагами. Я всерьёз взялась за учёбу. Просто счастье (и настоящее чудо), что мне всё-таки зачли зимнюю практику. Я знаю, что мистер Харден с мистером Твайном лично ездили в Беллвуд и что-то там наплели – словом, я получила зачёт, хотя так больше и не появилась в том театре.
Летнюю практику я собиралась пройти честно. Довольно с меня приключений! Хватит уже и того, что случилось.
Комиссар беседовал и с нашим ректором, уж не знаю, о чём, но ужасно долго. Нам с Хильди велели сидеть в комнате, но мы решили прогуляться по двору, и кто бы нам это запретил? Жаль, придверница не впустила нас погреться в главный корпус, а то бы мы ещё и подслушали.
Миссис Зилч вызывали, и вышла она сама не своя, будто её как следует прополоскали и выжали. Госпожа Нунн как раз курила на крыльце и спешно провела рукой, превращая папиросу в алый мак. Миссис Зилч отняла у неё мак и так затянулась, что лепестки опали, а стебель на глазах пожух и осыпался пеплом.
К нашему удивлению, она продолжила преподавать, но только больше не язвила, никого не наказывала и не кричала, словно её подменили.
После зимней практики многое переменилось.
Шарлотта досрочно сдала экзамены и ушла. Она действительно стала безопасницей, и её послали набираться опыта в маленький городок. Мне она не писала, но Дита вроде бы поддерживала с ней связь.
Не вернулась Лаура. Она предпочла уехать с миссис Тинкер, и наша Алиса с тех пор стала необычайно тихой, даже рассорилась с Аделаидой, которая всё расспрашивала её о сестре. Лауру многие знали и любили, так что бедной Алисе пришлось нелегко. В конце концов она отговорилась тем, что Лаура тяжело болеет и уехала лечиться к морю, и мужественно терпела постоянные расспросы и добрые пожелания. Только мы с Хильди знали правду, но, разумеется, никому не рассказали.
Вырывая меня из раздумий, открылась дверь, и Хильди, легка на помине, боком вошла в комнату. Она поставила у порога увесистые сумки, и, отдышавшись, сообщила:
– Батя краску раздобыл да лестницу покрасил, а краска дрянная, не сохнет, и вонища такая, что сдохнуть можно. Ну, не зря ж её кто-то выкинул. Так я прихватила чё пожувать и назад, дома неча делать, мои по соседям живут. Ну, чё сидишь, воду согрей!
Горностай от шума спрятался в часы, но теперь понял, что это Хильди, и выбрался. Лёгким прыжком он оказался у сумок и принялся их обнюхивать и осматривать, будто в самом деле мог чуять запахи.
Я сходила за водой к умывальнику, заперла дверь и разложила портативный обогреватель. Если бы о нём узнали, нам бы здорово влетело. Но возможность пить чай в любое время была так привлекательна, что мы с Хильди шли на риск. И, кроме того, наш обогреватель ловко маскировался под устройство для заточки карандашей, и мы держали его прямо на столе, на виду, и когда к нам заходили с проверками, на него даже и не глядели.
– Первокурсника внизу встретила, – деловито сказала Хильди, сдвинув бумаги в сторонку и раскладывая пирожки на тканой салфетке. – Того, что с большими ушами. Спрашивал, чё там с его сочинением, а то в понедельник сдавать кровь из носу.
Спасибо Кристиану за идею, я теперь подрабатывала тем, что писала для юношей некоторые работы. Хильди служила посредницей и получала треть дохода.
– И куда он спешит? – пожала я плечами, отмеряя заварку. – До понедельника уйма времени! Уже почти готово.
Тут совесть слегка меня уколола. На самом деле я пока лишь прочла тему, и всё. Должно быть, виновата весна: попробуй сосредоточься, когда так и хочется петь, и лететь, и вообще что угодно, только не сидеть над тетрадями! Но я мигом придумала себе оправдание:
– Это тонкая работа, стоило бы понимать! Написать сочинение сможет любой дурак, а вот написать, сделав такие же ошибки, которые он сам бы сделал, чтобы миссис Гудинг ничего не поняла, да притом ещё написать на хороший балл…
Мы устроились на кроватях – стол как раз стоял между ними – и принялись за еду.
Третья кровать, всегда аккуратно заправленная, пустовала. Дита больше не жила с нами. Она успешно сдала экзамены, перевелась в академию отражений и теперь училась в столице.
Граф с лёгкостью от неё отказался. Мистер Харден сказал, что не отдаст ему дочь, а тот лишь устало махнул рукой и равнодушно ответил: «Хорошо. Я больше не хочу детей, это слишком утомительно». Так что никто даже и не узнал всей правды о Дите, разве только маркиз Скарборо, но он обещал молчать.
Зато какая поднялась шумиха из-за того, что нашлись сокровища предка графа Камлингтона, а вдобавок и сам предок! В газетах только об этом и писали, а ещё о том, что граф теперь – самый завидный столичный холостяк.
Мистер Харден тоже перевёлся в Эрхейвен, чтобы быть рядом с Дитой.
Он довольно быстро получил развод и право воспитывать дочь. Я думаю, его жена рассчитывала тут же выйти за графа Камлингтона – но едва она стала свободна, как граф, не известив её, внезапно покинул столицу и отбыл куда-то к морю. Смех, да и только!
Дита писала мне, что её мать не смирилась с участью брошенной женщины и пустилась на поиски графа. Мне его немного жаль. Надеюсь, она его не найдёт.
Сэм и Персиваль тоже переехали в Эрхейвен, чтобы учиться в королевской художественной академии (и я подозреваю, что за них замолвил словечко сам маркиз по просьбе господина Пинчера). Как бы там ни было, они перевелись и оканчивали первый курс уже столичными студентами. Кто-то щедрый оплатил им учёбу.
Жили они теперь в доме господина Пинчера одной большой семьёй, к общему удовольствию. Госпожа Кларк вела хозяйство, а господин Пинчер в свободное время обучал Сэма своему делу. В последнем письме тот хвалился, что они мастерят какое-то необычное кресло для миссис Оукли, и обещал нарисовать, когда оно будет готово.
Мы с Хильди искренне радовались за них.
Нам остались теперь лишь строчки, написанные их рукой, моментальные снимки и рисунки, которые Сэм вкладывал в свои письма – вот они в парке аттракционов, а вот в музее, а вот на кладбище, где похоронен Кеттелл, и Персиваль с унылым лицом возлагает к надгробию алые розы. Вот они на мосту запускают змея, вот кормят лошадей в зоологическом саду – всегда трое, Дита, Персиваль и Сэм. Я скучала по ним. Мне их не хватало.
Я писала письма, и Оливер приезжал по субботам, чтобы взять их и отправить. Но где лежит сегодняшнее письмо? Все бумаги перепутались…
– Мармадьюк, ищи! – скомандовала я, и призрачный горностай вспрыгнул на стол, а оттуда – на пол. Письмо, как выяснилось, застряло между ножкой и стеной. Долго же я бы его искала! Ну хоть пирожок в этот раз на него не положила, и то славно.
Взяв самопишущее перо, я приписала в конце листа: «Скоро лето, и мы обязательно увидимся. Дождаться не могу!».
Стрелки часов показывали полдень. Оливер как раз должен был приехать, а даже если придётся его подождать, не беда. Погода чудесная, солнечная, пусть и сырая, и в воздухе так и пахнет весной!
Я уже не боялась, что наткнусь на Дейзи или Голди, и уж тем более не боялась увидеть Кристиана, потому что он тоже больше здесь не учился. Кто-то сказал газетчикам, что непутёвый младший сын Эштонов – студент художественной академии. Знатный вышел скандал! Газетчики пытались прорваться в общежитие, смаковали отсутствие магического дара и вообще знатно перемыли Эштонам кости, несмотря на все их деньги, так что Кристиану пришлось не просто уйти, а бежать. И в свет, насколько мне известно, он с тех пор не выходил.
Я встретила Дейзи вскоре после того, как это случилось.
– Это ты виновата, – прошипела она. – Я знаю, это ты решила отомстить Александру!
– Чтоб ты знала, я давно и думать о нём забыла, – ответила я, нисколько не кривя душой. – Вспомни лучше, как ты кричала во дворе в день бала: «Это мой жених, Александр Эштон!». Как думаешь, сколько людей тебя услышало? Поди теперь угадай, кто выболтал всё газетчикам. Но если хочешь кого-то винить, вини себя.
Она прикусила язык и отошла, а я чуть позже на всякий случай спросила Оливера, не имеет ли он к этому отношения.
– Что вы, мисс Сара! – оскорбился он так искренне, что я сразу поняла: имеет. Всё-таки мы с ним давно и хорошо знали друг друга.
А из-за этого случая с практикой он уже почти совсем и не сердился.
Я собрала листы, вложила в конверты и спустилась по лестнице вприпрыжку. На крыльце задержалась, подставив лицо солнцу. Оливер уже приехал, я видела, что он стоит у экипажа в компании мисс Брок, и не хотела им мешать. Но он заметил меня и помахал рукой.
Я побрела, огибая неглубокие лужи на мостовой. В них отражалась синева. Вот уже стало слышно, о чём говорят эти двое.
– Посмотрите, Оливер, – сказала мисс Брок и, жмурясь, указала на небо. – Облако похоже на дракона.
Они стояли так близко, что их плечи соприкасались. И мне казалось, Оливер так старательно приезжает каждую субботу не только затем, чтобы взять у меня письма.
– Я думаю, Ада, это хорошая примета, – ответил он с улыбкой. – А вы как думаете, мисс Сара?
Я тоже думала так.
Я делала успехи в учёбе и знала, ради чего стараюсь. Я начала понимать что-то о себе – не о той, которой меня учили быть, но о той, кем на самом деле являлась. Близилось лето и долгожданная встреча с друзьями.
Когда жизнь прекрасна, мир полон хороших примет!
