Текст книги "Неудачная дочь (СИ)"

Автор книги: Полина Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Вот поэтому, Коротыш завёрнутый в палаточную ткань, трепыхался молча, пытаясь, до последнего, спастись из плена без единого звука. Хорошо, что Филиппа заметила, что тюк шевелится. Они с Деткой мигом освободили злющего друга и сами заново сложили палатку, пока Коротыш стоял и пыхтел рядом. «Наверное, задохнулся немного, бедняга...» – подумала Филиппа, невольно улыбаясь.

Детка выглядел ужасно виноватым.

После обеда, который устроили перед самым отъездом, Филиппа не могла даже смотреть, на всё ещё счастливые и довольные, рожицы Тиля и Барта и слушать их хвалебные речи в адрес их великолепного и мужественного туга. Зачем только к ней подошли? Она же теперь палаточник! У неё так ныло всё тело после сборов, как никогда не болело после тренировок, ну, или это ей так казалось.

– Ну чего ты пыхтишь, Фил? – спросил Тиль, легонько толкая её в плечо.

– Злишься, что мы попали в конницу, а ты нет? – спросил Барт, встав рядом с Тилем, – Или обиделся, что едим не с тобой?

– Так ведь теперь так положено, друг.

– Посмотри, Пузан, все едят со своими.

– Мы всё равно твои друзья. Помни об этом, Фил, серьёзно.

Филиппе вдруг стало стыдно. Она и в самом деле нечестно злилась на них.

Сразу после обеда был получен приказ по лагерю строиться и выдвигаться в расположение отряда.

Десять груженных повозок-клетей вывозили на дорогу, одну за другой. Палаточники вели, послушных, приученных к такой работе, лошадей под уздцы, бойцы шли возле каждой из них, на этот раз, выполняя новую работу – возчиков.

Потом, когда будут в дороге, Харбин разрешил своим бойцам, при желании, садиться на передок повозки, всем, кроме Детки и Филиппы.

– Ты всегда только идёшь рядом с повозкой, облегчая труд своей лошади! Понятно? Я спрашиваю, тебе понятно, придурок?  – слишком громко и раздражённо орал туг Детке, нервно постукивая своим пугающим хлыстом по голенищу сапога.

Харбин с утра возился с неумелыми новичками и уже был на грани терпения, устав исправлять их промахи и ошибки за первые полдня сборов, поэтому легко срывался на крик при малейшем недоразумении.

Увалень кивал, испуганно отступал от сердитого начальника, чуть отворачивал голову и прикрывал глаза, пытаясь так спрятаться, как ребёнок.

Филиппа не выдержала:

– Детка не глухой! – звонко и зло крикнула она и значительно тише добавила, едва туг резко повернулся в её сторону. – Он очень хорошо слышит…

– Смотри-ка, Хомяк защищает своего недалёкого друга, несмотря на хлыст в руках начальника. Похвально. – бросил, проезжая мимо них на великолепном скакуне, собираясь занять своё место во главе колонны,  ашварси. – Либо смел, либо глуп, но, несомненно, сам поступок неплох.

Ашварси давно проехал, а туг так и не понял: ему можно хлестнуть наглого мальчишку, посмевшего вмешаться, или, всё же, не стоит? В конце концов, решил, что, пожалуй, не стоит. Но совсем не наказать нахалёнка нельзя...

И Харбин, довольный найденным решением, приказал, кроме Детки, Филиппе тоже всю дорогу идти пешком:

– Хомяк, тебе тоже не стоит садиться на передок. Ты хоть и мал ростом, но слишком упитан. Тебе полезно пройтись ногами, растрясти пухлые щёчки.

Тем временем, военная колонна начала движение. Ашварси и аштуг находились во главе длинной вереницы своих воинов, они ехали верхом. Молодые бойцы, налегке, бодро шли следом, построившись в колонну по четыре человека. Туги тоже передвигались верхом, только по бокам колонны, на равных расстояниях, словно конвой или охрана. Затем, одна за другой, растянулись десять повозок, которыми управляли молодые палаточники. Лошади везли груз неспешным шагом, низко опустив головы и норовя ухватить пучок травы на густо поросшей, еле обозначенной, лесной дороге. А за ними, верхом на конях, ехали замыкающими наставники и старшие воины.

Груженные повозки нещадно скрипели, будто кричали на всю округу о том, как много на них навалили и как им надоело крутить колёсами. Ближе к вечеру уставший Коротыш, которому разрешено было садиться в повозку, решил устроиться на передке, но езда там оказалась мучительной. Его трясло, колёса ударялись о неровности дороги, и, он, в полной мере, ощущал эти удары на себе.

– Надо было сразу выбрать что-то одно, что не жалко: или ноги, или зад… – крикнул он, обернувшись к Филиппе, которая вела, следующую за его, повозку. – Теперь жутко болит, и то, и то.

Когда лес закончился, дорога запетляла между холмами, то огибая их, то переваливая через них. Повозки настолько натужно и жалобно скрипели, когда поднимались в гору, что Филиппе было почти жалко их. А, когда лошади почти бежали с холма, и старые клети тряслись и подлетали вверх, девушка с ужасом думала, что на очередной кочке какая-нибудь из них с треском рассыплется. Обошлось...

Была глубокая ночь, когда усталым бойцам с очередного высокого холма открылся вид на, спящий под звёздным небом и полной луной, большой город.

– Наши казармы на противоположной окраине, – снизошёл до краткого сообщения молодняку Харбин.

Филиппа уже так устала, что просто плелась рядом с послушной лошадью, слабо удерживая в одной руке поводья, лишь бы они не волочились по земле. «В этом походе не я направляла лошадь, а она меня», – лениво шевельнулась в сонной голове усталая мысль. Коротыш уже полностью лежал на передке, постанывая, на особо сильных выбоинах.

Ночные улицы города были пустынны и темны. Лишь в центре, возле управы, ночные стражники поддерживали огонь в фонарях. Медленно бредущую колонну молодых бойцов самозабвенно облаяли все городские собаки, которые передавали свою звонкую эстафету во все концы города: их лай волной перекатывался от дома к дому во все стороны. Кое-где даже хлопали створки ворот – это проснувшиеся любопытные горожане выглядывали: кто там спровоцировал такую громкую собачью свадьбу?

Наконец, городские улицы остались позади и показались высокие стены военной крепости. Усталые бойцы взбодрились и стали с любопытством всматриваться в тёмные очертания своего нового дома. При лунном свете можно было рассмотреть только каменную стену и несколько башен на ней.

Ворота были распахнуты – их ждали.

– Новичков в баню и по казармам! – раздалась команда аштуга у самых ворот.

Это была первая настоящая баня, а не обтирание возле бочек, за четыре месяца, и, несмотря на дикую усталость парней, по колонне прокатился счастливый довольный гул.

Только Филиппа оказалась на грани обморока.

К повозкам, на ходу приветствуя Харбина, подбежали воины – палаточники. Раздав своим опытным бойцам указания по разбору вещей и уходу за лошадьми, туг повернулся к сбившимся в кучку новичкам.

– Что стоите? За мной! На помывку!

Глава 14.

Филиппа шла мыться, еле передвигая ноги.

На огромной территории крепости тёмными громадами высились какие-то постройки. В тишине время от времени звучала непонятная перекличка с башен. Иногда ощущалось чьё-то редкое движение у зданий, мимо которых они проходили.

Широко шагающий, Харбин ушёл далеко вперёд, и его невысокий, но широкоплечий силуэт начал теряться в ночной темноте. Ничего не понимающий Детка слегка подталкивал еле-еле плетущуюся Филиппу в спину, когда девушка почти совсем останавливалась.

Ни одной умной мысли, как избежать разоблачения, не приходило в усталую поникшую голову девушки!

«Меня сразу убьют или утром?», – уныло думала она. – «Умирать, страх как, не хочется! Да ещё и позориться перед этим...»

– Где вас носит? Шевелите ногами, сонные мухи, пока не прихлопнул! – сердито закричал Харбин, который уже стоял у входа в банное помещение.

Встрепенувшийся от грозного окрика туга, Детка схватил Филиппу за руку и потащил её за собой, как молодая лошадь пустую повозку. Коротыш тоже спешил, быстро перебирая кривыми ножками, впереди них, постоянно недовольно оглядываясь на Филиппу, как и Детка, не понимая её неторопливости.

– Всё! Эти трое отставших – последние из новеньких, наши, палаточники. Займитесь ими! – крикнул кому-то внутрь помещения туг и, пропустив Коротыша, Детку и Филиппу мимо себя, с громким стуком захлопнул за их спиной дверь.

«Если туга не будет в бане, а только бойцы, сразу не убьют», – Филиппе стало чуть полегче, но только на миг. В душе снова взорвалось отчаяние, – «Боги! Да помогите же, мне! Что делать?»

Друзья оказались в совсем небольшой комнатке, где у стены, сидел всего один боец, возле огромного открытого ларя. Он достал из его глубины три тёмно-зелёных атласных сумки и, с чувством облегчения от того, что вся его нудная ночная работа выполнена, закрыл ларь и уселся на его крышку.

– Держите. Это – ваши банные наборы, – парень, по очереди, сунул в руки Коротышу, Детке и Филиппе по сумке. – Там два больших полотенца, два полотенца для головы или плеч, две шелковых набедренных повязки, банная мочалка и сменное белье. Берегите это добро. Следующий набор получите только через год. Всё. Топайте в раздевалку.

Боец, толкнув, открыл им дверь в следующую комнату и, не попрощавшись, вышел из помещения. Филиппа дёрнулась было за ним, на выход, но Детка легко подгрёб девушку к себе и поволок её за собой.

Следующее помещение, где оказались друзья было специальной комнатой для переодевания – раздевалкой. В углу Филиппа первой увидела ведро с водой и кружку. Уже через мгновение она жадно глотала прохладную жидкость, а Коротыш и Детка стояли рядом и нетерпеливо ожидали своей очереди на кружку.

Все трое не сразу заметили мелкого парнишку, наблюдающего за ними у противоположного выхода из раздевалки.

– Где Вы ходите? Некоторые новички уже заканчивают помывку и сейчас придут одеваться. Вы пропустили общий инструктаж, – недовольно заметил он, но потом смерив Коротыша взглядом вдруг довольно улыбнулся. – А ты ниже меня.

Дальше парень говорил явно подобревшим тоном, поясняя свою речь указующими жестами:

– Сейчас быстро снимаете свои грязные тряпки и суете их вон в те серые сумки. Пометьте их как-нибудь, вот тем угольком, и бросьте, вон в тот, большой мешок. Завтра в прачечной найдёте и постираете. Потом надеваете на ноги специальные деревянные башмаки, а тушки свои заворачиваете в набедренные повязки из выданных вам сумок. Башмаки подберите себе вон там, в ящике, у входа, туда же и вернёте потом. И топаете мыться. Пока понятно? Не надо повторить?

Друзья понятливо закивали. Парнишка вздохнул недовольно, что приходится повторять инструктаж по помывке этой троице, но потом его взгляд наткнулся на Коротыша, и он снова улыбнулся.

– Ладно. Расскажу вам, как тут нужно мыться, лопухи гражданские. Баню-то впервые видите. Значит так. Заходите в следующую комнату, там помывочная. Садитесь на лавку. Снимаете башмаки и набедренную повязку. Медленно растираете себя желтой пемзой. Найдёте её там же, на лавках, – последними словами боец предупредил вопрос Коротыша.

Детка смотрел на инструктора без осмысленного выражения на лице и было непонятно, что он понимает. Филиппа же слушала напряжённо и в каждом слове парня искала своё спасение.

– После того, как начнёт проступать пот, разведите в горячей воде белую глину, тоже там на лавках увидите: и таз, и глину. Намазываете эту смесь на свои дурные головы, тело и ноги. Переворачиваете песочные часы, тоже увидите, их там полно, и ждете, пока весь песок не высыплется. Только после этого смываете всё и повторяете, начиная с пемзы. Запомнили?

Филиппа, которая пока только придумала, как ей дойти нераскрытой до лавки, кивнула за всех.

– Далее моете головы четыре-пять раз мылом, затем хорошенько натираете тело выданной вам банной мочалкой, не забудьте взять её с собой, а после наполняете таз горячей водой и, намылив мочалку мылом, ещё раз моете все тело два раза.

– Если от тела ещё что останется, и мы не сотрём его до костей, – буркнул Коротыш, для себя решая, что одного раза мылом для него будет более чем достаточно.

– После окончания мытья, заворачиваетесь в полотенца, возьмите, кстати, с собой, и возвращаетесь в эту комнату, для обсыхания. Я сейчас схожу, принесу сюда сладкие яблоки, оставлю на столике в углу. Если быстро помоетесь, вам должны ещё достаться хоть несколько. Можно будет ещё выпить воды. Обсохнете, одевайте выданное вам сменное бельё и так, в белье, топайте в свою казарму. Вы же палаточники?

– Да.

– Наша казарма самая первая, возле бани. Вам даже провожающий не нужен. Так что я тех семерых, что уже давно моются заберу, когда они выйдут и отведу, а вас, опоздавших, мы ждать не будем. Сами придёте.

И, довольный собой, парнишка ушёл за яблоками, оставив растерянных новеньких одних.

Коротыш начал раздеваться первым. Филиппа тоже отошла к лавке под стенкой, положила на неё свою сумку, и начала, не спеша, стягивать безрукавку. Детка встал рядом с ней и повторял все её действия.

– Я пошёл. Поторапливайтесь. Постараюсь быстро помыться и отхватить нам яблок, – хлопнул дверью Коротыш.

Девушка, стараясь держаться к Детке спиной сняла рубаху, потом ткань, которой перетягивала грудь, и тут же обернулась самым большим полотенцем. Потом стянула сапоги, штаны, и, в одном полотенце, направилась к ящику с башмаками. Нашла, и себе, и Детке.

– Обувайся и иди первым. Найди нам свободное место, – попросила она его.

Детка послушно пошёл к двери, а Филиппа, тяжело выдохнув, одним движением сбросила полотенце, оставаясь совсем голой, быстро обернула бёдра набедренной повязкой, прижала к груди одной рукой мочалку, второй – полотенце, полностью прикрывая ими полушария, и двинулась за другом.

Обилие абсолютно обнажённых парней заставило девушку, с открытым ртом, встать столбом на пороге помывочной. Она с силой вжимала в груди мочалку и полотенце, круглыми от шока глазами смотрела перед собой: мужские колокольчики хороводом кружили перед её огорошенным сознанием. Бедняжка не сразу поняла, что в длинной комнате, затянутой водным паром, находятся две каменные лавки, разделённые невысокой, но широкой, тоже каменной, перегородкой, которая используется как полка.

Именно на этой перегородке-полке между лавками, которая тянулась на всю длину комнаты, до самой противоположной стены, и стояли песочные часы, миски с пемзой и глиной, лежало мыло и ждали конца помывки сухие полотенца парней.

Бойцы уже во всю драили тела, конечно, сняв набедренные повязки, пересмеиваясь, обмениваясь шуточками и поддразнивая друг друга.

Детка нашёл немного свободного места на лавке слева, у самой противоположной стены и громко позвал, перекрывая ровный гул мужских голосов:

– Фил! Иди сюда!

На неё невольно все обратили внимание.

Филиппа шла... В одной набедренной повязке... Прикрывая груди... И ждала...

Сыпались насмешки над её полнотой, белизной кожи, женским строением тела, а она ждала... каждое мгновение, каждый шаг ждала разоблачения и, возможно, смерти.

Когда она села на лавку, спрятавшись за широким телом Детки, мыться уже не смогла. Всё внутри дрожало от пережитого неимоверного напряжения и страха. Так и сидела, под стеночкой, пока помывочная почти не опустела. Лишь потом спохватилась и быстро вымыла, хотя бы, голову и чуть ополоснулась.

Завернувшись в полотенце и без зрителей выходить было значительно легче. Тем более, в раздевалке тоже ждал только взъерошенный Коротыш с тремя отвоёванными в тяжком бою яблоками.

Филиппа ловко натянула под полотенце штаны из выданного нательного белья и, пока парни горячо делились впечатлениями о помывке и драке за яблоки, прикрывшись спиной Детки, натянула на тело рубаху. Под ней, выбрав момент, незаметно для парней, немного перетянула грудь второй набедренной повязкой из выданной сумки.

Одевшись, девушка упала на лавку, облокотившись спиной о стену. Она была даже не в состоянии съесть своё яблоко.

Справилась. Выжила.

– Эй! Пошли в казарму! – потормошил её за плечо Коротыш. – Детка, поднимай его. А то наш Хомяк сейчас заснёт прямо тут.

Огромное помещение с длинными рядами кроватей, на которых спали мужчины, некоторые с громким храпом, утопало в темноте и казалось бесконечным.

Филиппа и её друзья послушно проследовали по проходу между рядами за дежурным бойцом и остановились у тех мест, на которые он указал. Повинуясь приказу бойца, они, не мешкая, быстро застелили постели – бельё им выдал тот же дежурный, ещё у входа – и улеглись.

Натягивая на себя, пахнущую чистотой и свежестью простынь с толстым одеялом на ней, девушка думала, что не сможет уснуть после только что пережитого. Однако, после четырёх месяцев ночёвок в палатке, когда приходилось лежать почти на земле, не считая ткань палатки, завернувшись в одно лишь одеяло и с собственной рукой под головой, вместо подушки – настоящая постель, с набитым матрасом, чистым бельём и мягкой подушкой, показалась Филиппе прекрасным подарком Богов за все её страдания.

Девушка с наслаждением вытянулась под тёплым одеялом, невольно вспоминая, что в последнюю неделю пребывания в тренировочном лагере сильно похолодало, куцее походное одеяло уже никого не согревало, как следует, и, парни в палатке по ночам тесно прижимались друг к другу, чтобы не стучать зубами от холода. Эта, слишком плотная, близость пугала Филиппу, и она, страшась нечаянного разоблачения, всегда устраивалась спать с краю, поэтому каждую ночь мёрзла сильнее остальных.

Филиппа не осознавала, что улыбается, проваливаясь в сон: теперь у неё была отдельная кровать, отличное одеяло и тёплая казарма.

Дорогие мои читатели, законы войска в этой фэнтезийной истории не моя выдумка, такие и были прописаны султаном для самых первых янычар в 14 веке. Описанный порядок мытья приближен к старым правилам в общественных банях Османской империи, правда, 17-18 век, не нашла старше. Хотя, судя по именам героев, Вы уже догадались, что я скорее представляю, что события происходят в местности, похожей на старинную Европу.

Ничего действительно исторического в моей истории нет, но, возможно, Вам интересно, на чём основаны фантазии.

Глава 15.

Мишель раздражённо швырнула бриллиантовую диадему на резной туалетный столик у овального зеркала в белой раме.

Месяц… Прошёл всего месяц с того дня, как она проводила мужа, и месяц и одна неделя, как она замужем, а тоскливо так, что выть хочется. Или, бить посуду и всё, что бьётся… Или рвать на мелкие клочки всё, что рвётся…

– У-у-у-у… – принцесса и в самом деле тихонечко завыла, капризно сложив губы трубочкой и украдкой поглядывая на дверь, опасаясь быть услышанной.

Вот, зачем она сегодня полдня так тщательно наряжалась? Бросила все опостылевшие задания Майры и пошла к себе, прихорашиваться...

«Для кого я так долго выбирала платье? Кто увидит эти сверкающие драгоценности? Эта гадюка, Майра?», – Мишель сжала кулачки от одного вспоминания о первой помощнице управляющего, которую в поместье ашварси все называли просто смотрительницей замка. – «Да, знаю я, знаю, что неприлично мне, принцессе, говорить «гадюка», но… Ненавижу её!».

Мишель положила локти на столик, вгляделась в своё отражение, мысленно приговаривая: «Я – красавица! Я – принцесса!».

Молодая жена ашварси тяжко вздохнула, вспоминая минувший месяц и её войну со смотрительницей замка, которую ашварси назначил её наставницей по управлению поместьем.

«Вот зачем мне нужно с этим возиться, для такой работы и нужны управляющие!» – мысленно спорила Мишель с мужем.

Именно «гадюка» Майра каждое утро будила принцессу на рассвете, заставляла приводить себя в порядок и спускаться к их совместному завтраку.

– Немедленно встань! Что ты себе позволяешь? – вскричала принцесса, когда Майра села с ней завтракать за один стол, в самое первое утро без Хлодвига.

– Госпожа...? Что-то не так? – растерялась пожилая смотрительница.

– Я принцесса, третья дочь великого императора, ставленника богов на нашей земле! Как ты посмела сесть со мной за один стол? – кипела праведным негодованием Мишель.

– Но господин… Это он велел мне каждое утро завтракать с Вами. Простите... Наверное, я что-то не так поняла. Я сейчас же напишу ему и спрошу ещё раз.

– И напиши о своём проступке, и о том, как я возмущена им, – высокомерно добавила Мишель.

Голубиная почта обернулась быстро. На следующее утро настороженная Майра снова присела за один стол с принцессой, объявив, что такова воля ашварси.

– Я не буду сидеть с тобой! – возмутилась принцесса, вскакивая со своего места.

– В таком случае, ашварси запретил давать вам какую-либо еду, – строго объявила смотрительница

– Он приказал морить меня голодом? – поражённо прошептала Мишель.

– Нет, господин распорядился, чтобы Вы завтракали, обедали и ужинали только за одним столом со своей наставницей, со мной.

В то утро, фыркнув, Мишель гордо удалилась, без единого слова. Но выдержала она всего два дня. Никогда в жизни принцесса не испытывала голода. Это был её первый, и, надо отметить, пренеприятнейший опыт. На третий день, а точнее, вечер, наступив на горло своей гордости, Мишель села у стола с самого краю, противоположного от того, где сидела Майра, и нерешительно потянулась за булочкой. Смотрительница ничего на это не сказала и принцесса, осмелев, начала жадно есть. Больше голодовок Мишель не объявляла.

Но ненавистные совместные завтраки – это были далеко не все случаи военных действий принцессы с первой помощницей – лишь небольшая их часть.

Майра без конца пыталась заставить Мишель участвовать в жизни поместья и выполнять работы в замке.

– Госпожа, как хозяйка, Вы должны изнутри понимать, как всё устроено. Знать, что делают в пошивочной, прачечной, на кухне, уметь выполнять самостоятельно большинство работ, которые проводятся в поместье. Вам необязательно выполнять их в совершенстве, но научиться нужно, чтобы недобросовестные слуги не могли вас обмануть, и, чтобы вы сами правильно понимали и ценили труд своих работников.

Каждое утро, сразу после завтрака, смотрительница всегда вела принцессу с собой в людскую, к слугам, чтобы раздать тем поручения на день. Мишель, обычно, скучая и рассеянно смотря по сторонам, стояла за её спиной и ладошкой прятала утреннюю зевоту.

Потом Майра, определяла на работу, а скорее, на учёбу, и саму молодую хозяйку.

Для Мишель это было хуже всего: ей, принцессе, целый день заниматься какой-то мерзкой работой! Она умеет шить и вышивать – этого для знатной девушки, тем более, принцессы, достаточно!

Противная Майра потом спрашивала выполнение работы и докладывала ашварси, гадина. Мишель не ждала ничего хорошего от этих докладов, поскольку, за этот месяц принцесса: трижды сожгла весь хлеб, когда ей поручили проследить за ним, пересолила суп, когда ей дали посолить варево, испортила жаркое, когда насыпала слишком много специй, упустила молоко, забыв отставить его вовремя. А один раз выронила в реку всё бельё, которое полоскала во время знакомства с работами в прачечной. Впрочем, почти все вещи выловили селяне, за мостом, и вернули.

Единственное, с чем у принцессы совсем не было проблем – это шитьё и вышивание. Тут её матушка как следует научила.

Над расходными книгами замка Мишель засыпала, роняя на раскрытые страницы свою красивую головку, с такой удивительной быстротой, что даже сама удивлялась этому.

– Ненавижу цифры! – кричала она Майре.

Почтовые голуби летели, летели, летели… Они несли ашварси сообщения, какая его жена неумёха. Мишель, думая об этом, ужасно себя чувствовала, и, почему-то, виноватой в своих горестях считала доносчицу Майру.

Почему, скажите Боги, она должна попробовать выполнять сама все женские работы в поместье? Что за блажь наставницы? Можно же, просто, пару раз посмотреть. Она – принцесса! Мишель часто представляла, как Майра малюет Хлодвигу кляузы на неё: не годна, не справилась, не умеет, испортила…

За целый месяц всего четыре раза управляющий Виль неохотно давал принцессе экипаж и сопровождение для визита во дворец, к матери, которой Мишель с упоением жаловалась на свою несчастную судьбу. Но вторая супруга не спешила поддерживать дочь.

– Девочка моя! Ты должна угодить своему мужу! Тогда твоему брату будет легче, когда он, по окончании академии, приступит к службе в императорской армии. Постарайся! От ашварси зависит какая жизнь будет у нашего Фредерика. Ты должна очаровать мужа и задобрить его. До лета осталось совсем мало времени.

Мишель каждый раз возвращалась от матери без настроения. Она несколько раз просилась у управляющего Виля, через «гадюку», конечно, нанести визиты к своим подругам.

– Простите, госпожа, но визиты и посещения подруг Вам будут позволены только тогда, когда Вы достигните хотя бы каких-то успехов в обучении управлению поместьем. Это – распоряжение ашварси, – ответил принцессе Виль.

«А оценку моим успехам даёт эта гадюка. Так я никогда никуда не выйду, до конца жизни», – горевала Мишель.

Так и получилось, что за целый месяц четыре выезда к матери были самым светлыми часами её новой жизни.

Мишель положила растопыренную ладонь с перстнем на каждом пальчике поверх украшений в раскрытом сундучке на столике перед зеркалом. Броши, серьги, ожерелья, кольца, цепочки, перстни, диадемы, заколки для волос – всё из золота и драгоценных камней. Только кто это видит? Когда и куда ей это надевать? В прачечную?  Или на кухню?

Вдруг какое-то движение за окном привлекло её внимание, и девушка на миг приникла носом к прозрачной поверхности. И тут же тоскливое настроение исчезло, не оставив следа!

– Хлодвиг!!!

Мишель птицей полетела из своей комнаты в коридор, а оттуда, к лестнице, которая вела к парадному входу, по пути инстинктивно, на ходу, схватив со столика у зеркала диадему и водружая её на голову. Не зря она сегодня наряжалась, не зря!

Хлодвиг, в сопровождении управляющего Виля, успел войти в холл замка и снять перчатки, отдав их служке, когда наверху лестницы появилась его молодая жена.

Она была чудо, как хороша! Светлые локоны, художественно выбивающиеся из причёски, которую украшала диадема с бриллиантами, чуть разлетались оттого, что девушка спешила к нему. Осенний день сегодня был удивительно солнечным и высокие сводчатые окна пропускали яркие лучи, которые играли в драгоценных камнях диадемы, создавая принцессе сияющую корону. Карие глазки девушки сверкали искренней радостью от встречи. Тонкие пальчики, унизанные перстнями, излишне высоко приподнимали подол платья, открывая маленькие стройные ножки в белых чулочках и изящных туфельках, которые сейчас мелко перебирали ступеньки лестницы, приближая к ашварси свою хозяйку.

– Хлодвиг! – Мишель подбежала к мужу и застыла перед ним в нерешительности, продолжая смотреть счастливыми глазками.

– Мишель, – он всё же улыбнулся и приобнял малышку, встретившую его так ликующе, несмотря на всю его строгость и установленные им для неё порядки и правила. – Ты чудесно выглядишь.

– Спасибо, – нежные щёчки девушки вспыхнули от удовольствия.

Хлодвиг, рассматривая жену, решил, что, пожалуй, навестит её в спальне этой ночью, а не отправится расслабиться в весёлый дом, как собирался: и ближе, и удобнее, и крошка хороша.

– Ступай, займись делами. Вечером увидимся, – он чуть развернул Мишель и подтолкнул её к, как раз, вошедшей Майре.

«И это всё? После целого месяца отсутствия?» – она, сама не замечая этого, шла в заданном направлении, пока не остановилась перед экономкой.

– Приветствую Вас, господин! – Майра поклонилась Хлодвигу и повернулась к принцессе. – Госпожа, Вы уже посчитали сколько муки нам потребуется заказать на следующую неделю?

Мишель даже передёрнулась. Хуже счётных книг была только варка мыла: там страшно воняло. К счастью, Майра не потребовала, чтобы принцесса работала в мыловарне, только несколько раз приводила туда посмотреть на работы, но Мишель и этого хватило, чтобы определиться с самым неприятным для неё местом в поместье.

– Нет ещё. Как раз считаю, – уныло ответила она «гадюке» и направилась в классную комнату, где она ещё утром оставила пылиться в одиночестве счётные книги по кухне.

За целый день Мишель так больше и не увидела Хлодвига. Муж до самого вечера работал в кабинете, один или с посетителями.

Майра, в очередной раз, занудно пыталась объяснить Мишель почему рассчитанное ею количество муки неправильное, но девушку это не особо интересовало. Все её мысли были о муже и о его словах о том, что они с ним увидятся вечером. Принцесса снова и снова вспоминала их встречу в холле, его короткое объятие и ласковую улыбку. Мишель мечтательно улыбалась: какой же её муж красивый! Он похвалил её внешний вид! Как же хорошо, что она сегодня бросила всё и стала наряжаться! Это Боги ей помогают, это они направили её!

Вечером они не просто увиделись за ужином или в гостиной, как мечтала Мишель – нет, ужинала она, как и всегда, в последнее время, с Майрой. Муж сразу пришёл к ней в спальню.

Принцесса поначалу очень сильно испугалась, вспомнив первую брачную ночь. Но, понимая, что супружеский долг женщине, хочешь – не хочешь, а нужно выполнять, и, к тому же, припомнив слова матери о том, что она должна постараться угодить мужу, чтобы помочь брату, Мишель твёрдо решила быть послушной и потерпеть. Раз уж это мужчинам это так надо…

Утром, разомлевшая от сладкой неги, Мишель недоумевала: почему люди не занимаются этим самым с утра до вечера и с вечера до утра, если это так безумно приятно?

О-о-о-о! Теперь она смотрела на мужа не только, как на очень красивого молодого мужчину, весьма достойного быть мужем принцессы, облечённого огромной властью и несомненно баснословно богатого. Нет! В эту ночь Мишель узнала, какое бесконечное, невероятное, взрывающееся изнутри, удовольствие он может подарить ей своими прикосновениями!

У них было всего три ночи и Хлодвиг, закончив дела, ради которых приезжал, снова уехал в расположение армии.

– Учись быть моей женой, маленькая! – нежно потрепал муж Мишель за щёчку на прощание.

Он в этот раз не поучал её, не говорил о правилах, не пугал наказаниями, не спрашивал об успехах или неудачах. Хлодвиг целыми днями был занят вопросами управления своими землями: слушал доклады, читал отчёты, принимал решения и раздавал указания. Ашварси виделся с молодой женой лишь ночью, с удовольствием расслабляясь после хлопотного дня. Попросту говоря, ему было не до малышки Мишель.

Единственное, о чём он, всё же, не забыл и сделал для этого всё необходимое – молодая жена не должна пока забеременеть.

Хлодвиг снова уехал на долгие месяцы, а Мишель впервые поняла, что такое настоящая тоска по любимому мужчине.

Глава 16.

Филиппа сама не верила своему счастью. Это же надо, чтобы так повезло!

Когда их троицу: её, Детку и Коротыша, распределили на работы при бане, она ещё не понимала, как это удачно, так как не знала своих будущих обязанностей.

Но следующий месяц показал ей все преимущества нового положения, и Филиппа не уставала каждый вечер, засыпая в своей тёплой постели, от души благодарить Богов за их помощь.