Текст книги "Неудачная дочь (СИ)"

Автор книги: Полина Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Мишель быстро согласно закивала и хотела снова подойти к мужу.

– Стоять и слушать! – резкий окрик мужа заставил девушку испуганно замереть на месте.

Она растерянно смотрела на его красивое лицо, ничего не понимая.

– Запоминай. Повторять не буду. Если ты не будешь надлежаще выполнять то, что от тебя требуется, поверь, наказание не заставит долго себя ждать.

Глаза жены были настолько пусты, а выражение её лица такое недоумевающее, что на Хлодвига накатила мощная волна  раздражения.

– Или мне прямо сейчас выпороть тебя для профилактики, чтобы ты внимательно выслушала и поняла, что от тебя требуется?

Муж говорил эти страшные слова убийственно холодным тоном, и у Мишель непроизвольно задрожали губы, а на глаза навернулись слёзы. Ашварси постарался набраться терпения.

– У меня совершенно нет сейчас времени на тебя! Через неделю мне нужно быть в расположении войск, – сквозь обманчиво ровный, холодный тон Хлодвига, всё же пробились нотки раздражения.

Стараясь настроиться на спокойную поучительную беседу с молодой капризной женой, он откинулся в кресле, расслабленно положив руки на резные деревянные подлокотники.

– Прежде всего, Мишель, теперь ты всегда должна быть молчаливой, в хорошем настроении и… постарайся заняться чем-то полезным. Не терплю людей, болтающихся без дела, – начал Хлодвиг.

Мишель довольно сильно устала за день, особенно, ноги гудели. Она не понимала, почему должна стоять перед столом, не соображала к чему этот поздний разговор и чего, на ночь глядя, муж от неё хочет. Угрозу наказания принцесса не восприняла всерьёз, но от холодного приказного тона мужа девушке всё же было не по себе и немного страшно. Пройти и сесть на диван у стены, Мишель не решилась. Она слушала Хлодвига стоя, лишь переступала с ноги на ногу, пытаясь по очереди, хоть ненадолго, дать усталым ступням облегчение.

– Тебе можно общаться только с теми, с кем я позволю, – продолжал муж.

Вот это Мишель могла понять. Она даже внутренне обрадовалась, предположив, что ашварси её ревнует. Принцесса была большая любительница невинного флирта. И, конечно, она полагала, что муж ранее мог заметить это, и теперь ревновал, особенно, учитывая, как часто ему приходиться бывать в отъездах. С его точки зрения, естественно, больше никаких встреч с друзьями детства мужского пола не должно быть! Она сама это сознавала. Ну, не с матерью же он запретит ей видеться?

– Далее… – Хлодвиг стал задумчиво ритмично соединять растопыренные пальцы ладоней у груди, перебирая в уме все правила, которые ещё не озвучил, – никаких горячительных напитков. Никогда. Не терплю, когда женщина пьёт.

Мишель вспомнила, как на свадьбе она постоянно держала в руках бокал с чем-то. Но она же почти не пила из него, лишь делала вид! Неужели Хлодвиг подумал, что она любительница выпить?

– Чтобы выйти из поместья тебе нужно отпроситься у меня или у того, кого я оставлю за управляющего в моё отсутствие.

Мишель с изумлением смотрела на человека, который стал её мужем: не ставить в известность, а отпрашиваться?

– Я вышла замуж или попала в темницу? – язвительно спросила она.

Короткая вспышка яростного протеста придала Мишель силы духа. Стоять сил больше не осталось, и принцесса решительно сделала несколько шагов к дивану и, с облегчённым вздохом села, почти упала, на него.

Хлодвиг, с каменным выражением лица, медленно поднялся с кресла, обошёл стол, приблизился к жене, взял её за предплечья и рывком поднял на ноги.

Мишель следила, как муж идёт к ней, со всё возрастающим страхом и, когда снова резко оказалась стоячей, тихонько вскрикнула.

Ашварси, положив руку на затылок девушки, провёл и поставил её на прежнее место, перед письменным столом, и, опустив её шейку, сам вернулся в кресло.

– Я ещё не закончил, – произнёс он таким тоном, что у Мишель мороз по коже пошёл. Она осталась стоять, где поставили, не смея открыть рот.

– Как моя жена, ты обязана всегда и в любых обстоятельствах иметь благопристойный и опрятный вид. Почему ты явилась в мой кабинет в халате и с растрёпанной причёской? – в голосе мужа прозвучали презрительные нотки.

– Я спешила… к Вам, – только и смогла выдавить девушка.

В её голове вдруг возникла картинка, как она, улыбаясь, бежит по коридору на его зов. Несоответствие её ожиданий и наступившей действительности, вдруг, ударило по нервам со всей силы. Стало так больно, что Мишель закрыла лицо руками и горько расплакалась.

Хлодвиг растерялся. Что делать с рыдающей женой, он решительно не знал.

– Достаточно на сегодня, – мгновенно теряя позиции, решил он, – Немедленно ступай к себе! И прекрати реветь!

Мишель зашлась ещё громче, а Хлодвиг почувствовал себя так, будто он сидит на горячих углях. Захотелось вскочить и подойти к ней, или... лучше убежать из кабинета. Но он огромным усилием воли заставил себя остаться на месте. Если сделает так сейчас – всё его воспитание пойдёт насмарку.

Он смог облегчённо выдохнуть только когда Мишель, всхлипывая, ушла. Да.. Девчонка – это не боец. Её оказалось намного сложнее учить правилам. Но Хлодвиг не собирался сдаваться. На кону было устройство всей его будущей семейной жизни.

На второй день после свадьбы Мишель снова не дали выспаться.

Едва встало солнце, Хлодвиг пришёл к ней в комнату и разбудил.

Принцесса пыталась сначала накрыть голову подушкой, чтобы не слышать его настойчивого голоса, который мешал досматривать сладкие сны, потом, старалась оттолкнуть крепкую руку мужа от своего плеча и снова натянуть на себя, быстро сползающее к ногам, одеяло.

– Да что же это такое! – визгливо вскричала она, ловя ускользающий сон, и не открывая глаз. – Разве непонятно? Я спать хочу! А, ну, пойдите отсюда! Всё-всё потом, когда высплюсь!

Хлодвигу надоела эта возня и он сердито выдернул девчонку из постели, как будто, большую куклу, и поставил на пол.

Мишель от неожиданности вскрикнула, широко распахнула, наконец, глаза, окончательно проснувшись, и, мигом вспомнив, кто она теперь, а также, вчерашний вечерний разговор с мужем, испуганно замерла перед ним. За окном стояла ранняя осень, поэтому камины в замке ещё не топили, и каменный пол, особенно по утрам, был очень холодный. Принцесса, стоя на ледяном полу, босая, в одной тоненькой ночной рубашке, спасаясь от обжигающего холода, поджала босые пальчики и поставила ступни немного косолапо, обхватив узенькие плечи ладонями.

– Кровавая бездна! – выругался ашварси.

Он сдёрнул с кровати одеяло, накинул его на девчонку и, легко приподняв, переставил её на шкуру у камина. Взъерошенная, темноволосая головка Мишель торчала из тёплого белого кокона не полностью, половина её лица также оказалась спрятана в одеяло. Только встревоженные непонимающие глаза с вопросительным ожиданием уставились на Хлодвига.

– Доброе утро, Мишель, – начал говорить ашварси.

– Доброе... – пискнула принцесса в одеяло.

В её интонации отчётливо слышалось сомнение.

– Вчера вечером, в кабинете, я не с того начал нашу беседу, – повёл разговор Хлодвиг.

Он подошёл к окну, собираясь с мыслями, как лучше донести до сознания жены то, что он хотел ей объяснить.

«И сегодня тоже! Принесло его, ни свет, ни заря...», – недовольно подумала Мишель и плотнее сжала изнутри края одеяла.

– Я не желал нашего брака, – Хлодвиг стоял спиной к девушке и не видел, как огорченно и обиженно вытянулось личико девушки после этих слов.

– Я настолько некрасивая? Совсем не подхожу Вам? – тихо спросила она.

– Нет, что ты! Мишель, ты очень даже мила, молода, здорова, из императорской семьи. Поразмыслив, я решил, что раз уж так сложилось, вполне могу оставить тебя своей старшей женой.

Мишель радостно улыбнулась и хотела уже сказать, что он не пожалеет, но ашварси продолжил:

– Но, при условии, что ты будешь придерживаться всех правил и установленных мною порядков, а также постараешься быть полезной и не создавать мне проблем. В противном случае, через три года я добьюсь признания нашего брака недействительным на основании того, что ты бесплодна.

– Но почему я бесплодна?! – последние слова мужа поразили Мишель до глубины души.

– Потому, что я позабочусь о том, чтобы в первые три года брака у нас с тобой не было детей. Это даст мне возможность, при желании, навсегда расстаться с тобой.

Принцесса растерянно смотрела на мужа и не знала, что сказать.

– Итак, прямо сейчас ты должна решить: чего ты хочешь, Мишель? Остаться моей старшей женой? И, в таком случае изучить, принять и выполнять все правила этого дома и мои требования к тебе. Вернуться к родителям спустя три года? Тогда я прямо сейчас уйду и больше не побеспокою тебя. Кроме того, на время пребывания в моём доме выделю тебе отдельный штат слуг, охрану и денежное содержание. Ты сможешь проводить своё время, как пожелаешь, конечно, при условии соблюдения чести моего имени и общих приличий.

Хлодвиг немного подождал и настойчиво повторил вопрос:

– Чего ты хочешь, Мишель?

– Хочу быть Вашей женой, – неуверенно пробормотала принцесса.

Хлодвиг некоторое время изучающе смотрел на жену, потом вздохнул:

– В таком случае быстро приводи себя в порядок и спускайся в столовую. Если я дома, жена всегда должна завтракать со мной. Без исключений. Продолжим наш разговор за завтраком.

Вот так начиналась семейная жизнь принцессы. С тех пор прошло ещё пять дней. Сегодня на рассвете ашварси отправился в расположение войск, а юная жена осталась дома.

Замок понемногу пробуждался ото сна. В коридорах замелькали слуги. Мишель вошла в свою спальню и вынырнула из воспоминаний. Она, в раздумье, остановилась у разобранной постели: Хлодвиг уехал, может быть, лечь и ещё немного поспать?

Тут Мишель вспомнила об управляющем поместьем Виле и его первой помощнице Майре. А, если Майра узнает и доложит управляющему, а тот – Хлодвигу? Муж оставил жене чёткое распоряжение: во всём слушаться этих двоих, как его самого, однако, по всем вопросам всегда обращаться к первой помощнице, и только в исключительных случаях – к самому управляющему.

Вспомнив указания мужа, Мишель раздражённо передёрнула плечами: она – принцесса, а должна подчиняться каким-то служащим в поместье, пусть и управляющим! Особенно её задело, что Хлодвиг при ней давал указания этим двоим каждую неделю присылать ему доклады о времяпровождении и поведении его жены. Это было так унизительно!

Глава 12.

Ашварси настолько стремительно шёл между бойцами, которые выстроились в две шеренги по бокам от центрального прохода между палатками, что Филиппе на миг показалось – он летит, не касаясь ногами земли, как всесильный чародей из сказок. Строгое мужественное лицо мужчины, было прекрасно, его уверенный шаг длинных, сильных ног – лёгкий и стремительный, а плечи и грудь, прикрытые сверкающими доспехами – невероятно широки.

Призванные стояли, вытянувшись в струнку. Воины, которые сейчас шли мимо них: ашварси, аштуг и, сопровождающие их, туги отряда, в котором они будут служить, держали в своих руках их будущую жизнь... или смерть. При их приближении молодые бойцы вскидывали на уровень груди правую руку с раскрытой ладонью и били по ней кулаком левой руки, таким образом, как их обучили на тренировках наставники, по очереди, уважительно приветствуя идущих.

Филиппа едва не прозевала своё приветствие, по-девчачьи засмотревшись на воинов, и, лишь, когда Барт больно наступил ей на ногу, вскинула, как положено, руки. Её большие синие глаза, на изрядно похудевшем личике, сияли чистым завороженным восторгом, как два голубых бриллианта.

«Наверное, это сам Бог Войны отпустил погулять на наши земли своего сына, чтобы он мог с обычными людьми в битвы поиграть», – не сводя очарованного взгляда с ашварси, восхищённо подумала девушка.

Идущие по проходу воины не могли не заметить упитанного парнишку с таким, невероятно сияющим, взором. Филиппа, как все призванные, тоже стояла в шеренге между Тилем и Бартом и чуть приподнималась на носочки, безуспешно пытаясь не казаться слишком маленькой ростом рядом со своими, такими высокими, друзьями.

«Это тот самый Хомяк с синими глазами, который получил от меня наказание палками, в первый же день по прибытии. Хммм...Окреп, порядком сбросил жир, но, всё равно, слабак. Безнадёжен, малополезен», – мимоходом, сделал вывод ашварси.

«Какой милый ребёнок. Ему бы девчонкой родиться. Чему радуется, дурачок? И куда такого наивного кругляша определить? Не проживёт ведь долго... Не выдержит. А взгляд какой ясный... Даже, жаль...», – думал, минуя девушку аштуг Хилберт.

Оценивали Филиппу и, проходящие мимо, туги:

«Смазливая морда...»

«Ишь, как лупит зенки свои синие...»

«Рохля, но в весёлом доме девки будут на шею вешаться...»

«Палаточник...»

«Не за красивые глаза в сотню себе беру, парень, извини...»

«Этот точно ко мне попадёт: невысокий, полноватый, явно слабый. Ну как он у меня будет служить? Синими глазками мешки не переносишь! Да у него пуп развяжется уже через неделю! Вечно мне всё самое жалкое остаётся. Зачем только меня аштуг на распределение гоняет! Сбрасывал бы, по возращении, всё никудышнее, что другим не подошло, в мою казарму и всё!», – раздражённо думал туг сотни палаточников.

Филиппа даже не догадывалась, что обратила на себя внимание всех прибывших. Она восхищённо-почтительно смотрела, как следом за ашварси, в двух шагах позади, шёл первый аштуг, а за ним, также на расстоянии двух шагов – уже остальные.

«Приспешники сына Бога Войны, такие же огромные и грозные, как он», – думала о них Филиппа. – «Мамочки мои, как же я боюсь!».

Страшилась девушка не идущих по проходу мужчин, а грядущих изменений, которые принесли с собой эти суровые воины.

Спустя четыре долгих месяца, Филиппа уже немного пообвыклась в тренировочном лагере. Здесь она опасалась, но не боялась.

После детства, проведенного в вечной борьбе с братцем-близнецом, который, хоть и любил её, но колотил без жалости, девушке сложно было испытывать настоящий страх перед молодым тугом, который так сильно старался выслужиться, но был совсем ещё мальчишкой, старше её всего на пару лет.

Наставников, которые были суровы и требовательны, Филиппа уважала, ведь они такие, прежде всего, на благо призванным.

Находясь в тренировочном лагере, девушка могла изредка, по возможности, искупаться в студёном лесном ручье или быстро обтереться мокрой тканью за бочками. Филиппа наловчилась, при необходимости,  уединяться в лесу или в щели под забором, для естественных надобностей.

Она, понемногу, гораздо лучше начала справляться с нагрузками на тренировках и даже нашла себе верных, хоть и противных, друзей.

И вот, ставшее приемлемым, пребывание в тренировочном лагере заканчивается, теперь снова всё-всё в её жизни изменится...

Филиппа понимала, что, до сих пор, ей чудом удалось не обнаружить свою принадлежность к женскому полу и выжить в армии, среди парней. Однако, впереди её ждали новые испытания: распределение и переезд туда, где было постоянное месторасположение их отряда.

Где она там будет жить? В каких условиях? Как сможет, не раскрываясь, справлять свои нужды, мыться? Какие сложные тренировки и работы её ждут? Неужели, она попадёт в презренные палаточники, которых в отряде считают самыми ничтожными бойцами? Филиппа отчаянно надеялась, что сможет показать неплохие результаты на испытании. Никто из призванных, даже плохо соображающий Детка, не хотели попасть после распределения в сотню палаточников. Становиться слугами отряда и живыми щитами в битве ни у кого не было желания.

Филиппа вздохнула. В просматривающемся будущем у всех призванных было лишь одно маленькое облегчение: наставники рассказывали, что в первый год новеньких не берут в боевые походы.

Вот, уже, прибывшие находятся на центральной площади лагеря. Молодой туг поспешил к ним на доклад, а все молодые бойцы, тем временем, быстро перестроились: встали на тренировочном поле в десять рядов.

Призванные уже две недели тренировались делать это построение за то время, пока у туга в руке догорит лучина, поэтому сейчас выглядели неплохо перед военноначальниками. Каждая десятка стояла в затылок друг другу, по росту: впереди, расправив плечи и приподняв подбородок, стояли самые рослые и крепкие.

Филиппа сожалела, что только их, сборная десятка, место для которой туг определил справа, с самого краю, была исключением из общего правила, потому, что самого высокого из них, пускающего слюни Детку, наставник поставил не первым, а самым последним в ряду.

Правда, и там, его, широко улыбающееся, большое лицо было прекрасно видно над всеми.

Филиппа была огорчена. Сзади, за ней, кроме Детки, стоял только Коротыш. Они все трое выделялись, потому, что выступали за ровный квадрат построения, состоящий из десяти десяток.

«Великан, карлик и девушка», – нервно подумала Филиппа. – «Мы словно ненужный отросток, который нужно отломать и выбросить, чтобы не портил общую картину».

Острый взгляд ашварси, ни на ком особо не останавливаясь, словно молниями прошил тренировочное поле. У каждого призванного осталось ощущение, что именно его изучающе осмотрели с ног до головы и поставили оценку.

– Первые две десятки, слева, десять шагов вперёд! Рассредоточиться для выполнения отжиманий! – прозвучала команда.

Ашварси, аштуг и туги отряда стояли на сравнительно невысоком деревянном помосте, который, однако, позволял им отлично видеть каждого призванного. Возле них, с краю, стоял молодой туг тренировочного лагеря, которому предстояло стать десятым тугом отряда, вместо погибшего в последнем походе. Он громко отдавал команды, получив от старших соответствующее указание.

– Упор лёжа принять! Начали!

Любопытная Филиппа, стоя позади, плохо видела происходящее перед строем, но судя по напряжённой тишине, парни отжимались, отжимались, отжимались… Команды остановиться для них всё не было и не было. Ожидание казалось девушке невыносимым. Время шло… Филиппа не утерпела, и, чуть наклонившись в сторону, выглянула сбоку из-за широких спин впереди стоящих парней.

Некоторые бойцы из первых двух десяток, обессиленно лежали на земле, не в состоянии больше отжиматься. Заметила девушка и таких, которые пытались выполнять что-то похожее на упражнение, приподнимая только часть тела. Всего несколько парней продолжали выполнять отжимание правильно, как учили наставники.

– Довольно!

Упали все. Филиппа облегчённо выдохнула. Впрочем, выдохнул весь строй призванных, напряжённо наблюдавший за первым испытанием. Туг дал испытуемым команду подняться и быстро распределил их на три группы: к полосе препятствий отправил тех, кто отжимался до последнего, к деревянным орудиям и приспособлениям на краю тренировочного поля – тех, кто пытался это делать. Оставшиеся снова встали в строй. Филиппа осторожненько подсчитала: вернулись шестеро из первой десятки и пятеро из второй.

– Следующие две десятки слева десять шагов вперёд! Рассредоточиться для выполнения отжиманий! – снова прозвучала команда туга. – Упор лёжа принять! Начали!

Всё повторилось.

По окончанию испытания третьей и четвёртой десятки, Филиппа с азартом взялась за подсчёты: в строй вернулись, соответственно, восемь и четыре бойца.

Когда, наконец, дошла очередь до последних двух десяток, Филиппа уже извелась. Умом она понимала, что ляжет на землю задолго до команды «Довольно!», но всё же на что-то надеялась и была полна решимости продержаться как можно дольше.

– Последние три бойца сборной десятки оставаться на месте! Остальные – десять шагов вперёд! Рассредоточиться для выполнения отжиманий! –прозвучала команда туга. – Упор лёжа принять! Начали!

Неизвестно, какие мысли и чувства возникли у Коротыша и Детки, но Филиппа до ушей наполнилась чувством разочарования и обиды: даже не позволили участвовать в испытании, сразу признав негодными!

Девушка изо всех сил старалась держать себя в руках. Очень старалась. Четыре месяца преодоления себя! И пусть она всё равно отстаёт по результатам от всех парней, но заслужила, хотя бы принять участие в испытании!

Почему-то, вот такое, подчёркнутое, признание при всех призванных её негодности, несмотря на все нечеловеческие усилия последних месяцев, очень задело. Глаза девушки мимо воли наполнились слезами, которые одна за другой, когда Филиппа моргала, не удерживались, и быстро сбегали вниз, по щекам, тая на подбородке. Мир вокруг стал размытым за их пеленой.

Ашварси, пристально наблюдая за призванными, с непонятным ощущением на душе отметил про себя:«А Хомяк-то, расстроился. Неужели надеялся в конницу попасть? Впрочем, если похудеет и покажет хорошие результаты по подготовке... в лёгкую конную двадцатку самое то...».

Из их сборной десятки только Тиль и Барт не вернулись в строй.

– Все, кто строю… в колоне по трое… за направляющим… Бегом!

И снова Филиппа оказалась в тройке с Коротышом и Деткой, замыкающими. Направляющий наставник повернул всех к воротам лагеря и, миновав их, устремился в лес.

– Внимание! – услышала Филиппа за спиной голос туга для оставшихся на тренировочном поле отобранных после первого испытания.

Только к вечеру все молодые бойцы собрались вместе на ужин возле полевой кухни, у большого казана. Каждая десятка окружила своих отобранных, подавая им миски, ложки, подкладывая лучшие куски мяса и, одновременно, не давая поесть, дёргая вопросами.

Тиль и Барт бесконечно устали. Они, практически, даже не способны были сами донести ложку ко рту, настолько сильно дрожали от слабости их руки после испытаний. Но глаза просто сияли от восторга! Заплетающимися языками и сиплыми севшими голосами, мешая друг другу, перебивая, парни рассказывали Филиппе и остальным о том, как их отбирали в конную сотню, где было всего одиннадцать мест. И они прошли! После того, как определились эти одиннадцать счастливчиков, остальных парней, которые также проходили сегодня испытания, почти поровну разобрали по своим сотням остальные туги, частенько горячо споря между собой. Только тугу сотни палаточников никого сегодня не дали, хотя он просил хотя бы одного сильного парня.

– Ты бы видел, как позеленели и вытянулись морды парней, на которых, как раз, смотрел ашварси, когда палаточник попросил себе бойца! – хихикнул Тиль, продолжая делится с Филиппой впечатлениями, уже лёжа в палатке. – Они даже дышать не могли, пока ашварси не отказал ему.

Второй день испытаний начался, как обычно, с утренней пробежки и завтрака. Только потом наставники отправили всех на построение.

Когда призванные встали в квадрат на тренировочном поле, к ним, стоя на деревянном возвышении, первым обратился ашварси:

– Приветствую вас, призванные! Вы прошли начальную подготовку в тренировочном лагере и, после распределения по сотням, отправитесь в расположение отряда. Командующий вашим отрядом – первый аштуг Хилберт.

Хилберт сделал шаг вперёд и встал рядом с Хлодвигом. Обученные наставниками, в едином порыве, бойцы ударили кулаком левой руки о раскрытую ладонь правой на уровне груди, приветствуя своего самого важного начальника, после ашварси.

Хлодвиг продолжил:

– Отныне вы – воины великой императорской армии и должны знать закон, установленный для вас самим императором, по которому будете жить. Согласно этому закону вам предписывается беспрекословно подчиняться своим военноначальникам: тугу вашей сотни, аштугу вашего отряда, ашварси, императору или тому, кого они назначат старшим над вами.

Филиппа с сомнением посмотрела на всех тугов, за спиной ашварси, на помосте: их всех, значит слушать не нужно, только своего? Почему тогда один из них гонял сегодня Коротыша к воротам по какому-то поручению? Спрашивать она, конечно, не стала. Тем более, ашварси продолжал сурово перечислять следующие правила:

– Вы должны избегать того, что не подобает воину: стремления роскоши, излишнего сладострастия, увлечения ремёслами, семейных уз. Вы не сможете вступить в брак, иметь свой дом. Вы должны жить в казарме, если не в походе или на задании.

На этих словах не только у Филиппы больно сжалось сердце. А ашварси всё говорил:

– Ваши поступки и деяния могу судить только я, ашварси, и, при его желании, император. Хочу сообщить, что, в случае совершения тяжкого преступления, вы имеете привилегию подвергнуться особо почетному виду смертной казни – удушению.

По спине Филиппы побежал холодный пот. Будто, уже обнаружили, что она девушка, и сейчас затянут петлю на горле, перекрывая возможность дышать. Или эта честь только для мужчин?

– Продвижение по службе для каждого из вас вполне возможно. Подробнее об этом позже.

Парни заинтересованно посмотрели друг на друга и на начальников. Видно было, что некоторые горят нетерпением прямо сейчас начать продвигаться. Ашварси, тем временем закончил:

– Что ещё... Те, кто доживёт до старости, будут обеспечены жильём при казармах и пенсией. Это всё.

По молчаливому знаку ашварси заговорил первый аштуг Хилберт:

– Наш отряд – большая сплоченная семья из тысячи мужчин, объединенных общим делом, целями и единым образом жизни. Приветствую вас всех, молодые бойцы! Сегодня второй день распределения по сотням. Вчера был закончен добор в конную и начаты доборы в остальные сотни, тугов которых вы видите за моей спиной. Бойцы, которые уже были распределены, сейчас за направляющим наставником отправляются на пробежку в лес. Остальные – вперёд, на полосу препятствий! Выполнять!

Глава 13.

Чуда не случилось. Филиппа попала в палаточники.

И это даже при том, что Детка, практически, перебросил её через бревенчатую стену на полосе препятствий и протащил за собой через болото, хоть она и осталась без сапог, которые цепкая жижа стащила с её ног и всосала в себя, без какой-либо надежды вернуть.

Но тот же Детка стал причиной их с Коротышом отставания, когда он застрял в длинной деревянной трубе, выдолбленной в огромном стволе древнего поваленного дуба. Филиппа проползла сквозь узкое препятствие первой и уже хотела бежать дальше, когда услышала жалобное хныканье Детки из тёмного отверстия за спиной.

Девушка развернулась и на четвереньках поползла обратно, в трубу. Потом, она помогала другу проползти через препятствие, сама двигаясь ногами вперёд, и, с неимоверными усилиями, по команде, тянула парня за безрукавку на плечах.

– Раз...два... три... Рывок! – команды из глубины трубы, задушенным голосом, отдавал Коротыш.

– Раз...два... три... Рывок! – он, как бычок, изо всех сил толкал друга головой в пухлый зад, одновременно с усилиями Филиппы.

– Раз...два... три... Рывок! – Детка паниковал, мычал и плакал, у друзей плохо получалось продвигать его.

– Бездна! Мы тащим телёнка через игольное ушко, – в отчаянии прошипел Коротыш.

– Ну, не волнуйся, Деточка, – голос Филиппы истекал нежностью и лаской, – Мы с тобой, мы тебя не бросим, не уйдём. Постарайся немножечко помочь нам. Давай, мальчик...

– Ползи, гад!!!! – зверским тоном вдруг завопил Коротыш.

Неизвестно, что помогло, но Детка, наконец, перестал хныкать и пополз. Совместными усилиями, узкое препятствие было, наконец, преодолено. Но прибежали они трое последними...

Это было досадно. Если бы Тиль и Барт проходили полосу препятствий с Филиппой, они бы её точно не бросили, и она, как пить дать, не оказалась бы с одним из худших результатов в конце испытаний.

Филиппа, задумавшись, шла на ужин. Она сама удивлялась своей удачливой судьбе: так само собой получилось, что со вчерашнего дня Тиля и Барта рядом с ней заменили Детка и Коротыш.

«Возможно, это потому, что мы, все трое, почувствовали что-то общее, когда только нас, так сильно отличающихся от всех остальных призванных, не допустили к самому первому испытанию? Кто знает…» – девушка чувствовала, что принимает эту новую дружбу с искренней радостью. – «Хоть и досадно оказаться в палаточниках...»

Впрочем, кроме Тиля с Бартом, почти вся их сборная десятка угодила в палаточники. Всего лишь одного парня забрал себе какой-то туг. Теперь их десятка и в самом деле состояла из десяти бойцов.

Вечером, Тиль и Барт недолго переговорили с Филиппой, спросили про результаты испытаний и, коротко посочувствовав Пузану, что он попал-таки в палаточники, пошли и уселись ужинать рядом с парнями, отобранными в конницу. Обиженная Филиппа, пока уплетала свою порцию, несколько раз ловила на себе их немного виноватые взгляды.

На следующий день, на утреннем построении, туги уже не стояли за спинами ашварси и аштуга. Они находились в общем строю, рядом со своими бойцами. Каждому тугу в сотню требовалось разное количество бойцов. Один добирал шестнадцать новеньких, а другому нужно было всего двое, поэтому десять рядов, выстроившихся в затылок, бойцов были разной длинны. Молодой туг, который собирался, по прибытии в расположение отряда, принимать свою первую сотню, стоял возле самого длинного ряда бойцов, из двадцати восьми человек. В последнем походе эта сотня пострадала больше других, даже их туг погиб.

– Поздравляю с окончанием распределения! Палаточники занимаются сборами! Остальным приступить к ежедневным тренировкам! – объявил аштуг.

И настоящая служба палаточников началась самой первой… Харбин, туг, дал всем первые задания и стал придирчиво следить за их выполнением.

Детка, Коротыш и Филиппа должны были разбирать и складывать палатки по левому краю от центрального прохода. Перед ними в палатки забегали двое других бойцов из их десятки: Павлин, получивший эту кличку из-за того, что прибыл в лагерь в разноцветной яркой женской рубашке, и Рыба, прозванный так из-за очень светлых, круглых, немного выпученных, глаз. Они собирали, сворачивали, выносили и грузили немногочисленные вещи парней, их одеяла и подстилки в повозки-клети, те самые, в которых четыре месяца назад призванных привезли в тренировочный лагерь.

Во время работы новеньких, туг палаточников, Харбин, ругался так, что охрип. Он потерял, и терпение, и голос, пока его новоиспеченные бойцы впервые в жизни собрали лагерь.

Филиппа про себя возмущалась: как будто они виноваты, что не знают, как разбирать палатки и правильно паковать вещи!

Детка, вообще, нечаянно свернул палатку с Коротышом вместе. А тот боялся крикнуть, чтобы не привлечь внимание туга.

А то парни, которые грузили вещи, уже довели Харбина до того, что тот уже пару раз применил хлыст, когда ему не хватило ругательств. Это когда Павлин и Рыба нечаянно разломали клеть, пытаясь втиснуть туда ещё одну скатку, которая никак не влезала. Парни так старались! Чтобы закрыть клеть, Павлин решил использовать самодельный рычаг. Он просунул обычный деревянный кол в прутья клети, возле дверцы, и с силой поднажал, а Рыба ему, со всем усердием, помог. Только прутья возьми и тресни! Под давлением, под завязку напиханных в клеть вещей, образовалась дыра, через которую начали вываливаться тюки и скатки. Как раз, в этот момент Павлин с Рыбой, по очереди, и отхватили хлыстом от своего разъярённого туга, да так, что от их воплей вздрогнули бойцы на тренировочном поле.