Текст книги "Чёлн на миллион лет"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 49 страниц)

12

Когда Стоддард позвонил, Мориарти как раз завтракал. В столовой у сенатора тоже был телефон – даже в летней резиденции, в уютном родном штате, надо быть всегда наготове; к тому же этого номера нет в телефонных книгах, что весьма помогает отделаться от нежелательных звонков.

Голос в трубке мгновенно и безоговорочно завладел его вниманием. Сенатор присвистнул, потом охнул: «Боже мой!» Наконец бросил:

– Садитесь на первый же попутный самолет, от аэропорта хватайте такси, сколько бы это ни стоило. Привезите все материалы, какие у вас есть на данный момент. Мне нужна полная картина. Речь на суде, знаете ли, предвыборные митинги… Ладно. Кажется, неплохо, а?.. Поторопитесь. Пока!

И положил трубку на рычаг.

– Что там еще? – поинтересовалась жена.

– Прости, это совершенно секретно. Гм, ты не позаботишься об отмене моих визитов на сегодня?

– Что, отказаться от приема у Гаррисонов тоже? Вспомни, кто туда придет!

– Увы, но это весьма важно. Ступай одна. Передашь мои сожаления и будешь кружить головы этим шишкам.

– Буду из кожи вон лезть.

– Ты потрясающе мила, любовь моя! – Ах, какая из нее выйдет первая леди! Но это после, после – когда судьба повернется к нему лицом. Тогда другие женщины не будут слишком уж волновать ее. – Извини, я доем и побегу. Мне надо провернуть кучу дел, а времени осталось куда меньше, чем я рассчитывал.

Правду сказать, так оно и было. Конгресс распущен на парламентские каникулы, но проблемы избирателей отдыха не знают, – а повредить своим ключевым интересам сенатор не имел права. И так уж собрание оставило ему вагон и маленькую тележку проблем, которые надо решить до выборов. Да и над послезавтрашней речью еще работать и работать. Пусть это всего лишь посвящение в студенты, но если удастся сказать нечто важное, облачив в яркие доходчивые слова, средства массовой информации могут подхватить их. Кровь из носу, надо найти крылатые слова, вроде рузвельтовского: «…единственное, перед чем мы должны испытывать страх, – это сам страх». А еще лучше, как у Джона Кеннеди: «Не спрашивай, права ли твоя страна…»

Несколько часов спустя он принял Стоддарда в своем кабинете – просторной, светлой комнате с видом на океан. На соленых волнах выплясывали солнечные блики и скользили белокрылые яхты. В отличие от вашингтонского кабинета сенатора, стены которого плотно увешаны его портретами в компании знаменитостей с их автографами, здесь имелось лишь несколько семейных портретов, написанный дочерью пейзаж да приз за верховую езду времен начальной школы. У стены стоял книжный шкаф – исключительно справочная и развлекательная литература, подобранная не на показ, а для собственных нужд.

Подняв голову от стола, он бросил:

– Привет! Садитесь, – но тут же сообразил, что держит себя чересчур бесцеремонно. – Извините. Полагаю, я нервничаю куда сильней, чем думал.

Стоддард сел в вертящееся кресло и откинулся на спинку, положив портфель на колени.

– Я тоже, сенатор. Не возражаете, если я закурю?

– Нет, – Мориарти изобразил жалобную улыбку. – Жаль, я сам не осмелюсь.

– Мы тут одни. – Стоддард протянул ему пачку.

– Нет, спасибо, – покачал головой Мориарти. – Слишком трудно было бросить. Интересно, что сказал бы Черчилль об обществе, в котором, если надеешься на высокий пост, уж и курить нельзя.

– Можно, если ты из табаководческого штата. – Стоддард чиркнул спичкой. – В противном случае приходится голосовать за щадящие цены, субсидии и экспортные льготы для табачной промышленности и одновременно призывать к борьбе с опасными наркотическими веществами.

Проклятый сукин сын! Жаль, что он так полезен. Ничего, за ерничество обойдется без выпивки.

– Давайте перейдем к деловому разговору. Много ли вам известно подробностей?

– А вам, сэр?

– После вашего звонка я прочел заметку в «Таймсе», но она оказалась не очень информативной.

– Еще бы, ничего удивительного. С виду тут ничего такого – всего лишь очередная мелкая перестрелка между обездоленными в Нью-Йорке.

– Но она имеет отношение к Таннахиллу! – вспыхнул от радости сенатор.

– Возможно, – осмотрительно поправил его Стоддард. – Мы уверены лишь в том, что в дело вовлечены члены «Единства».

Таннахилл в прошлом месяце навещал его руководительницу, а общество это довольно-таки странное. Не подпольное, а… уклончивое, что ли? Мы потратили массу времени, раскапывая информацию, а в результате может выясниться, что мы сломя голову неслись по ложному следу. Быть может, Таннахилл виделся с руководительницей по какому-то совершенно независимому поводу – скажем, с намерением написать статью. Во время инцидента он из дому и носа не показывал. Насколько мне известно, он и сейчас дома.

Мориарти усилием воли восстановил самообладание. И подумал: неужели это в самом деле нелепость? Почему я разворачиваю тяжелую артиллерию против жалкого овода?

Да потому, что инстинкт, отточенный моим призванием, подсказывает, что за этим стоит нечто большое, очень, очень большое! Распутать это дело – значит не просто заткнуть рот разбушевавшемуся реакционеришке. Оно может поднять меня до заоблачных высот. Спустя четыре года, восемь от силы, я смогу пробудить новый рассвет, так пугающий Таннахилла и его призрачных соратничков!

Он откинулся на спинку своего годами насиженного, уютного, скрипучего кожаного кресла и направил часть сознания на то, чтобы велеть мускулам одному за другим расслабиться.

– Послушайте, вы же знаете, что у меня не было времени идти в ногу с вашим расследованием. Просветите меня вкратце. Начните с самого начала. Не страшно, если я уже слышал то или другое. Я хочу, чтобы факты были выстроены в строгом порядке для последующего рассмотрения.

– Да, сэр. – Стоддард открыл портфель и вынул плотную коричневую папку. – Как вы посмотрите, если я сначала дам сжатый обзор, а уж потом перейду к частностям?

– Чудесно.

– Если помните, – сверился с записями Стоддард, – я говорил вам, что Таннахилл вновь показался в Нью-Хемпшире. С того момента за ним установлена слежка. Согласно вашей инструкции, я уведомил об этом ФБР. Агент, с которым я беседовал, был слегка озадачен.

– Он наверняка счел, что я сую нос не в свои дела, – рассмеялся Мориарти. – Но это лучше, чем заслужить упрек в скрытности. Вдобавок этим мы пустили им пчелу за шиворот. Продолжайте.

– Вскоре после возвращения – вам нужны даты, или пока нет? – вскоре после того Таннахилл отправился в Нью-Йорк, снял комнату в отеле и встретил в аэропорту Кеннеди самолет из Копенгагена. Едва пройдя таможню, молодая дама, м-м… ринулась к нему в объятия, и они дней пять просидели в отеле. Ситуация напоминала медовый месяц – прогулки, фешенебельные рестораны и прочее в том же духе. Конечно, мы ее проверили. Ее зовут Ольга Расмуссен. Гражданка Дании, но на самом деле русская беженка. В ее биографии есть нечто загадочное, но провести детальную проверку в международных масштабах затруднительно и весьма недешево. Следует ли ее проводить, решать вам. В тот же период Таннахилл посетил штаб-квартиру «Единства». Пробыл там недолго и больше с ними не общался, разве что у них имеется секретный канал связи…

Стоддард ни словом не обмолвился о том, оформлено ли прослушивание телефонных переговоров по закону, а Мориарти не стал затрагивать этот вопрос, давая ему продолжить:

– Затем они с Расмуссен отправились на север, к нему домой. С той поры находятся там. Выходят редко и не делают на людях ничего особенного. Вот только… Недавно съездили в ближайший аэропорт и привезли с собой мужчину. Сейчас он находится, видимо, на положении гостя. О нем ничего установить не удалось, помимо того, что он откуда-то с Западного побережья. Судя по виду, коренной американец.

– Какого племени? – уточнил Мориарти. – Они ведь не все на одно лицо?

– А? Ну, рослый, с орлиным носом. Таннахилл представил его бакалейщику и прочим в деревне Джоном Странником.

– Гм. Западное побережье… А что там о вчерашнем инциденте?

– Очевидно, местный наркобарон этого сектора Нью-Йорка послал своих головорезов устроить налет на жилой дом, который «Единство» ремонтирует для проживания своих членов. Похоже, наркомафия пыталась изгнать «Единство», пока оно не укоренилось на их территории. Оно для их бизнеса – как кость в горле.

Мориарти порылся в памяти.

– Может, я и слышал об этом «Единстве» до сегодняшней истории, но не уверен. Расскажите-ка мне.

– Они держатся в тени. Насколько я понимаю, по собственному желанию. Общество остается компактным, легко управляемым; стараются не высовываться. Это своеобразная организация взаимопомощи среди бедных, однако ничуть не похожая на прочие. Это не религиозная секта, хотя ей присущи элементы религии – уж церемонии во всяком случае. Это не группа самообороны, хотя члены держатся вместе, в том числе в патрулях, выходящих за рамки простого присмотра за округой. Однако, насколько всем известно, до сей поры они уклонялись от нарушения любых законов. Президент общества, верховная жрица – или как там ее титулуют – весьма таинственная женщина. Черная, по имени Коринна Макендел. У нее есть белая компаньонка Роза Донау – она-то и замешана в перестрелке. Это практически все, что нам известно о «Единстве» на данный момент.

– Расскажите о стычке, – попросил Мориарти. – В газете изложено весьма схематично.

– Боюсь, мое изложение окажется таким же. Донау занималась этим проектом, когда ворвались бандиты. У одного из «Единства» имелось огнестрельное оружие. Стороны обменялись выстрелами. Он был убит, но прежде успел уложить врага. Донау тяжело ранена.

– Субботний вечерний спецвыпуск, – кивнул Мориарти. – Пули свищут там и тут. И все-таки эти мужланы вякают про вторую поправку к конституции… Продолжайте. Были еще жертвы?

– Двое невооруженных ночных охранников были изувечены. Там же находилось еще несколько мужчин из «Единства», но у них были лишь дубинки – ну и пара ножей разрешенного типа.

– Скверно. Никто из них не ранен?

– Нет, их даже не зацепило. После нескольких выстрелов атакующие разбежались. Очевидно, они не ожидали встретить такое сопротивление. Я полагаю, их прицел был на вандализм и разрушение. Люди «Единства» вызвали полицию. Покойников отвезли в морг, Донау – в госпиталь. Ранена в грудь навылет. Состояние серьезное, но опасений не внушает.

– М-м-м… – Мориарти подергал себя за подбородок и с прищуром поглядел на сверкающую под солнцем воду. – Осмелюсь предположить, что главная начальница – Макендел, так вы сказали? – сделает заявление, где особо подчеркнет, что потрясена случившимся и открестится от этих горе-охранников.

– У меня сложилось впечатление, что они клятвенно утверждают, будто идея подежурить принадлежала лишь им.

– И не исключено, что они правы. Донау поведает больше, если выживет. По крайней мере, очевидец событий… Нет, я не считаю это заурядной трущобной потасовкой! – В голосе Мориарти звучало ликование. – Я уверен, что можно отыскать основания, чтобы потребовать федерального расследования «Единства» и всех, кто имеет к нему отношение.

13

– На самом деле индейские мужчины по большей части трудились никак не меньше женщин, – заметил Странник. – Просто разделение труда у нас было выражено более четко, чем у белых, и гости лагеря видели лишь женскую часть работы.

– Но ведь мужская доля была веселее? – спросила Свобода. – Например, охота.

Она взирала на Странника с восхищением – ведь этот человек принадлежал к тем самым легендарным племенам, воочию видел освоение Дикого Запада.

Ханно раздумывал, не закурить ли трубку. Нет, лучше не стоит – Свободе дым не нравится, и по этой причине Ханно сильно урезал дневную норму; наверно, скоро она заставит его совсем бросить. Сама собой явилась брюзгливая мыслишка: почему бы ей не адресовать пару вопросиков и мне? Я ведь тоже американский пионер. Приехал на этот материк, когда здесь была сплошная дичь и глушь…

Его взгляд был устремлен за окно гостиной. Траву заливали лучи клонящегося к западу солнца. Дальше, у края газона, пестрела красными, лиловыми и золотыми красками клумба; за ней высилась сетчатая металлическая ограда, снабженная охранной сигнализацией. Где-то там, незаметный отсюда, пролег подъездной путь, по дуге отходящий от окружной дороги и ведущий к особняку сквозь березовую аллею, минуя ворота с дистанционным управлением. Зато прекрасно видна была лесная поросль, лепетавшая на ветру молодой листвой.

Очаровательное местечко, идеальное убежище от городского шума Нью-Йорка, мирное и тихое. Здесь они со Свободой смогут поглубже изучить друг друга, здесь она получше познакомится со Странником. Ханно должен вернуться в Сиэтл, к заброшенным делам. Свобода поедет вместе с ним; город ей наверняка понравится, а пригородные пейзажи приведут в восторг. Страннику придется задержаться на случай, если придет весточка от Макендел… Перестанут эти женщины когда-нибудь трястись от страха или от чего там еще?.. Свободе не терпится повидаться с Асагао и Ду Шанем… Ему, Ханно, не стоило бы даже думать о том, чтобы отпугнуть ее от Странника. В конце концов, она никому не принадлежит, и нечего ревновать – тем более между ними пока ничего серьезного…

Зазвонил телефон, и Странник умолк на полуслове.

– Продолжай, – подбодрил его Ханно. – Может, трубку и не стоит снимать.

Автоответчик громко изложил свои инструкции и подал гудок. В динамике торопливо зазвучал сбивчивый женский голос:

– Мадам Алият должна непременно переговорить с мистером Таннахиллом. Срочно! Не звоните напрямую…

Алият?! Ханно в два прыжка пересек комнату и сорвал трубку с рычага стоящего на антикварном столике аппарата.

– Алло, Таннахилл слушает! Это ты?! Но нет, в трубке зазвучал голос Макендел:

– Parlez-vous francais?[47]47
  Вы говорите по-французски? (фр.).


[Закрыть] Что?! Сердце его упало.

– Oui.[48]48
  Да (фр.).


[Закрыть]

Он поддерживал свой французский если не на блестящем, то на приемлемом уровне, подновляя его по мере развития языка: зачастую владение языком оказывалось весьма на руку.

– Desirez-vous parler comme-ci? Pourquoi, s'il vous plait?[49]49
  Вы что, хотите говорить по-французски? Простите, но почему? (фр.).


[Закрыть] Она в последние десятилетия почти не практиковалась в разговорной речи и говорила медленно, запинаясь; порой Ханно приходилось помогать ей внятно изложить свою мысль. Притихшие Странник со Свободой заметили, как в его голосе прорезалась сталь, как окаменело его лицо.

– Bien. Bonne chance. Au revoir, esperons-nous.[50]50
  Хорошо. Желаю удачи. До свидания, не теряйте надежды (фр.).


[Закрыть] Положив трубку, он обернулся к друзьям. На мгновение в комнате повисло молчание, нарушаемое лишь посвистыванием ветра на улице. Затем Ханно бросил:

– Сперва проверю, не услышат ли нас…

И вышел.

Прислуга в доме не совала нос куда не следует и не вторгалась в комнаты без надобности, но общим языком для всех троих был лишь английский. Вернувшись, он встал перед двумя другими, положа руки на пояс, встретившись с ними глаза в глаза.

– Звонила Коринна Макендел. Наконец-то. Но с дурными известиями. Жаль, мне не доставляют сюда «Нью-Йорк тайме», – и он бесстрастно пересказал события позавчерашней ночи.

– Ох, ужас какой!

Свобода встала и потянулась к нему. Ханно не обратил на это внимания. Странник стоял настороженно, подобравшись, как рысь.

– Худшее впереди, – продолжал Ханно. – У Макендел есть друзья в правительственных службах, особенно в полиции. – Прочитав во взгляде Свободы невысказанный вопрос, он сухо усмехнулся. – Нет-нет, никакие не подсадные утки. Просто дают ей информацию или заранее предупреждают о чем-то, по ее же просьбе, что случается довольно редко. Все это без злого умысла, только лишь для того, чтобы не застали врасплох. Вполне естественная для бессмертных мера предосторожности. Я и сам к ней прибегал, пока не занял положения, при котором лучше держаться от правительства как можно дальше.

Итак, после встречи со мной она хотела узнать обо мне побольше, а уж потом избрать определенный курс действий – или бездействия, опираясь на сведения, которые я не захотел дать. Так что она поинтересовалась у своих информаторов и обнаружила, что вскоре после нашей встречи я попал под негласное наблюдение, согласно указанию сенатора Эдмунда Дж. Мориарти. Да-да, по приказу Нэдди, сенатора и моего bete noire[51]51
  Черный зверь, здесь: заклятый враг (фр.).


[Закрыть]. Похоже, он меня зачислил в ту же категорию. – Ханно вздохнул. – Надо было оставить его в покое. Я-то воображал, что, разоблачая Мориарти, служу обществу, что обязан оказать Соединенным Штатам эту пустяковую услугу, ибо искренне сомневаюсь, что смогу пережить его президентство. Ошибся я. Надо было сосредоточиться только на собственном выживании. Теперь уже слишком поздно.

Свобода побелела как полотно и спросила:

– Выходит, здесь тоже есть тайная полиция?

– Нет-нет! – утешительно похлопал ее по плечу Ханно. – Ты столько лет прожила на Западе, пора бы уж усвоить, что такого у нас нет; или ты наслушалась европейских леваков? Республика еще не настолько разложилась. Осмелюсь предположить, что Мориарти закинул крючок наугад, в надежде выудить что-нибудь дискредитирующее или подставить Кеннета Таннахилла под удар. Макендел же восприняла все иначе. Пожалуй, она даже восторгается им, потому что Мориарти, по идее, старается на благо обездоленных. Она была чересчур занята, чтобы толком изучать историю. Открытие, что сенатор настроен против меня, заставило ее воздержаться от дальнейших контактов со мной —. а вдруг я действительно воплощение зла?

Она ведь чертовски много теряет – не только деньги, а труд всей своей жизни.

– Не обращай внимания, – вклинился Странник. – Видно невооруженным взглядом, что назревающий кризис заставил ее предупредить тебя вопреки всему.

– Более того! – ответил Ханно. – Мы говорили обиняками, весьма окольно. Большая часть того, что я сейчас сказал, – результат логических умозаключений на основании ее уклончивых намеков и известного мне ранее. Макендел справилась в Вашингтоне еще раз, и теперь оказалось, что под наблюдение взяли и ее. После той перестрелки Мориарти наверняка удалось вовлечь в дело ФБР. Это федеральное бюро расследований, Свобода, нечто вроде национальной полиции. Приплел наркотики или еще что-нибудь. Хотя «Единство» ставит заслон циркуляции наркотиков куда эффективнее, чем любая правительственная организация – ну а вдруг да Таннахилл стоит за этим? А глядишь, даже был идейным руководителем нападения? Кроме того, к несчастью, убитый член «Единства» был вооружен пистолетом и применил его на деле. В Нью-Йорке это куда большее преступление, нежели измордовать родную бабушку. Либералы жаждут крови. Макендел сумеет доказать собственную невиновность, но сначала ее адски изведут и… Во время расследования на поверхность может всплыть все что угодно.

– Не говоря уж о той другой женщине, Алият, которая угодила в больницу.

– Точно. Ее не допрашивали из-за тяжелого состояния, но когда за нее возьмутся, это лишь подольет масла в огонь. За время работы в публичных домах она неоднократно подвергалась арестам. Сами знаете, как заведено: всплеск моральной нетерпимости, девиц быстренько распихивают по камерам, чтобы продемонстрировать рвение, и тут же выпускают обратно. У нее много раз, год за годом, брали отпечатки пальцев, а коллекция отпечатков в ФБР – самая большая в мире.

Странник зарычал, будто ему дали под дых. Свобода прикусила нижнюю губу.

– В общем, Макендел еще до того решила покончить с колебаниями и связаться со мной, чтобы попытаться лично выяснить, что я за тип, – продолжал Ханно. – Алият должна была явиться сюда на этот уик-энд в качестве ее представителя и, пожалуй, разведчика. Учитывая, что ранее произошло между нами, испытание весьма серьезное.

Сперва они хотели послать письмо с просьбой о встрече, а я должен был ответить подобным же манером. Но перестрелка поставила на этом крест. Теперь она поняла, что лучше забыть о подозрениях и откровенно поговорить. Письменное общение чересчур медлительно и обременительно. Но личный визит выдал бы слишком многое, а устроить впопыхах тайную встречу мы бы не сумели. Наши телефоны скорее всего прослушиваются: учитывая новые обстоятельства, Мориарти наверняка сумел убедить какого-нибудь судью из своих политических единомышленников дать санкцию. Но ничего, кроме телефона, не оставалось. Как только полиция уехала, а пресса схлынула, Макендел покинула свой дом и позвонила мне из квартиры одного из своих подопечных. Если повезет, никто из подслушивающих не знает французского. На расшифровку и перевод записи уйдет какое-то время, да вдобавок мы пускались в сплошные околичности. По-моему, мы ни разу не дали прямого повода заподозрить, кто был моим собеседником. И тем не менее она наверняка опорочила себя в той или иной степени. Отважный поступок.

– И все-таки вынужденный, – заметила Свобода. – Наша тайна, как никогда, близка к разоблачению.

– Она главным образом хотела дать мне и остальным бессмертным возможность ускользнуть и стать невидимками, если мы захотим. – Ханно погрозил кому-то кулаком. – Клянусь Господом, сердце у нее открытое! Жаль, что я не питаю такой же уверенности на предмет ее рассудка. В данный момент она прекращает маскарад и прячет концы в воду.

– Неужели она до такой степени доверяет правительству? – удивилась Свобода.

– Я склонен считать, что для нее лично разоблачение не опасно, – задумчиво заметил Странник. – Во всяком случае, поначалу. А вот нам может прийтись трудновато. Особенно тебе, Ханно.

– Да я охрипну, если примусь вслух перечислять свои преступления, – рассмеялся финикиец. – Для начала взять хотя бы обширный список фальшивых имен с полным комплектом документов, вплоть до карточек социального страхования и ежегодных налоговых выплат, не говоря уж о разнообразных лицензиях, свидетельствах о рождении и смерти, паспортах – да уж, я скользкий тип, что и говорить!

– Тебе могут позволить отделаться малой кровью или даже простят. Да и нам, остальным, простят наши мелочные грешки. Мы станем сенсацией! – Странник скривился. – В худшем случае несколько лет в тюрьме ничего для нас не значат.

Хотя тон его противоречил смыслу сказанного: все поневоле вспомнили о безбрежных небесах и бескрайних просторах.

– Напротив, это адски опасно! – возразил Ханно. – Это может привести даже к летальному исходу и для нас, и для многих окружающих. По телефону я не мог объяснить, почему так, особенно учитывая спешку, потенциальных слушателей и ее скверный французский, но убедил Макендел, что не стоит выпускать тигра из клетки, не взвесив предварительно возможные последствия; что судить поспешно – совершенно безнравственно.

– Судя по тому, что ты рассказывал о ней, – сухо бросил Странник, – именно этим аргументом ты и сломил ее сопротивление.

– Она знает от Алият, что я уже давненько болтаюсь по свету. Для первого раза она решила поверить, что я знаю свет получше, чем она. Так что она исчезнет и ляжет на дно, пока ситуация не прояснится.

– И как же она собирается сняться с места?

– Ну уж с этим-то проблем не будет, если ее организация лояльна по отношению к Макендел, – вмешалась Свобода. – Мне приходит в голову целый ряд уловок. К примеру, в дом войдет похожая на неё женщина. Затем они обменяются одеждой, после чего Макендел уйдет. В сумерках этот прием сработает. Люди «Единства» укроют свою руководительницу, а там уж она доберется до убежища, наверняка подготовленного заранее.

– Гм, а как же тогда нам с ней связаться, если ни мы, ни она не будем знать новых имен или местопребывания друг друга? – задумался Странник.

– Она наверняка выложила своей подружке Алият все имеющиеся возможности.

– А как Алият скажет нам? Собственно, что толку тут попусту сотрясать воздух, когда она в плену, и фараоны скоро получат в руки сведения, раскроющие им глаза на ее особенности? Не об этом ли предупреждала тебя Макендел, Ханно?

– Нет. Ей это даже не пришло в голову. Она в полном замешательстве, тревоге, беспокойстве, огорчении, а может даже, в изнеможении. Поскольку я хотел лишь добиться, чтобы она скрылась, то и не стал поднимать этот вопрос. Кроме того, случай Алият тоже далеко не безнадежен.

– Что?! – воскликнула Свобода по-русски. Снова по-английски: – В каком это смысле?

– Сегодня ночью правда не всплывет, – напомнил Ханно. – А может, вообще никогда. Я не уверен, что отпечатки из полузабытых полицейских картотек полувековой давности попали в Вашингтон. А если и попали, если вдобавок следователям придет в голову устроить проверку, на это уйдет время. Но и тогда, если будут найдены ее данные, – в общем, Томас Джефферсон, умнейший человек из живших на свете, однажды заявил, что куда охотнее поверит в лживость профессоров-янки, нежели в падающие с неба камни. Предположение, что в архивах случилась путаница, кажется куда более достоверным, нежели возможность, что человек остается юным в течение пятидесяти, а то и ста лет.

– По-моему, раз Алият у них в руках, это станет убедительным, – нахмурилась Свобода. – А она может решить, что откровенность пойдет ей на пользу.

– Да уж, с нее станется, – согласился Ханно, вспомнив прошлое знакомство. – М-да, с нашей точки зрения, могут возникнуть тысячи разных осложнений. Давайте прикинем, нельзя ли прибегнуть к каким-либо мерам, которые поправят дело. А для этого, более чем очевидно, нам придется нынче ночью сняться с места.

– Ты же говорил, что ворота под наблюдением, – мрачно возразила Свобода. – Правда, не представляю как. Я не заметила на обочине ни стоящей машины, ни прогуливающегося человека.

– С какой это стати? Миниатюрная батарейная телекамера в кустах справится с задачей куда лучше. Дорога тупиковая, упирается в озеро. Чтобы попасть отсюда куда угодно, надо ехать в противоположном направлении, минуя по пути «Ивовую хижину». Ничуть не сомневаюсь, что не так давно там поселились два-три человека, проводящие в своем коттедже куда больше времени, чем принято у отпускников.

– Можешь восхвалять современную технику, сколько тебе угодно, – буркнул Странник. – Но лично, я чувствую, как стены душат меня, сдвигаясь все сильней и сильней.

– Как же нам их обойти? – спросила Свобода. Страх и отчаяние сменились у нее жаждой действия.

– У всякой лисы в норе два выхода, – ухмыльнулся Ханно. – Уложите все самое необходимое. У меня на руках масса наличных плюс аккредитивы, кредитные карточки и разнообразнейшие удостоверения личности, не имеющие к Таннахиллу никакого отношения. Я состряпаю для прислуги какую-нибудь красивую липовую историю. А нынче ночью… В заборе позади дома одна секция поворачивается без включения сигнализации, если только все сделать правильно. Оттуда можно нырнуть прямиком в лес и добраться до деревни в трех милях отсюда. Там живет этакий старый брюзгливый холостяк, которому нравится мой журнал; он только ворчит, что журнал слишком левацкий.

Если я собираюсь осесть на одном месте на длительное время, то всегда стараюсь завести человека, на которого могу положиться, чтобы, оказав мне услугу, он не обмолвился никому ни словом. Он довезет нас туда, где можно сесть на автобус или на поезд. Я думаю, будет мудрее по пути пересесть на другой рейс, но так и так мы будем в Нью-Йорке уже завтра.