Текст книги "Чёлн на миллион лет"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 49 страниц)

Пол Андерсон
Чёлн на миллион лет

Да выйдешь ты в плаванье в ладье восхода,

Да вернешься ты в гавань в ладье заката,

Да проляжет твой путь среди вечных звезд,

Да сохранят боги челн твой на миллион лет.

Книга свершений при свете дня (переложение фиванского текста времен приблизительно XVIII династии)

Глава 1
ТУЛЕ

1

– Уплыть бы за край земли…

Голос Ханно упал до шепота. Пифеос глянул на него с острым интересом. В простой беленой комнате, где они сидели, финикиец казался неуместно живым, словно снаружи ворвался солнечный луч. Наверное, это из-за блеска глаз и зубов и еще от загара, заметного даже зимой. Во всех других отношениях Ханно был самым обыкновенным человеком: стройный и гибкий, но невысокий, резкие черты лица, волосы и аккуратная бородка цвета воронова крыла. Туника без всяких украшений, потертые сандалии, одно-единственное золотое кольцо.

– Ты это всерьез? Быть того не может… – отозвался грек. Ханно выбрался из задумчивости, встряхнулся, рассмеялся.

– Конечно, не всерьез. Просто фигура речи. Хотя не мешало бы до отплытия убедиться, что среди твоих людей довольно таких, кто верит в сферичность нашего мира. На их долю хватит реальных опасностей и забот и без того, чтоб бояться нырнуть в некую бездну за краем.

– Ты говоришь, как образованный, – вымолвил Пифеос.

– Почему бы мне не быть образованным? Я не только путешествовал, но и учился. Ты, господин, – просвещенный человек, философ, и ты предлагаешь мне отправиться в неведомое, причем предлагаешь так, будто уверен в благополучном возвращении…

Подняв с разделявшего их столика кубок, Ханно пригубил разведенное вино, загодя принесенное рабом. Пифеос поерзал на своем табурете. От углей в жаровне исходило тепло, но воздух был спертый. Легкие молили о глотке свежего воздуха.

– Почему в неведомое? Не столь уж неведомое. Твой народ плавал в ту сторону. Ликиас передавал мне твои слова, что ты и сам уже бывал там.

Ханно мгновенно протрезвел.

– Я ему не соврал. Мне доводилось добираться туда и по морю, и посуху. По большей части там дикая пустыня, а что не пустыня, то в наши дни претерпело перемены, непредвиденные и по большей части насильственные. Карфагеняне интересуются оловом и только оловом, хоть и не брезгуют другим добром, коль подвернется под руку. Но они едва коснулись южного края Британских островов, а остальное – за пределами их познаний, да и чьих бы то ни было.

– И тем не менее ты явил желание отправиться со мной… Прежде чем ответить, Ханно в свой черед пристально всмотрелся в хозяина дома. Пифеос тоже предпочитал простую одежду. Для грека он был слишком высок и худ, чисто выбрит, высокий лоб, четкие черты лица, первые глубокие морщины. Волосы курчавые, каштановые, посеребренные на висках. Глаза серые. Взгляда не прячет, что свидетельствует не то о властности, не то о простодушии, – не исключено, что о том и другом одновременно.

– Да, видимо, так. – Ханно тщательно выбирал слова. – Нам еще предстоит обсудить все в подробностях. Однако скажу, что на свой манер я, как и ты, хочу за отпущенный мне срок узнать как можно больше о земле и населяющих ее народах. Когда я прослышал, что твой человек Ликиас ходит по городу в поисках тех, кто может дать совет, я был счастлив откликнуться. – Он усмехнулся. – Кроме того, в настоящий момент я нуждаюсь в каком-либо достойном занятии. Путешествие сулит хорошую прибыль.

– Мы не торговцы, – объявил Пифеос. – Мы берем с собой товары, но ради обмена на то, в чем будем нуждаться, а не ради обогащения. Впрочем, нам обещали щедрую награду по возвращении.

– Я понял так, что путешествие затеяно не на средства города?

– Верно. На средства заинтересованных купцов. Они хотят выяснить, возможен ли морской путь на дальний Север и во что он обойдется. Ведь из-за галлов путь по суше стал непроходимо опасным. Наших купцов интересует не только олово – олово как раз в последнюю очередь, – но янтарь, меха, рабы, короче, все, что северяне в состоянии предложить.

– Да уж, галлы… – Что тут можно было добавить? Галлы просочились через горы и захватили ближнюю к себе часть Италии; гремели боевые колесницы, сверкали мечи, полыхали пожары, волки и вороны пировали по всей Европе – но это было так давно… В конце концов Ханно произнес: – Я встречался с ними, и это должно нам помочь. Однако предупреждаю, что шансов успешно пройти мимо них мало. А кроме них, есть еще и карфагеняне.

– Знаю.

Ханно поднял голову.

– Знаешь и, несмотря ни на что, организуешь свою экспедицию?

– Поход за знаниями, – спокойно ответил Пифеос. – К счастью, среди купцов есть двое… двое более разумных, чем большинство. Они способны понять, что знания ценны сами по себе.

– Знания обладают свойством окупаться самым неожиданным образом. – Ханно улыбнулся. – Извини меня. Я неотесанный финикиец. А ты человек, пользующийся влиянием в обществе, – слышал, что ты унаследовал большие деньги, – но прежде всего ты философ. Тебе нужен штурман на море, проводник и переводчик на берегу. Думаю, что я подойду тебе.

Пифеос повысил голос:

– Что ты делаешь здесь, в Массалии[1]1
  Одно из древних названий Марселя.


[Закрыть]? Зачем тебе помогать кому-то, кто действует не в интересах Карфагена? Ханно мгновенно стал серьезным.

– Не считай меня изменником – я ведь не карфагенянин. Да, я жил в этом городе, как и во множестве других. Но мне там не слишком понравилось. Их обычаи чересчур строги, почти не тронуты греческим и персидским влиянием, а уж их человеческие жертвоприношения… – Он поморщился, затем пожал плечами. – Не стоит судить чужие обычаи, это удел глупцов. Обычаи от того не изменятся. Что касается меня, я из старой Финикии, иначе говоря, с Востока. Александр Македонский разрушил Тир, а гражданские войны после его смерти привели в плачевное состояние всю прилегающую округу. Я ищу удачи и денег где и как могу. К тому же я по натуре бродяга…

– Придется познакомиться с тобой поближе, – сказал Пифеос довольно резко, вопреки своему обыкновению. Неужели возможно, что он уже перестал сдерживаться при этом незнакомце?

– Разумеется! – Ханно снова повеселел. – Я уже продумал, как доказать тебе мои умения. В самом скором времени. Сознаешь ли ты, что отчалить необходимо как можно быстрее? Желательно в самом начале мореходного сезона.

– Из-за карфагенян?

Ханно ответил утвердительным кивком.

– Новая война в Сицилии отвлечет их внимание на какой-то срок. Агафокл Сиракузский – противник куда более серьезный, чем их лазутчики удосужились выведать. Не удивлюсь, если война перебросится на их собственные берега.

Пифеос воззрился на гостя с удивлением.

– Как ты можешь это знать?

– Я побывал там недавно, а жизнь выучила меня наблюдательности. Это же относится и к Карфагену. Тебе, вне сомнения, известно, что карфагеняне отучили всех иностранцев от плавания за Геркулесовы столбы, зачастую методами, которые, применяй их частные лица, можно бы назвать пиратством. Теперь карфагеняне толкуют о полной блокаде побережий. Если они выиграют эту войну или по меньшей мере сведут ее вничью, то серьезно истощат свои ресурсы и первое время им будет не до блокады, но рано или поздно они ее осуществят. Твоя экспедиция займет года два, вероятнее – три, а возможно, и больше. Чем раньше тронешься в путь, тем выше шансы, что вернешься – если вообще вернешься, – не напоровшись на карфагенский патруль. Сам посуди: не обидно ли, если задуманная тобой одиссея закончится на дне морском или на невольничьем рынке?

– Нам обещано сопровождение военных кораблей. Ханно покачал головой:

– Это ни к чему. Мелкие суденышки нам не в помощь, а пентеконтеры так длинны, что им нипочем не выдержать плавания в океане. Если ты не был там, мой друг, ты и представить себе не можешь, что такое настоящие волны и настоящий шторм. А кроме того, где взять пищу и воду для бесчисленных гребцов? Все припасы будут сметены в мгновение ока, а удастся ли раздобыть новые – сомнительно. Один мой тезка сумел обследовать африканское побережье на галерах, но он плыл не на север, а на юг. Тебе же понадобятся паруса. Дозволь, я выступлю твоим советником при покупке кораблей.

– Ты выказываешь очень много умений, – проворчал Пифеос.

– Я прошел очень много дорог и обучался очень многим ремеслам, – ответил Ханно.

Они беседовали еще час и договорились встретиться вновь на следующий день. Пифеос проводил гостя до выхода и постоял с ним минуту на пороге.

Дом был построен на высоком гребне над бухтой. Холмы к востоку, за городскими стенами, сияли в лучах заката. Улочки старой греческой колонии обратились в ручейки тени. Голоса, звуки шагов и колес – все приутихло, воздух замер в прохладном покое. На западе солнце перебросило через воды золотой мост, резко перечеркнутый мачтами гавани. Чайки, реющие над головой, также подхватывали солнце на крыльях, их синеватые контуры были словно подсвечены золотом.

– Чудесный вид, – задумчиво произнес Пифеос. – Наверное, наш берег – прекраснейший во всем мире.

Ханно приоткрыл рот, будто намереваясь поведать о других прекрасных бухтах, какие довелось повидать, но передумал и сказал наконец:

– Значит, постараемся вернуть тебя сюда в целости и сохранности. А это будет ох как непросто.

2

Три корабля продолжали плыть и ночью, при луне. Их капитаны не рискнули заходить на карфагенскую территорию – ни в Гадейру, ни в Тартессос[2]2
  Предположительно Юго-Западная Испания (Гадейра – древнее название Кадиса).


[Закрыть] – и предпочитали держаться как можно мористее даже после заката. Матросы роптали – но ведь на знакомых путях ночное плавание не было чем-то неслыханным, а нынче самый факт пребывания в океане будоражил их сильнее всего остального.

Корабли были совершенно одинаковыми – так легче держаться строем, охраняя друг друга. По всем признакам они принадлежали к торговым судам, хотя главным их грузом были хорошо вооруженные воины и подобающее им довольствие. Черные корпуса были более узкими, чем обычно, зато в длину достигали нескольких сот футов; на высокой корме крепились два рулевых весла, а на носу, над волнорезом, гордо поднимались украшения – лебединые головы. Центральная мачта несла квадратный главный парус и треугольный верхний. Спереди мачты располагалась небольшая рубка, а позади – два гребных шлюпа для буксировки корабля в безветрие, а в настоящей беде – для спасения жизней. На парусах можно было идти, по-видимому, курсом до восьмидесяти градусов к ветру, но, конечно, очень медленно и неуклюже, – была и более гибкая оснастка, но тогда паруса теряли ветер. Сейчас попутный бриз позволял держать около пяти узлов.

Ханно вышел на палубу. В каюте, которую он поневоле делил с другими, человеку его привычек было нечем дышать. Поэтому он частенько спал наверху вместе с теми из матросов, кому подпалубное пространство тоже казалось чересчур тесным и смрадным. Завернувшись в одеяла, они располагались на соломенных матах вдоль фальшборта. При лунном свете доски белели, были иссечены беспокойными тенями. Тянуло прохладой, и Ханно плотнее закутался в хламиду. Постанывал ветер, перекрывая рокот волн, скрип бортов и снастей. Корабль мягко покачивался, принуждая мышцы напрягаться и танцевать в такт.

По правому борту, неподалеку от бочки впередсмотрящего, на фоне яркой лунной дорожки выделялась чья-то фигура. Узнав Пифеоса, Ханно подошел к нему со словами привета:

– Здравствовать тебе и радоваться! Что, тоже не спится?

– Надеялся провести наблюдения, – отвечал грек. – Не так-то много выпадет нам столь ясных ночей, верно?

Ханно вгляделся в забортную мглу. Над водой дрожали, отсвечивали, искрились дробные блестки. Призрачно кружилась пена. Фонарей на реях было почти не видно, хотя такие же фонари на других судах кое-как различались: они мерцали, покачиваясь. На отдалении, величину которого за мешаниной движущегося света и теней было не угадать, поднималась смутная громада – Иберия.

– До сих пор нам везло с погодой, – заявил Ханно. Заметил в руке у Пифеоса угломер, спросил: – Разве от этой штуки в океане есть какая-то польза?

– Конечно, на берегу она сработала бы точнее. Если бы мы могли… Ладно, подожду. Вне сомнения, когда обе Медведицы поднимутся выше, измерять будет легче.

Ханно бросил взгляд на указанные созвездия – в сравнении с восходящей луной они совсем потускнели.

– Что ты, собственно, хочешь измерить?

– Хочу установить положение северного небесного полюса точнее, чем делалось до сих пор. Видишь, две самые яркие звезды Малой Медведицы и третья, крайняя в ручке ковша, образуют как бы три угла четырехугольника? Четвертый угол – это полюс. Таково, по крайней мере, общее мнение.

– Знаю, – отозвался Ханно. – Я же как-никак штурман.

– Извини, позволил себе забыть. Слишком сосредоточился на своем. – Пифеос горестно хмыкнул, потом заговорил энергичнее: – Если бы уточнить правило большого пальца, представляешь, какую подмогу это оказало бы морякам! Еще важнее это было бы для географов и космографов. Раз уж боги не пожелали поместить какую-нибудь звезду точно на полюсе или рядом с ним, приходится выкручиваться в меру наших способностей…

– Такие звезды были в прошлом, – произнес Ханно. – Были в прошлом и появятся снова в будущем.

– Что? – Пифеос уставился на финикийца с удивлением, но призрачные отсветы мешали вглядываться. – По-твоему, небеса изменчивы?

– С течением веков. – Ханно рубанул рукой воздух, потом добавил: – Забудь об этом. Как ты сам недавно, я высказался не подумав. Надо полагать, ты мне не поверишь. Считай, что это очередная моряцкая выдумка.

– Как ни удивительно, – сказал Пифеос медленно и тихо, поглаживая подбородок, – у меня есть знакомый в Александрии, в великой библиотеке, и он упоминал, что в древних рукописях можно встретить намеки… Все это надо изучить поглубже. Но ты-то, Ханно, как…

Тот ответил обезоруживающей усмешкой.

– Вероятно, время от времени на меня нисходят счастливые озарения.

– Как хочешь, но во многих отношениях ты человек уникальный. Ты же, в сущности, так и не рассказал о себе почти ничего. Скажи, Ханно – твое истинное имя, данное тебе при рождении?

– Оно меня устраивает.

– У тебя, по-видимому, нет ни дома, ни семьи, ни привязанностей. – Повинуясь внезапному порыву, Пифеос воскликнул: – Не хотелось бы мне считать тебя человеком одиноким и беззащитным!

– Спасибо, но ничье сочувствие мне не требуется. – Тем не менее Ханно смягчился. – Не суди меня, исходя из собственного опыта. Ты что, уже скучаешь по дому?

– Не сказал бы. Я же мечтал о таком походе многие годы… – Грек помолчал. – Но у меня есть корни, жена, дети. Мой старший сын уже женат. Ко времени, когда я вернусь, у меня, наверное, будут внуки. Да и старшая моя дочь, – он тепло улыбнулся, – достигла брачного возраста. Теперь подбирать ей мужа придется моему брату, с ведома и согласия моей жены. Да-да, к нашему возвращению у моей маленькой Данаи тоже вполне может уже появиться свой маленький… – Он встряхнулся, будто ветер пробрал его до костей. – Что толку сетовать? В лучшем случае мы вернемся не скоро…

Ханно пожал плечами:

– А до тех пор придется обойтись варварками. Как мне известно, они обычно довольно легкодоступны.

Пифеос посмотрел на него молча и не сказал ни слова. Каковы бы ни были его вкусы, можно не опасаться, что он снизойдет до интимной дружбы с кем-либо из участников экспедиции. Однако сохранилось ли за его мягкой, добродушной внешностью хоть что-нибудь человеческое?

3

Откуда ни возьмись объявились кельты. Не меньше дюжины долговязых воинов выскочили из леса и устремились по травянистому склону к берегу. Нет, гораздо больше дюжины – сотня, две сотни, а то и три. И вдобавок несчетные орды собрались на высоких мысах, окаймляющих бухту, где корабли стали на якорь.

Моряки, занятые разбивкой лагеря, побросали свою работу, закричали, забегали, схватились за оружие. Солдаты, гоплиты и пелтасты в доспехах проталкивались сквозь хаос, занимая боевой строй. Шлемы, нагрудные пластины, щиты, мечи, наконечники копий поблескивали тускло и зловеще под моросящим дождем. Ханно подбежал к командиру воинов Деметру, ухватил его за руку и резко бросил:

– Не начинайте первыми! Им будет в радость снять с нас головы и увезти домой. Как трофеи…

Жесткие черты Деметра тронула презрительная усмешка.

– Ты что, веришь, что, если мы будем ждать их сложа руки, они обнимут нас как друзей?

– Это как сказать… – Ханно вгляделся, прищурясь, в окружающую мглу. Солнце осталось за спиной и за облаками, но, вероятно, уже склонялось к горизонту. На фоне серой стены деревьев атакующих было почти не видно, однако их резкие вопли заглушали гул прибоя, перекатывались эхом от утеса к утесу, вспугивали чаек, поднимая их на крыло. – Кто-то углядел нас в море, наверное, много дней назад и сообщил соплеменникам. Они понимали, что рано или поздно мы пристанем к берегу, скорее всего там же, где приставали карфагеняне, и следовали за нами под защитой леса. Мы ведь и в самом деле пристали там, где заметили головешки от костров, мусор и другие следы привала…

В сущности, он просто думал вслух.

– Что ж они не дождались, чтоб мы уснули, оставив только часовых?

– Должно быть, боятся темноты. Вряд ли они в своих родных краях. Так что… Погоди, дай сюда! Нужен бы окоренный сук с зелеными побегами, но сойдет и это… – Обернувшись, Ханно попробовал взять вымпел из рук знаменосца, но тот вцепился в древко, круто ругаясь. – Прикажи ему отдать стяг мне, Деметр!

Вожак наемников поколебался, но все же произнес:

– Отдай, Клеант!

– Вот и хорошо. Теперь трубите в трубы, бейте палками по щитам, шумите как можно громче, но не сходя с места.

Подняв вымпел высоко над головой, Ханно пошел вперед – медленно, осмотрительно, древко в правой руке, обнаженный меч в левой. За его спиной визжала медь, грохотало железо. Карфагеняне расчистили поросль вплоть до ручья, откуда черпали воду, – на расстояние примерно в один афинский стадий, футов на семьсот, – но кое-где уже проклюнулись новые кустики, мешающие идти и в особенности идти бесшумно. О том, чтобы появиться перед врагом нежданно-негаданно, не могло быть и речи, – но и кельты еще не накопили решимости для безудержной атаки, повергающей в ужас цивилизованные народы. Они продвигались вперед поодиночке или мелкими группками, беспорядочно, но неотвратимо.

Крупные, прекрасно сложенные воины давно не брились; многие из них отпустили длинные усы. Одни заплетали волосы лентами, другие смазывали их каким-то составом, отчего шевелюра рыжела и стояла торчком. Раскрашенные и татуированные тела подчас сверкали наготой, чаще были обернуты в шерстяные юбочки и примитивные плащи, но кое у кого были даже штаны и туники ярких расцветок. Оружием служили мечи, копья и кинжалы, некоторые тащили перед собой круглые щиты, а вот шлемов было совсем мало.

Однако впереди кельтского авангарда, выстроившегося грубой дугой, шествовал великан в позолоченном шлеме со сверкающими рожками. Шею его охватывало широкое бронзовое кольцо, руки были обвиты золотыми спиралями. Воинов справа и слева от него отличала почти такая же пышность. Не иначе как вождь. Ханно двинулся прямиком к нему.

Грохот, какой подняли греки, насторожил и озадачил варваров. Они замедлили шаг, умерили воинственные вопли, принялись озираться и перешептываться. Пифеос, наблюдая издали, видел, как Ханно сошелся с вождем лицом к лицу. Потом затрубили горны, зазвенели взволнованные голоса. Кельты рассыпались во все стороны, повторяя одно и то же слово, какого Пифеос не мог понять. Наступление приостановилось, кое-кто даже отошел немного назад, воины присели на корточки или оперлись на копья, и все ждали развития событий. Дождь усилился, дневной свет померк, и теперь Пифеос различал лишь смутные тени.

Миновал мучительно долгий час, сгустились сумерки. В лесу разгорелись костры. Наконец Ханно вернулся, проскользнул мимо выставленной Деметром охраны, мимо скучившихся, притихших моряков и нашел Пифеоса подле самых кораблей – не то чтобы предводитель хотел спрятаться, просто отражение света на воде чуть смягчало сырую мглу.

– Мы в безопасности, – возвестил Ханно. Пифеос шумно перевел дух. – Но впереди у нас нелегкая ночь. Прикажи запалить костры, сделать навесы, достать самое лучшее из наших убогих припасов и сварить как можно лучше. Хотя на качество еды гости вряд ли обратят внимание. Количество впечатлит их гораздо сильнее.

Пифеос попытался вглядеться в лицо, едва видимое в темноте.

– Что произошло? – спросил он неуверенно. – Что такое ты сделал?

Ханно ответил спокойно, но, быть может, с чуть заметной усмешкой:

– Знаешь, мне довелось усвоить кельтский язык в достаточной мере, чтоб объясниться, и неплохо изучить их обычаи и верования. Надо сказать, все это не так уж отличается от обычаев и верований других дикарей, так что если я чего-нибудь и не понимал, то все равно удавалось выкрутиться. Я явился к ним как герольд, что само по себе делало мою особу неприкосновенной, и беседовал с их вождем. Он оказался не таким уж скверным малым, как можно было ожидать. Право, я видывал властителей и похуже – и среди эллинов, и среди персов, финикийцев, египтян… Можно не продолжать.

– Что… чего они от нас хотели?

– Разве не ясно? Одолеть нас, прежде чем мы сумеем отчалить, захватить наши корабли и разграбить. Уже одно это доказывает, что они не на своей земле. Ведь с местными племенами у карфагенян есть соглашение. Конечно, соглашение тоже можно нарушить по любой пустячной причине. Но тогда бы на нас напали под покровом ночи. Они похваляются своим бесстрашием, однако тут речь о добыче, а не о военной славе. Им ни к чему лишние жертвы, и тем более ни к чему рисковать: а вдруг нам удастся отбить нападение и отплыть восвояси? Тем не менее они пошли в атаку, как только мы выгрузились на берег. Можно сделать вывод, что они боятся темноты, боятся призраков и духов недавно убиенных, еще не обретших покоя. Я сыграл на этом страхе, среди всего прочего.

– Но кто они?

– Пикты с восточного побережья, надумавшие осесть в этих местах. – Ханно принялся расхаживать перед Пифеосом взад-вперед. Влажный песок похрустывал под его ногами. – Не слишком похожи на покорные и полупокорные племена вокруг твоей Массалии, но и не слишком отличны от них. А умелых и ученых уважают много больше, чем обычно водится у греков. Ценят искусные украшения, хорошо сработанные вещи. Считают неприкосновенными не только герольдов, но и поэтов и вообще умных людей. Я внушил им, что я волшебник из тех, кого они именуют друидами, показав им несколько ловких фокусов и бормоча загадочную чепуху. Пригрозил им – очень мягко, разумеется, – что наложу на них заклятие, если они посмеют меня обидеть. Но сначала я еще убедил их, что я поэт, нагло позаимствовав десяток строк у Гомера. Теперь придется потрудиться, повспоминать. Я обещал им завтра прочесть побольше.

– Что, что ты обещал?

Ханно расхохотался.

– Готовь лагерь, говорю тебе. И пиршество. Скажи людям Деметра, что они будут стоять в почетном карауле. Гости пожалуют на рассвете, и склонен думать, что шум и гам продлятся весь день до вечера. От тебя ждут щедрых даров, но это нам не во вред – товаров на обмен у нас в избытке, и к тому же чувство собственного достоинства заставит их отдарить нас еще щедрее, притом таким добром, какому мы наверняка найдем применение. А главное – нам теперь обеспечено безопасное плавание на значительное расстояние к северу. – Он приумолк. Слышны были лишь вздохи воды и суши. – Да, и если завтра выдастся пристойная погода, продолжи свои наблюдения за звездами, Пифеос. Это окажет на них неизгладимое впечатление.

– А ведь это часть того, зачем мы отправились в путь, – прошептал грек. – Мы хотели убедиться, что можно обойтись без кровопролития.