Текст книги "Медичи. Крестные отцы Ренессанса"

Автор книги: Пол Стратерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Да только мало радости принесла эта победа вновь испеченному великому герцогу, замкнувшемуся теперь в своем гигантском, опустевшем ныне дворце, где он жил в печальном одиночестве, подолгу, нередко часами вглядываясь в одиноко висящую на стене картину – портрет своей любимой дочери Марии. Впрочем, в какой-то момент Козимо встряхнулся и сделал попытку вырваться из круга навязанного самому себе одиночества: он постепенно вернулся к своим спортивным привычкам – охоте, плаванию, поднятию тяжестей. Но теперь, когда государственные дела остались позади, занять себя было особенно нечем, и Козимо стал волочиться за женщинами.

Наконец, на одной из любовниц – юной Камилле Мартелли – он решил жениться. Семья – те ее члены, что пережили эпидемию малярии, – была в шоке; не успели Медичи стать великими герцогами, как глава клана женитьбой на простолюдинке подрывает этот статус. Брак обернулся чистой катастрофой, ибо Камилла из нежной любовницы превратилась в капризную, строптивую, сварливую жену, и жизнь в герцогском дворце превратилась в череду некрасивых шумных свар, в которые оказались втянуты все члены семьи. Козимо вновь удалился в свои апартаменты, а в апреле 1574 года, в возрасте пятидесяти пяти лет, умер от апоплексического удара. Формально его царствование продолжалось тридцать семь лет, в этом смысле он превзошел всех своих родичей-предшественников. Особой популярностью он не пользовался, но оставил по смерти процветающую Тоскану с его главным городом – довольно скучной и сделавшейся провинциальной Флоренцией. Высокая художественная драма итальянского Возрождения подошла к концу, начиналась интерлюдия, которая оборвется следующим важнейшим поворотом, когда Медичи вновь сыграют роль крестных отцов.

26. МЕДИЧИ – ЕВРОПЕЙСКИЕ ВЕНЦЕНОСЦЫ

К этому времени Флоренция уже перестала быть главной опорой власти и влияния Медичи. Когда четырнадцатилетняя Екатерина де Медичи венчалась в 1533 году в Марселе со вторым сыном Франциска I Генрихом де Валуа, никто и подумать не мог, какое славное будущее ей предстоит. Даже папе Клименту VII, который, породнившись таким образом с королевской семьей, больше других сделал для утоления тщеславных помыслов клана, трудно было вообразить, что через тридцать лет она станет во главе этой семьи и всей Франции. Она умрет вдовой одного короля (Генриха II) и матерью трех (Франциска II, Карла IX и Генриха III). А сила ее личности была такова, что на протяжении почти тридцати лет Екатерина и впрямь была фактической правительницей Франции. Притом если великие герцоги Тосканы правили относительно мирным и совсем небольшим (семьдесят пять тысяч человек) населением, то Екатерина де Медичи стремилась навязать свою волю пятнадцатимиллионному народу в один из самых драматических периодов его истории.

Став сиротой еще в младенчестве, Екатерина воспитывалась в основном монахинями; но то была вовсе не тихая, потусторонняя жизнь, ибо отзвуки трудных дней «Республики Христа» были хорошо слышны и за стенами женского монастыря. В ту пору, когда Медичи оказались в изгнании, сама Екатерина сделалась ценным заложником, и ей еще повезло, что она пережила осаду Флоренции.

Четырнадцатилетняя Екатерина, приехавшая в Марсель, чтобы выйти замуж за своего сверстника Генриха, выглядела выдержанной, даже застенчивой девочкой. Но неброская внешность скрывала немалый ум в сочетании с исключительной целеустремленностью; с годами она обнаруживала все больше и больше качеств, свойственных ее удивительному прадеду, Лоренцо Великолепному, хотя парадоксальным образом его почти женское обаяние и любовь к широкому жесту в ее случае обернулись явно мужским стремлением к власти.

После бракосочетания Екатерина с мужем поселились при дворе ее тестя Франциска I. Влияние итальянского Ренессанса сказалось здесь довольно рано, решающую роль в этом сыграл сам король, при дворе которого царило настоящее пиршество ума и духа – на фоне обширной, но довольно-таки отсталой сельской провинции. При этом дворе провел свои последние дни Леонардо да Винчи, умерший как раз ровно за четырнадцать лет до появления здесь Екатерины. У короля Франциска I все еще были большие замыслы, и в 1546 году он решил снести свой старый дворец в Париже и взамен его возвести новое величественное строение, где будет место и семье, и двору, и собранию картин. Так возник замысел Лувра.

Первые годы, проведенные Екатериной во Франции, в атмосфере, пронизанной отчетливо различимым духом итальянского придворного общества, оказались тем не менее нелегкими. В кругу высшей знати, владения иных из которых превышали площадью всю Тоскану, бытовало мнение, что брак Генриха де Валуа – это чистый мезальянс. Екатерину презрительно называли «дочерью коробейника», и с годами, становясь юной женщиной, она нельзя сказать, чтобы так уж расцвела. По описанию одного современника, это была особа «тощая и невысокая, с грубыми чертами лицами и выпученными, как у всех Медичи, глазами».

Мало что изменилось и после смерти в 1536 году старшего сына Франциска, герцога Бретонского, когда наследником престола стал ее муж. Генрих де Валуа был человеком, испытывавшим постоянную угнетенность, он так и не оправился от психологической травмы, полученной в детстве, которое провел в испанском плену. Отец после освобождения оставил двух своих сыновей заложниками, и Генрих так и не смог простить ему этого. Вернулся он домой замкнутым, погруженным в себя молодым человеком, сразу затерявшимся в кругу веселых и остроумных придворных. Генрих не делал тайны из своего отношения к отцу, и в конце концов это непреходящее чувство обиды стало определяющим в его и без того трудном характере. Не получив сколько-нибудь регулярного образования, Генрих не блистал и умом и не обладал даром красноречия, столь потребного в придворной жизни с ее многообразными увеселениями. Да и вообще всячески избегал их, выказывая интерес лишь к охоте и рыцарским поединкам.

Быть женой такого человека – доля нелегкая; тем острее ощущалась необходимость в наследнике, но брак долгое время оставался бесплодным. По прошествии нескольких лет при дворе упорно поползли слухи, что развод не за горами, однако Франциск I заверил Екатерину, что он этого не допустит. В эту трудную для нее пору король стал Екатерине родным отцом, которого у нее фактически никогда не было; она усвоила его взгляды, уверовав постепенно в силу монархического правления. Со своей стороны, стареющий Франциск I относился к Екатерине с большой симпатией; ему нравилось смотреть, как она танцует и охотится, он ценил ее ум, энергию, постепенно крепнущую уверенность в себе. Всему этому, несомненно, способствовало постоянное присутствие в Париже и Фонтенбло итальянских художников. В 1537 году в Париже ненадолго появился Челлини, в 1540 году он вернулся и осел на ближайшие четыре года; в «Автобиографии» он упоминает о встречах с Екатериной, но больше пишет о впечатлении, которое произвел на короля, скромно отмечая, скажем: «Осыпав меня столь многочисленными знаками внимания, что их здесь и не перечислить, король вернулся во дворец... Что за человек! – воскликнул король» (увидев одну из работ Челлини), ну и так далее. Именно в этот период Челлини создал свою заслуженно знаменитую золотую солонку. Екатерину тоже воодушевляло восторженное отношение Франциска I к итальянской культуре, которая привлекала все большее внимание по мере проникновения идей Ренессанса в глубь высшего французского общества.

В 1544 году, после одиннадцати лет замужества, двадцатипятилетняя Екатерина родила своего первого ребенка. Всего у нее родится десять детей, выживут четыре мальчика и три девочки. Через три года после рождения первенца умер Франциск I, и на французский престол взошел муж Екатерины, Генрих II. Но гораздо больше этого нескладного двадцатидевятилетнего мужчину занимала его сорокавосьмилетняя возлюбленная Диана де Пуатье; когда-то ее зрелость оказывала неотразимое воздействие на инфантильного Генриха, но теперь, с годами, когда красота начала увядать, Диану все больше беспокоила прочность занимаемых ею позиций. Именно поэтому она изо всех сил доказывала свое превосходство над Екатериной, даже заботу о воспитании ее детей пыталась взять на себя. Ну а самообладание, которое демонстрировала Екатерина, заслуживает всяческого восхищения – многие даже объяснения ему не находили. Новая королева никогда не теряла чувства собственного достоинства, никогда не сомневалась в преданности мужа, при всех недостатках его характера; и в этом не ошибалась – конечно, насколько можно судить о столь интимных вещах со стороны.

В это время Екатерина уже вводила итальянские новшества в жизнь французского двора. Самый яркий пример в этом смысле, пожалуй, – гастрономия; говорят даже, что самим своим происхождением нынешняя французская кухня обязана именно Екатерине. До нее тут готовили на средневековый лад: запах несвежего мяса приглушал густой, вредный для здоровья соус, тяжелые для желудка блюда изобиловали кисло-сладкими приправами, а главным деликатесом считались острые специи. Екатерина привезла с собой во Францию несколько флорентийских кухарок, хорошо знакомых с особенностями итальянской кухни – куда более легкой и утонченной, чем французская. Отличалась она также и большим разнообразием: с Ренессансом пришел вкус к здоровым овощам, которые перестали считаться пищей бедных.

Итальянское отношение к еде настолько изменило французский стол, что затронуло даже тех, кто за ним сидит. Доныне французская знать считала еду занятием грубым, на которое тратишь время просто по необходимости; женщин же приглашали к столу лишь по особым случаям. Ну а итальянское застолье – дело семейное, собирающее мужчин, женщин, детей и даже слуг. С появлением Екатерины де Медичи женщины стали непременными участницами застолий при французском дворе. Точно так же и сам стол выглядел теперь иначе, изящнее, что ли. Самое яркое тому подтверждение – солонка Челлини, это настоящий художественный шедевр, но были и иные новшества: на место пивных кружек и стаканов пришли красивые винные бокалы и графины. До Екатерины французы резали мясо и дичь ножом, но ели руками; теперь за столом появились вилки, показавшиеся, впрочем, французам явным излишеством (настолько, что вскоре после смерти Екатерины они надолго исчезнут из обращения и вернутся на французский стол лишь в XVIII веке). Расширила Екатерина и меню, с ней пришли такие новшества, как «сладкое мясо» и заливные блюда; из Италии доставлялись овощи, в том числе артишоки и трюфели. И уж настоящей диковиной сделалось мороженое, а также коктейль из взбитого яичного желтка, сахара и марсалы – zabaglione. Неудивительно поэтому, что с годами Екатерина изрядно пополнела, чего не могли скрыть даже льстивые придворные портретисты. Правда, благодаря танцам ей удалось сохранить талию, которой она весьма гордилась; именно Екатерина привила французскому двору вкус к балету, постоянно приглашая итальянских танцовщиков и балерин.

В годы царствования Генриха II Екатерина почти не участвовала в политике, сосредоточившись на жизни двора. Но, судя по всему, это нелегкое дело обострило ее политическое и общественное чутье. Она приглядывалась к деятельности мужа, прислушивалась к его словам, но сама не говорила ничего; во внутренней политике Генрих II выступил решительным противником протестантизма, который теперь, когда учение Лютера набрало силу во всей Европе, проник и во Францию (Англия объявила себя протестантской страной в том самом году, когда Екатерина переехала во Францию). В международных же делах Генрих II проводил антииспанскую политику, что следует объяснить нестершимися воспоминаниями о юности, проведенной в плену; впрочем, в конце концов политика эта оказалась тупиковой и оборвалась заключением в 1559 году Като-Камбрезийского мира.

В честь этого события был устроен большой рыцарский турнир, на личном участии в котором настоял и сорокалетний король. В ходе поединка деревянное копье пробило его шлем и, вонзившись в череп, разлетелось на куски. Из разных концов Европы были призваны лучшие медики, в том числе великий Андреас Везалиус, но тщетно. Через несколько дней Генрих II скончался.

Под именем Франциска II на трон взошел слабый здоровьем пятнадцатилетний сын Екатерины, но царствование его было лишь номинальным, на самом деле страной правили два вельможи – братья Гизы. Кардинал Карл де Гиз занимался внешней политикой, а герцог Франсуа де Гиз командовал армией. Братья отличались крайней непримиримостью к протестантизму, находя в этом поддержку в Испании и у понтифика.

По мере того как это движение все больше проникало в Европу, оно начало находить приверженцев в среде бесправного бедного крестьянства; находясь в приниженном положении со времен раннего Средневековья, крестьяне в лице Лютера и его Реформации обрели собственный духовный Ренессанс. В этом смысле Реформация обнаружила явственный политический оттенок, особенно когда, с распространением новых религиозных идей по городам Франции, в их сторону повернулись задушенные налогами лавочники и купцы. Гугеноты (как по преимуществу называли кальвинистов – французских протестантов) теперь видели в католической церкви своего врага; а когда гугеноты выступили против короны и правительства, религиозная трещина превратилась в трещину политическую.

Правда, поначалу бунт был быстро подавлен, но начиная с 1559 года положение стало меняться – к гугенотам присоединилась знать, недовольная возрастающей силой монархии. У разрозненных низших классов появились вожаки, и недовольство выплеснулось наружу; тайные домашние сходки поменявших веру торговцев превратились в большие демонстрации на городских площадях. И первую скрипку тут играли гугеноты из аристократических семей.

Они обратились к Екатерине де Медичи, как к королеве-матери, с просьбой оградить их от преследований Гизов, которые осуществляли политику от имени ее юного сына. Екатерина взяла было на себя посредническую миссию, но в 1560 году Франциск II умер, и его сменил на престоле десятилетний брат – Карл IX. Если первый сын принес матери одни лишь разочарования, то второй – тем более: гены отца, соединившись с генами Лоренцо, герцога Урбино, – деда-сифилитика, образовали дурную смесь. Подобно старшему брату, Карл IX был слаб физически, но мало того, оставляло желать лучшего и его душевное здоровье.

На сей раз Екатерина решила, что в стороне оставаться нельзя. Став регентом, она делала все от нее зависящее, чтобы любой ценой обеспечить мир в стране. У протестантов появились некоторые юридические права, однако на деле они не соблюдались, дух нетерпимости все больше и больше охватывал Францию. Екатерина могла издавать законы, но обеспечить их исполнение было не в ее власти. В 1562 году страна была охвачена гражданской войной. Через год, во время осады Орлеана, этой опоры гугенотов, был предательски убит герцог Франсуа де Гиз. При допросе убийца признался, что был нанят лидером протестантов адмиралом де Колиньи.

По окончании гражданской войны – это случилось в следующем, 1563 году, – парламент, собравшийся в Руане, официально объявил Карла IX достигшим совершеннолетия, и следующие два года Екатерина и ее сын провели в разъездах по стране, дабы молодой король мог показать себя народу и добиться его расположения и верности.

Но партия Гизов и их сторонников из числа непримиримых католиков желала продолжения гражданской войны, вспышки которой были вновь зафиксированы в 1567 и 1568 годах. Екатерина делала все возможное, чтобы достичь примирения. Она вела переговоры с Гизами, а однажды даже пригласила на встречу с королем воинственного адмирала де Колиньи. Случилось так, что, когда тот приехал в Париж, Екатерина навещала свою заболевшую дочь Клод, герцогиню Лотарингскую. При встрече с бесхитростным, восприимчивым юным венценосцем адмирал пустил в ход все свое обаяние, и они засиделись за разговором в королевских апартаментах Лувра чуть не до рассвета. Выяснилось, что де Колиньи пытался обернуть влияние Екатерины на короля себе на пользу; узнав об этом, та пришла в ярость, поспешно вернулась в столицу и быстро поставила на место своего слабовольного сына.

В стремлении примирить две партии Екатерина обвенчала свою дочь Маргариту с молодым лидером протестантов Генрихом Наваррским из королевского рода Бурбонов. В августе 1572 года вожди католиков и протестантов собрались в Париже на бракосочетание. Народ ликовал, колокола Нотр-Дама и других церквей звонили вовсю, но атмосфера в задыхающемся от зноя городе оставалась неспокойной. Папа дал знать, что он против этого брака – союза между католиками и протестантами быть не может. Поэтому церемония была проведена не в самом Нотр-Даме, но на прилегающей к нему площади. В кульминационный момент, когда служили литургию, протестанты поднялись и якобы «вышли прогуляться».

Через четыре дня, в среду 20 августа, когда еще продолжались народные гуляния, на адмирала де Колиньи было совершено покушение. По нему стреляли из аркебузы из окна на втором этаже, когда он прогуливался по улице Бетизи (ныне улица Риволи). Но в момент выстрела де Колиньи наклонился завязать шнурок на ботинке и был только ранен. Дом, из которого стреляли, принадлежал, как выяснилось, одному из членов семьи Гизов; ясно, что они жаждали отомстить за смерть Франсуа.

Екатерина и Карл поспешили навестить Колиньи. Адмирал попросил оставить его с королем наедине.

На обратном пути в Лувр Екатерина угрозами заставила сына рассказать, о чем шла речь, – судя по всему, де Колиньи убеждал молодого короля не доверять матери. Париж был охвачен волнениями: двести гугенотов захватили дом Гизов на улице Бетизи, а вооруженные группы их единоверцев кружили по городу. Рынки и лавки закрылись – горожане искали убежища у себя дома.

Требовались срочные действия, иначе ситуация в столице могла выйти из-под контроля, и от этой искры в стране вполне мог разгореться костер новой гражданской войны. На следующий день Карлу IX были предоставлены доказательства того, что де Колиньи действительно что-то замышляет против него, и, узнав об измене нового друга, король, говорят, полностью утратил самообладание. Действовал ли он далее по собственной инициативе или по подсказке матери – неясно, но в воскресенье 24 августа, на рассвете Дня святого Варфоломея, королевские гвардейцы во главе с одним из представителей партии Гизов ворвались в дом де Колиньи и, забив его до смерти, вышвырнули тело на улицу. Это был сигнал к началу резни. Гугенотов – мужчин, женщин, детей – хватали прямо в постелях, вытаскивали на улицу и убивали. Оргия длилась два дня, на протяжении которых было убито две с половиной тысячи человек. О Варфоломеевской ночи стало известно по всей стране, и нечто подобное повторилось в Орлеане, Руане, Лионе, Бордо и Тулузе; общее число жертв достигло восьми тысяч. Так было положено начало религиозным войнам, которые опустошали Францию в течение ближайших тридцати лет.

Представляется весьма вероятным, что Екатерина де Медичи принимала по крайней мере некоторое участие в организации Варфоломеевской ночи. То ли она утратила обычное самообладание, то ли иного выхода не видела, сказать трудно, хотя можно не сомневаться, что, не нанеси она удара первой, и ее жизнь, и жизнь короля были бы в серьезной опасности. В любом случае Екатерина де Медичи повинна в этой кровавой мясорубке, одной из самых страшных в европейской истории. Отныне ее стали считать лидером католической Франции в ее борьбе с гугенотами.

Свидетельства о том, насколько эти события оказали воздействие на Екатерину де Медичи лично, расходятся. Иные утверждают, что она от них так и не оправилась. После пятидесяти в ее властном характере стал все больше и больше проступать цинизм, а плотная фигура пожилой женщины стала рыхлой и отталкивающе тучной. Другие утверждают, что она по-прежнему сохраняла живость, охотилась, танцевала, была, как и ранее, остроумна в разговоре. Франция оказалась непримиримо расколота на две части – даже в оценке своей королевы.

В 1574 году, двадцати четырех лет от роду, Карл IX умер, и на престол взошел его брат Генрих III. В Карла IX Екатерины веры было мало, но вот с двадцатитрехлетним Генрихом, своим любимцем, хоть и был он некрепок здоровьем и королева вполне отдавала себе в этом отчет, она связывала большие надежды. Это был довольно замкнутый молодой человек, почти не выходивший за пределы тесного круга друзей, которых называли миньонами. По словам одного современника, они «все как один одевались в яркие костюмы и благоухали духами». Екатерина вроде бы мирилась с этими гомосексуальными наклонностями, полагая их, наверное, неизбежными для слабого сына столь властной матери. Правда, эта патология в совокупности с нездоровым интересом к религиозным фанатикам, предающимся самобичеванию, указывает и на более существенные отклонения от нормы. Через два дня после коронации Генрих сочетался браком с Луизой Лотарингской – дому Валуа остро требовался наследник. Но он долго не появлялся.

Екатерина де Медичи оставалась фактической правительницей Франции, хотя даже в эти нелегкие годы у нее оставалось время заниматься культурным просвещением своей новой родины. Именно она в конце концов узаконила во Франции стиль итальянского Ренессанса: построила Тюильри, большой королевский дворец, примыкающий к Лувру на правом берегу Сены (он будет сожжен в 1871 году, в дни Парижской коммуны, оставив после себя лишь Тюильрийские сады в самом центре города). При Екатерине также были спроектированы и построены несколько величественных замков, в том числе самый поразительный из них, тот, что нависает над рекой у Шенонсо. Он символизирует нерасторжимый союз итальянского и французского стилей, североевропейской готики и южного Ренессанса, являя собой удивительную метафору чистого Зазеркалья (не напрасно говорят, что один из замков на Луаре считается первоначальным местопребыванием Спящей Красавицы). Это – Флоренция, перенесенная к северу от Альп, и это также заальпийский дом Медичи: здесь расцвел самый дух семьи. Эти замки – не дворцы, в которых живут правители городов-государств, это Зазеркалье высшей власти; во Франции – как, впрочем, и во Флоренции, – Медичи стали суверенами, оставив позади все представления о демократии.

Но вопрос о том, сколь долго это будет продолжаться, оставался открытым, ведь у Генриха II и его несчастной жены Луизы детей все еще не было. Это делало вероятным наследником престола протестанта – Генриха Наваррского, и в таком случае его брак с дочерью Екатерины Маргаритой представляется еще одним проявлением столь характерной для Медичи предусмотрительности. В 1586 году Екатерина направляется на юго-запад, в Коньяк, чтобы договориться о процедуре наследования; тогда же она предпринимает последнюю попытку примирить протестантов и католиков. Попытка оказалась неудачной – Франция все глубже и глубже погружалась в хаос, и не видно было никаких способов его превозмочь. Измученная многолетней борьбой, оплывшая от жира, Екатерина де Медичи умерла в 1589 году. Ей было шестьдесят девять лет.

Почти тридцать лет – больше, чем кто-либо иной – она фактически правила Францией: четырнадцать от имени Карла IX и пятнадцать – от имени Генриха III. Она неизменно находилась на авансцене, хотя вопрос о том, насколько она в действительности управляла судьбами Франции, еще не решен. Междоусобица, возникшая при ней, скорее всего была неизбежна, но справедливости ради надо признать, что, если бы не Екатерина с ее влиянием, страна могла погрузиться в хаос раньше и на более долгое время.

В конце XV века Франция – персонифицированная в Карле VIII – осуществила военное вторжение в Италию. В первые десятилетия XVI века итальянская культура начала проникать во Францию, и этот процесс продолжался на протяжении всего столетия. Екатерина Медичи сыграла немалую роль в последних актах этой пьесы, оставив по себе неизгладимую культурную память – от замков и балета до основанной ею великолепной кухни. Но принесла она с собой не только свет, но и тени итальянского Ренессанса: ее политика – политика макиавеллистская, ибо, даже если бы она и не читала «Государя», сам дух этого трактата был, несомненно, ею впитан – и благодаря молодости, прожитой во Флоренции, и благодаря принадлежности к самому клану Медичи. Она, должно быть, наизусть заучила легенды о своем прапрадеде Лоренцо Великолепном, и, как у него, в тяжелые минуты ее рациональный, в гуманистическом духе, трезвый, расчетливый ум уступал место иррационализму, также порожденному Ренессансом. Когда ничего не помогало, она обращалась к астрологии; известно несколько случаев, когда Екатерина прибегала к помощи знаменитого французского провидца Нострадамуса, отвечавшего на ее вопросы типичными для него загадочными предсказаниями. Однажды мелькнувшее в зеркале отражение заставило его предсказать, что род Валуа пресечется (хотя когда именно, Нострадамус не уточнил). И все же, когда возникала потребность в действии, Екатерина полагалась больше на методы Макиавелли, нежели на магию, что и превратило ее в одну из крупнейших фигур французской истории: многие ее уважали, многие поносили, не любил почти никто. Сирота, брошенная во время осады Флоренции, она не знала любви: легендарные рассказы о предках и треск выстрелов – вот и все, что она слышала в нежные года детства.

Через три месяца после смерти Екатерины де Медичи силы Католической Лиги вошли в Париж и попытались сместить Генриха III на основании его якобы терпимости к гугенотам. В ходе возникших беспорядков король был убит фанатиком-монахом, и на престол взошел – под именем Генриха IV – Генрих Наваррский. Дочь Екатерины Медичи Маргарита стала королевой Франции. В 1593 году, в отчаянной попытке объединить Францию, Генрих IV принял католицизм, а семь лет спустя замыслил оборвать связи французского королевского дома с семьей Медичи, затеяв бракоразводный процесс с Маргаритой, под предлогом ее бездетности. К тому же, помимо наследника, Генриху IV нужна была богатая жена: война с Католической Лигой практически опустошила государственную казну.

Узнав об этом, Фердинандо I, великий герцог Тосканы (сын Козимо I), связался со своей отдаленной родственницей Маргаритой; на кону, говорил он, – будущее династии Медичи, а это выше чьих бы то ни было личных интересов. В конце концов Маргарита согласилась дать Генриху IV развод, на том, однако, условии, что он женится на ее кузине, Марии де Медичи, племяннице Фердинандо I. Последний же обещал Генриху IV, что в этом случае он даст за ней хорошее приданое – 600 000 флоринов, чего будет достаточно, чтобы вооружить армию для защиты французской монархии. В октябре 1600 года Генрих IV женился на Марии де Медичи, и уже в следующем году она родила сына, крещенного Людовиком. Линия наследования восстановилась.

Мария де Медичи родилась во Флоренции в 1573 году и уже в пятилетнем возрасте фактически осиротела: мать умерла, а отец почти сразу снова женился и уехал из палаццо Питти, оставив в нем Марию со старшим братом и двумя сестрами под присмотром гувернанток. Через четыре года брат и одна из сестер умерли, а другая вышла замуж и тоже уехала. Так, в девять лет Мария осталась одна в огромном дворце с пышно обставленными, но пустынными комнатами, салонами и палатами (нынешние свои гигантские размеры палаццо Питти приобрел лишь в 1616 году, но и раньше это было весьма внушительное сооружение). Пребывая почти все время в полном одиночестве, Мария глубоко привязалась к девочке по имени Леонора Дори, дочери своей кормилицы. Леонора была тремя годами старше Марии; впоследствии она станет одной из ее самых доверенных подруг, на кого всегда можно положиться.

Сама Мария была довольно флегматичным, хотя и упрямым ребенком, с бесцветными волосами и снобистским чувством гордости своим происхождением: мать – из Габсбургов, отец – великий герцог, и никому не позволено об этом забывать. Если разозлить, она демонстрировала крутой нрав, но быстро отходила, особенно если обидчиком оказывался кто-нибудь из ее любимцев. Подобно Екатерине, своей предшественнице на французском троне, Мария де Медичи была сильной личностью, хотя и с крупными недостатками. Ей не хватало – уже в отличие от Екатерины – ума, образованности, энергии, ее отличала душевная вялость, более того: Мария нередко просто впадала в летаргию. Мари (как ее теперь стали называть) де Медичи обвенчалась с Генрихом IV заочно, и по приезде во Францию для двадцатисемилетней – возраст немалый – невесты оказалось неприятным сюрпризом обнаружить, что она стала женой сорокасемилетнего волокиты: несмотря на свой солидный возраст и соответствующую внешность, Генрих сохранил данное ему при дворе прозвище «молодого петушка» – намек на неиссякаемое любвеобилие. Генрих IV, со своей стороны, был столь же неприятно задет невзрачной внешностью итальянки, а Марии не понравились неотесанность и исходящий от него дурной запах (итальянцы сохранили древнеримскую традицию часто мыться в бане, в то время как в более прохладном климате к северу от Альп эта привычка в Темные века сошла на нет). Разочаровало Марию, женщину невысокую и крепко сложенную, то, что ее седобородый муж оказался еще меньше ростом.

Мария де Медичи привезла с собой во Францию двух близких людей – Леонору Дори и ее спутника, выскочку-гомосексуалиста Кончино Кончини, за которого та вышла замуж по обоюдному согласию: оба цинично решили, что так им будет легче достичь своих целей. По контрасту с роскошью палаццо Питти Лувр поражал своим убожеством, а прилегающий к нему дворец Тюильри, строительство которого было начато при Екатерине, оставался далек от завершения. Лувр был разорен гражданской войной, многие комнаты опустели, кое-где даже крыши не было, а ремонтировать не на что – казна пуста. В ход пошли деньги из приданого Марии, на что Генрих IV ответил поселением во дворце своей любовницы Генриетты, которую он сделал маркизой де Верней. Вскоре после того, как Мария произвела на свет наследника мужского пола, Генриетта последовала ее примеру, и мальчика тоже воспитывали в Лувре, как, впрочем, и еще целую ораву незаконнорожденных детей короля. Генриетта сразу начала плести интриги, направленные на то, чтобы наследником был объявлен ее сын, но кончилось это, к облегчению Марии, обвинением в государственной измене. Последовало показное судебное заседание, на котором Генриетта была приговорена к смертной казни; это не помешало ей некоторое время спустя вернуться в Лувр, но от дальнейших династических притязаний она отказалась.