Текст книги "Медичи. Крестные отцы Ренессанса"

Автор книги: Пол Стратерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

Как и во всей Италии, ситуация во Флоренции была крайне нестабильной. Начать с того, что номинально городом правила олигархия, отражающая интересы старых семей, но уже в непродолжительном времени ей пришлось столкнуться с сопротивлением республиканских сил. В такой обстановке ожили идеи Савонаролы, автора которых уже тридцать лет как не было на земле. Охваченные религиозным пылом, люди потянулись к церкви, королем Флоренции был провозглашен сам Иисус Христос, предпринимались шаги к восстановлению Града Божьего, на сей раз самозванно поименованного «Республикой Христа». Были приняты законы, направленные против азартных игр, маскарадов и иных зрелищ, а также нескромного или слишком экстравагантного одеяния; тем временем состоятельные люди прятали свои книги, картины и иные ценности. Как и прежде, цель состояла в том, чтобы стереть прошлое, ассоциирующееся с именем Медичи; граждан вновь охватила социальная зависть в сочетании с оправданным недовольством, которое, впрочем, никогда не уходило слишком глубоко под поверхность. Иное дело, что крайности времен Савонаролы остались позади, чему в немалой степени способствовала деятельность Франческо Кардуччи, убежденного демократа и человека твердых принципов, избранного на пост гонфалоньера. В то время как многие предавались молитвам, он делал практические шаги, меняя режим Медичи на систему правления, выдержанную в более республиканском духе.

Летом 1528 года Климент VII решил, что угроза миновала и можно вернуться в свой папский дворец в Риме. Предметом главных его забот была теперь Флоренция, ибо он понимал, что без этого города Медичи остаются бездомными и бессильными; что же до сохраняющегося еще влияния, то и оно рассеется с концом его понтификата. Понимал Климент VII и то, что без сильного союзника Флоренцию не вернешь. Быстро стало ясно, что на французов полагаться нельзя – в 1529 году, воспользовавшись очередной подвернувшейся возможностью, они вновь вошли в Италию и, сметая все на своем пути, двинулись к Неаполю. Здесь их настигла эпидемия чумы, а помимо того, отстали обозы, стало чувствительно не хватать продовольствия, и пришлось отступить.

В этой ситуации Климент VII решил прощупать императора Карла V. Тот решил, что союз с папой сейчас в его интересах, и в 1529 году они подписали Барселонский договор, по которому, в частности, Климент VII обязывался короновать в Болонье Карла V императором Священной Римской империи. Этот старинный ритуал восходит еще ко временам первого императора, Карла Великого, который был коронован папой в 800 году; церемония строго соблюдалась до тех пор, пока венецианцы не перекрыли путь в Италию предшественнику Карла V Максимилиану I из-за территориальных претензий последнего. Карлу V не терпелось возродить традицию, и взамен он посулил Клименту VII поспособствовать восстановлению власти Медичи во Флоренции.

Тем не менее угроза от Франциска I исходила по-прежнему; он вынашивал планы мести с тех самых пор, как ему удалось освободиться из унизительного плена, которому подверг его Карл V. Правда, действовать ему приходилось деликатно. Сыновья французского короля все еще оставались заложниками Карла V, и это исключало возможность прямого вторжения в Испанию. Наступление на Неаполь кончилось провалом, точно так же не удалась и попытка прямого вызова Карлу V схватиться с ним, Франциском, в открытом бою; этот вызов был с презрением отклонен: в таких поединках сходятся рыцари, быть может, принцы, но никак не короли и императоры. В конце концов, остался только один выход, и в августе того же 1529 года между Францией и Священной Римской империей был подписан Камбрийский мирный договор, по которому Франциску I гарантировалось возвращение сыновей за выкуп, эквивалентный одному миллиону флоринов.

Тем временем Карл V распорядился, чтобы принц Оранский, командующий силами Священной Римской империи в Италии, оказал содействие папе. Стало быть, для восстановления власти Медичи во Флоренции Клименту VII придется подвергнуться очередному унижению: поддерживать его будет тот самый человек, который два года назад заточил его в замке Сан-Анджело. Так или иначе, сорокатысячная армия принца Оранского, состоявшая в основном из испанцев, вошла в Тоскану и, разоряя города и веси Флорентийской республики, двинулась на север. 24 октября она стала лагерем в непосредственной близости от Флоренции.

Город давно готовился к такому исходу. Когда кардинал Пассерини и двое мальчиков Медичи бежали из Флоренции, Микеланджело расписывал капеллу Медичи в церкви Сан-Лоренцо, и власти сразу же назначили его на пост, который некогда занимал Макиавелли, – инспектора городских стен. Пути искусства и науки уже расходились, но художники все еще воспринимались как механики; подобно Леонардо на службе у Чезаре Борджиа, Микеланджело стал военным инженером на службе у Флоренции.

С большой неохотой сменил он кисть на фортификационные расчеты. Микеланджело распорядился удлинить стены на юг, окружив ими холм Сан-Миниато, откуда просматривался центр города, что делало холм ключевой позицией для размещения там артиллерии осаждающей армии. Он велел также защитить башенные окна церкви на Сан-Миниато соломенными матрасами. К тому времени, как армия принца Оранского расставила на склонах окружающих Флоренцию холмов тысячи и тысячи своих палаток, все это было уже давно сделано.

Все дороги в город и из города были перекрыты, поля и деревни, его окружающие, разграблены, и орудия осаждающих начали обстрел. Вскоре выяснилось, что граждане Флоренции капитулировать отнюдь не склонны. Помимо всего прочего, их сильно воодушевили подвиги одного из офицеров местной армии, Франческо Ферруччи. В сопровождении небольшого вооруженного отряда он тайком прошел ночью через одни из городских ворот и, выбирая слабые места, атаковал противника. Подкрепления подошли не сразу, и в темноте удалось доставить в город запасы продовольствия, для чего, собственно, вся эта вылазка и затевалась. Осень перешла в зиму, а Флоренция все еще держалась.

В феврале 1530 года Климент VII отбыл в Болонью для коронования Карла V императором Священной Римской империи германской нации. Коронация была назначена на 24 февраля – день рождения Карла. В торжественной обстановке два главных властителя христианского мира, оба одетые в величественные церемониальные одежды, медленно приближались друг к другу. В согласии с традицией, насчитывающей семьсот лет (и, как выяснилось, в последний раз в истории), папа возложил на императора железную корону. Помимо всего прочего, в Болонье наметилось некоторое личное сближение папы Климента VII и императора Карла V. Раскол между духовной и светской властью в Европе был преодолен, и мир на континенте, казалось, обеспечен.

Но осада Флоренции продолжалась. Зима перешла в весну, весна в лето. Несмотря на все подвиги Ферруччи, население оказалось на грани голода, сообщалось о случаях заболевания чумой. Ферруччи решился на отчаянный и дерзкий шаг: под покровом темноты он вывел из города и провел через кольцо осады группу вооруженных людей и направился в сельские районы Тосканы; там он принялся переезжать из городка в городок, рекрутируя силы сопротивления. По прибытии в Пистою, что в двадцати милях к северо-западу от Флоренции, выяснилось, что в его распоряжении имеется три тысячи пеших и пятьсот конных добровольцев.

Разведка сообщила о происходящем принцу Оранскому, и во главе большого отряда испанских солдат он бросился на поиски Ферруччи и обнаружил его в конце концов в горной деревушке Джавинане, близ Пистои, где он дал своим солдатам отдых. Испанцы быстро окружили добровольческий отряд и устроили настоящую резню, уничтожив две тысячи человек. В ходе кровавой мясорубки принц Оранский был ранен двумя выстрелами из аркебузы; Ферруччи же сражался до последнего и был захвачен в плен только смертельно раненным. Уложив на носилки, его принесли к новому начальнику отряда, неаполитанцу по имени Марамальдо, который при виде его пришел в такое бешенство, что вонзил умирающему кинжал в грудь.

Весть о жестокой расправе над Ферруччи повергла Флоренцию в траур. Голодающие выходили на улицы, жалобно приговаривая: «Где Медичи? Пусть придут и накормят нас». Шесть дней спустя гонфалоньер направил посланцев с заявлением о капитуляции города; люди же, в страхе перед солдатами-головорезами, запирались в погреба или искали убежища в церквах. Десять долгих месяцев осады остались позади. Правда, резни не последовало, Климент VII добился от Карла V заверений в том, что с населением обойдутся милосердно. В город вошли испанские и швейцарские солдаты, и партия Медичи быстро взяла город под свой контроль. Нынешнего гонфалоньера просто подвергли аресту, хотя прежний, Франческо Кардуччи, был казнен – Медичи видели в этом демократе своего главного врага. Ну а представители ряда видных семей, поддерживавших республиканский режим, например, Строцци, отправились в изгнание.

После реставрации Медичи и ухода армии Священной Римской империи Климент VII передал управление городом своему двадцатилетнему незаконнорожденному сыну Алессандро (другой, Ипполито, в качестве компенсации получил кардинальский сан). На следующий день после прибытия во Флоренцию Алессандро был провозглашен главой (capo) Флорентийской республики. Титул был важный, но в то же время какой-то неопределенный; все прежние комитеты сохранили свои полномочия, иное дело, что глава входил в каждый из них, а также назначался пожизненным гонфалоньером.

Теперь крестные отцы Ренессанса имели крестного отца Флоренции, признанного, так сказать, официально (и имя соответствующее – capo), и грубоватый, подверженный настроению Алессандро де Медичи вскоре вполне вжился в эту роль. Через два года после его воцарения была упразднена синьория, и в качестве символического жеста, который отозвался во всем городе, с башни Палаццо делла Синьория сбросили колокол, знаменитую vacca, которая созывала народ на площадь. Рухнув на булыжник, колокол разлетелся на куски. Алессандро распорядился расплавить их и изготовить медали, прославляющие семью Медичи.

Но Карл V все еще не оставлял Флоренцию своим вниманием. Он заявил Клименту VII, что, поскольку они теперь союзники, от Флоренции требуется последовательная внешняя политика, которая может быть обеспечена только твердой властью. Не должно быть никаких новых волнений и бунтов, никаких перемен в системе правления, никаких отступлений от взятых на себя обязательств. Главное – стабильность. Без особой охоты, но Климент VII предпринял необходимые шаги. Это он придумал для Алессандро новый титул, а затем известил город о том, что глава его «отныне именуется герцогом Флорентийской республики». Это был важнейший сдвиг: отныне Медичи становятся не просто правителями города, но входят в круг высшей знати. Герцогский титул передается по наследству, и вместе с ним по наследству передается город. Исчезли последние признаки демократии, не осталось даже претензий на нее.

Клименту VII было только пятьдесят пять, но он недомогал и стремительно старел, не оставляя при этом, однако, амбициозных замыслов относительно будущего семьи. Флоренция была теперь связана союзническими отношениями как с императором Карлом V, так и с королем Франции Франциском I, и папа дал понять, что хотел бы подкрепить их брачными узами. Несмотря на болезнь и трудности путешествия, он отправился в 1533 году в Болонью на очередное свидание с Карлом V, во время которого предложил заключить брак между Алессандро де Медичи, ныне герцогом Флорентийским, и дочерью императора Маргаритой. Последний дал согласие, после чего Климент VII осторожно затронул главный для него вопрос: имеются ли у императора какие-либо возражения против брака между юной Екатериной де Медичи и одним из сыновей Франциска I. Император поморщился, но согласился, уверенный в глубине души в том, что сам-то Франциск ни за что не пойдет на брак принца крови и «какой-то аристократочки».

Но Климент VII уже успел переговорить с Франциском I и заручиться его благожелательным отношением к плану, так что, когда Карл V обнаружил, что его переиграли, менять что-либо было поздно. В октябре 1533 года тщедушная бледнолицая четырнадцатилетняя Екатерина отплыла из Тосканы на юг Франции. Климент VII лично отправился в Марсель, чтобы провести свадебную церемонию, и Екатерина де Медичи, герцогиня Урбино, официально стала женой второго сына Франциска I, Генриха де Валуа, герцога Орлеанского.

Свадьба была обставлена должным образом, у невесты было не менее двенадцати фрейлин, а вслед за бракосочетанием в течение девяти дней проходили пышные застолья и балы-маскарады. Как того требует традиция, платила за все семья невесты, так что Клименту VII пришлось ввести новые принудительные налоги во Флоренции и Риме. На новоиспеченного свекра Франциска I особое впечатление произвел подарок в виде оправленного в серебро и украшенного фамильным гербом папы ларца с двадцатью четырьмя хрустальными панелями, каждая с росписью на библейский сюжет. По такому судьбоносному случаю – вхождению Медичи в одну из главных королевских семей Европы – они проявили свою легендарную щедрость. Лоренцо Великолепный, предпринявший первые шаги к наступлению этого торжественного момента, мог гордиться своим любимым племянником.

Но тот же 1533 год был отмечен сильнейшим ударом по всему понтификату Климента VII. Генриху VIII, которого Лев X провозгласил Защитником Веры, надоели увертки папы по поводу развода с Екатериной Арагонской, и он пошел на беспрецедентный шаг: церковь Англии отпала от римско-католической церкви. Правда, и раньше уже с ней порвали несколько немецких княжеств, а также некоторые прибалтийские государства, но впервые одна из крупнейших европейских держав объявила себя протестантской. После этого нельзя уже стало скрывать того факта, что Европу, как никогда прежде, раздирают противоречия. С приходом Льва X и следом за ним Климента VII Медичи, быть может, сами того не желая, стали совсем иными крестными отцами – на сей раз крестными отцами протестантской Реформации.

Вскоре стало ясно, что дни Климента VII сочтены. Отказывалась работать печень, пожелтела кожа, и ко всему прочему он полностью ослеп на один глаз, да и второй видел неважно. Челлини, со своей обычной склонностью прихвастнуть, так описывает свой визит к папе: «Я застал его лежащим в кровати, очень слабым. Тем не менее он чрезвычайно тепло приветствовал меня». Челлини принес с собой несколько медалей, специально сделанных им для папы, но у того уже настолько ослабло зрение, что он ничего не мог разглядеть. «Он ощупал медали кончиками пальцев, – продолжает Челлини, – и тяжело вздохнул». Через три дня, 25 сентября 1534 года, после десяти лет понтификата, Климент VII скончался. Несколько дней спустя Челлини надел меч и отправился отдать последний долг покойному, тело которого было выставлено для последнего прощания. «Я поцеловал его ноги и не смог удержать слез».

Быть может, Челлини был единственным в Риме, кто оплакивал уход Климента VII, ибо к тому времени его в Риме не поносил последними словами только ленивый. После похорон толпа врывалась в собор Святого Петра несколько ночей подряд, могилу его оскверняли оскорбительными надписями и экскрементами. Поведение папы уподобляли действиям преданного, но неуклюжего ученика Макиавелли: он бывал беспощаден, но не тогда, когда нужно; человек достаточно сильный для того, чтобы презирать популярность, он выказывал это презрение в самый неподходящий момент, как раз тогда, когда популярность нужна была ему более всего; не боясь предать друзей, он умудрялся отталкивать их всех разом. В защиту Климента VII можно сказать, что еще ни один папа не правил церковью в столь дурные для нее времена, хотя, с другой стороны, должно признать, что в этих условиях он делал слишком мало или не делал ничего вообще, чтобы избежать самых больших бед, пришедшихся на его понтификат: «Великое разграбление Рима»; распад единства христианского мира.

И все же остается одна область, в которой Климент VII добился полного, бесспорного успеха: при нем семья Медичи пережила поворотный момент своей истории: приобщение к высшей знати Флоренции, родство с королевской семьей во Франции. Без направляющей руки Климента VII семейству Медичи никогда бы не достичь тех вершин величия, которые были еще впереди.

ЧАСТЬ V. БИТВА ЗА ПРАВДУ

24. ТЯЖЕЛЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Присвоение герцогского титула Алессандро де Медичи возмутило граждан Флоренции, по городу прокатилась волна недовольства, хотя попыток вооруженного бунта зафиксировано не было. Многомесячная осада города и бои собрали свою жатву: Гвиччардини пишет, что «на много миль вокруг Флоренции дома были разрушены, а в городах и деревнях региона хозяйства были полностью разорены». Согласно заслуживающим доверия подсчетам, за время вторжения сил под водительством герцога Оранского и осады Флоренции в городе и всей Тоскане погибло более десяти тысяч человек. Как подчеркивает Гвиччардини, за это время «не было собрано ни одного урожая и ни разу не засеивались поля... так что из города, и без того ослабшего и обессиленного, потекли в дальние края деньги на приобретение зерна и скота». Помимо всего прочего, по настоянию Карла V город должен был оплачивать пребывание испанских солдат, в чью задачу входило пресечение любых попыток свалить нынешнюю власть.

Новый правитель города Алессандро де Медичи, герцог Флорентийский, представлял собой странную фигуру и в физическом, и в духовном смысле. У него была смуглая мавританская внешность и жесткие курчавые, как у североафриканцев, волосы; он был малообразован и имел репутацию человека грубого и неотесанного; в то же время нельзя отрицать, что он обладал известным мастерством политика, хоть проявлялось оно часто весьма экстравагантным образом. Он регулярно принимал в палаццо Медичи просителей, сочувственно выслушивал жалобы бедных, и о щедрости его вскоре стали говорить на каждом углу. Мать Алессандро была рабыней, и, сталкиваясь с обездоленными, он всегда помнил о тяготах, что выпали на ее долю. Была у него и привычка заходить без предупреждения к своим политическим приверженцам и спрашивать в упор их мнение о положении дел; ответы он всегда выслушивал до конца, но с таким равнодушным видом, что трудно сказать, насколько воспринимал услышанное.

С другой стороны, нельзя отрицать, что в нижних слоях общества Алессандро был весьма непопулярен, хотя трудно сказать, насколько глубоко эта непопулярность проникала в popolo minuto. Нельзя также отрицать, что правил Алессандро жесткой рукой. Одним из первых его шагов было изъятие всего оружия, даже того, что было принесено в церковь в виде пожертвования. Далее, в духе, напоминающем миланских тиранов, он разрушил старинный монастырь Сан-Джованни Евангелиста у северной стены города и начал строить на его месте крепость – Фортецца да Бассо. В этом большом мрачном здании как раз и должен был располагаться испанский гарнизон Карла V. Из крепости открывался вид на центр города и все стены, что позволяло подавить, в случае возникновения, любой бунт при помощи артиллерии и защитить город.

Хоть во Флоренции связывали крепость с именем Алессандро, идея строительства наверняка принадлежит императору Карлу V. Более того, он выдвинул условие: пока строительство не будет завершено, он не даст согласия на брак Алессандро и родной дочери императора Маргариты. Со смертью Климента VII Алессандро утратил своего главного наставника и главную сдерживающую силу. Он и без того был склонен к распутству, а теперь вообще пустился во все тяжкие. В компании своего юного фаворита и дальнего родственника Леренцино де Медичи Алессандро впал в самый безудержный разврат, который вскоре стал в городе притчей во языцех. Через стены женских монастырей ночами перекидывались веревочные лестницы, жертвой похоти становились девушки из весьма порядочных семей, компрометировались жены даже самых уважаемых граждан города. Положим, на все эти истории отбрасывает тень непопулярность героя, в которой не последнюю роль играл флорентийский снобизм, да и предубеждения расистского свойства, но нельзя сказать, что они вовсе не имели под собой почвы. Те, кто выступал против Алессандро на заседаниях разного рода комитетов или спорил с его решениями, рисковали финансовым благополучием: проводилось самое дотошное налоговое расследование, за которым, как правило, следовало выставление громадного счета (справедливости ради надо сказать, что к такому методу Медичи прибегали еще с ранних времен Козимо Pater Patriae). Вскоре после своего воцарения Алессандро счел нужным переехать из палаццо Медичи на виа Ларга в лучше охраняемый Палаццо делла Синьория – ныне, после роспуска последней, переименованный в Палаццо Веккьо (Старый дворец). Помимо всего прочего, он, как на самом деле и все граждане Флоренции, рассматривал эту перемену местожительства как символический жест: Медичи сделали своим домом освященный временем центр городской власти.

Через год после смерти Климента VII ведущие граждане Флоренции решили, что с них довольно, и направили депутацию к Карлу V. Миссия нашла поддержку со стороны влиятельных флорентийских изгнанников, осевших в Риме, прежде всего семейства Пацци и представителей старинной банкирской династии Строцци. Тайно был на их стороне и Франческо Гвиччардини, некогда советник Климента VII, а ныне один из приближенных самого Алессандро. Император Карл V был тогда в Тунисе, решившись наконец-то возглавить компанию против наступающих со стороны севера Африки турок (в 1534 году его брат Фердинанд остановил их у ворот Вены).

Решено было, что депутацию возглавит кардинал Ипполито де Медичи, жгуче завидовавший возвышению своего кузена. Собственно, он и был наиболее вероятным претендентом на замену, успев зарекомендовать себя человеком и более умным, и более гибким, чем Алессандро; к тому же он не был подвержен его порокам, во всяком случае, в такой степени. В августе 1535 года кардинал Ипполито двинулся на юг, чтобы далее отплыть в Тунис, но добрался только до Итри, городка в семидесяти милях от Рима, где заболел и умер, почти наверняка отравленный по приказу Алессандро.

Вернувшись из Туниса, император Карл V пригласил в Неаполь как всю флорентийскую депутацию, так и самого Алессандро. Новый глава депутации, историк Якопо Нарди представил императору суть дела, особенно упирая на то, что вновь выстроенная крепость Фортецца да Бассо используется «как тюрьма и бойня для несчастных граждан». Дослушав его до конца, император предложил советнику Алессандро Гвиччардини выдвинуть контраргументы. Члены флорентийской делегации рассчитывали, что опытный оратор, Гвиччардини, при помощи вялых комплиментов и слабых возражений на самом деле тонко загонит Алессандро в угол. Каково же было их разочарование, когда, используя всю силу своего красноречия, Гвиччардини отмел обвинения в адрес своего патрона, подчеркнув, напротив, его достоинства и то уважение, каким он пользуется в городе. Закончил Гвиччардини свою речь весьма эффектно: «Что же касается преследований женщин, изнасилований и иных клеветнических измышлений, то я не вижу смысла даже пытаться их опровергнуть, потому что все это только общие слова, не подкрепленные ни единым конкретным доказательством». Гвиччардини был искушенным политиком и совершенно не желал оказаться в стане проигравших, это грозило опалой. А ведь он давно уже понял, что у Карла V нет ни малейшего намерения смещать Алессандро, который вот-вот должен стать его зятем. Император хотел, чтобы при любых условиях Флоренцией правили жесткой рукой. Стабильность – вот что было для него на первом месте.

Флорентийская делегация вернулась домой несолоно хлебавши, а летом 1536 года во Флоренции, вместе с невестой Алессандро Маргаритой, появился и сам император Карл V. В качестве подачки он привез с собой семьи нескольких флорентийских изгнанников, которым по случаю такого события было даровано помилование. Но когда брачная церемония и последовавшие за ней торжества подошли к концу и император покинул город, жизнь потекла в прежнем русле – и для флорентийцев, и для их правителя, ибо женитьба никоим образом не умерила сексуальных аппетитов Алессандро.

В этом смысле его всячески подстрекал на новые подвиги Лоренцино де Медичи, хотя эти двое гуляк представляли собой странную пару. Лоренцино («маленький Лоренцо») был действительно невысок ростом, но прозвище намекало не только на это: «маленький» – это значит незначительный, бесперспективный, хотя на самом деле у Лоренцино были как раз большие амбиции, и он был преисполнен решимости доказать всем, что имя ничего не значит. В результате сформировался характер сложный и непостоянный. Как носитель имени Медичи, он мог проследить свою родословную от брата Козимо Pater Patriae и рассматривал себя как наследника большого дома; с другой стороны, мать его происходила из семьи Содерини, гордящейся своей приверженностью демократическим традициям. И эта двойственность тоже многое объясняет в его противоречивой натуре.

Лоренцино вырос в Риме, где получил хорошее гуманитарное образование: он страницами цитировал Цицерона и Макиавелли и вообще любил продемонстрировать свои знания. В то же время у него была репутация скандалиста. Любимой забавой его было, напившись, отсекать мечом голову у старинных статуй на римском Форуме; при этом он хвастался, что «наносит удар по имперской мощи».

Об этих подвигах стало в конце концов известно папе Клименту VII, и он пришел в такую ярость, что отослал Лоренцино во Флоренцию. Здесь он, со своей приверженностью к скандалам, оказался в компании Алессандро, эти двое стали неразлучными друзьями, к чему, собственно, Лоренцино и стремился. Только на самом деле он ненавидел и презирал Алессандро, все больше и больше завидовал ему, хотя виду никогда не подавал. Действительно, как это можно стерпеть: безграмотный бастард, всего тремя годами его старше, имеет и деньги, и власть, а он, истинный Медичи, блестящий ум, лишен и того и другого. Чем ближе Лоренцино сходился с Алессандро, тем большую неприязнь к нему ощущал; тот же любовно называл его «своим философом», а взамен Лоренцино исполнял роль сводника.

После того как по приказу Алессандро был отравлен его кузен кардинал Ипполито, ненависть Лоренцино пробрела форму психопатических фантазмов. Лоренцино видел себя Брутом, а Алессандро Юлием Цезарем, положившим конец демократическим традициям Древнего Рима. Подобно Бруту, он мстит Цезарю за все неправедные деяния и закалывает его. Совершив этот благородный акт, он перестанет быть «маленьким Лоренцо» и сделается большим человеком, настоящим героем. Воображение разыгрывалось все больше и больше: если Лоренцино избавит Флоренцию от этого незаконнорожденного деспота, то станет естественным претендентом на его место, в конце концов он-то как раз – законный Медичи.

В какой-то момент фантазии все больше стали сближаться с действительностью: Лоренцино принялся разрабатывать детали покушения на Алессандро. Оно будет отличаться от всех прежних заговоров во Флоренции: Лоренцино намерен действовать практически в одиночку, помогать ему будет только наемный убийца. Заговор был составлен весьма хитроумно. Лоренцино соблазнял Алессандро рассказами о некоей Екатерине Содерини Гинори, жене престарелого синьора. У Екатерины была репутация женщины ограниченной, но скромной и добронравной. Если, по словам Лоренцино, Алессандро удастся соблазнить ее, это послужит доказательством того, что он настоящиймужчина. В то же время Лоренцино заверил Алессандро, что, как настоящий друг, он уже замолвил Екатерине (оказавшейся – еще один любопытный психологический поворот – его сестрой) доброе слово о герцоге.

В первый же день нового 1537 года Лоренцино сказал Алессандро, что Екатерина проявляет к нему интерес, и организовал им свидание в следующую субботу, выпадающую на канун Крещения, когда все веселятся. Алессандро следует прийти в дом к Лоренцино и ждать, пока тот приведет Екатерину; потом он под каким-нибудь благовидным предлогом удалится, и они останутся вдвоем.

Алессандро, как было договорено, пришел в условленное место и, не замеченный празднующей Крещение толпой, проскользнул внутрь. Телохранителю он велел ждать себя на улице. По привычке к этому часу Алессандро успел изрядно набраться. Пошатываясь, он вошел в спальню, отстегнул меч, разделся и, в ожидании Екатерины, лег на кровать, но быстро уснул.

О дальнейшем нам известно со слов Лоренцино, который всякий раз рассказывал эту историю немного по-разному. Впрочем, суть не меняется. По прошествии некоторого времени в спальню, где находился Алессандро, неслышно вошел Лоренцино в сопровождении наемного убийцы, известного во Флоренции под именем Scoronconcolo, быть может, у этого прозвища и есть какие-то зловещие интонации, но вообще-то буквально оно означает «щипцы для орехов»). Лоренцино подкрался к кровати, прошептал: «Ты спишь?», а когда тот повернулся в его сторону, схватил за плечи, – убийца же принялся наносить удары. Сопротивлялся Алессандро отчаянно, вскрикивал каждую секунду, Лоренцино, в попытке заставить его замолчать, зажал губы ладонью, ну a Scoronconcolo продолжил орудовать кинжалом. Обезумев от боли, Алессандро прокусил Лоренцино палец до кости, но тут наконец убийца вонзил ему кинжал в шею. Алессандро забился в конвульсиях и застыл на пропитавшихся кровью простынях.

Лоренцино завернул тело в одеяло и прикрепил к нему клочок бумаги со словами из «Энеиды» Вергилия: «Vincit amor patriae laudumque immense cupido» («Любовь к отчизне и великое стремление к славе побеждают») – таким образом, всем должно быть понятно, что руками незаурядного убийцы свершен героический акт. Затем, выйдя со своим сообщником из спальни, Лоренцино запер дверь и положил ключ в карман: ему не хотелось, чтобы тело обнаружили, пока он не будет далеко от города. Он вскочил на лошадь и стремительно поскакал прочь (по крайней мере один свидетель утверждает, что видел Лоренцино мчащимся галопом по улицам; при этом одна рука у него была то ли перевязана, то ли в перчатке, но, во всяком случае, из нее текла кровь). Лоренцо ехал по Северной Италии кружным маршрутом и в Венеции оказался лишь через несколько дней, когда в городе уже всё знали. Его встретил с распростертыми объятиями Филиппо Строцци. Лоренцино понимал, что должно пройти некоторое время, пока все утрясется, и терпеливо ждал зова из Флоренции: он вернется как герой и правитель города.