Текст книги "Это ты во всем виновата! (ЛП)"

Автор книги: Пол Рудник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Вы правда Дастроид? – спросила с благоговейным трепетом одна из девочек.

– Кели обожает книги «Войны Ангелов», – сказала мать. Я знала, что Кели пишет свое имя с одной буквой «л», потому что именно так это было написано блестками на ее ярко-розовой кофте.

– Можно Кели с вами сфотографируется? – спросил отец. – Вы не могли бы обхватить ее за шею и принять злобный вид?

На мне все еще был костюм Дастроида, который я купила у той девчонки в Мэдисон-сквер-гарден, – туника, шлем и Люциферапира. И я осознала, что стою на Таймс-сквер. Вокруг были люди в костюмах Бэтмена, Железного Человека, Росомахи, Черепашек-ниндзя, Золушки, Принцессы Жасмин, Мулан и как минимум три Человека-паука разного роста и веса – этакая семейка Человеков-пауков, как три медведя. Туристы фотографировались со всеми этими персонажами, а те улыбались и позировали.

– Ой, надо же, мне очень жаль, – сказала я семейке, – но на самом деле я не Дастроид, и я очень-очень спешу.

– Мамочка, она Дастроид! – возразила другая девчонка. – Смотри, у нее Люциферапира!

– Дастроиды – отстой, – заявил брат девчонки. – Может, тут есть Сумеречный Крипер? Ой, кажется, я сейчас видел Линнею.

– Линнею? – спросила я. – Где она?

– Лучше бы ты была Эльзой, – сказала младшая. – Она красивая и живет в ледяном дворце со снеговиком.

– Пожалуйста? – просил мужчина. Мне пришлось обнять Кели. Ее отец сфотографировал нас, а брат показал мне, в какую сторону направилась Линнея.

– Ты хочешь убить Линнею? – спросила младшая.

– Нет! – воскликнула я. – На самом деле, я одна из Стелтерфоккенов, просто я под прикрытием!

– Держите, спасибо большое, – сказала женщина, протягивая мне десятидолларовую банкноту.

– Нет, что вы, спасибо, мне нужно бежать. – Не могла же я взять деньги за то, что просто стояла и размахивала Люциферапирой.

– Я возьму, – встряла какая-то женщина в костюме Русалочки. Она схватила деньги и засунула их за ракушку лифчика.

Я посмотрела туда, куда указал брат девочки, и заметила, как туника Линнеи поворачивает за угол где-то в полквартале от меня.

– Оставайтесь на стороне Золота! – крикнула я семейке, использовав одну из любимых фраз Золотого Лорда, и проскользнула мимо Капитана Америки, крикнувшего мне: «Ого, Дастроид! Прикольные гольфы!»

Крича имя Хеллер, я бегом пересекла площадь и схватила сестру за руку. Та повернулась, огрызнувшись: «Чего надо? Я не работаю, катитесь в жопу». И я поняла, что это была не Линнея, а кто-то одетый в ее костюм.

– Извините, пожалуйста! – сказала я ей. – Однако Линнея никогда в жизни не скажет слово на букву «ж»!

– Тупой Дастроид, – пробормотала лже-Линнея, откусывая от булки. Я заметила еще одну Линнею, больше похожую на Хеллер, спускавшуюся в метро, и побежала за ней.

Я никогда прежде не бывала в метро, так что стоило мне спуститься по лестнице, как я сразу же растерялась. Я видела, что Линнея использовала какую-то карточку, чтобы пройти через турникет. И я попыталась запихнуть в щель турникета кредитную карту, которую мне дал папа на случай непредвиденных трат, но это не сработало. Я посмотрела вперед, где Линнея, стоя на платформе, ждала поезд, уже подходящий к остановке, и совершила самую ужасную вещь в своей жизни. Я перелезла через турникет.

Я – ПРЕСТУПНИЦА! Просто не могу поверить: Кейтлин Мэри Пруденс Ректитьюд Синглберри только что перепрыгнула турникет, не оплатив проезд, словно вор или убийца! Да, я гналась за Хеллер, так что уважительная причина у меня была, но разве не так говорят все преступники при задержании? Что со мной происходит? Что я сделаю дальше? Украду чей-нибудь бумажник? Взорву банкомат? И почему вместо страшнейшей панической атаки, я чувствую себя почти в восторге?

– Эй, ты! В колпаке ведьмы! Безбилетница! – крикнул транспортный полицейский в форме и побежал ко мне.

– Мне очень-очень сильно жаль, и я не ведьма, а Дастроид, и мне нужно срочно бежать! Я вам деньги по почте пришлю! – крикнула я ему и побежала к поезду, в то время как Хеллер, а может, опять какая-то другая Линнея, вошла в тот же поезд на два вагона впереди. Двери уже почти закрывались, так что мне пришлось проскользнуть в тот вагон, который был ко мне ближе всего. Поезд начал движение, и в окно я увидела полицейского, грозившего мне кулаком и кричавшего что-то, чего, к счастью, я уже не могла услышать.

Вагон был битком набит разными людьми. Здесь были мужчины в костюмах, официантки в передничках, подростки в наушниках, мамаши с колясками, в которых лежали их дети и пакеты с покупками. Несмотря на то, что я была прижата к такому количеству незнакомых людей, на меня никто не смотрел, да и вообще никто в вагоне друг друга не замечал. Каждый, казалось, был погружен в свои мысли, музыку или игры в своем смартфоне. По идее я уже давно должна была упасть в обморок от тревожности, особенно из-за всех этих микробов, от которых я была совершенно незащищена, однако этого не произошло. И тут я вспомнила кое-что прочитанное в интернете о социальных фобиях. Если у вас нет клаустрофобии, то подобная толчея, когда все плотно прижаты друг к другу, заставляет страдающих от тревожности людей чувствовать себя в большей безопасности и комфорте. На самом деле, большинство современных скотобоен построены так, чтобы животные в них неподвижно стояли в обитых мягким войлоком помещениях – так, чтобы они ощущали себя в безопасности до того момента, как их превратят в гамбургер или жаркое.

У меня не было времени на размышления о том, какое блюдо могли бы сделать из меня, потому что прямо сейчас мне нужно было протиснуться в другой вагон и определить, где находится Хеллер. Что она собирается сделать? Сорвать с себя одежду Линнеи и сделать обнаженное селфи? Станцевать в одном из тех мест, где девушки крутятся на шесте? Напиться до такой степени, чтобы наблевать на монашку и закатиться хохотом?

Проклятье Господне на нее! К черту Хеллер Харриган!

Это все из-за Хеллер. Это из-за нее я упомянула имя Господа всуе! Она превратила меня в безбилетницу, перепрыгивающую турникеты, тусовщицу и богохульницу. Теперь это касается не только меня, нет. Теперь это настоящий крестовый поход!

Поезд достиг следующей остановки, двери открылись, и половина людей, находившихся в вагоне, буквально вывалилась на платформу. Я увидела, что Хеллер вышла из своего вагона, так что я тоже выскочила и, по-прежнему преследуя то, что, помоги мне, Боже, не ошибиться, было туникой и волосами Хеллер, позволила толпе пронести себя по мощенному плиткой туннелю вверх по лестнице на улицу. Я попыталась прокричать имя Хеллер, но мой надорванный голос сопротивлялся, так что я поковыляла за ней, проскочившей сквозь вращающиеся двери в какое-то старое и не очень чистое здание.

К тому времени, как я прошла сквозь вращающиеся двери, Хеллер на другом конце холла зашла в деревянную дверь. Я побежала к закрывающейся двери и успела проскользнуть внутрь, где ожидала найти – что? Склад, кишащий тараканами, где Хеллер будет покупать наркотики у какого-нибудь бандита? Мерзкую комнату в мотеле, где у Хеллер назначена встреча с Оливером, и где они будут заниматься сексом на покрывале, полном посткоитальных бактерий других людей? Или это будет еще что-то более страшное, что-то настолько аморальное, мерзкое и отвратительное, что я даже не могу себе этого представить, потому что я – не Хеллер Харриган?

Я оказалась в маленькой комнате, со стенами, обитыми деревянными панелями, и несколькими рядами складных стульев перед небольшим возвышением. Сбоку стоял стол с кучей листков бумаги, кувшином воды, бумажными стаканчиками и открытой коробкой пончиков, большая часть которых уже была съедена. В комнате было около пятнадцати человек, лица их были обращены к возвышению. Как и в метро, люди здесь были разные: женщина, в очень похожих на дизайнерские юбке и жакете верблюжьего цвета с кожаным портфелем на коленях, сидела рядом с молодым человеком, похожим на велосипедного курьера в шортах в обтяжку и маленькой кепке; его потрепанный холщовый мешок висел на спинке стула.

Хеллер стояла в передней части комнаты в изорванных остатках своего наряда Линнеи. На голове у нее был полный беспорядок, но сейчас она была даже больше похожа на саму себя. Кузина залпом опустошила стакан с водой и вытерла рот. Все находящиеся в комнате спокойно молчали, не отвлекаясь ни на телефоны, ни на что-либо еще.

– Привет, меня зовут Хеллер, и я – алкоголик, – произнесла Хеллер.

– Привет, Хеллер, – ответили присутствующие.

Глава 22

Убейте меня сейчас же

Боже мой. Господь милосердный. Не могу сказать с точностью до ста процентов, потому что никогда раньше не была ни на одной из подобных встреч, но я практически уверена, что очутилась на встрече анонимных алкоголиков. И несмотря на то, что я испытала невероятное облегчение от того, что Хеллер находится здесь, одновременно мне было стыдно и очень неловко, ведь, насколько мне известно, эти встречи только для алкоголиков, а условие анонимности предполагает, что здесь не должно быть посторонних. Мне тут не было места, здесь я была шпионкой и чужаком, а значит, должна была немедленно уйти; вот только мне не хотелось привлекать к себе внимание, пытаясь незаметно ускользнуть. Я решила быть честной и уважительной.

– Простите меня, пожалуйста! – воскликнула я. – Но я не алкоголик!

Все уставились на меня.

– Мне даже газировка с виноградным вкусом не нравится!

Все смотрели на меня так, будто я была сумасшедшей.

– Но я восхищаюсь алкоголиками! То есть, я восхищаюсь алкоголиками, которые бросили пить! То есть, я восхищаюсь алкоголиками, которые бросили пить алкоголь! Я уверена, что есть множество приемлемых и вкусных напитков, которые не разрушат ваши семьи и не оставят вас валяться в сточной канаве!

Кажется, я сейчас умру от стыда.

– Кейти, все нормально, – сказала мне Хеллер, а потом обратилась к остальным. – Это Кейти, моя кузина, и она на домашнем обучении.

Все с пониманием закивали, многозначительно переглядываясь между собой, а Хеллер продолжила:

– Если вы не против, я бы хотела, чтобы она осталась с нами всего на несколько минут. Я хочу, чтобы она это услышала.

Хеллер – актриса и звезда, так что ей не привыкать находиться перед большим количеством людей, но я поняла, что здесь все совсем по-другому. Хеллер, конечно, по-прежнему оставалась прекрасной, притягивающей к себе внимание и забавной, но сейчас она не играла роль, а пыталась донести то, что ей хотелось сказать.

– Э-э, окей, – произнесла она. – Я актриса, и на протяжении некоторого времени стараюсь оставаться трезвой, пытаюсь не позволить своей работе довести меня до сумасшествия и усмиряю свое желание выпить, просто чтобы наконец-то избавиться от этой шумихи. В последнее время я неплохо справлялась, потому что старалась концентрироваться на спорте, хороших привычках и, боже мой, на том, чтобы быть настолько скучной, насколько это вообще возможно.

– Сегодняшний день и весь прошлый уик-энд были своего рода проверкой для меня. Вышел фильм, так что я занимаюсь его рекламной кампанией, что, конечно, является частью моей работы, и я очень благодарна за эту возможность. Всего полтора часа назад я была в центре Мэдисон-сквер-гарден, окруженная двумя десятками тысяч кричащих во все горло Воинов ангела и одной психованной девчонкой, и это еще мягко сказано – она прижимала меня к земле, держа нож у моего горла. Все мы оказывались в подобной ситуации, правда? – улыбнулась Хеллер, и все засмеялись, потому что кузина знала, в какой сумасшедший дом превратилась ее жизнь.

– А потом случилось кое-что еще. Кое-что, чего я совершенно не ожидала, ни капельки не ждала, и была не готова к этому, хоть я и крепкий орешек. Эта девчонка, полная зависти и неприязни, да еще и вооруженная ножом, будто была погружена в свой придуманный мир и только Богу известно, с чем там она справлялась на этом этапе своей жизни, но оставалась умной и хитрой – как дежурный в преисподней – и, ну… вы же знаете, у нас у всех бывают триггеры? Ситуации, в которых мы оказались, или брошенные нам слова окружающих, которые могут очень… которые могут превратить мохито или бутылочку холодного пива в единственное желание всей вашей жизни, понимаете?

Все закивали. Я знала не понаслышке, о чем говорит Хеллер: у меня, наверное, было больше триггеров, чем у любого другого человека на свете. Если бы меня попросили составить список триггеров, вызывающих мою тревожность, в начале списка я бы указала момент, когда утром мои глаза открываются, и вскоре мне бы потребовалось еще несколько сотен блокнотов, чтобы закончить весь список.

– И вот я лежу на земле в куче очень изысканного буддистского песка, разодетая в пух и прах для своей роли – эта работа действительно очень много для меня значит, а эта девчонка наклоняется и шепчет мне на ухо: «Я поговорила со всеми, кто смотрел твой фильм, и они утверждают, что ты в нем просто ужасна. Они говорят, что ты не имеешь ни малейшего представления о том, что делаешь, так что фильм будет полнейшим провалом, и это ты во всем виновата». А потом ухмыляется.

У всех находящихся в комнате, и особенно у меня, перехватило дыхание. В этот момент я ненавидела Эйву Лили Ларримор больше, чем когда-либо ненавидела кого-либо еще. Может, у Эйвы и были свои причины, может, она и любила книги «Войны ангела» чуть больше, чем надо, или, может, она была просто противной, злобной и завистливой, но в тот момент мне не хотелось ни понимать ее, ни искать оправдания ее поведению, ни пытаться обратить это в шутку. Мне хотелось убить Эйву Лили Ларримор своей Люциферапирой, потому что она сказала Хеллер именно то, что той никак нельзя слышать. Потому что частичка Хеллер, очень важная и ранимая частичка, верила этому.

– После того, что произнесла та девчонка, передо мной встал выбор: я могла схватить ее нож и перерезать ей горло, что было не такой уж хорошей идеей, ведь мне пришлось бы потом сесть в тюрьму, где у меня было бы слишком много свободного времени для размышлений о том, какая я бесталанная. Второй возможностью было, конечно, найти ближайший винный магазин и купить бутылку «Джека Дениелса» в прелестном коричневом бумажном пакете и направиться в Центральный парк, где можно найти прелестную лавочку, спрятавшуюся за прелестным дубом, и где я смогу пить до тех пор, пока из моей памяти не выветрится все до последнего слова из произнесенных той девчонкой.

– А затем произошло кое-что еще более безумное. Пока я пыталась вспомнить, где находится ближайший винный магазин – рядом, на вокзале, или в вестибюле отеля через дорогу, в дело вмешалась Кейти. Она стояла там, в самом абсурдном наряде, как вы уже могли заметить – кузина выглядит как дитя любви Дарта Вейдера и Злой Ведьмы Запада. Кейти совершила одну вещь, которая далась ей совсем непросто, потому что и у нее есть собственные демоны, хотя она и считает, что о них никто, кроме нее, не знает. Но она нацепила эту смешную шляпу и в общем-то спасла мне жизнь. За что… я благодарна ей.

Я не могла в это поверить. Впервые Хеллер сказала мне «спасибо». Мне.

Все повернулись еще раз взглянуть на меня и кивнули, будто говоря: «Черт, для девчонки в самодельном костюме Дастроида ты справилась совсем неплохо».

– Что привело меня к моему третьему решению, сложному и отвратительному, нисколечко не веселому решению. Не пить, а прийти сюда. И вот, о чем я сейчас пытаюсь размышлять. Я пытаюсь думать о том, что девчонка, которая так сильно хотела меня ранить, которая так отчаянно пыталась заставить меня думать о себе так плохо, насколько возможно, может быть, ну, вполне себе вероятно, эта девчонка не права. Может быть, на самом деле она не знает никого, кто посмотрел фильм, потому что его вообще еще никто не видел; черт, да даже я еще не посмотрела этот фильм! Или, может быть, она права, может быть, у меня действительно нет таланта, может быть, этот фильм будет самым катастрофическим провалом, но знаете, что? Она этого не знает! Я не дам ей этой власти. Я постараюсь никому не дать этой силы – заставить меня сомневаться в себе и стыдиться себя. Спасибо.

Все начали аплодировать, а я заметила Оливера, сидящего в первом ряду, улыбающегося Хеллер и аплодирующего громче остальных.

Глава 23

Реально длинный день

– Да, Оливер – мой спонсор, – рассказывала мне Хеллер на обратном пути в отель. – Всякий раз, когда положение становится рискованным и у меня возникает сильнейшее желание напиться, я звоню ему, и он со мной разговаривает. Выйдя из Мэдисон-сквер-гарден, я сразу же позвонила Оливеру, и он по GPS определил, где находится ближайшее место встречи клуба АА.

– А Оливер, он еще и… твой парень? – спросила я. – Или… муж?

– Ага, хочешь глянуть наше домашнее видео? – ответила Хеллер. – Да шучу я! Но скажу тебе вот что: ни в коем случае нельзя вступать в физические или романтические отношения со своим спонсором. Это, типа, главное правило клуба анонимных алкоголиков. А ты ведь знаешь, как хорошо я соблюдаю правила!

– Хеллер!

– Кейти, это был реально длинный день. А завтрашний будет еще более сумасшедшим, потому что мне придется возиться с этой маленькой девчонкой, больной раком, которая хочет провести со мной целый день. Поэтому прямо сейчас, раз ни поесть, ни выпить, ни покурить мне нельзя, я должна хотя бы немного поспать. Чтобы подготовиться. Чтобы стать выдающейся и невероятно чуткой Хеллер Харриган, которая будет идеальной ролевой моделью для умирающей тринадцатилетней девочки.

Я только хотела отчитать Хеллер за ее сквернословие, плохое отношение и особенно за ее издевательство над больным ребенком, но прикусила язык. Хеллер пришлось пройти через многое, хотя во многом по ее же вине – она сама захотела быть кинозвездой. Но… она же извинилась передо мной, пусть и мимоходом. Начало уже положено.

Как только за Хеллер закрылась дверь, я почувствовала себя совершенно опустошенной. Я помогала Хеллер во время интервью для международных СМИ, я наблюдала за ее сражением с силами Сумеречного Крипера в Пустоши, и ее чуть не убили у меня на глазах. И я еще никогда не была так далеко от Парсиппани.

Я зажмурилась и, прислонившись к стене, постаралась забыться и не думать ни о чем, особенно о Талли Марабонт, спонсорах клуба анонимных алкоголиков, метро и Эмили Дикинсон. Однако несмотря на эти попытки, пинг-понг мыслей в моей голове усилился еще больше – так громко и так раздражающе, что казалось, я больше никогда в жизни не смогу заснуть. Тут я вспомнила про свой ритуал: указательный палец касается шеи, тридцать раз по три…

– Кейти? – удивился Милс, выходя из своего номера, расположенного через несколько дверей от номера Хеллер. – В Гарден было просто настоящее сумасшествие, правда? С Хеллер все нормально? У тебя все хорошо?

Я подняла взгляд на Милса, стоящего передо мной в спортивных штанах и футболке «Войн ангела», с волосами, еще мокрыми после душа, который ему пришлось принять, чтобы вымыть из них песок от мандалы. Прекратив считать, я приблизилась к Милсу, положила руки на его широкие плечи – очень приятное ощущение, скажу я вам – и поцеловала его.

***

Сидя в камере, я пришла к выводу, что это и было тем самым моментом, с которого я пошла по наклонной. Этот поцелуй. Я и до него балансировала на грани: наврала Талли Марабонт, ударила Эйву Лили Ларримор Люциферапирой и перепрыгнула турникет. Я практически могла найти оправдание всему этому – я же пыталась выполнить свою работу и спасти душу Хеллер, ну или, по крайней мере, хотя бы найти в ней эту душу. Но поцелуй с Милсом Стэнвудом не имел никакого отношения к Хеллер. Я поцеловала парня, потому что он был невероятно красивым, потому что он был Толвеном, потому что я знала, что он в меня влюблен, и самая постыдная причина – потому что я сама этого хотела.

Я была не просто преступницей. И лгуньей. И идиоткой. Я была… – и сейчас я собираюсь использовать вопиюще отвратительное слово, потому что я этого заслуживаю, потому что я… РАСПУТНИЦА. ПРОСТИТУТКА. Я не могу произнести то другое слово, оно слишком ужасно, да и мне вообще не хотелось бы о нем ничего знать, но, видимо, находясь рядом с Хеллер, я просто начинаю привыкать к подобным словам. Тем не менее, я должна его произнести, потому что это правда. Вот, во что я превратилась. Я не просто только что поцеловала Милса Стэнвуда. Мне ПОНРАВИЛОСЬ целовать Милса Стэнвуда. Я была ШЛЮХОЙ.

И вот, всего один день спустя, я нахожусь здесь, в тюрьме. На моей руке пульсирует что-то, скрытое под повязкой, а пурпурно-красная краска на моих волосах стекает мне на щеки, и – о, мой бедный милый крошка Иисус, надрывающийся от рыданий в яслях – я чувствую боль еще и на лице. Я протягиваю руку, касаюсь левой ноздри и чувствую под пальцами ОГРОМНЫЙ МЕТАЛЛИЧЕСКИЙ ВИНТ.

Смотрю вниз и, поверьте, даже не хочу вам говорить, что вижу. Это слишком шокирующе, слишком развратно. Меня зовут, ну или теперь уже, видимо, звали, Кейтлин Мэри Пруденс Ректитьюд Синглберри. И у меня пурпурно-красное сумасшествие коротко остриженных волос, как минимум одна тату и что-то похожее на стальную бейсбольную биту в левой ноздре. Я поцеловала Милса Стэнвуда и не знаю, что еще и с кем я натворила, и не снял ли кто-нибудь это на камеру своего телефона и не собирается ли теперь выложить это в сеть, чтобы Папа, президент и все обитатели Парсиппани могли отлучить меня от церкви. НО! Волосы, тату, пирсинг в носу, конечно же, отвратительны, постыдны и позор для моей веры, семьи и всего христианского мира, однако это ерунда по сравнению с тем, что я вижу, глядя на свою левую голень.

Его больше нет. Целый мой левый гольф СОВЕРШЕННО ИСПАРИЛСЯ. НЕИЗВЕСТНО КУДА.

Я не могу… дышать. Мое горло сжимается. Стены камеры надвигаются на меня, и я сейчас закричу, пока они будут давить и крушить мое тело, измельчая мои кости в порошок. Мне нужно помыть руки хотя бы раз триста, мне нужно написать хотя бы еще пятьдесят сотен заявлений в университеты, мне нужно попытаться вспомнить, как выглядит солнечный свет, но все это не важно. В моей жизни ничто уже не имеет значения по одной простой причине.

Я ПОПАДУ В АД.

Глава 24

Софи

На следующее утро, сидя рядом с Уайаттом в бальном зале отеля, я размышляла о том, что из себя представляет Софи Шулер, та девчонка от фонда «Загадай желание». Среди моих знакомых ни у кого не было рака, и уж тем более у меня не было ни одной знакомой тринадцатилетней девчонки, больной раком, так что все это казалось невообразимо печальным: как вообще кто-то может справляться с болезнью, с кучей этих сложных и болезненных процедур и, главное, с мыслью о том, что ты скоро умрешь, когда твоя жизнь еще даже толком не началась?

Поющие Синглберри выступали на мероприятиях по сбору средств для борьбы с различными видами рака, болезнью Альцгеймера, рассеянным склерозом и боковым амиотрофическим склерозом – болезнью, о которой большинство знает только благодаря роликам, где знаменитости пытаются повысить осведомленность об этом заболевании, опрокидывая на себя ведра с ледяной водой. Мы пели в больницах, где я встречала маленьких детей, которые провели большую часть жизни, находясь на лечении, мы ездили в дома престарелых, чтобы развлечь стариков в инвалидных колясках: они казались очень хрупкими и едва находящимися в сознании, но всегда находили силы, чтобы отблагодарить нас улыбкой и аплодисментами. Не могу сказать, что я подружилась с кем-либо из них – я была скорее туристом, временным свидетелем их несчастья на какие-то пару минут и на несколько веселых песен. Если быть по-настоящему честной, я должна признаться, что больные люди, и особенно серьезно больные люди, пугают меня. Я знаю, что не подхвачу рак просто от того, что нахожусь рядом с кем-то, у кого он есть, но это все равно невероятно нервирует даже меня.

За время наших благотворительных концертов я научилась контролировать дыхание и смотреть в глаза всем, даже детям, замотанным бинтами, или старикам со странными опухолями на лицах. Мое сердце билось как сумасшедшее, потому что я никак не могла представить, как можно быть настолько больным или настолько старым, и мне всегда хотелось каким-нибудь невероятным образом исцелить их всех – с помощью волшебной палочки, секретной сыворотки или силой молитвы. Я представляла, как люди вскакивают со своих кроватей, инвалидных колясок и, смеясь, выбегают из больницы в согретый солнцем воздух, ну и, конечно, потом пишут мне записки с благодарностью на стикерах в форме ромашки. Я чувствовала себя виноватой, потому что тут же возвращалась в реальность и осознавала, что я могу покинуть больницу, а эти больные люди – нет.

Родители пытались подготовить нас к этим концертам, объясняя, как нам повезло быть здоровыми, и что наш долг – собирать средства для помощи больным и стараться показать им, что мы о них заботимся, и что они не забыты. Еще мама подарила мне одну книжку, ставшую моей любимой; это был роман жанра Young Adult: у главного героя был рак.

Книга называлась «Поднимитесь, болваны», и в ней шла речь о шестнадцатилетней девочке по имени Ариэль, которая устроилась на летнюю подработку в больницу в качестве медсестры-волонтера. Она хотела стать врачом и понимала, что волонтерство будет хорошим преимуществом при поступлении в колледж. После своего первого дня, когда одного пациента стошнило на нее, а в реанимации ее забрызгало кровью пострадавшего в перестрелке, Ариэль хотелось просто сбежать оттуда и никогда не возвращаться. Но затем Ариэль встречает восемнадцатилетнего Джеймса с неоперабельной опухолью головного мозга, которой он дал имя Сэм. Когда между Ариэль и Джеймсом начинают завязываться дружеские отношения, Джеймс предупреждает девушку, что Сэм всегда подслушивает и что он очень завистлив и капризен.

Ариэль и Джеймс влюбляются друг в друга и притворяются, что больница – это зачарованное королевство, полное, по словам Джеймса, «скрытых удовольствий и ужасных опасностей». Между собой они дают новые имена персоналу – например, доктор Ларри Ланселот Ринопластики или сестра Нострадамус, Ведьма по удалению бородавок. Опухоль Джеймса уменьшается, и на очень короткое время Ариэль и Джеймс позволяют себе представить жизнь вне больницы, в Прекрасновиле – так они называют свой город. Но в день, когда Джеймс должен был отправиться домой, он теряет сознание и умирает на руках Ариэль. Дочитав эту книгу, я три дня не могла встать с постели, а когда брат или сестра спрашивали, что со мной, я просто показывала книгу и опять начинала рыдать.

Несмотря на то, что в книге были детальные описания болезни, я знала, что все-таки это вымышленная история и в реальности болезнь выглядит совсем по-другому, так, что мой мозг этого просто не сможет понять. Сегодня я пыталась натренировать себя, чтобы не потерять присутствия духа при встрече с Софи Шулер и случайно не сказать или не сделать чего-нибудь невежественного, глупого, того, что может ранить ее чувства. И еще нужно будет внимательно следить за поведением Хеллер, потому что именно она будет находиться с Софи под светом софитов. Я серьезно волновалась о том, как кузина будет вести себя с подростком, потому что Хеллер имеет обыкновение игнорировать неприятные вещи или смеяться над ними, да и к тому же жизнь кинозвезды – полная противоположность жизни больной маленькой девочки – потому что кинозвезды получают все, чего хотят.

Я так разнервничалась перед встречей с Софи, что вернулось одно из моих навязчивых состояний. Проснувшись, я сразу же начала думать о Софи, так что у меня возникла непреодолимая потребность три раза постучать по дереву, потому что если не сделать этого, то могут заболеть и умереть я или кто-нибудь, кого я люблю, кто-нибудь из членов моей семьи. Единственный способ предотвратить это – найти что-нибудь деревянное, типа поручня, спинки кресла или столешницы и постучать три раза. Необязательно стучать громко, достаточно слегка, кончиком пальца, так, чтобы никто меня не поймал на этом. Я теряла над собой контроль.

Однажды мама спросила, не слышу ли я голоса, которые принуждают меня совершать эти навязчивые действия. Но она просто не может понять: тревожность – это не живущие в голове злобные эмоциональные гномы, которые нашептывают, что нужно лизнуть дверную ручку или сморщить лицо. Я не получаю никаких инструкций, эти навязчивые идеи просто вдруг появляются в голове. И не гномы приказывают мне – я сама даю себе приказы. Мои навязчивые мысли даже не мысли вовсе, это абсолютная уверенность, и выбор, подчиняться им или нет, передо мной просто не стоит.

Церемония началась на несколько минут раньше запланированного времени. Ведущий представил режиссера фильма «Войны ангела» Тарела Денсмора, автора серии Сару Смайлбороу и звезд фильма, включая Милса и Билли. Оба они со сцены смотрели на меня. Я сидела в первом ряду, так что была у них как на ладони. Милс и Билли то и дело мне подмигивали и корчили рожи, пытаясь меня рассмешить. Вчера вечером, поцеловав Милса, я тут же сбежала к себе в комнату, чтобы попытаться убедить себя, что этого поцелуя не было и одновременно запомнить каждую его секунду – на случай, если меня больше никогда и никто не захочет поцеловать.

В зале было около пяти сотен людей, включая вчерашнюю армию репортеров, блогеров, подписчиков из твиттера и толпу Воинов ангела, которые, надеялась я, не были так одержимы жаждой крови, как Эйва Лили Ларримор. Уайатту удалось прикрыть поведение Эйвы в Мэдисон-сквер-гарден, сообщив СМИ, что все было заранее спланировано. Саму Эйву в настоящий момент обследовали психиатры в частном учреждении.

Ведущий представил Франка Маркопулоса, гендиректора Омнисферы, мегакорпорации, которая владела студией, снявшей фильм, выпустившим эту серию книг издательством, а также сетью ресторанов быстрого питания, предлагавших тематические «ангельски вкусные СуперСнеки» в течение месяца со дня премьеры фильма. Среди предлагавшихся СуперСнеков были пончики из пшеницы, которые были переименованы в «Нимбы здоровья», и куриные крылышки, которые носили название «Ангельские крылышки», что, по моему мнению, было грубо и непристойно. Мне даже думать не хотелось о том, как у ангелов отрезают крылья, панируют, а затем поджаривают их до золотистой корочки.

Мистер Маркопулос был при полном параде и прикладывал все усилия, чтобы казаться невероятно дружелюбным, говоря о «семье Войн ангела» и «здоровом мире сновидений Войн ангела». Он представил «самого прекрасного ангела Омнисферы», имея в виду Хеллер, которая сегодня была в белом с золотом мини-платье с плиссированными рукавами-крылышками и выглядела, по ее собственным словам, «как самый любимый ангел всех и каждого, который работает в ресторане». Хеллер представила Мэри Стрэффордс, приятную даму из международного благотворительного фонда «Загадай желание», которая объяснила, что организация была основана в Аризоне в 1980 году, когда один маленький мальчик, страдавший от лейкемии, захотел полетать на полицейском вертолете. С той поры фонд осуществлял желания смертельно больных детей по всему миру. Сотрудники фонда – замечательные люди, это настоящие тетушки-феи или не-такие-уж-тайные Санты для детей, которым действительно не помешает хоть капелька счастья в жизни.