Текст книги "Это ты во всем виновата! (ЛП)"

Автор книги: Пол Рудник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Какие слова? – спросил парень. – Те, что твоя детка – это тупица-«динглберри» экстра-класса? Да ведь это правда. Глянь на ее гольфы, будь они неладны.

Билли вскочил и замахнулся на него, но парень в пиджаке был быстрее и сильнее. Он молниеносно нанес удар Билли в живот, и тот осел на пол.

– Ты врезал Майку! – восторженно запищала его подружка. – Ты его уничтожил!

Парень начал потрясать кулаками над головой в победном танце, но в этот момент Хеллер двинула его по лицу, и он упал спиной на свою подружку. Та начала визжать, потому что, видимо, сломала ноготь.

– Я тебя щас урою, голливудская фифа! – взревел парень, вставая. Тут у меня возникла идея.

– Эй, все! – крикнула я на всю закусочную, – Этот парень и его подружка служат Сумеречному Криперу и пытаются причинить вред Линнее!

Люди выпрыгнули из-за столиков и набросились на парня в пиджаке, устроив огромную кучу-малу. Его подружка завизжала:

– Нет, это не так! Мы на стороне Ангелов! А вот она совсем не Линнея! Слишком уж жирная!

Я услышала вой полицейских сирен. Уайатт схватил нас с Хеллер в охапку и вытащил из закусочной. Эйприл ждала нас в машине.

– Отличный ход! – одобрительно крикнул мне Уайатт, а Эйприл нажала на газ, увозя нас подальше от закусочной.

– Хеллер? – позвала я ее, потому что до сих пор не могла поверить, что она защищала меня.

– Я должна была что-то сделать, – сказала она. – Он назвал тебя «динглберри». Это, конечно, правда, потому что ты реально постоянно ошиваешься вокруг моей задницы, но этот парень просто конченый придурок.

Я разрывалась между тем, чтобы накричать на Хеллер за использование такого количества отвратительных слов в одном предложении и желанием ее поблагодарить за то, что она врезала тому парню. Я просто не могла в это поверить: куда бы Хеллер не пошла, совершенно незнакомые люди хотели либо облапать ее, будто часть ее славы снизойдет и на них, либо оскорбить и ударить ее за то, что она звезда, а они – нет. Впервые я начала понимать возможную причину любви Хеллер к алкоголю и наркотикам. Я все еще ее ненавидела, но крошечная часть меня хотела ее обнять. И еще я заметила, что Хеллер прекратила называть меня Кей-Боп.

– Хеллер? – спросила я. – С тобой все хорошо?

И тут внезапно зазвонил мой телефон. Это была моя мама, и она говорила таким расстроенным голосом, который я слышала последний раз, наверное, только в тот ужасный день четыре года назад.

– Кейтлин, – начала мама, – весь интернет пестрит фотографиями тебя и Хеллер! Все выглядит так, будто ты участвовала в каком-то ужасном подпольном бунте, с дракой, бранью и людьми во фланелевых рубашках в клетку! Что, ради всего святого, ты делаешь?

Глава 15

Я сама не знаю, что делаю!

Я уже хотела было объяснить маме, что случилось в закусочной, но Уайатт выхватил у меня телефон.

– Кэрол? – произнес он. – С Кейтлин и Хеллер все нормально. Они спокойно сидели в тихой, маленькой укромной небольшой закусочной, как вдруг к ним привязался какой-то сумасшедший фанат! Наши девочки вели себя безупречно и сейчас едут домой в целости и сохранности. Да… да… о, полностью…

Голос мамы становился все громче и громче, так что Уайатту пришлось отвести телефон от уха. Я расслышала слова «насилие», «несовершеннолетняя», «мысли и молитвы» и «подростковый Армагеддон». Наконец Уайатт вновь приложил трубку и заговорил:

– Кэрол, вы совершенно правы, подобные вещи напрямую связаны и с этими шоу по кабельному телевидению про вампирский инцест, и с кризисом на Ближнем Востоке. Обещаю, я позабочусь о том, чтобы девочки больше не попадали в подобные ситуации, даже если мне придется запереть их в клетках для перевозки домашних питомцев в самолете… Конечно, я шучу!.. Да, я знаю, у них нет таких больших клеток… Да, печально… Что же касается тех фотографий, которые вы видели в интернете, то они наверняка отфотошоплены до невозможности, потому что Хеллер никогда в жизни не ударила бы намерено человека в лицо, да и сложно представить, что Кейтлин запрыгнет кому-то на спину… Да, мне точно известно, что у Кейтлин всегда с собой как минимум две запасных пары гольфов, ведь никогда не знаешь, когда, гм, они у тебя закончатся… Конечно, не волнуйтесь! Да хранит вас Бог… Да хранит Он всех нас… Бог в помощь! Аминь! Аллилуйя! Она позвонит вам завтра, как только проснется… И вас…

– Просто супер! – воскликнула Хеллер, показывая мне серию фотографий на своем телефоне. Я хотела отвернуться, но не удержалась и взглянула на кадры со мной: на одних я выглядела как отдающий приказы военный; на других тупо пялилась на Билли, накручивая локон на палец. Следующей шла фотография, на которой Хеллер наносит удар тому парню. Странно, но, глядя на этот снимок, можно подумать, что мы с Хеллер – одна команда.

– Ты знаменита, – добавила Хеллер, но я не поняла, был это комплимент или насмешка.

– Не нужна мне слава!

– Чушь собачья, – не согласилась Хеллер. – Просто тебе надо выучить несколько уроков. Видишь, на этой фотке ты выглядишь почти нормально. Это потому, что тебя сняли с правой стороны. У каждого есть «рабочая» сторона, нужно лишь найти ее. Вот на этой, снятой слева, у тебя слишком большая челюсть, ты выглядишь как птеродактиль, у которого что-то не заладилось с прической.

– Да не выгляжу я как птеродактиль!

– А вот с правой стороны ты кажешься сексуальной. Ну, по меркам Парсиппани, конечно.

– Мне не нужно быть сексуальной! Я не хочу быть сексуальной!

– Я просто хочу тебе помочь.

Хеллер внимательно посмотрела на меня, и, что самое странное, она надо мной не издевалась. Кузина пыталась до меня что-то донести, хоть мы и говорили словно на разных языках.

– Если тебя будут фотографировать, куда бы ты ни пошла, лучше выглядеть сексуальной. Когда я начала сниматься в «Анне Банане», мне потребовался почти год, чтобы найти выгодные ракурсы. Сейчас же, стоит мне увидеть кого-нибудь с телефоном, камерой или даже рожком мороженого, в котором может быть скрытая камера, я опускаю подбородок, распахиваю глаза пошире и поворачиваюсь в ракурс «три четверти слева». Глянь на фотки любой звезды – они всегда выбирают какую-то одну позу и ее придерживаются. Ну а если кто-то попытается сделать снимок твоей невыгодной стороны, просто прикройся рукой или пальто.

Хеллер пролистала несколько фотографий с различных премьер и церемоний награждения: она везде была снята с ракурса «три четверти слева» и выглядела потрясающе. Она показала мне еще одну фотографию. На ней кузина выглядела немного ошеломленной, но в то же время восхитительно красивой.

– Откуда она? – спросила я. – С фотосессии для обложки журнала? Кто фотограф?

– Это мое первое фото для полицейского досье, – весело произнесла она. – Снято два года назад, арестовали за незаконное хранение наркотиков. В итоге мне пришлось выполнить тридцать часов общественных работ, надеть оранжевый жилет и собирать мусор вдоль трассы. Но только посмотри на эту фотку – оно того стоило!

Глава 16

Ранняя пташка

На следующее утро я проснулась в обычное для меня время – 06:15. Обычно я даю себе пятнадцать минут на то, чтобы прийти в себя и потом не сказать или не сделать чего-то такого, за что мне было бы стыдно. Дома я всегда просыпалась первой, потому что мне нравится тишина, ну и, честно сказать, я люблю ощущать себя самым бдительным, ответственным и пунктуальным человеком в доме. Мне нравится наблюдать, как остальные члены моей семьи, еще сонные, спотыкаясь, бредут на кухню, где их уже ожидает накрытый мною стол и я в фартуке, с кувшином молока или апельсинового сока. Обычно родители были мне благодарны, что я держу все под контролем, хотя однажды мама странно взглянула на меня и сказала: «Прекрати все это, Кейтлин. Вернись в кровать».

Потом она, конечно, извинилась, сказав, что в большой семье каждому хочется чем-то выделиться, проявить индивидуальность. Например, Калеб был великолепным атлетом, Карл же в свои двенадцать лет рисовал замечательные портреты.

– Что же касается тебя, Кейтлин, – продолжила мама, – думаю, тебе нравится быть Кейтлин-могу-все, которая постоянно выполняет домашнее задание, делает уборку в доме без каких-либо напоминаний и на которую может положиться вся наша семья. Просто здорово, что у тебя получается составлять планы, подстригать газон, пополнять запасы наших витаминов, но иногда я волнуюсь, что ты этим себя доведешь. Ну или будешь думать, что мы разлюбим тебя, если ты позволишь себе не быть во всем идеальной.

– Это мама так завуалировано хочет тебе сказать, что ты настоящая мисс-раскомандовалась-тут, – не выдержал подслушивавший Каллум.

– Мам, а кто в нашей семье Каллум? – спросила я.

– Он – результат медицинского эксперимента, – объяснила мама. – Ваш отец создал его из старых газет и сломанного тостера.

– НЕПРАВДА! – закричал Каллум, а мы с мамой засмеялись.

Я вышла из гостевой спальни в полседьмого, приняла душ и оделась. Сомневаюсь, что кто-то еще в доме бодрствовал. К моему удивлению, трое ассистентов Хеллер стояли у входной двери, рядом со стеллажом, набитым чехлами для одежды и пирамидой аккуратно подписанных пластиковых коробок, и потягивали кофе. Уайатт сидел на кухне и с кем-то разговаривал по телефону. Несмотря на то, что везде крутились люди, в доме стояла тишина. Менеджер прижал телефон к груди и прошептал мне:

– Ты сделаешь это. Разбудишь зверя.

Я энергично кивнула и направилась в спальню Хеллер. Комната была завалена открытыми чемоданами и ворохом одежды, так что я даже не сразу нашла кровать. Из-под груды одеял послышался стон. После вчерашнего я была еще сильнее нацелена на то, чтобы не просто спасти Хеллер, но и доказать ей, что можно жить по-другому, ведя здоровый образ жизни и при этом не забывая Бога.

Как, например, живу я.

– Доброе утро! – сказала я самым жизнерадостным тоном. – Тебя ждет важный день! Вставай-ка, деточка!

Одеяла не пошевелились. Я присела рядом.

– Кто тут у нас готов к самому замечательному, ярко-солнечному утру? Ведь кому-то же, черт возьми, нужно будет рассказать всему миру об этом замечательной новинке – фильме «Войны ангела»!

Очень-очень медленно из-за одеял показалась голова Хеллер. Ее волосы торчали во все стороны, а глаза были все еще закрыты.

– Это у меня после наркотиков, что ли? – пробормотала она. – Как я могла так накуриться?

– Да ты что? – ответила я. – Тебя ждет лучший день всей твоей жизни! И знаешь, почему? Потому что с этого дня каждый новый день будет лучшим!

– Меня тошнило? – спросила Хеллер, все еще не открывая глаз. – Неужели моя рвота превратилась в человека?

– Хеллер, вчера наши отношения не задались с самого начала. Я знаю, мы не друзья, нам совсем необязательно любить друг друга, но нам придется работать вместе – работать над тобой.

Хеллер распахнула глаза и тепло мне улыбнулась. Почему-то это меня испугало.

– Я понимаю, зачем ты здесь, – сказала она. – Понятно, что ты хочешь мне помочь. Так здорово, что ты вся такая радостная, бодрая и вдохновляющая, даже сейчас, посреди ночи. Я хочу попросить тебя сделать для меня всего одну вещь, малюсенькую, крошечную, ничтожную услугу. Если ты, конечно, согласишься.

Я не могла поверить своим ушам. Мои усилия не пропали даром. Кажется, начинает проклевываться совершенно новая Хеллер Харриган. Просто замечательно!

– Я буду рада тебе помочь! Может, принести тебе стакан свежевыжатого апельсинового сока или большую миску льняных хлопьев с обезжиренным молоком и кусочками клубники в качестве дополнительного источника клетчатки, или, может, мне пойти набрать тебе ванну?

– Нет, ничего из этого не нужно, хотя все это очень мило с твоей стороны.

Хеллер говорила нормальным языком, и это придало мне еще больше энтузиазма. Как это возможно? Может быть, моя собственная доброта и порядочность заразны? Может быть, еще немного и Хеллер начнет благодарить меня, будет мной восхищаться и попросит прощения за все те отвратительные и жестокие вещи, которые она совершила, особенно по отношению ко мне? Я положила руки на пояс, меня распирало от гордости.

– Что мне для тебя сделать? Чем могу быть вам полезна в это свежее бодрое утро?

– Кей-Боп? Кейти? Сингл-лапочка?

– Да, мэм?

– Вот чего я хочу: катись к черту!

***

Ну что ж, если Хеллер продолжает вести себя по-прежнему, мне нужно доказать, что мне тоже упрямства не занимать. Я вытащила ее из кровати, не обращая внимания на визги, поскуливания и обзывательства (что-то про половые акты с родственниками), а ассистент принес ей чашку восхитительного кофе с толстым слоем пенки. Хеллер все еще была в пижаме, но Уайатт завернул ее в длинный серый кардиган и, встав на колени, обул ее в пару потрепанных слипперов Анны Бананы в виде пушистых грязных желтых бананов. Потом общими усилиями Хеллер затащили в лифт, а затем в машину Эйприл, после чего мы отправились в отель, где должна была состояться утренняя пресс-конференция.

– Она всегда такая по утрам? – спросила я Уайатта по пути.

– Хеллер не только не жаворонок, – ответил тот, – она даже не сова. Когда она работает, это совершенно другой человек – в каком бы состоянии она не была, Хеллер всегда готова, всегда вовремя, и всегда с отученной назубок ролью. Она профессионал. Но по выходным она будто в кому впадает.

– Иногда нам приходится ее в багажник затаскивать, – добавила Эйприл.

– О боже! – ужаснулась я.

– Нет, – объяснила Эйприл. – Ты не поняла. Это Хеллер предложила перевозить ее в багажнике. Она считает, что там безопасно и никто ее там найти не сможет. К тому же, присылать нам сообщения, приказывая принести ей кофе, она вполне в состоянии даже оттуда.

***

Отель оказался гигантским современным дворцом в центре города. Полиция перекрыла движение в радиусе трех кварталов вокруг, чтобы разместить толпы фанатов. Увидев спальные мешки и подушки, я поняла, что многие из фанатов провели ночь на тротуаре, чтобы уж точно занять место в первых рядах и видеть всех, кто заходит в отель или покидает его. Мы поднялись на шестьдесят третий этаж, в пентхаус, но пробыли там всего несколько секунд, прежде чем Уайатт объявил:

– У Хеллер сейчас серия утренней пробуждающей йоги. Это часть программы по реабилитации. Кейтлин, ты когда-нибудь занималась йогой?

Я слышала об этом, но моя семья в качестве программы по улучшению состояния здоровья и фигуры предпочитала групповые пробежки, прыжки на месте и волейбол.

– Я никогда не занималась йогой, – ответила я Уайатту. – Это что-то еврейское?

– Нет, – сказал Уайатт, – не считая, конечно, сложных поз. Величайшие йоги, духовные мастера, могут переправлять чистую полоску ткани из носа через кишечник в рот, и при этом полоска останется чистой. Они также практикуют питье своей собственной мочи, считая, что ни одна жидкость в теле человека не должна тратиться впустую.

– Ой вей из мир, – удивилась я.

Спортзал в отеле был оцеплен, чтобы Хеллер и другие члены съемочной группы могли им воспользоваться. Войдя в огромный зеркальный зал с резиновыми ковриками на полу, мы увидели, что Милс Стэнвуд и Билли Коннорс уже сидели там, скрестив ноги по-турецки.

– Привет, Кейти, – сказал мне Милс.

– Здорово, что ты сегодня здесь, – продолжил Билли. – Извини за вчерашний вечер и за драку.

– Хотел бы я там быть вчера, – произнес Милс. – Я бы тебя защитил.

– Да тебя скорее самого оттуда на носилках вынесли бы! – сказал Билли Милсу.

– Эй-эй, полегче! – возмутился Милс, стукнув Билли в плечо, а тот в ответ взъерошил Милсу волосы. А ведь для Милса волосы были самой ценной вещью в мире. Он их обожал и тратил кучу времени на то, чтобы придать им такой вид, будто он никогда их и не касался. Милс и Билли напомнили мне моих братьев, когда те однажды за обеденным столом начали шлепать друг друга, пока мама не прикрикнула на них, заставив сидеть неподвижно, с руками за головой. Нам с сестрой так нравилось смотреть на них в этот момент!

Милс был одет в застиранную футболку «Войн ангела» с дырками, которые позволили мне разглядеть его загорелую кожу. На нем были мешковатые спортивные штаны, но их мешковатость заставила меня подумать о том, надето ли на нем нижнее белье. Устыдившись последней мысли, я поскорее отвернулась к Билли. На нем была старомодная майка, показывавшая миру его накаченные плечи и руки, и спортивные штаны, которые он подрезал, превратив в шорты. Не желая вновь задаваться вопросом о нижнем белье теперь уже Билли, я, продолжая краснеть, повернулась к Хеллер. Она неподвижно лежала на одном из ковриков с закрытыми глазами.

– Все как следует рассмотрела? – спросила она. – Они ведь оба привели себя в великолепную форму перед съемками.

– Ну, я-то точно, – произнес Милс.

– Да это было почти год назад, – усмехнулся Билли. – Теперь Милс готовится для роли парня, который питается одним мороженым и играет в комп.

Милс и Билли снова начали пихаться, а Хеллер, все еще не предпринимая попытки подняться, возмутилась:

– Парни! Я тут спать пытаюсь! Может, вы в «камень, ножницы, бумагу» сыграете, кому из вас достанется плохонький утренний секс с Кейти?

– ХЕЛЛЕР! – крикнули Милс, Билли и я в один голос. Я не знала, куда себя деть от стыда, но тут, к счастью, появилась наш инструктор. За плечом у нее висел специальный чехол для коврика с отделением для бутылочки с водой. И у женщины была действительно классная фигура, но тем не менее, что-то в ней было не так. Ее длинные всклокоченные волосы были схвачены резинкой на макушке. Женщина была худой, но ее кожа имела землистый оттенок, а глаза были странно выпучены.

– Это все йога, – прошептала мне Хеллер. – Они все так выглядят. По идее они должны быть самыми здоровыми людьми на свете, но они все выглядят лет на десять старше своего реального возраста или будто они уже несколько месяцев не спали. Наверняка это все из-за коричневого риса и мочи.

– Намастэ, – поприветствовала нас женщина. – Меня зовут Узюм, и сегодня мы будем заниматься по моей авторской программе, включающей силовую йогу, ее облегченный вариант, пилатес и еще кое-что, придуманное и запатентованное лично мной. Я называю это мышечно-костно-мозговым слиянием тел. Оно поможет связать ваши разум и тело при помощи молочно-сенсорной памяти.

– Кейти? – прошептала Хеллер. – У тебя героинчика нет? Хоть немного?

– Не отвлекайся, – прошептала я в ответ, а Узюм обратилась ко мне:

– Какие-то проблемы? Ты ведь та самая кузина, так? Готова к важной работе над электросферой своего сознания и тела?

Я не имела никакого представления о том, что говорила Узюм, и, если бы ее имя не было бы напечатано в расписании, я бы подумала, что ее зовут «Изюм» – она была такой же сморщенной и сухой. Хеллер как обычно умудрилась поставить меня в неловкое положение, но я решила быть самым приятным, усердным и сговорчивым человеком в группе.

– С удовольствием поработаю над собой, Узюм, – ответила я. – Большое спасибо, что вы нам сегодня помогаете.

– Намастэ, – повторила она.

– На языке хинди «намастэ» значит «не будь такой подхалимистой подлизулькой», – прошептала Хеллер, – или, может, «глянь на передок Узюм в штанах для йоги цвета человеческой кожи».

Я не сдержалась и фыркнула, и Узюм кинула на меня еще более раздраженный взгляд.

– Хорошо, – продолжила она, – прошу всех встать в позу собаки мордой вниз.

Я попыталась повторять за Хеллер, которая оперлась руками и ногами в пол, а пятую точку подняла в воздух. На самом деле, я не вполне уверена, как следует называть эту часть тела, ведь большинство используемых названий просто стыдно произнести вслух! Да вы просто послушайте: «задница», «ягодицы», «попка», «булки» и «бампер». Лично я думаю, что Господь не просто так создал эту часть тела в таком месте, где мы не можем ее видеть или думать о ней.

– Подними задницу к небу, Кейти, – крикнула мне Хеллер. Последовав ее совету, я оказалась в позе, из которой мне открывался вид на Милса и Билли, тоже изображавших собаку мордой вниз, при этом улыбаясь мне. Они будто бы участвовали в соревновании, кто из них будет самым милым, даже несмотря на кровь, прилившую к лицу. Я запаниковала и рухнула на коврик. Хорошо, что на мне была обычная одежда для спорта, чистая и прочная – серый свитшот и подходящие по цвету штаны без всяких эмблем и марок.

– Просто глаз не оторвать! – воскликнула Хеллер. – Ты прям как мусорный мешок для пылесоса!

– А теперь легко и грациозно опускаемся в боковую планку, – сказала Узюм.

Боковая планка, как оказалось, означала, что мне нужно балансировать на одной руке, упираясь ногами в пол и положив одну ногу на другую так, чтобы с полом соприкасался только носок нижней стопы. В результате Билли с Милсом, стоящие в боковой планке, вновь оказались в моем поле зрения. Милс мне подмигнул, а Билли, заметив это, свободной рукой ткнул Милса в поясницу. Тот упал прямо на свое лицо. Я в ужасе ахнула, ведь лицо Милса было прекрасно, и я не хотела, чтобы оно расплющилось или каким-либо образом повредилось.

– Билли! Не делай так! – не выдержала я.

Билли состроил лицо маленького мальчика, который только что был наказан и знает, что, если его нижняя губа начнет дрожать, он будет за все прощен. И в этот момент Милс толкнул Билли в его опорную стопу и тот тоже свалился на пол.

– Задний ряд? – крикнула Узюм. – Что у вас там? Проблемы с духовно-телесным потоком?

– Все нормально! – ответил Милс.

– Все течет! – воскликнул Билли.

– А сейчас делаем переход в стойку на голове, – произнесла Узюм. Без каких-либо усилий она встала на голову, ее ноги устремились к потолку, а пальцы рук лишь слегка касались пола для баланса. Я знала, что йоги должны быть мирными и безмятежными, но в тот момент у меня возникло ощущение, что Узюм просто выпендривается. Интересно, какая у нее фамилия – не «Отрубь» ли случайно?

– Я тебя подстрахую, – сказала мне Хеллер, пока я пыталась принять позу, хоть сколько-нибудь похожую на стойку. Хеллер поднялась и уцепилась за мои лодыжки так, чтобы я не шаталась.  Теперь я смотрела прямо в невероятные карие глаза Билли, который довольно неплохо стоял на голове. Хотя, думаю, он все-таки запыхался от усилий. Уголком глаза я видела и Милса, его стойка была еще лучше, потому что он наверняка был гимнастом в школе. Оба молодых человека застыли без движения, и я поняла, что они пытаются меня впечатлить, прямо как Майк и Толвен – Линнею в «Войнах ангела».

Кровь приливала к моему лицу, а в голове вертелся вопрос: как такое могло случиться? Я не была ни на одном свидании и даже толком не разговаривала ни с одним мальчиком, кроме, конечно, своих братьев, и вот я здесь, стою на голове, а двое красивейших парней на свете, от которых потеряли голову девчонки по всему миру, пытаются поймать мою улыбку.

– Смотри, Кейти, я руками не касаюсь пола, – похвастался Милс. Его руки оторвались от земли, и он теперь балансировал на голове.

– Это все потому, что у него голова приплюснутая, – буркнул Билли, который поднялся в стойку на руках и шагал туда-сюда.

– Кейти, у тебя здорово получается, – продолжил Милс.

– Вниз головой ты выглядишь еще круче, – произнес Билли.

И тут я пукнула. Только это была не я, а Хеллер, которая спрятала свое лицо меж моих ног и затем, конечно, неслучайно, произвела очень сочный и мерзкий звук. По лицам Милса и Билли я поняла, что они подумали на меня, хотя я ненавижу пукание больше чего-либо! Однажды во время молитвы я пообещала Богу серьезно задуматься о том, чтобы присоединиться к Корпусу мира или уйти в монастырь, если Он поможет мне никогда не пукать, не рыгать и не производить какие-либо еще отвратительные звуки на публике. Но вот я здесь, а Хеллер вновь повторила этот звук, и на этот раз он был намного громче и отвратительнее первого! Хеллер хотела подставить меня не только перед Милсом и Билли, но и перед Господом!

– Господи, Кейти, – сказала мне Хеллер, помахивая рукой перед носом, – что это, завтрак по-мексикански?

Милс и Билли рухнули на пол, покатываясь от смеха.

– Это не я! – настаивала я, пытаясь подняться, но Хеллер удерживала мои ноги.

– Испускание газов – вещь совершенно естественная, – произнесла Узюм. – Это здоровое высвобождение сернистых токсинов и накопившегося желудочного напряжения.

– И гуакомоле, – добавила Хеллер, наконец отпуская мои ноги.

Глава 17

И никаких больше пуканий!

– Я тебя сейчас убью! – крикнула я Хеллер, бегом возвращаясь в наш номер, красная от испытанного стыда и унижения.

– Да ладно тебе, успокойся, – бросила та.

– Просто не могу поверить, что ты сделала это! Перед Милсом и Билли!

– Это было великолепно...

– Это было УЖАСНО! Это была КАТАСТРОФА! Я больше никогда не смогу посмотреть им в глаза! Это ты во всем виновата!

– Господи! Я же просто пошутила!

– Хеллер, последний раз тебе говорю: прекрати упоминать имя Господне всуе! Это принижает твой дух, не говоря уже о том, как мне больно это слышать!

– Я знаю.

Хеллер произнесла это грустным тоном, опустив глаза в пол. Она казалась искренне расстроенной, что показалось мне очень подозрительным.

– Ты должна постараться прекратить использовать этот ужасный язык!

– Ты права. Это отвратительная привычка, и мне действительно нужно постараться от нее избавиться.

– Знаешь, что помогает мне? Если меня вдруг кто-нибудь оскорбил или разозлил и у меня изо рта вот-вот вырвется одно из этих оскорбительных и богохульных слов? Я заменяю его названием какого-нибудь городка в Нью-Джерси. Например, если я ударилась мизинцем об диван, я могу воскликнуть: «Ох ты, озеро Хопатонг!» Если я обожглась во время готовки, я скажу: «Вихокен!»

– Да, это действительно очень хорошая идея. Дай-ка, я попробую.

– Конечно! Представим, что ты попала под дождь и у тебя нет с собой зонтика. Что ты скажешь?

– М-м-м... Трентон?

– Почему бы и нет? Вполне подойдет. Еще ситуация: ты на пляже, и тут внезапно тебя жалит медуза.

– Хакенсак!

– Да! Молодец!

Я чувствовала удовлетворение. Мне удалось превратить недавнее происшествие на занятии йогой в возможность преподать Хеллер небольшой урок.

– Ты находишься в одном из своих мерзких ночных клубов, ну или на вечеринке дегенератов Голливуда. К тебе подходит человек и предлагает тебе какое-то запрещенное вещество. Что ты скажешь?

Хеллер на секунду задумалась, нахмурив брови.

– А не пойти ли тебе в Тинек, данелленский кусок гребаной горы Киттатини!

– ХЕЛЛЕР!

***

Вскоре Хеллер уже стояла в одной из четырех спален гостиничного номера. Она приняла душ и надела свой первый наряд для интервью – короткое платье в сине-белую полоску с подходящими по цвету туфлями из мягчайшей кожи. Стилист Хеллер, крошечная женщина по имени Недда, стояла около нее на коленях с кучей булавок во рту, подшивая подол платья, а Кенз, личный визажист и парикмахер Хеллер, снимал с ее волос бигуди размером с банку от кофе и делал начес.

– Это лук в стиле «стюардесса из будущего», – сказала Недда, хотя из-за кучи булавок во рту ее слова различить было трудно, – с морскими акцентами. Мэлори, мне срочно нужно рубиновое колье от Картье! То, с якорем!

Мэлори была одной из ассистенток, которая могла двигаться быстрее молнии даже на своих высоченных каблуках.

– Хеллер, – начала я, – изначально было задумано, что я буду лицом, наделенным определенным авторитетом, и что люди будут меня слушать. Но они не будут этого делать, если ты продолжишь издавать эти ужасные звуки, притворяясь, будто это я пукаю! Милс и Билли подумают, что я какая—то пукающая машина, у которой нет никаких манер!

– Да прекрати, – ответила Хеллер, которая стояла с вытянутыми руками, пока Недда возилась с ее рукавами. – Не понимаю, почему, но Милс и Билли запали на тебя. Им понравилось твое пукание. Симфония твоей прямой кишки.

– Глаза вверх, – приказал Кенз, начиная подводить глаза Хеллер.

– И вовсе они на меня не запали! – возмутилась я, а все находящиеся в комнате, включая Хеллер, Недду, Кенза и как минимум еще пять ассистентов, выдохнули в один голос: «О-о-о!»

– Это полная чушь! – сказала я. – На меня никто не западает! Ведь я… я… я… из Парсиппани!

– Это ругательство?

– Нет!

– Кейти, ты девственница что ли?

Все уставились на меня, и я покраснела, как помидор, хотя стыдиться здесь было совершенно нечего.

– Конечно же, я девственница!

– Кейти, послушай. Я люблю Милса и Билли, мы очень привязались друг к другу за время съемок, но тебе нужно кое-что понять – они оба актеры.

Все, находящиеся в комнате, одобрительно поддакнули, а Кенз добавил:

– Как Боженька смолвил!

– Конечно, актеры, – сказала я, – иначе что же они делают в фильме?

– Дело вот в чем, – продолжила Хеллер. – В мире существует два типа людей: простые смертные и актеры. Актеры-мужчины ужаснее всего, потому что они просто очаровашки. Именно поэтому они и становятся актерами: в их крошечном городке в Омахе все подряд постоянно им твердят: «Ты просто очаровашка, ты обязательно станешь кинозвездой». Они знали о своей привлекательности, наверное, еще до своего рождения, и даже когда они строят из себя мачо или ботанов, они в глубине души знают, что это делает их еще привлекательнее. Так и хочется шлепнуть их за это, потому что только тогда они подарят тебе улыбку, или проедутся перед тобой на лошади, или снимут футболку, демонстрируя свой безумный пресс. Их красота зашкаливает настолько, что остается только умолять их прекратить быть настолько очаровательными…

– Полностью с тобой согласна, – сказала Недда.

– Да пора уже закон ввести, – добавил Кенз, – выбирай: либо убийственная улыбка, либо безумные шесть кубиков пресса, но не все вместе.

– У актеров-мужчин есть только одна главная цель, – сказала Хеллер.

– Какая? – спросила я.

– Они хотят влюбить в себя весь мир. Это их работа и на экране, и в реальной жизни. Они ни за что не уйдут из комнаты, пока не убедятся, что любой из присутствующих готов дать письменное показание при свидетелях о своей любви к ним. Если же ты в них не влюбилась или испытываешь по поводу этого какие-то сомнения, потому что ты, ну, не знаю, читаешь книгу или вытаскиваешь ребенка из горящего леса, они сильно расстраиваются и лезут из кожи вон, чтобы добиться твоей любви. Когда появилась ты, такая невинная маленькая чудачка-робот с домашним образованием с планеты Парсиппани, мозг Билли и Милса фактически взорвался. Ты для них как целая мировая аудитория зрителей в лице одной богобоязненной, с вытаращенными глазами, иногда-я-надеваю-три-пары-трусов-чтобы-вы-не-слышали-как-я-пукаю Синглберри, на лице которой нет ни капельки косметики, зато есть огромная гусеница-монобровь.

– Ну, с последним я мог бы помочь, – пробормотал Кенз.

Может быть, Хеллер и была в чем-то права, но она могла хотя бы попытаться не быть такой язвительной и высокомерной, да и к тому же, никогда я не надевала три пары трусов – максимум две!