Текст книги "Пасифик-Хайтс"

Автор книги: Пол Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 16

– Я тут тебе принес кое-что, – сказал светловолосый мужчина, опуская на кровать рядом с обнаженным бедром Элизы небольшой сверток. Мужчина поднялся с постели, чтобы взять сверток с кресла, на котором висела одежда, и теперь вернулся назад. В свете лампы Элиза разглядела изумрудную фольгу и черный бант. – Вещица недорогая, – продолжал блондин, – но когда я увидел ее в магазинчике подарков, сразу же вспомнил о тебе.

– Почему?

– Не знаю. Просто вспомнил, и все.

Они сидели на кровати в викторианском доме на Буэна-Виста-авеню с видом на Хайт-стрит. За высокими окнами в темноте медленно плыли низкие тучи, иногда плотные, иногда полупрозрачные, на мгновения приоткрывая город под пластами тумана, наполненного зловещим, зыбким светом.

Элиза не притронулась к подарку; молча сидела на кровати, держа в руках бокал джина. Они приезжали сюда раньше, когда их роман только завязывался. В ясную погоду вид на сверкающий город простирался до самого залива.

Элиза потягивала джин и разглядывала сверток. Черная лента. Почему он подсунул подарок, пока она еще раздета? И так уже собирались одеваться. Не мог подождать всего несколько минут?

– Ну же, – сказал мужчина с улыбкой, однако Элиза не увидела счастливого предвкушения человека, ожидающего реакции на сюрприз. За улыбкой любовника стояла уверенность.

– Я лучше потом открою. Спасибо.

– Потом? Почему вдруг потом? Почему не сейчас?

– С какой стати ты купил мне подарок?

Мужчина нахмурился, озадаченный таким ответом, неожиданным сопротивлением.

– Слушай, это же мелочь. Ничего особенного.

Элиза отхлебнула джина, стараясь незаметно сглотнуть подкативший к горлу ком. Сегодня вечером они сразу же перешли к сексу. Она так сама захотела. Ей не терпелось заняться сексом и потому, что она испытывала в нем нужду, и потому, что секс давал возможность отключиться от мыслей. Их роман, как и все романы, не стоял на месте. Но привыкания к близости не произошло – отношения не утратили остроту. Острота все нарастала и нарастала.

– Я не хочу открывать прямо сейчас.

– Почему?

– Зачем ты повязал черную ленту?

Мужчина посмотрел на сверток, будто видел его впервые. Затем перевел взгляд на Элизу.

– Подарок заворачивали в магазине. Ленту выбирала продавщица.

– Это не ты попросил ее повязать черную?

Он медленно покачал головой:

– Нет…

Мужчина теперь внимательно следил за Элизой, словно ее поведение навело его на какие-то тревожные мысли. «Пытается просчитать мою реакцию, – подумала Элиза. – Нет уж!»

– Она, помнится, даже сказала, что черная лента элегантнее.

Элегантность подарка больше не привлекала Элизу. Подарок пробудил другие ассоциации. Переход случился так быстро, что разум не принимал иных объяснений. Элегантностью тут и не пахло!

– Я сначала оденусь, – сказала Элиза и опустила бокал.

– Ну что ты? – Мужчина одновременно и улыбался, и хмурился, на лице – легкое удивление. Его рука накрыла бедро Элизы.

Женщину передернуло. Несколько минут назад он был в ней, она сама желала совокупления и не испытывала никакого страха. Теперь же рука на бедре обжигала больше, чем во время секса.

– В чем дело? – спросил блондин.

Элиза и сама не смогла бы ответить на вопрос, но отчего-то улыбка любовника казалась ей неестественной. Почему нежность на его лице выглядит фальшивой? Шестое чувство подсказывало: тут что-то не так, но где доказательства?

Мужчина ласково взял бокал из рук Элизы и поставил его на столик с лампой. Он нагнулся за обернутой изумрудно-зеленой фольгой коробочкой с черной лентой и водрузил ее на обнаженный лобок своей любовницы.

Чем дольше Элиза смотрела на происходящее в новом свете, тем быстрее их обоюдная нагота превращалась в серьезную помеху. В отношениях между ними нагота всегда была естественным, даже несущественным делом. Всего несколько минут назад она не играла никакой роли.

Но сейчас тело мужчины вызывало отторжение, несло в себе грозный и даже враждебный подтекст. Элизе стало неловко от собственной наготы. Из символа физической близости обнаженность все больше превращалась в символ угнетения духа.

– Разверни, – сказал мужчина.

«Требует? Или поощряет?»

Элиза взвесила коробочку на ладони – не такая уж легкая. Женщина осторожно потянула за черную ленту – та змейкой скользнула на пол. Под изумрудной фольгой оказалась белая коробочка, обертка отправилась на пол вслед за лентой. Элиза открыла коробочку, развернула тонкую, жесткую белую бумагу и вынула из гнезда маленького зеленого стеклянного голубя, безупречно красивого, сверкающего.

Голубь ненадолго задержался в дрожащих ладонях – Элиза упала в обморок.

Очнулась она, лежа лицом вниз, рука подмята под себя, нога неудобно вывернута. Когда в голове прояснилось, Элиза поняла, что прошло совсем немного времени. Ее упавшее на пол тело бесцеремонно сгребли и свалили на постель. Элиза все еще была обнаженной. Любовник и не подумал протереть ей лицо влажной салфеткой, прикрыть наготу, перевернуть тело на спину или выпрямить конечности.

Женщина медленно высвободила руку, распрямила ноги, перевернулась. Керн одевался, стоя к постели спиной. Элиза наблюдала за ним, чувствуя наплывающую тошноту. Из горла вырвался кашель.

– Ты упала в обморок, – констатировал Керн, заправляя рубашку в брюки.

Элиза собралась с силами и села на кровати, спустив ноги на пол. Что за предмет под ногами? Хрустальный голубь! Коробка и оберточная бумага валялись рядом на полу. Даже в тумане не совсем вернувшегося сознания Элизу передернуло от черствого презрения, сквозившего в мелких ранящих жестах.

Она встала, осторожно выпрямила спину и прошла в туалет, прикрыв за собой дверь. Умылась, села на унитаз. Потом, включив теплую воду, обтерлась мягкой губкой.

Когда Элиза пришла назад, Керн уже завязывал шнурки. Она встала у кресла с вещами и тоже начала одеваться. Любовник молча наблюдал за ней со своего места. Он заговорил, только когда Элиза села, чтобы надеть колготки:

– Итак, в чем дело?

Вопрос получился дежурным, лишенным реальной заинтересованности и тем более участия. Новообретенная бесстрастность любовника смутила Элизу.

– Дело в тебе, – сказала она, глядя на Керна поверх поднятой ноги, на которую натягивала колготки.

Тот ничего не ответил. Видимо, не собирался развивать тему. Интересно почему. Это на него не похоже. Раньше обязательно проявил бы любопытство. Откуда взялось такое безразличие?

Продолжая одеваться, Элиза намеренно не нарушала молчания. Закончив, она подошла к зеркалу и причесала густые волосы. Керн следил за ней, не поднимаясь с кресла.

До этого мгновения в голове еще стояла вызванная обмороком путаница, внимание работало вполсилы. Вид любовника в зеркале заставил Элизу вздрогнуть, словно отражение вдруг выдало его истинную сущность. Почему-то лицо Керна показалось ей крайне зловещим. Элизу внезапно охватило сильное желание обернуться – из опасения, что партнер может сделать за ее спиной что-то такое, чего нельзя увидеть в зеркале. Собрав в кулак всю силу воли, Элиза сосредоточилась на прическе, не выдавая страха.

Кое-как она закончила причесываться и, не глядя на Керна, вернулась к кровати. Сев, надела туфли с высокими каблуками.

– Тебе все равно? – спросила она.

– В прошлый раз ты просила оставить твои мозги в покое.

Элиза наконец подняла глаза. Столь фальшивый ответ граничил с садизмом. Керн только что бесцеремонно влез ей в мозги. Стеклянный голубь явился прямиком из воспоминания о самом черном дне ее жизни, воспоминания, разъедающего душу, как психогенная отрава.

Не один месяц Керн прощупывал, присматривался, старался угадать ее мысли и проникнуть в сердце. В какой-то момент Элизу начал мучать безотчетный страх, вызванный иррациональной идеей, – а не общий ли у них разум? Керн не мог не знать, какой сокрушительный эффект произведет на нее подарок, и реакция не вызвала у него удивления. Для него ее обморок – подтверждение, что все идет по плану.

Их взгляды скрестились, и с холодящим приступом тошноты в Элизе начало расти понимание страшной истины. Он проник в ее мысли так глубоко, что нужда в дальнейшем прощупывании уже отпала. Керн мог в любой момент сунуть руку ей в душу и потянуть за нити, из которых соткано ее сознание. Открывшееся ей пренебрежение было вызвано вовсе не безразличием, а чувством удовлетворения, леденящим душу самодовольством.

Среда

Глава 17

Мартен съездил позавтракать в кафе «У Розы» и к половине девятого вернулся в кабинет. Файл от Бюхера уже дожидался его в почте.

Когда позвонили в дверь, Фейн успел просмотреть видеозапись наблюдения три раза. Он взглянул на утопленные в китайском комоде мониторы системы безопасности. Во дворике с пальмами стояла Рома. Фейн нажал кнопку домофона.

Рома вошла в кабинет со стаканчиком кофе и пакетиком пирожных в руках. Девушка подошла к оттоманке перед диваном и хотела опустить гостинцы на поднос из черного дерева, но тот был занят фотоальбомами.

– Новых альбомов прикупил? Портреты?

– Да так, по мелочи.

Рома отправила альбомы на диван и принялась перекладывать угощение на поднос, с сосредоточенным любопытством поглядывая на хозяина дома. Кабинет утопал в утреннем свете, падавшем из арочного окна с видом на залив. Окно выходило на веранду и занимало почти всю стену.

– Зациклился ты, – сказала Рома. – Я о фотографиях.

– Допускаю.

Последние полтора года Фейн и Рома немало времени проводили в компании друг друга. Хотя их знакомство длилось не один год, совместная работа началась только после переезда Ромы в Сан-Франциско.

Во многих отношениях они все еще притирались, привыкали, однако былая натянутость прошла. Им удалось нащупать правильный тон, и взаимопонимание улучшалось с каждым днем. Это было здорово, потому что взаимодействовать поначалу пришлось в тяжких обстоятельствах.

Рома не успела проработать с Фейном и года, как умерла Дана. Из Мартена тогда словно вынули стержень, и Роме пришлось очень нелегко. Всего за девять месяцев до этого в Колумбии зверски убили ее собственную семью, на моральную поддержку другого человека у девушки просто не оставалось сил. В какой-нибудь сентиментальной киноленте герой и героиня принялись бы утешать друг друга: моя печаль – твоя печаль, участие-сочувствие и все такое. В реальной жизни все было иначе.

Положа руку на сердце Фейн не мог вспомнить, как им удалось выкарабкаться. Каждый переживал свою боль в себе, по отдельности, но одновременно с другим – они боролись если не сообща, то по крайней мере бок о бок. В итоге между ними возникла особая связь, великого смысла которой они пока еще и сами не могли четко осознать.

Мартен постепенно привык к мысли, что Даны больше нет, однако ему до сих пор казалось, что она где-то рядом. Он ошалело пытался обмануть собственный разум. Не следуя никакой системе и не в силах объяснить, к чему он стремился, Фейн попросту упрямо двигался в направлении одному ему понятной точки равновесия. В конце концов он научился спать без кошмаров и просыпаться без приступов уныния.

И все это время Рома находилась рядом. Они привыкли уважать чужую скорбь, отходить в сторону, когда чувство потери становилось невыносимым и возникала потребность побыть одному. А если переносить одиночество больше не оставалось сил, боль смягчало присутствие друга, носившего в душе такое же страдание.

И тем не менее в последние несколько месяцев их отношения начали робко меняться. То, внезапно ломая устоявшееся табу, заходил разговор на личную для другого тему, то в случайном замечании проскальзывало тонкое понимание того, что их объединяло. Как бы Фейн и Рома ни осторожничали, их отношения развивались, доверие между ними росло, и вместе с ним усиливалось взаимное притяжение.

Слова Ромы насчет зацикленности Мартена на фотографиях как раз были одним из таких замечаний. Рома сразу догадалась, насколько далеко зашла одержимость партнера, хотя тот никогда с ней ничего подобного не обсуждал. Точное определение Ромы стало очередным шажком к сближению.

Фейн на пару мгновений задержал взгляд на гостье, сделал мысленную зарубку и перешел к делу.

Он пересказал Роме все, что недавно услышал от Веры об Элизе Керрин и Лоре Ча, а напоследок изложил свой собственный послеобеденный разговор с Лорой.

Мартен с привычным интересом наблюдал за тем, как Рома поглощает новости. Он дорожил ее мнением и уделял внимание не только словам. Выражение лица и жесты девушки становились раскованными, она не пыталась скрывать язык тела в компании друга.

Если Рома не играла какую-нибудь роль – а она умела делать это с отменной правдоподобностью, – то обычно пребывала в состоянии сдержанного внимания, за которое незнакомые с ней люди могли бы окрестить ее Снежной королевой. Однако прозвище плохо вязалось со смуглой черноглазой ролой – так страстные колумбийцы называли женщин из Боготы. В сердце Ромы не было ни крохи льда. В нем тлел жар. Из-за этого она чуть пережимала с напускной холодностью, словно предупреждая: «Слишком близко не подходить – обожжет».

Пересказывая беседы с Верой о Лоре и самой Лорой, Фейн постарался в точности воспроизвести слова пациентки, которой хорошо удалось выразить чувство нарастающего беспокойства.

Когда он умолк, Рома кивнула, переваривая и расставляя по полочкам новые сведения. Она не торопилась с выводами.

– По всем данным выходит, что наш ловелас – типичный паскудник, – сказала Рома. – Его действия – интеллектуальный вариант хватания женщин за мягкие места в переполненной электричке.

– Хорошее сравнение.

– Пусть он вращается в высших кругах общества, но накручивать мозги женщине, чтобы та раздвинула ноги, – просто мерзость.

– Со слов Веры, он не гонится за плотскими удовольствиями.

– Он и с Элизой играет в эти игры? Или только с Лорой Ча?

– Кажется, кое-что из своего репертуара он применяет к Элизе тоже. Но могу поспорить – с ней он ведет себя по-другому.

Фейн сел в кресло напротив Ромы и сложил руки на груди.

– Мы, похоже, имеем дело с наемницей, – сказал он, резко меняя тему. – Я имею в виду Селию Негри.

– И что из этого следует? – спросила Рома, разбираясь с пирожными. Глаза девушки чуть припухли от недосыпа.

– А ты как думаешь?

– Ну-у… – Она отхлебнула кофе. – Он осторожничает. Не чурается тратить время на обучение дилетанта, лишь бы не рисковать самому. По-видимому, хорошо ей платит и наверняка снабдил документами на другое имя.

– Селия, возможно, не единственный наемник.

– Чтобы не докумекала, что в файлах?

– Именно. Когда наемные агенты знают слишком много, они вместо укрепления безопасности усугубляют риск.

Рома опустила пирожное, от которого хотела было откусить, и стряхнула с пальцев крошки.

– Тогда возникает серьезный вопрос, – заметила она.

Мартен кивнул:

– Сколько у него было таких наемников? И что случилось с остальными?

– Зная, к чему те получили доступ, он вряд ли отпустил их на все четыре стороны.

– Это уж точно. Такая операция требует большой подготовки, времени и денег. Я согласен с Верой: мы видим лишь верхушку айсберга.

Пока Рома, водя пальцем по тарелке, собирала крошки в маленькую кучку, Фейну позвонил Бобби Нобл.

– Доброе утро, Бобби! Включаю громкую связь. Рома у меня.

– Привет, крошка, – откликнулся Нобл. – Короче, по жизни Ричард Ча и Джеффри Керрин, похоже, совершенно не пересекаются.

– Шутник. – Фейн взглянул на Рому.

– Я ничего не накопал, хотя искал с большим охватом. Эти двое живут в разных галактиках. Их ровным счетом ничего не связывает – ни кредитные учреждения, ни коммерческие ассоциации, ни знакомые знакомых.

Фейн был искренне удивлен. Хотя Вера настаивала, что пациентки совершенно не знают друг друга, он был почти уверен: какая-то связь должна существовать хотя бы между их мужьями.

– По крайней мере с первой попытки ничего не нашел, – сказал Нобл. – Если появятся сильные подозрения, буду копать глубже.

– Неужели совсем ничего?

– Я правду говорю, Мартен. Пришлю тебе зашифрованную копию отчета.

– А то, что Ча делает деньги на программном обеспечении, – это хоть верно?

– Верно. На патентах. В этой сфере любят судиться. Вопросы лицензирования, нарушения патентных прав, перекрестные иски. Он держит портфель патентов – не хухры-мухры. Ча получил степень по юриспруденции и бизнесу в Стэнфорде, так что вся эта мутотень как раз по нему.

– Ладно. А что есть на Керрина?

– Я искал нестандартные предприятия – либо с бешеной прибыльностью, либо прожирающие деньги. Короче, достойные его личного внимания.

Обнаружил только две такие компании. По разряду получения бешеной прибыли выступает «Керрин интернэшнл трейдинг компани» со штаб-квартирой в Сан-Франциско. Глобальные перевозки грузов, очень доходное предприятие. Полдюжины филиалов по всему миру – в Индонезии, Китае, Европе, Латинской Америке. Компания переживает бум.

Из категории убыточных серьезно пованивает только интернет-фирма в Менло-Парк. Еще один квартал в том же духе, и Керрин ее отцепит. Но это капля в море. Короче, никаких сигналов тревоги, – подытожил Нобл.

– Спасибо, Бобби, – поблагодарил Фейн. – Потом созвонимся.

– Кто бы мог подумать, – сухо заметила Рома. – Ты все еще считаешь, что Элиза всем делится с Лорой?

– Нет. Но это значит, что Вера нам тоже не все говорит. Ясное дело, в ее состоянии иначе нельзя, вот она и стережет секреты.

Рома доела пирожное и задумалась, играя крошками. Лицо отражало напряженную работу мысли. Слегка нахмуренные брови привлекали Фейна не меньше, чем изящные очертания длинных ног.

– По-моему, стоит обратить внимание на два момента, – произнесла Рома. – Во-первых, Селия Негри. Если ее попросту наняли выполнить работу, значит, у нее не должно быть личной заинтересованности. Раз повелась на деньги, можно перевербовать, и чем раньше мы на нее выйдем, тем лучше. Во-вторых, Вере придется расколоться. Понятно, что она хочет сохранить тайну, но нам тоже нужно дело делать. Пора ее прижать. А в-третьих…

Рома редко взвешивала лишь одну альтернативу. Ее интеллект привычно различал множество вариантов развития событий, ей не стоило большого труда находить «колесо в колесе». [1]1
  Библия (Иезекиль, 1:16): «Вид колес и устроение их – как вид топаза, и подобие у всех четырех одно; и по виду их и по устроению их казалось, будто колесо находилось в колесе».


[Закрыть]В мире Фейна, где сложность выступала непременным условием любой задачи, Роме не было цены.

– Я хорошо помню Боготу. Там все шпионили друг за другом – военные, военизированные формирования, РВСК, [2]2
  РВСК – Революционные вооруженные силы Колумбии, террористическая организация с левым уклоном.


[Закрыть]наркополиция, НОА, [3]3
  Национально-Освободительная армия, организация повстанцев.


[Закрыть]национальная полиция, наркокартели, эскадроны смерти, политики, контрабандисты… Эти ребята постоянно проводили какие-нибудь операции. Иногда мы на них случайно натыкались и попадали в кошмарные заварухи.

Рома посмотрела собеседнику в глаза и постучала ногтем по деревянному подносу.

– У меня сейчас такое же ощущение, Мартен, – как будто мы наткнулись на чью-то операцию.

Фейн кивнул:

– Согласен. Если это отголоски чего-то подобного, то…

Он тряхнул головой и поднялся. Сунув руки в карманы, подошел к застекленным дверям на веранду, посмотрел на остров Ангела. Солнце пробивалось сквозь облака и кропило светом белые паруса, сновавшие по заливу.

Он открыл двери и вышел наружу. Бугенвиллеи, обвившиеся вокруг веранды, вспыхивали на солнце неоновым багрянцем.

За спиной послышались шаги. Рома тоже вышла на веранду, остановилась рядом.

– Давай-ка за дело, – сказал Мартен. – Созвонись со своими людьми, найми их для начала на две недели. Продолжай стационарное наблюдение за офисом. Бюхер «жучков» не обнаружил, значит, объект черпает всю информацию из записей Веры. Это уже хорошо.

– Будем надеяться, «наружка» что-нибудь засечет, – ответила Рома. – А пока прощупаем Селию Негри.

Девушка потянулась и сорвала пурпурный цветок бугенвиллеи. По ходу ее рука скользнула по руке Фейна. Она не попыталась отодвинуться – сохранила прежнюю позу, вертя в пальцах хрупкий цветок. Мартен и Рома неожиданно почувствовали, насколько они стали близки.

– Похоже, работает профессионал, – сказал Мартен. – Конечно, за ним может стоять какая-нибудь фирма, но использование навыков ради личной корысти тоже нельзя исключать. В любом случае операцию он начал не вчера, и, видимо, для сомнений в собственной безопасности у него пока не было оснований. Пообвыкся, успокоился.

– Нам же будет легче работать, – заметила Рома.

Они смотрели с веранды на сверкающий в солнечных лучах залив под ногами. Однако их общие мысли были отнюдь не солнечными, и это больше роднило, чем разъединяло.

Глава 18

Светловолосый агент сидел за длинным стеклянным столом в гостиной своего дома у самого обрыва над пляжем Чайна-Бич. Дандженесский краб казался таким вкусным, словно мужчину не кормили несколько дней. Жуя, он смотрел сквозь стеклянную стену на знакомую всему миру оранжевую громадину Золотых Ворот. Под фермой моста, поднимая волну, в океан выходило грузовое судно.

Дом стоял на Си-Клифф-авеню. Официальный владелец числился в Нассау, на Багамах. Скупая обстановка. Агент въехал сюда восемь месяцев назад, и у него не было ни времени, ни настроения возиться с мебелью.

Дожевывая, он встал, обошел вокруг стола и вытер руки льняной салфеткой. Снова сел, подключил флэшку к ноутбуку «Вайо». Открыл список досье Веры Лист, снял защиту и вывел файлы Элизы и Лоры в два отдельных окна.

Он собрал полный комплект материалов на обеих кандидаток – итоги почти двухлетней работы Веры с Элизой и полугодовых встреч с Лорой. Он получил доступ и к медицинским данным, и к дневнику Веры, которому она доверяла личные мысли, наблюдения о пациентах и о ходе анализа.

Не все психоаналитики ведут дневники, а те, что ведут, часто не придерживаются определенной системы. Некоторые строчат скорописью, помечая лишь тезисы на будущее.

Вера же относилась к той редкой породе людей, которым личные записи помогали навести порядок в мыслях. Ее заметки о пациентах походили на маленькие очерки, передавали спонтанные догадки во время сеансов и общий аналитический фон. Не записи, а хроники мрачных раздумий.

Агент всю жизнь занимался анализом внутреннего мира других людей, учился влиять на ход их мыслей так, чтобы потом управлять поведением. Каждый допрос – вязкая череда наблюдений, оценок, проработки стимулов. В ход шли тончайшие инструменты, всякого рода уловки и хитрости. Изучению подвергался любой изъян в системе психологической защиты допрашиваемого.

Вера собрала столь цельные и подробные сведения, что агент мог сэкономить множество часов проб и ошибок и с ходу перейти к триггерам [4]4
  В психологии этот термин употребляется для описания поведенческих реакций человека и означает, что какое-то событие или чье-либо действие автоматически вызывает определенную реакцию.


[Закрыть]– самой уязвимой части внутреннего мира любого человека. За последние девять месяцев он невероятно далеко продвинулся в области психологических манипуляций. А сверх того еще и получал безумное удовольствие от секса.

Теперь агент вплотную подошел к самому главному, к тому, что Бритте Уэстон пришлось навязывать силой. Бритта была первой среди пациентов Веры, кого он выбрал в подопытные кролики. Проводя эксперимент с Бриттой, блондин хотел выяснить, удастся ли повторить и закрепить успехи, которых он достиг на допросах в пустыне.

Бритта чуть не сорвалась с крючка, агенту не хватило тонкости. Он заторопился, надергал сведений из рабочих записей аналитика и пустил их в ход, толкая кандидатку в спину. Бритта так и не догадалась, что он прочитал ее досье. Предполагалось, что она сломается под нажимом; вместо этого она только психанула. Раз, и все! За один вечер.

Оставался лишь один выход – устроить ей самоубийство. В досье на Бритту мало что наводило на мысль о самоубийстве. Действовать пришлось в такой спешке, что полиция могла и не купиться на эту лажу. Дело поручили расследовать двум дундукам из отдела убийств. Те рассудили просто: ходила к психоаналитику? Ага! Значит, ненормальная. Самоубийство в их глазах выглядело логично. Агенту откровенно повезло.

Сейчас заветная цель уже близка, но положение остается деликатным. Подтолкни слишком сильно, излишне поторопи – получится неприятный сюрприз, как с Бриттой Уэстон. А если не подталкивать совсем – рассосется накопленный стресс, пропадет задел. И все-таки прогресс налицо. Метод работал. Блондин прикинул, что, если действовать крайне аккуратно, Лора Ча должна созреть всего через одну-две встречи.

На стеклянном столе завибрировал мобильник. Агент некоторое время наблюдал конвульсии мягко елозившего по гладкой поверхности телефона, прежде чем ответить на звонок.

– Дженни Кокс говорит, – послышался неуверенный женский голос. – Я туда попала?

– Что там у вас?

– В ваш дом в Милл-Вэлли приезжала какая-то женщина.

Дженни остановилась, ожидая хоть какой-нибудь реакции.

– Понятно, – сказал человек. – И что?..

– Она спрашивала, здесь ли живет Филлип Крей.

Новость против ожиданий застала агента врасплох.

Он с самого начала вел себя крайне осторожно. Если учесть, какое положение занимали его жертвы, преследуя их, агент рисковал собственной жизнью. Телефонный звонок от Дженни Кокс – один из элементов защитной системы. Сам факт звонка говорил, что система – своего рода «растяжка» – сработала как положено.

С другой стороны, звонок означал, что он где-то прокололся. В мозаике личной защиты расшатался и выпал маленький камешек.

Еще не задав вопрос, светловолосый уже знал ответ.

– Кто она?

– Не представилась. Азиатка. Очень красивая. На вид лет тридцать.

Агент дал отбой и замер в неподвижности, глядя невидящим взглядом на экран компьютера. Будь текст написан иероглифами, он бы сейчас не заметил, полностью сосредоточившись на переоценке трех важных эпизодов. Неужели на последней встрече с Элизой и Лорой он опять перегнул палку? Неужели опять повторил те же ошибки, что с Бриттой Уэстон? Как это могло случиться?

Не хотелось верить, что почва уходит из-под ног, но факты – упрямая вещь.

Сначала три дня назад, когда они были в Кастро, он проснулся и заметил, что Лора роется в его бумажнике. Та вдруг заторопилась домой, что-то лепетала про мужа и обязательства.

Агента удивила наглость, с которой Лора пыталась втирать ему очки. Сомневаться не приходилось – в голосе Лоры звучала неловкость. У нее же мозги набекрень, откуда там взялась неловкость? Нет, не может быть. Тем более в такой ситуации. Лора нервнобольная, но не нервная.

А вчера вечером сюрприз преподнесла Элиза. Агент думал, что спланировал ход с точным эмоциональным расчетом, с правильной дозой неожиданности, проницательности и угрозы. Однако Элиза отреагировала совсем не так, как он надеялся. Сначала он неверно истолковал ее реакцию, а потом, когда понял, что все идет наперекосяк, вышел из себя. Черт! Вся затея псу под хвост!

«Значит, Лора явилась в Милл-Вэлли… Опасное любопытство. Вот тварь! В нашем деле достаточно недооценить случайное замечание, безобидное происшествие – и можно жестоко поплатиться. А тут недооценка целых трех происшествий в течение нескольких дней… это же смерти подобно!»

Выводы? Возникли серьезные трудности, а время на исходе. Ему дали единственную возможность доказать, на что он способен. Второй не дадут.

Агент быстро наметил следующий шаг. Сеанс Лоры с психоаналитиком состоялся день назад, сеанс Элизы назначен на сегодня. Наверняка женщины расскажут о тревожных эпизодах последних встреч с любовником. Необходимо срочно узнать, о чем они говорили, не откладывая до следующей недели.

В голове крутились недобрые предчувствия. Черт! Если сложить все одно к одному, получалась тревожная картина. Надо позвонить Селии Негри и отправить ее в офис Веры Лист сегодня же ночью, после сеанса с Элизой. По графику, визит Селии в офис намечался только на следующую неделю. Ничего, пусть сходит прямо сейчас. За деньги согласится.