Текст книги "Паутина"

Автор книги: Пол Дж. Макоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

– Наверное, теперь я заслужила твое внимание, – сказала Лора, закончив с перевязкой и ущипнув меня, что оказалось еще чувствительнее через десять минут, когда я влез в свою «мини» – уже после того, как шепотом высказал свои сожаления и полуправдивые обещания и обменялся с ней застенчивыми поцелуями.

Было чуть за полночь, редкие автомобили проезжали под оранжевыми уличными огнями. По дороге к месту убийства на меня среагировали две камеры слежения, но мне, честно говоря, было плевать.

Адрес, который дала Сандра Сэндс, был мне знаком. Разрушенное офисное здание, сразу за серебристыми грифонами, которые сидели по обе стороны от шоссе А10 на своих постаментах и охраняли границу Сити. Все стекла в окнах первых двух этажей были выбиты, а металлические щиты, накрепко привинченные к стальным оконным рамам, испещрены граффити и антикапиталистическими и ситуационистскими лозунгами («Нулевой год», «Мы живем, как насекомые», «Кинг Моб», «Ищите берег!»), поверх которых красовались просто хулиганские надписи («Ивонна всем дает», «Трахну по самые гланды», «Энкоу – педик»).

За этим разрушенным зданием руины простирались до освещенных зелеными и желтыми фонарями навесов. Их поставила корейская компания на останках Бродгейта и Нью-Бродгейта – пена от гигантских мыльных пузырей в покинутых цитаделях того, что некогда было самозваным финансовым центром всей Европы.

Сандра Сэндс ждала меня возле стальных ворот, украшенных логотипом охранной фирмы «Квадрат». Они преграждали проход в здание.

– Мне, конечно, не следовало этого делать, – сказала она, когда один из двух охранников отпер ворота.

– Вы получили ордер на обыск квартиры Стивенса?

– Мы нашли то, что вы хотели, если вы это имеете в виду. И идентифицировали ту женщину: это одна из подружек Энтони Бута.

– Спорим, что у Дэйва Варнома была эрекция? Как вы узнали, что она была убита именно здесь? Ее тело все еще внутри?

– Нет, тело сбросили в Ли.

Я вспомнил белый навес, торчащий под раскаленным солнцем возле бетонного русла реки.

– Женщина, привязанная к двум собакам, – догадался я.

– Да, сэр. К двум восточноевропейским овчаркам.

– Не те ли это овчарки, у которых перерезаны голосовые связки?

– Не знаю, сэр.

– Как их убили?

– Накормили сырыми гамбургерами, сдобренными вар-фарином.

– Умный ход. Дешевые охранные фирмы вроде «Квадрата» держат своих собак голодными по ночам, чтобы те оставались на страже… Женщина была убита здесь? Вы так и не сказали, как обнаружили это место. И вы говорили, что произошло еще одно убийство.

– Да, сэр. Нашли Крэйга Стивенса. Я потом расскажу. А здесь криминалисты почти ничего не оставили.

При помощи карманного фонарика Сандра Сэндс отыскала выключатель. Загорелось около полудюжины люминесцентных ламп. Известняковый пол холла был расчищен от мусора, но на нем еще сохранились следы копоти от нескольких костров. Мраморная поверхность стола на ресепшене, похоже, подверглась нападению кувалды – из столешницы были выбиты куски мрамора. Компьютерный терминал превратился в огромный ком почерневшего пластика. Высокие, по пояс, брусья турникетов безопасности были согнуты и перекручены. Кожаные сиденья кресел выгорели до металлического основания.

Сандра Сэндс спросила:

– Что с вами, сэр? Вам плохо?

Когда я в последний раз видел это место, оно еще дымилось от пожара. Мимо него на большой скорости проехал полицейский фургон, лавируя между перевернутыми выгоревшими автомобилями – преследовал двух бандитов на скутере. Слишком резко повернув по направлению к Спи-талфилдсу, скутер вошел в занос и упал. Водитель фургона ударил по тормозам, и меня сбросило со скамьи на ребристый металлический пол, так что я не видел, как бандиты ринулись в разных направлениях. Когда я выбрался через заднюю дверь фургона, увидел только девушку и четырех полицейских, преследовавших ее.

Шел третий день Инфовойны. После марша протеста на шоссе G7 конференция переросла в бунт. И бунт все ширился. Хакеры и микроволновые бомбы уничтожили телефонную связь по всей стране, Интернет и широковещательные сети, стерли базы данных банков и всю информацию по кредитным картам, разрушили суперкомпьютеры Национальной службы коммуникации и хранения данных. После того как подложенные в машину бомбы превратили в руины ключевые здания лондонского Сити, разгоряченные бунтовщики сделали все, чтобы разрушить остальное. Мятежи организовывались спонтанным союзом либеральных анархистов, антикапиталистов, зеленых радикалов и неолуддитов. Группировки ирландских монархистов воспользовались суматохой и принялись производить автомобильные бомбы, но так и осталось неясным, кто заплатил хакерам и кто заложил микроволновые бомбы. Власти обвиняли нечестивый союз Кубы, Ливии и внутренних врагов, но никаких доказательств не было – только противоречивые факты и голословные утверждения. Это была современная война.

Всего несколько часов назад я рассказал свою военную историю Лоре Силлс. Я страдал от головокружения и всхлипывал, лишь наполовину что-то соображая, оглушенный злополучной смесью болеутоляющего и «Джека Дэниелса». Разумеется, это была моя личная версия произошедшего, а истиной была самая большая катастрофа, вызванная Информационной войной. После Инфовойны не осталось ничего определенного. Факты перестали быть абсолютными, они сделались неуловимо призрачными. Даже собственной памяти нельзя теперь доверять.

Я руководил эвакуацией документов из офисов страховой компании, которая лишилась всех окон из-за разорвавшейся неподалеку бомбы, и участвовал в операции взвода Тоби Паттерсона. Мы ехали через развалины Сити. Время близилось к полуночи. Уличные фонари не горели, но небо было чистым. Бледная, точно кость, луна освещала высокие фасады офисных зданий. Окна разбиты, на улицах полно обрывков бумаги и обломков стекла. Огромный кратер в том месте, где микроволновая бомба врезалась внутрь фургона – одна из трех, чей электромагнитный импульс уничтожил всю информацию на жестких дисках компьютеров лондонского Сити. Станции метро «Ливерпуль-стрит» и «Бродгейт» все еще полыхали, и только благодаря этим огням Тоби Паттерсон, вооруженный автоматом, направлял свой мотоцикл…

Та девушка не могла убежать далеко: она повредила ногу, когда упала со скутера. Тоби Паттерсон и его люди кинулись за ней почти тотчас же. И вскоре я услышал крики, почти нечеловеческие. Когда я подбежал, Тоби Паттерсон смотрел, как трое полицейских избивали распростертую на земле девушку дубинками. Неуклюжие, словно средневековые рыцари, в бронежилетах и защитных шлемах. Их полицейские дубинки поднимались и опускались, будто поршни какой-то жуткой машины. Боже, как они ее избивали! Отыгрывались за все три дня оскорблений и гнева. Девушка свернулась в жалкий комочек, издавая гортанные выдохи всякий раз, когда удар по ребрам прерывал ей дыхание.

Я закричал на Тоби Паттерсона, он подошел ко мне и вложил в руку свою полицейскую дубинку.

– Или мы – их, или они – нас, – сказал он. – Делай свой выбор.

Двое из его людей остановились, наблюдая за нами, третий продолжал уродовать девушку, целясь в колени и локти.

Я сунул дубинку Паттерсону в руки и сказал, что сейчас позвоню и вызову подкрепление. Мои мысли натыкались на клаустрофобный рев в голове, но я совершенно четко, хотя и разрозненными кусками, осознавал происходящее. Как в замедленной съемке, я увидел Тоби Паттерсона, сделавшего шаг назад и занесшего руку. Его дубинка с резиновым наконечником, начиненным свинцом, двигалась к моему лицу с ленивой неизбежностью поезда, терпящего крушение. Затем все ускорилось. Дубинка влетела в лицо, разбила губы и сломала челюсть. Выбила четыре зуба и опрокинула меня на землю.

– Не выпускайте ее! – крикнул кто-то, а потом раздался другой голос: – Дайте мне! Дайте мне!

Я стоял на коленях, прикрыв ладонью поврежденную скулу, сплевывая кровь и окровавленный гравий. Совершенно четко помню, как разглядывал собственную кровь, заливавшую неровный слой битого стекла и кирпичных осколков.

Девушка корчилась на земле, двое мужчин схватили ее за руки и держали, а Тоби Паттерсон пытался стащить с нее джинсы. Подбежал еще один полицейский, вытащил пенис и помочился на нее; один из тех, кто держал девушку, отступил назад, потому что струя попала ему на сапог, девушка начала брыкаться и уже почти вырвалась, когда ее джинсы опустились ей на лодыжки. И тогда тот, кто мочился, поставил сапог ей на шею. Лицо девушки, белое и отчаянное, находилось всего в нескольких футах от моего.

Не помню, пытался ли я снова кинуться на них. Помню только, как бежал к фургону. Лицо у меня горело и немело, но в голове была только одна мысль: хотя по всей стране телефонная связь выведена из строя, в фургоне под передним сиденьем есть неуклюжая армейская радиостанция. Я уже почти добежал до фургона, когда кто-то, опустив голову, промчался мимо меня, размахивая руками. Я увидел его лишь мельком – к тому времени мой правый глаз распух и закрылся, – но я был уверен, что это возвращается один из мотоциклистов, чтобы спасти свою подружку. Он что-то выкрикивал. Думаю, звал ее, но на самом деле я просто не помню. Затем он бросил бомбу. Взрыва я не слышал. Помню только, как ударился о боковую стенку фургона под градом раскаленного металла.

Наверное, я мог бы его остановить. Он ведь проскочил мимо меня почти вплотную, я мог бы опустить руку ему на плечо – уж это-то наверняка было в моих силах. В конце концов, я мог бы просто повиснуть на нем. Наверное, он и тогда взорвал бы бомбу: он был готов это сделать. Тоби Паттерсон и остальные трое полицейских не погибли бы. Может быть, и девушка осталась бы жива. Они ее крепко избили, но вряд ли успели убить.

Около года я решал это простое алгебраическое уравнение, да так и не решил его для себя. Судьба других полицейских меня совершенно не волновала, но ведь я мог спасти девушку. Меня оправдали в том, что я выжил, но предсмертное заявление Эндрю Фуллера о том, что я испугался и побежал, когда отряд противостоял двум террористам, никто не пытался скрыть, так что многие теперь презирали меня. В худшие моменты жизни я и сам в это верил: вина всегда преувеличивает наши страхи и отравляет доверие к собственной памяти. Причина, по которой я никогда не рассказывал свою историю Джули, заключалась не в страхе, что она мне не поверит. Нет. Я боялся не поверить себе самому…

Так что меня переполняли ядовитые опасения, когда я поднимался за Сандрой Сэндс по двум маршам давно выведенных из строя эскалаторов на второй этаж. Наверху передо мной предстала картина разгромленного офиса, где полусгоревшие остатки столов баррикадой громоздились вдоль одной из стен, мотки проводов свисали из дыр, пробитых в низком потолке, сбитый ковер на полу белел следами водяных потоков, и повсюду лежали кучи собачьего дерьма.

Я прошел по периметру этого загаженного пространства. Горячий спертый воздух до сих пор был пропитан гнилью и гарью. Жуткое место, совершенно неподходящее для того, чтобы отдать концы. Люди, участники преступления, давно исчезли, но они оставили после себя стул, на котором скончалась та блондинка, а зеленая краска, покрывавшая стол со стальной столешницей, была испещрена пятнами и царапинами в тех местах, куда убийца время от времени клал свои инструменты. Повсюду на зеленой поверхности виднелись капли и потеки крови. Много крови натекло под стул, а в радиусе нескольких футов от него весь пол был усеян мелкими брызгами.

Сандра Сэндс сказала, что имя убитой женщины – Вероника Брукс, или, точнее, это было то имя, которым она пользовалась на работе. По-настоящему ее звали Джеки Грант. Ей было двадцать пять лет. Она была элитной проституткой и работала в пригородном коттедже. Ее анкета вместе с анкетами еще двух десятков девушек размещалась на американском сайте «Уолдвайд экзотике», размещенном на подпольном сервере. У нее имелось около тридцати постоянных клиентов, большей частью бизнесмены. Она зарабатывала две тысячи фунтов ежедневно, или как минимум за два дня; всегда имела одежду и машины самого высшего класса. У нее был кембриджский диплом по специальности «современные иностранные языки», а на банковских счетах числилось более двадцати тысяч фунтов. Одним из ее клиентов был Энтони Бут – обстоятельство, из-за которого Дэйв Варном усиленно жал на все кнопки. А ее бойфрендом считался Дэмиен Наццаро, один из младших членов семьи Вителли, тот самый, что сопровождал Барри Дина на Кубу. Вчера рано утром она умерла здесь, а Крэйг Стивене был убит почти на том же самом месте восемнадцать часов спустя, когда я отправлялся в гости к Барри Дину.

Был ли у Вероники Брукс хоть какой-нибудь шанс, когда ее притащили сюда? Возможно, она видела трупы собак на крыльце и пыталась сбежать, но Стивене заставил ее подняться по безжизненным эскалаторам, вынудил раздеться. Силой усадил на стул, хлестал ее по бедрам. В глаза ей бил яркий свет, а сбоку нацелился черный глаз равнодушной видеокамеры. Должно быть, крики эхом отдавались от низкого потолка, но окна были забаррикадированы, и вокруг не было никого, кто мог бы ее услышать, кроме человека, который ее убивал.

– Есть в этом здании работающая телефонная линия?

– Насколько мне известно – нет, сэр.

– Не важно. Он мог пользоваться мобильным телефоном. Или мог просто снять ее на видео.

– Кто,сэр?

– Крэйг Стивене. Он получил ключи от этого здания в агентстве «Квадрат». Он убил здесь Веронику Брукс и сторожевых собак. Заснял убийство, утопил труп в реке вместе с дохлыми собаками, а потом вернул ключи в «Квадрат», сбежал к себе в квартиру и сделал копию фильма, который, несомненно, изготовил для собственного пользования. Потом он отправился к Барри Дину – показать, что он сделал.

– Я просмотрела это видео, сэр.

– Я тоже. А его как убили?

– Выстрелом в голову. Как раз возле того стула, где погибла она. Пятна крови показывают, что он в это время стоял на коленях.

– Так что получилось нечто вроде казни. Что ж, заслуженное наказание.

– Если вам известно об этом что-то еще, сэр, вы должны мне рассказать. Или, лучше, поедем со мной, и вы сделаете заявление Макардлу. – Ее взгляд стал обвиняющим. – Вы же что-то знаете, правда?

– А что случилось с нашим подшучиванием, жизнерадостной перебранкой и неохотным признанием моих дедуктивных методов?

–  Я считаю, что как законопослушный гражданин вы должны открыть относящуюся к делу информацию, сэр.

– Почему это вдруг мне вспомнился Тони Макардл?..

– Он думал, что вам, возможно, будет легче, если вы сначала побеседуете со мной, – призналась Сандра Сэндс.

– И он был прав. Что ж, значит, Веронику Брукс убил Стивене. Это очевидно. Не знаю уж почему, но мне кажется, Барри Дин хотел, чтобы так случилось. Потом об этом узнал Дэмиен Наццаро. Может быть, Барри Дин показал ему видео. Или, более вероятно, Дин переслал ему копию по электронной почте. Вот Наццаро и отправился ловить Стивенса. Заманил его сюда – или заставил прийти под дулом пистолета – и застрелил. Мне кажется, вам нужно разыскать Дэ-миена Наццаро, детектив Сэндс.

– Не волнуйтесь, сэр. Старший инспектор Макардл пришел к тому же выводу и разослал ориентировку.

– Он думает, это что, любовная размолвка? Ревность? Разборка между Наццаро и Бутом?

– Должна вам сказать, сэр, что Макардл сильно рассердится, если вам удастся выкинуть еще что-нибудь.

– Наподобие визита к Барри Дину? – Я поднял забинтованную руку. – Что вы, я получил урок.

Еще одна ложь. Ну ничего, лжи здесь уже так много, что это уже не важно.

26

Элитная проститутка, имеющая связи с Энтони Бутом и с младшим членом семейства Вителли. Девушка по вызову, у которой есть анкета в Интернете. И Барри Дин, дизайнер веб-сайтов для Вителли.

Злодей, роковая женщина и козел отпущения.

Я свернул с Сити-роуд на Пентонвилл-роуд, обгоняя везде, где только мог, получая в ответ широкий ассортимент негодующих жестов. «Клэш» на полную громкость. Приближающиеся фары встречных машин бьют по ветровому стеклу, теплый воздух овевает мой локоть.

Кажется, я распутал загадку.

Пришло время Армагеддона.

«Скорпио» Тони Макардла и две патрульные машины почти перекрыли движение на улице возле здания, где жил Барри Дин. Показав удостоверение, я прошел мимо патрульного у дверей и предстал перед Дэйвом Варномом. Он ждал меня в коридоре.

– Нам стоит прекратить встречаться, – сказал я.

Варном был в белом полиэтиленовом комбинезоне, в виниловых перчатках и в белых бахилах, капюшон надежно прикрывал ему лицо. Под левой мышкой просматривались очертания кобуры.

– Мне казалось, я доходчиво объяснил, что вы не принимаете больше участия в этом расследовании. Убирайтесь отсюда.

– А я чувствую себя ответственным. Вам бы тоже следовало так себя чувствовать, зная, что двоих людей убили из-за того, что вы использовали Барри Дина как приманку в своем дурацком плане.

Варном шагнул на две ступеньки вниз и встал так близко, что мог бы погладить меня по голове. Мое лицо оказалось на уровне его пояса.

– Убирайся отсюда, тупой пигмей. Тебе потребуется масса времени, чтобы объяснить дисциплинарной комиссии всю ту неразбериху, которую ты учинил… И это только начало…

– Теперь я знаю, из-за чего все произошло, – не сдавался я. – И очень сомневаюсь, что вы это понимаете.

– Ни черта ты не знаешь. Отправляйся домой, иначе мне придется попросить кого-нибудь арестовать тебя.

Я спустился по лестнице и позвонил Макардлу. Он вышел из дома пять минут спустя. Откинул капюшон своего белого комбинезона, снял перчатки и огляделся по сторонам. Когда увидел, что я облокотился о патрульный автомобиль, подошел ко мне. Лицо его налилось кровью.

– Я не хочу причинять беспокойства, – начал я, – но мне известно, почему был убит Барри Дин.

– Сандра Сэндс сообщила мне, что вчера вы были на квартире Крэйга Стивенса, – перебил Макардл.

– Она сказала вам это?

– Разумеется, сказала. Кроме того, соседка записала номер вашей машины и передала его местному отделению. А потом вы приехали сюда и получили тяжелую рану. Об этом мне рассказал Дэйв Варном, так что даже и не начинайте оправдываться. Вы чертовски прокололись – и теперь за это поплатитесь.

– Я полагаю, вы смотрели видеофильм, где заснято убийство Вероники Брукс, она же Джеки Грант? Ее убил Крэйг Стивене, потому что она была вовлечена в попытку шантажа Энтони Бута. Софи Бут кое-что позаимствовала у своего дяди. Барри Дин устроил так, что ее убил Крэйг Стивене, и выкрал жесткие диски из ее компьютера. Он воспользовался ими, чтобы шантажировать Энтони Бута. Дэмиен Наццаро это обнаружил – или ему подсказали – и убил Стивенса и Дина.

Макардл расстегнул молнию своего комбинезона, вытащил сигареты и закурил, не сделав мне обычного вежливого приглашения.

– Наццаро действительно сюда приходил и колотил в дверь ногами – у нас есть видеоматериал. Но Барри Дин к тому времени уже испарился. Насколько нам известно, он сейчас летит на Кубу. Мы тут перевернули вверх дном всю квартиру и получили образец ДНК, но я не жду, что эксперты обнаружат что-то новое. – Он затянулся сигаретой и добавил: – О чем вы думали, спугивая важного свидетеля?

– Это не оправдание, – быстро сказал я. – Но если это может вас заинтересовать, он не был замешан в этом деле.

Он был страшно раздражен, когда я его навестил, и неудивительно. Он, вероятно, только что сообщил Наццаро о Веронике Брукс и собирался отправиться в аэропорт, пока Наццаро выслеживает Крэйга Стивенса. Я понимал, что вмешался некстати, но был совершенно прав. Именно он заказал убийство Софи Бут.

– Поезжайте домой, Джон, – велел Макардл. – Поезжайте домой, или возвращайтесь в Т12, или идите к чертовой матери – мне без разницы. Я жалею о том, что привлек вас к делу.

– Дин что-то взял у Софи Бут. Он понял, что это у нее есть, когда увидел один из ее клипов. И без сомнения – эта программа находится у него в компьютере.

– Если у Дина есть компьютер, он не здесь. – Макардл бросил сигарету и затоптал ее ботинком. – Поезжайте домой. Поспите немного, а потом все изложите в письменной форме. Вам следует объяснить, почему вы вторглись в квартиру Крэйга Стивенса и зачем вы посещали Барри Дина.

– Я знал, что Дин замешан в другом деле, что он принимал участие в продаже порнодисков школьникам. Думаю, что Дин и Наццаро промышляли этим на пару, вот как Дин познакомился с Вероникой Брукс.

– Вот и напишите обо всем этом, – вздохнул Макардл, повернулся ко мне спиной и ушел в дом.

Я поехал домой.

Как только я открыл дверь квартиры, из темноты выплыл Архимед. Он нацелил шпоры своих лап прямо мне в лицо. Я пригнулся, хотел схватить его здоровой рукой, но промахнулся. Архимед ударился об пол. Крылья робота бешено скребли по полированному буку, пока его когти не отыскали твердую опору, он подскочил вверх и улетел с потрясающей скоростью, ударился о кушетку, завертелся юлой. Крылья неистово вращались, хотя синхронность их движений слегка нарушилась. Я подоспел к Архимеду, когда он пытался разбить стеклянную дверь на балкон.

Он бился у меня в руках, голова болталась, крылья трепыхались. Робот превратился в легкую вибрирующую оболочку, начиненную взбесившейся электроникой. Всякий раз, когда я отпускал его, он пытался вырваться и налететь на стену. Должно быть, он проделывал это уже не раз – стеклянное забрало на его мордочке было покрыто трещинами и дырами, тельце съежилось, смялось под плотной волной нейлоновых перьев. На голых кирпичных стенах появились отметины в тех местах, где Архимед налетал на них на полной скорости. Наконец мне удалось приоткрыть клапан на его брюхе, покрытом белыми перьями, и отключить птицу.

Я принял душ, предварительно завернув раненую руку в полиэтиленовый пакет. Решил прилечь на кровать всего на минутку, а проснулся семь часов спустя. Я выпил достаточно кофе, чтобы нанести ущерб своему желудку. На автоответчике обнаружил восемь сообщений. Стер их все и позвонил Джули. Рассказал ей об Архимеде.

– У меня большие неприятности, – добавил я.

– Не уверена, что мне хочется о них слушать.

И все-таки я рассказал. Сообщил, что я отстранен отдела. Рассказал, что тем не менее проявил некоторую инициативу. Упомянул, что произошло еще два убийства.

– Возможно, мне придется предстать перед дисциплинарной комиссией, – добавил я.

– Такое с тобой уже случалось.

– Тогда меня оправдали. Теперь все будет по-другому. Я нарушил должностные инструкции.

– Но ты поступал так, как считал нужным?

– Возможно, я ошибался.

– Ну, если ты проиграл, то по крайней мере играл по своим собственным правилам.

– Ты полагаешь, это меня утешит?

– Тебе не следовало так поступать. Но ты поступил именно так. Надежду внушает то, что это все-таки было правильно.

– Мой последний выстрел по собственной славе – так считают полицейские, мои сослуживцы.

– Значит, они не особо высокого о тебе мнения.

– Слушай, Джули, я могу успеть на «Евростар»…

– Нет, Джон.

– Я мог бы оказаться в Брюсселе уже через пять-шесть часов.

– Нет, Джон, это плохая идея.

– Я должен тебе кое-что рассказать. Сделать признание. Или нет, не признание, не совсем так. Идиотская попытка объяснить, почему я потерпел такое поражение. Кое-что, что я должен был рассказать тебе с самого начала. Джули, я хочу поделиться с тобой теперь, но не по телефону.

– Что-то слишком важное, чтобы говорить об этом по телефону, но не столь важное, чтобы ты молчал об этом год?

– Я не виню тебя за то, что ты язвишь. Я могу успеть на «Евростар». Тогда я буду у тебя к завтраку.

– Ты предал нашу любовь, Диксон.

– Я был идиотом. Я боялся…

И я действительно боялся. Моя ладонь на пластмассовом корпусе мобильника сильно вспотела. Горло саднило той болью, какая появляется после того, как поплачешь.

– Значит, ты мне не доверял, – попрекнула Джули.

– Да я и сам себе не доверял. Молчание.

Выдержав паузу, я добавил:

– Я представил себе тихое кафе, или тот парк, о котором ты мне рассказывала. Тот, что перед дворцом…

– Ты уже и так долго ждал, чтобы рассказать мне свою историю. Ничего не случится, если подождешь еще немного.

–  А пока мы останемся… кем? Добрыми друзьями? Приятелями, которые любят поболтать по телефону?

Молчание. Тихий вздох.

– Тебе придется мне поверить, раз я говорю, что не брошу тебя… Так когда она соберется, эта дисциплинарная комиссия? Если она вообще будет.

– Официально мне еще не сообщили. Но у меня есть ощущение, какое бывает, когда стоишь на платформе в метро, и вот-вот придет поезд. Когда движется воздух и поднимается ветер.

– Но ты еще не видишь в туннеле огней и не слышишь грохот?

– Еще нет.

– И не можешь удержаться, чтобы не влезать в неприятности?

– Ведь дело еще не закрыто. Два человека, которые за этим стоят, по-прежнему на свободе. И я не знаю, что Энтони Бут…

– Мне кажется, ты должен спокойно сесть и разобраться в своей жизни. Подумай, чего ты в действительности хочешь. Я вернусь через две недели. Знаю, для тебя это большой срок, но как-нибудь перетерпишь. Будь мужчиной. Зато потом, обещаю, я выслушаю все, что ты захочешь мне рассказать.

– Она так и собирается сделать, – заключил Ник. – Зачем бы она вообще стала с тобой разговаривать, если не собирается?

– Не знаю уж, – протянул я. – Из жалости. Из ложного чувства милосердия. Из-за сознания собственной вины.

Мы сидели за одним из расшатанных деревянных столиков для пикников на веранде «Головы». Заведение потихоньку наполнялось любителями выпить за ленчем. Цепочки быстро плывущих облаков заполняли небосвод от края до края.

Солнце приобретало бронзовый оттенок. Воздух был напоен влажной росой. Нависшие над нами тени от больших тентов, установленных на террасе, не приносили облегчения. Большинство торговцев, выстроившихся вдоль края тротуара, начали заворачивать свой товар в газеты и укладывать в ящики из-под бутылок и в обтрепанные картонные коробки.

– Это все твое гребаное чувство собственного достоинства, – сказал Ник. – Ты должен гордиться, что у тебя такая девушка, как Джули. А вместо этого ты сидишь размышляешь о том, что с тобой произошло, и ждешь, когда она образумится и бросит тебя.

– Так ведь она и бросила. Уехала.

Ник стукнул кулаком по выцветшей доске столешницы. Его пальцы были украшены кольцами, ногти обгрызены.

– Проснись! Она уехала в Брюссель на работу. Она вернется.

– Мы вообще-то повздорили месяц назад, – признался я. – Из-за того, что она хотела иметь заработок, если будет жить со мной.

– Да разве стала бы она еще с тобой разговаривать, если бы не хотела жить с тобой? Вот уж не думаю.

– Я собираюсь ей рассказать о Спиталфилдсе.

– Вот и хорошо. Давно пора. А ты вместо этого занялся самообвинениями. Конечно, тебе было проще, чтоб она уехала, чем заставить себя рассказать ей ту историю.

– Может быть.

– Да не может быть, а точно. – Ник отпил пива из своей бутылки, после чего обтер с губ пену, как бы достигнув той точки, на которой следует прекратить дискуссию. Его щетинистые волосы, темные очки с толстыми стеклами, кожаная жилетка и черные кожаные штаны делали его похожим на Роя Орбисона.

– Во всяком случае, – произнес я, поднимая с пола и выкладывая на стол ноутбук, – вот то, ради чего мы здесь. И он тоже здесь.

–  Все в порядке?

– Судебного преследования не будет, так что он не понадобится в качестве вещественного доказательства.

– Я имею в виду, информация сохранилась?

– Разумеется. Его даже и не включали. Только подключили считывающее устройство. Оно обходит операционную систему и делает копию содержимого жесткого диска, ничего не добавляя и не удаляя. Все файлы на своих местах. Копия диска будет приложена к делу, но я сомневаюсь, что кому-то придет в голову изучать эти материалы. Концерт окончен.

– Не совсем так, – покачал головой Ник. – Джефф подумывает вернуться в Штаты. Местная Лига благопристойности узнала об операции и пикетировала его дом. Вчера ночью кто-то бросил в окно кирпич. Джефф отправил жену и сына в гостиницу. Скажу тебе, Джон, эта дерьмовая история заставила меня решить: если я все-таки отправлюсь в поездку по Миссисипи, то заберу с собой всю свою семью и не вернусь. Когда был принят Акт о правовом регулировании следственных полномочий, я подумал, твою мать, это же идиотский закон, его нельзя применять! Эта страна живет не за счет ткацких фабрик, у нас информационная экономика. Пытаться остановить поток информации – все равно что пытаться остановить реку. Но власти встраивают в компьютерные системы черные ящики и направляют информационные потоки на анализ содержимого. А после принимают закон о регулировании Интернета и контроле над информацией, потом – закон о защите детей. Я подумал: ведь это то же самое, что полный запрет. Не высовывай голову – не получишь по башке. А потом Инфовойна еще более ухудшила обстановку, потому что подарила членам Лиги благопристойности и сторонникам «Малой Англии» реального врага, предлог загнать всю страну назад, в пятидесятые годы прошлого века. Раздельное обучение, обеты целомудрия… У меня есть племянница, ей только что исполнилось шестнадцать. В прошлом месяце она приняла обет целомудрия. А вскоре после того перерыла все записи моего брата и сожгла то, что входит в список, который ей дала руководительница местного отделения Лиги благопристойности. Заявила собственному отцу, что это делается ради его же блага, и пусть радуется, что она не отнесла материалы в полицию… Гори все синим пламенем, я всерьез думаю, как поскорее отсюда уехать, пока мне не наступили на горло.

– Может, и я с тобой поеду, – сказал я. – В смысле, на Миссисипи. Похоже, у меня теперь куча свободного времени.

Я приехал в Т12. В офисе толпились техники, секретари и полиция в штатском – все с пластиковыми стаканчиками с белым вином или банками пива. Пит Рейд сунул мне в руку холодную банку и обрадовал:

– Обмываем окончание дела!

А я и забыл о деле Мартина. В центре офиса, окруженная коллегами, стояла Элисон Сомерс. Она с воодушевлением болтала. По-видимому, она все-таки набрала первую космическую скорость и была готова никогда уже не возвращаться на поверхность планеты Т12. Я почувствовал себя таким тяжелым, словно меня в одиночестве оставили на Юпитере.

– Мартину дали триста лет строгого режима, – сообщил мне Рейд. – И по сотне Локсли и Кернану. Солидный результат, сынок.

Рейчел Суинни настойчиво пробивалась ко мне через всю комнату. Вовсе не требовалось быть детективом, чтобы увидеть: новость, которую она так торопится мне сообщить, явно не из приятных.