Текст книги "Паутина"

Автор книги: Пол Дж. Макоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Энтони Бут ничего не ответил, и я добавил:

– А вот чего я не понимаю, так это почему вы не рассказали всего полиции после гибели Софи.

– Я не знал тогда, что Барри Дин стоит за похищением программы и того, что вы назвали «штуковиной».

– И за убийством Софи?

– И за этим тоже, конечно.

– Выкладывайте, – предложил я. – Вы хотели справиться сами. Вы хотели откупиться и замять дело. Вы бы не сообщили полиции о шантаже, даже если бы знали, кто вас шантажирует, а я думаю, вы знали, что это – Барри Дин. Он наверняка хотел, чтобы вы знали, что это он. Таков его стиль.

– Я признаю не больше того, что хочу признать, инспектор.

– Да. Люди вроде вас всегда таковы. Вам нравится думать, что вы у штурвала.

– Я делал что мог.

– Например, подделали письмо Барри Дина и направили его на адрес Софи в «Интернет-Волшебнике»? Надеялись, что полиция уловит намек, выследит Барри Дина и обвинит его в убийстве, но так и не установит, что он украл?

– Если бы я что-то такое и сделал, инспектор, мне бы следовало выразить разочарование в том, что полиция сплоховала.

Зато я не сплоховал. Впрочем, тоже попался на крючок, и не только Энтони Бута, но и Дэвида Варнома. Дон Фаулер проанализировал фото Софи Бут, направленное мне через кубинский ретранслятор. Я думал, что это Барри Дин дразнит меня снимком Софи Бут, сделанным через несколько мгновений после того, как ее убили, а оказалось, это – подделка. Изображение мертвой девушки подправили, а ее отеки в виде чулок, запечатленные на снимке полицейского фотографа, стерли в программе по обработке изображений. Нехитрая наживка, брошенная мне Дэвидом Варномом и Анн-Мари Дэвис… А я, как дурак, клюнул.

Я продолжил разговор с Энтони Бутом:

– Вы, безусловно, порядком разочарованы действиями полиции. Проблема в том, что мы не в игры играем. Мы живем в реальном мире, в мире причин и следствий, где невозможно произвести перезагрузку, невозможно вернуться назад, если сделаешь что-то не так. Найдена мертвая девушка, зверски убитая, и на простынях осталась сперма ее дяди. Что еще могло прийти в голову детективам? Вам следовало рассказать о попытке шантажа. Вам следовало рассказать всю правду.

– А что я мог сделать, будучи частным лицом? Поручить кому-нибудь убить негодяя?

– Готов спорить, вы об этом думали. Возможно, даже наводили справки. В сущности, даже надеюсь на это, поскольку мы об этом узнаем. Но Барри Дин принадлежал семейству Вителли, и ни один наемный убийца, будучи в здравом уме, такой заказ не принял бы.

– Закон не запрещает наводить справки, инспектор.

– Фактически это уже само по себе нарушение закона. Заговор с целью убийства карается самое меньшее пятью годами. К сожалению, человек с вашими связями отбыл бы, вероятно, минимальный срок в одной из открытых тюрем.

– Тогда я ничего не признаю. Однако скажу, что разочарован тем, как все обернулось, не меньше вашего.

– Я бы не охарактеризовал свое нынешнее чувство как разочарование.

За все это время Энтони Бут так и не обернулся. Я пытался уверить себя, что он поступает так из стыда, а не из надменности. Он пожал плечами.

– Дело не доведено до конца. Официальная версия изящна, но мы знаем, что два главных игрока скрылись.

– Вас беспокоит, что не свершилось правосудие над убийцей вашей племянницы, или та программа, что забрал с собой Барри Дин?

– Он связался со мной, инспектор. И заявил, что, если я не выкуплю у него программу, он опубликует ее в сети.

– Уверен, что такой умелец, как вы, мог бы переписать программу и залатать дыру.

– В теории – да. Но моя программа защищена аппаратными средствами. Она внедрена в чип «красной линии», образующий основу АРЭСН. Пришлось бы заменить каждый чип в каждой камере. Это разрушило бы нынешнюю конфигурацию АРЭСН. АРЭСН не просто компьютерная программа, это сложное явление, итог взаимодействия десятков тысяч простых элементов – автономных и распределенных. Система растет и учится более двух лет. Она столь же индивидуальна, как вы и я. Думайте о ней, как о ребенке, инспектор. Как о моем ребенке. Удаление чипов «красной линии» равносильно убийству.

– Это лишь ваша точка зрения.

– Я всегда считал, что каждый полицейский должен ценить АРЭСН, инспектор.

– У меня нет возражений против самой АРЭСН или против любой надежной управляемой системы слежения, – ответил я. И это была правда. Если бы камеры слежения действовали в ту ночь в Спиталфилдсе, если бы не были обрезаны их кабели, забрызганы краской их объективы, если бы электромагнитным импульсом не были выведены из строя их чипы, а центры управления не понесли бы ущерб из-за перебоев с энергией и компьютерных вирусов, не стояло бы и вопроса о том, что случилось. – Я даже воспользовался АРЭСН в этом расследовании. Проблема в том, что, если одно лицо имеет к ней привилегированный доступ, ее безукоризненность может быть подвергнута сомнению. Вы сказали, что она бесстрастный свидетель. Но это неверно, если хоть кто-то способен уйти от ее взгляда.

– Я могу дать вам денег, инспектор. Скажем, купить у вас эти фотографии.

– Я не удивлен, что вы прибегаете к столь отчаянным мерам, мистер Бут. Безусловно, наше правительство и те пятнадцать крупных городов США, которые купили АРЭСН, не особо обрадуются, узнав о существовании вашей программы. И, вне всяких сомнений, еще меньше их обрадует, когда они узнают еще об одной особенности, о которой вы пока им не сообщили.

– Я не пожалею денег, инспектор. Они разрешат вам преследовать Барри Дина, чтобы отомстить за смерть Софи.

– Вы ведь не разбираетесь в людях, верно?

– АРЭСН дорога мне, как любой ребенок его родителю. Я готов заплатить, чтобы она не пострадала.

– Не думаю. Помимо всего прочего, полагаю, что у вас уже есть кто-то, кто над этим работает.

На обратном пути я бросил конверт, содержавший пять фотографий, на серебристые доски террасы. В конце концов, это были просто копии.

29

Мир ныне недостаточно велик, чтобы в нем затеряться. Любое его место связано с любым другим: воздух самой мертвой пустыни и волны самой отдаленной части океана – все пронизано электронной трескотней. Мы когда-то верили, что мир битком набит (крыло к крылу) незримыми и вездесущими ангелами, шепчущими Слово Божие всякому Его творению… Теперь нашу плоть омывает непрерывный и вездесущий поток информации, квантовые пакеты, нити нулей и единиц – на пути откуда-то куда-то… Насколько иные сны мы видим?

Одного из пассажиров я узнал сразу. Это не было совпадением. Ни один самолет не летит из Англии на Кубу, но «КЛМ» предоставляет своим клиентам удобный маршрут с вылетом из Хитроу в Амстердам и пересадкой на рейс Шип-хол-Гавана. Воспользовавшись полицейской сетью, я потратил лишь пару минут на получение списка пассажиров.

Как только погасли предупреждающие надписи, я поднялся со своего кресла, двинулся по вибрирующему проходу и миновал символический занавес, отделяющий эконом-класс от бизнес-класса. Я чувствовал себя беззаботным ангелом, скрывшимся от очей Господа. Горизонтальный свет хлынул в окна. Здесь, над облаками, солнце сияет всегда, а мои замечательные часы теперь показывали только время.

Детектив Анн-Мари Дэвис сидела, откинувшись на спинку кресла. Глаза прикрыты компьютерными очками, в ушах – наушники, пальцы рук едва заметно шевелятся. На каждом – по кольцу, и каждое кольцо связано инфракрасным лучом с небольшим компьютером, расположившимся у нее на коленях. Вылитая устрица, извлекшая выгоду из миллиарда лет эволюции, в рифленой перламутровой раковине и с крошечными золотыми и красными огоньками, застенчиво посверкивающими меж створок.

Я потянул очки на себя. Причудливые картины отразились от глаз детектива Дэвис. Я отпустил очки, они, резко хлопнув, вернулись на место. Деловая дама, сидящая рядом, покосилась на меня, а когда я смерил ее уничтожающим взглядом, сделала вид, будто поглощена газетой, которую читала до этого.

– Детектив Дэвис, какой приятный сюрприз, – произнес я.

Дэвис спустила очки на шею и нажала кнопку сбоку сиденья, спинка немедленно поднялась. Ее кресло было примерно вдвое шире, чем мое в экономклассе.

– Вам здесь делать нечего! – заявила Дэвис.

– Судя по всему, мы оба летим на Кубу. Вы одна, или Варном где-нибудь прячется?

– Я не собираюсь с вами разговаривать, – отрезала она. – И повторяю – вам здесь делать нечего.

– Даже если мы оказались в одном самолете и держим путь в одно и то же место, чтобы увидеть одного и того же человека? Как я понимаю, вы действуете на основании моего доклада.

Дэвис наградила меня холодным взглядом и нажала другую кнопку. Наверху вспыхнул свет. Она вызвала кого-то из экипажа.

– Повторяю еще раз, вам здесь делать нечего. Здесь бизнес-класс, а ваше место в экономклассе, с прочим быдлом. Не знаю, что вы намерены делать на Кубе, и надеюсь, что мне не придется об этом беспокоиться. Разговаривать с вами я не собираюсь. Так что валите туда, откуда пришли.

Соседка, съежившись, отодвинулась как можно дальше от Дэвис, ее газета захлопала по овалу иллюминатора, и люди на фотографиях будто ожили.

– Не важно, где я сижу. Я в том же самолете, что и вы, и лечу с той же скоростью в то же место. Думаю, мы еще встретимся на Кубе, учитывая наш обоюдный интерес.

– Я не желаю вас видеть. Никогда и нигде, – бросила Дэвис.

Трудно было что-либо прочесть на ее лице, суровом и костлявом, как у пресвитерианского проповедника, решительном, добела отполированном скрабом. Ее черные, коротко стриженные волосы, как я теперь сообразил, походили на прическу Жанны д'Арк или монаха без тонзуры. Воин Господень времен Инфовойны. Она повела подбородком из стороны в сторону, как если бы ей в рот попало что-то невкусное, и добавила:

– Если вы хоть что-нибудь соображаете, держитесь от меня подальше. Вы славно проведете время и вернетесь отдохнувшим и бодрым, готовым к дисциплинарному слушанию.

– Вы работаете на НСКР или на вашего друга Дэвида Варнома? Надеюсь, что на НСКР, хотя не могу взять в толк, что вы можете делать в стране, с которой мы фактически воюем. Если вам не хватит осторожности, вы тоже сможете обеспечить себе дисциплинарное слушание.

Стюардесса закончила загружать контейнеры с обедами в утробу своей тележки и двинулась к нам – вернее, к детективу Дэвис, чтобы узнать, что ей нужно. Дэвис нацепила очки на глаза, заткнула уши наушниками и откинулась на спинку кресла, превратившись в памятник себе самой, возложенный на наклоненный катафалк.

Я не стал спорить со стюардессой и вернулся к своему убогому местечку в экономклассе. Отчаянно хотелось курить, но в самолете, увы, не положено. Даже мои «Тропик Ультра», которые, как все мне твердят, вообще не сигареты. Блок, купленный в магазине беспошлинной торговли в Хитроу, лежал запечатанным в наплечной сумке под моим сиденьем, но я не мог вскрыть его, пока не покину самолет. А никотиновым пластырем я не пользуюсь, поскольку его действие слишком уж похоже на настоящие сигареты. Я подумал, что поездка окажется более трудной, чем я ожидал.

30

Несмотря на свой новый статус убежища данных и свободной информационной зоны, Куба – все еще революционная социалистическая страна. Она по-прежнему хранит верность принципам Конституции 24 февраля и идеологии фиделизма. Куба пережила период американской экономической блокады, падение Советской империи, провозглашение Китаем Второго пути и воссоединение Кореи. И все-таки прибывшие на Кубу пассажиры обыскиваются с головы до ног.

Детектив Дэвис покинула самолет, проследовала через здание аэропорта и, взяв такси, направилась в Гавану, меж тем как я торчал с остальными пассажирами экономкласса в диком зное длинного бетонного коридора. Единственный вентилятор, вмонтированный в пол, присутствовал, очевидно, ради насмешки. Коридор вел к явно недоукомплектованным деревянным кабинкам Службы иммиграции и таможни. Лишь после часа шарканья мимо знаков «Не курить» и выцветших извещений на пяти языках с просьбой извинить за временные неудобства, вызванные второй фазой реконструкции международного аэропорта Хосе Марти, я наконец-то попал в главный зал. Под стеклянной крышей, плавающей без видимой поддержки над мраморным полом, толпился народ всякого возраста и цвета кожи, в шортах и ярких рубашках, сарафанах, топах и футболках. Люди тащили багаж на колесиках или склонялись над невероятных размеров сумками и рюкзаками. Женщины удерживали на головах корзины с фруктами или живыми цыплятами. Вереница людей в моторизованных инвалидных креслах проскользнула мимо, следуя за провожатым, воздевшим сложенный зонтик, словно маршальский жезл. Доставая первую сигарету, я заметил высокого худощавого молодого человека, неподвижного застывшего среди людских потоков и держащего над головой неровную полосу картона, на которой зеленым фломастером с жуткими ошибками было выведено мое имя.

Меня встречал двадцатилетний дружелюбный компьютерный фанат по имени Маркос Панама, единственный сотрудник кубинского банка данных, которым владела группа британских умников, включая и Чарли Уиллза из Т12. Именно через Чарли я связался с Маркосом Панамой. Первое, что я сделал после обмена рукопожатиями – передал ему конверт с половиной его гонорара в долларах США.

– Остальное по завершении, – сказал я.

– Нет проблем, – кивнул Маркос Панама, убирая конверт в одну из сумок на поясе. – Я уже начал отрабатывать свои денежки. Например, я знаю, где поселился сеньор Наццаро.

– Отель «Севилья». Он останавливался там в прошлый раз, и я звонил из Лондона, чтобы проверить. Не домосед он, этот мистер Наццаро. А как насчет Барри Дина?

– Я в растерянности. У него есть бунгало в Мирамаре, но оно пустует более четырех недель… Это весь твой багаж?

Сумка, собранная перед самым вылетом, висела у меня через левое плечо, а в правой руке я держал блок беспошлинных «Тропик Ультра».

– Это все, что мне нужно. Маркос Панама ухмыльнулся:

– Тогда пошли. Поверь мне, приятель, мы здорово повеселимся.

Он действительно был молод – легкий и щуплый мальчишка с гладкой оливковой кожей. Черные курчавые волосы коротко острижены, впрочем, оставлена тощая коса, свисающая чуть ниже плеч. Вырядился он в непомерно большую для него японскую футболку и мешковатые желтые шорты. На талии – широкий ремень со множеством кармашков, дешевые сандалии на ногах. Он бросил университет, так как мог сделать больше денег на информационном поприще, чем если бы получил профессию стоматолога, которую выбрали для него родители. Я узнал это и многое другое, пока мы ехали в город на крохотном ярко-зеленом электромобиле с прозрачной крышей. Нанесенная из распылителя краска представляла собой множество мельчайших солнечных элементов, соединенных в батарею, заряжавшую аккумулятор автомобиля. Кузов изготовлен из переработанной кокосовой скорлупы, укрепленной полимерами. Внутри было так тесно, что пришлось поставить сумку на колени, а блок сигарет бросить в ноги, ибо никакого другого места для них не нашлось. Я не возражал. Для этого я был слишком занят – я курил.

Маркос Панама сообщил, что Барри Дин работал через посредника.

– Его зовут Ибрагим Иснага. Он вернулся на Кубу после снятия экономической блокады и теперь занимается мелким экспортно-импортным бизнесом, без особых успехов. Сейчас владеет парой небольших порносайтов и анонимным ретранслятором.

– Aglet.cu?

– А, так ты знаешь…

– Любопытное совпадение. Возможно, тебе удастся что-то выяснить об этом анонимном ретрансляторе. Было бы неплохо установить, где находится сервер. Думаю, мне следует поговорить с мистером Иснагой.

Маркос поднял с переносицы защитные очки и посмотрел на меня:

– Если ты хочешь с ним поговорить, придется выложить что-то на стол.

– Я не интересуюсь тем, что продает Дин, мне нужен он сам, а Иснага должен знать, где он засел, – сказал я и закурил четвертую сигарету подряд.

– Раз уж ты на Кубе, приятель, я добуду тебе настоящего курева. «Кохибас», «Коронас», «Ромео и Джульетта», «Тринидад» – только назови. И по самой сходной цене.

– Я пытаюсь бросить.

– Куря эти? Поверь мне, ты уже бросил. Если ты куришь эти, ты не курильщик.

Нам удалось выбраться из транспортной пробки возле аэропорта, и теперь мы боролись с новой пробкой по дороге к Гаване. Дорогу разворотили, чтобы построить новое скоростное шоссе, и для проезда осталась одна полоса. Хотя Маркос ловко вел свою верткую машину, маневрируя среди крупных транспортных средств – огромных грузовиков, тракторов, автобусов, такси и просто легковых автомобилей, дружно выбрасывавших густые выхлопы в удушающе знойный воздух, уйма других электромобилей пыталась проделать тот же трюк, наряду с мотоциклами, скутерами, мопедами, обращенными в рикш, и моторизованными трехколесными велосипедами, влекущими тележки, доверху загруженные телевизорами, компьютерами или кондиционерами. А порой водители со встречной полосы, когда им надоедало торчать на месте, пытались проехать по нашей. Казалось, тут предпочитают звуковые сигналы тормозам. Сигналы ничуть не походили на короткие гневные возгласы гудков Лондона – здесь шел настоящий музыкальный диалог. Останки погибших автомобилей усеивали обочины. Поникшие цветы и фотографии покойников обильно украшали погнутые дверцы и разбитые ветровые стекла.

– Теперь у нас у всех есть свои машины, – пояснил Маркос. – Мы учимся самовыражению.

Мы миновали череду карет «скорой помощи». Я подумал, что они направляются к месту особо серьезной аварии, но

Маркос заверил меня, что это медицинские туристы, явившиеся на Кубу для лечения, которое в остальном мире либо запрещено, либо слишком дорого.

– Теперь многие сюда приезжают в надежде на клеточное омоложение, – сообщил мой водитель. – Это называется «хромосомная подтяжка», область геронтологии, а наши клиники – лучшие в мире.

Высокие пальмы, склонившие верхушки с неправдоподобно маленькими пучками зеленых листьев, замерли на фоне синего неба, такого яркого, что глазам больно… Громадные красочные плакаты большей частью восхваляли коммунизм. Я тут же вспомнил рассказ Джули о невзрачном коммунистическом магазинчике в Брюсселе с его мелкими сувенирами. Далее показался склон, где теснились лачуги, собранные из ящиков и мятых консервных банок – дома палестинских беженцев. По словам Маркоса, большинство приехало из деревень. Показалась фабрика, окруженная цепными изгородями, за ней вереница многоквартирных зданий, никогда не видевших ремонта – жилье, возведенное из некрашеных цементных блоков необученными добровольцами в дни экономической блокады.

Теперь мы угодили в затор иного рода: бибикавший и извивающийся вдоль улицы с торговыми рядами бытовой техники и электроники. Свежий ров красовался посреди дороги, на дне рабочие разматывали блестящие бухты оптоволоконного кабеля и раскладывали его по каналам с цветной маркировкой. Дети на улице продавали сигареты поштучно и пластмассовые зажигалки. Сладкое зловоние городских стоков прорывалось сквозь запахи выхлопных газов.

Гавана.

Отель представлял собой пятиэтажный бетонный куб на неописуемо оживленной трассе. По обе стороны от него раскинулись симпатичные одноквартирные домики, а мой душный номер обладал всеми прелестями муниципального жилья. Ковер, постланный прямо на каменный пол, был серым скорее по недосмотру, чем по замыслу производителя, а под окном оказался сморщенным и запятнанным, ибо дождь затекал внутрь через погнутую алюминиевую раму. Вентилятор на потолке не работал, а светильник над жестким изголовьем кровати зловеще гудел.

Маркос осмотрел номер с красноречивым выражением печали на лице и сообщил, что меня надули, и он может попросить своего друга сдать мне ненадолго квартиру.

– Я не собираюсь проводить здесь много времени, – уверил его я.

Приняв душ, я переоделся в чистую белую рубашку и легкие брюки. Затем мы с Маркосом вышли, и я приобрел мобильный телефон, чтобы тут же позвонить по нему в отель «Севилья». Наццаро в номере не оказалось, но Маркос предположил, что найти его будет легко.

– Как и ты, он должен был купить местный мобильник, а все телефоны, проданные приезжим, регистрируются.

– Это если он воспользовался своим настоящим именем.

– А ты воспользовался вымышленным? Нет. Потому что тебе потребовалось предъявить паспорт, когда ты покупал телефон.

Меня позабавила серьезность Маркоса. Он легко погрузился в роль провожатого, обладающего эзотерическим, но жизненно важным знанием.

– Номер зарегистрирован на его имя, не так ли? Никаких проблем, как у вас говорят.

– Наверное, ты путаешь меня с каким-то австралийцем.

– Я знаю многих австралийцев, – отозвался Маркос. Он отцепил свой телефон и пользовался его веб-функциями, сурово хмурясь тому, что вновь и вновь появлялось на экране.

– У тебя что, есть доступ к файлам полиции?

– Все номера телефонов – достояние общественности. Зачем их скрывать? Вот. – Маркос вручил мне телефон, когда зазвенел аппарат на другом конце линии.

Наццаро ответил и велел мне убираться к черту, как только понял, кто я такой.

– Нам следует поговорить о том, что интересует нас обоих, – произнес я, но меня уже никто не слушал.

Маркос забрал мобильник, и после нескольких гудков и чириканий на экране раскрылась карта улиц с красной точкой посередине.

– Легче легкого, как видишь, – заметил Маркос. – Информация полезна, только если умеешь ею пользоваться, а это то, чем сильна наша система. Так принято на Кубе.

– И у Барри Дина есть телефон?

– Я, конечно, посмотрел. Если есть, то это призрак. Незарегистрированный. Возможно, он получил такой у своего посредника. Ты бы хотел увидеть сеньора Наццаро?

– Безусловно. Я хочу сделать ему предложение, и, возможно, он знает, где Барри Дин. Но не слишком ли все просто?

– Он недалеко отсюда. Минуты две-три.

Оказалось пятнадцать. Потому что мы застряли в одном из сантерианских шествий, которые затеваются дважды в сутки ради туристов: женщины в белых блузах, в белых или красных юбках со множеством сборок, обшитых цветными лентами, извивались в притворном экстазе под бой многочисленных барабанов. Барабанщиками предводительствовал некто в цилиндре и фраке, с маской-черепом на лице. Происходило все это в старой части Гаваны, где здания в испанском стиле с балконами кованого железа, арочными окнами, деревянными ставнями, черепичными крышами и оштукатуренными стенами, выкрашенными свежими пастельными красками, выглядели слишком реальными, чтобы быть реальными, – словно безупречная репродукция самих себя.

Я сделал несколько снимков, пользуясь соответствующей функцией телефона, и послал их Джули. Стало жарко. Воздух отяжелел от непролитой влаги. Небо обрело цвет меди, огромные фиолетовые тучи скопились на юге над гребнями крыш. Часы показывали два пополудни, но мне казалось, что уже вечереет.

Мы прошли через небольшой парк с деревьями и вытоптанной травой. Напротив него в подвале одного из зданий пастельных тонов находился бар: полумесяц столов перед широкой лестницей, ведущей вниз, к стойке, и еще столы в клинышке парка через улицу. Наццаро сидел у деревянного стола под перечным деревом с двумя молодыми мужчинами и женщиной, моложе прочих, которую снял со своих колен, едва я приблизился. На ней был желтый купальник из лайкры и тугие белые шорты. Она бросила на меня скучающе оценивающий взгляд и отошла в сторону.

– Никак не избавишься от старых привычек, Дэмиен? Корчишь из себя сердцееда, а на самом деле просто любишь шлюх.

На миг в темных глазах Наццаро мелькнул гнев. Затем он улыбнулся:

– Видел, как ты на нее смотрел. Знаю, ты думаешь, что она красива. Молода, красива и готова на все.

– Это Гавана, – произнес один из молодых людей. Он был в соломенной шляпе с красной тульей и слегка косил. Его небритый спутник показал в улыбке несколько золотых зубов и небрежно убрал ладонь внутрь канареечной рубахи, расстегнутой до пояса.

– Шлюха остается шлюхой, даже если берет две тысячи фунтов в день, – продолжал я, обращаясь к Наццаро. – Сколько потребовала с тебя Вероника Брукс, Дэмиен?

– У нас все было по любви, – ответил он, внезапно насторожившись.

На нем были короткие лосины и черная тенниска. Пальцами он теребил края лейкопластыря на правом плече. Руки выше локтя покрывали небольшие старомодные татуировки – кинжал, роняющий капли крови, развернутые веером карты, смерть с косой и три анимированных картинки – череп с дрожащим в глазницах пламенем, две нагие девки, обнимающие друг друга, будто змеи, и кобра, с зубов которой бесконечно капает дымящийся яд.

– Тебе такие нравятся? – Наццаро перехватил мой взгляд. – Могу устроить.

– Скажи своим друзьям, чтоб проваливали, мне нужно с тобой кое о чем спокойно поговорить.

– Мне их сделали, когда я был здесь в последний раз, – усмехнулся Наццаро, погладив пальцами карикатурно яркую пару девиц, извивающихся над левым локтем. – Здесь делают лучшие в мире анимированные татуировки.

– Это Гавана, – опять вставил тип в соломенной шляпе. Я подтянул к себе стул и сел.

– Нам надо поговорить серьезно, Дэмиен.

Его улыбка исчезла. Юнец в шляпе наградил меня мрачным уничтожающим взглядом, тип в желтой рубахе сказал Наццаро что-то по-испански, тот покачал головой и обратился ко мне:

– Не помню, чтобы я тебя приглашал, но ладно, так и быть. Валяй, что там у тебя.

– Сперва прикажи своим друзьям мотать отсюда. Улыбка вернулась к Наццаро.

– Нет, не согласен. Скажи мне, зачем ты здесь.

– Сам знаешь.

– Послушай, у меня не было ничего общего с Софи Бут, понятно?

– Почему ты о ней сейчас вспомнил, Дэмиен? Совесть тревожит?

– Да с чего бы? – откликнулся он, избегая, впрочем, моего взгляда.

Явился официант в длинном белом переднике. Я сказал ему, что зашел просто переговорить с приятелем. Наццаро заказал ром и предложил мне:

– Тебе бы стоило попробовать. И стоило бы расслабиться. Успокоиться. Здесь Гавана, а не Лондон. А это что, твой помощник? – Он указал на Маркоса Панаму, прислонившегося к своей незаконно припаркованной машине. – Тебе нужно что-то помощнее этой детской игрушки.

– Я могу сломать ее, – заявил юнец в шляпе. Проигнорировав его реплику, я продолжил:

– Почему ты работаешь на Энтони Бута, Дэмиен?

– А кто говорит, что это так?

Я открыл конверт, достал два снимка и положил на стол возле полного льда бокала Наццаро. Обе фотографии были получены из кэша камеры наблюдения на фасаде дома, где находилась квартира Энтони Бута. Кадры были сделаны через два дня после возвращения Наццаро в Лондон и демонстрировали оного, с важным видом приближающегося ко входу в здание: на одном – лицо крупным планом, на другом – общий вид с номером дома на латунной табличке возле вращающейся двери. Наццаро бросил взгляд на оба снимка и пожал плечами:

– Ну и что?

– Думаю, ты хотел подставить Барри Дина. Я тебя не виню, потому что знаю, как он на тебе паразитировал. Предполагался простой шантаж, а кончилось двумя убитыми женщинами и тем, что ты, Дэмиен, в бегах, разыскиваешься за убийство.

– Ты ничего об этом не знаешь.

– Я знаю, что Дин рассказал тебе о девушке, за которой следил. У нее было кое-что, сбивающее с толку камеры слежения, и она хотела на этом заработать. Все сводилось к тому, чтобы имитировать кражу ее компьютера и потребовать с Бута выкуп за его возврат. Вдобавок твоя подружка приберегла презерватив со спермой Энтони Бута, ее постоянного клиента, и сперму подсунули в квартиру Софи, чтобы помешать Буту пойти в полицию. Милая идея. И кто это придумал, Софи или Барри Дин?

Наццаро пожал плечами.

–  В любом случае тебе отводилась роль посредника. Все было бы хорошо, но вот Барри Дин организовал убийство Софи, а Энтони Бут отказался платить.

– Дин – гнусный ублюдок, – проронил Наццаро. – У него с головой не в порядке.

– Безусловно. Он послал Энтони Буту видео с убийством Софи, не так ли? И дал ему знать, что за убийством стоит он сам, Барри Дин. С одной стороны, он обеспечил себе надежное алиби, а с другой – отчаянно хотел похвастаться своим злодеянием. Но Энтони Бут отказался платить. Мало того, он занялся расспросами, подыскивая кого-нибудь, кто согласился бы прикончить Барри Дина. Тогда-то тебе и пришло на ум переиграть засранца и выйти напрямую на Энтони Бута. Не отрицай, Дэмиен, вот снимки, где ты наносишь ему визит. Ты на него работал, когда застрелил Крэйга Стивенса? Я знаю, какое удовольствие тебе доставила та видеоигра со стрельбой по живым целям. В реальности это еще лучше.

Наццаро обратился к парню в шляпе:

– Ты веришь этой лаже? Он обвиняет меня в убийстве.

– Твоя семья обо всем этом знает?

– Их не волнуют мои частные сделки.

– Наверное, контрабандная порнуха, которую проворачивали вы с Барри Дином, тоже относится к твоим частным сделкам? Мелочь для человека, которому нравится воображать, будто он живет с размахом. Неудивительно, что ты решил попытать удачи с большими деньгами, когда Барри Дин рассказал тебе о программе, которая может обойти «красную линию».

– У тебя нет доказательств, что я имею к этому хоть какое-то отношение, – ответил Наццаро с великим достоинством. – Эти фото тоже ничего не доказывают. Ты так и не сказал, зачем ты здесь. Не по работе. Лондонской полиции сюда соваться нечего.

– Не в Гавану… – подхватил щенок в шляпе.

Тут как раз пришел официант с ромом. Наццаро протянул кредитную карточку, официант пропустил ее через свою машинку и показал экран Наццаро. Тот, высунув от усердия кончик языка, подписался. Настоящий ритуал!

Воздух становился все плотнее, свет приобретал металлический оттенок…

– Не иначе, как ты – единственный мерзавец, который не платит наличными.

– Угу. Наличные расчеты мне никогда не нравились.

– Таким, как ты, обычно нравится таскать с собой толстую пачку денег, которая заменяет им член.

– Я не нуждаюсь в искусственных средствах в этой области. – Наццаро потер свою ширинку и улыбнулся мне и двум своим мальчикам. – В любом случае обменный курс по кредитке выгодней, а даже девочки теперь принимают карты.

– Энтони Бут не выдал тебе наличных авансом, не так ли? Тебе не хватило времени запастись деньгами, когда ты ударился в бега. И ты не мог просить семью о помощи, потому что не рассказывал родне о своих частных сделках. Поэтому ты живешь в отеле «Севилья», а не остановился у своего дяди. Поэтому ты должен со всем справляться сам.

– А может, я здесь для переговоров о возврате собственности мистера Бута, – заявил Наццаро. – Он готов заплатить справедливую цену, а я приехал, чтобы посмотреть на товар. Но это тебя не касается.

Начали падать первые капли дождя – крупные и редкие, метя в булыжники и серую древесину столешницы.

– И как ты собираешься подобраться к Барри, Дэмиен? Он же сбежит, как только увидит тебя. Он организовал убийство твоей подружки, элитной проститутки. Ты должен заставить его заплатить за это. Это правило номер один в воровском кодексе.