Текст книги "Королевский долг"

Автор книги: Пол Баррел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

Глава вторая

БУКИНГЕМСКИЙ ДВОРЕЦ

Я не мог поверить своим глазам.

Королева сидела, глубоко задумавшись, в своей комнате в Букингемском дворце, но тут подняла голову и увидела меня.

– Почему ты улыбаешься, Пол? – поинтересовалась она. По ее голосу было понятно, что она уже догадалась, в чем дело.

– Если бы вы только себя видели сейчас, Ваше Величество!

Теперь уже улыбался не только я, но и королева. Было поздно, она сидела за столом возле окна и писала перед сном. Она была в шелковом платье, на голове – корона, а на ногах – розовые тапочки. Это зрелище и потрясло меня: английская королева в короне и в тапочках! Она выглядела величественно и одновременно по-домашнему – живая аллегория государства «по-простому». Зрелище было нелепым, очаровательным и, наконец, просто смешным – она и сама это понимала.

После того как я удостоверился, что все девять королевских собак (породы корги) мирно спят и им ничего не нужно, я прошел по коридору с толстым красным ковром к королеве, чтобы пожелать ей спокойной ночи, и тут понял, что застал ее врасплох. Слева от двери, когда входишь в ее комнату, стоит высокая ширма, Полагается пройти несколько шагов по паркету, потом еще два шага по ковру и только тогда остановиться и ждать, когда королева тебя заметит. Я остановился и замер.

Королева сидела за столом в своих очках без оправы. Настольная лампа на длинной ножке лила яркий свет на красные правительственные папки и бумаги, над которыми она работала. Корона ярко сияла всеми гранями своих драгоценных камней. Я часто видел королеву в домашних тапочках, но ни разу на ней при этом не было короны Британской Империи. Дело было в том, что на завтра было назначено торжественное открытие очередной сессии Парламента, и королеве надо было привыкнуть к тяжести короны – она весит не меньше чем два пакета с сахаром, а такое непросто носить на голове. Я спросил:

– Что-нибудь еще нужно, Ваше Величество?

– Нет, спасибо, Пол. – И она снова вернулась к работе. Я поклонился.

– Спокойной ночи, Ваше Величество.

Я больше никогда не видел королеву в короне в неофициальной обстановке. Это было один-единственный раз.

20 декабря 1976 года моя жизнь резко изменилась: я вдруг попал из тесноты Борнмута, что в графстве Уэссекс, в Лондон, в огромный Букингемский дворец.

Когда я впервые вошел во дворец в своем лучшем черном костюме и с маленьким чемоданом в руках, я весь дрожал от страха. Я думал: интересно, будет ли это похоже на паботу в большом отеле. Оказалось, что нет: вместо узеньких коридоров отеля тут были целые улицы, устланные коврами. А барочный декор и должности, которых уже нигде в обычной жизни не встретишь, создавали впечатление музея.

Видел бы мой одноклассник Ким Уолтерс, считавший дурацкими наши форменные школьные кепки, мою новую форму! Я стоял перед шкафом, открыв дверцу, на внутренней стороне которой было огромное зеркало, и разглядывал себя. Я чувствовал себя актером. Из зеркала на меня смотрел незнакомец в ливрее, больше подходящей, чтобы прислуживать Георгу III, чем Елизавете II. Темно-синяя бархатная жокейская шапочка; гофрированный воротник, надевавшийся отдельно, поверх рубашки с круглым вырезом; черный жилет с гладкой шелковой спинкой и с вышитыми золотом полосками впереди, застегивающийся на золотые пуговицы с гербом; красные, тоже бархатные, короткие штаны, с золотыми пуговками у колен и с кисточками; розовые шелковые чулки и черные кожаные туфли с пряжками. Слева у пояса висел меч в ножнах. Я надел белые нитяные перчатки.

Сначала я чувствовал себя по-дурацки, но когда я надел ярко-красный фрак с золотыми полосами по краю, с золотыми пуговицами и с золотыми обшлагами, на меня вдруг снизошла такая гордость. Форме, которую я сейчас надел, более двухсот лет. Эта одежда, старая, не раз чиненая, латаная, даже через столько лет не утратила своего великолепия. За все это время менялась только нашивка на левом рукаве. Сейчас на ней аббревиатура «EIIR» [6], окруженная лентой со словами: «Honni soit qui mal y pense», что значит: «Позор тому, кто замышляет зло», а над ними вышита корона Британской Империи.

Впервые я надел парадную ливрею в подвале, в специальной комнате с огромными – от пола до потолка – шкафами и большим столом в центре. Целый день ушел на то, чтобы выбрать мне все разновидности формы. Вся одежда была не новой, все вещи кто-то носил до меня В Букингемском дворце, так же как в Грассмуре, ношеная одежда – не новость. Даже детские рубашки, брюки и пиджаки принца Эндрю перешивались, чтобы их мог носить принц Эдвард.

Заместитель старшего лакея Мартин Бабб выдал мне пять комплектов одежды: «парадная ливрея» для торжественных мероприятий государственной важности – ее полагается носить как внутри дворца, так и на улице; «алая форма» – фрак и цилиндр для более второстепенных официальных мероприятий, включая Ежегодные скачки в Аскоте; «форма с эполетами» – двубортный фрак с воротником-стойкой, надевать только на борту королевской яхты «Британия»; «тропическая форма» с белым пиджаком в стиле сафари – надевать в жарких странах; наконец, повседневный черный фрак с белой рубашкой, черным галстуком и красным жилетом. Кроме того, мне выдали красную фетровую кучерскую шляпу, коробки с рубашками и запасные брюки на вешалках.

Дворец пустовал, если не считать основной прислуги. Двор уехал на праздники в Виндзорский замок. А новый штатный слуга готов был приступить к своей королевской службе. По крайней мере, он уже был одет как надо.

Но ничто не могло подготовить меня к моему первому заданию, которое я получил, когда накануне Рождества меня привезли на поезде в Виндзор. Я стоял в Восьмиугольной Комнате на первом этаже северо-восточной башни, из окон которой была видна западная терраса, славившаяся своим видом на сады и поле для гольфа. Я держал серебряный поднос с крохотными кофейными чашечками с королевским вензелем. Чашки прыгали и звенели оттого, что руки у меня дрожали. В животе урчало. Я боялся, что сделаю что-нибудь не так, я чувствовал себя неловко в этой форме. Смогу ли я все сделать, как надо? Или уроню поднос? А может, все пройдет хорошо? Или нет? Впервые в жизни мне предстояло подавать на стол, за которым собралась вся королевская семья.

Я ждал в Восьмиугольной Комнате – зале с высоким пьюджинским [7] потолком, и стенами, украшенными дубовыми панелями. Короткий коридор, застеленный красным ковром, вел в ту залу, куда мне предстояло зайти, – огромную столовую, где королевская семья ужинала при свечах. Вот уже два часа я смотрел на неиссякаемый поток ливрейных лакеев, младших лакеев и пажей, проходивших по коридору туда и обратно. Это был живой конвейер, по которому в зал поступали тарелки, бокалы, серебряные ложки, вилки, блюда с едой; все это непрерывно вносилось в зал – первое, горячее, пудинги… Потом наступило время десерта: груша, банан и кусочек ананаса или персик. Фрукты подавались с золотыми ножами и вилками. Во дворце не едят бананы по-обезьяньи – тут положено пользоваться ножом и вилкой.

В королевской семье все, даже прием пищи, подчиняется правилам этикета, все спланировано, все должно быть совершенным. Множество людей так же, как я в тот день, трясутся от страха и ждут своей очереди исполнить маленькую незначительную роль. Как танцоры в балете ждут своей очереди за сценой. За дверями в залу выстраиваются лакеи в парадных ливреях. С блюдами в руках они стоят прямо, в том порядке, в каком должны подаваться блюда. Сначала мясо, потом картошка, овощи, салат. По команде лакеи входят в залу.

– Мясо! – проходит тридцать секунд.

– Картошка и соус! – проходит еще тридцать секунд.

– Овощи!

– Салат!

Тогда мне еще не могли доверить мясо или картошку. Пустые кофейные чашечки были пределом моих возможностей.

И тут я понял, что сейчас наступит время подавать кофе. Пришел мой звездный час. Я держал поднос, показавшийся вдруг страшно тяжелым, и видел в приоткрытую дверь роскошный зал. До меня доносился смех и веселый послеобеденный разговор. Мистер Дикмен – королевский распорядитель, командовавший обедом, почувствовал, что я нервничаю.

– Не бойся. Тут нечего бояться, – сказал он. Мне специально доверили самое простое дело, чтобы я постепенно привыкал прислуживать королевской семье и чтобы члены королевской семьи постепенно привыкали ко мне.

– Тебе всего-то надо войти в столовую, встать в углу, а лакей подойдет к тебе и заберет чашки. Тебе ничего не нужно делать. Просто постоишь с подносом, и все, а лакей подаст кофе, – успокаивал мистер Дикмен.

Слава богу, я пока еще не прима-балерина, а только статист! Но по моей слабой улыбке, видимо, было понятно, что ему не удалось меня успокоить.

– Они тебя не съедят! – сказал мой новый начальник и слегка подтолкнул меня в спину. – Иди, а чашки у тебя заберут.

Входя в залу на ватных ногах, я вспомнил, как мистер Дикмен говорил: «Только не смотри на них и не встречайся ни с кем взглядом. Они не любят, когда на них смотрят во время еды». Я не отрываясь глядел на подскакивающие на подносе фарфоровые чашки. Осторожно! Главное – очень-очень осторожно! Надо только пройти десять шагов и встать в углу.

Дошел. И поднял голову. Передо мной стоял огромный стол – я такого никогда не видел: двадцать футов в длину, полированный, красного дерева. Посередине шел ряд подсвечников вперемешку с цветами в вазах. Темно-красные бархатные шторы с золотом свисали до полу, закрывая высокие готические окна. С огромного портрета, висящего над камином, королева Виктория смотрела на своих потомков. И тут я сделал то, чего делать было не положено: стал разглядывать сидящих за столом. Я искал глазами королеву среди тридцати членов королевской фамилии: женщины в вечерних платьях, мужчины во фраках. Во главе стола в огромном позолоченном кресле, похожем на трон, сидела королева-мать и вела оживленную беседу со своим любимым внуком принцем Чарльзом. Рядом с ним сидела королева – она и все остальные, в отличие от королевы-матери, сидели на стульях. Напротив нее внимательно прислушивался к разговору принц Филипп, герцог Эдинбургский. Многим хотелось бы узнать, какая королева на самом деле, когда ее настоящий характер не скрывает необходимость исполнять государственные обязанности, И вот я вижу ее в обычной домашней обстановке – в первый раз! Я отметил про себя, что улыбка у нее добрая, что королева кажется маленькой и хрупкой. Я думал о том, как близко я сейчас стою к королевской семье. Я думал: жаль, что меня не видит мама. Жаль, что меня не видят жители Грассмура. Свет свечей отражался от драгоценностей. Лакеи быстро и ловко убирали тарелки. Я был рад, что могу стоять с подносом как статуя и ничего не надо делать.

Я видел принца Эндрю и принца Эдварда, принцессу Анну и ее мужа капитана Марка Филипса, за которого она вышла замуж два года назад. Громче всех говорила принцесса Маргарет – у нее был высокий пронзительный голос. Помню, что меня вообще удивило, что они говорят так громко.

Я поспешил опустить глаза, пока они не заметили, что я их разглядываю, и вдруг заметил, что мой поднос пуст. Никем не замеченный, я вышел из залы.

– Вот видишь? И чего было бояться? – с улыбкой встретил меня мистер Дикмен. Я страшно гордился собой.

На каждый Новый год у нас было принято приносить в дом кусочек угля, чтобы с ним в дом пришел новый год и новая удача. Но 1977 год мне предстояло встретить несколько по-другому. Мне, как самому молодому из лакеев, доверили почетную обязанность – привести новый год в королевскую семью. Я стоял у парадного входа в Сандринхем Хаус, где собралась вся королевская семья, и, трясясь от холода и страха, ждал. Через большие окна я видел, как один из лакеев разливает всем шампанское. Послышался бой часов. На двенадцатом ударе дверь открылась, и я вошел в гостиную, подошел к камину, взял приготовленное полено и бросил его на тлеющие угли. Когда новое полено разгорелось, раздались аплодисменты, В награду за исполнение этой традиционной обязанности мне разрешили первым из персонала поздравить мою хозяйку.

– С Новым годом, Ваше Величество! – широко улыбаясь, проговорил я.

В те дни я еще не исполнял обязанности ливрейного лакея. В письме, которое прочитала мама, мне предлагалась должность младшего лакея. А это означало работу в буфетной стекла и фарфора: по локоть в мыльной воде начищать до блеска тарелки и чашки. Но в последний момент появилось место лакея, и взяли меня. Моим начальником стал старший лакей Джон Флойд. Меня сделали четырнадцатым из четырнадцати королевских лакеев с жалованьем в 1200 фунтов. Тогда мне казалось, что от места первого или второго королевского лакея меня отделяло сто световых лет.

Комнаты для персонала имели размеры обычного гостиничного номера. Мебели было немного, только самая необходимая. Раковина в углу, кровать, стол, комод, шкаф. На полу – зеленый ковер. В комнатах было мало света, потому что небольшие окна находились под самым потолком.

Прежде чем мне выдали форму, заместитель старшего лакея показал мне мою комнату. Меня поселили в Пажеском крыле. Его узкие окна можно увидеть под самой крышей с восточной стороны дворца. Тогда моя должность еще не позволяла мне жить в комнате с видом на памятник королеве Виктории и улицу Мэл, мое окно выходило на внутренний дворик, усыпанный гравием. Я часто влезал на батарею, чтобы поглядеть, как к главному входу с каменными колоннами подъезжают разные важные персоны: крупные политики, высокопоставленные чиновники и другие знатные гости. Кроме того, рядом была «Королевская дверь», которой пользовались те, кому была назначена личная аудиенция у королевы. Именно этим входом во дворец пользуется премьер-министр, когда приходит к Ее Величеству по вторникам.

Мне еще многое предстояло узнать о жизни дворца. Легко потеряться в лабиринте подземных коридоров, смежных помещений и сложных переходов, соединяющих между собой шестьсот с лишним комнат дворца. Жители Букингемского дворца говорят на том же языке, что и вся страна, но живут в совершенно обособленном мире. Там своя полиция, пожарная команда и почтовое отделение, свой врач, прачечная, часовня, священник, а также электрики, плотники, багетные мастера и сантехники. А еще бар ВМС.

Непросто запомнить и огромное количество должностей, сохранившихся еще с восемнадцатого столетия: Главный камергер и дворцовый распорядитель, личный паж королевы, паж задних комнат, паж парадных комнат, правительница гардеробной (которая непременно должна быть графиней), камеристки и фрейлины, Хранитель столового серебра, Хранитель стекла и фарфора, придворные. Не говоря уже о Хранителе королевского кошелька и Государственном гофмейстере. Во главе дворцового персонала стоит Лорд Управляющий. Дальше следуют шесть служб: Служба личного секретаря, Служба королевской казны, Личная служба Лорда Управляющего, отделение дворцового хозяйства, отделение королевских конюшен, отделение королевских коллекций. Я работал в отделении дворцового хозяйства, которое, в свою очередь, тоже делилось на три отдела: Отдел «X» («хозяйство»), отдел «К» («кухня») и отдел «О» («общее»). Лакеи относились к отделу «О» и подчинялись королевскому распорядителю Сирилу Дикману.

Кроме того, надо было помнить бесконечные правила и традиции. Первый год службы я носил с собой блокнот, в который записывал имена и должности коллег и начальства, зарисовывал планы комнат и схемы сервировки стола. Даже поднос с завтраком должен быть особым образом сервирован: ручка чашки должна смотреть вниз и вправо, и так же по диагонали должна лежать ложечка на блюдце. Тарелки и блюдца ставятся так, чтобы изображение герба не оказалось перевернутым. Соль ставится справа, горчица – слева, перец – у края. В сахарнице должен быть сахар-рафинад, ни в коем случае не сахарный песок, и рядом – щипцы. Тост подается только на специальной серебряной подставке, а не на тарелке. На блюде с маслом не должно быть больше трех шариков масла. И главное – не забыть подать льняную салфетку.

Даже ванные произвели на меня огромное впечатление. Они были общие: ряд кабинок с ваннами и душем сверху. Мне было очень неловко оттого, что я первый раз в жизни увидел душ, и вынужден был спросить, как им пользоваться.

В коридорах, где на стенах были обои на шелковой основе, горничным запрещено пылесосить до девяти утра, чтобы не будить членов королевской семьи. Вместо пылесосов они пользуются жесткими щетками. Ходить по середине коридора считается «неприличным для лакея». Вычищенный темно-красный ковер – это для королевских ног. Персонал же должен ходить по кромке в фут шириной. К красным коврам относятся с таким же уважением, как содержатель крикетной площадки относится к воротцам. Если лакей, идя по коридору, видит члена королевской семьи, ему полагается остановиться спиной к стене и молча поклониться, когда член королевской семьи проходит мимо.

Я вскоре понял, что искусство быть хорошим слугой заключается в том, чтобы быть как можно незаметнее. Жизнь слуги проходит в тени, и в идеале он должен быть невидимкой. В результате горничные и лакеи часто вынуждены торопливо прятаться и ждать, пока смогут выйти так, чтобы никому не помешать. В Сандринхэм Хаусе горничным приходилось прятаться в шкафу под лестницей, когда они слышали, что в главный зал выходит королева. Эти «прятки» приводили ко множеству странных ситуаций, когда члены персонала вынуждены были прятаться и, приложив ухо к двери спальни, слушать, когда же наступит тишина, означающая, что путь свободен и они могут вернуться к своим обязанностям. Или стоять у потайного хода в гостиную и ждать, когда гости разойдутся и можно будет убрать бокалы, затушить камин, взбить диванные подушки и подмести ковер.

Что касается снобизма, то оказалось, что слуги гораздо больше задирают нос, чем члены королевской фамилии. Во всем была жесткая иерархия, прямо как на «Титанике», которая соблюдалась даже в отношении еды. Главы служб, которых принцесса Уэльская назвала «люди в сером», бдительно следили за соблюдением этой иерархии.

Самые младшие по должности члены персонала: младшие лакеи, повара, горничные, лакеи, носильщики, почтальоны, шоферы, конюхи и т. п. – обедали на первом этаже в комнате с линолеумом, больше похожей на рабочую столовую, чем на помещение во дворце. Они сидели на пластиковых стульях за столами, накрытыми белыми скатертями. Тут была система самообслуживания. Тут было шумно, весело и просто.

Столовая дворецких была на втором этаже. На полу лежали ковры, а стулья были мягкие. Общий тон – более деловой. Здесь обедали старшие члены персонала, прослужившие больше двадцати лет или награжденные за преданность: пажи, пажи Ее Величества, пажи задних комнат, хранители серебра, стекла и фарфора, старшие лакеи, камеристки королевы и ее шофер. Во главе стола сидел дворцовый распорядитель. Обед отличался тем, что здесь подавался ассортимент хлеба, сыров и печенья.

Выше по лестнице была Официальная Столовая для личных секретарей и помощников, клерков, пресс-атташе, машинисток и управляющего персонала.

«Зал леди Брайтон» был еще роскошнее: с высокими потолками и огромной люстрой. Здесь помощники Распорядителя дворцового хозяйства, Главного эконома и Казначея вели неспешную беседу за обедом, к которому подавалось вино. Кроме того, им разрешалось выпить виски или херес перед едой.

И наконец, возле Поклонного зала находилась самая роскошная из столовых для персонала. Тут собирались сливки общества слуг. Тут стояла мебель «чиппендейл» и «шератон», а на стенах висели портреты из королевской коллекции. Здесь ели с тарелок тонкого китайского фарфора серебряными вилками. Вино из королевских погребов наливалось в хрустальные бокалы. В такой роскоши обедали только фрейлины, старшие камеристки, правительница гардеробной, личные секретари, пресс-секретари, Хранитель королевского кошелька, королевский капеллан, придворные и Лорд Управляющий. Атмосфера тут была торжественная, как в клубе членов консервативной партии. Как ни странно, этот зал был в четыре раза больше, чем столовая Ее Величества, и гораздо роскошнее.

Лакеев-новичков, таких как я, натаскивали как раз в этой столовой. Мне не могли доверить прислуживать за королевским столом, пока я не покажу свои умения перед Лордом Управляющим. Даже в этой столовой мне в те дни было страшно, что я что-нибудь сделаю не так. Нужно было научиться правильно накрывать на стол: класть ножи и вилки ровно в одном сантиметре от края стола, а приборы у каждого места ставить в точности как у места напротив, чтобы одна сторона стола становилась как бы зеркальным отражением другой. Нужно было научиться складывать салфетки в форме перьев с герба принца Уэльского и наливать вино и шампанское не больше чем на половину бокала.

Меня приставили к одному из старших лакеев, чтобы обучиться премудростям профессии: от проверки, горячий ли обед для королевы, до чистки ботинок придворных. Я три месяца всюду следовал за ним как тень. Нужно было быть незаметным и в то же время наблюдательным. Меня учили не только накрывать на стол, но и прислуживать джентльмену.

Я стоял в темноте в углу комнаты одного из гостей дворца и внимательно смотрел за тем, что делает мой наставник – Мартин Бабб. У него я должен был научиться двигаться неслышно, быстро и незаметно даже в полной темноте. В королевских дворцах не бывает будильников. Лакей или горничная в положенное время входит в комнату и будит своего хозяина или хозяйку. Осторожно ступая в темноте, Мартин ставит на столик возле кровати (расположенный на расстоянии вытянутой руки) деревянный поднос со свежезаваренным чаем, стаканом апельсинового сока и кексом. Если джентльмен при этом не просыпается, то надо раздернуть шторы. Мартин так и сделал. Комнату залил солнечный свет. Я почувствовал себя глупо: стою тут совершенно лишний, как вешалка для пальто.

Джентльмен пошевелился. Мартин поднял вчерашнюю одежду, взял из шкафа вешалку, повесил на нее брюки, рубашку и пиджак и вынес в коридор. Туда же он выставил туфли (их надо почистить) и грязные носки и белье – в стирку. Затем он достал из шкафа чистую одежду и выложил ее на стуле особым способом, который мне нужно было запомнить: выглаженные и сложенные брюки кладут на сиденье, отогнув при этом уголок, чтобы было удобнее их брать; сложенную как при покупке рубашку «ставят» под углом к спинке, предварительно расстегнув все пуговицы и вставив запонки; сверху кладут чистые трусы; туфли с развязанными шнурками ставят возле кресла, сверху на них кладутся носки. Затем Мартин подходит к туалетному столику, открывает верхний ящик и достает несколько галстуков (лакей должен всегда оставлять несколько галстуков, чтобы джентльмен сам мог выбрать). И наконец, лакей должен выложить чистый и выглаженный носовой платок.

Джентльмен все еще спал. Мартин отвел меня в ванную и объяснил, что тут делать. Надо набрать в ванную теплую воду, положить на пол коврик и пододвинуть стул.

– Полотенце надо выкладывать вот так, – сказал он, расстилая полотенце на стуле так, чтобы, когда джентльмен сел на стул, он мог завернуться в полотенце и встать, как в мантии. На этом работа Мартина закончилась, и мы вышли из комнаты джентльмена.

Точно таким же образом лакеи и горничные прислуживают не только гостям, но и членам королевской семьи. Я был рад, что Мартин обучил меня всему этому. Впрочем, когда я первый раз был приставлен к джентльмену, довольно пожилому, мне пришлось пережить минуты паники. Я не мог найти его вчерашнюю одежду, носился по комнате, недоумевая, куда он мог ее деть. А потом он вытащил руку из-под одеяла, и я понял: он заснул одетым.

Позже я узнал, что принц Уэльский имеет свои привычки, с которыми вынуждены были мириться его лакеи: от Стивена Барри до Майкла Фосета. К тюбику с зубной пастой был прикреплен серебряный ключ с его гербовыми перьями: если его повернуть, выдавится ровно то количество пасты, которое нужно на щетку. Еще он требовал, чтобы его пижаму гладили каждое утро.

Кроме того, в обязанности лакея входило доставлять королеве пакеты с государственными бумагами, которые приносили из Министерства внутренних дел, Министерства иностранных дел и от премьер-министра.

Человеку со стороны может показаться странным такое количество слуг, но иначе монархия не могла бы существовать. По слугам складывается первое впечатление о королевской семье, и слуги же обеспечивают повседневную жизнь дворца. Все члены персонала – от младшего дворецкого до Лорда Управляющего – каждый день, каждую минуту делают все возможное, чтобы жизнь королевской семьи текла ровно и все ее члены без всяких помех могли исполнять свои государственные обязанности.

Королева общается совершенно по-дружески с большей частью персонала Во дворце отношения между рабочими и работодателями основаны на взаимном уважении. Формальности этикета не отменяют теплые отношения.

В те дни, когда у королевы была назначена деловая встреча за пределами дворца, она появлялась из лифта, и, как по волшебству, фрейлины делали реверанс, а придворные и личные секретари кланялись. Все было очень официально, все проникнуто почтением. Но когда королева возвращалась во дворец, она обычно останавливалась возле лифта и беседовала со слугами. Она могла рассказать о чем-то забавном или странном, что произошло за день. Королева всегда говорила с улыбкой, потом благодарила слуг за то, что они помогали ей в этот день. Затем заходила в лифт, и вновь воцарялась атмосфера глубокого уважения: дамы снова делали реверанс, а мужчины кланялись – на этот раз еще более искренне, чем раньше. Иногда эти поклоны и реверансы казались несколько утрированными. Помню, как-то одна фрейлина присела в реверансе так низко, что мне показалось, будто она вот-вот повалится на пол.

С самого первого дня работы во дворце я очень уважал – и до сих пор уважаю – Ее Величество. Она потрясающая женщина, добрая и справедливая; правда, мне понадобилось некоторое время, чтобы научиться действительно понимать ее. В начале своей службы я получил прозвище Пуговица. Так меня прозвали Мартин Бабб и Алестер Уонлесс за то, что на время испытательного срока меня поставили чистить золоченые пуговицы на ливреях. Эта механическая работа занимала у меня долгие часы в первые три месяца пребывания во дворце.

Британия готовилась к серебряному юбилею королевы. Слугам пришлось особенно трудно, если учесть, что грандиозные банкеты и приемы проводились почти каждую неделю. На тот момент я все еще был четырнадцатым лакеем и не принимал серьезного участия в празднествах. Я помню тот июнь. Из окна своей комнаты я гляжу, как с дворцовой площади отправляется торжественная процессия к собору Святого Павла. Ее Величество едет в золоченой карете, сделанной еще для короля Георга III. По бокам кареты идут лакеи в парадных ливреях, за ними королевская охрана (известная как «бифитеры») и конная гвардия. Вдалеке слышатся крики толпы.

В этой не очень удобной карете королева ехала всего лишь второй раз в жизни (первый – на коронации в 1953 году). После торжества во время приема я слышал, как королева говорила: «Я уже забыла, как неудобно сидеть в этой карете».

Всем, кто на 2 июня 1977 года проработал во дворце больше года, выдали серебряные медали с белыми лентами. Я был единственным лакеем, оставшимся без медали, потому что прослужил во дворце только шесть месяцев. Я мог только гадать, сколько еще мне придется оставаться четырнадцатым лакеем. Как оказалось – недолго.

Однажды в Виндзорском замке произошел «несчастный случай», хотя это было больше похоже на попытку самоубийства. В одной из спален на столике стояла наполовину опорожненная бутылка джина и коробочка из-под лекарств. В постели без сознания лежал человек. Про него было известно, что он давно страдал от депрессии. Странно было видеть скорую у входа в башню Августы в южной части замка. Чтобы не создавать шума, машина приехала без сирены. Санитары поднялись в комнату на третьем этаже. Личного лакея королевы – одного из двоих счастливчиков, которые сопровождали Ее Величество, куда бы она ни отправилась, – в тяжелом состояний увезли в больницу. Это было в апреле 1978-го. Лакей выжил, но не вернулся во дворец – его здоровье больше не позволяло ему работать. Примерно в это же время Эрнест Бенетт, паж королевы (паж считается выше лакея), вышел в отставку после долгой безупречной службы – он начал работать сразу после Второй мировой войны. В связи с этими двумя событиями произошли перемены и я получил неожиданное продвижение по службе.

В лакейской не смолкали разговоры о том, кто займет место личного лакея королевы и станет присматривать за ее девятью собаками. Первым назначили моего коллегу Пола Уайбрю. Но нужен был еще один человек. Я тогда об этом не знал, но, как потом оказалось, королева давно присматривалась к лакеям во время ужинов и приемов, следила, как они выполняют свои обязанности, насколько аккуратны и внимательны, как выглядят и как себя ведут. Сами того не зная, мы все время были под наблюдением.

И вот однажды меня вызвали в кабинет старшего лакея – Джона Флойда.

– Вы хотели бы стать личным лакеем Ее Величества? – спросил он меня.

На это мог быть только один ответ. Через шестнадцать месяцев после начала работы во дворце я получил должность, о которой любой из лакеев мог только мечтать. Любая должность, близко связанная с королевой, считается особой честью. Ее Величество окружают только избранные люди. Ближе всего к королеве оказываются не те, с кем она решает государственные дела, не те, кто составляет распорядок ее дня, но ее камеристки, пажи и лакеи – ведь именно они находятся рядом в те минуты, когда она наедине с собой. Я неожиданно оказался посвященным во все дела королевы. Не раз ее личный секретарь просил меня узнать, в каком она настроении, или что она думает по тому или иному делу, прежде чем самому говорить с ней. Другие слуги тоже пытались узнать о ней что-нибудь через самых приближенных к ней людей. Мое слово вдруг обрело некий вес.

Королеве нравилось, что теперь у нее в лакеях оказались два Пола. В любой момент ей надо было только крикнуть «Пол!», и один из нас тут же появлялся перед ней. Но, чтобы нас все-таки различать, она стала звать нас Большой Пол (это был Уайбрю с его ростом в шесть футов два дюйма) и Маленький Пол (это я – во мне всего пять футов десять дюймов).

Это было удобно для королевы, но не очень для принцессы Маргарет, которая не раз спрашивала по телефону: «Это какой Пол? Маленький или Большой?». Саму принцессу Маргарет ни с кем не перепутаешь даже по телефону: такой громкий у нее голос, гораздо громче, чем у ее сестры. Мне было неприятно отвечать: – Маленький, Ваше Королевское Высочество. Десять лет все члены королевской семьи звали нас именно так.