Текст книги "Королевский долг"

Автор книги: Пол Баррел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

– Иди сюда. Я хочу кое-что тебе показать, – сказала принцесса в конце сентября 1996 года.

Я пошел за ней вниз по лестнице, стараясь не отставать. Мы подошли к гардеробной с ее белыми, огромными – от пола до потолка – дверьми. Она открыла их, и я увидел длинные вечерние платья, развешанные в определенном порядке, по цветам, начиная с черного и кончая белым.

– Посмотри на эти платья! – сказала она. – Как ты думаешь, сколько их здесь?

Она пошла вдоль гардеробной, считая свои платья. Их оказалось шестьдесят два, и это не считая тех, что висели в L-образной гардеробной на втором этаже.

– Каждое из них – память о чем-то и мой добрый друг, – сказала она, – но теперь настало время продать их.

Это было второй неожиданностью для меня за лето. Сначала принцесса сообщила, что собирается поехать в Австралию, а теперь вот хочет распродать свой гардероб. Принцесса наконец получила свободу и решила избавиться от всего старого, заменив его новым. Она долго говорила с Уильямом, а потом с Элтоном Джоном, и эти разговоры натолкнули ее на мысль выставить свои вещи на аукцион а вырученные средства отдать на благотворительность. После развода она получила миллионы фунтов. А теперь если она продаст свои платья, то и другие получат деньги, особенно различные благотворительные организации по борьбе со СПИДом, которым всегда нужны деньги на хосписы и исследования.

Мы стояли и смотрели, как принцесса вытаскивает из гардеробной платья и предается воспоминаниям. Она бралась за вешалку, вытаскивала платье и рассказывала. «А-а, мое платье а-ля „Унесенные ветром"!» – Диана показала нам платье цветочной расцветки с глубоким вырезом. Затем вытащила еще одно платье: «А в этом я побывала в Белом доме, танцевала с Джоном Траволтой, смотря при этом совсем на другого человека». Платье было из темно-синего бархата.

Тут ее взгляд упал на серебристо-белое атласное платье с коротким пиджаком без застежки – от Виктора Эдельштайна. Принцесса надела его на торжественный банкет в Елисейском дворце, устроенный президентом Миттераном. «Пожалуй, с этим я не смогу расстаться. В нем я чувствовала себя настоящей принцессой». В июне, когда состоялся последний аукцион в Нью-Йорке, это платье оказалось зарегистрировано под номером 80, последним. Видимо, принцесса все-таки не хотела с ним расставаться. Однако ностальгия не остановила Диану. Она схватила два платья на вешалках, я тоже два, и мы пошли на второй этаж, потом снова спустились на первый и снова поднялись на второй – пока не очистили всю гардеробную.

– Позвони Марии и попроси Бетти придти сюда, – сказала принцесса, зная, что у нас в это время гостила мать Марии Бетти.

Когда пришла Бетти, я уже весь взмок. Я перенес пятьдесят платьев на второй этаж. А потом соорудил в детской гостиной стойку для вешалок с платьями. Вскоре детская гостиная уже напоминала забитый одеждой магазин секонд-хэнд. Принцесса и в этом предприятии хотела услышать дельные советы. Бетти, которая прекрасно вязала у себя в Северном Уэльсе, вдруг превратилась в законодательницу моды во дворце. Принцесса хохотала! Бетти была слишком доброй, ей не хватало жесткости; она увидела прекрасные платья, которые Диана собирается выбросить, и ужаснулась. Она, наверное, уже представила, как их выставляют в коробках на распродаже вроде тех, куда она иногда ходит в Кеньон Холле. «Ой, – сказала она, прижав руку к груди, явно в шоке, – не надо вот это выбрасывать!»

Одно за другим я показывал платья, и «безжалостная» принцесса спорила с добросердечной Бетти.

– Ну нет. Это вам тоже не стоит отдавать! – говорила Бетти. – Какое красивое платье! Зачем же его выбрасывать! – повторяла она снова… и снова.

Скоро принцесса уже заливисто смеялась. В выходные Уильям тоже принял участие в процессе. Он подошел к стойке с одеждой, которая появилась в его гостиной, и стал сам выбирать. Бесценный вклад в это мероприятие внесла Эйлин Джетти, дочь американского миллиардера Пола Джетти. У нее был СПИД; она несколько раз бывала в Кенсингтонском дворце. Принцессе не терпелось показать ей свои платья, которые она продаст, чтобы получить деньги для людей, оказавшихся в таком же положении, как и Эйлин.

Фирма «Кристис» послала во дворец своего эксперта – Мередит Этерингтон-Смит, которой симпатизировала принцесса, чтобы составить каталог и описать каждое платье. Поскольку лота 13 не было, семьдесят девять вечерних и других платьев ушло с молотка за 3 миллиона 258 тысяч 750 долларов – то есть за 1 миллион 850 тысяч фунтов – эти деньги были переведены на счет организаций по борьбе со СПИДом и раковыми заболеваниями по обе стороны Атлантики.

Однако вещи в одном из шифоньеров в гардеробной на первом этаже остались на месте. В день, на который был назначен аукцион, принцесса приподняла ткань, в которую было завернуто «особенное» платье: свадебное, которое она надела в 1981 году. «Это платье я не могу продать», – сказала Диана, вспомнив, как ее мать, Франсис Шенд Кидд, заплатила за него гинеями. «Я бы хотела подарить его музею Виктории и Альберта – для их национальной коллекции костюмов», – объяснила она. Принцесса сказала об этом за год до своей смерти, причем не мне одному: она высказала свое желание редактору «Дейли Телеграф» Чарльзу Муру, которого пригласила на обед. Сегодня это свадебное платье выставлено в Музее Дианы в Альторпе, на земле ее предков.

Некоторые платья не попали ни в музеи, ни на аукционы. Часть таких платьев раздали прислуге, другие костюмы и платья отнесли в магазины секонд-хэнд в Найтс-бридже и Челси, где они висели на вешалках до тех пор, пока их не купят. Это было сделано по приказу принцессы – она хотела получить некоторую сумму наличными на каждодневные траты, потому что у членов королевской семьи не всегда есть при себе наличные. Обычно принцесса пользовалась кредиткой, а чеки подписывала «Уэльская», а не «Диана». Когда у нее появились наличные, она могла свободно тратить их на что хочет, водить Уильяма и Гарри в кино или в Макдоналдс, не переживая о том, что кто-то может узнать, на что она расходует деньги. Молодые принцы были очарованы бумажными деньгами, они часто разглядывали лицо королевы, которое украшает банкноты любого номинала. Банкнота в пять фунтов слыла у них «голубой бабушкой»; банкнота в десять фунтов – «коричневой бабушкой»; банкнота в пятьдесят фунтов – «розовой бабушкой». Когда принцесса раздавала им деньги, принцы скакали, пытаясь схватить банкноту получше, – как правило, «розовую бабушку».

Мы с личным ассистентом Дианы Викторией Мендхем, которая ушла из дворца в начале 1997 года, отнесли в магазины секонд-хэнд около двадцати костюмов и платьев. В магазинах к таким вещам прицепили этикетки – от Кэтрин Уокер, от Версаче, от Шанель, от Армани, не зная, кому они принадлежали раньше. Костюм, стоивший две тысячи фунтов, продавали за двести, и кто-то становился случайным обладателем костюма принцессы Уэльской.

От подобных распродаж принцессе поступило около одиннадцати тысяч фунтов, которые она сунула в конверт и положила его в нижний ящик. Однажды, в апреле 1997 года, Диана решила передать их старшему бухгалтеру Майклу Гиббинсу. По словам принцессы, когда он открыл конверт, он открыл рот от удивления. Он взял эти деньги и положил их в банк, понятия не имея, откуда у принцессы такая сумма. Даже бухгалтер не догадывался о том, сколько наличных у Дианы. До этого случая.

У красивой и недавно разведенной женщины появляется одна проблема: мужчины узнают, что теперь у нее нет мужа. В конце лета 1996 года многие влиятельные и богатые мужчины стали оказывать Диане знаки внимания. Конечно, она была польщена, но она уже была влюблена в одного человека. Ее ухажеры не знали об этом – она хранила в секрете свои чувства. Они стучали в дверь, и не сдавались даже после того, как им вежливо отказывали в приеме или придумывали повод, чтобы не встречаться. Мне иногда казалось, что моя жизнь стала похожа на жизнь соседа по квартире, который с замиранием сердца обсуждает со своей соседкой все эти ухаживания, понимая, что для него она недоступна. В то время мои основные обязанности состояли в том, чтобы отвечать на телефонные звонки мужчин, сраженных ее красотой, упорных и тех, кто находится в несчастном браке. Мне нужно было запомнить, с кем она согласна поговорить, а с кем нет, кому надо отказать в очень мягкой форме а кому жестко сказать: «Нет».

Однажды во дворец прислали пятьдесят длинных красных роз, с непонятной запиской. Принцесса сначала спросила мое мнение, потом поговорила об этом с Кэтрин Грэм которой скоро должно было исполниться восемьдесят и которая по-прежнему прекрасно выглядела. Она была издателем «Вашингтон Пост». Принцесса восхищалась ее стойкостью: «Она вошла в мир мужчин и поднялась на самую вершину». Мисс Грэм, а также Анна Винтур, редактор «Вог», Барбара Уолтерз, одна из лучших ведущих-интервьюеров на американском телевидении, нью-йоркский фотограф Патрик Демаршелье и Марио Тестино стали главными союзниками принцессы в Америке.

Принцессе нравилось жить на Манхэттене: она ходила по магазинам на Пятой авеню, обедала в «Фор сизонс», а останавливалась всегда в отеле «Карлайл». Диана часто приезжала в Соединенные Штаты. Она также много времени проводила в Вашингтоне, останавливаясь в Бразильском посольстве и подолгу беседуя со своей самой близкой подругой, Люсией Флеча де Лима. Именно Люсия познакомила принцессу с Ланой Маркс, которая стала подругой Дианы в последний год ее жизни, – Лана была женой психиатра; владельцы целой сети эксклюзивных бутиков по продаже изделий из кожи, разбросанных по всем Соединенным Штатам, они жили в Палм-Бич во Флориде. Лане нравилось чувство юмора принцессы, а еще ей, как и Диане, нравилась мода и балет. Когда Лана в первый раз приехала в Лондон, мне пришлось незаметно провезти принцессу мимо охраны к отелю «Лейнсборо», где две женщины собирались пообедать. Принцесса все еще лежала на заднем сиденье, когда я остановил свой «Воксхолл-астра» у дверей в отель.

– На горизонте чисто? – спросила она.

Я оглянулся, но не заметил ни одного фоторепортера.

– Чисто, – ответил я.

Диана выпрыгнула из машины и забежала в лобби отеля.

Один голливудский актер, обладатель Оскара, с виду такой уверенный в себе, оказался на самом деле очень робким и не смог позвонить принцессе и пригласить ее на свидание. Поэтому он попросил друга написать письмо от его лица и послать его Диане. Принцесса ответила ему – тоже письменно, – вежливо отказавшись от приглашения, однако через месяц он снова пригласил ее на свидание. Принцесса согласилась. Они побеседовали немного, и она решила больше с ним не встречаться.

Он был не единственным мужчиной с благородными намерениями. Среди подобных людей были: известный спортсмен, знаменитый музыкант, писатель, адвокат, предприниматель, миллиардер и очень известный политик. Но им не везло: принцессе иногда нравилось разговаривать с ними, но сердце ее было отдано другому.

Принцесса стала звать меня «распорядителем скачек», потому что я помогал ей справляться со всеми ухажерами: тщательно все обдумав, я решал, кто придет к финишу в числе первых, а кто доплетется последним. Теперь я имел доступ ко всем сферам ее жизни, но всегда относился к этому весело. Я подшучивал над ней. Она подшучивала надо мной. И всегда знала, какое место в ее жизни занимает тот или иной друг– принцесса отводила определенное место своим новым знакомым мужского пола. Мы называли это «системой боксов на скачках», как будто все эти мужчины были жокеями, которые, соревнуясь, несутся за принцессой с цветами и подарками. Бокс № 1 занимал всегда один и тот же человек, он был особенным в глазах принцессы, ему не страшны были никакие соперники. В течение дня я сообщал, из какого «бокса» звонили и когда. «Звонили из бокса № 5, хотят, чтобы вы перезвонили. Обитатель бокса № 8 хочет поговорить с вами, может, лучше снова сказать, что вы заняты?» На письменном столе принцессы лежал список боксов и тех, кто их занимает. У меня в буфетной на столе в ежедневнике имелся точно такой же список, который изменялся, если кто-то лишался доверия принцессы или, наоборот, приобретал его.

Иногда принцесса поверить не могла, сколько мужчин пытается за ней ухаживать. Она часто шутила, что в скачках стало участвовать «слишком много жокеев». Однажды я написал ей:

В забеге слишком много участников. Дело принимает серьезный оборот. Наведя справки, я узнал, что боксы 8 и 9 пусты, те, кто их занимал, дисквалифицированы. Один не прошел тест на допинг, другой не прошел строгий медицинский осмотр.

Принцесса в ответ написала:

Из-за того что в скачках участвует слишком много жокеев, судьи просят еще раз подвергнуть тех, кто занимает боксы, тщательной проверке, они просят мистера Пола Баррела помочь в решении этой деликатной проблемы!

После того, что я назвал бы «секретным расследованием», мне повелели запретить адвокату и политику участвовать в заездах.

Но в том, что я оказался втянут во все это, была и отрицательная сторона – я все свое время проводил с принцессой. Когда друзья говорили, что всегда готовы быть рядом с ней, это означало, что она могла звонить им в любое время суток. Но я был не просто ее другом, а еще и дворецким. Как-то раз, в сентябре 1996 года, я пришел домой часов в одиннадцать ночи, мы с Марией сели на кухне выпить красного вина. Вскоре после полуночи зазвонил телефон – принцесса в слезах сказала, что у нее неприятности в личной жизни. Когда я говорил с ней, Мария всячески выражала свое недовольство. Принцесса попросила меня доставить записку одному человеку, с которым она только что поссорилась по телефону.

Она была так расстроена, ну как я мог ей отказать? Даже несмотря на столь поздний час, даже несмотря на то, что я ужасно устал, я должен был – и хотел – выполнить ее просьбу. Когда я положил трубку, мне пришлось сказать Марии, что принцесса хочет, чтобы я отнес кому-то записку.

– Ну все. С меня довольно. Ты просто ничтожество! – фыркнула она.

– Но, дорогая, как ты не можешь понять, я ведь ей нужен. Ей никто больше не поможет в такой час, – сказал я.

– Пол, ты все время носишься с ней. Она щелкнет пальцами, и ты уже мчишься куда-то. Ты уже достал меня. И ты и она! – Мария поднялась и пошла в спальню, а я надел туфли, натянул куртку и пошел выполнять поручение принцессы.

Выполнив задание, я вернулся домой и лег спать – была уже глубокая ночь. Утром я, как обычно, отправился на работу в восемь утра, размышляя о том, сколько часов мне удалось поспать. Но мои труды не прошли даром: на моем столе в буфетной лежало письмо от Дианы, написанное, судя по всему, в более радостном настроении:

Дорогой Пол, немногие отправились бы ночью выполнять чужую просьбу, тем более, если она личного характера. Но с другой стороны, редко кто так добр и отличается такими качествами, как ты, Пол. Я тронута тем, что ты для меня сделал прошлой ночью, и очень хочу, чтобы ты это знал. Времена меняются в этом доме, но одно остается неизменным: если бы здесь не было тебя, нам всем были бы гораздо тяжелее, да и смеялись бы нечасто. Огромное тебе спасибо за то, что снова спас меня. С любовью, от Дианы.

Я уже привык, приходя с утра во дворец, находить записки от принцессы. Эти записки она постоянно оставляла везде, где только можно. Указания, просьбы, короткие письма с благодарностью – она все еще писала мне то, что могла бы сказать лично или по телефону.

Однажды один из ее поклонников уговорил принцессу поужинать с ним, хотя ей очень не хотелось встречаться с ним. Я шутливо посоветовал ей быть начеку. «Не беспокойся, Пол, я смогу за себя постоять», – ответила она.

Когда она ушла, я весь вечер беспокоился о ней, волновался, все ли с ней в порядке. Я попросил ее позвонить мне с сотового, который она всегда носила в сумочке, если у нее возникнут какие-то проблемы. Она должна была вернуться к одиннадцати, и я решил оставить на ее подушке веселую записку, в которой я как мужчина попытался отгадать каждый ход ее поклонника. Принцесса часто говорила, что я всегда бываю прав и что иногда это очень раздражает.

Вернувшись, она ответила на все пункты моей забавной анкеты и положила ее на табурет на верху лестницы, чтобы я сразу же увидел ее, когда приду во дворец. Вопросы я написал черной ручкой, а принцесса написала ответы зеленой.

Ваше К.В.,

У вас был ужин на двоих при свечах? Верно!

На столе были розы? Верно!

Он весь вечер нес всякую ерунду? Он как воды в рот набрал.

И настоял на том, чтобы вы выпили бокал шампанского? Два бокала.

ЗНАЧИТ, Я БЫЛ ПРАВ!

В то утро мы много смеялись. Я подал ей завтрак, придвинул стул к столу, сел и сказал:

– Ну, давайте, рассказывайте.

Именно это сказал мне один репортер из газеты, который откуда-то узнал номер телефона у меня в буфетной. Он позвонил, чтобы узнать у меня, правда ли, что мне предлагали стать дворецким у известного актера Мэла Гибсона в Америке. К 1996 году журналистов заинтересовали наши с принцессой отношения. Сначала об этом написала «Ньюс оф зе Уорлд» в статье под заголовком «Леди Ди доверяет только дворецкому». Это было в номере от 14 января. Потом в «Дейли Миррор» мне уделили целую страницу. Заголовок гласил: «Неужели это единственный человек, которому доверяет Диана?» В статье рассказывалось о том, что она просила меня «отправлять и получать ее письма по факсу» и «быть ее посредником» даже тогда, когда уезжала куда-то. Но сейчас меня поставил в затруднительное положение человек, которого я даже не знал.

На самом деле одно американское агентство действительно предложило мне поработать у Мэла Гибсона, но, конечно, я не собирался рассказывать об этом настойчивому репортеру. Мы разговаривали десять минут. Он пытался добиться от меня правды, а я сказал: «Мне очень нравится работать у принцессы».

Репортер гнул свое: «Но вы же не станете отрицать, что Мэл Гибсон предлагал вам стать его дворецким?».

«Мне нравится работать у принцессы», – повторил я. Я занервничал, потому что не говорил принцессе про Мэла Гибсона, – не хотел, чтобы она сердилась. И вот теперь статьи в газетах могут навлечь на меня неприятности, подумал я. Я поднялся к принцессе и рассказал ей о звонке. Она пришла в ярость. «Я этого не потерплю! Я не позволю им звонить тебе!» – воскликнула Диана, быстро спустилась по лестнице, вышла через черный ход, вошла в соседнее здание и заставила Каролайн Макмиллан перезвонить этому репортеру и сказать, что он перешел все границы дозволенного, попросить его в дальнейшем воздержаться от звонков ее служащим, а также повторить, что ее дворецкий никуда не собирается от нее уходить. На следующее утро я ужасно боялся открывать газеты. Мне было очень неловко читать заголовок на весь разворот: «Я предан леди Ди». В статье рассказывалось о том, как я обидел Мэла Гибсона, решив остаться у принцессы. Изначально неприятная ситуация, в которую я попал, сейчас предстала совсем в другом, более выгодном свете, и Диана целый день подшучивала надо мной. Я думал, что гроза прошла, но это оказалось не так. Как-то раз в Кенсингтонский дворец приехала известная американская ведущая ток-шоу Опра Уинфри. Принцесса очень нервничала перед ее приездом, говорила: «Она – большая знаменитость». Правда, принцессе даже в голову не приходило, что, может быть, Опра тоже нервничала.

Я провел Опру в гостиную и предложил ей чего-нибудь выпить. Она попросила воды. После этого я отправился в другую гостиную, где меня ждала принцесса.

– Какая она? – прошептала Диана.

– Она замечает каждую мелочь, ничто не ускользает от ее внимания. Она очень умна и носит сережки с огромными бриллиантами!

Это заинтриговало принцессу.

Она, как обычно, уверенно вошла в комнату.

– Простите, что заставила вас ждать, – сказала она, подходя к Опре, чтобы поздороваться с известной телезвездой.

Я подал обед в столовой и вскоре стал третьим участником в завязавшемся разговоре. Речь зашла об Америке.

– Нам нравится Америка, правда, Пол? – сказала принцесса. – Пол каждый год проводит там отпуск.

Опра тут же спросила:

– А вы никогда не хотели переехать в Штаты?

– Я бы хотела, чтобы мои дети съездили в Америку, это было бы чудесно, – дипломатично ответила принцесса, не упомянув о том, что сама подумывала о переезде в Австралию.

Тут вступил я:

– Я бы с удовольствием собрал чемоданы и уехал в Америку хоть завтра.

Я посмотрел на принцессу и подмигнул ей. Опра отреагировала мгновенно:

– Что ж, дворецкому мы можем помочь. Может, поедете в Чикаго и станете работать у меня?

Принцесса резко выпрямилась.

– Послушайте, Опра, – сказала она, смеясь, – он мой дворецкий и он останется здесь.

Пока мы пили кофе, между Опрой и принцессой шла шутливая борьба за меня: Опра постоянно возвращалась к этой теме, немало смущая меня.

После обеда мы с принцессой проводили ее до входной двери, за которой ее уже ждала машина. Сев в салон, Опра опустила стекло, высунулась из окна и сказала:

– Это твой последний шанс, Пол.

Принцесса, которая стояла рядом со мной на пороге, обняла меня за плечи и воскликнула:

– Эй, он мой парень – и останется здесь, со мной! Все засмеялись, и мы с принцессой помахали ей на прощанье рукой.

Кажется, я все время был с принцессой – утром, днем, вечером.

– Садись, Пол, надо кое-куда съездить, – сказала однажды принцесса летним вечером, после ужина.

Мы забрались в ее БМВ. Она поехала по узким улочкам Бейсуотера и Квинсвея, к Паддингтон Грин, который находился возле вокзала. Направо. Налево. Направо. Налево. Переулок за переулком. Она знала все короткие пути.

– Вам и карта не нужна! – пошутил я.

– Да уж. Я дам фору любому лондонскому таксисту, – улыбнулась она.

Козырек бейсболки бросал густую тень на ее лицо.

Мы остановились на углу. Принцесса не стала выключать двигатель. Она опустила стекло с той стороны, где сидел я. На углу болтали друг с другом две девушки в коротких юбках, сильно накрашенные. Когда наш БМВ остановился, они замолчали, посмотрели на меня и, пошатываясь на своих высоких каблуках, пошли к нам. Ночные бабочки вышли на работу.

Та, что покрупнее, смотрела мне прямо в глаза, мне стало неловко, и я заерзал на сиденье. Девушка положила руки на крышу машины, наклонилась и сунула голову в окно.

– Привет, принцесса Ди. Как дела? – спросила она поверх меня.

Я повернул голову к Диане, а она уже нагнулась ко мне.

– Все в порядке… (имя девушки). Ну как работается?

Вторая, более хрупкая, тоже нагнулась и вступила в разговор.

– Плохо. Никого нет. Но мы еще немного постоим – работать-то надо, принцесса, – сказала она.

Господи помилуй, подумал я. Так принцесса знакома с ними!

– А это еще кто? – спросила одна из девушек, смотря на некоего субъекта, который нервно ерзал на сиденье и ничего не говорил.

– Это Пол, – представила меня принцесса.

Мы пожали друг другу руки. Все было очень вежливо. Потом принцесса сунула руку в карман и вытащила две банкноты по 50 фунтов.

– Идите лучше домой, проведите вечер с детьми, они ведь ждут маму, – сказала она, сунув каждой в руку по банкноте.

Принцесса спросила, как поживают их дети. Одного раньше мучил кашель. Ему уже лучше?

После этого та, что в теле, постучала ладонью по крыше машины, и вскоре «девочки» скрылись из виду, их приманили два красных стоп-сигнала – неподалеку остановилась какая-то машина. А принцесса только что дала им 100 фунтов! Бесполезная трата, подумал я.

– Вы с ума сошли! Ваше Королевское Высочество, вам не следует сюда приезжать! – воскликнул я.

Я уже представил себе газетные заголовки: «Леди Ди с дворецким снимают проституток».

– Эх, Пол, – сказала принцесса, когда машина тронулась, – перестань возмущаться. Этим девушкам нужна помощь, именно этим я и занимаюсь – помогаю им.

Конечно, принцессу можно было обвинить в наивности, но, вообще-то, она была права. Если бы принцесса однажды увидела лавину, думаю, она бы обязательно попыталась ее остановить. Она хотела помочь всем, кому плохо. Больным. Бедным. Бездомным. Голодающим. Зараженным ВИЧ. Немощным. Проституткам. Наркоманам. Алкоголикам. Если бы это зависело только от нее, принцесса занималась бы только милосердием. Сколько раз я слышал от нее: «Кажется, я могу помочь…» или «Я отправлюсь туда, где люди страдают». Ей хотелось помочь страждущим во всем мире. Эта была одна грандиозная миссия милосердия, Невыполнимая Миссия.

Мы несколько раз приезжали к Паддингтону – летом и зимой 1996 года. В ноябре мы как-то остановились на той же улице. У одной из проституток было двое детей, она и пошла на панель, чтобы прокормить их, но у нее не хватало денег даже на то, чтобы купить себе теплое пальто.

Вернувшись в этот район, принцесса дала ей 100 фунтов. «Купи себе пальто, и чтобы в следующий раз, когда я сюда приеду, ты была уже в нем», – заботливо сказала она. Когда мы через пару недель снова увидели эту женщину, она была уже в толстой черной куртке до пояса.

В гардеробе у принцессы висела шуба до пола. Диане ее кто-то подарил. Она с благодарностью приняла подарок, но она не любила наряжаться в меха. Однажды я увидел, как она уходит из Кенсингтонского дворца с этой шубой подмышкой. А вернулась уже без нее. Она рассказала, что ехала по улице и, увидев контейнер для мусора, остановилась, опустила стекло и бросила в него шубу. «Кто знает, может, какой-нибудь бродяга подберет ее, и ему будет тепло», – сказала она.

Я привык ездить на БМВ, иногда на водительском сиденье, а иногда – на пассажирском. Чаще всего мы выезжали после полуночи, и на то были веские причины: во-первых, на улицах Лондона в это время было мало машин и людей, а во-вторых, принцесса знала, что, даже если за нами следят фоторепортеры, им все равно не удастся сделать снимки с приближением в такой темноте.

Иногда я целый час слушал радио в машине, ожидая принцессу в переулке рядом с Королевской Бромптонской Больницей в Челси. Принцесса выходила из машины со стопкой журналов, видеофильмов и компакт-дисков для пациентов, которым пересадили сердце или легкие, и тех, кто страдал кистозным фиброзом. Она и раньше сюда приезжала, хотя критики и говорят, что Диана стала делать это для того, чтобы поднять свой рейтинг в глазах общественности. На самом деле принцесса делала это потому, что ей было жаль этих людей и она искренне хотела им помочь Она поступала так же, как в 1991 году, когда умирал Адриан Уорд-Джексон, или когда в 1992 году я лежал в больнице в Суиндоне. Она знала, что некоторым людям ее визиты помогут больше, чем лекарства, а это было для нее самым главным.

Иногда мне было не так уж и скучно ждать в машине. Однажды она обедала со своим другом лордом Аттенборо в «Тант Клэр» в Челси, и я приехал за ней в полтретьего. К счастью, перед рестораном была стоянка, так что, сидя в машине, я видел принцессу, которая сидела ко мне лицом, и лорда Аттенборо, который сидел ко мне спиной. Принцесса заметила, что я уже приехал.

В машине звучала песня из «Аладдина». Друзья нашей семьи Чак Уэб и Рон Рафф, которые жили во Флориде, регулярно присылали принцессе компакт-диски с песнями и мелодиями из недавно вышедших диснеевских мультфильмов: «Король-лев», «Покахонтас», «Красавица и чудовище», «История игрушек». Я давно собирал разные мультфильмы, и все, что связано с анимационным искусством, и даже ездил в Нью-Йорк на ежегодную ярмарку мультипликационной продукции, чтобы купить «кадры» – листы из целлулоида с рисунками, которые использовались в производстве известных мультфильмов. У принцессы тоже были такие листы, например из фильма «Кто подставил кролика Роджера?» – ей подарили их на королевской премьере на Лестер-сквер в Лондоне. Она покупала много мультфильмов Уильяму и Гарри и часто слушала песни и мелодии из мультфильмов, когда была за рулем. Больше всего ей нравились песни из «Красавицы и чудовища» и «Аладдина». Однажды одна песня из «Аладдина» – «Целый новый мир», которую она могла слушать много раз подряд> стала поводом для шуток. Принцесса знала слова этой песни наизусть и часто пела ее вслух, когда ехала одна или со мной. Именно эта песня играла в машине, когда Диана и лорд Аттенборо заканчивали обедать. Я начал повторять слова песни вслух и ожесточенно жестикулировать. Увидев это, принцесса рассмеялась, и лорд Аттенборо, должно быть, подумал, что она смеется его шутке. По пути домой мы с принцессой хором пели эту песню. Конечно, это не Рахманинов, но все же я на всю жизнь запомнил тот день.

К ноябрю 1996 года, после того как принцесса побывала в Сиднее, чтобы помочь собрать 1 миллион долларов для Фонда Виктора Чана по борьбе с раком, она решила не переезжать в Австралию. Австралийцы прониклись к ней большой любовью, но, к сожалению, ей самой Австралия не понравилась. Жизнь там показалась ей слишком простой и неинтересной по сравнению с Лондоном, Нью-Йорком и Вашингтоном. Диана сказала, что будет себя чувствовать там оторванной от мира и одинокой. Она начала думать о том, не перебраться ли в Южную Африку.

Рождество 1996 года стало последним для Дианы. Она провела его на другом конце света. Журналисты были уверены, что она едет в Австралию, чтобы отпраздновать Рождество со своим другом, и мне нужно было сделать все возможное, чтобы не разочаровать их. Поэтому я забронировал два места на рейс компании «Квантас» в Сидней, зная, что журналисты обязательно заглянут в список пассажиров. Когда представители прессы толпились у стойки авиакомпании «Квантас» в Хитроу, принцесса отправилась на другой конец света – на маленький остров Барбуда, недалеко от Антигуа, вместе со своей ассистенткой Викторией Мендхем. Наш план сработал, но только на пару дней.

Уильям и Гарри заглянули в рождественские чулки в воскресенье, накануне Рождества. Уильям порадовался новой стереосистеме, а Гарри тут же бросился подключать к телевизору игровую приставку «Плей Стейшн-2».

На Рождество в Старых конюшнях постоянно звонил телефон. Мария настояла, чтобы я не брал трубку. Мы оба знали, что это звонит принцесса, но на этот раз я послушался жену и провел праздники в теплом кругу семьи.

На второй день Рождества я взял трубку. Принцесса стала звонить каждый день, она не могла дождаться, когда вернется во дворец, – Диана хотела быть дома на Новый год. В отличие от нее, Гарри совсем не хотелось возвращаться – он уехал вместе с отцом в Клостерс, в Швейцарию, и катался там на лыжах, что ему ужасно понравилось, несмотря на постоянное внимание со стороны прессы, хотя потом он и рассказывал матери, что присутствие журналистов его раздражало. Уильям отказался ехать с ним: ему исполнилось четырнадцать лет и он уже устал быть в центре внимания СМИ. Мне нельзя было отказаться от следующей поездки в Анголу. Я всегда был рядом с принцессой во всех ее благотворительных миссиях, и на этот раз я тоже буду рядом с ней.