Текст книги "Расколотый берег"

Автор книги: Питер Темпл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Уолш совсем промок, дождь потоками лился по его лицу, рубашка потемнела от воды.

– Власти могут запретить этот проект, – продолжил он. – Но они не выказывают ни малейшего желания сделать это. Говорят, это не территория побережья. Говорят, это компетенция совета графства. Получается, что любое место, находящееся не на территории побережья, могут захватить такие же безответственные застройщики? Я приехал сюда, чтобы призвать вас не играть в эти бюрократические игры. Объединенная партия Австралии поддержит вас в этой борьбе. И не только вас, а всех, кто так же, как вы, будет выступать по всей Австралии – и в маленьких, и в больших городах. – Бобби отер воду с лица, поднял руки вверх. – И еще. Вы знаете, что такое этот проект? Я вам скажу. Это плевок в будущее.

Под гром оваций Бобби Уолш наклонил голову и стряхнул дождевые капли.

Кэшин подумал, что Уолш заранее представил себе, как будет выглядеть в выпуске новостей: обаятельный политик, произносящий свою пламенную речь под проливным дождем.

Под непрекращающиеся аплодисменты Бобби сошел с эстрады. За ним выступал очень плохой оратор с небрежной стрижкой и неухоженной бородой – советник графства Барри Доулл. Когда дождь разыгрался не на шутку, Сью предложила заканчивать, поблагодарила всех и объявила сбор пожертвований в благотворительный фонд «Спасем устье».

Строй нарушился, люди хотели пожать руку Бобби Уолшу; он никому не отказывал, наклонился к старой леди и поговорил с ней, причем все это старательно снимали операторы. Школьный крокодил рассыпался, ребятишки разбежались по домам.

Кэшин с Кендалл пошли обратно.

– Ловко он, – сказала она. – Получил в моем лице еще одного избирателя. Я и не знала, что он местный.

– Подумай сначала, по душе тебе его политические игры или нет, – сказал Кэшин.

На главной улице Бобби Уолш давал интервью для новостей той женщине, которая прилетела вместе с ним. Теперь Кэшин вспомнил, где ее видел, – когда они с Давом выходили из участка, чтобы идти в суд. Она еще задала им вопрос.

Бобби оживленно разговаривал с Хелен Каслман. Он посмотрел через плечо. Встретился взглядом с Кэшином, что-то сказал Хелен. Они подошли.

– Я вас знаю, – заговорил Уолш. – Вы Джо Кэшин, двоюродный брат Берна Дугью. Мы вместе ходили в начальную школу.

– Правильно.

Они пожали друг другу руки.

– Как там Берн? – спросил он.

– Спасибо, хорошо.

– Чем занимается?

– Так, всем понемножку.

– Если бы не Берн, меня уже в начальной школе прикончили бы, – сказал Уолш. – Он был мой самый надежный защитник.

– Да, на это у него ума хватало, – ответил Кэшин.

Уолш рассмеялся:

– Видитесь?

– Каждую неделю.

– А когда Люка и Кори… – начал было Уолш. – Вы же там были.

– К сожалению.

– Очень печальный случай.

– Если детям позволяют свободно разгуливать с оружием, рано или поздно это плохо кончается.

Уолш пожал плечами:

– Ну, следствие выяснит, чье у него было оружие и кто стрелял первым. Передавайте привет Берну и скажите, что я все помню.

– Скажу непременно.

Они снова пожали друг другу руки.

– Не забудьте проголосовать за Объединенную партию Австралии, – напомнил Уолш.

– А можно голосовать за футбольную команду?

Уолш рассмеялся, а Хелен кисло улыбнулась Кэшину. Они вернулись к машине, и журналистка снова принялась задавать вопросы Уолшу.

По пути в участок Кендалл сказала:

– А ты не говорил, что знаком с ним.

– Он меня знает. Слышала про такого Билли Пиггота?

– Про Билли – нет. А Рэй Пиггот – тот да, фрукт.

– Что он натворил?

– Ограбил в гостинице торгового представителя, вытащил у него пятьсот с чем-то долларов. Тот прямо с утра жаловаться прибежал. Этим делом тогда в Кромарти занимались.

– А как он его ограбил?

– С этим торговым представителем не все было ясно, скорее всего… – Она досадливо махнула правой рукой.

– Пигтоты – это ведь столпы общества, – сказал Кэшин. – Ладно, я пошел, через пять минут начнутся две недели счастья.

– Везет тебе! А у нас всего только мальчишка-культурист да стажеры.

– Под твоим чутким руководством они быстро вырастут, – заверил ее Кэшин. – Надо лишь суметь быть мягкой, но решительной.

В ответ она дружески ткнула его кулаком в спину, что с учетом его звания было совсем неуважительно. Прямо-таки нарушение субординации.

* * *

После обеда на участок Кэшина из Кенмара приехал некто Мик, старик на восьмом десятке, и прошелся сенокосилкой по всей запущенной земле, усеянной разбитыми бутылками и металлоломом, то и дело натыкаясь на всякий хлам, скрытый высокой травой.

– С тебя можно деньги за травматизм брать, – пробурчал он, когда закончил работу и положил сенокосилку в свой грузовик. – Что, не так, что ли? И так сделал все, считай, за спасибо, а ты даешь несчастные шестьдесят баксов, будто на благотворительные цели.

– Я полицейский, – ответил Кэшин. – Присягал защипать налоговые законы нашей страны.

– Ладно, полтинника хватит, – сказал Мик.

Кэшин дал ему бумажку. Тот сложил ее, засунул под ленту шляпы. Народ в этих краях не слишком-то любил платить налог на товары и услуги от имени правительства. Собаки носились по участку, совершенно одуревшие от нового, неведомого запаха свежескошенной травы, а Дейв Ребб с Кэшином ходили вокруг развалин дома и делали замеры. Кэшин держал конец рулетки, а Дейв все тщательно записывал и зарисовывал на листе миллиметровки. Закончив, они сели на обломок стены, и Ребб показал Кэшину, что у него получилось.

– Здоровый, – сказал Кэшин. – И не представлял себе, что он такой здоровый.

– Похоже, твой предок не бедствовал.

– Да, у него были золотые прииски, и все деньги он вложил в этот дом. По-моему, еще лошадей держал.

Налетел порыв ветра, пригнул траву. Запахло сырой землей и холодным морем.

– Видно, он совсем тронулся, – сказал Ребб. – Не мог потеплее места найти?

– Повыделываться надо было, – ответил Кэшин. – Поэтому здесь и строился. Кэшины еще до того у всех тут были поперек горла. Потом, вообще-то, тоже…

Ребб сделал самокрутку, закурил, снял щепотью крошки табака с нижней губы.

– Так ты что же, хочешь его переплюнуть?

– Да, хочу. А что тут такого?

– Ничего. Мне-то что?

Они поднялись. Сильный ветер едва не сбивал с ног. Собаки куда-то делись, но, почувствовав, что их ищут, ненадолго вернулись, а потом опять умчались по своим неотложным делам. Кэшин подумал, уж не глупость ли он затеял. Еще не поздно было все свернуть.

– Картинку нашли? – спросил Ребб. – Тут одна стена развалилась к чертям собачьим. И еще надо времянку соорудить, чтобы инструмент не намок.

Они пошли обратно; в долине уже сгущались сумерки. Дни заканчивались рано, и всего за двадцать минут день сменялся чернильной темнотой ночи. От наклонов у Кэшина все ныло.

Уже у сарая Ребб сказал:

– Старикан дал мне кролика. В холодильнике лежит. Видел?

– Нет.

– Два дня уже. Сегодня, пожалуй, приготовим.

Кэшин промолчал – на кухню совсем не тянуло.

– Ладно, я сам сделаю, – понял его Ребб. – Рагу из кролика сойдет?

Кэшин задумался. Полицейский знакомится с бродягой, этот бродяга поселяется у него, готовит еду. Местным это наверняка будет очень интересно. Вот это да! Детектив и бродяга… Очень, очень любопытно…

Ладно, хватит.

– Отлично, – произнес он. – Вперед и с песнями.

Он покормил собак, развел огонь, достал пиво, сел и почувствовал, что боль чуть-чуть отпустила. Ребб умело орудовал на кухне – разделывал кролика, мелко резал чуть увядшие овощи, жарил мясо.

– Вино? – осведомился он, ткнув в бутылку на полочке. – Бережешь для особого случая?

– Да нет… Штопор вон там.

Ребб откупорил бутылку, налил вино в кастрюлю, плеснул воды.

– Готово дело! – довольно заметил он. – Скоро приду.

Он вышел в боковую дверь, за ним двинулись и собаки. Кэшин задремал над газетой. Ребб и правда воротился скоро; собаки, как всегда, влетели первыми, радостно подбежали к Кэшину, как будто вернулись по крайней мере с Северного полюса и не чаяли увидеть любимого хозяина.

Кэшин оценил рагу с рисом. Он ел, смотрел то на огонь, то в экран телевизора. Дейв сидел за столом, листал газету. По телевизору шли новости. Сюжет о Марше в Порт-Монро был шестым по счету:

«Лидер Объединенной партии Австралии Бобби Уолш сегодня в приморском городе Порт-Монро выступил с речью на митинге против предлагаемой застройки курортной зоны».

Сообщение шло на фоне любимой телевизионщиками картинки: дети и взрослые держались за руки, пели, тут же завязалась небольшая потасовка…

– Повезло этому чудаку, что его не обвинили в оскорблении действием, – заметил Кэшин, не глядя на Ребба.

– Самооборона, только и всего, – ответил Ребб. – Он его не особенно-то и задел.

– Все вы, бродяги, знаете, как себя вести.

– Обыкновенная пьянь, – сказал Ребб. – Делов-то!

Они просмотрели фрагменты речи Бобби Уолша. На крупных планах было видно, что промок он основательно, по его лицу бежали крупные капли. Показали, как его поцеловала старая леди, как он тепло улыбнулся ей в ответ, как почтительно взял ее за локоть.

Затем Уолш дал короткое интервью. Потом камера вслед за ним и Хелен Каслман показала Кэшина, Кендалл и Векслера.

Кэшин вздрогнул. Если бы он заметил, что его снимают, непременно бы отвернулся. Женщина с насмерть залакированными волосами комментировала: «Бобби Уолш воспользовался моментом и побеседовал с детективом Кэшином. Это один из полицейских, которые присутствовали в четверг на месте гибели племянника Уолша, Кори Паскоу, а также другого юноши, Люка Эриксена, уроженцев населенного пункта Даунт в окрестностях Кромарти».

На экране снова появился Бобби Уолш, проводящий рукой по мокрым волосам: «Я только поздоровался с этим офицером. Мы вместе учились в начальной школе. Я надеюсь, он выяснит, что именно случилось той ночью, и справедливость в отношении погибших мальчиков восторжествует. Повторяю – я надеюсь. Коренное население уже почти две сотни лет живет ожиданием справедливости».

Ребб поднялся, подошел к раковине, сполоснул тарелку, вилку и нож.

– Ты, что ли, его прихлопнул? – равнодушно спросил он.

Кэшин поднял глаза:

– Не я. Но, если бы он стал тыкать в меня своим дробовиком, я долго бы не раздумывал.

– Ну, я пошел.

– Ты так умело с кроликом разделался, – сказал Кэшин. – Приноси как-нибудь еще.

Уже у двери, легонько отпихивая собак, которые хотели выйти с ним, Ребб спросил:

– Бензопила когда будет?

– Завтра. Берн сказал, он ее первым делом привезет вместе с баком для воды. Правда, когда, не знаю, – может, с утра, а может, ближе к полуночи.

– Ясно. Нам еще много чего надо – цемент там, песок, дерево. Вон листок у мойки лежит, я там все написал.

– Цемента сколько?

Кэшину показалось, что в глазах Ребба промелькнуло презрение.

– Да мешков шесть.

– Бетономешалка нужна будет?

Ребб покачал головой:

– Если только ты не наймешь еще таких же бедолаг с большой дороги.

– Всегда готов, – ответил Кэшин.

Он позвонил Берну и, чувствуя себя совершенно разбитым, рано лег в постель. Его сразу же сморил сон, но проснулся он быстро, от кошмара. Привиделись мрак, дождь, ослепительный свет и толпы мечущихся, вопивших от ужаса людей. Его схватило что-то похожее на осьминога, он выворачивался, а тварь все душила его своими щупальцами, воздуха не хватало, ему становилось все страшнее, он ясно ощущал близость смерти.

Очнулся он в собственной гостиной, при тусклом зеленом свете электрических часов, почувствовал, как колотится в груди сердце, и услышал, как железные листы кровли гудят на ветру.

Он встал. Собаки услышали шум и залаяли, требуя, чтобы он их впустил, ворвались в комнату, бешено запрыгали по кровати. Кэшин включил ночник, подбросил дров в огонь, завернулся в одеяло и открыл «Ностромо».

И каждый раз армейский капеллан – субъект небритый и немытый, опоясанный саблей, с вышитым белыми нитками на левой стороне лейтенантского мундира маленьким крестом – следовал за ними, держа в углу рта сигарету, а в руке – табурет, дабы выслушать исповедь приговоренных и отпустить им грехи; ибо Гражданин Спаситель Нации (как именовали в официальных речах Гусмана Бенто) не был противником разумного милосердия. Слышался нестройный залп, порою вслед за ним еще один выстрел – это приканчивали раненого; над зелеными кустами поднималось и уплывало вдаль голубоватое облачко дыма… [29]29
  Пер. Е. Коротковой.


[Закрыть]

Так он незаметно и задремал в своем кресле, проснулся, едва начало светать, а собаки уже тыкались в него носами и молотили по воздуху хвостами, точно мохнатыми метрономами. Он наливал воду в чайник, когда на полочке зазвонил телефон.

– Это констебль Мартин из Кромарти, босс. Мне поручили вам передать, что сейчас звонила мать Донни Култера и сообщила, что он пропал. Когда именно, она не знает. Вчера вечером, в одиннадцать, он еще был в постели.

Кэшин прикрыл трубку ладонью и прокашлялся.

– Он ничего не сделал, кроме того, что пока не отметился, – сказал он. – Передайте матери, чтобы проверила всех его дружков. Пусть посмотрит, не пропало ли что из дома. Звоните мне на мобильник.

Он вышел на улицу, помочился прямо с крыльца, посмотрел на склон холма. Багровые листья кленов светились в тумане, как фонари. Он размял затекшие плечи.

Донни и не собирался отмечаться в участке в десять вечера. Кэшин давно это понял.

* * *

– Донни не появлялся, – доложил Хопгуд. – Мать сказала, этот маленький поганец весь вечер ревел.

Под моросящим дождем Кэшин и Ребб как раз начали расчищать дорожку к бывшей входной двери, выложенную обожженным красным кирпичом, ничуть не потускневшим от времени.

– А она везде искала? – спросил Кэшин.

– Похоже, да.

– Что там его дружки?

– С ними вроде все в порядке. Дрыхли без задних ног, как все черномазые.

– С собой что-нибудь прихватил – сумку, какие-нибудь тряпки?

– Я бы сказал, если что.

Кэшин смотрел, как Ребб переворачивает комья, оплетенные корнями пырея и бурьяна. Он спокойно, не останавливаясь, махал лопатой на длинной ручке, отваливал землю, иногда натыкался на кирпичи. Кэшин по сравнению с ним выглядел довольно бледно – сам он работал гораздо медленнее.

– Пусть ты и в отпуске, но все равно главный, – продолжал тем временем Хопгуд. – Ждем указаний.

– Так. Нарушение условий освобождения под залог, – ответил Кэшин. – Дело для людей в форме. Кто-нибудь из связи пусть поработает с матерью Донни, пошлет местных обыскать весь Даунт – каждый гараж, сарай, сортир.

– Чтобы местные искали Донни? Ты что, серьезно?

Кэшин посмотрел на небо.

– Держите меня в курсе, – распорядился он.

Он снова взялся за лопату и начал работать на своей стороне дорожки, ощущая какую-то пустоту в желудке, словно не ел уже много лет. Он прошел метра четыре или пять, Ребб все так же опережал его, когда на участке затарахтел допотопный «додж» Берна, который тащил за собой бак для воды, покрытый множеством вмятин и облупившейся краской. Берн вышел из кабины – такой же небритый, в промасленном комбинезоне, с сигаретой во рту – и недовольно осмотрелся.

– Ну вы, блин, даете, – сказал он. – Рассчитываемся?

– Полдвенадцатого, – заметил Кэшин. – Это называется «первым делом»?

– Первым делом за сегодня, друг. Сто двадцать баксов за бензопилу со всеми прибамбасами, ею одна старушенция цветочки в саду срезала, двадцатку за железяки, двадцатку в неделю за бак, нужен он тебе будет недели четыре, десять – доставка. Вода первое время бесплатно, потом заправка – десять. Итого примерно две сотни вместе с первой заправкой. Считай, даром, потому что ты родня, хоть и придурок.

Кэшин обошел кругом бак, грубо обрызганный черной краской из баллончика. Самые заметные следы ржавчины были подчищены скребком или щеткой, но кое-где рыжие пятна все же вспучили свежую краску.

– Откуда приволок? – спросил он.

Берн выплюнул окурок.

– Слышь, – ответил он, – ты, когда гамбургер берешь в «Макдональдсе», тоже спрашиваешь, откуда у них фарш?

Кэшин еще раз обошел емкость.

– Тут военные снабженцы жаловались, – сказал он как бы невзначай. – Они на той стороне Ливермора были, на учениях, особо не напрягались, жили себе в палатках, и как-то им приспичило сходить в город за пивом. На следующий день у них пропали два бака для воды, большая палатка, брезент и газовые баллоны. Боевые потери, так сказать.

– Военные снабженцы, – ответил на это Берн, – все равно что семь нянек. Мне его один парень во двор притащил. Сказал, вернусь и тогда насчет денег поговорим. Кто такой – понятия не имею. Еще что рассказать?

– Не говори ничего такого, что может быть использовано против тебя в суде, – посоветовал ему Кэшин, вынул бумажник и достал из него четыре бумажки по пятьдесят долларов.

– Ну что, без обид?

– Конечно.

Берн взял только три бумажки.

– Господи, да ты разбудил во мне христианина!

– Пока еще маленького. С садового гномика. Нам тут понадобится кое-какой строительный инструмент – мастерки, ватерпасы, всякое такое.

Берн посмотрел на Ребба – тот стоял, опершись на лопату, и смотрел куда-то вдаль.

– Эй, Дейв, – позвал он, – ты как, лучше этого в строительстве соображаешь?

Ребб повернулся, пожал плечами:

– Я откуда знаю?

– Ну тогда слушайте, ребята, – сказал Берн. – У меня тут кирпич есть – первый сорт. Недешевый, сразу говорю, но такого днем с огнем не найдешь. Кладка будет – вас переживет.

– В «Кромарти Тех» вроде есть, – сказал Кэшин. – На складе департамента строительства.

– Вот подфартило-то! Еще одна вещь, про которую я ничего не знаю. Ты что, собрался это дерьмо покупать?

– Мне добро из стола находок не нужно.

– Да ты в своем уме? Я-то тут при чем? Твои ребята вместе с этим идиотом Хопгудом приперлись ко мне, целый час рыскали, все вверх дном перевернули, да так и ушли ни с чем. – От досады Берн сплюнул. – Ну ладно, железо-то забирай. С железом вроде никаких таких историй?

Они сгрузили гофрированное железо, и Берн сел за руль.

– Дейв, все хотел спросить, – заговорил он. – Мы, часом, нигде раньше не встречались?

Ребб внимательно рассматривал бензопилу.

– Нет, я тебя не помню, – сказал он наконец. – А вот ухайдаканную бензопилу сразу узнаю.

Они снова взялись за работу. Дойдя до дому, Ребб развернулся и двинулся навстречу Кэшину.

Зазвонил мобильник.

– Держу в курсе, – заговорил Хопгуд. – Донни нет. Все прочесали.

Кэшин рассматривал белые пузыри мозолей на подушечке каждого пальца.

– Второй этап, – ответил он. – Может, с этого и надо было начинать.

– Ты о ком, о нас или о себе?

– Так, мысли вслух.

– Оповещение было разослано в девять утра. Мы не стали ждать твоих распоряжений. Тебе сказали, что Бургойн вот-вот отдаст концы?

– Нет.

– Может, тебя уже списали в тираж?

Когда до встречи оставалось всего несколько взмахов лопатой, Ребб спросил:

– Этот Берн родня тебе, что ли?

– Родня.

– По отцу?

– Нет, по матери. Его отец – моей матери брат.

Ребб долго смотрел на Кэшина, потом вернулся к работе. Помолчав, он снова заговорил:

– Солидный сад был. Фотки нашел?

– Нет еще. Поеду в Кромарти – посмотрю, – ответил Кэшин.

Ему было совсем не до сада. Донни, Хопгуд и погибшие мальчишки не выходили из головы.

* * *

В фирме сказали, что Хелен Каслман уехала в суд. Ожидая ее, Кэшин прошелся по кварталу и только успел зайти в зал, как она встала со своего места, блестя черным костюмом и волосами, и начала:

– Как вам известно, ваша честь, в законе о выпуске под залог от тысяча девятьсот семьдесят седьмого года нет определения исключительных обстоятельств…

Судья предупредительно поднял палец:

– Мисс Каслман, прошу не напоминать мне то, что я знаю.

– Благодарю за указание, ваша честь. Подзащитный не был замечен в употреблении наркотиков. Дважды он обвинялся в мелких преступлениях, связанных с кражей подержанных вещей. У него четверо детей в возрасте до двенадцати лет. Единственным источником дохода семьи является сбор подзащитным металлолома. Миссис О'Хэллоран не в состоянии заниматься детьми и делами одна, без помощи мужа.

Судья все это время не отрываясь смотрел в окно.

– Ваша честь, – продолжала Хелен Каслман, – мне сообщили, что суд над моим клиентом состоится не ранее чем через три месяца. С должным уважением к суду я прошу принять этот факт во внимание в дополнение к чрезвычайным обстоятельствам, упомянутым в законе, и освободить моего клиента под залог.

– В данном населенном пункте, – возразил судья, – покупка героина расценивается как крайне серьезное правонарушение.

– Попытка покупки, прошу заметить, ваша честь.

Кэшин заметил, что у судьи на скулах от досады заходили желваки.

– Покупка героина расценивается как крайне серьезное правонарушение в данном населенном пункте. Может быть, в Сиднее считают иначе, мисс Каслман.

Судья хрипло кашлянул и, явно ожидая поддержки, повернул голову, осклабив желтые, какие-то собачьи зубы. Прокурор, уставившись перед собой мертвым взглядом, растянула губы в улыбке. Судья, не закрывая рта, опять обернулся к Хелен.

– Хотелось бы отметить, – заговорила Хелен, – что в случае признания моего клиента виновным ему грозит наказание минимальной тяжести, а нарушение условий освобождения под залог в его обстоятельствах вряд ли возможно.

Судья пристально посмотрел на нее.

– Если вашей чести угодно, – продолжала Хелен, – я могу сослаться на прецеденты, включая недавнее решение судьи Масгроува в Верховном Суде по апелляции на отказ суда в освобождении под залог.

Судья вытащил платок и громко высморкался.

– Мне не нужны указания, исходящие из глубин вашей неопытности, мисс Каслман. Условия освобождения под залог следующие… – И он зачитал их.

– Ваша честь, – заявила Хелен, выслушав его решение, – я полагаю, что названная сумма в двадцать тысяч долларов настолько выходит за рамки финансовых возможностей моего подзащитного, что можно говорить об отказе в освобождении под залог.

– Неужели?

– Разрешите сослаться на прецедент?

Судья выслушал ее не перебивая, затем, поблескивая серебряными пуговицами на мантии, все-таки урезал сумму до пяти тысяч.

Кэшин вышел на улицу. Его знакомый полицейский из уголовного розыска, по имени Грег Лоу, стоял, опершись о перила, и курил, зажимая сигарету в таких же желтых, как зубы судьи, пальцах.

– Ну и пробивная же баба, – заметил Лоу. – Он-то думал, что ему будут лизать задницу, а не грозить апелляцией в суд высшей инстанции.

– Когда лизать и когда пинать, – ответил Кэшин, – вопрос вопросов в уголовном суде.

Лоу уставился на улицу. Кэшин перевел взгляд туда же – на ржавый оранжевый «датсун» с одной голубой дверцей. За рулем сидела женщина, более всего похожая на разжиревший манекен для крэш-тестов. Окорок правой руки свешивался из окна, а в пальцах-сардельках дымилась сигарета. Женщина поднесла руку ко рту и затянулась. На пальцах аляповато блеснули гайки массивных колец.

– Габби Тревена, – мотнул головой в ее сторону Кэшин. – На приличном сроке уже. Не смотри, что с пузом, а свернула одной женщине челюсть у кафе «Гре-ко». Когда та упала, Габби спокойно надела шлепки и сломала ей еще четыре ребра. Отделала, ничего не скажешь!

На улице появились мужчина средних лет и подросток, поднялись по ступенькам, глядя на Грега Лоу. Мужчина с худощавым лицом и с жидкими блекло-рыжими волосами был в допотопном, видимо, еще свадебном костюме, который теперь болтался на нем как на вешалке. Рыжеволосый подросток с золотой серьгой в одном ухе, вне всяких сомнений его сын, выглядел вполне довольным жизнью.

– Проходите, сейчас приду, – сказал Лоу, махнув рукой в сторону здания. – Тут такое дело: одна женщина надергала травки, которую Габби растила на крыше. И как раз когда там что-то созрело, представляешь?

– Ага, сад на крыше, – сказал Кэшин, – так и вижу: шезлонги везде, горшочки, цветочки, Габби в купальнике принимает солнечные ванны…

– Корова сегодня отдыхает. Истицу днем с огнем не могли разыскать. Возможно, понадобится экскаватор, чтобы ее обнаружить. – Лоу наконец оторвался от перил. – Кстати, насчет «лизать» и «пинать». Я слышал, Хопгуд твоим лучшим другом заделался?

– Ну и?

Лоу швырнул окурок на улицу.

– Габби Тревена не самая опасная личность в этом городке. Так себе, по правде говоря.

– Ты это о чем?

– Пораскинь мозгами на досуге.

По лестнице спускалась Хелен Каслман. Кэшин подошел и поздоровался:

– Добрый день. Можно вас на два слова?

– Тогда пойдемте со мной, я опаздываю к клиенту.

Они сошли вместе и повернули налево.

– Получили мою жалобу по поводу преследования Донни? – поинтересовалась она.

– Нет, я сейчас в отпуске. Что за преследование?

– Я пожаловалась вашему Хопгуду. Патрульные машины разъезжают вокруг дома, светят в окна. Что еще за дела? Ничего удивительного, что он удрал. Этого и добивались, так ведь?

– Я ничего об этом не знаю.

– У вас просто нет никаких доказательств, вот в чем проблема.

– Нет, есть, – не моргнув глазом, солгал Кэшин.

Прямо на них ехали друг за другом два скейтбордиста, один из которых был, пожалуй, уже староват для такой забавы. Кэшин отступил влево, чтобы пропустить их.

– Скажите это тем двум мертвым мальчишкам, – съязвила Хелен.

– Ни один полицейский в здравом уме не будет ни в кого стрелять, а уж тем более в детей. Другое дело, что нормальные дети не разъезжают с дробовиками.

– Ну, это ваша версия случившегося. Что вам нужно от меня?

Кэшин вовсе не хотел настраивать ее против себя, и он осторожно сказал:

– Неплохо было бы, если бы мы знали, что он сбежит. Хелен задумчиво покачала головой:

– Ну и ну… Думаете, если бы я знала об этом, то примчалась бы к вам с такой новостью?

– А что могло бы вам помешать это сделать?

– Если бы я знала, то это была бы информация, полученная во время представления интересов клиента. Как же я могла сообщить ее вам? Мне здесь переходить.

Они остановились на углу и стали ждать сигнала светофора, повернувшись в разные стороны. Кэшину очень хотелось взглянуть на нее, и он не удержался. Она стояла и смотрела на него.

– А я что-то не помню вас таким худым и высоким, – сказала она.

– Расти поздно начал. Но вы, вероятно, меня с кем-то путаете.

Загорелся зеленый. Они перешли улицу.

– Нет, я вас хорошо помню, – ответила она.

Кэшин покраснел.

– Вернемся в настоящее, – предложил он. – Ныне вы представитель судебной власти. Не вижу этических проблем.

Ответа не последовало. Они в молчании дошли до базальтового особняка, в котором располагался ее офис.

– Мне сказали, вы работали в городском убойном отделе, – заговорила она.

– Ну, было дело.

Он заметил, как она качает головой, изучающе глядя на него.

– Стало быть, это в порядке вещей, что адвокаты делятся с вами сведениями о своих клиентах?

– Как правило, я не выспрашиваю у адвокатов сведения об их клиентах. Но ваш клиент нарушил условия освобождения под залог. И я прошу вас, если вы знаете, что он покинул город, скажите нам и избавьте от лишней работы. Не столь уж большое одолжение, правда?

– Могу сказать, что знаю не больше вашего.

– Что ж, спасибо, мисс Каслман.

– Не за что, детектив Кэшин. Пожалуйста, обращайтесь в любое время. Кстати, вчера я узнала, что мы с вами скоро будем соседями.

– Каким образом?

– Я купила соседний участок. Тот, где старый дом. Собственность миссис Корриган.

– Добро пожаловать в графство, – ответил Кэшин и подумал: «Сегодня же надо поставить забор».

Он вернулся в участок. Хопгуд выехал на опознание трупа, обнаруженного в сгоревшем доме на западе Кромарти.

Кэшин оставил короткую записку и поехал в библиотеку за фотографией. Зря потратил время: оказалось, что в библиотеке выходной. По дороге домой ему вспомнился вечер в последний школьный год. За ним заехал Тони Кресси. Свой «мерс» он взял в прокате «Кресси престиж моторс», на шоссе. В школьной футбольной команде Тони играл защитником – скоростью не отличался, едва отрывал ноги от земли, но был такой здоровый, что пугал противника одним своим видом.

В машине их было четверо – двое парней и две девушки. Решили, что поедут к «Чайнику», на Лестницу Дангара. До этого вечера он едва ли перемолвился с кем-либо из этих девчонок даже дюжиной слов.

Лестницу давно уже огородили и снабдили предупредительными табличками, но это только подзадоривало любителей острых ощущений. Он помог Хелен перелезть через ограждение и даже подставил ей руки. Ей, правда, это было не особенно нужно – она ведь занималась конным спортом. Про нее даже говорили: «Хоть завтра на Олимпиаду». Они прошли вдоль скал по утоптанной дорожке, там, где сумасшедший Перси Гамильтон Дангар двадцать лет рубил в скале узкие ступеньки, которые начинались неподалеку от входа и бежали по стенам, спускаясь к прибою. Об этой истории знала вся округа. Сохранилась, пожалуй, лишь сотня ступеней, но их так источили морская вода и ветер, что стоять на них было очень опасно.

Тогда, вечером, решили не рисковать. Они сидели, упершись спинами в скалу, – мальчишки курили, отхлебывали «Джим Бим» прямо из горлышка – просто так, для понта, а не по-настоящему. Надо же было порисоваться. Кэшин и Хелен устроились ступенькой ниже Тони Кресси и Сьюзен. Тони неустанно всех веселил – он мог рассмешить кого хочешь, даже самых суровых учителей.

Ему отчетливо вспомнилось, как она громко смеется, раскачиваясь из стороны в сторону, а ее грудь касается его голой руки.

Тогда она была без лифчика.

Он помнил: о каменный берег бьются громады волн, гремит гром, белеет пена на взбаламученной воде и сердце замирает всякий раз, когда волна там, внизу, в каменном колодце, взрывается мириадами брызг. Казалось, она сметет любые преграды, могучая сила поднимет ее вверх, и этот язык играючи слижет тебя со ступеньки и увлечет за собой вниз, в вечное кипение «Чайника».

Но такого никогда не случалось.

Вода поднималась в утесах от силы метров на пять-шесть, а потом спадала, и только ручейки воды выливались из полостей скалы. «Чайник» пыхтел, шумел, затем вода из него выливалась и становилось тихо.

Он даже вспомнил, какие анекдоты они тогда рассказывали, как девчонки хихикали: «А теперь наш черед, мальчики!»

Сперва они высадили Сьюзен, припарковались, не доезжая до дома Хелен. Джо проводил ее до калитки. Вдруг она порывисто обернулась к нему и поцеловала, взглянула на него и поцеловала еще раз – долгим поцелуем, поведя рукой по его волосам.

– Ты классный, – сказала она, повернулась и отворила калитку.

Он вернулся, сел в машину, сердце выпрыгивало у него из груди. Тони Кресси завистливо сказал:

– Ну ни фига! Повезло же тебе.

* * *

Смеркалось, поднимался ветер, когда они наконец выкопали из земли последний гнилой столб. У Кэшина ныло все тело, он едва держался на ногах.

– Завтра к вечеру закончим, если материал будет, – сказал Ребб.

– Берн утром должен привезти, – ответил Кэшин. – Он теперь лучше понимает, что такое «первым делом».

Они закинули инструмент на плечи и отправились домой. Кэшин свистнул, у ручья вскинулись две черные головы и повернулись к нему.

Впереди уже показалась крыша дома, когда зазвонил его мобильник, слабо, еле слышно в порывах ветра. Он приостановился, опустил лопату, нащупал в кармане телефон. Ребб пошел дальше.