Текст книги "Расколотый берег"

Автор книги: Питер Темпл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Но кто-то же слух распускал.

– Какой там слух! Все и так знали.

– А это все началось еще до того, как я приехал? Еще когда Сэдлер тут всем заведовал?

– Нам жаловались, – сказала Кендалл и посмотрела в сторону. – Сэдлер обещал, что свяжется с Кромарти. Какая-никакая, а работа.

– Подожди-ка, Кен. В тот день, когда был марш, я спрашивал тебя о Билли Пигготе, а ты рассказала мне что-то о Рэе Пигготе. Не напомнишь?

– Украл пятьсот баксов у какого-то агента, который жил в гостинице «Волна». Тот говорил, что подвез Рэя из Кромарти и пригласил его к себе в комнату попить пива. Ну и денег как не бывало. Оно и понятно: двое собутыльников, одному под пятьдесят, другому на вид лет четырнадцать.

– Он узнал полное имя Рэя?

– Да. Сэдлер позвонил в Кромарти. Приехали Хопгуд и этот… Стегглз. Оставили машину на заднем дворе. Рэя Пиггота привезли с собой, подобрали, наверное, где-нибудь по дороге. Оставили его в машине, а сами поговорили с агентом в комнате для допросов. Потом уехали, и все – больше об этом ни слуху ни духу.

– Пиггота ни в чем не обвинили?

– Нет. Все равно в Мельбурне попался. Отобрал магнитофон и ноутбук у какого-то парня в парке. Уличный ребенок, что с него возьмешь.

– Ну и какой из всего этого вывод?

Кендалл опустила глаза и тонко улыбнулась своей печальной всепонимающей улыбкой.

– Мне повезло, что я здесь работаю, – сказала она. – Когда я не могла ходить как следует, ну и вообще была не очень, никто меня не оттолкнул, не вычеркнул, не сказал, что можно бы и на пенсию. Просто родная семья. Ты, наверное, об этом знаешь. Или нет?

Она ушла. Кэшин откинул голову, чувствуя, как, пока еще слабо, ноют усталые мышцы. Утро в суде, Грег Лоу прозрачно намекает ему про Хопгуда. Больная на всю голову, чокнутая Габби Тревена не самый опасный человек в этом городке, так он сказал. Интересно, Лоу передавал угрозу от Хопгуда или как? Или, наоборот, давал понять, что он не человек Хопгуда?

«А вы приятель Хопгуда и его шайки-лейки?»

Хопгуд и Ллойд. И еще, может, Стегглз.

Стегглза тогда просто вывернуло наизнанку. Дождь хлестал как бешеный, он наклонился, дуло пистолета уткнулось в небо, а изо рта извергалась мутная струя. После того как он убил мальчишку, его желудок изверг все – и гамбургер, который он съел на брифинге, и жирные чипсы с кетчупом.

Слабоват ты оказался для этого, Стегги. Кэшин набрал номер Хелен Каслман.

– Хочу снова с этим Паскоу потолковать, – сказал он.

– У тебя с тактом не все в порядке. Тебе не говорили?

– Я поговорю с ним у тебя в офисе. Можно в твоем присутствии.

– Так это будет официально? Официальный допрос?

– Нет, просто посидим, поболтаем.

– Ну, я ведь не представляю интересы Паскоу, поэтому в подобных разговорах у меня нет никакого статуса. Да, честно говоря, и желания помогать полиции в ее болтовне.

– Я хочу начать сначала и снять обвинение с мальчишек. С твоего клиента, между прочим.

– С покойного клиента.

Она замолчала. Кэшин спокойно ждал.

– Я перезвоню, – произнесла она наконец. – Ты где?

Кэшин вышел, обогнул пешком квартал. Ветер дул прямо в лицо, и на главной улице ему повстречалось лишь несколько человек, которые стремительно пробегали от своих машин к магазинам. У Леона было пусто.

– Полиция, – громко сказал Кэшин. – Открыто?

– Открыто для любых посетителей, – ответил Леон, появившись из кухни. – Для каких хотите! Меню сегодня не блещет разнообразием. Суп, и больше ничего. Простая похлебка, правда с ветчинной косточкой.

– С собой?

– Семь пятьдесят, если будешь здесь. С собой отдам за четыре пятьдесят. А тебе, как полицейскому, за три пятьдесят.

– Кость можешь оставить себе.

– С тебя три пятьдесят. Я еще хлеба положу. Хороший хлеб, свежий. С маслом.

– Тогда два.

– Ну, напугал. Напугал до смерти. Ты какую музыку любишь?

Кэшин сидел за столом, ел суп, и тут зазвонил телефон.

– Он не хочет сюда приходить, – сказала Хелен. – Человек он нелюбопытный и в разговоре не заинтересован.

– И что же?

– Сказал, что, если хочешь пообщаться, приходи сегодня вечером к нему. Он ясно дал понять, что ничего полиции не должен. Я, правда, чуть-чуть его отредактировала, чтобы не оскорбить твоих чувств.

Умно. Кэшин подумал, что мог бы лет десять рыться в книгах – и все без толку.

– Ладно, я так и сделаю, – ответил он. – Спасибо и пока.

– Я, пожалуй, подвезу тебя. Он не хочет видеть у своего дома полицейскую машину. И раз уж ты так горишь желанием исправить вопиющую несправедливость, я хочу помочь.

Он взглянул на собак во дворе и вспомнил ее рот, ее поцелуи. Поцелуи из ниоткуда. Разделенные двадцатью годами.

* * *

Кэшин и Хелен сидели у кухонного стола в помещении, где когда-то был гараж. Теперь же оно скорее напоминало небольшой бар со стойкой, настоящим бильярдным столом и стульями. На боковой стене висела полка с телевизором.

Крис Паскоу принес из-за стойки шесть банок пива в упаковке, поставил их на стол, сел сам, вынул банку и потянул за язычок крышки.

– Угощайтесь, – любезно предложил он. – Ну, что за дело?

– Мы насчет часов Кори.

– Сьюзи же вам рассказывала.

– Я хочу знать, откуда они у него взялись.

– Что, думаете, как бы на него еще кражу навесить? Он ведь погиб, можно сказать, ни за что. Мало вам?

– Нет. Мы вообще-то хотим найти того, кто убил Бургойна. Что это не мальчишки, я уверен.

– С каких пор, интересно?

– С тех самых пор, как я решил, что верю Сьюзи и ее рассказу про часы.

Паскоу хлебнул пива, промокнул губы, закурил.

– Ну да. Но ведь Сьюзи не знает, где он их взял, и мать его не знает.

– Может, друзья знают.

– Друзья, считай, все погибли.

Хелен осторожно кашлянула.

– Крис, я по телефону сказала, что приехала сюда из-за Донни. Я хочу восстановить его честное имя, его и друзей. И еще – смыть позорное пятно с Даунта.

Паскоу рассмеялся лающим смехом курильщика:

– Вот о Даунте не стоит беспокоиться! Ему одним пятном больше, одним меньше – все едино. И что, так вы быстрее узнаете, откуда у него часы? Да может, их давно уже и без него стырили!

– Если окажется, что Кори украл их, то все, – сказал Кэшин. – Закрываем дело и считаем, что квиты.

– Слышал, Хопгуд тебя не сильно любит, – сказал Паскоу.

– Откуда слышал-то?

Паскоу, осклабившись, затянулся сигаретой.

– У стен есть уши, знаешь. Ты ведь сейчас спишь под кроватью, так?

Дверь распахнулась, ударив по стене. Вошел второй, с дредами, который тогда тоже был на пирсе. Кэшину показалось, что в помещении он выглядит как-то крупнее.

– Что за сборище? – спросил вошедший.

Паскоу поднял руку:

– Да вот, сидим, разговариваем.

– Разговариваешь? Пиво пьешь с полицейскими? Быстро ты меняешься, друг. Может, в следующий раз в койку с ними ляжешь?

– Это насчет часов Кори, вот и все, – объяснил Паскоу.

– Ага, вот и все, – повторил Стиво. – А это кто такая?

– Адвокат, – пояснил Паскоу. – Адвокат Донни.

Стиво сделал шаг вперед, к Паскоу, потянулся к столу, взял упаковку, вынул из нее банку пива и налитыми кровью глазами глянул на Кэшина, на Хелен, потом снова на Кэшина.

– Что, не пьете? – спросил он. – Не пьете с аборигенами?

«Ах ты, мелочь пузатая! Только и можешь, что по барам задираться», – подумал Кэшин и посмотрел на Паскоу.

– Знаешь, если твой приятель будет здесь командовать, тогда я ухожу.

– Так вали, – посоветовал Стиво.

Паскоу быстро произнес, не оборачиваясь:

– Заткнись ты, Стиво!

– Заткнуться? Это ты мне велишь заткнуться, ты…

Паскоу отшвырнул ногой стул и неожиданно для Стиво сбил его с ног. В один миг Паскоу вскочил, не дав Стиво развернуться, и в три удара по груди прижал к стойке бара, пододвинулся прямо к нему и что-то тихо произнес, но Кэшин ничего не расслышал.

Стиво поднял руки. Паскоу отступил и махнул рукой. Стиво зашел за стойку и оперся на нее, ни на кого не глядя. Крис снова сел, отхлебнул пива из банки.

– Так я говорю, – продолжил он как ни в чем не бывало, – может, Кори эти часы того… поменял.

– На что? – спросил Кэшин.

– А я знаю? Может, сами сообразите?

– И с кем же он поменялся?

– Спроси чего полегче, приятель.

– Что ж, полезная информация. Что еще мне расскажешь? Кто там меня не любит? Стегглз? Эти стены с ушами что-нибудь слышали о Стегги?

– Козел он! Придурок настоящий.

– Да я сам, – замычал Стиво из-за стойки, – вот этими вот руками сегодня же…

– Заткнись, Стиво! – досадливо оборвал его Паскоу. – Да заткнись же ты!

Кэшин вытянул банку из коробки, оторвал крышку и взглянул на Хелен. Та сидела точно на боксерском матче – губы чуть приоткрылись, на щеках пятнами полыхал румянец.

– Слушай, – заметил Кэшин, – хочешь что-нибудь сказать – не тяни резину. Я уже проголодался. Я, знаешь, привык в это время ужинать.

– Кори сглупил, сам виноват, – сказал Паскоу. – Ничего ему, бывало, не скажи, вечно все делал по-своему.

– Это вы про что? – спросил Кэшин. – Про травку? Паскоу махнул рукой:

– Здесь она у всех растет. Хоть грошовый, а заработок. Работы-то совсем нет.

– Так чем он занимался?

– Да заниматься много чем можно. Я не говорю – в промышленных масштабах, так, на пиво бы хватило. Я слышал, Кори что-то химичил на пару с Люком, никого не слушал, плевать на всех хотел.

Паскоу протянул сигареты. Кэшин вынул из пачки одну, закурил, выдохнул дым в потолок и понял, что пора брать быка за рога.

– Пигготы, – бросил он. – Это Пигготы, да?

Паскоу посмотрел на Хелен, потом на Кэшина.

– Что, не дрыхнете в своем Порте? Да, они. Всё им мало, этим сволочам, всё хотят еще урвать, выше головы прыгнуть.

– Скоты эти Пигготы! – прорычал Стиво. В руке он уже держал бутылку «Джим Бима». – Передушить бы их всех! Мразь белая!

– Стиво! – рявкнул Паскоу. – Ты заткнешься или нет? Иди телевизор включи. Мультики посмотри или там еще что.

Хелен наконец заговорила:

– Крис, я правильно поняла, что Кори выменял часы у Пигготов?

– Да, похоже… Похоже, что так.

– Тогда объясни, как часы попали к ним, – попросила Хелен.

Паскоу пристально смотрел на Кэшина.

– Ты представляешь, Пигготы быстро сообразили, что дело это легкое – ну, всяко проще, чем горшки обжигать. Даже растить сами не хотят, вообще задницу не поднимают. Только денежки гребут, а риска никакого.

– Хорошо устроились! – заметил Кэшин.

– Я точно говорю! Слышал, они себе фармацевта наняли. Парень, типа, ездит себе с места на место, работает.

– Точно знаешь?

– Это ведь не будет считаться заявлением?

– Нет.

Паскоу наклонился вперед, совсем близко к Кэшину:

– Думаешь, Хопгуд и местные парни не связаны, да? Ни фига подобного! У Хопгуда в этом деле знаешь какая доля! Ого-го!

– Этого нельзя так оставлять, – заметил Кэшин.

– Точно! – сказал Паскоу и снова сел. – Слушай сюда.

Кэшин кивнул:

– Весь внимание.

Хелен кашлянула.

– И все-таки как часы попали к Пигготам? Может, вернемся к этому?

Кэшин понял, что он уже знает ответ, знает, потому что в мозгу все время шла работа – что-то отсеивалось, сортировалось, раскладывалось по полочкам, разбивалось на части, казалось бы без смысла и цели, и вдруг два фрагмента ударились друг о друга и сцепились, словно в рукопожатии.

– Рэй Пиггот, – сказал он.

– Быстро соображаешь, – сказал Паскоу. – Да, этот пидорок. Я так слышал.

Жалоба на Рэя Пиггота. Хопгуд и Стегглз в участке, Рэй в машине, на улице. Рэй, который выглядел лет на четырнадцать.

– Рэй Пиггот украл у Бургойна часы? – неуверенно спросила Хелен.

– Да уж не в подарок получил.

– Ничего не понимаю, – сказала Хелен. – Что еще за Рэй Пиггот? Я как…

Кэшин спросил:

– Ну, для ясности: мы говорим не о Рэе и бурбоне?

Паскоу засмеялся:

– Хопгуд привозил его к старому Чарли Бургойну. Этот сучонок Рэй знал, во что вляпался, но не он первый попал к Чарли и его дружкам. Это Хопгуда работа. И всегда была.

* * *

Они молча проехали на двор автозаправки, где Кэшин оставлял машину.

– Спасибо, – произнес он, собираясь уходить.

– Подожди.

Возле колонок не было ни одной машины. Окна в будке кассира были затуманены от дыхания.

– Объясни мне, что все это значит, – попросила Хелен.

Кэшин задумался, что ей сказать. Хелен ведь все равно в эту игру не играть – ее клиент умер.

– Паскоу сам траву выращивает, – заговорил он. – Сам же и развозит, везде крутится. У Пигготов все по-другому: для них выращивают, делают таблетки, возят. Паскоу говорит, Хопгуд и его шайка тоже с ними связаны и доля у них совсем немаленькая.

– С чего это Паскоу с тобой так разоткровенничался?

– Хочет, чтобы я с Пигготами разобрался. В обмен на рассказ о том, откуда у мальчишек часы.

– Это другие часы, те, что он купил раньше?

– Правильно. Другая модель.

– Так что, с самого начала это была туфта?

– Ну конечно.

– И ты веришь в историю про этого Рэя Пиггота?

Кэшин взглянул на нее. В это время на заправку завернула машина, свет фар скользнул по лицу Хелен, и Кэшина опять захлестнуло глупое, безудержное подростковое влечение к той, которая недоступна.

– Рэй быстро соображает, – сказал он. – Мать родную продаст, если что.

– Быстро соображает? Как это понимать?

– Ну, проныра. Из тех, что без мыла везде влезут.

– Джо, я занимаюсь корпоративным правом не первый год.

– Ну и что? Тебе здесь все равно больше делать нечего. Теперь нам все это разгребать.

– Джо…

– Что такое?

– Дай мне шанс. Ты не знал бы этого всего, если бы я не заставила тебя встретиться с Паскоу. Паскоу говорит, Хопгуд свел Рэя Пиггота с Бургойном. И его, и других мальчишек. Этого о Бургойне никто никогда не рассказывал.

– В твоем кругу.

– В моем кругу? Что это значит?

– Может, у вас там, на Бейвью-драйв, о таком не говорят. Вульгарно там, то-се…

Хелен слушала, барабанила костяшками пальцев по рулю.

– Меня на эту наживку не поймаешь, – сказала она медленно, отчеканивая каждое слово.

– Идти надо, – сказал Кэшин. – Я перезвоню.

На улице было холодно и сыро, летела мелкая морось. Он нагнулся, чтобы поблагодарить ее.

– Часто болит? – спросила Хелен.

– Нет.

– Что ж, ты обвел меня вокруг пальца. Как бы то ни было, я вселилась в дом, мы теперь соседи. Может, заглянешь, выпьем чего-нибудь? Я в микроволновке какие-нибудь пирожки разогрею. Надеюсь, люди твоего круга такой едой не брезгуют.

Он уже собрался было вежливо отказаться, но взглянул в ее глаза и произнес:

– Ну что ж, веди.

– Нет, – возразила она, – ты первый. Ты лучше дорогу знаешь.

Дорога к дому Корриганов шла между старыми вязами, многие из которых уже высохли. Ее недавно посыпали щебнем, и полотно белело в лучах фар. Кэшин припарковался слева от ворот усадьбы и выключил фары. Хелен остановилась за ним. Он неловко выбрался из машины. Небо, покрытое облаками, внезапно расчистилось, вышла полная луна и залила мир бледно-серым светом. Они молча прошли по длинной дорожке, поднялись к входной двери по новеньким деревянным ступеням.

– Мне здесь еще боязно, – сказала она. – Темно. И тихо… Может, зря я все это затеяла?

– Собаку заведи, – посоветовал Кэшин. – И ружье. Они прошли по коридору. Щелкнул выключатель, осветив большую пустынную комнату, видимо переделанную из двух или трех поменьше, с новыми блестящими половицами. Из мебели там были только два стула и стол на низких ножках.

– Мебель расставить не успела, – сказала Хелен. – И книги еще не распакованы.

Он прошел за ней в кухню.

– Плита, холодильник, микроволновка, – сказала Хелен. – Стандартный набор, как у всех.

– Тогда и пироги готовые сойдут, – ответил Кэшин. – Тоже стандартные, как у всех.

Хелен сунула руки в карманы пальто, подняла подбородок. Кэшин видел, как натянулись жилы у нее на шее. У него бешено забилось сердце.

– Голоден? – спросила она.

– Глаза у тебя интересные, – проговорил Кэшин. – В кого?

– У бабушки глаза были разного цвета, – ответила она, чуть отвернувшись. – Ты в школе считался интересной личностью. Нравится мне это выражение – «интересная личность».

– Неправда. Ты меня в упор не видела.

– Ты такой был… отстраненный. И напряженный, как будто всегда под током. Ты и сейчас как под током. Есть в этом что-то такое… сексуальное.

– Как это – «под током»?

– Не спрашивай – это талант. – Хелен приблизилась, взяла его голову в ладони, поцеловала, отстранилась. – Ты не слишком отзывчив. А у полицейских бывает интим на первом свидании?

Кэшин обнял ее под пальто, прижал к себе, вдохнул ее запах, ощутил под пальцами ее ребра. Она оказалась более худой, чем он думал. Он задрожал.

– У полицейских обычно не бывает второго свидания.

Хелен взяла правую руку Кэшина в свою, поцеловала ее, потом поцеловала его в губы и повела за собой.

Ночью он проснулся – почувствовал, что она не спит.

– Ты все еще ездишь верхом? – спросил он.

– Нет. Неудачно упала и с тех пор духу не хватает.

– Я-то думал, идея в том, чтобы не сдаваться: упала – залезла?

Она погладила его:

– Залезла, говоришь?

* * *

Дом виднелся издалека – стрела сосновой аллеи оканчивалась строго у входной двери. Кэшин подъезжал к дому, и неяркие лучи закатного солнца неровно мелькали между стволами.

На стук открыла худощавая женщина с морщинистым лицом, одетая в темный спортивный костюм. Кэшин представился, показал удостоверение.

– Сзади, – сказала она. – В сарае.

Он прошел по бетонированному двору. Место напоминало не слишком строго охраняемую тюрьму – свежевыкрашенный дом за забором, в воздухе арбузный запах свежескошенной травы. Ни деревьев, ни цветов, ни даже сорняков…

В сарае со сдвижной дверью на северной стене мог свободно разместиться небольшой самолет. Кэшин не дошел до строения метров десять, когда в проеме показался мужчина.

– Мистер Старки? – спросил Кэшин.

– Он самый…

Перед ним стоял крупный, тяжелый даже на вид толстяк, с головой, формой и размером напоминавшей очищенную картошку, одетый в чистый синий комбинезон поверх клетчатой рубашки.

– Старший сержант уголовной полиции Кэшин. Поговорим?

– Ну, поговорим, – ответил тот и прошел в сарай.

Кэшин направился следом. Порядок здесь был как в кухне миссис Старки. Каждый инструмент висел на особом крюке. Железные столешницы двух длинных столов сияли под флюоресцентными лампами. За ними на доске со вбитыми в нее колышками строго по размеру были развешаны гаечные ключи, клещи, ножницы по металлу, ножовки, стальные линейки, струбцины, штангенциркули. Здесь же стояли большой и малый токарные станки, сверлильный станок, две шлифовальные машины, ножовочный станок, подставка с прорезями для ножовочных полотен и других приспособлений.

В середине помещения над квадратными стальными столами на цепях висели четыре старых, почти разобранных двигателя.

Высокий, тощий юнец, одетый как Старки, стоял у тисков и орудовал напильником. Оторвавшись от работы, он глянул на Кэшина через упавшую на глаза прядь волос.

– Иди поговори с матерью, Тай, – распорядился Старки.

У Тая из кармана торчала замасленная тряпка. Он вытащил ее, старательно протер станок, подошел к столу, вытер напильник, положил его на место.

Он вышел, так и не взглянув на Кэшина. Кэшин посмотрел ему вслед. Одно плечо у него было выше другого, и шел он неловко, боком, точно краб.

– С движками возитесь, – сказал Кэшин.

– Угу, – буркнул Старки, сузив глаза. – «Бургойн и Кроми». Чем могу помочь?

– Ремонтируете?

– Восстанавливаю. Движки-то – лучше не бывает. Вам что?

Кэшин заметил, что присесть в сарае негде.

– На Бургойне были часы, – сказал он. – Вы можете их опознать?

– Пожалуй что да.

Кэшин вынул цветной буклет, согнул так, чтобы была видна только фотография часов с простым белым циферблатом и тремя циферблатами поменьше.

– Эти, – сразу же сказал Старки.

– На нем в тот день были эти часы?

– Он носил их каждый день.

– Спасибо. Еще несколько вопросов, не возражаете?

– Да в чем дело? Его же пацаны из Даунта пристукнули, – ответил Старки.

И лицо его, и темно-серые, точно мраморные, глаза оставались равнодушными.

– Мы в этом не уверены, – сказал Кэшин.

– Во как! А что, этот сучонок Култер просто так в «Чайник» нырнул? Они это, больше некому.

Старки подошел к проему, сплюнул наружу, вытер губы, вернулся, грузно встал рядом, вопросительно наклонил голову.

– Вы с Таем были дома той ночью? – спросил Кэшин.

Старки снова угрожающе сощурился.

– Десять раз, что ли, вам повторять? В чем дело-то?

– Подойдите в участок, – сказал Кэшин. – И захватите с собой зубные щетки, так, на всякий случай.

Старки подвигал нижней челюстью – вперед и назад, вправо и влево.

– Знаете такого полицейского, Хопгуда? – спросил он. – Мой друг, между прочим.

Кэшин вынул мобильник, протянул ему:

– Можете позвонить.

– Надо будет – позвоню и без вас.

– Ну давайте я. Хотите?

Старки засунул руки в карманы.

– Мы были дома, спросите у нее. Мы вообще по вечерам редко выходим. Так только, мяч погонять.

– В «Высотах» еще работаете?

– Ну да, пока не продали.

– Платят там хорошо.

– Ну и что?

– Раза в четыре больше, чем ваш садовник тут получает. А может, даже в пять.

– Нас двое.

– Тогда в два раза.

– Так там и вкалывать приходится в два раза больше.

– Вы у него и за шофера были.

Старки положил тяжелую ладонь себе на шею.

– Да не то чтобы я его катал… Так, если в банк, в город. Он был не любитель ездить.

– А имя Артура Полларда вам знакомо?

– Нет.

– Вы знаете этого человека? – Он показал снимок Полларда, сделанный в полицейском участке, и взглянул Старки прямо в глаза.

– Нет.

Кэшин задумался, с какой бы стороны лучше зайти, и затем произнес:

– Мистер Старки, я вам так скажу – мы не считаем, что мальчишки из Даунта убили мистера Бургойна. Поэтому, если вы мне расскажете, что слышали, или видели, или, может быть, чувствовали…

– Не считаете, значит?

– Нет.

– Это почему же?

– Не сходится кое-что.

– Култера этого обвинили, так?

– Мы думали, что он замешан, поэтому и задержали.

– Это как понимать?

– Что вы подумали, когда услышали о нападении?

В мутных глазах Старки мелькнула искра.

– Что-что… Потрясен был, да.

– И все?

– Что ж еще-то? Здесь ведь такого не случалось.

– Он вам нравился?

– Да нормальный. Мы ж с ним не были друзья-приятели.

– Кто еще мог иметь на него зуб?

– В смысле, кроме подонков-грабителей?

– Ну да.

– Без понятия.

– В последнее время к Бургойну приезжали гости? Кроме приемной дочери, был кто-нибудь?

– Нет, никого не видел.

– А до того как это случилось, в «Высоты» никто не забирался?

– При мне – нет. Когда-то давно лошадей угнали. Проволоку перекусили и вывели трех лошадей из конюшни. Так у вас это дело должно числиться.

– Если поступало заявление.

– С чего бы ему не поступить?

– Вот Крейк… Вы с ним как, ладили?

Старки пожал плечами:

– Вроде да… Он любил, чтобы все по-его делалось. Ну я так и делал, мне-то что…

– Он Бургойну с обжигом помогал, так?

– Точно не помню.

– Вы работали в лагере «Товарищей».

Старки поскреб в затылке и смущенно отвел глаза.

– Давно это было…

– Так вы Крейка с лагеря знаете?

– Да. Он там был начальником.

– Какой работой вы занимались в лагере?

– Чинил все, ремонтировал. Мальчишек в футбол учил играть помаленьку. Приемчики разные показывал…

– А в ночь пожара вы там были?

Ручищи решительно взмахнули.

– Нет! В пабе сидел, в Порте.

– Расскажите, как вы ездили в город. Куда вы его отвозили?

– На квартиру на Релли-стрит. А оттуда он брал такси.

– Ночевали где-нибудь?

– В гостинице в Сент-Кильде. «У Геддинга» называется.

Кэшин подошел к двигателям:

– Это что, генератор?

– Пятьдесят шестого года. Сейчас такие уже не купишь.

– А сколько у вас тут земли?

– Тридцать акров.

– Ферма?

– Нет. Дом поставил прямо в центре, да и все. Не нужны мне соседи. Вон сейчас один жалуется – движки ему, видите ли, помешали.

– Ну так скажите, пусть на вас рассчитывает, если вдруг электричество вырубят. Кстати, мне, может быть, тоже генератор понадобится. Не продадите?

– Нет, не торгую, – ответил Старки. – Только ремонтирую те, что собирали отец с дедом. Они свои инициалы под номерами выбивали.

– Как же вы их находите?

– По объявлению. Квинсленд, Западная Австралия, Северные территории. Я прошу аукционеров следить за распродажами и звонить мне, если будет что интересное. Один нашли на Фиджи, ржавый был как не знаю что. Доставили в итоге, но это удовольствие мне дорого обошлось.

– Так вы нашли четыре?

– Тринадцать. Остальные в другом сарае.

– Когда же вы закончите?

– Чего?

– Собирать их.

– Да никогда!

Спрашивать почему было излишне. Вопрос обычно звучал совершенно бессмысленно, а ответ зачастую или был совершенно очевиден, или, наоборот, безнадежно запутан. Кэшин взглянул на номер двигателя.

– Вы возили Бургойна в дом в Северном Мельбурне?

– В Северном… нет. Только на Релли-стрит.

В неприступной крепости появилась крошечная, еле заметная трещина. Не глядя на Старки, он утвердительно продолжил:

– Вы возили Бургойна в зал в Северном Мельбурне.

– В зал? Нет, только на Релли-стрит!

– В зал «Товарищей». Вы понимаете, о чем я. Не выкручивайтесь, Старки!

– Не знаю я, о чем вы.

Кэшин подошел к другому двигателю. Простые устройства, он вполне мог бы научиться их ремонтировать. Ничего сложного – хороший суп сварить и то труднее.

– Вашему отцу нелегко пришлось, когда завод продали.

Стало тихо. Старки нервно закашлялся.

– Не говорил он об этом никогда. Мне мать потом все рассказала.

– А после он чем занимался?

– Ничем. Умер, даже расчет не успел получить. Что-то серьезное с головой.

– Печально, – заметил Кэшин. – Но я скажу, у кого что-то по-настоящему серьезное с головой, – у вас. Что вы все выкручиваетесь? Давайте рассказывайте мне об этом зале.

– Не знаю я ни про какой зал!

– Мне с Таем нужно поговорить, – сказал Кэшин. – Наедине.

– Зачем это?

– Он, может быть, что-то видел или слышал…

Старки в упор посмотрел на Кэшина:

– Ничего он не знает, приятель. Ни на шаг от меня не отходит.

Кэшин пожал плечами:

– Ну, посмотрим.

– Тут такое дело, – заговорил Старки совсем другим голосом, – парень-то того… С головой у него не очень. Когда маленький был, она его с лестницы уронила. С тех пор и перемкнуло. В школу даже не ходил.

– Пусть подойдет.

Старки медленно почесал в затылке.

– Ну ладно вам… Не трогайте его. Ему кошмары снятся, по ночам кричит…

Пора было взять инициативу в свои руки. Кэшин видел, что Старки боится.

– Трудно с вами. Позовите его.

– Приятель, ну пожалуйста…

– Позовите его, и все.

– Я Хопгуду позвоню!

– Послушайте, Старки, – сказал Кэшин, – Хопгуд вас все равно не защитит. Этим делом занимается город. А раз уж вы уперлись как баран, я с вашим Таем буду говорить не здесь и не в участке. Я отвезу его в Мельбурн. Соберите все, что нужно, – зубную щетку там, трусы, печенье. Он какое любит?

В глазах Старки он заметил ненависть. Ненависть, животный страх и панику.

– Не надо, приятель. Ну, прошу тебя, ну пожалуйста, ну…

– Северный Мельбурн, дом на Коллет-стрит. Туда его возили?

– Не возил, нет, ты же…

– Не тяните резину. Мне еще ехать обратно. Или выкладывайте все, или зовите Тая. Мне некогда.

Старки обвел взглядом сарай, как будто надеялся увидеть на стене спасительную надпись, и признался:

– Ну да… Возил.

– Последний раз когда?

– Может, лет пять назад… Или шесть…

– Часто?

– Нет.

– Каждый раз, когда бывали в Мельбурне?

– Да, по-моему.

– Как часто?

Старки сглотнул слюну.

– Раза четыре в год, пять…

– А зал?

– Не знаю я про зал.

Кэшин услышал нотку металла в его голосе, опять вынул карточку Полларда, но не стал ее показывать:

– Спрошу еще раз: вы знаете этого человека?

– Знаю.

– Как его зовут?

– Артур Поллард. Он бывал в лагере.

– А еще где вы встречались?

– На Коллет-стрит. Я видел его там.

Кэшин подошел к станку, провел пальцем по металлической детали, которую Тай обрабатывал напильником.

– Поллард – извращенец, – сказал он. – Знаете? Он любит мальчиков. Мальчиков, не парней. Балуется с ними, ну и все остальное. А остального хватает, поверьте. Вы знали об этом, да, мистер Старки?

Повисла тишина. Кэшин не смотрел на Старки.

– Своего мальчика, случайно, не возили на Коллет-стрит? К Полларду, побаловаться?

– Я тебя убью! – страшным тихим голосом произнес Старки. – Еще только раз…

Кэшин обернулся.

– Расскажите мне о Бургойне, – сказал он.

Старки прижал руку к груди, лицо пошло пятнами, он еле сдерживал дыхание:

– Не видел я ничего! Никогда! Правда, я никогда ничего не видел!

– Так что с залом?

– Один раз я там был! Забирал всякие бумаги, папки, все такое. Он велел сжечь.

– Кто велел, Бургойн?

– Ну да.

– И где же вы их сожгли?

– Там негде было. Сюда все привез.

– Пап…

Тай стоял в дверях и, нахмурившись, смотрел на них из-под густой светлой челки, которая доходила ему до самой переносицы.

– Что такое?

– Мама спрашивает, спагги-бол [38]38
  …Спагги-бол –разговорное название спагетти по-болонски.


[Закрыть]к чаю нормально?

– Скажи ей, что нормально, сынок.

Тай ушел. Кэшин прошагал к двери и обернулся:

– Не уезжайте пока никуда. Мы еще много чего хотим узнать. И о нашем разговоре никому ни слова. А побежите к своему драному Хопгуду, начнете языком молоть – вернусь, заберу вас с Таем и отправлю в тюрьму в Мельбурн. Посажу в разные камеры. Его – к тем, которые с собаками развлекаются. Вас тоже.

– Не сжигал я ничего, – вдруг тихо сказал Старки.

* * *

Кэшин сидел за столом и перебирал содержимое картонных коробок, которые забрал у Старки. Где-то через полчаса он наткнулся на вырезанную из «Вестника Кромарти» фотографию. В правом верхнем углу газетного листа стояло число – 12 августа 1977 года.

Заголовок над фотографией гласил:

ГОРОДСКИМ МАЛЬЧИШКАМ ПОЛЕЗЕН СВЕЖИЙ ВОЗДУХ

Подпись была такая:

Тренер Роб Старки, лучший полузащитник Северного Кромарти, настраивает своих питомцев из лагеря «Товарищей» на победу в перерыве субботнего матча против команды Сент-Стивена. Городские дети, которые благодаря «Товарищам» имеют наконец возможность полноценно отдохнуть, проиграли со счетом 167:43. Но главное не победа, а удовольствие вдоволь подвигаться на свежем, бодрящем воздухе.

Черно-белая фотография изображала мальчишек в заляпанных грязью шортах и темных майках. Ребята смотрели на своего высокого, крупного тренера, который держал в руке мяч и что-то им говорил. Коротко остриженные мальчишки жевали дольки апельсинов, и, судя по тому, как сильно сморщился тот, кто стоял ближе всех к фотографу, апельсины эти были очень кислые.

Позади, съежившись на холоде, находились зрители – две женщины, остальные мужчины. Справа курили двое мужчин в плащах, перед ними стоял маленький мальчик.

Кэшин поднялся, подошел с фотографией к окну, приложил ее к стеклу. Он сразу узнал Чарльза Бургойна, который стоял в центре. На нем было то самое кашемировое пальто, которое Кэшин запомнил по фотографиям в «Высотах». Пальцы рук у него были очень длинные. Справа, скорее всего, стоял Перси Крейк – человек с небольшими усиками.

Кэшин рассмотрел других зрителей: мужчины средних лет, остроносая женщина в платке и другая, неопределенного возраста. Позади Бургойна стоял молодой человек с зачесанными назад волосами.

Пришел ли этот молодой человек вместе с Бургойном и Крейком? Он хмуро смотрел в камеру, и этот взгляд просто не давал Кэшину покоя. Кэшин закрыл глаза и вспомнил лицо Эрики Бургойн тогда, за столиком в галерее.