Текст книги "Расколотый берег"

Автор книги: Питер Темпл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Кэшин поднял ладонь, чтобы остановить его:

– Простите, а откуда вы его знаете, мистер Винсент?

Винсент отхлебнул из банки, уставился в пол, затянулся. Левое плечо его странно подергивалось.

– С каникул, чтоб их…

– С каких каникул, мистер Винсент?

– Не знаете, что такое каникулы, что ли? – ответил он вопросом на вопрос и перевел взгляд на Кэшина. – Я ж им хотел рассказать, знаешь… Я там не один был. Нет. Блин, я ведь их чуть не увидел. Увидел…

– Что рассказать, мистер Винсент?

– Не веришь мне, да?

– Что за каникулы, мистер Винсент?

– На меня так зыркнул… Я понимаю, что значит такой взгляд. У, ненавижу, когда так смотрят!

– Успокойтесь… – начал было Кэшин.

– Уходите… Уходите! Нечего мне вам больше рассказывать, каждый раз одно и то же… Все вы заодно, ублюдки убили мальчишку, а вы… а вы… палец о палец не ударите…

– Закурить дай, – неожиданно сказал Кэшин.

– Чего?

Кэшин сложил пальцы, как будто держал сигарету, поднес ко рту и повторил:

– Закурить есть?

Винсент зыркнул на Финукейна, потом на Кэшина, запустил руку в карман несвежей рубашки, вынул пачку «Лейзи лайтс», сорвал грязным ногтем целлофан и, встряхнув, протянул им пачку. Кэшин вынул сигарету. Винсент предложил пачку Финукейну.

– Не надо, спасибо, – отказался Финукейн. – Пытаюсь бросить.

– Ага, вот и я тоже, – кивнул Винсент и дал Кэшину пластиковую зажигалку.

Кэшин закурил, отдал зажигалку и сказал:

– Спасибо, друг. Так что, слушать тебя не будут?

– Не будут, – подтвердил Винсент. – Этот чертов Керно лупил меня будь здоров, так, что я света белого не видел. Я тощий был тогда – кожа да кости. Три ребра мне сломал… А в школе велел говорить, что я упал с велика.

Повисла тишина. Винсент допил пиво, поставил банку на стол. Бритая, вся в шрамах голова опускалась все ниже, почти до колен, сигарета дотлела до конца и грозила обжечь кончики пальцев. Кэшин и Финукейн переглянулись и поняли друг друга без слов.

– Не было у меня велика, – заговорил Винсент грустным мальчишеским голосом. – Не было никогда… А так хотелось…

Кэшин продолжал курить. Вкус у сигареты был ужасный, и он мысленно радовался тому, что не курит, вернее, курит не много. Винсент, не поднимая головы, швырнул окурок на ковер, нацелился на него носком ботинка, но промазал. Остро и неожиданно сладко запахло горелым нейлоном.

– Расскажи-ка мне о своем детстве, – предложил Кэшин. – Я послушаю. Ты говори, а я послушаю.

Ждать пришлось долго. Наконец Винсент поднял голову и тупо взглянул на них, как будто только сейчас заметил.

– Идти надо, – выдохнул он. – Дел полно, ребята.

Он неуверенно встал и вышел из комнаты, стукнувшись о косяк. Было слышно, как он идет по коридору и что-то бормочет. Хлопнула дверь.

– На этом, вероятно, все, – сказал Финукейн и наступил на окурок Винсента.

На улице, под дождем, Кэшин сказал Финукейну:

– Каникулы… Это он про лагерь «Товарищей» вспомнил, Фин. Нам надо узнать всю его жизнь, всю. Срочно! Передай Виллани, что я сказал.

– Так не остаемся, шеф?

– Нет. И еще папки в зале. Кто-нибудь пусть соберет все, что относится к Порт-Монро. Если что найдешь – сразу звони мне. Ясно?

– Ясно. Вам первому позвоню, шеф.

– И еще выспись как следует, Фин. Вид твой мне не нравится…

– Ладно. Все равно же мертвых не воскресишь, да?

– Смотри-ка, учишься… Учишься потихоньку.

Когда он наконец выключил фары, было уже темно, хоть глаз выколи, и он увидел, как вдоль дома движется свет фонарика и к нему, высунув языки, спешат собаки. Не успел он выйти из машины, как они вскочили внутрь и радостно навалились на него, так что он не сразу сумел открыть дверь. Пока он вытаскивал ноги, правый бок порядком намочил дождь.

– А мы уж тебя потеряли, – сказал Ребб, невидимый за лучом от фонаря.

Кэшин потрепал собак по загривкам, опустил голову, позволил облизать себе руки, волосы, уши.

– В городе застрял, – ответил он. – Подумал, ты собак уж голодом морить не будешь.

– Собачьей жратвы больше нет, – сказал Ребб. – Так я взял с собой твою пукалку. Правильно?

– Отлично.

– Другой заяц в духовке уже. В холодильнике оливки нашел и запек. Там еще помидоры были.

– Что ты понимаешь в оливках? – спросил Кэшин.

– Понимаю… Я их собирал в Южной Австралии, на ферме там работал. Жрал эти оливки, пока из ушей не полезли. Бродягам все едино – что скотина сбитая, что икра.

– Выпить хочется, – сказал Кэшин. – Оставил что-нибудь?

– Утром ухожу.

Кэшин почувствовал, как боль прямо распирает его изнутри.

– Чего так?

– Буду в ваших краях – загляну.

– Ну, заходи, выпьем тогда на посошок.

– Пил уже. Замотался чего-то. Ну, давай руку.

Он протянул руку, и Кэшин нехотя пожал ее.

– Я тебе не все еще заплатил, – сказал он. – Завтра рассчитаемся, обещаю.

– На крыльцо деньги положи, – ответил Ребб. – Сейчас не будет – потом отдашь. Ты же полицейский – как тебе не верить?

Он махнул рукой и двинулся прочь. Кэшину вдруг стало ужасно тоскливо.

– Друг! – окликнул он Ребба. – Друг, ты хоть до утра-то подумай, а?

Ответа не было.

– Хотя бы из-за собак.

– Собаки хорошие, – донеслось из темноты. – Скучать буду.

* * *

В пасмурный день машина ползла по скользкой от дождя дороге к вершине холма, скрытой туманом. У ворот «Высот» мокли под дождем тополя.

Кэшин повернул влево, на дорогу, которая огибала далекий дом и упиралась в двухэтажный особняк из красного кирпича. Он припарковался у деревянных ворот гаража, выключил двигатель, опустил окно. В машине сразу стало холодно и сыро. Он посидел немного, слушая, как затихает двигатель, и думая, почему так бессмысленно оказалось то, что он сделал.

Он вспоминал, как в больнице, когда он уже пришел в себя, его навестили родители Шейна Дейба. Они даже не присели – робко стояли у кровати, стеснялись плохого английского. Он не знал, как их успокоить, ведь их сын погиб по его вине. Винченция пришла ему на помощь, и они распрощались. Мать Шейна погладила его по щеке, нагнулась и быстро поцеловала в лоб. На прикроватную тумбочку они поставили белую картонную коробку.

Винченция сняла крышку, наклонила коробку и показала Кэшину, что в ней, – квадратный торт в белой глазури, с красным крестиком поверх нее. Он не сразу разглядел, что крестик составляют буквы двух имен: Джо + Шейн.

Торт он отдал Винченции. Она потом сказала, что девочки-медсестры хвалили – очень вкусный оказался, фруктовый.

Кэшин вышел из машины, подошел к двустворчатой двери посредине первого этажа. Морось переходила в дождь.

На кольце, которое дала ему Эрика Бургойн, болталось больше десятка ключей. Подошел седьмой. Кэшин отпер дверь и вошел в коридор. В гончарной мастерской было темно, шторы опущены. Он нащупал выключатель, и люминесцентные лампы, потрескивая, осветили комнату. Дверь оказалась прямо напротив.

Кирпичный пол был чисто выметен, садовые инструменты в полном порядке висели на крючках, как экспонаты на выставке. Сенокосилка, маленький трактор и грузовик сияли чистотой. Все здесь говорило о порядке и дисциплине.

Справа от Кэшина стояла повернутая к стене картина с приклеенной к холсту клейкой лентой. Картина была больше, чем он помнил.

Он подошел, взял картину, осторожно приподнял ее, развернул, снова прислонил к стене и отступил, чтобы как следует рассмотреть.

Это был ночной пейзаж. Лунный свет струился по песчаным дюнам, а в отдалении стояли дома, из окон которых мерцал тусклый свет. Почти все полотно занимало небо, по которому бежали неровные облака, освещенные полной луной.

Кэшин узнал это место. Он когда-то стоял там же, где находился художник, на гребне последней, самой высокой дюны, смотрел на дома, ставшие теперь развалинами, на шоссе, на боковую дорогу, которая уходила на Кенмар и дальше, к «Высотам».

Он подошел ближе. На дорожке, что шла к домам, были изображены три фигурки – дети, один совсем маленький, двое повыше.

Подписи на картине не было. Кэшин повернул холст и в левом нижнем углу заметил наклейку. На ней красными чернилами было написано:

Лагерь «Товарищей», Порт-Монро, 1977.

* * *

Лагерь «Товарищей», – сказал Кэшин. – В устье ручья.

Повисла долгая тишина. Сесиль Аддисон в упор смотрела на него, стоя у камина. Кэшин никогда не знал точно, как долго он может выдерживать этот взгляд, – иногда казалось, что она его не видит.

– Похоже, именно вас и нужно спрашивать, – продолжил он.

Голова Сесиль склонилась набок, веки закрылись. Вид у нее был такой, точно ей делают массаж ног.

– Можно поинтересоваться, зачем это тебе?

– По делу Чарльза Бургойна.

– А я думала, оно уже закрыто.

– Нет.

Она в последний раз затянулась и подняла бровь.

– Что же тебе рассказать, дорогой?

– Что это был за лагерь?

– Для мальчиков. Сироты, приемные дети, из детских домов… «Товарищи» организовывали для них каникулы, развлекали как могли. Из Кромарти многие помогали, и мой Гарри тоже. Хорошее было дело.

– А потом все сгорело…

– В восемьдесят третьем году. Такая трагедия… Но вообще-то все кончилось более-менее благополучно. Там оказалось только трое мальчишек и дежурный. Так он их и не сумел спасти. Следствие доказало: задохнулись в дыму.

– А где были другие дети?

– Поехали на какое-то культурное мероприятие. – Она вытянула руку, швырнула окурок в вазу на камине. – Их в Кромарти частенько возили. Песни, пляски, всякое такое… Тогда ведь это еще любили. Люди по домам не сидели, не пялились в телевизор на это американское дерьмо.

– Почему загорелось?

– Кажется, с бойлером в спальном корпусе, в двухэтажном, что-то случилось. Корпус деревянный был, а мальчишки спали наверху.

Кэшин вспомнил закопченный кирпичный фундамент, черные от дыма балки пола. Он стоял как раз там, где погибли мальчишки.

– А Бургойн имел какое-то отношение к лагерю, кроме того, что земля была его?

Сесиль сильно нахмурилась, вспоминая:

– Ну, не знаю… Интересовался, как там дела, конечно. Сначала отец, потом он. Многие интересовались. Тогда в Кромарти вообще не было равнодушных. Люди просто так этим занимались, не для того, чтобы в газеты попасть или на телевидение. Добродетель сама по себе награда. Знаешь такое выражение, а, детектив?

– Моя награда – премия за раскрываемость, миссис Аддисон.

Она прищурилась и посмотрела на него:

– Вот ты на голову выше прочих, которые просто не могли найти другую работу, так?

– Итак, на этом история лагеря закончилась? – спросил Кэшин.

– Все тогда закончилось – и лагерь, и сами «Товарищи». Об этом писали во всех газетах. Они как-то быстро тогда свернулись. И лагерь этот был последним. Это Чарльз давал работу менеджеру, Перси Крейку. Такой сухарь был этот Перси Крейк!

В полуоткрытую дверь постучали.

– Да! – крикнула Сесиль.

Это была миссис Маккендрик.

– Придется перенести встречу минут на двадцать, миссис Аддисон, – доложила она. – Они позвонили – с машиной что-то случилось.

– Спасибо, дорогая.

Миссис Маккендрик повернулась, как юная балерина, и потянулась закрыть за собой дверь. Намек был вполне ясен.

– Она ведь любила Джока Камерона, – сказала Сесиль. – Все эти годы любила. Грустная история… А он даже не замечал. Я все думала: может, у него шрапнель застряла в такелаже?

– Мне сказали, в штаб-квартире «Товарищей» в Мельбурне нет никаких бумаг по Порт-Монро.

Фин сообщил это, когда Кэшин уже ехал из «Высот».

– По всем другим лагерям записи есть, – сказал Кэшин. – Может, они хранятся в другом месте?

– Понятия не имею. А почему, собственно, они должны быть в другом месте?

Из вазы на каминной полке поднимался дымок, как из курильницы. Кэшин встал, поднес ее к окну, вынул вставку и вытряхнул пепел на морской ветер.

– Спасибо, Джо.

– Ну, я пошел. Спасибо, что уделили мне время, миссис Аддисон.

– Что ты! Мне было очень приятно.

На улице похолодало, так что праздно гуляющих не было видно. Кэшину захотелось пройтись, и он пошел по улице, мимо пустых магазинов одежды, приемной арома-терапевта, фотографий домов, выставленных в витрине агентства недвижимости. Он перешел Крозье-стрит, миновал паб, увидел, как три посетителя смотрят по телевизору собачьи бега, рядом старик закашлялся так, что казалось, умрет прямо на месте. За пабом начинался ряд домов; их сдавали на лето, а сейчас они стояли пустые, с опущенными шторами.

Кэшин шел и слышал, как пение в церкви становится все громче. Он не спеша повернул за угол и услышал последние, неторопливые слова гимна:

 
Прячутся тени ночные, в небе алеет восход.
В жизни и смерти меня не оставь, мой Господь. [37]37
  Финальные строки (ст. 31–32) англиканского религиозного гимна «Меня не оставь, мой Господь» (1847), написанного английским церковным музыкантом Уильямом Генри Монком (1823–1889) на стихи англиканского священника и церковного поэта Генри Фрэнсиса Лайта (1793–1847).


[Закрыть]
 

Наступила тишина, потом в холодном воздухе повисло нестройное «Аминь», как будто зацепилось за ветви сосен.

И тут Кэшина пронзила острая боль утраты и неотвратимости смерти; он развернулся и зашагал обратно, навстречу ветру.

* * *

Он шел по веревочному мосту, дул бешеный ветер, а далеко внизу ревела вода. Мост шатался, скрипел, стонал, некоторых дощечек не хватало. Он глянул вниз и понял, что это «Чайник», в котором как раз поднимается огромная волна, а он не успевает удержаться на ногах, пытается ухватиться за веревки, срывается и летит прямо вниз, в пучину.

Мокрый от пота Кэшин быстро проснулся, сердце колотилось, как у наркомана, но мало-помалу стало легче. Он понял, что это был за звук: из-за сильного ветра телевизионная антенна снова отвязалась и терлась об обшивку. Вот поэтому и приснился «Чайник». Странная штука сны…

Он посмотрел на часы: без пятнадцати семь утра. Проспал семь часов без перерыва, – он уже и забыл, когда такое случалось в последний раз. Боль чувствовалась, но несильная, так что он встал с хорошим настроением, впустил собак, покормил их, выпил соку, постоял под душем.

День был хмурый и безветренный. Собаки побегали, поискали Ребба, вернулись, и он отправился своим привычным маршрутом, вверх по холму. Деревья совсем облетели, слои сотен поколений сырых листьев скрывали их корни. Кэшин спустился по склону, миновал широкую поляну, где сегодня не оказалось ни единого зайца. Переступая с камня на камень, пересек все еще бурный ручей. Не заметив нигде собак, он повернул на запад, к земле Хелен, и вспомнил ту картину: залитая лунным светом долина, мальчишки, выстроившись цепочкой, идут к домам, где светятся окна. Лагерь «Товарищей»… Он подумал о Полларде, которого повесили на сцене, о том, как он, распятый, мучительно умирал, а кто-то в зале сидел, словно смотрел представление или концерт, смеялся, хлопал в ладоши…

В какой момент Поллард потерял сознание? А тот зритель – радовали ли его звуки смерти, агонии? Просил ли Поллард пощады? Может быть, как раз этого тот неведомый зритель и ждал?

Бургойн платил Полларду. Бургойн – покровитель «Товарищей».

«Товарищи» хранили документы по всем лагерям, даже тем, что закрылись гораздо раньше, – в Западной Австралии, Квинсленде, Южной Австралии. Куда же делись отчеты по Порт-Монро?

В тот день собаки нашли пояс.

«Будь готов».

Пояс не шире ошейника. Взрослый запросто обхватит такую талию руками.

В доме Каслман работы шли полным ходом. Новенькое гофрированное железо покрывало крышу, как бы продолжая облицовку стен, розовели струганные доски, в стенах уже наметились проемы высоких окон, к дому примыкала площадка, которой предстояло стать просторной террасой. Здесь можно будет спокойно сидеть, смотреть на ручей, на склон холма. На его собственность…

С чего это ему вздумалось предложить ей купить полосу земли вдоль ручья? Потому ли, что она вела с ним нечестную игру, что она была богатой, красивой, избалованной девицей и целовалась с ним, застенчивым, нескладным верзилой, которого стригла, как умела, собственная тетка?

Предложение отозвано.

Хороший получился забор, крепкий. Ребб сработал на совесть. Сколько же ты проходишь в день, а, Ребб? Он не из таких, что голосуют на дороге, – люди сами останавливаются и предлагают подвезти. Весь инструмент Ребба, чистый, смазанный, аккуратно висел на гвоздях в сарае. Матрас стоял у стены, сложенные вчетверо одеяла лежали на пружинах кровати, поверх них – подушка и выстиранная наволочка.

Телефон зазвонил, когда Кэшин дожевывал приготовленную в микроволновке кашу.

– Как там у тебя, уже вторник? – спросил Дав.

– Какой недели?

– Я бы сказал, какого года. Ну и накопал я про этого Дэвида Винсента!

– Что нашел?

– Да полно.

– Давай выжимку. Наверняка же подготовил.

– Наверняка. Ну, родился в шестьдесят восьмом году в Мельбурне, в семьдесят третьем попал в детский дом, с семьдесят третьего по семьдесят шестой жил в каком-то Колвилл-хаусе. Дальше, до семьдесят восьмого года, жил в первой приемной семье, до семьдесят девятого – во второй, сбежал, нашли, до восьмидесятого года жил в третьей семье, снова сбежал. Слушаешь?

– Да, рассказывай.

– Потом, в восемьдесят третьем году, арест в Перте за кражу дамской сумочки. Ему тогда было уже пятнадцать. Затем всякая мелочовка, в восемьдесят четвертом на полгода загремел в колонию для несовершеннолетних, в восемьдесят шестом уже на девять месяцев. Вот такой вот фрукт.

– А дальше?

– Ничего хорошего. Различные заведения… В одном рапорте говорится: «Клиническая депрессия, осложненная многочисленными вредными привычками». Четыре года в «Лейксайде», Балларэт. Вроде бы красиво звучит: четыре года «У озера». Ну а если между строк – героин, амфетамины, метадон, травка, выпивка, драки, травмы всего, что только можно травмировать.

Кэшин не замечал, как тонкая нить солнечного луча ползет по половицам старой комнаты.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Слушай, мне нужен номер телефона, с которого Дейв Винсент звонил по горячей линии. Он есть у Трейси.

– Я думал, говорить с Винсентом сложно?

– Иногда людям бывает сложно смотреть в лицо.

Наблюдение, в свое время сделанное Синго. Давным-давно, еще в первый год был такой случай: мужчина из Джилонга ничего не говорил, судорожно сжимал кулаки, на шее вздулись жилы. Синго написал на листке, вырванном из блокнота, свой номер и передал этому несчастному. Они вышли и сели ждать у Синго в кабинете. Через минуту зазвонил телефон, и Синго проговорил почти час.

– Ну, я рад, что ты так самокритично к себе относишься, – сказал Дав. – Я имею в виду, насчет телефона. А для общего развития можно узнать, что тебе нужно от Винсента?

– Мне кажется, он бывал в лагере «Товарищей» в Порт-Монро.

– Да? И зачем это тебе?

– Так, предчувствие.

– А, предчувствие… Опять об этом. Секрет фирмы, так сказать. Не вешай трубку.

Минуты через две Дав продиктовал Кэшину нужный номер.

– Ну что, продолжай трудиться, – сказал Кэшин. – Загляни в отдел по борьбе с наркотиками, или как он там теперь называется, и арестуй первого же придурка.

– Как старомодно! Совсем далеко от современных методов полицейской работы.

Телефон Дэвида Винсента не отвечал. Слишком рано для него, подумал Кэшин. Его день, вероятно, начинается в то время, когда большинство людей думает о ланче.

* * *

Без работы осталась, – повторила Кэрол Гериг, подвигаясь на стуле и поправляя ширинку своих тренировочных штанов. – Вкалывала тут двадцать лет, а заплатили сейчас за четыре месяца, ну как это вам?

Простой деревянный дом стоял на самом ветру, на низком холме, обращенном в сторону Кенмара. Позади него находился просторный сарай без передней стены, скорее даже гараж, где стояла старая желтая «мазда».

– Кто вас уволил? – спросил Кэшин.

– Юристка эта, Аддисон. Дом ведь продавать будут, так она велела мне все прибрать, чтобы вид был товарный.

Она в последний раз затянулась, затушила сигарету в ракушке, служившей пепельницей, где уже лежали пять или шесть окурков, протянула пачку Кэшину, но тот отказался.

– Кофе будете? – спросила она. – Или, может, чаю? Извините, не сразу сообразила. Вы зашли, а я ненакрашенная… Знаете, как-то не привыкла бывать здесь в такую рань.

Ему пришлось подождать, пока она будет готова разговаривать дальше.

– Спасибо, ничего не нужно. Вы знаете такого Артура Полларда?

– Полларда? Да нет…

От шаткого пластикового стула у Кэшина заныла спина. Он сел прямо, стараясь не сутулиться, вынул отретушированную, подправленную фотографию Полларда и протянул Кэрол.

– Узнаёте?

Она взяла карточку, чуть отставила ее, присмотрелась.

– Лицо вроде знакомое… но не знаю, не знаю. Местный?

– Нет. А расскажите-ка мне, что за человек Перси Крейк.

– Перси Крейк… Ну, он здесь появился после пожара в лагере. Усики у него такие были – щеточкой… С ним еще сестра приехала, сучка такая. Физиономия топором, и тоже усатая. Усы даже гуще, чем у брата. Говорила, что она миссис Лоуэлл. Бог знает, как уж этот Лоуэлл мог на такую польститься. Все за мной ходила с носовым платочком, проверяла, нет ли где пыли.

– А Крейк чем занимался?

– Руководил… Слонялся везде с умным видом. Он знаете как нам платил? Мы подходили к его кабинету и ждали, когда он освободится. Можно подумать, он сильно занят был… Потом дверь открывал и говорил: «Ну, подходите в алфавитном порядке». – Она произнесла это как бы его голосом, но не грозным, командирским, а мерзким, скрипучим, и продолжила: – Пять человек… И в алфавитном порядке, можете себе представить? Чертов британишка. Скаутмастер хренов…

Будь готов…

Кэшин вспомнил старый, весь в трещинах пояс, круглую ржавую пряжку.

– А в лагере он был года с восьмидесятого, – предположил он.

– С семьдесят восьмого – я как раз тогда начала тут работать полный день. Тогда детьми занималась миссис Бургойн. Она хорошая была, лет двадцать их воспитывала. И такая ужасная смерть – с лестницы упала, разбилась.

– И как дети?

– Сын никогда ничего не говорил. А Эрика как привязанная ходила за мистером Бургойном, будто за поп-звездой какой. Прямо влюбилась в него. Ну с девчонками это бывает… – Она затянулась, выдохнула, постучала сигаретой о раковину, продолжила: – К ним все время кто-нибудь приезжал. То в саду собирались, то коктейль устраивали, то банкет. Все богачи из Кромарти здесь перебывали и даже из Мельбурна. А на скачки, по осени, всегда кто-нибудь да заглядывал. Я каждый раз помогала. Да еще приглашали повара и официанта из Мельбурна. – Кэрол выдохнула, втянув щеки. – Да, сколько времени прошло… Когда это все было… Почему вы спрашиваете?

Кэшин пожал плечами:

– Да так, любопытно.

– Думали, это черные мальчишки сделали, да?

– А по-вашему, это не так?

– И ничего удивительного. Даунт – проклятье этого городка.

– Вы, конечно, много знаете о Бургойнах.

– Нет, не так чтобы очень. Грязь за всеми вывозила – вот и вся работа. Стирка, утюжка… По двадцать часов в неделю, и так лет десять подряд. Вот так вот. – Она опять закурила. – Толкаешься, толкаешься целыми днями, не поднимая головы. Ну если ты не Брюс Старки, конечно.

– А что, он был на особом положении?

– Ну, тогда у Крейка всегда были ушки на макушке. Закуришь, бывало, а он засечет и тут же вычитает пятнадцать минут из рабочего времени. Можете себе представить? А со Старки другой разговор – он на Крейка плевать хотел, в очереди за деньгами не стоял. Шишка на ровном месте.

– А Бургойн с Крейком ладили?

– Прекрасно. Единственный раз, когда я слышала смех Крейка, – это когда мистер Бургойн был у себя в мастерской. Крейк помогал ему лепить горшки, сушить. Они занимались этим по выходным. Только и делали, что обжигали.

– А вы это видели?

– Сама не видела, миссис Лоуэлл рассказывала. Печь целыми ночами работала. Старки за неделю начинал пилить и колоть дрова.

– И часто они это делали?

– Господи, это так давно было… Ну, раза два в год… Да.

– Там в мастерской стоят девять горшков. Что же, он больше ничего не оставил?

– Да он их бил. Старки потом долго осколки собирал. Полкузова, бывало, нагружали.

Кэшин смотрел на пустынный зеленый пейзаж и думал, что лучше бы это никогда не началось, что лучше бы не было того утреннего звонка.

– Кофе точно не хотите? А то я мигом!

– Спасибо, не хочу, – отказался Кэшин. – Эрика говорит, что о делах своего отчима почти не знает. А вы как думаете – похоже на правду?

Кэрол нахмурилась и постарела разом лет на десять.

– Ну вообще-то похоже. Знаете, с четырнадцати лет она была здесь считанные разы. Быстро отчима разлюбила.

Она прошла с ним до машины, обхватив себя руками, пытаясь таким образом согреться. Собаки радостно приветствовали ее, и она потрепала их по загривкам.

– Ну и здоровые, – сказала она одобрительно. – Что за порода?

– Пудели.

– Да ну… Пудели, они такие постриженные, причесанные. А эти все в шерсти.

– Неухоженные просто, – ответил Кэшин. – Парикмахера собачьего рядом нет.

– Вот и я без парикмахера обхожусь, – сказала она и потрепала собак за уши, не глядя на него. – Женаты?

– Уже нет.

– Дети есть?

Поколебавшись, он ответил:

– Нет.

– С детьми лучше, работы вот только нет, черт! Мой бывший отчалил в Дарвин и правильно сделал. Рыбак… Что толку-то было – я его все равно, считай, не видела, домой только спать приходил.

– Спасибо вам за помощь, – сказал Кэшин.

– Да не за что. Заходите в любое время. Пивка выпьете.

– Неплохо было бы. Старки тоже уволили?

– Понятия не имею. Если дом будут продавать, тут надо все привести в порядок.

Уже сев в машину, Кэшин подумал, что надо бы спросить ее еще об одном.

– А вот лагерь «Товарищей»… Вы о нем что-нибудь знаете?

Она покачала головой:

– Мало что. Старки работал там до пожара.

* * *

Редакция «Вестника Кромарти», находилась в безобразном здании из желтого кирпича, построенном в деловом районе еще в пятидесятые годы.

Кэшин прошел через стеклянные двери в просторный холл с длинной стойкой, за которой сидели две молодые женщины. Стеклянная стена отделяла их от большого офиса. Там стояло шесть столов, а за ними, склонив головы, работали пять женщин и мужчина. Он подождал, пока три человека оплатят счета, а один даст рекламное объявление.

– Здравствуйте. Мне нужно посмотреть старые номера вашей газеты, – обратился он с просьбой.

– Тогда вам туда, – показала секретарша. – Там все номера за полгода.

– Мне за восемьдесят третий год.

– Ой, я не знаю, по-моему, у нас таких нет, – равнодушно произнесла она, глядя уже на следующего посетителя.

– А библиотека у вас тут есть?

– Библиотека?

– Ну где-то вы ведь храните архивы.

Она озадаченно свела брови и посоветовала:

– Спросите лучше в редакции. Проходите.

В приемной за столом сидела женщина постарше. Он повторил свою просьбу, но на этот раз сказал, что пришел из полиции. Она переговорила с кем-то по телефону. Почти сразу дверь открылась и вошел мужчина лет сорока, лысоватый, румяный, с большим животом. Кэшин представился, показал служебный значок.

– Алек Кларк, – произнес в ответ мужчина. – Заместитель редактора. Проходите.

Они оказались в просторном помещении, где за столами перед компьютерами сидело человек шесть или семь, а трое расположились за заваленным бумагами столом в центре. Кларк провел Кэшина в первый офис, состоявший из поставленных в ряд четырех кабинок. Они сели.

– Чем я могу помочь?

Кэшин объяснил, зачем он пришел.

– Такой старый номер? Ищете что-то конкретное?

– О пожаре… Тогда сгорел лагерь «Товарищей», возле Порт-Монро.

– Да-да, верно. Такое событие, мальчики погибли… Очень, очень грустно. Но сейчас это вам зачем?

– Так, любопытно.

Кларк засмеялся, расставив руки.

– Понял. Пойду проверю, подождите здесь.

Он вышел, повернул куда-то направо. Кэшин смотрел на служащих. В основном это были молодые женщины. Только те трое, за столом в середине, были хилые старики, какие-то потертые, побитые жизнью. Один, рыжеволосый, похоже их начальник, беспрестанно ковырял в носу и потом долго разглядывал палец. Вошла молодая болезненно худощавая женщина и уважительно обратилась к этому исследователю. Тот внимательно ее выслушал и слабо махнул правой рукой. Она кивнула и пошла к стулу у задней стены. Кэшин заметил, что она ссутулилась и опустила голову.

– Простите, что заставил вас ждать, детектив, – сказал Кларк, садясь за стол.

– Всегда приятно наблюдать за хорошо смазанным механизмом, – заметил Кэшин.

Кларк натянуто улыбнулся:

– Видите ли, у нас небольшая сложность. Мы все обновляли в восемьдесят четвертом году и тогда же перевели весь архив на микрофиши. Вы еще молоды и, конечно, не знаете, что это такое.

– Почему же? Знаю.

– Так вот, в восемьдесят шестом у нас случился пожар – кто-то неосторожно бросил окурок в корзину с бумагами – и сгорели микрофиши за десять лет начиная с семьдесят девятого года.

– А где настоящие газеты?

– Увы, их уничтожили в восемьдесят четвертом. Тогда ведь об истории не думали. На будущее мы уж никогда…

– Может, поискать в библиотеке штата?

– Попробуйте, конечно.

Кэшин прошел по утреннему холодку к машине, посмотрел на небо, бездонное, как рай, и неясное, как воспоминания. Завидев его, собаки в машине начали радостно бить друг друга хвостами.

* * *

В центральной библиотеке штата «Вестника» тоже не оказалось. Кэшин положил трубку и стал думать о Кори Паскоу и часах Бургойна. Собственно, сейчас это все не имело никакого значения.

Он закрыл глаза, откинул голову. Из-за каких-то несчастных часов Бургойна погибли двое мальчишек. Все, все замыкалось на этих чертовых часах.

Почему часы Бургойна оказались у Кори? Тогда, на пирсе, Крис Паскоу говорил что-то, но Кэшину это показалось не стоящим внимания. «Кори был неплохой парнишка. Мог бы и в футбольной лиге играть. Но дурак – думал, что на травке поднимется. А вы приятель Хопгуда и его шайки-лейки?» Так, что ли?

Травка… Он имел в виду, что Кори курит ее? Подумаешь… Не то что для Даунта – для страны невеликая новость. В шестидесятые вообще считали, что она не страшнее пива. Тогда никому бы и в голову не пришло, что, если пьешь пиво, тебе заказана дорога в профессиональный футбол.

Нет, Паскоу говорил не о том, что Кори ее курит. Он имел в виду – выращивает, продает.

Кэшин смотрел, как собаки бесцельно слоняются по двору и будто жалуются друг другу на недостаток впечатлений. Им здесь явно не нравилось, хотелось уйти куда-нибудь вместе с Реббом. Интересно, как устроена память у собак? Тоскуют ли они по Реббу?

Пигготы приторговывали наркотиками. Билли Пиггот продавал их школьникам, а в постоянных клиентах у него ходила Дебби Дугью.

Сзади подошла Кендалл.

– Это не будет нарушением субординации, если я спрошу: ну когда ты пропишешься в своем кресле на постоянку, а? Меня так уже достали все эти юные вундеркинды, что хоть на скамью подсудимых.

– Скоро вернусь, – пообещал Кэшин. – Никогда не слышал, чтобы кто-то по мне скучал.

– Напрашиваешься на комплименты, а это нехорошо, – ответила она. – Знаешь, что я в тебе ценю? Что ты не смотришь эту фигню по ящику и не знаешь, кто сейчас чемпион по боксу в полутяжелом весе.

– Кстати, о боксе и полубоксе. Тут один парень заходил, жаловался, что его девчонка-парикмахерша угнала в Квинсленд его машину. Говорил, Пигготы богатеют. А когда-то еле концы с концами сводили, так ведь?

– Нет, что-то не помню.

– Почему?

– Да не знаю. Это ведь в Кромарти было.