Текст книги "Расколотый берег"

Автор книги: Питер Темпл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Прямо как раньше, – сказал Биркертс. – Мы сидим, и вот сейчас откроется дверь и войдет Синго.

– Да, хорошо бы, – откликнулся Виллани и, вздохнув, пробежал пальцами по волосам. – Господи, который уж месяц никак к нему не выбраться! Вина копится по всем фронтам. Ничего-то до конца довести не можем.

Кэшину показалось, что вид у Виллани совсем измученный, гораздо хуже, чем той ночью, когда они засиделись за вином в комнате его сына.

– Даже договорить, – продолжил Биркертс. – Я вам рассказывал, что этого парня из Фентона прищучили-таки за эксгибиционизм? В самой глухомани – в Клюне, около Балларэта. Приставал к девочкам из школы Уэсли. [33]33
  Уэслианство– евангелическое религиозное движение в США, Канаде и Австралии, зародившееся в 1840-е гг. в недрах методистской церкви и названное по имени основателя методизма англичанина Джона Уэсли (1703–1791); в Австралии существует с 1945 г.


[Закрыть]

– Из Уэсли? В Клюне?

– У них какая-то выездная программа. Богатые детишки помогают бедноте, советуют, как приготовить что-нибудь вкусное из дешевых продуктов.

– Холодно там, – заметил Кэшин. – Как бы он свое хозяйство не отморозил.

– Случай тяжелый, но давайте по порядку, – сказал Виллани. – Доктор Колли сказал, что тому парню на сцене связали руки. Его, голого, повесили на тросе, но сначала пытали, мучили, тыкали ножом, резали, кололи – он много крови потерял. Вместо кляпа рот заткнули носовым платком, а еще один завязали сверху. А потом вздернули до самого потолка. В какой-то момент он умер, скорее всего задохнулся. Утром узнаем.

– А тот сидел и смотрел, как его вешают, – заметил Биркертс. – Кровищу эту видел, всё…

Вошли Финукейн с Давом, который кивнул Кэшину. Сидевшие за столом обратили взоры к Финукейну.

– Одежду нашли, – объявил тот. – В мусорном баке лежала, в пакете. А в кармане – ключи.

– Документы были? – спросил Виллани.

Финукейн поднял руки ладонями вверх.

– Ни одного, – ответил он. – Отпечатков тоже нет. О нем вообще никто ничего не знает. Просмотрели все отчеты о пропавших без вести, там его тоже нет, по крайней мере за последний месяц. Ну не беда, скоро мы об этих пальчиках услышим. – Он посмотрел на часы. – Через пять минут по телевизору новости, там его покажут, может, разберемся.

Виллани повернулся к Кэшину:

– Расскажи теперь всем.

– Там была штаб-квартира каких-то «Товарищей», – объяснил Кэшин. – Что-то вроде благотворительного общества. Когда-то они организовывали лагеря для бедных детей, сирот, больных. Лагеря строили в Квинсленде и Западной Австралии. Бургойн все это поддерживал. На его земле в Порт-Монро построили лагерь, и зал этот тоже был его.

– А что с ними случилось? – спросил Финукейн.

– В восемьдесят третьем году лагерь в Порт-Монро сгорел. Погибли три человека, и после этого сразу все свернули.

– Так какая же связь между Бургойном и этим бедолагой? – спросил Биркертс.

– Не знаю, – ответил Кэшин. – Но в то утро у Бургойна пахло уксусом.

– Никакой тряпки там не нашли, – заметил Виллани.

– Забрал с собой, – предположил Кэшин.

– А почему в этот раз оставил?

Кэшин пожал плечами. Он уже порядком устал, боль все сильнее скручивала поясницу – результатов экспертизы ждали уже много часов.

– Уксус… – задумчиво сказал Биркертс. – При чем тут уксус?

– «И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом», [34]34
  Пс. 68: 22.


[Закрыть]– произнес Дав.

– Не понял. Это что? – недоуменно спросил Виллани.

– Из Книги общей молитвы. [35]35
  Книга общей молитвы– официальный молитвенник и требник Англиканской церкви; впервые издан в 1549 г., в обновленной редакции – в 1662 г.


[Закрыть]Псалом, забыл только, какой по счету.

Все промолчали. Дав смущенно кашлянул. Кэшин слушал, как звонят телефоны, гудит электроника, бубнит телевизор за стеной, сигналят внизу машины.

Виллани поднялся, сцепил пальцы, закрыл глаза, вытянул руки над головой и потянулся.

– Джо, эта духовная муть… Что-нибудь религиозное, что ли?

– Похоже на то. Основал все бывший священник Рафаэль… не помню, Моррис, Моррисон… После Второй мировой, когда испытал серьезное потрясение и пересмотрел всю свою жизнь.

– Мне бы тоже не помешало, – заметил Виллани.

– Ну, теперь вот у тебя костюмы новые. И галстуки… – заметил Кэшин.

– А-а, косметический ремонт, – ответил Виллани. – Сам-то я не изменился. Включи-ка телевизор, Фин.

В выпуске новостей это был третий по счету сюжет. Скупо сообщили, что в доме в Северном Мельбурне найден труп обнаженного мужчины без признаков насильственной смерти, подвешенный над сценой.

На экране появилось лицо мужчины – чистое, почти оживленное, с огоньком в глазах. В свое время он был очень красив: длинные прямые волосы зачесаны назад, под глазами мешки, глубокие складки сбегали от носа к тонкогубому рту.

«Возраст умершего составляет около шестидесяти лет. Волосы окрашены в темно-коричневый цвет. Всех, кто может его опознать или имеет о нем какие-либо сведения, просим звонить по горячей линии: девятьсот девяносто – восемьсот девяносто семь – восемьсот девяносто семь», – закончил читать диктор.

– Хорошо его умыли, – заметил Финукейн.

– А, косметический ремонт, – ответил Биркертс. – Мертвый – он и есть мертвый.

Они досмотрели новости, увидели, как Виллани отказывается комментировать очередную гибель жертвы бандитской разборки, как он дотрагивается до уголка глаза, до рта…

– Смесь Аль Пачино с Клинтом Иствудом, – сказал Кэшин. – Гремучая смесь, я бы сказал.

– Заткнись, – оборвал его Виллани. – Заткнись сейчас же.

– Шеф? – В двери показалось худое, взволнованное лицо Трейси Уоллес, аналитика. – Звонит женщина по горячей линии насчет этого покойника.

Виллани посмотрел на Кэшина.

– Ну давай, командир, – распорядился он. – Только ты, похоже, понимаешь, что происходит.

Кэшин взял трубку.

– Миссис Роберта Конди, – пояснила Трейси. – Из Северного Мельбурна.

Записывать ничего не требовалось – Трейси надела наушники.

– Здравствуйте, миссис Конди, – начал разговор Кэшин. – Спасибо, что позвонили. Вы хотите нам помочь?

– Труп, который показали в новостях, – это труп мистера Полларда. Я его знала.

– Расскажите мне о нем, – ответил Кэшин и закрыл глаза.

* * *

Кэшин вставил зеленый ключ в замок, повернул.

– Дом покойного Артура Полларда, – провозгласил он, открывая дверь.

На террасе было темно и холодно. Он не сразу нашел выключатель.

Зажглась люстра, два стеклянных шара осветили гостиную, обставленную мебелью по моде семидесятых годов. На журнальном столике лежала газета. Кэшин подошел, посмотрел на число.

– Четырехдневной давности, – заметил он.

К гостиной примыкала спальня с двуспальной, аккуратно застланной кроватью без покрывала, гардеробом с двумя зеркалами, комодом, полкой для обуви. Маленьким коридором она соединялась с другой спальней, поменьше, – там стояли только односпальная кровать, стол, стул, книжный шкаф.

Кэшин просмотрел корешки книг. Это были дешевые издания в мягких обложках – детективы, романы ужасов, любовные романы с позолоченными названиями, – и покупали их, скорее всего, уже подержанными.

– В кухне чисто, – сказал Дав из-за двери.

Кэшин прошел вслед за ним в старомодную, чуть ли не в пятидесятых годах обставленную кухню, с одинокой лампочкой под потолком, накрытой зеленым колпачком, эмалированной газовой плитой, холодильником «Электролюкс» со скругленными дверцами и портативным радио на покрытом пластиком металлическом столике. У мойки стояла перевернутая вверх дном кружка в сине-белую полоску.

– Точно монах, – заметил Кэшин.

Он подошел к мойке, хотел было посмотреть, что видно из окна, но увидел лишь грустное отражение кухни.

Дав щелкнул выключателем рядом с задней дверью, и яркий свет упал на прямые струи дождя, поливавшего бетонированный дворик. В конце его была кирпичная стена со стальной дверью. У стены, разделявшей два соседних участка, на веревке мокло белье – три майки и столько же трусов.

– Сзади там проулок, – сказал Дав. – А это, наверное, дверь в гараж.

Они вышли во двор. Кэшин шел первым и чувствовал под ногами мокрый, скользкий бетон. Ни один ключ со связки Полларда не подошел к стальной двери.

– Пойду попробую с той стороны, – сказал Дав и забрал связку.

Кэшин остался ждать в доме, ходил, смотрел. В ящиках стола обнаружились папки с банковскими книжками, счетами за электричество, газ, телефон, налоговыми квитанциями. Ничего личного – никаких фотографий, писем, записей, дисков. Ничто не говорило о том, каким человеком был Артур Поллард, какую прожил жизнь, что любил, а что нет. Лишь на полке в кухне стояли четыре банки фасоли в томате да полбутылки виски, а горлышко еще одной, пустой, торчало из мусорной корзины.

Вошел Дав.

– Нет там больше никакого гаража, – сказал он. – Дверь заложена кирпичом. – У него зазвонил мобильник. Он сказал несколько слов и передал трубку Кэшину: – Шеф.

– Нам нужен большой ключ, – сказал Кэшин. – Волшебный. И немедленно.

– Как же так – ты всем распоряжаешься, а сам откомандирован из убойного отдела хрен знает куда?

– Кто-то же должен руководить.

Они ждали в машине, глядя сквозь ветровое стекло на расплывчатые огни уличных фонарей. Кэшин нашел радиостанцию с классической музыкой. Потекли мысли о доме, о старом разрушенном особняке под мокрым холмом, о собаках. Ребб, конечно, их уже покормил – такому человеку, как он, напоминать не надо. Они, наверное, сейчас в сарае, собаки уже заснули, сохнут возле пузатой печки, старой, ржавой, которую лет тридцать назад разжигали стригали, тепло наполняет весь сарай и пробуждает старые запахи – животного воска, жира, едкого пота усталых, уже давно умерших людей.

– Может, это совпадение, – сказал Дав.

– Может, тебе надо было остаться у федералов, – откликнулся Кэшин.

Из-за угла сверкнули фары фургона. Водитель ехал медленно, осматривался. Кэшин вышел и поднял руку.

Двое в комбинезонах прошли вслед за ним через заброшенный дом Полларда.

Один вынул из сумки с инструментом металлический уголок с полукруглой головкой и приставил его к косяку двери гаража, вровень с замком. Слесарь начал бить по нему кувалдой, все быстрее и сильнее. Вбив уголок, он отступил и сжал кулаки.

– Ну, сезам, откройся! – произнес слесарь и, замахнувшись кувалдой, словно топором, ударил точно по головке. Раздался звук, как от выстрела.

Стальная дверь распахнулась в адски черную тьму.

* * *

Кэшин щелкнул выключателями.

Стены выкрашены белой краской, на полу ковер, окон нет. Воздух несвежий, затхлый. У одной стены – тонконогий стол, на нем компьютер с плоским монитором, принтер, сканер. Тут же серый металлический шкаф для документов и дюжина расположенных в три ряда металлических полок, наподобие тех, что продаются в любом компьютерном магазине. Все было в идеальном порядке: четыре полки заняты видеокассетами, четыре других – компакт-дисками и DVD, на оставшихся лежат папки, книги, журналы.

Напротив двери стояла двуспальная кровать под атласным фиолетовым покрывалом, с огромными ярко-красными подушками, тут же на столике с ножками – широкоэкранный телевизор, видео– и DVD-плееры, рядом возвышался штатив. По стенам висели постеры с мускулистыми полуобнаженными атлетами, культуристами, боксерами, пловцами.

Дав открыл дверцы шкафа.

– Профессиональная цифровая камера, цифровая видеокамера… – Он закрыл шкаф, подошел к компьютеру, сел, нажал кнопку на системном блоке. – Понимаешь, что к чему?

Кэшин не ответил. Он взял пульт дистанционного управления, включил телевизор, убрал звук, нажал несколько кнопок.

На экране появилось изображение.

Сначала что-то непонятное, вроде овоща с гладкой кожицей, может баклажана, – камера двигалась. Потом какая-то дыра, отверстие… Нет, не овощ.

Камера отъехала.

Лицо, молодое, даже мальчишечье. Рот приоткрыт, виднеются верхние зубы. В глазах застыл ужас.

– Ты только взгляни на эту мерзость, – сказал Дав. Кэшин смотрел с минуту-другую, затем нажал на «стоп».

– Лет двенадцать, не больше, – заметил Дав.

– Я домой, – сказал Кэшин.

Уже выходя, он заметил на столе рядом с компьютером две белые кружки в желтых пятнах. Из одной свисала нитка с этикеткой чайного пакетика.

– Чаи гоняли, – сказал Кэшин.

Дав обернулся.

– Похоже, один любил покрепче, – заметил он.

В машине Кэшин рассказал обо всем Виллани.

– Ничего удивительного, – отозвался тот. – У Полларда была судимость за баловство с малолетками. Вернее, две, но первый раз дали условно. А во второй раз отсидел полгода. А что там еще, кроме детской порнухи?

– Всякие банковские бумаги, счета.

– Ну вот что тебе дома не сиделось? Разгреб все это дерьмо, так теперь и работать некому.

– Да, я тоже об этом подумал.

– В общем, захочешь спать – мой дом в твоем распоряжении. Никого не будет, кроме меня, да и то редко. Ты спишь хоть иногда?

– Не перекладывай на меня свои проблемы, приятель. Может, еще того вина?

– Можно.

Перед сном Кэшину вспомнились мерзкая комната и две кружки в веселых пятнышках. Он опустил голову на подушку и мерно задышал.

* * *

Дожидаясь его, Дав читал «Вестник». Он сложил газету, кинул ее на заднее сиденье и сказал:

– Рад быть твоим шофером. Тут у меня новости про часы Бургойна.

– Небось прибыли с почтовым голубем, новости-то? – поинтересовался Кэшин.

Дав спокойно ответил:

– Бургойн купил свой «Брейтлинг» в магазине Коццена на Коллинз-стрит в восемьдесят четвертом году. А шесть лет тому назад обзавелся еще одним.

Кэрол Гериг описала ему часы. Девочка с пирса, Сьюзи, назвала только марку. Да еще ошиблась, сказала «Бретлинг». Ну почему он не спросил ее, что это были за часы? Синго сейчас закрыл бы глаза и укоризненно покачал головой: «Как это – не спросил? Знаешь, на твоем могильном камне, пожалуй, так и надо написать: "Не спросил"».

Владелец ломбарда в Сиднее рассказал, какие часы принесли ему в тот день мальчишки? Записал ли его рассказ полицейский? У тех, кто работает в ломбардах, глаз наметанный, они быстро прикидывают, что сколько стоит, – такая незавидная работа.

– В магазине часы опишут? – спросил Кэшин.

– Скорее всего, но вообще-то не спросил.

– Хочешь, это напишут на твоем… – начал было Кэшин и осекся.

– Что-что?

– Да так… Нашел мисс Бургойн?

– Она будет ждать тебя в галерее в половине одиннадцатого. Там наверху есть кафе. Она член совета директоров этой галереи. Тот же ломбард, только для картин.

– Это ты сам придумал?

– Почерпнул из сегодняшнего «Финансового обозрения».

– А я вот сегодня еще ничего не читал, кроме надписи на коробке с хлопьями. Ты смотри, какая разносторонняя: и в праве разбирается, и в картинах, и в политике…

Они замолчали. На Лигон-стрит Кэшин взял газету с заднего сиденья. Фотографию Полларда напечатали на пятой странице, короткая заметка сообщала приблизительно то же, что и сюжет в теленовостях.

– Насчет Полларда многие звонили, – прервал молчание Дав. – Человек тридцать, по-моему, – и родители, и жертвы. Он, оказывается, педофил был тот еще. Люди готовы были в очередь становиться, чтобы его повесить. Один даже сказал, что давно его знает. Сначала орал как бешеный, а потом вдруг замолчал.

– Я собираюсь вернуться домой, – сказал Кэшин. – Передавай дело экспертам.

Они ехали молча через весь город, пока Дав не остановился на подъездной дороге напротив галереи.

– Настроения нет? – спросил он.

– Не по чину вопросики, – ответил Кэшин.

– Что значит «не по чину» в убойном отделе?

– Ну, если бы я так и работал там, значит, был бы выше тебя по званию. И вообще, знатный халявщик мог бы и помолчать. Вот примерно это и значит «не по чину».

– Понятно. Я возьму описание часов.

– Скажи, а когда ты проверял счета Аддисон, тебе не пришло в голову прогнать Полларда по нашей базе?

Дав шумно втянул воздух.

– Я оказывал тебе услугу. Так или иначе, это было три дня назад. Поллард был уже мертв.

Кэшин смотрел на проезжавшие мимо машины.

– Тебе позволительно облажаться, – сказал Дав. – Тогда ночью Хопгуд взял дело в свои руки и поубивал мальчишек, а ты в шоколаде. Ребята присмотрят за тобой.

– Добудь описание часов, – распорядился Кэшин. – Проверь, поговорили ли в Сиднее с владельцем ломбарда, или кем он там представляется. В любом случае нам его показания нужны сейчас, сегодня.

– Есть, сэр.

Кэшин перешел улицу у галереи, увернувшись от машин и трамвая. Войдя в фойе, он поднял глаза и тут же встретился взглядом с Эрикой Бургойн. Она опиралась на балюстраду и смотрела на него. Когда он поднялся, она уже села в кресло.

– Извините, опоздал, – сказал он. – Здесь вам удобно будет говорить?

– Если не будете орать, то да, – ответила она. Она была одета в темно-серый костюм, в руке у нее была чашка кофе, но ему она ничего не предложила. – Это что, продолжение расследования?

– Нет, просто разговор.

Уголки ее рта опустились вниз.

– У меня нет времени на «просто разговоры». Зачем это? Отчим умер, подозреваемые тоже погибли.

Кэшин подумал о Синго, о его серых глазах под мохнатыми бровями-гусеницами.

– Это наш долг перед ними, – ответил он. – Вам известно, что ваш отец каждый месяц платил деньги некоему Артуру Полларду?

– Ну и что?

– Вы знаете, кто это?

– Нет, понятия не имею.

Группа туристов-японцев толпилась у выхода из галереи. Дежурный суетился, стараясь помочь, но они или не понимали, или думали, что он ненормальный.

– Его убили несколько дней назад в здании, которым владел ваш отчим.

– О господи… Какое здание?

– Бывший театральный зал в Северном Мельбурне. Вы знали, что он принадлежал Бургойну?

– Нет, чем он владеет… владел, я не знаю. При чем тут Чарльз?

– Есть кое-что похожее.

– А именно?

В стороне, столика через три, Кэшин заметил мужчину в черной водолазке, который рассеянно перелистывал какую-то желтую газетенку.

– Как раз работаем над этим, – пояснил Кэшин. – Вы слышали о лагере «Товарищей» в Порт-Монро?

– Да, конечно слышала. Там еще был пожар. Но почему вы об этом спрашиваете?

– В мельбурнском зале размещалась штаб-квартира «Товарищей».

– Объясните же мне, – попросила Эрика. – Вы утверждаете, что мальчишки из Даунта не убивали Чарльза?

Кэшин отвел взгляд в сторону, на воду, которая тихо струилась по огромной стеклянной витрине. Два человека, стоя на улице, водили пальцами по стеклу, рисуя прозрачные волнистые линии.

– Возможно, – ответил он.

– Что с часами?

– По-прежнему ничего неясно.

– То, что Чарльз платил этому человеку, необязательно связано с нападением, – сказала Эрика. – Кто знает, скольким людям Чарльз давал деньги?

– Я.

Она откинулась на спинку стула, положила руки на стол и принялась нервно сцеплять и расцеплять пальцы.

– Значит, вы знаете все, но ничего не говорите. Что же я нового могу сказать вам?

– Я думал, что-нибудь все-таки можете.

Эрика в упор посмотрела на него своими светло-серыми глазами, потом подняла руку, поправила тонкую короткую серебряную цепочку на шее, провела под ней пальцем и сказала:

– Увы, больше мне нечего вам сообщить, и потом, мне пора на встречу.

Кэшин и сам не понял, почему сразу не сказал главного:

– Поллард был педофилом. Баловался с детьми, с мальчиками…

Эрика покачала головой, как будто ее это сильно озадачило. На щеках ее вдруг появился румянец, и она произнесла:

– Что ж, я уверена, что эта информация для вас полезна, но…

– А вам она разве не полезна?

– Мне? Зачем? Вы что, везде копаете потому, что стыдитесь признать: мальчишки из Даунта ни в чем не виноваты?

– Надо будет – признаем.

Краем глаза он увидел, как мужчина в водолазке сгибает и разгибает правую руку.

– Чего вы боитесь, мисс Бургойн? – спросил Кэшин.

Ему вдруг показалось, что еще миг – и она ответит, но последовал вопрос:

– О чем вы?

– О вашем телохранителе.

– Детектив, если бы я боялась того, что входит в круг ваших обязанностей, не сомневайтесь, я обратилась бы к вам. Извините, мне пора.

– Спасибо, что уделили мне время.

Кэшин смотрел ей вслед. Ноги у нее были красивые, стройные. У лифта она обернулась и посмотрела ему прямо в глаза – может быть, чуть дольше, чем требовали приличия. Потом ее загородила спина телохранителя.

* * *

– Вот эту модель Бургойн купил у Коццена первой, – сказал Дав, показывая фотографию в буклете. – Чек от четырнадцатого сентября восемьдесят шестого года.

– Очень мило. Можно хронометрировать слалом.

Часы были строгие, с черным циферблатом, тремя белыми циферблатами поменьше, тремя утопленными заводными головками, на ремешке из крокодиловой кожи.

– Модель «Маритаймер», до сих пор в продаже, – отрывисто докладывал Дав, не скрывая раздражения. – А вот вторые часы, опять «Маритаймер», купил четырнадцатого марта двухтысячного года.

Точно такие же, только с белым циферблатом, ремешок тоже крокодиловый.

Кэшин вспомнил то утро в «Высотах». Как там говорила Кэрол Гериг? Шикарные часы… Ремешок из крокодиловой кожи.

– Что сказал владелец ломбарда?

– Он в свое время сделал заявление, – ответил Дав. – Сидней его выслал, но, кажется, в этом бардаке оно где-то затерялось.

Кэшин с трудом соображал, как будто не выспался.

– Так что он там сказал?

– Цитирую: «Марка – "Брейтлинг Маритаймер". Коллекционные, очень дорогие. На черном циферблате три малых циферблата, ремешок из крокодиловой кожи».

Болело везде, но Кэшин встал, подошел к окну и стал смотреть на школьные дворы и городские сады, затянутые сеткой мелкого дождя. В телефонной книге он нашел прямой номер Хелен Каслман и набрал его.

В трубке послышалось:

– Хелен Каслман.

– Джо Кэшин.

Она, помолчав, ответила:

– Я звонила тебе. Домашний не отвечает, а мобильный отключен.

– Я пользуюсь другим. Я сейчас в городе.

– Не знаю, что сказать… Ты был так заносчив, высокомерен… Это звучало обидно.

– Ты уверена, что речь обо мне? Слушай, мне нужно описание часов, которые видела Сьюзи. Марку она вспомнила, но мне нужно, чтобы она их описала. Это можно сделать?

– Потому что дело все еще расследуется?

– Оно и не прекращалось. Можно побыстрее?

– Постараюсь. Дай мне свой номер.

Кэшин сел, посмотрел на Дава, тот мрачно отвернулся.

– Хопгуд говорит, для него не было сообщений в ту ночь, – сказал Кэшин.

При этих словах Дав посмотрел на него и сказал:

– Сволочи! Они же их стерли. Они стерли эти чертовы записи.

– Может, это наша вина, что-нибудь техническое.

Дав покачал головой, и в круглых стеклах его очков отразились огни лампы.

– Ну тогда можешь повесить на меня всех собак, – сказал он. – Нажал не на те кнопки, все перепутал, – абориген, что с него возьмешь.

Кэшин поднялся – стоять было легче, – опять подошел к окну и сказал:

– Знаешь, что сказал Хопгуд? «Вы, черномазые, вдвоем истории сочиняете?»

– Это он про нас с тобой, что ли?

– Я так его понял.

Дав довольно засмеялся:

– Добро пожаловать в резервацию! Слушай, брат, а пошли поедим? Тут забегаловка есть за углом.

– Достали меня забегаловки за углом. Шесть лет доставали, а теперь все, хватит, – ответил Кэшин.

– Ну тогда давай в «Брунетти», в художественный центр, – предложил Дав. – В «Карлтоне» такое кафе есть, знаешь?

– Слушай, неместный вроде, для тебя же все тут едино должно быть – «Брунетти», «Донетти»…

В лифте вместе с ними спустился Финукейн и подвез их до Сент-Кильда-роуд.

– На тебя, Фин, посмотреть, – заметил Кэшин, – так по шкале недосыпа, переработки и общей задолбанности тебе можно дать девять целых шесть десятых балла.

Финукейн скромно улыбнулся, как человек, работу которого наконец-то оценили.

– Спасибо, шеф, – поблагодарил он.

– Хочешь перевестись в Порт-Монро? – спросил Кэшин. – Веселенькое местечко – то в пабе подерутся, то с овцами баловаться начнут, то какой-нибудь придурок стырит у соседа гидропонную установку, якобы чтобы выращивать эти мелкие помидоры, на лозе. Хорошее место, чтобы детей воспитывать.

– Нервная работа, – заметил Финукейн. – У меня тут шесть человек по Полларду, надо со всеми встретиться. Один, из Футскрея, говорит, история тянется с давних времен. Может, звонил от своей глухонемой тетки, у которой и не жил никогда.

У стойки в кафе «Брунетти» стояла очередь из клерков в черных костюмах, пеших туристов и четырех женщин из глубинки, явно ошеломленных разнообразием блюд. Кэшин взял кальцоне – завернутую в лепешку начинку, Дав предпочел булочку с уткой, оливками, перцовым соусом и пятью сортами трав. Когда они принялись за кофе, у Кэшина зазвонил мобильник. Он вышел на улицу.

– Машины шумят, – донесся до него голос Хелен. – Сразу ностальгия накатила. Ты где?

– Возле художественного центра.

– Ты, оказывается, ценитель искусства – опера, галереи…

– Со Сьюзи говорила? – спросил Кэшин, наблюдая за тем, как по тротуару на одноколесном велосипеде едет мужчина и держит на каждом плече по маленькой белой собачонке. Вид у собачонок был такой замученный, как будто они целую ночь протряслись в междугородном автобусе.

– Она сказала, часы были большие, черные, с белыми циферблатами поменьше, двумя или тремя.

Кэшин закрыл глаза. Он подумал, что сейчас надо сказать спасибо и распрощаться. Именно так и следовало поступить. Именно это сочли бы правильным глава полиции штата, верховный комиссар, помощник уголовного комиссара, да, пожалуй, и Виллани.

Но как раз это и было бы неправильно. Он должен сказать ей, что часы, которые мальчишки пытались продать в Сиднее, – это не те часы, что были на Бургойне в ночь нападения.

– Ты еще там? – позвала его из телефона Хелен.

– Спасибо за помощь, – ответил он.

– И все?

– И все.

– Ну тогда до свидания.

Они допили кофе и пошли обратно. Дожидаться Виллани Кэшину пришлось минут двадцать.

– На Бургойне были не те часы, которые продавали мальчишки, – начал он.

– Откуда узнал?

Кэшин объяснил.

– Скорее всего, их сперли тоже из дома. Украли двое часов…

– Нет. Сестра Кори Паскоу видела эти чертовы часы год назад. Они были у Кори еще до того, как он уехал в Сидней. Я с ней разговаривал.

– Может, гонит?

– Я ей верю.

– Это почему?

– Она знала марку и описала часы.

– Черт, – пробормотал Виллани. – Черт. Это плохая новость.

– Да. Что там по Полларду?

– Его опознала женщина с той улицы, где находится зал. Он бывал там несколько раз, как-то с ребенком заходил. Нужно опросить примерно двадцать жертв. Компьютерщики зашиваются – там тысячи фотографий. Шансов у нас маловато, что уж говорить. Скажи спасибо, что он покойник. Как те подонки с наркотиками, которых мы все пытаемся оправдать.

– Ладно, я пас, – сказал Кэшин. – Домой пора, меня ведь в отпуск выперли. Кончен бал.

– Ну вот, а ты только начал опять втягиваться. Может, пора завязывать с этим переводом? Ты ведь уже оклемался.

– Нет уж, убойный отдел – это больше не мое, – ответил Кэшин. – Хватит с меня трупов. Пожалуй, только на мертвого Рэя Сэрриса посмотрел бы. И на Хопгуда. Для него я готов сделать исключение.

– Непрофессионально рассуждаешь. Уксусом пахло… А ты уверен?

– Да.

Виллани проводил его до лифта и сказал, глядя вглубь коридора:

– Должен сказать, на меня с этим делом сильно давили. И вел я себя совсем не лучшим образом. Нечем тут гордиться… В общем, я подумываю о переводе.

Кэшин не нашел, что ответить. Двери лифта открылись, и он тронул Виллани за плечо:

– Да ладно тебе… Главное, не зацикливайся.

* * *

Mобильник зазвонил, когда Кэшин еще был в городе. Он съехал на обочину и остановился.

– Шеф, это Фин. Звонил кадр из…

– Да, помню. Из Футскрея.

– Вы бы поговорили с ним, шеф.

– Не могу, Фин. Уже домой еду.

На улицах появлялось все больше машин – жители пригородов разъезжались по домам в своих джипах, фургонах, грузовиках.

– Ну, шеф велел у вас спросить, шеф…

– Ладно, рассказывай.

– В общем, это какой-то ненормальный. То и дело его совсем клинит, понимаете?

– Клинит?

– Ну да, на Полларде. Он знает Полларда и люто его ненавидит. Всех и вся ненавидит, заплевал там все, хоть щитом прикрывайся.

– Лет сколько?

– Да не старый еще. Так сразу не скажешь – голова бритая, зубы плохие, лет под сорок, я думаю… Проблемы с наркотиками есть точно.

– Заявление взяли?

– Шеф, какое там заявление! Он дверь разнес.

– Дверь разнес?

– Я пытался до него достучаться. Он сначала сидел себе спокойно, потом вскочил со стула как бешеный и давай по двери лупить! Шарахнул два раза, кулак в двери застрял. Кровищи было!

– Как зовут?

– Дэвид Винсент.

Кэшин шумно вздохнул:

– Где живет? Я тут рядом.

Финукейн дожидался его на улице, где стояли дома, облицованные ржавеющим сайдингом. Здешние машины тоже видали виды, а в маленьких дворах валялись никому не нужные рекламные газеты и журналы. Кэшин подошел, встал у окна машины, положил руки в карманы и спросил:

– Как думаешь, он обрадуется вашей новой встрече?

Финукейн почесал в затылке:

– Нет. Он уже послал меня по адресу. Но в принципе злится он не на меня, а на весь мир.

– Один живет?

– Вроде больше никого не видел.

– Ну, пошли.

Стучать пришлось долго. Но в конце концов хозяин открыл, и на Кэшина уставился глаз в сетке красных воспаленных прожилок.

– Мистер Винсент, – заговорил Финукейн, – старший офицер полиции хочет поговорить о том, что вас беспокоит.

Дверь приоткрылась шире – теперь были видны оба глаза и бледный нос, переломанный во многих местах и свернутый на сторону.

– Ни хрена меня не беспокоит, – сказал Винсент. – С чего ты взял?

– Можно войти, мистер Винсент? – спросил Кэшин.

– Отвалите. Я уже сказал, что хотел.

– Я так понял, вы знали Артура Полларда?

– Да, так и сказал по этой долбаной горячей линии. Фамилию назвал.

Кэшин любезно улыбнулся:

– Большое спасибо, мистер Винсент. Просто огромное спасибо. Нам только нужно еще кое-что узнать.

– Некогда мне! Не до вас… Дел до фига.

– Ладно, – не стал спорить Кэшин. – Правда, спасибо вам за помощь. Убили человека, и притом невиновного…

Винсент рванул дверь так, что она ударилась о стену коридора, и грохот разнесся по всему дому.

– Невиновного? Ты совсем сбрендил, что ли? Сволочь такая, да я бы его своими руками!..

Кэшин отвел взгляд. Он-то имел в виду не Полларда, а Бургойна.

Из соседнего дома вышла женщина неопределенного возраста, в розовом тюрбане на голове, одетая во что-то наподобие старинной бархатной хламиды, изношенной и потертой во многих местах.

– Опять приперлись! – завизжала она. – Как вы замучили с этой американской верой, со своей Пизанской, [36]36
  Подразумеваются активисты христианской секты Свидетелей Иеговы, основанной в 1870-е гг. в США, и распространяемый ими журнал «Сторожевая башня возвещает Царствие Иеговы» (изд. с 1879 г.).


[Закрыть]или как ее там, Сторожевой башней! Пошли вон отсюда!

– Полиция, – прервал ее монолог Кэшин.

Женщина стремительно ретировалась. Кэшин посмотрел на Винсента. Того вдруг оставила ярость, как будто весь его яд выпустили через кран. Человек он был крупный, но начинал жиреть, а на загривке уже залегла толстая складка.

– Тронутая баба, – спокойно сообщил Винсент. – Совсем чокнулась. Входите.

Они оказались в тускло освещенном коридоре, откуда прошли в маленькую комнату со сломанной софой, двумя пластиковыми креслами и журнальным столиком на металлических ножках, на котором стояли пять пивных банок. Подставкой для телевизора служили два треснувших ящика из-под молока. Винсент сел на софу, закурил, с трудом удерживая зажигалку в трясущихся руках. На костяшках и пальцах правой руки запеклась кровь.

Кэшин и Финукейн сели на пластиковые стулья.

– Так, значит, вы знаете Артура Полларда, мистер Винсент? – начал сначала Кэшин.

Винсент взял банку пива, встряхнул, потянулся за другой – там еще что-то осталось.

– Сколько раз вам повторять? Знаю я эту сволочь, знаю я эту сволочь, знаю я эту…