Текст книги "Наживка"

Автор книги: Пи Джей Трейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

40

Марти стоял перед Джеффом Монтгомери под направленным в грудь пистолетом, и его мысли бились в каменную стену очевидности, отскакивая горохом, как бы не желая ее признавать.

В течение последнего часа ему объяснили, что любимый старик Мори Гилберт был палачом, а теперь им, похоже, оказывается невинный с виду паренек с гладкими щеками и ясными голубыми глазами. Вопрос, собственно, в том, чему, черт побери, удивляться?

Возможно, он слишком долго работал в отделе по борьбе с наркотиками, где любители метадона похожи на любителей метадона, уличные толкачи похожи на уличных толкачей, где все выглядит так, как есть на самом деле. Этот сегмент подпольного мира обладает некоей тошнотворной реальностью и правдивостью, там всегда видишь, с чем имеешь дело. Возможно, именно это в первую очередь привлекло туда Марти. Оттуда выходишь в открытый мир, где почти все в масках. Конечно, подобную истину он усвоил еще в детстве – отец объяснил ее хорошо и доходчиво, – а потом позабыл.

В данный момент все это не имело значения, поэтому Марти пустил свои мысли головоломным аллюром по знакомой дорожке, по которой его научили скакать. Почему коп стоит под нацеленным на него пистолетом, почему и зачем в него целятся – эти вопросы в данный момент абсолютно неуместны, главное – что последует дальше.

Мальчишка стоит слишком близко и одновременно чересчур далеко. Слишком близко, чтоб метко всадить в Марти пулю, и слишком далеко, чтоб его можно было обезоружить. Остаются одни разговоры.

– Что ты делаешь, Джефф?

– Я делаю свое дело, мистер Пульман.

Марти отметил, что на сей раз в конце фразы не стоит вопросительный знак, и постарался избавиться от ощущения, будто бежит по заранее начерченному кругу, который может разорваться в любую секунду, и тогда его швырнет в неизвестность. По издевательской иронии судьбы Джефф Монтгомери помешал его последней серьезной попытке самоубийства, явившись с известием о смерти Мори, а теперь тот же самый невольный спаситель держит его под прицелом.

– Какое? – Марти старался сохранять непринужденный тон, который сбивала улыбка на губах Джеффа.

– Видимо, вы были отличным полицейским, мистер Пульман. Оказавшись в невыгодном для себя положении, отвлекай внимание противника, заводи беседу на посторонние темы… Точно по инструкции.

– В жизни ничего подобного в инструкциях не читал.

– Мистер Пульман, повернитесь, пожалуйста. Правой рукой поднимите рубашку, левой вытащите из-за пояса пистолет. Возьмите его двумя пальцами, встаньте ко мне лицом, бросьте вправо, подальше, если не возражаете.

– Собираешься в спину выстрелить, Джефф?

– Что вы, сэр, нет, конечно. Я никогда такого не сделаю. Это было бы нечестно.

Марти, как ни смешно, поверил, но все-таки минуту не двигался, несколько нервничая из-за преувеличенной вежливости странного парня.

Чуть повернувшись, глянул на Джека, который склонился вперед на диване, обхватив руками колени и слегка покачиваясь. Понял, что дела совсем плохи, когда тот поднял на него глаза – не испуганные, а большие, печальные и виноватые.

Марти ему подмигнул, задрал рубашку, вытащил двумя пальцами пистолет, беспрекословно выполняя указания Джеффа, и опять повернулся к нему.

– Надеюсь, ты не хочешь, чтоб я его бросил, не поставив на предохранитель?

– Вы его поставили на предохранитель, прежде чем заткнули за пояс. Пожалуйста, мистер Пульман, за меня не тревожьтесь.

Черт возьми, парень все время на шаг впереди. Марти так и стоял с пистолетом, ужасно тяжелым, когда держишь его двумя пальцами, стремительно и в то же время старательно соображая, полностью уйдя в себя, перебирая варианты.

Оружие сдавать нельзя, и точка. Остаются две возможности. Бросить пистолет и, когда Джефф наклонится, чуть сместив центр тяжести, прыгнуть на него. Или слегка пригнуться, как бы точней метясь в указанное место, но бросить пистолет Джеку и прыгнуть на мальчишку. Джек сам объявил себя метким стрелком и, если быстро среагирует, возможно, успеет воспользоваться моментом. Хотя он столько выпил, что реакция наверняка нулевая.

– Бросайте пистолет, мистер Пульман.

Марти взглянул на парня, который три последних дня работал с ним бок о бок, плакал на похоронах Мори, после того как всадил ему пулю в висок.

– Не могу, сынок.

– Сэр, понимаю и уважаю вашу решимость, – сказал Джефф, тверже перехватив оружие, напрягая на спусковом крючке палец. – Но если не бросите, буду вынужден вас застрелить.

– Все равно застрелишь, облегчу я тебе задачу или не облегчу.

– Не застрелю, мистер Пульман. Я вообще не знал, что вы здесь, пока в дверь не вошел. С вами я никогда не ссорился, поэтому мне незачем вас убивать. Хотя, если придется, убью.

– Стало быть, это ты прятался на чердаке в Брайнерде? – самым что ни на есть прозаическим тоном уточнил Джек с дивана. Послышалось бульканье виски, льющегося из бутылки в стакан.

Черт побери, ты с ума сошел, Джек?

Но глаза Джеффа слабо сверкнули. Джек застал его врасплох, огорошил, как всегда всех вокруг огорошивает.

– Простите? – переспросил он, по-прежнему твердо глядя на Марти, держа на крючке палец.

– В Брайнерде. В пансионате. В охотничьем домике. Ты был на чердаке, видел происходившее, видел нас. Старик за стойкой был твоим отцом?

Взгляд Джеффа на мгновение метнулся к Джеку, и Марти напрягся, чуя первый всплеск надежды с той самой минуты, когда парень вытащил из-под дождевика пистолет.

«Ну, давай, говори», – мысленно приказал он шурину, в чем тот нисколько не нуждался, болтовней зарабатывая на жизнь. Отвлеченные рассуждения, убедительные аргументы, прочее дерьмо собачье – в этом и заключается мастерство адвоката. Теперь Джек делает то, чему его научили. Но, господи помилуй, с какой невероятной отвагой! Марти чуть переместился, наблюдая за Джеком краешком глаза. Тридцать секунд назад он отчаянно пытался протрезветь, а теперь размахивает стаканом, изображая пьяного в стельку.

– По-моему, староват для отца. Дед?

– Отец, – заявил Джефф с окаменевшим лицом. – Мистер Пульман, немедленно бросьте пистолет направо, иначе…

– Будь я проклят. Думаю, адски противно жить с отцом-нацистом. Мне наверняка не понравилось бы. Сочувствую, малыш.

Девятимиллиметровый пистолет слегка дрогнул в руке паренька, лицо стало бледнеть.

«Слишком быстро», – заключил Марти и решил вмешаться.

– Если ты видел произошедшее в Брайнерде, Джефф, тогда тебе должно быть известно, что Джек в твоего отца не стрелял.

Парень невесело улыбнулся:

– Думали что-то другое от него услышать? Я выбежал из своей комнаты, слыша стрельбу. Он держал в руке пистолет.

– Но не спустил курок, – настаивал Марти. – Его заставляли выстрелить в мертвое тело, а он отказался. Не смог.

Джефф на него прищурился.

– Он там был.

– Можешь не сомневаться, был, – заплетающимся языком пробормотал Джек с дивана. – Хочешь знать почему? Потому что мой папа старался заставить меня завершить его дело, точно так же, как твой тебя заставил. Уверяю, малыш, у нас с тобой много общего…

– Мистер Гилберт, помолчите, пожалуйста.

– …но что меня действительно интересует, как ты нас отыскал, черт возьми?

Джефф был по-прежнему сосредоточен на Марти, по-прежнему контролировал ситуацию, но Джек его немного нервировал, отвлекая внимание от «магнума», который Марти прижимал к боку, начиная мало-помалу придвигать палец к предохранителю.

– Ваш отец сделал глупость, приехав в собственной машине. Я запомнил номера, пошел к шерифу, подождал, пока он сообщит в Управление автомобильным транспортом о превышении скорости и узнает имя нарушителя. Как только я его нашел и устроился здесь на работу, оставалось только дождаться появления двух других стариков. Детские игры.

– Почему не обратился в полицию? – спросил Марти, снова слегка шевельнув пальцем.

– В нашей семье принято самостоятельно улаживать дела.

– И теперь твое дело – убить Джека.

– Правильно. Око за око. Не принимайте меня за неразборчивого убийцу. Я восстанавливаю справедливость, и это последний акт возмездия. Вас, мистер Пульман, я убивать не обязан и, разумеется, не хочу. Сначала вообще-то думал остаться в питомнике, помогать миссис Гилберт, может быть, даже на всю жизнь здесь устроиться…

Марти услышал за спиной шумный вдох Джека и с большим трудом сохранил бесстрастное выражение.

– …но когда вас тут увидел сейчас, сразу понял, что надеждой на будущее придется пожертвовать, надо просто выполнить миссию и исчезнуть. Охотно так и сделаю, мистер Пульман, чтобы сохранить вам жизнь. Только бросьте пистолет.

Марти, глядя прямо перед собой, нащупал, наконец, предохранитель кончиком пальца.

– Вы уже сделали выбор, мистер Пульман?

– Пожалуй.

– Черт побери, Марти, отдай проклятый пистолет! – завопил Джек, сорвавшись с дивана.

Марти слегка вздрогнул, и Джефф в тот же миг с поразительной быстротой и точностью выбил левой ногой у него из руки оружие. «Магнум» завертелся по полу, залетел под диван, с громким стуком ударился в стену.

Марти закрыл глаза. Копа с пятнадцатилетним стажем разоружил мальчишка. Будь все проклято, он вообще никого не способен спасти.

Ворота автомобильной стоянки перед питомником были заперты. К моменту прибытия Джино с Магоцци вдоль бровки тротуара уже выстроились четыре патрульные машины, еще две подъезжали по Лейк-стрит. Слава богу, ни огней, ни сирен. Петерсон свое дело знает.

К ним бежал Вигс, прикрывая клочки волос от дождя шляпой, затянутой пластиковой пленкой.

– Патрульная машина на стоянке. Двое ребят перебрались через живую изгородь, осмотрели. Никаких следов Беккера. Не знаю, надо ли было дальше искать. Петерсон велел ждать.

– Постой минуточку, – попросил Джино, вытащил сотовый, прикрыл от воды, набрал номер, прислушался. – Пульман по-прежнему не отвечает.

– Пошли, – бросил Магоцци. – Вигс, расставь по периметру всех людей, сколько есть. Мы заходим на территорию.

Сбросив в машине слишком шумные и неудобные дождевики, они с Джино двинулись вокруг участка, держась близко к изгороди, направляясь к проему в кустах у конторы. Гром и молнии чуточку утихомирились – вспышка-другая и далекий рокот каждую пару-тройку минут, – однако дождь по-прежнему хлестал, соревнуясь с сильными порывами ветра.

Господи Боже, молился не очень-то веривший в Бога Магоцци, пожалуйста, пусть Джефф Монтгомери будет не здесь, а дома, где Макларен и Лангер в этот самый момент защелкивают на нем наручники, пусть больше не будет трупов в жестокой войне, которой не видно конца.

Беккера нашли на клумбе в нескольких ярдах от двери конторы. Он лежал на спине с закрытыми глазами, дождь хлестал в молодое лицо, слева по голове текла кровь. Магоцци не понял, жив он или мертв. Крепко прижал пальцы к горлу, к сонной артерии, где должен биться пульс, почувствовал, но не понял, то ли это пульсирует кровь Беккера, то ли его собственная в кончиках пальцев.

Джино с сотовым телефоном со всех ног помчался к теплице, лихорадочно размахивая руками, подавая полицейским на стоянке сигналы, которые изучал в академии и думал, что напрочь забыл, а в это время Магоцци в одиночестве крался к конторе, где горел свет.

Сильный удар ноги Джеффа Монтгомери отбросил Марти на несколько шагов, сломал обезоруженную, безжизненно повисшую руку, в которой билась и трепетала боль.

– Мне очень жаль, мистер Пульман. Но это единственный способ спасти вашу жизнь.

Господи Иисусе, думал Марти, качая головой и беспомощно улыбаясь. Парень с таким же усердием хочет спасти ему жизнь, с каким хочет лишить жизни Джека. Невозможно понять столь причудливое, извращенное представление о долге и чести, о добре и зле. Но он все неожиданно понял.

Понял, что видит перед собой сейчас не одного Джеффа Монтгомери, а Мори Гилберта, Розу Клебер, Бена Шулера и, наконец, не в последнюю очередь, самого Марти Пульмана. Впервые за долгое время он почувствовал себя легко и свободно, взглянул на вещи прямо, увидел их четко и ясно.

– Слушай, Джефф. Я сам был на твоем месте, сделал то, что ты делаешь, и, поверь, это вовсе не акт справедливости.

Джефф недоверчиво и с иронией посмотрел на него.

– Вы не понимаете. Убивать по служебной обязанности – совсем другое дело.

– Я никого не убил по служебной обязанности.

Парень удивленно вздернул брови. Джек тоже.

– Что же вы сделали, мистер Пульман?

Марти глубоко вдохнул и на выдохе вымолвил, так что слова как бы выплыли изо рта:

– Я убил человека, убившего мою жену.

Джек разинул рот, попятился, наткнулся на край дивана, упал на сиденье.

– Ты застрелил Эдди Старра? – шепнул он, и Марти кивнул, не оглядываясь.

Джефф благосклонно ему улыбнулся:

– Тогда это благородный поступок, мистер Пульман. Вы обязаны были его совершить.

– Я стрелял в безоружного парня, Джефф, когда он иглу втыкал в вену, и не было в этом ничего благородного и справедливого. Я не возвысился, а превратился в убийцу, и все отдал бы, черт побери, чтобы этого не было.

Налетевший ветер ударил в стену, дверь затряслась в раме.

Джефф с жалостью смотрел на него:

– Очень плохо, мистер Пульман. Вы поступили достойно и правильно, но даже не поняли этого.

Он быстро шагнул влево, чтобы точно прицелиться в Джека. Марти почти не успел уловить нужный момент. Почти, но не совсем.

В ту самую миллисекунду, когда палец Джеффа нажал на крючок, он сам бросился в сторону, зная, что делает нечто хорошее, правильное, сразу как бы очистившись, оказываясь между выстрелившим пистолетом и единственным среди всех невинным человеком. «Потрясающая летающая горилла!..» – подумал он и с улыбкой принял в грудь пулю.

– Черт побери! – взвизгнул Джефф, вновь прицелился в Джека, и тут дверь распахнулась, грохнулась в стену, слетела с петель, а скорчившийся под проливным дождем за порогом Магоцци завопил:

– Брось оружие! Брось!

Джефф стремительно развернулся, бешено стреляя, потому что дело вышло из-под контроля. Когда рядом с головой брызнули щепки, Магоцци принялся методично выпускать пулю за пулей в грудь Джеффа Монтгомери. Жаркие волны адреналина подстегивали мышцы, пьяно туманили мозг, и он даже не разглядел по-детски гладкое лицо, удивленные голубые глаза совсем юного мальчика, которого убивал.

41

Магоцци медленно распрямился в дверном проеме, по-прежнему крепко держа в руках пистолет, нацеленный на неподвижное тело Джеффа Монтгомери. Окинул взглядом комнату, делая моментальные снимки: слева от него паренек с изрешеченной грудью; прямо перед ним лежит на спине Марти Пульман в краснеющей от крови рубашке, с открытыми еще глазами; вскочивший с дивана Джек Гилберт падает рядом с ним на колени. Письменный стол, компьютер, кресло, возле него пустая бутылка, откуда на пол капает жидкость…

Оглядев картину, он позволил себе перевести дух. В маленькой конторе пахло спиртным, бездымным порохом и кровью. Носком ботинка он отшвырнул пистолет от скрюченных пальцев Монтгомери и с огромным облегчением почувствовал на своем плече руку Джино, которая отодвигала его в сторону.

– Пусти, старина. Дай войти.

Адреналин схлынул, ноги задрожали. Магоцци наблюдал, как Джино наклоняется, щупает горло Монтгомери и распрямляется.

– Кончено.

Когда они сделали три шага к Марти, у дверей под дождем уже собрались полдюжины полицейских с оружием наготове.

– Чисто? – прокричал один из них.

– Чисто! «Скорую» срочно сюда! – рявкнул в ответ Джино.

– Уже едет!

Джек разорвал спереди рубашку Марти, сорвал с себя свою собственную, крепко прижал к ране. Марти охнул, щурясь от боли.

– Господи, Джек, ты убить меня хочешь?

– Ничего, Марти. Все будет в порядке. Дырка маленькая, мы ее сейчас заткнем, а вот ты всю рубаху кровью перепачкал, глупая задница. Знаешь, как трудно кровь со льна отстирать?

Марти закрыл глаза и слегка улыбнулся, хоть выглядел плоховато.

– Джек, давай лучше я. – Магоцци положил ладони на руки Джека, дождался, когда он выдернет свои, прижал рубашку-поло, но не слишком сильно. Совершенно ясно, черт побери, что наружу вытекает не так много крови, потому что идет внутреннее кровотечение, а это очень плохо. Марти тяжело дышит, легкие и сердце борются с напором крови, в рубашку впитывается ярко-красная кровь – артериальная.

– Эй, Пульман! – Джино присел у его головы. – Открывай глаза, приятель. Даже не думай, будто мы сами рапорт будем писать, черт возьми.

– Джино… – шепнул Марти, но глаз не открыл. – Плохо дело?

Тот тяжело сглотнул, старясь сохранить беззаботный тон.

– Шутишь? По-твоему, пуля в грудь – это семечки? Как я понимаю, с месяц пролежишь на спине, писая в утку. Будь я проклят, зачем позволил сосунку тебя подстрелить?

– Он в меня стрелял, – выдавил Джек, сцепив руки так крепко, что они побелели, чтобы не прикоснуться к Марти, не причинить ему боль. Он очень быстро дышал, быстро говорил, быстро моргал, стараясь удерживать руки на месте. – Он в меня стрелял, черт возьми, а Марти наперерез бросился, дурак, идиот, сукин сын, подставился под пулю, хотя это я виноват, во всем я виноват, Марти, проклятье, зачем ты это сделал, какого дьявола вечно геройствуешь…

Марти поднял руку, схватил его за запястье, перекатил голову, открыл глаза, посмотрел на него:

– Я не герой, Джек. Я такой же, как Мори. Запомни…

– Бред собачий…

Марти сильнее сжал его руку, и ему это дорого стоило. Он с трудом вымолвил:

– Такой же, как Мори. И как остальные. Ты им все расскажи. Расскажи Магоцци и Джино про Эдди Старра. Пусть закроют дело. – Тут он улыбнулся. – Все это время ты был единственным хорошим парнем, Джек. Лучше всех нас. Это ты герой.

Джек прижался лбом к его голове и заплакал.

Джино поднялся, хмурясь и прокашливаясь.

– Пойду посмотрю, где там чертова «скорая», – пробурчал он, гордясь, что голос лишь чуточку дрогнул.

Повернувшись к двери, увидел целое море синих форменных костюмов. Полицейские в молчаливом карауле стояли под дождем с суровыми лицами, стиснутыми губами, кое-кто тер глаза, как будто просто так. Среди них проталкивалась Лили Гилберт, маленький старый бульдозер, с прилипшими к голове седыми намокшими волосами, с залитыми дождем стеклами очков, с прямыми плечами, по которым хлестали струи. Люди расступились, пропуская ее. Она шагнула прямо к лежавшему Марти и стоявшему на коленях Джеку, не бросив ни единого взгляда на тело Джеффа Монтгомери. Магоцци поднялся, отступил назад.

Ей пришлось подойти совсем близко, прежде чем Марти увидел ее. Почему-то возникли проблемы со зрением, хоть прострелена грудь.

– Ты, Лили?

– Кто еще? Я здесь, – подтвердила она, кладя ему на лоб костлявые старые пальцы, чувствуя смертный холод.

– Джек расскажет тебе кое-что, – шепнул он и облизнул губы, слыша вкус крови.

– Знаю. Послушаю. Успокойся теперь.

– Поздновато.

По щекам Джека лились слезы, капали с подбородка на голую грудь, стекали на дурацкое небольшое брюшко.

– Заткнись, Марти, заткнись, черт тебя побери! Все будет хорошо. Все будет хорошо, клянусь Богом…

Глаза Марти закрылись, он пытался что-то сказать, грудь с усилием поднялась и опала.

– Джек, – мягко сказала Лили. – Ничего не будет. Он умирает. Пусть скажет, что хочет.

Марти горько улыбнулся серовато-синими губами, но, когда снова открыл глаза, они были ясными, сосредоточенными и сверкающими.

– Боже, как я люблю тебя, Лили, – шепнул он. – Старался все правильно сделать.

Лили улыбнулась.

– Ты всегда старался все правильно сделать. Такой уж ты есть. Хороший человек. Хороший сын, Мартин, – прошептала она и увидела, как глаза его закрылись в последний раз.

Стоявший в нескольких шагах Магоцци отвернулся к стене, заметил отколовшуюся от стенной обшивки щепку, пристально уставился на нее. Он слышал рыдания Джека, всхлипывания полицейских у двери, слышал голос Джино, вопившего: «Где, черт побери, распроклятая „скорая“?» – и все это заглушали крепчавшие порывы ветра, шум дождя, с новой силой обрушившегося на мир.

Наконец он услышал сирены.

Медики трудились над Марти Пульманом целых пять минут, проделывая все те страшные вещи, которые проделывают с людьми, не желая их потерять, совершая необходимые процедуры, зная с первого взгляда о тщетности своих усилий, требующихся только стоящим вокруг полицейским и родственникам. Когда, наконец, медики, собрав инструменты и аппаратуру, поднялись, чтобы уйти, один из них, не стыдясь, всхлипнул. Миллион лет назад он боролся с Марти Пульманом на турнире штата и, проиграв, смеялся, поскольку положить на лопатки широкоплечего великана было все равно что побороть гориллу.

Джек чуть-чуть отошел, уступив место бригаде скорой, а сразу после ее ухода снова бросился на колени рядом с Марти, которому было слишком тоскливо лежать в одиночестве.

Собравшиеся у конторы полицейские заходили по очереди, смотрели в молчаливом почтении на одного из своих, потом выходили, исчезая под проливным дождем. Когда дверной проем опустел, струи полились на тело, смывая с груди кровь.

Лили, Джино и Магоцци стояли рядом с дверью, и Магоцци вдруг почувствовал, как старая женщина берет его за руку своей скорбной, хрупкой, крохотной ручкой. Наступил момент относительного затишья до приезда специалистов, которые превратят смерть в объект научного исследования. Джеку Гилберту этот момент покажется слишком изнурительным, если он будет торчать тут один, решил Джино с притворным раздражением, поскольку не любил Джека Гилберта. Он оторвался от стены и шагнул к нему.

Когда кровь с тела Марти окончательно смылась, на неподвижной груди обнажился длинный рваный шрам.

– Боже, – пробормотал Джино. – Это еще откуда?

– От отца.

– Что?

– Отец в детстве ножом полоснул.

– Господи помилуй… – Джино на секунду закрыл глаза, думая о том, что приходится переживать ребенку, прежде чем стать мужчиной, о том, что до конца никого не знаешь, что повсюду среди людей обретаются истинные чудовища.

Он повернулся спиной к ветру, сильный порыв которого внес в дверь массу воды, обрушившейся с тошнотворным плеском на обнаженную грудь Марти. И сразу вспомнил, как в самом начале этого кошмарного дела Лили Гилберт уничтожила драгоценные свидетельства на месте происшествия, унеся мертвого мужа из-под дождя. Он посмотрел на стоявшую рядом с Магоцци старушку, которая тоже на него смотрела сквозь толстые стекла очков, не плача, не говоря ни слова, просто смотрела. Потом снова перевел взгляд на струи, бившие по лицу Марти, и кое-что понял.

Магоцци удивленно следил, как напарник присел, сунул руки под плечи и под колени мертвого тела, поднял его и осторожно перенес на диван.

Когда Джино повернулся, Лили все так же на него смотрела. Затем коротко кивнула, направилась к Джеку, встала у него за спиной. Положила руки на трясущиеся плечи, поцеловала в склоненную голову и прошептала:

– Пойдем. Позаботься о матери. Ее сердце разбито.

Шеф Малкерсон прибыл через полтора часа после стрельбы и взял на себя руководство дальнейшими действиями. Выслушал рапорты обоих детективов, изъял у Магоцци оружие, начал процедуры, предписанные при совершении полицейским смертоносного насилия. Официально объявил административный выходной,[37]37
  Административный выходной – санкционированное отсутствие на работе с сохранением заработной платы и без каких-либо взысканий.


[Закрыть] пока совет не разберется в убийстве Джеффа Монтгомери, но даже не подумал отсылать Магоцци домой. Во-первых, он будет сопротивляться, что весьма неприятно и недопустимо – возникшая конфликтная ситуация лишь повредит следствию. Во-вторых, Гилберты его знают и доверяют, а если и есть какой-нибудь ключ к раскрытию дела, он именно у Гилбертов. Иногда надо буквально следовать правилам, а иногда не надо. Малкерсон решил оставаться на месте происшествия, пока Джимми Гримм с бригадой криминалистов не завершат работу, и в десять часов отправил Магоцци и Джино побеседовать с Гилбертами.

Они шли к дому по гравийной дорожке между дальними клумбами. Несмотря на проливной дождь, кусочки разноцветного кварца сверкали в лучах фонариков. По крайней мере, молнии сдвигались к востоку. С запада приближался другой грозовой фронт, – согласно Джимми Гримму, сверхъячейка,[38]38
  Сверхъячейка – в метеорологии устойчивая вихревая формация восходящих и нисходящих воздушных потоков, усиливающих друг друга.


[Закрыть] нависшая над Миннесотой, всю ночь будет держать их под прицелом, – но перед следующим залпом выпала передышка.

Лили встретила их у задних дверей, одетая в сухой комбинезон и рубашку с короткими рукавами, обнажавшими жилистые костлявые руки с татуировкой выше запястья.

– Как там Беккер? – спросила она первым делом.

– Выкарабкается, – ответил Джино. – Монтгомери в него не стрелял, просто по голове ударил.

– Куда его отвезли?

– Кажется, в Хеннепин, в окружную больницу.

– Хороший мальчик. Пошлю ему цветы, пока вы нас в тюрьму не забрали.

Джино с Магоцци озадаченно переглянулись.

– Мы пришли не для того, чтоб забрать вас в тюрьму, миссис Гилберт.

– Пока, может быть, не для того. Входите. Мы вас ждем.

Старушка привела их на кухню, где за столом уже сидел Джек, просохший и трезвый, в простом старомодном халате, должно быть отцовском. Закатанные рукава напомнили Магоцци, что Мори Гилберт был очень высоким мужчиной. Глаза у Джека покраснели, лицо опухло.

– Как ты, Джек?

– Вроде бы ничего. Садитесь, ребята.

– Адский вечер, – пробормотал Джино. – Страшно жалко Марти. Правда. И очень неприятно сейчас задавать вам вопросы.

– Вы свое дело делаете, – сказала Лили, расхаживая по кухне, доставая из буфета тарелки, наполняя стаканы, как будто принимала забежавших к ужину гостей. Поставила перед каждым тарелку с ароматным супом. – Ешьте. Куриный бульон. От многого хорошо помогает. Настоящий домашний шмальц.[39]39
  Шмальц – наваристый, жирный (идиш).


[Закрыть] Ничего нет полезней.

Джино не имел никакого понятия, что такое «шмальц», но слово звучало и наполовину не так заманчиво, как запах супа. Он схватил ложку и заколебался. Лили Гилберт, уверенная, что они забирают ее в тюрьму, угощает их супом… Не забрасывает ли крючок с наживкой?

– Не волнуйся, – посоветовал наблюдавший за ним Джек. – Нам известно, зачем вы пришли. Расскажем все, что знаем. Ешьте спокойно.

– Да, сначала поешьте, – приказала Лили. – Потом поговорим.

Магоцци хлебал бульон, понимая, в отличие от Джино, что это означает. Лили Гилберт, в конце концов, их признала.

Перемыв тарелки после ужина, она села рядом с Джеком.

– Расскажи им про Брайнерд.

Магоцци деловито полез за блокнотом и ручкой, стараясь не выдавать изумления. Откуда Джеку известно про Брайнерд, черт побери? Потом понял, не успев спросить, и ему стало плохо. Джек был в охотничьем домике вместе с отцом и прочими. Был соучастником преступления.

Чувствовалось, как насторожился Джино, явно придя к такому же выводу, но оба детектива хранили молчание, дожидаясь, пока не услышат все своими ушами.

Истинная история оказалась едва ли не хуже.

Джек очень долго описывал, как Мори, Роза и Бен расстреливали старика в охотничьем домике, как он заметил тень на чердаке, наконец, как отказался участвовать в расстреле.

Магоцци с Джино перестали писать и одновременно на него посмотрели.

– Что? – спросил он.

– Ничего. Продолжай.

Джек рассказал, как они на обратной дороге домой разругались с отцом, и о том, что за этим последовало.

– Я не связывал убийство папы с событиями в Брайнерде, – добавил он. – Только вчера заподозрил, услыхав об убийстве Бена и увидев в газете снимок Розы Клебер – до тех пор даже не знал ее имени. После этого сообразил, что случилось. На чердаке кто-то был, видел, что мы сделали, потом принялся одного за другим убивать.

– Они сделали, Джек, – поправил его Джино. – Не ты.

– Все равно. Как ни смотри, у меня руки в крови. Если б я раньше вам рассказал, может быть, догадались бы, успели спасти Марти.

Магоцци ответил то, что думал, – чистую правду:

– Может быть. А может быть, и нет. Джефф замаскировался почти идеально, со всех сторон прикрылся.

Он бросил Джеку косточку, но этого мало, а больше предложить ему нечего. С одной стороны, руки чешутся ему шею свернуть – наверняка, будь у них хоть чуть-чуть больше времени, Марти можно было бы уберечь, с другой, сердце от жалости обливается кровью. Что испытываешь, когда родной отец требует, чтобы ты стал убийцей, а после отказа отрекается от родного сына?

Джек встал, налил себе кофе.

– Еще одно. Папа сказал, что они много лет убивали нацистов. По его словам, список в компьютере, только я ничего не нашел. Может, он его стер.

– Пришлем кого-нибудь на всякий случай, проверим, – кивнул Магоцци.

Джек пожал плечами:

– Может, все это вообще сплошная фантазия.

– К сожалению, нет, – вздохнул Магоцци. – У нас только сегодня сложилась картина. Бен Шулер записывал данные об убитых на обороте фотографий, которые мы нашли в его доме.

Лили слегка выпрямилась в кресле.

– Сколько их?

– Пока больше шестидесяти.

Она закрыла глаза.

– За столько лет вы ничего об этом не знали?

Лили сняла очки с толстыми стеклами, взглянула на Магоцци. Он впервые увидел ее глаза без ограждения. Прекрасные и трагические.

– Вот что я знала. Сразу после войны он поговаривал о небольших группах, которые выслеживают и убивают нацистов. Считал это правильным и справедливым, благородным делом. Я предупредила, что, если он хоть когда-нибудь выйдет из дома, чтоб убить человека, пускай больше не возвращается. С тех пор мы ни разу к этому не возвращались.

– Он куда-то без вас ездил как минимум дважды в год, – напомнил Джино. – Вы не видели в этом ничего странного?

– Вы очень подозрительный человек, детектив Ролсет. Когда ваша жена уезжает в выходные с друзьями, сразу думаете, будто она кого-то убить собирается? Мори с Беном то и дело ездили на рыбалку. Неужели в это так трудно поверить? В любом случае, до ночи убийства я больше ничего не знала. Думала, Мори, как всегда, в теплице. А около полуночи он меня разбудил, объявив, что убил Зверя.

– Какого зверя? – переспросил Джино.

– Того самого. Он называл его Зверем с большой буквы. Офицера СС из Освенцима.

– Генриха Ферлага, – пробормотал Магоцци. – Известного также под именем Арлен Фишер.

У Джека отвисла челюсть.

– Фишера? Того самого, которого привязали к рельсам? Ты говоришь, это папа сделал? А потом тебе рассказал?

Лили кивнула:

– Я хорошо знаю Ферлага. Видела за работой. Шестьдесят лет желала ему смерти. Поэтому Мори меня разбудил, словно кот, гордо принесший в дом мертвую мышь… Возможно, надеялся, что против его убийства я возражать не стану. За столько лет так меня и не понял.

– Мама, ты должна была мне сказать.

– Думаешь, мне хотелось сказать тебе, что твой отец убийца?

– Да ведь я и так уже знал!

Лили горько улыбнулась:

– И только теперь мне признался.

Магоцци положил ручку, протер глаза. Такое количество информации сразу не переваришь, и почти вся она не сулит ничего хорошего Джеку и Лили.

– Все это надо записать и проверить, – проговорил Джино, думая то же самое.

Джек слегка улыбнулся:

– Не расстраивайся, детектив. Ты ж хотел засадить меня в камеру на пару дней – теперь твое желание исполняется. Я не сообщил об убийстве, которому был свидетелем, и подпишу признание. Пожалуй, пора кому-то из членов нашей семьи ответить за содеянное.