Текст книги "Судьба империи Очерк колониальной экспансии Франции в XVI-XX вв"
Автор книги: Петр Черкасов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
В северо-восточной Африке усилия Франции увенчались приобретением в 1888 г. Джибути и расширением тем самым французских владений в Сомали. Затем французы предприняли попытку проникнуть в верховья Нила. Однако здесь они встретили решительное противодействие со стороны англичан. В 1898 г. возник так называемый фашодский инцидент, едва не переросший в войну между Францией и Англией.
В сентябре 1898 г. английские войска численностью около 2 тыс. человек под командованием генерала Г. Китченера после победы над повстанцами-махдистами, боровшимися за независимость Судана, спустились в верховья Пила и подошли к населенному пункту Фашода. Англичане неожиданно встретили обосновавшийся здесь еще в июле небольшой французский отряд (150 сенегальских стрелков) под командованием капитана Маршана. Китченер категорически потребовал от французов оставить Фашоду. В своем донесении в Каир Китченер писал о встрече с Маршаном: «Когда мы прибыли в Фашоду… я сразу же заявил, что присутствие французских войск в Фашоде и в долине Нила рассматривается как прямое нарушение прав египетского и великобританского правительств… В ответ капитан Маршан заявил, что имеет точный приказ оккупировать страну и поднять французский флаг над крепостью в Фашоде, что не может уйти, не получив соответствующего приказа своего правительства»{50}. Китченер пригрозил, что он не допустит поднятия французского флага в Фашоде, использовав свои превосходящие силы… Обе стороны информировали свои правительства о возникшем инциденте, и между Парижем и Лондоном начались переговоры об урегулировании конфликта. Заняв непримиримую позицию, кабинет лорда Солсбери одновременно начал недвусмысленные военные приготовления. Соотношение сил было явно не в пользу Франции. По этой причине французское правительство вынуждено было отдать приказ Маршану оставить Фашоду. В марте 1899 г. после двухмесячных переговоров было заключено соглашение о разграничении английских и французских владений в Восточном Судане. Линия разграничения прошла в основном по водоразделу рек Конго и Нила. Этот документ был фактически последним соглашением между Францией и Англией о разделе Тропической Африки. Отказавшись от притязаний на район Верхнего Нила, Франция приобрела часть Центрального Судана и Сахары к востоку от озера Чад.
В начале 80-х годов Франция активизировала свои попытки подчинить Мадагаскар. Она потребовала в 1882 г., чтобы Мадагаскар признал французский протекторат, и для большей убедительности этого требования дала приказ своей эскадре бомбардировать приморские города острова. Высаженные с кораблей десанты захватили Мажунгу – важный порт на западном побережье острова, бухту Диего-Суарес на северо-востоке, а также порт Таматаве. Военные действия продолжались в течение трех лет, но силы были неравными, и мальгашское правительство вынуждено было в декабре 1885 г. подписать мирный договор, ставший первым шагом на пути аннексии Мадагаскара Францией.
В сентябре 1894 г. французский генеральный резидент на острове представил королеве Мадагаскара Ранавалоне III проект нового договора, по которому французские власти устанавливали полный контроль над внешней и внутренней политикой страны и получали право ввести на остров любое количество своих войск. Получив отказ, Франция начала новую войну. В феврале 1895 г. 12-тысячный французский отряд под командованием генерала Дюшена высадился в порту Мажунга и повел наступление на столицу Мадагаскара Тапапариве, которая была взята 30 сентября того же гора. 1 октября 1895 г. королева вынуждена была подписать договор об установлении французского протектората над Мадагаскаром.
Вторжение колонизаторов вызвало всенародное восстание на острове. Французское правительство привяло решение покончить с оставшимися внешними атрибутами мальгашской государственности. На Мадагаскар был направлен с самыми широкими полномочиями опытный колониальный вояка генерал Галлпени. Галлпени взял курс на вооруженное подавление сопротивления мальгашского народа, продолжавшегося вплоть до 1908 г. По его приказу и с ведома французского правительства королева Ранавалона была арестована и депортирована в Алжир, а два ее министра расстреляны по приговору французского военно-полевого суда. Закон от 6 августа 1898 г. объявил Мадагаскар французской колонией, где была установлена прямая форма колониального управления (генерал-губернаторство).
На рубеже XIX–XX вв. в системе международных отношений происходят значительные перемены, вызванные переходом развитых капиталистических стран в стадию империалистического развития и связанным с этим обострением борьбы между ними. В этот период, отмечал В. И. Ленин, произошел окончательный раздел земли в том смысле, что «колониальная политика капиталистических стран закончила захват незанятых земель на нашей планете. Мир впервые оказался уже поделенным, так что дальше предстоят лишь переделы, т. е. переход от одного «владельца» к другому, а не от бесхозяйности к «хозяину»{51}.
Рубежом, разделяющим эти две эпохи, явилась испано-41 американская война 1898 г. – первая империалистическая война за передел мира. На политическом и экономическом горизонтах появляются новые империалистические хищники – США, Япония и Германия. Наибольшие экспансионистские притязания обнаруживала кайзеровская Германия, потребовавшая устами канцлера фон Бюлова «своего места под солнцем», т. е. перераспределения колониальных владений. Перед лицом нараставших колониальных амбиций молодого империалистического хищника давние соперники – Франция и Великобритания вынуждены были пойти на сближение и искать компромиссы. Уход от дел непримиримого противника Франции лорда Солсбери в 1900 г. и смерть королевы Виктории в 1901 г., несомненно, содействовали этому. К тому же после англо-бурской войны позиции имперской партии в Великобритании несколько ослабли. Новый король Эдуард VII был известен симпатиями в отношении всего французского, равно как холодной сдержанностью и недоверием к своему племяннику – германскому кайзеру Вильгельму II. Отражением новой тенденции во франко-английских отношениях явились официальный визит во Францию Эдуарда VII в апреле 1903 г. и ответный визит в Англию президента Французской республики Э. Лубе в июле того же года. Франко-английское сближение завершилось подписанием 8 апреля 1904 г. генерального соглашения «Entente cordiale» («Сердечное согласие») о разделе сфер влияния в колониях. Международный эффект данного соглашения был очень велик. Устраняя коренные разногласия между Англией и Францией, «Сердечное согласие» давало им возможность совместно выступать против Германии, что сразу же стало понятным для Берлина.
Заключение соглашения с Англией немедленно было использовано Францией для установления своего господства в Марокко. После захвата Алжира и Туниса подчинение Марокко становилось очередной целью Франции. Здесь ей пришлось непосредственно столкнуться с колониальными притязаниями Германии. В начале XX в. германская дипломатия вела активную игру на Арабском Востоке и в Турции, стремясь обеспечить себе здесь преобладающие позиции. Дело дошло до того, что Вильгельм II во время визита в Сирию демонстративно преклонил колено перед гробницей Саладина. Европа была изумлена этой комедией. Наибольшую активность Германия проявляла в Марокко, где она поощряла антифранцузские настроения султана, надеясь включить Шерифскую империю в собственную сферу влияния. С франко-германским противоборством в Марокко связана серия так называемых марокканских кризисов, начатая «танжерским инцидентом».
31 марта 1905 г. на рейде Танжера появилась императорская яхта «Гогенцоллерн», на которой Вильгельм II совершал «морскую прогулку». Первыми словами кайзера, обращенными к встречавшему его дяде султана – шерифу Абд-эль-Малеху, были: «Я наношу мой сегодняшний визит султану как независимому суверену. Я надеюсь, что под суверенитетом султана свободное Марокко останется открытым для мирной конкуренции всех наций, без монополии и без аннексии, на основе абсолютного равенства. Мой визит в Танжер имеет целью продемонстрировать желание сделать все, что в моей власти, для эффективной защиты интересов Германии в Марокко»{52}. Заявление германского кайзера носило явно антифранцузский характер и вызвало соответствующую реакцию в Париже.
Алхесирасская конференция по Марокко, состоявшаяся в 1906 г., не удовлетворила ни одного из претендентов на эту страну. Марокканский кризис продолжался. Пользуясь явной поддержкой Англии, французское правительство под предлогом спасения своих граждан в Марокко в 1907 г. отдало приказ генералу Юберу Лпотэ двинуть войска через алжиро-марокканскую границу. Военные действия там продолжались в течение трех лет. Одновременно Франция поддержала претендента на марокканский престол Мулай Хафида против его брата Абд-эль-Азиза в обмен на обещание уважать французские интересы в Марокко. Германия попыталась оказать нажим на Францию, направив в гавань Агадира канонерскую лодку «Пантера». Возник так называемый агадирский кризис, в ходе которого Франция вновь воспользовалась поддержкой британской дипломатии. На переговорах французского посла в Берлине Ж. Камбона с кайзеровским министром иностранных дел Кпдерлен-Вехтером германская сторона потребовала за отказ от притязаний на Марокко Конго. Переговоры зашли в тупик. В это время британский канцлер казначейства Д. Ллойд Джордж выступил с заявлением, что Англия не потерпит решения судьбы Марокко без ее участия. Это означало открытую поддержку Франции. Одновременно английское правительство приняло меры к приведению флота в боевую готовность, а начальник генерального штаба Великобритании генерал Генри Вильсон совершил визит во Францию, посетив при этом пограничные с Германией французские гарнизоны и крепости.
Германия вынуждена была отступить. В Конго она получила лишь около половины того, чего добивался Кидерлен-Вехтер. Франция же по конвенции от 9 ноября 1911 г. получила свободу рук в Марокко.
30 марта 1912 г. глава Шерифской империи султан Мулай Хафид и французский дипломат Реньо подписали Фесский договор об установлении французского протектората над Марокко.
Подчинение Марокко, а также установление совместного с Англией управления над Новыми Гебридами (франко-английские конвенции 1906 и 1914 гг.) явились последними колониальными приобретениями Франции перед первой мировой войной.
К началу первой мировой войны Франция располагала второй по размерам колониальной империей (после Британской). Ее площадь составляла 10,6 млн. км2, а численность проживавшего на ней населения –55 млн. человек. С началом первой мировой войны в общем и целом завершается многовековая эпоха колониальных захватов. На смену ей приходит период «освоения», т. е. эксплуатации заморских владений метрополией.
Глава 2
«ОСВОЕНИЕ»
ЗАМОРСКИХ ВЛАДЕНИЙ
В 1931 г. в предисловии к «Практической иллюстрированной энциклопедии французских колоний» президент Французской республики Поль Думер удовлетворенно констатировал: «Франция может с гордостью представить миру свою колониальную империю. Пространство, занимаемое ею, огромно. Ее большие богатства открывают перед нами бесконечные возможности»{53}. В самом деле, над заморскими владениями Франции, раскинувшимися в обоих полушариях, в буквальном смысле «никогда не заходило солнце».
Отстояв свою колониальную империю от посягательств германского империализма, французская буржуазия сразу же после окончания первой мировой войны приступает к ее «освоению», политическому и экономическому. Необходимо отметить, что разные колонии начали осваиваться метрополией в разное время в зависимости от того, когда они оказались под французским господством. Общим для всех заморских владений Франции является активизация их эксплуатации именно после первой мировой войны.
Для более полного представления об «освоении» Францией ее колоний было бы целесообразно посмотреть, как оно осуществлялось на двух уровнях в одном из ее владений и в масштабах всей империи. В качестве примера можно взять Французский Индокитай.
После покорения Тонкина французское правительство в 1886 г. объединило все завоеванные территории Индокитая в Индокитайский союз, во главе которого был поставлен генерал-губернатор. Разные районы Индокитая получили различный статус. Так, Кохинхина, завоеванная французами еще в 1863 г., сразу же стала французской колонией, в то время как Аннам, Тонкин, Камбоджа и Лаос были объявлены протекторатами. Обычно протекторат устанавливался там, где завоевателям было выгодно использовать веками складывавшуюся туземную феодальную власть, превращавшуюся в опору колонизаторов.
Экономическое подчинение Индокитая осуществлялось в разных направлениях и поэтапно. Прежде всего колониальная администрация задалась целью захватить богатейшие земли и недра Индокитая.
До установления французского господства в Индокитае верховным собственником земли там являлось государство в лице аннамского императора, который раздавал ее в вечное пользование своим подданным, которые, в свою очередь, уплачивали за это налог в государственную казну. В деревне основой землепользования и землевладения была община. Французское правительство объявило себя собственником всех «свободных»[5] земель в Кохинхине, а в протекторатах контроль над ними постепенно захватили французские резиденты.
В 90-е годы XIX в. колониальные власти начинают наступление на общинные земли, в результате чего площади этих земель значительно сократились. К 30-м годам XX в. в Кохинхине их сохранилось только 3 %, в Тонкине – 21, в Аннаме – 25 % от общего количества обрабатывавшихся земель. Экспроприированные общинные земли раздавались французским колонистам, чиновникам, миссионерам и военным. По официальным французским данным, к 1921 г. французы получили в концессии около 300 тыс. га земель, в том числе 71 тыс. га в Тонкине и 186 тыс. в Кохинхине{54}.
В то же время колониальные власти старались не затрагивать интересов императорской и королевских семой, дворцовой знати и помещиков с целью создать в их лице социальную опору своею господства в Индокитае.
Большое внимание с самого начала французы уделяли дорожному строительству в Индокитае. Из всех заемных средств, предоставленных Индокитаю метрополией в период правления генерал-губернатора Думера (1897–1902 гг.), около 90 % были использованы на строительство железных дорог.
Широкая разветвленная сеть дорог была необходима французским колонизаторам по двум соображениям. Во-первых, дороги имели для них большое экономическое значение, так как позволяли французскому капиталу проникнуть в самые отдаленные уголки Индокитая. Без хорошо налаженных путей сообщения было практически невозможно обеспечить вывоз сырья, производимого в шахтах и рудниках Индокитая. Сеть железных, шоссейных и гужевых дорог строилась прежде всего в Тонкине, где Находился главный район добычи полезных ископаемых. Во-вторых, дороги имели большое военно-стратегическое значение как для борьбы с повстанцами, так и для обороны французских колониальных владений от возможных посягательств со стороны других империалистических держав. До первой мировой войны протяженность железных дорог в Индокитае составляла 1,5 тыс. км, а к началу второй мировой войны было построено 3 тыс. км железных и 32 тыс. км асфальтовых дорог{55}.
В первый период французского господства в Индокитае, до начала XX в., вся деятельность колониальной администрации была направлена на создание наиболее благоприятных условий для французских инвестиций в индокитайскую экономику. С начала XX в. приток французских капиталов в Индокитай значительно усилился. Если за период с 1888 по 1908 г. французские капиталовложения в Индокитай составили примерно 40–50 млн. золотых фр., то в 1888–1918 гг. они возросли примерно до 500 млн. золотых фр. Эти капиталовложения распределялись следующим образом: в промышленность – 249 млн. золотых фр., в транспорт – 128 млн., в сельское хозяйство – 40 млн. В целом французские капиталовложения достигли 492 млн. золотых фр.{56}.
Однако до первой мировой войны вывоз французского капитала в Индокитай в целом был все же невелик.
Когда французы захватили Индокитай, перед ними встала задача установить свою монополию и в торговле новой колонии. С этой целью колониальные власти с самого начала проводят протекционистскую таможенную политику. Еще в 1874 г., т. е. до завоевания Тонкина, был принят закон о снижении тарифов на французские товары на 50 %. В 1887 г. был издан указ о значительном повышении тарифов на все иностранные товары, кроме французских, а с 1892 г. французские товары вообще не облагались пошлинами. В результате этих мер иностранный импорт в Индокитай сократился на 56 %, в то время как доля Франции и ее колоний неуклонно возрастала. В 1879–1883 гг. она составляла в среднем 16 % общего импорта, 1883–1888 гг. – 30 %, 1894–1898 гг. – 37 %, 1899–1903 гг. – 47 %.
Общий объем торговли Индокитая из года в год увеличивался. Если в 1892 г. внешнеторговый оборот Индокитая составлял 172 млн. фр., то в 1913 г. он возрос до 650 млн., в 1919 г. – до 1802 млн., а в 1922 г. превысил 2340 млн. фр.{57}.Этот рост в значительной степени обеспечивался за счет экспорта из Индокитая, который в несколько раз превышал импорт{58}.
Уже в начале XX в. стал явным неравноценный обмен Индокитая с Францией, который истощал ресурсы Индокитая, превращал его в аграрно-сырьевой придаток метрополии. Из Индокитая вывозилось огромное количество дешевого сырья и ввозилось значительно меньшее количество дорогих промышленных товаров. Главными статьями вывоза из Индокитая были рис, каучук, кукуруза, каменный уголь, олово, цинк. Причем удельный вес тех или иных товаров колебался в зависимости от конъюнктуры на мировом рынке. Французские колонизаторы поощряли те отрасли экономики, которые сулили им большие доходы. Примером могут служить каменный уголь, каучук и рис.
В 1900 г. в Индокитае добывалось всего 250 тыс. т угля, а в 1940 г. французы увеличили его добычу до 2,5 млн. т. Каучук до французского обоснования в Индокитае там вообще не добывался, а в 1941 г. его производилось уже более 75 тыс. т{59}. Накануне второй мировой войны Французский Индокитай занимал третье место в мире по экспорту каучука, уступая в этом отношении только Малайе и Индонезии. Зато доля риса в экспорте Индокитая перед второй мировой войной значительно снизилась, что было связано с изменением конъюнктуры на мировом рынке.
Экономическое подчинение Индокитая осуществлялось, как уже отмечалось, постепенно, поэтапно. Если до начала XX в. колониальные власти лишь расчищали почву для проникновения в Индокитай французского капитала, то с 20-х годов наблюдается значительное увеличение французских капиталовложений в промышленность и сельское хозяйство колонии. К середине 30-х годов французские монополии подчинили себе всю хозяйственную жизнь Индокитая. Французский капитал глубоко внедрился во все сферы экономики страны и получал там колоссальные прибыли. Даже по подсчетам буржуазных экономистов, с 1934 по 1938 г. из Индокитая выкачивалось ежегодно более 1 млрд, фр.{60}.
Французские инвестиции в Индокитае к началу второй мировой войны, по данным большинства исследователей, оцениваются примерно в 10–12 млрд. фр. Иностранные (нефранцузские) инвестиции составляли менее 3 % всех капиталовложений и распределялись в основном в торговле{61}. Таким образом, 97 % иностранных инвестиций в Индокитае были французского происхождения. Налицо очень высокая степень монополизации индокитайской экономики французским капиталом.
Таково было положение в одном из районов обширной колониальной империи Франции. Перейдем теперь к рассмотрению общей ситуации в этой империи в период между двумя мировыми войнами.
Как известно, колониализму свойственны две формы управления – прямое и косвенное. Для французского колониализма наиболее характерным являлось использование прямого управления, т. е. через штат чиновников из метрополии, назначаемых министерством колоний. Привлечение в административный аппарат представителей местного населения в практике французской колониальной политики вплоть до начала второй мировой войны было крайне редким. Это обстоятельство, отличавшее французскую колониальную политику от английской, всегда широко опиравшуюся на местную элиту, определяло неустойчивость колониального порядка во владениях Франции, со всей силой обнаружившуюся в 40–50-х годах.
В тех французских владениях, где формально сохранялись местные правительства (Аннам, Марокко, Тунис, Сирия, Ливан), действительная власть также находилась в руках колониальной администрации, которая нередко аннулировала неугодные ей постановления местных правительств или даже смещала их.
За время существования французской колониальной империи в метрополии противоборствовали две концепции колониальной политики – «ассоциации» и «ассимиляции» заморских владений. Сторонники ассоциации настаивали на необходимости четкого разграничения интересов колоний и метрополии: колонии призваны были служить лишь источником сырья и продовольствия для метрополий, оставаясь во всем остальном «чужими» для нее. Приверженцы идеи ассимиляции требовали идти дальше – к «европеизации» колоний в экономическом, социально-политическом и культурном отношениях, т. е. к фактической интеграции заморских владений в рамках Французского союза или сообщества. Позиции сторонников ассимиляции усилились в период обострения кризиса французской колониальной империи. Ассимиляция считалась тогда более эффективным средством удержания колоний в сфере французского господства, нежели ассоциация.
К началу второй мировой войны французская колониальная империя управлялась тремя министерствами – внутренних дел, иностранных дел, колоний. В ведение министерства внутренних дел входил Алжир, считавшийся составной частью Франции (он был разделен на три департамента). Министру иностранных дел были подчинены протектораты (Тунис, Марокко) и подмандатные государства[6] (Сирия, Ливан), где контроль над деятельностью местных правительств осуществляли французский генеральный резидент или верховный комиссар. Все остальные колонии управлялись министерством колоний.
При министерстве колоний существовал консультативно-совещательный орган – Высший совет колоний. Этот совет, состоявший из высших колониальных чиновников и представителей колоний (по одному от каждой), собирался нерегулярно и никакого серьезного влияния на линию министерства не оказывал. Наряду с Высшим советом колонии при министерстве существовала Инспекция колоний, призванная осуществлять контроль над деятельностью местной колониальной администрации. На деле же она пользовалась не большим влиянием, чем Высший совет колоний.
Центральной фигурой, определявшей всю политическую и экономическую жизнь в колониях, являлся губернатор или резидент. В функции губернаторов французских колоний входило обеспечение внутренней и внешней безопасности территории, руководство административным аппаратом, осуществление законодательной власти, составление и исполнение бюджета колонии, руководство службой юстиции, право сношения с иностранными сопредельными государствами и колониями. «Противовеса колониальной администрации со стороны местного населения не существует», – отмечал бывший губернатор, ставший профессором Института политических исследований и Национальной школы заморской Франции, Ю. Дешан{62}. Губернатор формировал при себе консультативный орган (генеральный, или представительный, совет), куда он по своему усмотрению включал представителей местной элиты.
Характеризуя французский колониальный режим управления, советский исследователь Л. М. Энтин пишет: «Полное отсутствие даже самых элементарных начал самоуправления, устранение коренного населения от решения даже чисто местных дел, централизация и бюрократизация колониального аппарата, построенного на началах строжайшей иерархии и комплектуемого в основном за счет чиновников – выходцев из метрополии, – таковы наиболее характерные черты колониального режима управления, созданного французским империализмом»{63}.
Вплоть до начала 30-х годов XX в. экономические взаимоотношения метрополии и империи регламентировались принципами так называемого «колониального пакта», сформулированными еще в XVII в. Кольбером. Эти принципы гласили: колонии должны продавать свои продукты исключительно метрополии, торговля между метрополией и колониями осуществляется под французским флагом, колонии обязаны всячески защищать продукцию из метрополии и не создавать у себя конкурентной промышленности.
Лучшие умы Франции долгое время не подвергали ни малейшему сомнению правомерность «колониального пакта». Шарль Луи Монтескье в знаменитом сочинении «О духе законов» писал: «Большая часть народов, живущих по берегам Африки, – дикари или варвары… У этих народов нет промышленности, нет ремесел, но есть изобилие драгоценных металлов, которые они получают непосредственно из рук природы; поэтому все цивилизованные народы могут выгодно торговать с ними. Они могут продавать им по весьма высоким ценам вещи, не имеющие никакой ценности»{64}.
На таких же позициях стояли Дидро и Д’Аламбер, предложившие лапидарную формулу: «Колонии были созданы метрополией и для метрополии».
Основные положения «колониального пакта» были закреплены в таможенном законе 1892 г., надежно защищавшем интересы промышленности и сельского хозяйства метрополии в колониях. Тем не менее к началу XX столетия экономические отношения между Францией и ее колониальной империей характеризовались парадоксальной ситуацией: с одной стороны, был совершенно очевиден огромный материальный потенциал колониальных владений Франции, представлявший неоценимое значение для ее экономики, а с другой – хозяйственно-экономические связи метрополии с колониями были крайне слабыми и неразвитыми. Так, в 1900–1909 гг. вывоз в колонии едва достигал 12 % от общего экспорта Франции, а ввоз из колоний не превышал 10 % французского импорта. По данным, приводимым министром колоний А. Сарро, Франция накануне первой мировой войны импортировала сырьевых продуктов на 6,5 млрд, фр., из которых только 700 млн. фр. приходилось на французские колонии{65}. Доля колоний во внешнеторговом обороте Франции в 1905 г. составляла всего 10 %. Незначительность этой доли становится особенно очевидной в сравнении с показателями британской колониальной империи: в те же самые годы товарооборот Англии с ее колониями достигал 40 % всей английской внешней торговли. И это при том, что природные ресурсы французских владений не уступали богатствам британских. Владения Франции располагали всем комплексом минерального сырья, необходимого для французской промышленности, – углем, фосфатами, медью, никелем и кобальтом, железом, цинком и свинцом, ртутью, золотом и серебром, многими другими ценнейшими ископаемыми. Колониальная же добывающая промышленность долгое время не получала соответствующего развития.
Причина подобного положения заключалась в особенностях развития французского капитализма, который В. И. Ленин характеризовал как ростовщический. Французский финансовый капитал предпочитал вкладывать средства не в сферу производства, а в область кредита и займов, предоставляемых иностранным государствам. Эта устойчивая тенденция сохранялась в некоторых своих чертах вплоть до середины XX в., определив в значительной степени экономическое отставание Франции от ее партнеров и ее неподготовленность к начавшейся в это время научно-технической революции.
Не занимаясь всерьез развитием производительных сил своих колоний, французский капитализм долгое время использовал их лишь как районы продовольственных культур. В колониалистском лексиконе французские владения делились на две основные группы – «поселенческие территории» (territoires de peuplement) и «эксплуатируемые колонии» (colonies d’exploitation). К первым относились владения с сухим климатом, сходным с европейским, что благоприятствовало иммиграции из метрополии, – Северная Африка, Мадагаскар, Новая Каледония. Ко вторым – колонии с неблагоприятными для европейцев условиями жизни (тропические и экваториальные владения). Если в первом случае осуществлялась массовая экспроприация земель европейскими латифундистами, создававшими на местах крупные поселения, то в другом – эксплуатация даров природы осуществлялась руками местной рабочей силы. Господствующее положение в колониях заняли торговые и банковские компании. Что касается промышленных, в том числе горнодобывающих, а также сельскохозяйственных предприятий, то их число и масштабы деятельности не шли ни в какое сравнение с торговыми. В 1920 г. во французских колониях действовало 431 предприятие, из которых 249 были торговыми, 129 – промышленными и лишь 53 – сельскохозяйственными. Жесткие рамки «колониального пакта» мешали экономическому развитию колоний; они не отвечали и интересам развивавшегося французского капитализма, все более остро нуждавшегося в сырье.
Первым толчком, стимулировавшим более интенсивное «освоение» Францией ее колониальных владений, явилась первая мировая война. «Великая война», как ее принято называть во Франции, потребовала от страны максимального напряжения сил и повлекла огромные людские и материальные затраты. В эти трудные для Франции годы колониальная империя оказала ей неоценимую помощь. Все экономические ресурсы французских колоний были поставлены на службу метрополии. «Наше сельское хозяйство, наши шахты и рудники сами по себе весьма непроизводительны, – констатировал М. Алэн, автор «Энциклопедии французских колоний», – зерно, мясо, самые ценные металлы были получены из наших далеких земель и оказали нам огромную помощь»{66}. Расширенные поставки сырья и продовольствия – рис и кукуруза из Индокитая, сахар с Антильских о-вов и Реюньона, мороженое мясо с Мадагаскара и Новой Каледонии, зерно, масло, скот, хлопок и кожа из Северной Африки, минеральное сырье из Тонкина и Новой Каледонии, графит с Мадагаскара – таков экономический вклад французских колоний в победу. За годы войны Франция получила из своих заморских владений 5 млн. т различных товарных грузов. Финансовая помощь колоний метрополии (подписка на займы, пожертвования и т. д.) за 1915–1920 гг., по официальным данным министерства колоний Франции, оценивалась в 1 млрд. фр.
Но этим не ограничивалось участие колониальной империи в первой мировой войне. Колонии были важнейшим поставщиком «пушечного мяса» для французской армии: 600 тыс. солдат из колоний было призвано под знамена Французской республики и 200 тыс. человек с цветной кожей четыре долгих года трудились на французских военных объектах. К ноябрю 1918 г. в рядах действующей французской армии числился 121 батальон колониальных войск{67}. «Из них, – говорил в 1920 г. В. И. Ленин, – составлялись ударные группы, их бросали в самые опасные места, где пулеметы косили их, как траву»{68}.
