Текст книги "Курс — пылающий лес. Партизанскими тропами"

Автор книги: Петр Курочкин

Соавторы: Михаил Сперанский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

В звене Седляревича инженеры и техники своими силами приспособили У-2 к сбрасыванию бомб. Бомбы делали на предприятиях осажденного города, и ночью ими загружались легкие самолеты. И У-2 стали «утюжить» вражеские позиции.

Как-то раз командование Одесского оборонительного района приказало звену Седляревича разгромить штаб крупного соединения противника. Неожиданный налет застал врага врасплох. Летчики разрушили дома, где размещался штаб, подожгли автомашины, рассеяли гарнизон. Пролетая на небольшой высоте над городом во время очередной бомбежки, Седляревич засек световые сигналы, подаваемые вражескими лазутчиками самолетам противника. Командир немедленно об этом сообщил в штаб. Диверсанты сразу же были задержаны. Они, как оказалось, подавали сигналы электрическими фонариками, установленными в дымоходных трубах.

Но вот фронт приблизился к городу вплотную. Фашисты начали артиллерийский обстрел морского порта, пытаясь сорвать подвоз боеприпасов и снаряжения, дезорганизуя жизнь города. Потребовалось установить, где находятся батареи врага. Эту задачу возложили опять-таки на звено Седляревича. И хотя летать приходилось только ночью, они обнаружили местонахождение батарей противника. Использовав их данные, артиллерия кораблей флота подавила батареи гитлеровцев.

Летчики Седляревича сражались до последнего дня обороны Одессы.

Позднее Владимир Алексеевич воевал в предгорьях Кавказа, на Центральном фронте и, наконец, попал под Калинин, где был назначен командиром недавно сформированного [20] полка ГВФ. Здесь я впервые и встретился с ним.

Используя свои боевой опыт, он стал учить нас военной хитрости, умению обойти неприятеля, ускользнуть от преследования истребителей, прорваться сквозь плотный зенитный огонь, чтобы во что бы то ни стало выполнить боевой приказ. Он много говорил об изобретательности и мужестве своих боевых товарищей. Один летчик, к примеру, атакованный «мессером», сделал вид, что подбит – завалил самолет на крыло и имитировал падение. У самой земли он выровнял машину и посадил ее в степь. Пока фашистский летчик разворачивался для нового захода, наш пилот подрулил к канаве и поставил машину на бок. Фашист решил, что русский самолет разбит, и удалился. Находчивый пилот вытащил машину из канавы и полетел дальше... А другого безуспешно пытались расстрелять два «юнкерса». Каждый раз он уклонялся от атак, наконец произвел посадку и тут же, у самолета, открыл огонь из ручного пулемета по пикирующим на него фашистам. Гитлеровские летчики поспешили удалиться... Третий летчик, выполняя задание, приземлился вблизи переднего края. Рассчитывая захватить самолет, гитлеровцы открыли убийственный огонь, не допуская к машине наших бойцов. Когда стемнело, пилот подполз к самолету, привязал трос и с бойцами оттянул его поближе к своим. Быстро запустил мотор, улетел из-под самого носа фашистов.

По тому, как подробно, с деталями, рассказывал нам о таких эпизодах Седляревич, мы догадывались, что именно в эти переделки попадал он сам, и теперь находчивости обучал нас, новичков.

Командир полка вложил много труда, чтобы приспособить У-2 для ночного бомбометания. Инженеры, техники, механик сделали специальные бомбодержатели для наружной подвески бомб. Конечно, они были так же просты, как и сами самолеты. Приводились в действие нехитрым рывком тросика из пилотской кабины. «Небесные тихоходы», переоборудованные в бомбардировщики, сначала брали с собой по двести килограммов бомб, позднее их грузоподъемность еще больше увеличили. Фанерно-перкалевый бомбардировщик прочно занял место в боевом строю авиации и выдержал свое назначение до последнего дня войны.

Применил Седляревич бомбометание с У-2 и на Северо-Западном фронте. [21]

Фашистские полчища остервенело рвались к железнодорожной магистрали Москва – Ленинград. В воздухе стоял гул «юнкерсов» и «мессершмиттов». По всем дорогам с металлическим скрежетом и гусеничным лязганьем двигались вражеские бронированные колонны. Казалось, что может им противостоять?

Но тут с темнотой на врага посыпались бомбы. У-2 проносились над самыми головами фашистов и сбрасывали на них свой смертоносный груз. Сотни танков, пушек, грузовиков, массу живой силы недосчитался тогда враг.

Гитлеровцы лишились покоя.

Они называли У-2 «молотилкой», «кофейной мельницей», «ночным бандитом».

«Ваш «русс-фанер» не дает нам спать, – жаловался один из пленных. – Днем, после бессонных ночей, солдаты чувствуют себя разбитыми».

Другой немец в своем дневнике записал:

«Полковой наблюдательный пункт разрушен проклятыми «кофейными мельницами». Каждую ночь нас атакуют двадцать-тридцать бомбардировщиков, склеенных из дерева и легкой материи, снижаясь до трех метров. Это невозможно выдержать. Ночные бомбежки становятся все мощнее, до самого утра эти проклятые машины не дают нам покоя. Когда они выключают мотор, слышно, как воют «подарки», а затем раздается взрыв. Самое обидное, что противника не видно и не слышно. Ты беспомощен. В такие моменты тебя охватывает ярость, хочется выбежать во двор и бешено стрелять из автомата. Но этого сделать нельзя, можно выдать свое расположение».

За боевые заслуги советское командование переименовало У-2 (учебный) в По-2, по имени его создателя, талантливейшего авиаконструктора Николая Николаевича Поликарпова.

Применение самолетов По-2 рассчитано было на уничтожение живой силы и изматывание противника.

Полет на тихоходной машине требовал исключительного мужества и отваги. По существу, самолет был беззащитен, так как он не обладал ни скоростью, ни высотой, на нем не было вооружения и брони, летчик не имел даже парашюта. Самолет можно было сбивать из всех видов стрелкового оружия. Но это не останавливало нас. «Русс-фанер» немцы боялись не меньше штурмовиков. Почти повиснув над окопами врага, мы сбрасывали маленькие осколочные бомбы. Как правило, они [22] точно попадали в цель, уничтожая пулеметные гнезда, ротные минометные батареи, живую силу. Бывало, ночь напролет обрабатываешь их передний край, держа фашистов в постоянном напряжении и страхе. Мы лишали их сна, а сон для солдата тоже немало.

Самые трудные и опасные задания мы выполняла под непосредственным командованием командира полка. Он первым прокладывал курс к цели и начинал боевую работу.

Таким был наш командир. Мы сразу полюбили отважного летчика – справедливого, честного человека, и старались походить на него. Слово Седляревича стало для нас законом.

Курс – пылающий лес

Но, конечно, сколько бы лестных слов ни говорилось о По-2 как о боевом самолете, основное достоинство этой неприхотливой машины проявилось в другом – в помощи партизанским отрядам, которые вели боевую работу в тылу врага.

Как я упоминал вначале, для тяжелых машин требовались большие посадочные площадки. Далеко не всегда и везде можно было таковые иметь в глухих лесах, где, как правило, и размещались партизанские базы. Для По-2 же можно было использовать сравнительно небольшие поляны, просеки, даже прямые участки дорог. Вот почему командование для связи с партизанами направило полки, оснащенные легкими самолетами.

Говорил я и о том, что был у По-2 и существенный недостаток – малый радиус действия. Поэтому полки легкомоторной авиации подтягивались туда, где линия фронта проходила невдалеке от действий партизанских отрядов.

Наше звено должно было летать в партизанскую бригаду, которой командовал человек со странной фамилией Марго. Сначала предполагали, что это всего лишь псевдоним, но потом узнали: нет, это настоящая фамилия, а звали Марго Владимиром Ивановичем.

Жили партизаны в дремучих болотистых лесах и оттуда совершали дерзкие налеты на немецкие заставы, обозы, железные дороги. Вместе с ними в дебрях укрывались сотни семей с домашним скарбом и скотом.

Гитлеровцы несколько раз посылали в леса карательные [23] отряды, однако выбить партизан оттуда им не удавалось. Тогда они блокировали окрестности, дороги и тропинки. Партизаны Марго израсходовали все боеприпасы, были съедены все съестные припасы, люди начали голодать. Они просили срочно помощи.

Первый полет в бригаду достался командиру звена и моему другу Сергею Борисенко. У нас по этому поводу даже шутили, что Борисенко, мол, полетел открывать новый аэропорт.

Уж коль я упомянул о Борисенко, сразу же скажу о нем, что такого надежного человека не приходилось встречать мне ни до, ни после. Был он прост, бесхитростен, прям и бесстрашен. Впрочем, «бесстрашен», видимо, не то слово. По-моему, бесстрашных людей вообще нет. Ничего не боятся лишь пьяные и сумасшедшие. Только люди по-разному проявляют себя в опасных ситуациях и так называемое бесстрашие могут скрывать за внешним спокойствием. Так умел подавлять страх и Сережа, хотя с первых дней войны смерть не раз подстерегала его.

В мирное время работал он в Казахстане, летал на У-2, возил почту по аулам, редких пассажиров. Ну а как началась война, то он и еще восемь экипажей были направлены на Украину. Летели до Днепропетровска целую неделю. Здесь самолеты наскоро переоборудовали для перевозки раненых. Трижды его сбивали, но ему удавалось перебираться через линию фронта и доходить до своих.

Однажды он приземлился с офицером связи километрах в двух от населенного пункта, где размещался штаб. Спутник побежал туда передать пакет, а Сергей остался у самолета. Первым делом надо было замаскировать машину. Но, к несчастью, кругом не было ни кустика. Только на дальнем краю поля виднелась скирда соломы. Летчик побежал туда.

В это время налетели немецкие бомбардировщики. Оказалось, наши наладили невдалеке переправу, и около реки скопилось много автомашин, повозок, людей. Один «юнкерс» заметил самолет Сергея и обстрелял его из пулемета.

«Надо поскорей уносить отсюда ноги», – подумал Борисенко.

Двое бойцов, оказавшихся поблизости, стали запускать мотор. Но как они ни проворачивали винт, [24] двигатель не запускался. Тем временем к первому «юнкерсу» присоединился второй. Засвистели бомбы.

Все-таки мотор завелся, и Борисенко взлетел, намереваясь приземлиться в другом месте и там переждать бомбежку. При посадке на крохотную площадку возле фруктового сада самолет налетел на пенек и встал на нос. Борисенко вылез из кабины, поставил машину, увидел, что отломился конец лопасти винта. Конечно, такой винт при работе мотора растрясет всю машину. Что делать? Решил найти пилу, отпилить другой конец винта и, сбалансировав таким манером, попытаться взлететь. Мысль, само собой, была дерзкая, нарушала все законы аэродинамики, однако вселяла надежду.

Так он и сделал. К этому времени его нашел офицер связи, помог развернуть машину, запустить мотор. Начали разбег. Двигатель работал на всем газу и раскручивал безобразный на вид винт, но тяги не хватало. Мотор, казалось, вот-вот разлетится на куски. И все же самолет каким-то чудом оторвался от земли и дотащился до своего аэродрома.

Таким находчивым был Сергей Борисенко.

Однако приземлиться у Марго Сергею не удалось. Он долетел до площадки, о которой сообщали партизаны, но не обнаружил никаких сигналов. Кружил минут пятнадцать, ждал условных костров и ракет, но внизу будто все вымерло. Тогда он полетел в соседний район в бригаду, где уже не раз бывал. Там тоже нуждались в боеприпасах. Без большого труда вышел на знакомую площадку. Партизаны, услышав рокот его самолета, сразу разожгли костры. Груз пошел вниз...

Вернувшись, Борисенко доложил Седляревичу, что площадку Марго не нашел и тюки с боеприпасами сбросил в соседний отряд. Так что открытие аэропорта не состоялось.

Почему же Марго не подготовился к приему самолета? Судя по радиограмме, площадка и костры были приготовлены, а Борисенко ошибиться не мог, так как была лунная ночь и хорошо просматривались с воздуха все характерные ориентиры.

Через некоторое время Сергей Борисенко вылетел уже не один. Следом поднялись летчики Колобков, Савин и Козлов.

Обнаружив условные сигналы, Борисенко произвел [25] посадку на каких-то болотистых кочках. К нему подбежали партизаны. Первым делом Сергей обругал их за то, что они выбрали такую плохую площадку, а потом спросил, почему не встретили в прошлый раз, когда он долго кружил над ними, ожидая сигналов. Партизаны ответили, что в ту ночь они вели бой с карателями, вынуждены были отступить от площадки, но потом отогнали фашистов и вернули свой «аэродром».

Не успел Борисенко отрулить в сторону, как на эту же площадку опустился самолет Колобкова. После небольшой пробежки машина вдруг встала на нос.

– Да вы что! Мои самолеты собрались гробить? Где у вас командир? – закричал Борисенко на партизан.

Тут подошел к нему бородатый человек и, протянув руку, сказал:

– Я командир.

– Марго?

– Он самый.

– Почему же вы такую площадку приготовили? Смотрите, что делается! – Сергей ткнул кулаком в сторону уткнувшегося в болото самолета, из которого с трудом выбирался Колобков.

Марго был в полной растерянности.

Внезапно на небольшой высоте промчался двухмоторный самолет с выключенными бортовыми огнями. По звуку моторов Борисенко определил, что это была вражеская машина, и закричал, чтобы немедленно тушили костры.

Партизаны быстро забросали огонь. Однако самолет бомбить и обстреливать площадку не стал. Видно, у него было мало горючего и он спешил на свой «моргунок» – так мы звали световые маяки на немецких аэродромах.

– Все-таки объясните, в чем наша вина? – спросил Марго, когда Борисенко немного успокоился. – Мы же специально разложили костры на болоте, чтобы вы их видели и здесь не садились. Ровная площадка-то рядом!

– Ничего вы не понимаете в авиации... Летчик же не филин, он не видит ночью! Мы ориентируемся на костры и впритык к ним садимся. Костры нужно разжигать на посадочной полосе!

– Да, вы правы, – согласился Марго. – Я в авиации не специалист. Теперь вижу, что сделали большую глупость, обозначив кострами болото. [27]

Тем временем начало светать. Надо было вытаскивать покалеченный самолет из воды. У него сломался винт и порвались плоскости. С минуту на минуту должны были подлететь Козлов и Савин.

Пока партизаны тащили из болота машину Колобкова, послышался рокот По-2. Но Борисенко приказал костров не зажигать, поскольку немецкий бомбардировщик мог засечь партизанскую площадку и в любой момент нагрянуть уже с бомбами. Покружив, Козлов и Савин улетели на запасные площадки.

Люди взмокли, вытаскивая самолет и боеприпасы. Поскольку машина нуждалась в серьезном ремонте, Борисенко взял летчика с собой и пообещал привезти техника.

– В следующий раз приготовим площадку по всем авиационным правилам, – как бы извиняясь, проговорил на прощание Марго. – Только летайте почаще.

У себя на аэродроме мы уже изрядно переволновались за товарищей, когда наконец увидели самолет. Борисенко опоздал на целых три часа и был мокрый с головы до ног – вымок, когда помогал выручать машину Колобкова.

В следующую ночь Сергей отвез винт и запасные части, а я взял на борт техника.

Так и познакомился с легендарным на Калининщине и Псковщине человеком. Судьба этого партизанского командира во многом была сходна с судьбами вожаков, возглавивших народных мстителей. В бригаде Марго я провел немало ночей и дней. За это время успел хорошо узнать Владимира Ивановича и подружиться с ним.

Марго был сельским учителем. Несколько последних лет перед войной заведовал Себежским районным отделом народного образования. Когда началась война и немцы устремились на Ленинград, он, как и многие тогда, попал в волну беженцев. Чем помочь фронту, как воевать – он не знал.

В Калинине Марго встретился с секретарем обкома партии, который дал хороший совет: вернуться в свой район.

– Первая задача, – сказал секретарь, – быстро приспособиться к новой обстановке. Вторая – развернуть политическую работу в деревнях. Третья – приступить к организации партизанских отрядов. Действовать [28] смело, но не рисковать, не бросаться в пекло очертя голову.

С несколькими товарищами из Себежа перешли обратно линию фронта и сразу столкнулись с «новым порядком». В занятых германской армией районах населению предписывалось под угрозой расстрела с 20 часов до 6 утра не покидать домов, не разрешалось собираться по нескольку человек, каждый житель обязан был немедленно сообщать в ближайшую воинскую часть о появлении в селе посторонних лиц.

Себежцы шли от одной деревни к другой. Каждый раз их сопровождали добровольные провожатые. Русских патриотов не пугали приказы оккупантов, грозившие смертью за помощь красноармейцам и партизанам.

Останавливаясь в деревнях, Марго и его товарищи рассказывали о боях под Москвой и Ленинградом, советовали прятать от немцев хлеб, скот, оружие.

От крестьян стало известно, что гитлеровцы в селах создают свои органы власти, вербуют людей в полицию.

Власть в Себеже осуществлял военный комендант Мюллер. По его приказу район разбили на пять участков во главе с уполномоченными. Создана была и городская управа с предателем Громовым во главе. Начальником полиции назначили Вильгельма Буса, который раньше работал в заготконторе.

Остановились в деревне Боровые в двадцати километрах южнее Себежа. Кругом здесь были леса, да и работать начинал Марго тут, знал всех жителей. В разведку он пошел со своим комиссаром Кулешом.

На легкий стук в окно в дверях появился хозяин дома – колхозник Роман Михайлович Кузнецов. Встреча была радушной.

– А мы к вам надолго.

– Раз такое дело, схожу за братом Якимом и колхозным председателем, – сказал Кузнецов. – Сообща обсудим, что нам делать и как воевать...

Роман Михайлович пригласил верных людей. Отец председателя колхоза Николая Петровича Маскова, по прозвищу дед Петрок, сердечно произнес:

– Хорошо, что пришли, сынки. Худо, ежели в деревне нет Советской власти.

Когда все расселись, Кулеш рассказал о задачах группы.

– Располагаться нужно неподалеку от деревни, – [29] посоветовал Яким Кузнецов. – И о провианте не беспокойтесь. Поможем.

Партизанский лагерь устроили в глубине леса на берегу небольшого озера, соорудив несколько шалашей, землянок.

3 сентября состоялось первое заседание Себежского подпольного райкома партии. Доклада никто не делал, протокола не писали. Заседание было коротким, хотя выступали почти все. Обсуждали, с чего начать. Одни предлагали с диверсий, другие – с разведки. Точку зрения большинства высказал Кулеш:

– Нужно начинать с того, с чего мы уже фактически начали – с установления контактов с верными людьми. Пусть наша цепочка тянется от деревни к деревне. Надо разоблачать фашистскую пропаганду, организовывать саботаж мероприятий оккупационных властей.

Походы подпольщиков не остались не замеченными врагом. Оккупанты искали партизан, и довольно настойчиво.

Наступила холодная осень. Положение стало совсем тяжелым: не хватало оружия, не было взрывчатки, рации. И фашисты настойчиво вели преследование.

В Пустошском районе группа Марго попала в окружение, ей с большим трудом и потерями удалось оторваться от карателей. Однако в Пеновском районе снова нарвались на гитлеровцев. Уходили поодиночке и в отряд уже не собрались. Марго обморозил ноги. Его на санках отвезли в деревню Демьяницы Великолукского района, где жили родители. Деревушка стояла в стороне, от проезжих дорог. Сюда не заглядывали оккупанты. Это и спасло Марго.

В декабре Владимир Иванович с помощью подпольщиков был включен в создаваемый партизанский отряд Машагинского сельсовета. Здесь его и разыскал Андрей Семенович Кулеш.

Весной 1942 года Марго и Кулеш были вызваны в освобожденный Калинин и направлены на курсы по подготовке партизанских кадров. После обучения они с отрядом автоматчиков под прикрытием ночи перешли линию фронта.

На третьи сутки отряд проник в леса, памятные по трудному сорок первому году. У того же небольшого озера разбили лагерь, выработали план диверсий и разгрома [30] фашистских учреждений, взялись за восстановление связей с населением.

Взлетел на воздух мост через реку Адоль на большаке. Удачно прошли нападения на Ермоловский, Алушковский, Бессоновский и другие волостные полицейские гарнизоны. Почти каждую ночь прерывалось сообщение по железной дороге.

Гитлеровцы бросили на отряд Марго большие силы. Но теперь партизаны уже научились искусно маневрировать и наносить неожиданные удары по оккупантам.

В отряд вливались разрозненные партизанские группы, красноармейцы и командиры, выходившие из окружения. Скоро его численность достигла четырехсот человек. После этого была создана бригада.

По всем правилам военной науки была проведена операция по уничтожению крупного фашистского отряда. Об этом долго вспоминали партизаны Марго.

Одна из разведчиц сообщила, что в село Томсино на машинах приехало около сотни эсэсовцев. Вместе с солдатами гарнизона и полицейскими они заняли круговую оборону, прослышав о предполагаемом нападении партизан на село. Но партизаны не торопились. Прошел день, другой... Эсэсовцы решили вернуться в Себеж. Тогда Марго распорядился одному отряду устроить засаду на Себежской дороге, предварительно взорвав мост на реке Лосьме, а другому – атаковать томсинский гарнизон.

С наступлением темноты отряд засады занял позиции на склоне лесистой горы. Вскоре послышался шум семитонных «бюссингов». Не успела показаться из-за поворота головная машина, как по фашистам ударили партизанские пулеметы. Гитлеровцы бросились в кюветы, стали отстреливаться. Машины спустились под гору и развернулись. Эсэсовцы не решились продолжать бой.

Подобрав убитых и раненых, они бросились в сторону деревни Хохлово. Здесь их ожидал сюрприз – мост через Лосьму был разрушен. Фашисты оказались в ловушке. Пришлось им восстанавливать переправу под прицельным огнем партизан.

Эхо боя хорошо было слышно в Томсине. Оставшиеся там солдаты и полицейские запаниковали. Это позволило главным силам бригады ворваться в село и без особого труда перебить всех сопротивляющихся.

Впервые народные мстители по-хозяйски, не таясь, [31] разместились в крупном населенном пункте. Захваченное в складах имущество и зерно было роздано местному населению.

К лету 1943 года партизаны активизировали наступательные действия, смелее стали нападать на вражеские гарнизоны. В деревне Заситино, например, размещался гарнизон оккупантов, хорошо оснащенный автоматическим оружием. У немцев были в придачу танк и пушка. Три отряда бригады Марго внезапно атаковали этот гарнизон и захватили все войсковое имущество, в том числе танк и орудие.

Партизаны стали хозяевами в Себежском районе, разогнав оккупационные власти. Многих фашистских ставленников – старост деревень и полицаев – партизаны уничтожили. Другие прихвостни укрылись в Себеже и на железнодорожных станциях под защитой сильных гарнизонов.

Но особенно возросла активность партизан после того, как стали летать к ним наши самолеты, возить боеприпасы, взрывчатку, газеты.

Иногда нам не хватало ночного времени, чтобы вернуться к себе на базу. Тогда мы оставались у партизан на дневку и маскировали самолет ветками. Рассказывали им о событиях на других фронтах, становились как бы информаторами и агитаторами. Часто были свидетелями их боевых действий. Да и не только боевых. Я, например, очень любил читать их стенные газеты. Правда, здесь не называли полных фамилий, но партизаны отлично знали, о ком идет речь.

В стенных газетах сообщалось о героической гибели товарищей, об удачных операциях. Вот одна, например:

«Группа партизан во главе с тов. У., выполняя задачу прервать телефонную связь гитлеровцев, внезапно услышала шум танкового мотора. Поблизости стоял высокий мост. Партизаны отбежали от телеграфных столбов и стали подпиливать сваи. Скоро показалась колонна карателей. Впереди шли два танка и бронетранспортер, дальше грузовики с солдатами. Первые два танка въехали на мост. Не выдержав их тяжести, он рухнул. Танки скрылись под водой. А партизаны со своего берега открыли огонь по пехоте. Своим поступком они сорвали задуманную фашистами операцию по уничтожению партизанского отряда товарища Г.». [32]

И таких заметок было много. За неимением бумаги, они писались на обратной стороне фашистских воззваний и приказов, захваченных в комендатурах, на немецких военно-топографических картах и даже обоях.

...Как только гитлеровцы узнали, что мы переключились на ночную работу, они на пути нашего следования к партизанам установили зенитные пулеметы и пушки, а также прожектора. Если применить охотничий термин, то прожектора выполняли ту же роль, что и гончие, поднимающие из зарослей зверя. Попав в их ослепительные клещи, самолет превращается в освещенную мишень, которую сбить легче всего.

На моего друга Сережу Борисенко прожектора действовали так же, как на быка красная тряпка, немецкие прожектора попортили ему немало крови.

И Борисенко стал искать эффективный метод борьбы с ними. Подразумевая под прожекторами глаза, а под зенитками кулаки, он повторял:

– Фашисту глаз выбьем, пусть тогда впустую кулаками машет.

В конце концов придумал Сережа хитроумную штуку, поделился с нами и нашими командирами. Порешили дело не откладывать в долгий ящик. Вылетело, скажем, к партизанам пять-шесть самолетов. Минут за десять раньше поднималась в воздух первая пара. Один самолет шел на обычной высоте и привычной для немецких зенитчиков, другой – много выше. Заслышав рокот ненавистных моторов «русс-фанер», гитлеровцы включали прожектора, открывали стрельбу по первому самолету. Тем временем другой с выключенным мотором пикировал на прожектор и точно клал бомбы в цель. Вылетевшие позже уже спокойно продолжали полет до партизанских костров.

Позднее мы стали применять более результативный способ. Вылетали опять же два самолета. Первый заходил на цель, бросал бомбы и тут же зажигал САБ – светящуюся авиационную бомбу. После разрывов прожектора начинали шарить по небу, отыскивая самолет. Фашисты знали, что По-2 сбрасывал всегда по четыре полусотки. Насчитав четыре взрыва, зенитчики открывали бешеный огонь по самолету и светящейся бомбе. В это время второй самолет, пользуясь освещением бомбы [33] своего товарища, бесшумно заходил на прожектор и, спокойно прицелившись, превращал его в пыль.

Так боролись мы с противовоздушными силами противника.

Летом 1943 года несколько наших экипажей, в том числе и меня, неожиданно перебросили на Курскую дугу. В этой грандиозной битве мы выполняли скромную роль. На своих По-2 возили командиров и срочные приказы.

Чтобы удержать завоеванное господство в воздухе и обеспечить успех наступления Красной Армии на Орловском и Белгородском направлениях, было привлечено пять воздушных армий и значительные силы авиации дальнего действия. Для координации всех воздушных сил Верховным Главнокомандующим были назначены представители Ставки генерал-полковник авиации Григорий Алексеевич Ворожейкин на Орловском направлении и генерал-полковник авиации Сергей Александрович Худяков – на Белгородском. Я был прикреплен к Ворожейкину.

Первая встреча с прославленным советским командиром произошла на одном из фронтовых аэродромов. В точно назначенное время к самолету подъехала легковая машина. Из нее в сопровождении офицеров вышел генерал высокого роста, плотного сложения, с крупными чертами лица. Я представился и доложил о готовности самолета к полету.

– Покажите карту и маршрут! – властно приказал Ворожейкин.

Я протянул ему планшет. Острым взглядом опытного авиатора генерал кивнул на карту.

– Маршрут изменить. Полетим сюда! – Карандашом на двухкилометровке он указал новое место приземления.

Через некоторое время мы сели в районе бывшего монастыря «Коренная пустынь», где, как я узнал позднее, располагался командный пункт Константина Константиновича Рокоссовского.

Недалеко от штабных землянок разместили и Ворожейкина с офицерами оперативного отдела Ставки. Отсюда, если требовалось, мы летали из одного авиасоединения в другое, часто приземлялись около окопов второго и третьего эшелонов, а иногда приходилось садиться [34] чуть ли не у самой линии фронта. Таким уж беспокойным и храбрым был мой суровый командир.

Когда закончилась Курская битва, мне предложили остаться в распоряжении представителей Ставки, но я так соскучился по родному полку и упрашивал отпустить меня так убедительно, что командование разрешило откомандировать меня обратно.

«Я – свой!»

Как правило, наши полевые аэродромы располагались на околице небольших сел. Солдаты, мотористы и техники сооружали землянки, капониры, мастерские. Иные самолеты загоняли просто в лес и маскировали ветками.

У партизан объявилась новая бригада, и туда нужно было проложить маршрут. Однако первый вылет, как и первый блин, вышел комом. Требовалось от меня всего ничего: сбросить тюк со свежими газетами, а также вымпел с шифровкой о будущей связи и сигнальных огнях, поскольку рация у партизан не работала.

Судя по карте, лететь мне предстояло почти все время над лесом, где не должно быть немецких гарнизонов, а тем более зенитных средств.

И вдруг примерно на середине пути немцы открыли по мне несусветную пальбу. Склонив машину, я заметил у небольшого овражка пять танков, а вокруг них бегающих автоматчиков, которые палили в небо из всех имеющихся у них средств.

Был полдень, и я повернул к югу, нацеливаясь прямо на раскаленный шар солнца. Ослепленные солнечными лучами, гитлеровцы уже не могли хорошо целиться. Однако они стреляли так густо, что трассирующие пули дождем проносились вокруг моего самолета. К пулеметам и автоматам присоединилась скорострельная пушка. Один снаряд пробил насквозь верхнюю плоскость возле бензобака. Другой сорвал тяги первого цилиндра, и они, точно плети, захлестали по капоту. Но я, делая зигзаги, все же упрямо лез к солнцу, чувствуя, как по самолету стегают пули, рвут обшивку, дерут клееную древесину нервюр и лонжеронов.

Еще одна трасса перебила ленты-расчалки. К кашляющему мотору присоединился свист. Ну, думаю, пришел мне конец. [35]

Солнце слепило глаза, в горле першило от горелого масла. Больше всего я боялся, что машина рухнет, я потеряю сознание и немцы захватят меня в плен.

Потом я заметил, что огонь вроде бы стал стихать. Немного отвернул от солнца, посмотрел назад. Овраг и танки скрылись за деревьями. Пронесло!

Теперь пришла новая мысль: а что же делать дальше? Лететь к партизанам? Но удастся ли мне дотянуть до них и сесть? Да и если сделаю посадку, то все равно не смогу своими силами починить израненный самолет и доставить его на свой аэродром. Да и почему вдруг объявились здесь танки? Скорее всего они придавались в помощь карателям, и о них надо было во что бы то ни стало сообщить в штаб.

Словом, после некоторых колебаний я решил повернуть назад. Дома доложу о танках, командование пошлет новый самолет и успеет оповестить бригаду о возможных действиях карателей.