Текст книги "Ветер душ (СИ)"

Автор книги: Петр Драгунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

   С ранья, до зарядки, ко мне подскочила Давыдова: – готовься выступить на открытом первенстве 'Локомотива'. Участвуют все, кроме КМСов. Я пошел разминаться. Трасса в районе Города.

  Ждать старта пришлось довольно долго. Петровна умудрилась включить меня во вторую группу. А во второй лезут не новички, а за новичками. Можно было посмотреть, как трасса поддавалась безразрядникам.

   Плоховатенько. Падали гроздьями. Особенно в одном месте. Значит, это ключ трассы. Я его снизу выучил. Всю последовательность движений. На страховке наши альпиноиды стояли. Подбадривают, улыбаются. Им доверять можно. Мужики ходили такие горы. Серьезные.

   Шагалось до ключа неплохо. Жарковато, солнце палит. Руки потеют. Я на полке перед ключом сунул руки в дюльферные рукавицы. Там у меня канифолька в пыль размята. По совету Ирины Петровны. Уж она то знает.

  Руки почти высохли. К скале аж сами липнут. Чуток горизонтального траверса двинул, а не прямо вверх. Встал в откид на вертикальной стенке. Ноги с полки ушли, и сразу стало тяжеловато. Желание – прыгнуть обратно на горизонталь. И как-то жмет меня, не то что бы страшно, но мандражит, подтрясывает.

  Но вот и хорошие зацепы. Что-то и под ногами объявилось. Кажется, вылез ключ. Внизу Петровна визжит. Ну у нее и голосище. Потом разошелся и попер до верху. А там и дюльфер.

  На том ключе сорвалось куча народу. В том числе многие перворазрядники. Я же выполнил норматив разряда, но второго. Мне сразу без проволочек закатали его в спортивную книжку. И я догнал Витюлю. Это была мечта.

  Но оказалось, – самое начало. Похоже, у меня действительно получалось. Несколько дней спустя, удалось пролезть сложную трассу на чемпионате Города. Попал в пятнадцать лучших, и, как следствие, выступал в финале.

  Прямо перед стартом одно забавное происшествие чуть не уморило со смеху. За пару человек до меня выходил на трассу чайник-локомотивец. Он и его братец, похожие как капли воды, вертелись у стартовой площадки словно мухи.

   Ребята серьезные, в годах, но большие фотолюбители. Коренастые, тяжелые, в огроменных желтых касках. Стартовал один. Второй фотографировал. Начало трассы – крутая стенка. Место напряженное. Метра через четыре братец попал в клинч и весьма эффектную позу. Фотограф снизу просил братца подождать, пока он не сделает исторический для семьи снимок.

  – Замри так! – кричал фотолюбитель.

  Первопроходец замер, и тут же летанул с маршрута. Повис на страховочной веревке, его спустили. Он отстегнул карабин по приземлении, подлетел к братцу и хлестанул его по носу. И тут такое началось! Кровь, крик, разбили злополучный фотоаппарат. Я бы смеялся до слез, если бы не трасса.

  У меня с карнизом вышло удачно. Потихоньку, полегоньку вылез и зашагал. Как надо прошел, и самому удивительно. Не успел оглянуться, и флажок финишный. Тем более, что на этой трассе сорвался сам Володя Дюков.

  Бывший чемпион стартанул и полез быстро, размашисто. Двадцать секунд – и он у карниза. Взялся в подхват, на себя потянул. Да скала его силы не вынесла. Раз, и с тем булыжником что отломил, внизу у стартовой площадки стоит.

  Посмотрел Дюк недобро на судей, которые трассу делали. Каменюгу показал, те аж шарахнулись. Виноватые. Трассы чистить надо. Да где им на силу Дюкова рассчитать?

  А финал, от низа до макушки, состоял из стенок не круче девяноста градусов. Но и не положе. Не по зубам нам пока. Я слинял, а Амир выиграл.

  Он разнес в пух и прах важнючую республиканскую надстройку сборной. Он впервые утер нос старикам из Енбека, которые верховодили много лет. Все-таки жалко, что такая радость, да не в нашей спартаковской компании.

  12.

  Надвигались весенние школьные каникулы, а с ними и новые старты на Или. Еще горел загар с уже оконченных сборов. Я бродил по двору и чувствовал себя победителем. Пацаны из толчковых компаний не приставали, в школе тоже о"кей.

  А меня вызвал на беседу сам Шеф. Сказал, что будет ждать лично на Лесничестве в 14-00, и никаких опозданий. Я приехал и сразу понял, что попал в капкан. Рядом со скалой разбили небольшой лагерь детишки из СКА-12.

  Они заняты собой, шарятся из палатки в палатку, ржут будто лошади и смотрят на меня, как на чужака. После взрослых отношений в давыдовской компании смешно наблюдать их глупые ужимки.

  Ирина Петровна однажды сказала, что братья Архиповы хотят меня забрать к себе, но я не придавал этому большого значения. Я сторонился их детской компании, а братья близнецы мудро улыбались. Уж они то знают наверное.

  Приехал Шеф на личном красном запорожце. В народе его машину прозывают скорой помощью. У Шефа очень жесткое и сильное рукопожатие. Оно как бы проверяет тебя на прочность. Свой ты, из скалолазов, или из мягкотелых соплячков. Я ответил, как мог, но руку все одно больно. Он предложил прогуляться, и мы пошагали вдоль дороги.

  – Ты сколько собираешь заниматься горами? – спросил Шеф.

  Я оторопел. Сколько... Как-то не задумывался над этим вопросом. Смешно думать о завязке, когда сделано так мало. Мне хочется еще очень многого. И увидеть те горы, на которые ходят по-настоящему альпинисты СКА-12.

  – Я не знаю.

  – Ну год, два, три?

  – Да нет, больше, конечно.

  – А тебе еще и в армии служить. Причем очень скоро.

  – Так еще далеко.

  – Это кажется далеко. Два года пролетят, не заметишь. Хочешь у Архиповых заниматься?

  – А зачем ? У Давыдовой народ посерьезнее. Мне с дошколятами не интересно.

  – Ну это как сказать. У них и компания для тебя полезней, и на соревнованиях юниоров выступать с ними проще.

  – Да не очень-то и хочется.

  – А я тебя не на год и не на два в команду беру. Лет на десять, а то и побольше. Хочешь потягаться на полную катушку, до самых соплей, так ты это еще успеешь. А если по молодости спину потянешь или чего-нибудь надорвешь, дальше не поиграешь наравне с другими. Так что давай, не пререкайся. На Или едешь вместе с Архиповыми или не поедешь вообще.

   На том разговор окончился. Шеф умчался вниз на запорожце, а я пил чай вместе с архиповской детворой. Деваться было некуда.

  Здесь победнее, чем у Давыдовой. Мы пасынки взрослых. Считаем палатки. Делимся на тройки и четверки. Нам не хватает спальников, и я опять вспоминаю систему личного снаряжения. Благо друг Самойлов меня не прижимал. Не забирал того, что выдано.

  Но Бог с ним, нас тоже возят на ГАЗ-66 и отпускают дармовые продукты. Хотя попробуй, прокорми вечно голодную и разрастающуюся ораву.

  На Или проводится чемпионат Республики среди юниоров. Я никогда еще не выступал на соревнованиях такого ранга. Собираемся на Первой Алма-Ате у Архиповых. Дом старый, сарай во дворе до верху забит снаряжением.

  Подкормились сухим обедом. Все под счет: печенье, конфеты, консервы, сок. Не привычно. Да ладно. Сразу сошлись с Витькой Барановским. С тем самым, который надрал меня на Лесничестве.

   Не знаю, чем я ему приглянулся. Он на гитаре играет здорово. Поет. С нами в палатке еще Толик будет. Они оба меня на год старше. Толик собирается нынче поступать в московский ВУЗ. Забавненько. А у меня экзаменов не будет вообще.

  Наконец подошла машина, и мы загрузили барахло в кузов. Она тут же оказалась забитой по самый вершок, но другой не будет. Младшаки – второй сорт. Придется привыкать.

  Тепло, апрель разыгрался вовсю. Под тентом жарко, пыльно, но Архиповы открывать полог не разрешают. Техника безопасности. Приоткрыли, только когда проехали Капчагай. Да и то – два братца сидят у заднего борта и контролируют наши передвижения. Детским садом запахло достаточно откровенно.

  Разбиваем лагерь рядом с пустующей стоянкой моих старших товарищей. Пошли вешать веревки вдвоем с Сергеем Марковичем. Даже Барановского с собой не взял. Знает, что я по жизни занимаюсь страховкой.

  Расспрашивает меня мягко, неторопливо. Так и светится благодушием и основательностью. Привлекает на свою сторону. Я нужен ему, он рассчитывает на меня. Борьба между ним и Давыдовой становилась довольно болезненной. Мать – женщина жесткая, азиатская. Лишнего без боя не отдаст. Но сейчас, Шеф был на стороне Архипова.

  Забавно, он совсем не похож на Горбунова. Корчит из себя интеллигента. Лысоватый мужчина, высокий, мощный. Не реагирует на мелкие колкости, спокоен и обходителен. Как неловко Маркович двигается по скалам. Говорят, он мастер спорта по горному туризму. А в альпинизме и скалолазании – полный ноль.

  Смешно смотреть, как новый тренер боится высоты. Скала уходит под нами вниз почти вертикально. Ручейки мелких камешков трепещут от одного прикосновения. Здесь все так зыбко. Мир камня изошелся трещинами. Он оторвался от земли. Броненосец летит над рекой Или, подставляя жесткие бока ветру. А ветер на гребне особенный. Назойливый, неотстающий от тебя прикосновением. Каждую секунду он напоминает о своем существовании, о высоте.

  Мне то что, я привык. Скалы сами подставляют округлые, шершавые бока. А Архипову страшно. Зачем он здесь?

  Но зацепило. Я увлечен, не братьями-тренерами, а новыми друзьями – Витькой и Толиком. Мы шатаемся по теплым берегам Или и во всю глотку распеваем песню из кинофильма «Смок и Малыш» : 'Ты оставил дом, бросил уют, ветры лишь поют надежду...'

  Витька здорово лазает. Движение по вертикали в нем обретено от природы, в одночасье. Он естественен на скале так же, как естественен с гитарой в руках. Он ровен в общении, нетороплив в разговоре, неназойлив и лишен напористой резкости. Как я хотел бы быть на него похожим.

  Витя кожей чувствует скальный рельеф. Он не лезет, он протягивается по нему аки гад ползучий. Никаких лошадинных усилий, никакого жлобства. Зачем ему сильные руки, если он делает трассу без напряжения, походя.

  Я показал ему наш траверс в Гавани, он слупил не глядя. А я никогда не делал такого с первого раза. Зато я придумал клички всем нам троим. Так здорово. Витька – Питон, Толик – Черт, он вечно ходит в черной штормовке и резкий до безобразия. А я – Клещ. Могу вцепиться в любую зацепу и висеть на ней до потери пульса. У меня руки сильные.

  Очень интересно бродить по скалам просто так. Мы называем это дело траверсами. Для братьев Архиповых, в прикрытие. А еще говорим, что пошли на Шхельду. Так здесь называют сходить на горшок. Смешно, конечно. Мы находим новые и новые траверсы, вылазим снизу небольшие вертикальные стеночки метра по два.

  Началось со скалы, которая рядом со спартаковской стоянкой. Год назад, мужики продемонстрировали мне больше десятка выходов с земли до полки. Стенка метра три в высоту, можно без страховки. Теперь, в свою очередь, я показал выходы новым друзьям, а дальше – больше. И мы часами бродили среди илийских скал.

  Это волшебный мир. Он полон чарующей гармонии. Говорящие камни, нужно уметь понять орнамент их языка. Бесчисленные последствия смешения ветра и воды, солнечного жара и зимнего холода. В стране пересохших к лету водопадиков еще явственно слышится звон весенней капели. А сумрачные, теневые, полузакрытые амфитеатры таят эхо осенних, суровых ураганов.

  Скальный мир полон фигур паяцев, бесов, гигантских невиданных животных. Он чарует совершенством и недосказанностью. Порой мне кажется, будто это мы, а не они застыли в беспредельно медленном движении. Под нашими ногами суетятся мураши и маленькие букашки. Один день между закатом и восходом для них вечность. Так же быстро, как наши годы, для каменных истуканов текут тысячелетия.

  Здесь столько округлого, завершенного течением вод времени. Мы лезем вверх, по пути когда-то опавшей воды и вскрываем новые горизонты знания. Направление – черная полоса мха. Он влажен до сих пор. Сложенная из гигантских глыб беседка, обыкновенный балкон, ласточкино гнездо. Да... Эта ласточка должна быть величиной с птицу Феникс. А может, так оно и есть, и мы еще услышим шелест могучих крыльев?

   Какие-то явно каббалистические знаки – вкрапления кварца в коричнево-красный фон скалы. Нашли настоящую сокровищницу. Но вот унести ее нет никакой возможности. Кварцевые и шпатовые друзы вмурованы в скальную шкатулку так тщательно, что без динамита их не оторвешь.

  Есть место, где настоящая китайская пагода скрывает статую бога Шивы. Да мало ли что видится, например Баба Яга с длинным крючковатым носом. Голова у бабульки – метров тридцать в диаметре.

  Мы создаем свой мир, и путешествия в нем занимают нас гораздо больше остальных чудачеств. Хором получили строгий выговор от тренеров, с приказом не отходить дальше, чем на двести метров от лагеря. Но нашей троице остановиться уже не возможно, и Архиповым пришлось оставить нас в покое.

   13.

  С младшаками тренироваться гораздо проще. Нет бешеной гонки, сопровождавшей меня до сих пор. Я подпрыгивал до уровня взрослых, а это немного выше моей головы.

  В большей степени с нами возится Сергей Маркович. Петру по нраву роль грозных карательных органов. Вертушка построена естественно и двухсторонне – один добрый, другой злой. Они спето и здорово дополняют друг друга.

  Мне пока советуют одно – не зарываться. Сложновато, не привык. Еще у Горбунова я понял, что на скалах каждый день как последний. А тут игрушки в догонялки на пологих (градусов сорок) скалках. Ну где им меня догнать? Я и резче, и рисковее.

  У братьев полный короб задумок как нас сделать великими. Они вечно цитируют нежно любимого ленинградца Маркелова. Чемпиона СССР, чемпиона ВЦСПС и так далее. Он то знает, как нужно тренироваться на скалах детям потомственных степей и круто делится своим опытом в своей книге.

  По вечерам Сергей Маркович играет на гитаре. В душе он большой театрал. Знает не много песен, но они отточены до последней хрипотцы в голосе. Все одно слушать приятно.

  Среди младшаков у меня нет особых антипатий, но получается, что с большинством я общаюсь редко. Поглощение еды происходит, на мой взгляд, слишком чинно. Не смейся, не болтай. Скучно, и рожи у едоков постные, как и пища.

  Зато девчонки в секции в самый раз. Все меня немного моложе, не то что стракозябры Давыдовой. Я у них на прицеле, а они у меня. Как-никак почти лидер. Вечерами не скучаю, к бочку теплому притрусь.

  Ко мне никто не лезет с советами на скале, Барановский страхует вполне аккуратно. Веревочка в натяг, беседка новая, удобная – девки сшили. Летанешь со скалы – висишь будто в люльке, не давит.

  Существенно потеснил второго в компании – Игоря Галкина. Задумчивый парнишка, младше меня года на два. Он постоянно жует соломинку и смотрит на мир чистыми, удивленными глазами. Мы как-то полазили с ним в двойке, всего один раз, и оказалось достаточно.

  Мотали метраж в районе Левого Города. Скала вертикальная, даже нависает чуточка, но есть пара пологостей. Я вылез левую стенку, оставил пологость справа. ( Мне интересно лазать сложное. Но много не могу, пальцы болят, да и психологическое напряжение). Потом ушел вправо на карниз и оказался аккурат над оной пологостью.

  Вниз смотреть времени не оставалось. Пролез я метров пятнадцать, а мой задумчивый страховщик подобрал метров пять веревки – и опять жевал соломинку. Дальше веревка выбиралась за счет веса, провисом.

  И тут на карнизе соскользнули руки, я полетел. В свободном падении недолго, до той самой пологой стенки. Дальше обозначился сладостный спуск вверх пятой точкой на четырех конечностях.

  Не падение, а жесткая хороводная вертушка ударов, скачков и боли. Я не орал, а сосредоточенно не желал разбиться. В конце концов веревка натянулась, (он же выбирал-таки), и я повис рядом с землей, в соплях, поту и собственной крови.

  Меня опустили до родной ровной поверхности, но уже чинно и плавно.

  – Ты че!? – с ходу заорал я.

  – Ничего. Все нормально, – спокойно ответил удивленный Игорь.

   Перевозбужденный до слегка лихорадочного состояния, попытался ринуться вверх вторично. Но боль быстро остудила шоковый пыл. При своем скользящем падении, я содрал свои лыжи: обе ладони и протер левую калошу. Очень удачно, надо сказать, если учесть высоту, с которой упорхнул.

   В лагерь ворвался напрочь рассерженный. Подлетел к Марковичу и отказался лазать с Галкиным. Тот говорил о командном зачете, считал, что молодых необходимо подтягивать до должного уровня. Но не за счет же собственной шкуры?!

  Да и травма накануне соревнований не сулила ничего хорошего. Опять растревожился мениск, вернулись мандраж и неуверенность в собственных силах. Архипову то что, а мне стартовать в полном порядке нужно. Я зачем тренируюсь!?

  Но соревнования прошли удачно. Одну трассу я выиграл у Витьки, но проиграл Амиру. Не удивительно, ему все проигрывают. А на вторую трассу хватило одного Удава с его перетягиванием кожи от зацепы к зацепе, да кое-как чемпионской резкости Амирки.

  Медленный Барановский, чуть не вздул Минбаева. Он прошагал трассу удивительно ровно, не останавливаясь, не суетясь. А чемпион частил в простом и колом стоял на ключах. Зато мы с Витькой выиграли связку, и я привез домой первый приз за чемпионство – маленькую, резную, деревянную шкатулку.

   По воскресеньям вереницы машин рыбаков и отдыхающих тянулись домой в Алма-Ату. Мы примечали их городские номера на бамперах и тоже хотели до дому. Чай, компот из сухофруктов и прочие походные блюда давно приелись. Молодняк мечтал о лимонадике и котлетах. Домой, на отдых.

  14.

  Школьных экзаменов действительно не устроили. Хотя кому-то из учителей очень хотелось показательной экзекуции. Зато нас отправляли в военный лагерь, и никакие старания не могли спасти от этой напасти.

  Посадили в снятые с маршрутов автобусы. Со всех школ города насобиралась длиннючая колонна, которая, не переставая, верещала гудками и мигала фарами. Малолетним участникам действа выдали точные деревянные копии автомата Калашникова.

  Бедовые парни по пояс высовывались из окон средств передвижения и угрожали расстрелом оторопелым прохожим.

  – Лягай бабка! – вопили хулиганчики, – отползай, отползай, стрелять буду.

  Старушки открещивались от будущих защитников, как от антихристов.

   Для нас разбили настоящий палаточный лагерь. Ехать до него недолго – км. двадцать. Место приятное – тенистые смешанные рощи карагача, тополей. Разбросали новобранцев классами по палаткам и тут же устроили общее сборище на земляном плацу.

  Не мешкая, командиры решили приобщить к хваленому армейскому быту. Давали понять, что живем в строгом армейском коллективе, и у него свои, мужские законы.

   – Мать вашу раз так и раз эдак! – орал при тысячном сборище полупьяный полковник.

   – Едрить вашу в корень и в задницу, – вторили чины на ставку поменьше. Понурой толпой мы стояли в незнакомом обличье и глотали новые знания.

  В первую же ночь хулиганчики набрались спиртного. Толпа молодняка развеселилась и ржала переевшими лошадями. Палатка 'б' класса ходила ходуном. Прибежал школьный военрук майор. Одет вояка оказался забавно – трусы, сапоги, майка в полпуза и фуражка с блесткой кокарды. Заставлял дышать прямо на него. При этом сам отдавал существенным перегаром.

  Утром перед общим сборищем демонстрировали падших алкоголиков. Причем, не только из нашего класса. В первую ночь напиться успели многие. Поливали штрафников отборным и безразборным военным матом. Им грозило вылететь из школы, и они давно перестали улыбаться.

  Но не случилось. После окончания сборов военрукам стало не до них. Разгневанные родители требовали призвать к ответу злостных пьяниц и матершинников – самих военно-вожатых. Завязалась порядочная буча. Полетели головы в отставных званиях. Тем наши неприятности и закончились.

  А пока мужичков гоняли по сопкам, заставляли рыть окопы по полному профилю и бегать марши. Но чаще прочего мы с сержантами грелись на солнышке за первым бугром у второй речки. Первая речка всегда оказывалась занятой. А высшие чины из лагеря выползать совершенно не в состоянии.

  Канат учится в параллельном "а" классе. Он выше меня ростом и явно пошире в плечах. Нас слабо интересовали дела параллельников, и компании двух классов срастались редко – от случая к случаю. Учителя стравливали классы с самого начала. Наш "б" класс они считали недоумками. Считалось. Что туда и отбирали по этому принципу.

  Канату не пришелся ко двору мой друг Серега. Затем он начал притеснять и Яреща. Серега бегал от него кругами, а большеростый хлопец гоготал над ним в компании умников. Мне это не понравилось. При случае я съездил ему по физиономии неожиданно и удачно. Он растерялся, но жалобщиков в покое не оставил. Когда мне сообщили о столь прискорбных обстоятельствах, я устремился в палатку параллельников, прихватив макет личного деревянного оружия.

  Потом пришлось разбивать орудие дальнего боя о более близкую голову обидчика. Он кричал, чтобы убрали этого бешеного альпиниста. Я был доволен. Меня увели одноклассники. Тем бы все и закончилось, если бы не Илья. Канат явно больше и просто сильнее. Победа над ним – оторопелая случайность. Илья не желал моего усиления в классе. Он сумел нас стравить еще раз, будто двух глухих идиотов на токовище.

  Лагерь кончился. Нас довезли до школы и выгрузили. Я отправлялся домой, когда мне сообщили о предстоящем поединке. Доброжелатели чуть не под локоточки доставили до места. Там сидели мои «товарищи» – Илья, Крыса, Саломахин и их прихлебатели.

  Друзья сказали, что брать в руки ничего не можно. Поединок ну совсем честный. Так меня уже били. Я помнил, но купился. Опять хотел доказать ублюдкам, хотя сам не знаю, что. Бесполезно. Толпа настраивалась на зрелище большой битвы двух идиотов.

  Драка получилась скоротечной, но болезненно ощутимой для обоих лбов. Канат умел это делать. Он подпрыгивал и махал ногами в ножницы. Я засматривался на фокус и получил два фингала под оба глаза.

  Некоторая озверелость позволила поймать противника пальцами за ноздри. Я порвал ему нос и поверг головой о землю. После чего меня трудно остановить. Но кричали прохожие, верещали милицейские свистки. Пришлось сматываться.

  Сразу после событий, меня подкараулил старший брат Каната. Но, рассмотрев мои бланши, справедливо установил честность поединка. А я спрятал фингалы под темными стеклами очков и принялся размышлять о своей дурости. В секции пришлось врать, что на меня напали три хулигана. Пришлось проглотить и смолчать.

   15.

  Случилось несчастье, которое потрясло всю нашу секцию. В автокатастрофу попал Витька Барановский. Нелепо, глупо и бесповоротно. Архиповым не везло на автомашины. Морозов, их главная надежда, тоже залетел на этом. Тогда они возвращались с Или усталые и довольные. Машина – ГАЗ-66, кузов под тентом. Мороз облокотился ногами на тент с внутренней стороны, как в палатке. Проснулся от дикой боли, даже не уловив момента удара. Из колена хлестала кровь. Паника в компании, больница, костыли.

  Встречная грузовая чем-то вскользь задела по брезенту. Впритирочку шла. Жесткая материя не разорвалась, на ней не осталось и следа. Полностью снесло только коленную чашечку. Несмотря на все старания врачей, ее не смогли восстановить. А пластик, пусть био – ущербная замена живой ткани. Морозов никогда больше не смог лазать. Он стал ходить, по жизни приволакивая негнущуюся ногу.

  Случившееся с Виктором гораздо трагичнее. Он никогда не жаловался на отца. Но позднее я понял, что глава семьи и был основным источником ее бед. Папаша работал гаишником. Хозяином дороги, так сказать.

  Вдребезги пьяный отец усадил сына в люльку служебного мотоцикла и помчался в Иссык. Ехали далеко, но быстро. Почти добрались до места, когда батя вздумал обогнать грузовик с прицепом.

  Бешеная рулетка скорости, виляющий валетом прицеп, рытвины на дороге. Дело окончилось очень плохо. Они улетели в кювет. Сам папаша отделался ушибами, хотя на голове имел вшивый милицейский картуз. Витька был в шлеме, и он спас ему жизнь. Удар головой оказался настолько силен, что у парня парализовало левую часть тела.

  Мы нашли Барановского в больнице Иссыка во вполне сносном состоянии. Самое ужасное давно позади. Витька нормально ходит, радуется нам и ожидает выписки из больницы.

  Ему помогли слезы гор. Архиповы раздобыли мумие в халявном количестве (говорили, они приторговывают им). Нашли целый клад где-то в Левом Талгаре.

  Все одно, Витька сильно изменился. Движения растеряли пластичность и легкость. Правый глаз слезился, и мы уводили прямые взгляды. Его улыбка стала половинчатой. Она загибалась вверх одним краем и провисала в гримасу боли другим.

  Мы насовали Виктору полные руки домашних гостинцев, обещали навестить еще. А он махал нам на прощанье здоровой правой рукой. Мне неловко смотреть на него. Чувствую себя виноватым. Почему он, а не я? Случайность. Но ведь у него получалось лучше. У нас была классная связка. С кем теперь лазить, не с Галкиным же?

  Сито походной жизни оказалось достаточно коварным. Падения подстерегают нас за каждым поворотом. Я не знаком с людьми, которые выигрывают чехарду случайностей абсолютно. Удача только показывала хвост, а неприятности не проходили мимо.

  Они нас не спрашивают. А мы уверены, что торопимся вперед сами. Сколько моих товарищей уже завязали со спортом. Ник-Дил так и остался в горном ущелье Ким-Асара. Он познакомился с владельцами домика полубочки, теперь катается с ними на горных лыжах и вполне счастлив. Ему не по душе гонки с препятствиями на выживание.

  Из нашего бравого 'Спартака' после развода выжило процентов двадцать. Вроде выжившие лезут не слабо, на соревнованиях в призах, но остальные? Из архиповской компании пропал Толик. Он, как и хотел, готовится к экзаменам в ВУЗ. Мне этого для него не хочется. Такая была славная тройка. Судьба расставляет нас по местам в порядке, понятном ей одной.

  Витька Барановский никогда не станет чемпионом. На сборы и тренировки мы приезжаем без него. Иногда Витя возвращается посидеть у костра, попеть под гитару, но лазать... Время ушло. Оно и не думает считаться с моими желаниями.

   16.

  Шелестели машины, бестолково снуя по мокрому от дождя асфальту. Но утро развеяло дождевые облака, и солнце палило даже сквозь вязкую листву деревьев. Просто пришел дождь моей души. А он не выбирает времени года, ложится печалью на сердце в один взмах.

  Мы целую вечность сидели на наших рюкзаках. Из праведного желания не опоздать, Архипов назначил общую встречу на час раньше прихода транспорта. Когда подопечным пятнадцать, а то и поменьше, нужно иметь про запас. Тот не успел, этот проспал.

  У нас сборы высоко в горах. Высоко, в настоящем, но заброшенном альплагере Туюк-Су. Его Ильинский прихватил по случаю, для своих альпиноидов.

  Было время, когда альпинистов возводили в ранг национальных героев. Победителей суровых вершин встречали толпы народа с цветами и овациями. Спорт работал на страну. Они же утверждали всемогущество нового, советского человека. Они становились героями по-настоящему. Цель оказывалась до предела высокой. И ее высота не разбавлялась мелочной суетой. Она слишком неподкупна и чиста.

  Голодные, полузамершие и обмороженные напрочь альпинисты возносили бюсты великих и величайших вождей в заоблачные дали. Их негнущиеся, почернелые пальцы готовы к обрезанию. Может, проще сбросить художественные творения с вертолета? Нет, величие собственных вождей люди несли на собственных горбах.

  Создавались легенды. Лгали факты, они оказывались до нереальности насыщены мужеством и бесстрашием. Вырисовывались иссушенные, рельефные фигуры бойцов с природой за торжество разума.

  Линялые, в струях пота гимнастерки, стоптанные в дым армейские сапоги, телогрейки с дополнительным слоем ваты. Счастливые лица на фотографиях, мальчишеские вихры на бритых мужских черепах.

  Потом просто необходимо держать народ в теле. Если завтра в поход, если завтра война? Я примерно представляю, как весело было взойти на Эльбрус четырехколонным армейским строем. Но ходили же?

  Альпинизм как массовое явление подневольного, военнообязанного спорта. Закатанные до колен галифе, крышки от консервных банок с прорезями для глаз – от снежной, яркой слепоты.

  Потери в живой силе на суровых и не суровых маршрутах – естественное приближение к естественным условиям. Героический, красновато-кровавый оттенок мужества на теле вершины. Сила и величие тех, кто дошел до победы. Через боль и страдания.

  Мы говорим – альпинизм не спорт, это образ жизни. Они утверждали жизнью: альпинизм это религия.

  Старики вокруг нас выросли из ушедшего в прошлое времени. Говорят, на высоте мозг усыхает так же, как у алкоголиков. Утверждает современная медицина. Наши дедочки мало чем отличались от алкоголиков настоящих. Герои прошлого не могли без цветной, настоящей картинки. Они панически не переносили мертвую скуку будничности.

  Особенно забавно это действо проявлялось на Или перед соревнованиями. Уже темнело, когда вдалеке от лагеря участников, в непроглядном, смутном мраке ночи останавливалась судейская машина.

  Глохнул двигатель, и начинался кавардак, сопровождающийся геройскими ухами и грохами. Визжали немолодые женщины, завывали позабытые походные и похабные песни. Горели костры, а иногда и палатки. В полночь доходили до ракетниц и осветительных патронов. Слава Богу, до газовых баллонов не добирались, кончалась водка.

  Наутро мы бежали на зарядку, разглядывать поле бранного боя. Тут и там полустояли полузаполненные палатки. Валялось разбросанное взрывами и прочими коллизиями снаряжение. Больше всего попадалось бутылок из-под зажигательной смеси. Старички по-прежнему бросались в атаку грудью вперед. Их тела, застигнутые недвижностью где придется, указывали на Запад.

  Ущельице, куда мы ходили в туалет, ласково именовали Шхельдой. С чего повелось, не знаю, но догадываюсь. Исключительно популярная гора на Кавказе. Ну а на нашей Шхельде, по приезду судей, воняло дерьмом пополам с одеколоном. Это ж какая добавочка для опохмелки!

  Героические, без спору, личности растворялись в стакане спиртного. Но их рассказы... До сих пор я слышу голоса стариков, до макушки пропитанных романтикой, силой, невероятной устремленностью, дружбой и верностью.

   Бывшие альпинисты теряли многое, почти все. Часто личное, человеческое. Но горы не отпускали их и тогда. Они возвращались снами, бесконечными надеждами и беспредельной чистотой. Той, что стала стержнем души.

  Но это осталось во вчера, там, на Или. А сейчас я лицезрел одну из легенд воочию. Этот сильный, исполненный энергии человек никак не вписывался в предыдущую осколочную картину. В его быстрых, уверенных движениях сквозила отточенная законченность. Каждый его жест отличал внутренний расчет. Его рациональная скупость и точность говорила о привычке к экономии сил, которая так необходима для человека, пребывающего на высокогорье. Именно отсюда рождалось ощущение кошачьей мягкости и силы.