Текст книги "Ветер душ (СИ)"

Автор книги: Петр Драгунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

  Володя взял гитару и запел громко и весело. За его спиной, в отблесках костра – ночь. Она обрывает пространство, делает непроницаемым. Тренер щурится. Поет, уходя в себя. Я думал, так только в кино. Я не знал, что в нашем мире существуют такие песни. Простые и сложные одновременно. Обо всем и ни о чем. О людях, горах, друзьях и вообще...

  У Мархлевского мягкий и душевный баритон. Он доверяет нам самое – самое. Черные цыганские кудри наползают ему на лоб, глаза в задумчивости. Я совершенно не привык к полной открытости, без страха. Это завораживает. Другие подпевают. Даже Маликов, а я не знаю ни одной песни. Обидно...

   Блики от света костра выхватывают лица. Они разные, но нет в них злости, позы. Они здесь такие, какие есть. Какие есть на самом деле. И это удивительнее всего.

   Утро непривычно раннее. Кто-то стукнул по рыжему тенту палатки.

   – Подъем!

   Я потянулся и вылез наружу, ежась от накатившей свежести. Сон слетел с легкостью паутинки. Прямо передо мной метрах в ста, огромная, серая, мшистая вертикальная стена. Мы меж двух длинных скальных гряд. Они расходятся вниз, открывая выход к реке. Далеко и плавно.

   – Витюля! С новичками бегом до шхельды. Разминка и обратно, – командует тренер.

   Бронзовое от загара лицо Витюли в следах оспин. Он сложен как греческий атлет и довольно немногословен. Короткая стрижка, жидкие волосы, мощный, уверенный в силе торс борца. Более прочего, ему подходит неторопливость и основательность. И зарядка для него почти священнодействие.

   Остальные старики вместо разминки пошли вешать трассы. Они обмотались барахлом как домовитые ежики. Чумазые дежурные деловито копошатся у костра. Солнце еще не встало. На небе ни облачка. Представляю, как здесь жарко днем.

   Бежим. Дышим. И работаем ногами. Ну сейчас я им задам. Чуть побыстрее. Поравнялся с Витюлей. Поиграем в догонялки. Остальные отстали. Вдоль реки тянется скала. Не то что в Гавани. Страшная с мощными, вертикальными стенами.

  – Все, хватит! – кричит запыхавшийся начальник. Я останавливаюсь и заворожено смотрю вверх. Стены скал темно-коричневого цвета, будто запекшаяся на жарком солнце кровь. Суровые в утренней тени, они недоступно крутые и гладкие, отполированные ветром до совершенства. Огромные вертикальные складки – строгие, величавые.

   Только черные точки галок и ворон на полках, белые подтеки птичьего помета да треугольнички, нарисованные кем-то и зачем-то. Так высоко, что захватывает дух.

   Активно трясем руками и ногами. Вертим башкой, задираем ноги повыше. Разминка называется. Затем идем к речке. У старичков полотенце на шее. Опыт есть. Витюля даже искупался. Его оханье и фырканье длинно несется над рекой. Вода прохладная и чистая как стеклышко. Я все одно не полез.

   В лагере на столе долгожданный завтрак. Мы теперь не последние. Мужики с трасс приходят гораздо позже, но их терпеливо дожидаются у стола (заранее вооружившись ложками).

   Завтрак съедается в три минуты. Народ поторапливается на скалы. Володя распределяет маршруты, разбивает на группы и двойки. Опять незнакомые слова – Бастион, Серп, Енбек, Город ...

   Нам в Гавань. Будем тренироваться у самой стоянки. Старший – Мархлевский Александр. В Гавани скалы более пологие. Крутых мест почти нет, взгляд мягко скользит по округлым выпуклостям и впуклостям. Это для новичков – бегать по беговухе, как на разминке по их словам.

   Боже мой, они меня опять накололи. И это называют беговухой? В целом щель довольно пологая, не то что у реки. Но вверху – там просто вертикально. Низ я прошел почти пешком. Первые три метра – бегом для приличия. Саня показал нам маршрут снизу до верху, легко и даже очень. А у меня...

   Для начала я поломал ноготь. Не то чтобы он вырос очень длинный. Я внимательно посмотрел вниз на страховщиков, держащих веревку хором, словно волжские бурлаки. И это меня не убедило. Я очень живо представил, как загрохочу вниз до их маленьких, слишком маленьких фигурок.

   Этаж седьмой, наверное. Кошмар. Пальцы вдавились в камень сами собой. Но отступать было некуда. Вниз еще хуже, да и не пускала страховка. В ход пошло все – колени, локти, пузо. Я не цеплялся за скалу разве что зубами.

  – Не смотри вниз! – кричал Саня.

  – Что!? – судорожно вопрошал я, уставившись на страховщиков.

  – Ноги ставь! – подсказывали уверенные в своих силах и очень серьезные бурлаки.

  Но кеды не держали совершенно.

   Последние два метра до карабина были вертикальны и ужасны. Я висел на руках и скреб ногами в тщетных поисках опор. Карабин помню. Как спускали – не твердо. Давила страховочная обвязка и пояс на желудок, а еще больше – дрожь и апатия. Туго выдавали веревку, я задыхался.

   Я пытался держаться за скалу отключенными в боль руками. Они вздулись невесть откуда появившимися буграми мышц и не слушались, хоть убей. Снизу орали не умолкая. Как не надорвали пупки? Оказывается, ставить ноги на колени в местной компании считается неприличным. У меня не то что колени, каждая часть тела в ссадинах. Будто наждачкой прочистили.

  – Вот так. Берешь зацепы руками и ноги ставишь на носки, – объяснял Саня.

  – Вот так, – с жаром повторял Лосев, не подозревая худшего впереди.

  Но полез сам и не добрался до страховочного карабина. Я был так доволен, что перебивал криками старших сотоварищей.

   До прихода к власти жары мне пришлось пролезть еще раз, и этого оказалось откровенно достаточно. Хотя во второй раз лезлось значительно менее страшно и существенно лучше. Если немного стоять на ногах, а не лежать на пузе, двигаться вверх проще и естественней.

   За нашу мелкотравчатую компанию лазил начальник Александр, а мы втроем, в рукавицах держались за страховочную веревку, словно братья близнецы. По технике безопасности – как полагается. Особенно интересно, что лазал Саня в обыкновенных азиатских калошах. Черных, остроносых, какие носят старые казашки. Говорят, что галоши – самая удобная обувь на скале. Придется покупать.

   Потом носили камни и стелили дорожки, придавая лагерю праздничный вид. Завтра первое мая, будет парад и прочие торжества. После обеда и довольно продолжительного отдыха старики опять подались на ту сторону Броненосца. Их ждут река и крутые стены. Нам с нашими хилыми пупками там делать нечего.

   Мы, сердечные лазали траверсом. Это когда не вертикально, а вдоль скалы и по самому низу. Мархлевский ушел к старикам, а мы остались на попечении Маликова. Он имеет черные, слегка потертые калоши и красную спартаковскую майку – есть чему поучиться и что потрогать.

   Кусок траверса, который предстояло выучить – прямо под беговухой. Я помню его с закрытыми глазами: левой рукой за балду горизонтально, правой чуть ниже. Потом спускаешься по отрицательному углу почти донизу. Обнимаешь выщербленное ветром, колкое ребро обеими руками, и тут самое сложное. Надо качнуться телом вправо и четко взять откид для трех пальцев. При этом желательно удержаться ногами на скале, а не слететь на землю. И далее...

   Ну в общем получалось как в первый раз. То есть ничего не получалось совершенно. Мы устали до изнеможения, но траверса никто не пролез, в том числе и Маликов. Он ведь тоже из новичков, хоть и пришел на месяц или два раньше.

   Когда наупирались окончательно, пошли на другую сторону, смотреть на старичков. Там пекло настоящее, скалы плавятся на солнце . Под маршрутом, около анкерного столбика с кольцом для страховочной веревки, сидит Горбунов старший и орет что есть мочи:

  – Ногу вправо! Еще правее!

  – Да не туда! Корова. Руку выше! Еще выше, в откид...

   А наверху, на высоте двенадцатиэтажного дома, кто-то из теток упрямо шевелит конечностями и слушается начальственных указаний. Как паучок на потолке, веревочкой привязанный.

   Причем, подсказывали друг другу все, и каждый громче, чем предыдущий. Мне это дело так понравилось, что за излишнюю в нем активность тетки посоветовали заткнуться напрочь. Я обиделся – хотел же как лучше? Но предложили пролезть стенку самому, а потом давать ценные указания. Да я двумя руками 'ЗА!', но не пускали же.

   После ужина досыта наглотались терпкого, круто заваренного чая с сахаром. Вечер растворился в ночи последней вспышкой зарницы на западе. Отходишь от костра метров на сто, – и он будто зажженная в темноте маленькая, одинокая спичка. А мы вдвоем с Лосевым решили смыться и покурить.

   Ночь здесь удивительна. Звезд мириады и они так близки, что кажется, видишь тень на земле от собственного тела. Вот где по-настоящему Млечный путь. Он действительно молочный и ничего не прибавишь. В горах небо глубже, здесь ласковей. Оно не холодит, притягивает взгляд и само тело в непомерную, растворенную объемность.

   Огромные камни – истуканы окружают пространство котловины бесконечной вереницей. Невдалеке беззвучно блестит серебристая река. Мы сидим на вобравших дневное тепло огромных валуганах и курим. Сигареты затхлые, невкусные. Не дымили два дня, отвыкли от табака.

   Опасаемся ядовитых насекомых. Наслушались о фалангах и скорпионах. Сами пока не видели, но и так не приятно. Дружно, хотя и неожиданно для себя, решаем бросить курить. Это последние – и скомканная пачка летит в безвестность.

   Мы уже полностью отданы новому миру, а в нем не курит никто. Мы хотим быть стариками. Мы желаем лазать как они и даже лучше. Нам нужны спортивные разряды и место среди их мужества и силы. Мир рисует новые, яркие картинки, творя невесть что с моим воображением. Я мечтаю о новых маршрутах.

   Украдкой, пристыженно возвращаемся в лагерь. В нем нет места для слабости или лжи. У полупотухшего костра Володя без устали продолжает объяснять кому-то из стариков, как тот должен пройти стенку. Обязательно пройти! Он неистощим в своем увлечении.

   Но нам уже все равно. И пусть острые камешки впиваются в бока, продавливая тонкий спальник. Пусть комар назойливо гудит под носом с явно агрессивными намерениями. Пусть кто-то неопознанный, маленький, но опасный забрался в запретную теплоту моего спальника и мелко копошится насекомыми ножками.

   Мне плевать. Я устал до такой степени... Я видел в этот день столько, что видеть его более не могу.

  Сегодня великий день – праздник Первого мая. Нас, словно уток к столу, фаршируют ожиданием прямо с утра.

  – Готовы? – спрашивает сияющая Татьяна.

  – К чему ?

  – А увидишь, – и они смеются с хохотушкой Веруньей в кулаки. Смех комкает их лица, обещанием торжества сияют глаза. А мне неуютно.

   Я не заметил, что вчера вечером к нашей спартаковской компании присоединилась куча народу. Окружающее пространство утыкано палатками разнообразной формы и наружности. Желтые, красные, синие – они будто разноцветные грибы повылазили вокруг нашего лагеря.

   Прямо напротив и ниже по склону метров на триста расположился 'Локомотив'. Выше, там, где кончается Гавань, проявились сине-белые цвета флага 'Буревестника'. Ближе к реке, рядом с огромным плоским каменюкой, кто-то, особо не стесняясь, написал 'Енбек' на боку личной палатки. Да кого тут только нет. Человек триста – четыреста, не меньше.

   Спортсмены и матрасники копошатся будто вши в муравейнике. У каждого лагеря собственный дымок, а то и два. Стоят машины, мотоциклы, автобусы, грузовички. Выгружают снаряжение, продукты. Шастают в трусах и коротеньких трико, гоношатся, подпрыгивают.

  Я смотрю дисциплины в 'Спартаке' побольше, чем у большинства. Вон мужики стоят и курят, не скрываясь. А что мне до них? Я теперь спартаковец. С утра мне и остальным новичкам выдали личные обвязки. Сияющие чайники щеголяют в новой символике : «Спартак скалолаз». Я горд необычайно и не снимаю ремешков с торжественного момента получения.

   Был праздничный завтрак – с тортиком соответственно. Граждане остались основательно довольны. Даже брюзга Маликов. Сейчас собираемся на парад. Говорят, ожидается грандиозное представление. Нас сбивают в кучу и распределяют на тройственные связки. В них мы прицеплены друг к другу, а прежде всего к старичкам веревками для пущей безопасности.

   Новичкам тем, кто пришел только сейчас и вообще в этом году, прикрепляют сзади воздушные шарики. Нас так пометили. Остальные смеются. Со стороны очень весело. Отправляемся делать траверс Броненосца. Несем с собой флаг, где-нибудь повесим.

   Полезли на Броненосца с самого его хвоста. Здесь он мал и тонок как древний динозавр. Первые пять метров прошли не напрягаясь, почти пешком. Но вот расстояние до земли такое, что в два счета можно сломать шею, и страховка ощутимо напряглась. Еще через несколько метров настоящая стенка. Вниз круто и далеко. Ноги задрожали, но тут же получаю пинка от более опытных сотоварищей.

  – Не трусь! – хищно кричит Квашнин.

  Опять граждане ржут лошадьми.

   Выхожу за перегиб, там на хребте полого. Неимоверно счастливая толпа лежит кверху пузом и глазеет на обалдевших новичков.

  – Ну как? – наперебой спрашивают тетки.

  – Нормально, – отвечаю я, стараясь не глазеть по сторонам.

  Под нами справа – Лева, слева – наша любимая Беговуха. Вижу широкую скальную полку – окончание вчерашнего маршрута. Внизу копошатся маленькие фигурки. На реке кто-то купается. Видно далеко-далеко. Или берет начало в Китае, и доносит свои воды в Балхаш.

  – Не спи, замерзнешь, – сверху дергают веревку, и я подымаюсь еще и еще.

   Тропинка, по которой мы шагаем, на краю вертикальной пропасти. Вернее, хуже. Давящая высотой пропасть с обеих сторон, но с одной стороны чуть пониже и покруче.

   – Город, – основательно итожит Витюля.

   Его лицу чужда и тень страха.

   Но я вижу одну нескончаемую, плавную ленту реки. Кажется, она у самых ног, а я балансирую на лезвии бритвы над бездной. Меня за шкурку теребят неунывающие тетки. Слишком выпучил глазки наружу. Это весело.

   Двинулись к Серпу и Енбеку. За перегибом скалы веревка медленно ползет через сдвоенные, страховочные карабины на анкерном столбе. Кто-то лазит по трассам и в праздники.

  Я наклонился через край и впритык, близко увидел руку и каску. Конечности вместе с их обладателем чудом держались на гладкой вертикальной стене. Пальцы вцепились в крошечные зацепы. Их кончики белые пребелые.

  – Куда прешь! – праведно и истошно заорали соплеменники.

   Я получил легкую взбучку. И опять подъемы, спуски и подъемы. Внизу Бастион. Здесь крупноблочно, габаритно. Мы над стеной, на массивном выступе козырьке. Он обрывается вниз не стеной, хуже. Под ногами голимая пустота. Край мира.

  – Исторический кадр, – балагурит Володя.

  Его движения, ужимки опереточно вызывающи, смешливы, резки. Высота, будто пьянящее море. Эта стихия захватывает его полностью.

  – Тетки, ко мне, – он по-отечески берет за самостраховки Татьяну и Верунью и вместе с собой пристегивает их к страховочному тросу.

  Они боятся, но тренеру наплевать. Он мягко, но аргументировано настаивает, и бравая троица откидывается с отвесного края карниза над бездной. Тетки в притворном испуге мельтешат руками, мило улыбаются остальным...

   Трос был – миллиметров двенадцать. В процессе тренировки, срыва на нем повисают два человека. Случаются пиковые нагрузки, рывки. Может в секунду кг сто и потянет. Но его ржавому железу уже тогда настучало лет десять. А их трое, на одном волоске... Я до сих пор боюсь за эту троицу над Бастионом. Она замерла во мне навсегда.

   Ноги смешно задираются вверх. Будто сами по себе. Качусь подошвами по мелкой осыпи. И ни капельки не страшно. Нахрапистая уверенность в собственной силе. Внизу лагерь. Накрыт стол. Эх, пообедаем.

  – Ожили ? – подтрунивает Володя.

  Конечно ожили, не то что на высоте. На мох ногу не ставь. Зацеп подергай, а потом бери. Да, неприятственно, когда под тобой лишние семьдесят метров полета. А ветер шевелит вздыбленные волосенки.

   – Шарики отвязывай! Приехали! – галдят старики.

   Мой лично лопнул Юрка – брат Володи. Зато разрешили снять сбрую (так Квашнин обвязки называет). Полегчало. Особенно за чаем.

   Но отдохнуть по-настоящему опять же не дали. Я последние чаинки сплевывал, когда мужички загоношились.

   – С горки кататься будем, с горки, – и усмехаются не добро и загадочно.

  Долго перлись по пыльной осыпи вверх и на противоположный склон. Правда, и по скале шли немного, но так – в связки не цеплялись. Полого. Наверху скала странная – в дырочку. Сама круглая и дырки такие же. Метров сорок – сорок пять высотой. На ее темечке глыба с дом – чудом каким-то прилепилась. Я лезть на макушку не захотел. Она над пропастью почти половиной тела нависла – того гляди, вальнется.

   – Она не падала ? – спрашиваю у мужиков.

  – Падала, – со вкусом и весомостью отвечает Горбунов, – три раза на место ставили.

  Ну ржут хором. А что смеяться, когда из щели арматура, трубы торчат. Значит кто-то сдуру пробовал махину свалить. Но куда там – в ней тонн сто, не меньше.

   Мужики трос натянули между двумя огромными скальными болдами. Вот тебе и горка. Под тобой метров пятнадцать не меньше. За трос карабином цепляешься – и поехали на салазках. Весь в веревках будто паук в паутинке. Страхуемся по полной программе. Но тетки орали как резаные. Я и не пикнул. Скатился целых два раза и кучку синяков заработал.

   Тут ведь не рассчитаешь. Веревку то передадут, то зажмут лишнего. А карабин по тросу – сыр по маслу. Скорость в три секунды набираешь. Дух захватывает.

   Поздно вечером, при свете костра нас принимали в скалолазы по-спартаковски. Вот это было зрелище. Нет, нас не мазали пастой и сажей. Нас не били калошами по бренному заду. Первый тест – на боязнь высоты. Мы, новички сидели в палатке и нас вызывали по одному.

   Я вышел вперед, чтобы не ждать. Предложили с завязанными глазами прыгнуть вниз с доски. Предупредили, что двое будут подымать ее над землей повыше, а я могу держаться за их головы.

   Из-под повязки ничего не видно. Как курица на хлипком насесте. Доску оторвали от земли, она заходила ходуном под моим весом. Я придерживался за макушки подымающих доску. Она медленно уходила вверх, а их головы вниз.

   Вскоре я был вынужден присесть, чтобы не потерять дружеские опоры под руками. Вокруг кричали – прыгай, а я не решался. Я не видел землю из-за повязки и боялся подвернуть грешные ноги. Наконец смущение одолело страх, я переклонился... И сразу же ткнулся коленями и носом в заботливо расстеленный спальник.

   Сорвал повязку, мои провожатые катались по земле и камням, крепко держась за животы. И правда, в этой ситуации лопнуть от смеха не мудрено. Я потом сам испробовал на сотоварищах. Доску поднимали долго и упорно, сантиметров десять над землей. А те, за чьи головы ты держишься, садились на карачки медленно и равномерно. Иллюзия полнейшая.

   Все уходит вниз, и тело теряет опору. Оно трепещет перед высотой, не представляя ее реальных размеров. Она кажется гибельной. И ты не веришь ни во что. Не веришь крикам, что ЭТО надо, что ЭТО надо делать только так, что ВСЕ будет нормально.

   Я новичок. Я действительно не верю в руки, которые держат мою жизнь на страховке, на траверсе, на турнике. Я еще не знаю, что здесь невозможно предавать, даже если на карту поставлено главное, что имеешь – жизнь.

   Это самое сложное и самое заманчивое. Учиться не предавать и не быть преданным. Наверное, именно это искусство и заворожило меня, втянуло в новый мир будто воронка. Ведь путь – это шаг, а страх лишь повод для преодоления.

   Затем преподнесли великое множество развлечений: битвы на подушках, телескоп, чихи. Не стоит выдавать маленьких, местных секретов, но, поверьте, каждое оказалось исключительно забавным.

   А потом начались послепраздничные будни. Я мог делать по пять подъемов в день, но хотел большего. Болели в кровь сбитые колени. Тело покрылось ссадинами и царапинами. Скалы обтирали меня наждачной бумагой. И уже казалось, что иначе и быть не может. Я привыкал терпеть.

   Зато перезнакомился с каждым и обрел назначенное место в новой компании. Оно не оказалось значительным, но цели, которые маячили впереди, обещали многое. Ради этого можно поступиться любым самолюбием. А может, я слишком сильно верю и желаю большего.

   Обратно возвращались той же дорогой, правили на ту же опору. Хотелось домой, в город. Он теперь не казался жарким и душным. Здесь втройне жарче. Водички бы сейчас. Чтоб из-под крана. Почувствовать, как она пробегает холодом из горла в слипшийся желудок.

   Дорога пыльная и более долгая, чем в первый раз. Полдень. Солнце висело над нашими макушками, и тренер вследствие сложившихся обстоятельств, и личного желания шагать без майки сгорел как рак в течение получаса. Но Горбунов не умеет унывать, он поойкивает, смеется сам, а более веселит других. Даже в автобусе до долгожданного города.

   Добрались домой поздним вечером. Я загорел и подгорел довольно основательно. Особенно это проявлялось на бледном фоне окружающих. Слишком быстро ем и слишком много рассказываю. Глотаю разнообразные морсики и кваски литрами. Пустота желудка будто у голодного волка. Сам не заметил, как свалился под бременем усталости и заснул.

   Но и ночь не успокоила внутренности. Несколько раз просыпался от жажды. Жаркое солнце Или подсушило меня как рыбу на коптилке. До него я был слегка покрыт салом бездеятельности, а теперь в силу обстоятельств, жирок вытапливался потихоньку.

   3.

   Хожу на тренировки в понедельник, среду и пятницу. Играем в футбол, бегаем, растягиваемся, ну и силовая часть. В футбол я им дал по самые уши. У меня мячик к ноге привязанный. Подтягиваюсь не очень, зато отжимания идут, дай Боже.

   Недавно видел, как Гриша подтянулся на турнике двадцать раз подряд. Это смотрелось. Ровно, уверенно и больше, чем может присниться. Гриша вполне самостоятелен, не то что мы. С Володей он особенно неуступчив, вызывающ. И наш тренер не разговаривает с ним как с прочими. А я пашу словно бобик, и любой меня учит. Ничего, где наша не пропадала.

   Экзамены после восьмого класса сдавал без особой напруги, мешая тройки с четверками направо и налево. Чего жадничать? Мне разрешили не появляться на тренировках, но я приходил все равно. Мужики упорно наставляют меня, как делать то или это упражнение. У каждого свои подходы, своя рассудительность. Но серьезные, аж жуть.

   Тетки то ко мне, то от меня, но тоже важные. Особенно Татьяна. Я пока плохо разбираюсь в дворцовых перипетиях. Мои сотоварищи новички, как новички. Лосев, тот почти на тренировки не ходит и курить снова начал.

   Олег Маликов покруче – пришел пораньше и нас привел. Парень основательный. Если пожрать, так из своей посуды, если снаряжение, то для себя – личное, меченное. Ну остальные, Ольга Мусаева, еще девчонки. Долго в секции не протянут. Нагрузки и прочее.

   А старики? О Грише я рассказывал. Он стоит если не над всеми, то поодаль. Он КМС, женат и самое странное, хочет завязывать. Это так далеко от меня, как и его двадцать девять с хвостиком лет от моих неполных пятнадцати.

   Вот разрядники – другое дело. Очень даже рядом. Например, Игорек Трусилов. У него первый взрослый, но бегает вразвалку и со свистом, да и подтягивается кое-как. А Якунин имеет только второй, но здоровенный, будто Геракл.

   Я видел, как в клубе альпинистов Витюлю торжественно поздравляли с присвоением спортивного звания. Наш Геракл светился словно пряник, когда трясли его руку. Далековато мне до принародных поздравлений.

  Горбунов младший, тот на тренировке лентяй, но, говорят, лазает очень не слабо. А вот Татьяна, у нее хоть и первый разряд, зато она на городе третьей была. Там выступает по сто участников, КМСы разные, а она в призерах. Поэтому Горбунов вокруг нее и вертится – талант.

   Это, так сказать, коренные старики. А есть и помельче – Мархлевский, Амирка Минбаев, Саня Якно. Они не намного и старше, как вначале показалось. Просто поопытней.

   Сразу после экзаменов я стал готовиться к новой поездке на Или. Это вам не просто так, а почти спортивные сборы. Продлятся черт те сколько – недельки две. На одной из тренировок нам предложили задержаться. На лавочке у входа в стадион. Распределили что из продуктов брать, что из снаряжения. Самый почетный и тяжелый рюкзак у Витюли. Все железо на нем.

   А нам – новичкам, кишка тонка. Продуктов мелочь, а из прочего снаряжения мне достались веревки сорок метров, да кувалда. Веревку дали, кувалду я спер на стройке. На пару с вездесущим добытчиком Маликовым.

   Собираясь, складывал рюкзак по новым правилам: мягкое под спину, тяжелое на самый низ, а что повкуснее, то поближе. Кувалду решил нести в руках – для пущей важности. Так к автовокзалу и отправился, при полном вооружении.

   В этот раз в ожидании автобуса под стелой с часами старики нашли для себя довольно экстравагантное развлечение. Сама стела состояла из вертикальных ребер жесткости, и представляла собой заманчивый тренажер. Поглазеть на игры идиотов народу сбежалось предостаточно. Хорошо хоть не милиция. А мы забирались кто выше. Ноги в распор, как на картинке.

   По времени всех приколол Гриша, но Горбунов рассмешил еще более. Он расклинился в межреберном пространстве стелы на высоте метров так-эдак семь. Пятой точкой в одно ребро, ногами в другое. Володя вместился так замечательно, что скрестил свободные руки словно циркач в трюке – на животе. Даже Гриша смеялся: так удобно, будто в кресле, расположился наш тренер на эдакой высоте.

   Вы никогда не пробовали носить десятикилограммовую кувалду по степи пять километров под ряд? Если нет, то попробуйте – изумительное занятие. На четвертом забываешь обо всем, кроме самой кувалды. Мне советовали положить ее в рюкзак, но я бурно отказался. В конце концов, должен же я иметь хоть капельку собственного мнения?

   Так и получилось : лень нашла мне работу, а упрямство довело до абсурда. Упрямство вещь непроходимая. Я оттянул руки так, что почти не мог лазать на следующий день. Чем заработал втык и внеочередное дежурство.

   Главное дело – лазанье получалось у меня из рук вон плохо. Я с детства привык, что любые упражнения идут у меня почти с первого раза: и учеба, и игры, и тренировки. А тут что-то заклинило, шестеренки не проворачивались, ну никак. А хочется, Бог мой, как хочется.

   Вот у Амира на скале выходит лучше, складнее. По беговухе он летает как заводной. Мы осваиваем другие трассы в Гавани, но он и тут впереди на шаг, а то и на два.

   Прямо напротив нашей стоянки еще одна скала. Она посложнее. Впрочем, скал, простых для тренировки, нет. Просто у кого-то мало воображения. Ограничьте себя слева и справа. Представьте коридор, который может быть прям, как натянутая струна или запутан, как хороший кроссворд, и вперед. Шаг вправо – нарекания страхующих товарищей. Шаг влево, и злишься сам на себя – ведь мог же?

   Новая скала начинается вертикальной, местами нависающей стенкой высотой метра четыре. Этот пояс у самой земли, и он обрамляет ее по горизонтали. Дальше – полого и забегано стандартными маршрутами. А здесь – внизу штук пятнадцать выходов. Все разные. Каждый сложен по-своему. Я уже искарябан с лодыжек до кончика носа. Я никак не могу пройти Одуванчик.

   Нет, этот выход похож на свое пушистое название только формой закругления стенки снизу вверх. Весь он покрыт острыми мелкими зацепками, величину коих никак не хотят осваивать мои бедные пальцы. Разжимаются, хоть тресни.

   А вот Амирка Минбаев играючи проносится мимо нас. Горбунов лихо щелкает секундомером и орет «Давай!». А нам что давать? Мы переходим в разряд простых смертных, а Амир в личность с намеком на чемпионство. Обидно до одури.

   Утром побежали на зарядку подальше – до Бастиона. Я еще не обследовал эти места, пока столько обязанностей, что ничего не успеваю. Нами как обычно руководит Мархлевский. Ноги легко шлепают по каменистой тропинке. Справа река, слева за нагромождением огромных глыб, утыкавших склон, основание Броненосца. Саня сосредоточенно работает ногами чуть впереди меня.

   Теперь я не рвусь вперед. Все одно, если побежать быстрее, ему меня не догнать. Витюля – тот достанет, когда захочет. Но он равномерен как машина, на зарядке мелочиться не станет. Подрыгали ногами и руками тщательно и со вкусом. Разминка по правилам. Пошли с Витюлей и Александром смотреть скальные рисунки, давно хотел.

   Почти у подножия скалы – гладкая, круто стоящая плита метров десять по периметру. Солнце и ветер славно отполировали ее, сделали зеркально-коричневой. На ней выбито резцом штук шесть изображений Будды. В центре Просветленный сидит в позе Лотоса, улыбчивый и шестирукий.

   Красиво, как в музее, но ничего особенного. Похлопали Будду руками. Я сильно высоко не лазал, не то что Мархлевский. Страшновато без веревки. Мужики говорят, здесь был караван сарай на пути в Китай. Некоторые камни закопченные дымом костров, черные.

   Веет стариной. Найти бы какой кувшинчик, желательно позолоченный. Да в многочисленных расщелинах кроме дерьма, мусора и паутины подозрительной ничего не обнаруживается.

   Но это еще довольно безобидно. Пыль, ветер и солнечный жар переработают отходы в считанные дни. А вот современное рисовальное творчество... Как видно вдохновленные близостью загадок древности, наши горе художники избороздили порядочное количество камней неверной, но щедрой на дурную фантазию рукой.

   Сообщения их до глупости стандартны – нарицательные имена, даты, кто кого любит и уважает. Маликов кричит, что за надписи надо давать по мордам. Я с ним согласен, но можно и пинка хорошего. А пока мы не спеша возвращаемся в лагерь, умытые и проснувшиеся окончательно.

   Сегодня дежурит Горбунов младший. Худой, резкий как пистолет. Все ему не так. Красная майка из-под трико выпущена, принеси, подай, что сиднем сидишь? Хоть дух перевести? Так нет, не дает. А сам готовит неважно, не то что тетки.

   Юрка личность непростая, себе на уме. Играет на гитаре отменно, лазает лучше большинства. К работе привычный, балагур еще тот. Да вот между братьями идет война. Не Великая Отечественная, больше смахивает на холодную. Но фитиль тлеет не переставая.

   Юра ерепенится, пытается встать в позу частного лидера. Но с Володей в одной компании такой фокус вряд ли возможен. Хотя, так сказать, оппозиция. И глубокая, как оборонительный окоп. А тут ежевечерние разборы тренировок и поведения.

   Дело началось с восхождений, так они объясняют. На горе ругаться нельзя, неизвестно в какой срыв вылезет. Ну слезут, встанут на ровном месте и пошло: ты пошто каменьями сыпешь, ты на каком месте узел завязал...

   Занятие понятное и нужное. Когда последняя жизнь на страховочке в руках у другого, и лететь ой как далеко, не пожелаешь, чтобы рядом из себя идиота строили. Я ни разу не слышал о том, что бы кто веревку выпустил, с испуга или по недомыслию. А вот как петелька сверху повешена? Она туда-сюда, туда-сюда под страховкой болтается.