Текст книги "История российского сыска"

Автор книги: Петр Кошель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 39 страниц)

30 мая 1937 года Политбюро приняло решение: «Отстранить тт. Гамарника и Аронштама от работы в Наркомате обороны и исключить из состава Военного совета как работников, находящихся в тесной групповой связи с Якиром, исключенным ныне из партии за участие в военно-фашистском заговоре».

Гамарник в это время был болен и находился у себя на квартире. 31 мая 1931 года заместитель начальника Политуправления РККА А. С. Булин и начальник управделами НКО И. В. Смородинов по приказанию Ворошилова приехали к Гамарнику и объявили ему приказ НКО об увольнении из РККА. Сразу же после их ухода Гамарник застрелился.

На следующий день в «Правде» и других газетах было опубликовано: «Бывший член ЦК ВКП(б) Я. Б. Гамарник, запутавшись в своих связях с антисоветскими элементами и, видимо, боясь разоблачения, 31 мая покончил жизнь самоубийством».

1—4 июня 1937 года в Кремле на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны СССР с участием членов Политбюро обсуждался доклад Ворошилова «О раскрытом органами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА». Кроме постоянных членов, на Военном совете присутствовали 116 военных работников, приглашенных с мест и из центрального аппарата Наркомата обороны. Необходимо отметить, что к 1 июня 1937 года двадцать членов Военного совета уже были арестованы как «заговорщики».

Перед началом работы Военного совета все его участники были ознакомлены с показаниями Тухачевского, Якира и других «заговорщиков». Это создало напряженную атмосферу с самого первого дня работы совета.

Широко использовав сфабрикованные следствием ложные показания арестованных, Ворошилов в докладе утверждал (цитируется по стенограмме):

«Органами Наркомвнудела раскрыта в армии долго существовавшая и безнаказанно орудовавшая строго законспирированная контрреволюционная фашистская организация, возглавлявшаяся людьми, которые стояли во главе армии... О том, что эти люди – Тухачевский, Якир, Уборевич и ряд других людей – были между собой близки, это мы знали, это не было секретом. Но от близости, даже от такой групповой близости до контрреволюции очень далеко...

В прошлом году, в мае месяце, у меня на квартире Тухачевский бросил обвинение мне и Буденному в присутствии тт. Сталина, Молотова и многих других в том, что я якобы группирую вокруг себя небольшую кучку людей, с ними веду, направляю всю политику и т. д. Потом на второй день Тухачевский отказался от всего сказанного... Тов. Сталин тогда же сказал, что надо перестать препираться частным образом, нужно устроить заседание ПБ и на заседании подробно разобрать, в чем тут дело. И вот на этом заседании мы разбирали все эти вопросы и опять-таки пришли к прежнему результату».

Ворошилов в докладе призывал «проверить и очистить армию буквально до самых последних щелочек», заранее предупреждая, что в результате этой чистки «может быть, в количественном выражении мы понесем большой урон».

Далее Ворошилов заявил:

«Я, как народный комиссар, откровенно должен сказать, что не только не замечал подлых предателей, но даже когда некоторых их них (Горбачева, Фельдмана и других) уже начали разоблачать, я не хотел верить, что эти люди, как казалось, безукоризненно работавшие, способны были на столь чудовищные преступления.

Моя вина в этом огромна. Но я не могу отметить ни одного случая предупредительного сигнала и с вашей стороны, товарищи... Повторяю, никто и ни разу не сигнализировал мне или ЦК партии о том, что в РККА существуют контрреволюционные конспираторы...»

2 июня 1937 года на Военном совете выступил Сталин. Сославшись на показания самих арестованных, он сделал вывод, что в стране был военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами. По его утверждению, руководителями этого заговора были Троцкий, Рыков, Бухарин, Рудзутак, Карахан, Енукидзе, Ягода, а по военной линии – Тухачевский, Корк, Эйдеман и Гамарник.

«Это – ядро военно-политического заговора, – говорил Сталин, – ядро, которое имело систематические сношения с германскими фашистами, особенно с германским рейхсвером, и которое приспосабливало всю свою работу к вкусам и заказам со стороны германских фашистов».

Сталин уверял, что из тринадцати названных им руководителей заговора десять человек, то есть все, кроме Рыкова, Бухарина и Гамарника, являются шпионами немецкой, а некоторые и японской разведок. Так, говоря о Тухачевском и других арестованных военных, Сталин заявил:

«Он (Тухачевский. — Авт.) оперативный план наш, оперативный план – наше святое святых, передал немецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион... Якир – систематически информировал немецкий штаб... Уборевич – не только с друзьями, с товарищами, но он отдельно сам лично информировал, Карахан – немецкий шпион, Эйдеман – немецкий шпион, Корк (в стенограмме ошибочно повторно назван Карахан. — Авт.) информировал немецкий штаб, начиная с того времени, когда он был у них военным атташе в Германии».

По словам Сталина, Рудзутак, Карахан, Енукидзе были завербованы Жозефиной Гензи (Енсен), разведчицей-датчанкой, состоявшей на службе у германского рейхсвера. И она же помогла завербовать Тухачевского.

Обвиняя этих лиц в шпионаже, Сталин на Военном совете заявил:

«Это военно-политический заговор. Это собственноручное сочинение германского рейхсвера. Я думаю, эти люди являются марионетками и куклами в руках рейхсвера.

Рейхсвер хочет, чтобы у нас был заговор, и эти господа взялись за заговор. Рейхсвер хочет, чтобы эти господа систематически доставляли им военные секреты, и эти господа сообщали им военные секреты. Рейхсвер хочет, чтобы существующее правительство было снято, перебито, и они взялись за это дело, но не удалось. Рейхсвер хотел, чтобы в случае войны было все готово, чтобы армия перешла к вредительству с тем, чтобы армия не была готова к обороне, этого хотел рейхсвер, и они это дело готовили.

Это агентура, руководящее ядро военно-политического заговора в СССР, состоящее из десяти патентованных шпиков и трех патентованных подстрекателей-шпионов. Это агентура германского рейхсвера.

Вот основное. Заговор этот имеет, стало быть, не столько внутреннюю почву, сколько внешние условия, не только политику по внутренней линии в нашей стране, сколько политику германского рейхсвера.

Хотели из СССР сделать вторую Испанию и нашли себе и завербовали шпиков, орудовавших в этом деле. Вот обстановка».

Сообщив, что по военной линии уже арестовано 300—400 человек, Сталин попенял, что дело о военном заговоре все-таки «прошляпили, мало кого мы сами открыли из военных». Он заявил, что разведка по военной линии плоха, слаба, что внутри чекистской разведки нашлась целая группа, работавшая на Германию, Японию, Польшу. Выразив недовольство отсутствием разоблачающих сигналов, Сталин заявил: «Если будет правда хотя бы на пять процентов, то и это хлеб».

Поверив утверждениям Сталина и Ворошилова и приняв за достоверные показания самих арестованных, участники Военного совета резко осуждали «заговорщиков», заверяли в своей безграничной преданности партии и правительству.

Однако из 42 выступивших по докладу Ворошилова 34 были вскоре арестованы как «заговорщики».

5 июня 1937 года Сталин принял Молотова, Кагановича и наркома внутренних дел СССР Ежова. В тот же день из большой группы арестованных в апреле—мае 1937 года военнослужащих были отобраны для судебного процесса по делу о военном заговоре Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич, Эйдеман и Фельдман, а для придания делу троцкистской окраски в эту же группу были включены Примаков и Путна, действительно разделявшие до 1927 года троцкистские взгляды. Индивидуальные уголовные дела на всех этих лиц 5 июня 1937 года были объединены в одно групповое дело.

7 июня 1937 года Сталин, Молотов, Каганович и Ворошилов приняли Ежова и Вышинского. В этот же день был отпечатан окончательный текст обвинительного заключения по делу. Вслед за этим в НКВД были приняты меры к немедленному окончанию следствия по делу о военном заговоре.

7 июня 1937 года было предъявлено обвинение Примакову, 8 июня – Тухачевскому, Якиру, Уборевичу, Корку, Фельдману и Путне по статьям 58-1, 58-3, 58-4, 58-6, 58-8 и 58-9 Уголовного кодекса РСФСР (измена Родине, шпионаж, террор и т. п.).

9 июня 1937 года Вышинский и помощник главного военного прокурора Л. М. Суббоцкий провели в присутствии следователей НКВД короткие допросы арестованных, подтвердив прокурорскими подписями достоверность показаний, данных арестованными на следствии в НКВД.

В архиве Сталина находятся копии этих протоколов допроса. На протоколе допроса Тухачевского имеется надпись: «Т. Сталину. Ежов. 9. VI. 1937 г.».

9  июня 1937 года, в день окончания следствия по делу о военном заговоре, Вышинский два раза был принят Сталиным. Во время второго посещения, состоявшегося в 22 часа 45 минут, присутствовали Молотов и Ежов. В тот же день Вышинский подписал обвинительное заключение по делу.

В обвинительном заключении утверждалось, что в апреле—мае 1937 года органами НКВД был раскрыт и ликвидирован в Москве военно-троцкистский заговор, в руководство которым входили Гамарник, Тухачевский и другие. Военно-троцкистская организация, в которую вступили все обвиняемые по этому делу, образовалась в 1932—1933 годах по прямым указаниям германского Генштаба и Троцкого. Она была связана с троцкистским центром и группой правых – Бухарина и Рыкова. Занималась вредительством, диверсиями, террором и готовила свержение правительства и захват власти в целях реставрации в СССР капитализма.

После Вышинского в 23 часа 30 минут Сталиным, Молотовым и Ежовым был принят редактор «Правды» Л. Мехлис.

11 июня 1937 года в «Правде» было опубликовано сообщение об окончании следствия и предстоящем судебном процессе по делу Тухачевского и других, которые, как говорилось в сообщении, обвиняются в нарушении воинского долга (присяги), измене Родине, измене народам СССР, измене Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

10  июня 1937 года состоялся чрезвычайный пленум Верховного суда СССР, заслушавший сообщение Вышинского о деле по обвинению Тухачевского и других. Пленум постановил для рассмотрения этого дела образовать Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР. В его состав были введены председатель военной коллегии Верховного суда СССР Ульрих, заместитель наркома обороны Алкснис, командующий Дальневосточной армией Блюхер, командующий Московским военным округом Буденный, начальник Генштаба РККА Шапошников, командующий Белорусским военным округом Дыбенко и командующий Северо– Кавказским военным округом Каширин.

Инициатива создания специального военного суда для рассмотрения дела Тухачевского и других и привлечения в состав суда широко известных в стране военных руководителей принадлежала Сталину. Выбор их был не случаен, все они участники Военного совета при наркоме обороны СССР и выступали на июньском заседании совета в присутствии Сталина с резким осуждением Тухачевского, Якира, Уборевича как «заговорщиков».

Бывший член военной коллегии Верховного суда СССР И. М. Зарянов, участвовавший в судебном процессе по делу Тухачевского в качестве секретаря суда, в 1962 году в своем объяснении написал:

«Из разговоров с Ульрихом я понял, что Особое присутствие, членами которого являлись только маршалы и командармы, создано по инициативе Сталина. Целью создания этого специального военного суда Сталин ставил поднять этим авторитет суда и убеждение в правильности приговора».

10 июня 1937 года состоялось подготовительное заседание Специального судебного присутствия Верховного суда СССР, вынесшего определение об утверждении обвинительного заключения, составленного Вышинским, и предании суду Тухачевского и других. После передачи дела Тухачевского и других в суд от них требовали показаний на различных военачальников, и в частности на самих судей Специального судебного присутствия Верховного суда СССР.

Так, 10 июня 1937 года от Примакова были получены показания, компрометирующие трех членов суда: командармов Каширина, Дыбенко и Шапошникова. Допрашивавший Примакова следователь Авсеевич в объяснении в 1962 году сообщил:

«На последнем этапе следствия Леплевский, вызвав к себе Примакова, дал ему целый список крупных командиров Советской Армии, которые ранее не фигурировали в показаниях Примакова, и от имени Ежова предложил по каждому из них написать... Так возникли показания Примакова на Каширина, Дыбенко, Гамарника, Куйбышева, Грязнова, Урицкого и других.

Перед судом обвиняемым разрешили обратиться с последними покаянными заявлениями на имя Сталина и Ежова, создавая иллюзию, что это поможет сохранить им жизнь. Арестованные написали такие заявления».

Какое к ним было отношение, показывает такой факт. На заявлении И. Э. Якира имеются следующие резолюции: «Подлец и проститутка. И. Ст.», «Совершенно точное определение. К. Ворошилов и В. Молотов», «Мерзавцу, сволочи и бляди одна кара – смертная казнь. Л. Каганович».

Незадолго до начала судебного процесса было проведено в Особом отделе НКВД СССР совещание, на котором Леплевский дал указание следователям еще раз убедить подследственных, чтобы в суде они подтвердили свои показания, и заявить, что признание в суде облегчит им участь. Следователи, фабриковавшие дело, сопровождали своих обвиняемых в суд, находились с ними в комнатах ожидания и были в зале суда. Накануне процесса арестованные вызывались к Леплевскому, который объявил, что завтра начнется суд и что судьба их зависит от их поведения на суде.

11 июня 1937 года в Москве Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР в закрытом судебном заседании рассмотрело дело по обвинению Тухачевского и других. После зачтения обвинительного заключения все подсудимые, отвечая на вопросы председателя суда, заявили, что они признают себя виновными. В дальнейшем они, выполняя требования работников НКВД, подтвердили в суде в основном те показания, которые дали на следствии.

Вот некоторые моменты, характеризующие ход судебного процесса. Выступление Якира на судебном процессе в соответствии с замыслами организаторов должно было подсказать линию поведения другим подсудимым – разоблачать происки Троцкого и фашистских государств против СССР. При этом всячески подчеркивалась роль Тухачевского в заговоре.

Однако когда Блюхер, пытаясь конкретизировать подготовку поражения авиации Красной Армии в будущей войне, задал об этом вопрос, то Якир ответил: «Я вам толком не сумею сказать ничего, кроме того, что написано следствию».

На вопрос председателя суда о том, в чем выразилось вредительство по боевой подготовке, Якир уклончиво заявил: «Я об этом вопросе говорил в особом письме».

Тухачевский в суде некоторые обвинения не подтвердил.

Когда же Уборевич стал отрицать обвинение во вредительстве и шпионаже, суд прервал его допрос, а после перерыва, продолжавшегося один час, перешел к допросу других подсудимых.

При допросе в суде Якир и Уборевич отрицали обвинения в шпионаже. Так, на вопрос Дыбенко, обращенный к Якиру: «Вы лично когда конкретно начали проводить шпионскую работу в пользу германского Генерального штаба?» – подсудимый Якир ответил: «Этой работы лично непосредственно я не начинал». Когда Дыбенко спросил Уборевича: «Непосредственно шпионскую работу вы вели с немецким Генеральным штабом?» – Уборевич ответил суду: «Не вел никогда». На вопрос Ульриха, адресованный Тухачевскому: «Вы утверждаете, что к антисоветской деятельности примкнули с 1932 года, а ваша шпионская деятельность, ее вы считаете антисоветской, она началась гораздо раньше?» – последовал ответ Тухачевского: «Я не знаю, можно ли было считать ее шпионской...»

Эйдеману при допросе в суде было задано всего три вопроса.

Судьба подсудимых была предрешена заранее. Бывший секретарь суда Зарянов в 1962 году сообщил: «О ходе судебного процесса Ульрих информировал Сталина. Об этом мне говорил Ульрих, он говорил, что имеется указание Сталина о применении ко всем подсудимым высшей меры наказания – расстрела».

Объяснения Зарянова о встрече Сталина с Ульрихом подтверждаются регистрацией приема Сталиным Ульриха 11 июня 1937 года. Из записи видно, что при приеме Ульриха Сталиным были Молотов, Каганович и Ежов.

В день суда в республики, края и области Сталиным было направлено указание:

«Нац. ЦК, крайкомам, обкомам.

В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими ЦК предлагает вам организовать митинги рабочих, а где возможно, и крестьян, а также митинги красноармейских частей и выносить резолюцию о необходимости применения высшей меры репрессии. Суд, должно быть, будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра, т. е. двенадцатого июня.

Секретарь ЦК                                                                   Сталин».

11.VI. 1937 г.

11 июня 1937 года в 23 часа 35 минут председательствующий Міьрих огласил приговор о расстреле всех восьми осужденных. Приговор был приведен в исполнение 12 июня 1937 года. По указанию Сталина повсеместно были проведены собрания и митинги, сообщение о приговоре и приведении его в исполнение были опубликованы во всех газетах и объявлены в приказе Ворошилова по армии. Все это вело к дезинформации военных организаций и советской общественности о положении в Красной Армии.

Как отмечалось выше, решения февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года, требования Сталина и Молотова о проверке военного ведомства были восприняты органами НКВД как прямая директива о массовой чистке кадров армии и флота от имевшихся там вредителей, и уже через девять дней после суда над Тухачевским были арестованы как участники военного заговора 980 командиров и политработников, в том числе 29 комбригов, 37 комдивов; 21 комкор, 16 полковых комиссаров, 17 бригадных и 7 дивизионных комиссаров.

С ведома и разрешения Сталина органы НКВД по отношению к арестованным широко применяли физические меры воздействия, шантаж, провокации и обман, в результате чего добивались ложных показаний о «преступной деятельности» целого ряда видных военных работников, находившихся на свободе. Показания многих арестованных направлялись Сталину, который единолично, без какого-либо разбирательства, решал вопрос об аресте невинных людей.

Так, например, ознакомившись с протоколом допроса от 5 августа 1937 года арестованного заместителя начальника Разведуправления РККА М. К. Александровского, Сталин написал Ежову: «Арестовать: 1) Каширина, 2) Дубового, 3) Якимовича, 4) Дорожного (чекист), 5) и других».

В этом протоколе отметки «арестовать», «взять» были сделаны Сталиным против 30 фамилий.

Значительное число военачальников было арестовано также и с санкции Ворошилова. Так, 28 мая 1937 года НКВД СССР составил список работников Артуправления РККА, на которых имелись показания арестованных как на участников военно– троцкистского заговора. В этот список были включены помощник начальника Артиллерийского управления РККА комбриг Я. М. Железняков и многие другие, всего 26 командиров Красной Армии. На списке имеется резолюция Ворошилова: «Тов. Ежову. Берите всех подлецов. 28.V. 1937 года. К. Ворошилов».

В августе 1937 года из Наркомата обороны СССР в НКВД СССР было направлено письмо об аресте ряда видных руководящих военных работников. В данном случае Ворошиловым без какого-либо разбирательства были приняты решения об аресте руководящих военных работников. Активное участие в решении вопроса об аресте командиров и видных руководящих военных работников принимали в 1937—1938 годах начальник Управления Наркомата обороны по начсоставу Е. А. Щаденко, начальник Ілавного политического управления РККА Мехлис (на эту должность он был назначен вместо Гамарника), заведующий отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Г. М. Маленков.

В декабре 1937 года и январе 1938 года НКВД направил представление на имя Ворошилова об аресте ряда военачальников, в числе которых были член Военного совета Сибирского военного округа Н. А. Юнг, член Военного совета Северо-Кавказского военного округа К. Г. Сидоров, старший инспектор Главпура РККА, дивизионный комиссар Я. Г. Индриксон, заместитель начальника политуправления Северо-Кавказского военного округа корпусной комиссар А. М. Битте, член Военного совета Уральского военного округа А. В. Тарутинский и другие. На этих документах имеются резолюции Щаденко, Мехлиса и Маленкова.

Все эти командиры были арестованы и затем осуждены.

Из семерых военных работников (Ворошилов, Гамарник, Якир, Тухачевский, Егоров, Буденный и Уборевич), избранных XVII съездом ВКП(б) в состав Центрального Комитета партии, пятеро были объявлены в 1937—1938 годах врагами народа, участниками военного заговора, и только Ворошилов и Буденный сохранили свое положение, хотя на Буденного органы НКВД тоже сфабриковали показания о принадлежности его к заговору.

Среди членов ЦИК СССР, избранных на VII Всесоюзном съезде Советов, было 36 видных командиров и армейских политработников. Из этого числа 30 человек в 1937 году были объявлены «врагами народа». Из 108 членов Военного совета при наркоме обороны СССР к ноябрю 1938 года от прежнего состава осталось всего 10 человек.

В ноябре 1937 года из НКВД Сталину был направлен список на 292 человека с предложением об их расстреле. Список включал видных деятелей Красной Армии, имевших большие заслуги перед партией и государством.

В июле 1938 года Ежов направил Сталину список на 138 человек, а в сопроводительной записке, написанной карандашом на клочке бумаги, сообщал: «С. секретно, тов. Сталину. Посылаю список арестованных, подлежащих суду Военной коллегии по первой категории. Ежов. 26.VII.1938 г.». На списке имеется резолюция: «За расстрел всех 138 человек. И. Ст., В. Молотов».

Репрессированными оказались заместители наркома обороны СССР Егоров, Алкснис, Федько и Орлов, заместители начальника Генерального штаба РККА Левичев и Меженинов, заместители начальника Главпура РККА Булин и Осенян.

Были репрессированы 88 старших командиров округов, а также 8 начальников военных академий, институтов и школ: Кучинский. (Академия Генштаба), Немерзелли (Военно-политическая академия), Смолин (Военно-инженерная академия), Авиновицкий (Академия химической защиты), Егоров (Школа им. ВЦИК), Брынков (НИИ РККА), Милейковский (Научно-испытательный технический институт АККА), Бажанов (Научно-испытательный институт ВВС) и другие; 26 профессоров и преподавателей.

Не миновал репрессий и Военно-Морской Флот. Были арестованы и осуждены нарком ВМФ Смирнов, его заместитель Смирнов-Светловский, начальник морских сил РККА Викторов, начальник штаба морских сил Стасевич, командующие флотами Кожанов (Черноморский флот), Душенов (Северный флот), Киреев (Тихоокеанский флот), командующий Амурской флотилией Кодацкий-Руднев, начальник Военно-морской академии Лудри, начальник НИИ военного кораблестроения Алякринский, а также 22 военно-морских командира высокого ранга.

Были репрессированы, кроме того, четыре сотрудника советских военных представительств за рубежом и семь руководящих работников Осоавиахима. По обвинению в участии в военном заговоре в 1937—1938 годах арестованы и осуждены секретарь Совета Союза ЦИК СССР Уншлихт, секретарь Комитета обороны при Совнаркоме СССР и уполномоченный ЦК ВКП(б) в Монголии Таиров (Тер-Григорьян), заместитель наркома оборонной промышленности СССР Муклевич и начальник 8-го главного управления этого наркомата Нейман.

Всего в тот период было арестовано и осуждено военной коллегией Верховного суда СССР 408 человек руководящего и начальствующего состава РККА и ВМФ, 386 из них являлись членами партии. К высшей мере – расстрелу – был приговорен 401 человек, 7 – к различным срокам исправительно-трудовых лагерей. Изучение документальных материалов, хранящихся в архивах, а также опрос лиц, причастных к событиям тех лет, позволили установить, что дело по обвинению Тухачевского и других военных фальсифицировано, а признания обвиняемых на следствии получены недозволенными методами.

В те годы органы зарубежных разведок систематически направляли по различным каналам дезинформационные материалы, которые должны были свидетельствовать о предательстве Тухачевского и других советских военных руководителей. В архивах Сталина обнаружены документы, подтверждающие стремление германских разведывательных кругов довести до него дезинформационные сведения о Тухачевском. Одним из последних документов такого рода было письмо корреспондента «Правды» в Берлине А. Климова, которое было направлено Сталину редактором «Правды» Мехлисом. В середине января 1937 года Юшмов передает как якобы достоверное сообщение о том, что в Германии «среди высших офицерских кругов упорно говорят о связи и работе германских фашистов в верхушке командного состава Красной Армии в Москве. В этой связи называется имя Тухачевского». Следует заметить, что его имя упоминается и в других дезинформационных материалах. В связи с этим в то время неоднократно обстоятельно проверялась достоверность подобных сведений, которые отвергались как полностью вымышленные и несостоятельные.

Необходимо отметить, что ни в следственном деле, ни в материалах судебного процесса дезинформационные сведения зарубежных разведок о Тухачевском и других военных деятелях не фигурируют. Свидетельств о том, что они сыграли какую-либо роль в организации дела военных, не обнаружено.