Текст книги "История российского сыска"

Автор книги: Петр Кошель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)

Несмотря на мое исключение, я все же продолжал состоять на учете в ЦК ВКП(б) и там решать все вопросы своих занятий. Будучи возвращен из ссылки в апреле 1934 года, я явился в ЦК, где вел беседы с т. Ежовым, от него получал указания о дальнейшем...

По возвращении из ссылки у меня произошло ухудшение в состоянии здоровья: я страдаю от последней контузии, и в настоящее время было воспаление слухового нерва...

В июле я подал в СНК прошение о пенсии. В октябре Н. И. Ежов сообщил мне, что вопрос о предоставлении мне пенсии решен положительно, и поручил своему секретарю помочь мне в продвижении оформления этого дела...

Самое существенное обвинение, предъявленное мне, заключается в ведении нелегальной контрреволюционной работы.

Все это обвинение покоится на предположениях и чудовищно ложных данных агентуры. Никакой подпольной работы против партии и правительства я не вел, никаких платформ не писал, никаких директив никому не давал.

Обвинение считает, что я «вел работу» на «старой платформе» 1920—1921 годов, не видя всей смехоты в подобной постановке...

Данного партии слова в 1926, 1929, 1932 годах я не изменял. Организационной же работы никогда не вел и публично высказывался против нее...»

Далее Шляпников описал свои встречи с Каменевым, Зиновьевым, Федоровым, Евдокимовым, Куклиным и при этом отметил:

«Все эти товарищи были мне более близкими знакомыми, чем Сафаров, но и они никогда не ставили передо мною вопросов нелегальной работы. И я сам был уверен, что они ее не ведут, как не вел ее и я сам... В июне 1933 года меня чистили и исключили из партии как «двурушника». Никаких оснований для этого, по моим понятиям и поведению, не было, и я терялся в догадках, в поисках подлинных мотивов моего исключения. За время с 1929 года я шел все время по пути примирения.

Политика партии в области развития народного хозяйства, построение социалистической базы не только в городах, но и на селе (коллективизация, укрепление совхозов) покрывали полностью все наши прошлые чаяния, все мои в этом деле ожидания.

Наконец, в марте 1934 года новый удар – ссылка. При этом, объявляя мне распоряжение о ссылке, заявляет (Рутконский), что никаких обвинений предъявить мне не имеет, что в ОГПУ дел против меня нет... Но из ссылки меня вскоре вернули. Я принял это как признание ошибочности совершенной надо мной расправы. Все это время я был занят или работой над рукописью, или поисками средств для жизни, ликвидируя часть своего имущества, своих инструментов и вещей, в ожидании обещанной в ЦК пенсии... На этом месте – арест...

Я прошу Вас проверить все возводимые на меня обвинения. Сам я готов помочь следствию разъяснением всего, что может быть ему непонятным в моих действиях.

За время моего партийного бытия я совершил много ошибок, но я давно вскрыл их публично и отошел от них. Находясь в заключении, я ни на один момент не терял надежды на полную и всестороннюю свою реабилитацию, так как никакой работы антипартийного и контрреволюционного характера я не вел».

Медведев на предварительном следствии также отрицал свое участие в создании и руководстве нелегальной деятельностью так называемых групп «рабочей оппозиции» и в связях на антисоветской платформе с Зиновьевым и Каменевым. В определенной мере политические настроения Медведева этого периода показывают его ответы на допросе 5 февраля 1935 года о взаимоотношениях со Шляпниковым:

«В письме, посланном мною Шляпникову А. Г. с оказией 4 июня 1934 года по вопросу о нашем (моем и Шляпникова) исключении из партии, я изложил свою точку зрения, заключающуюся в том, что это запоздалый эпизод политической борьбы господствующих политических сил в ВКП(б) со всеми неприемлющими идеологию и интересы этих сил.

Я считал, что наше «преступление» состояло в том, что я и Шляпников не уложились в прокрустово ложе «сталинской эпохи». Переписку с Шляпниковым в данном изложении я контрреволюционной не считаю...

Вопрос о моем восстановлении в ВКП(б) я не поднимал и поднимать не собирался по следующим соображениям:

а)  можно было бы поднимать вопрос о восстановлении, если бы это могло послужить для кого-либо организующим моментом, средством воздействия на какие-либо партийные круги, расположенные к нам;

б)  в случае попытки вернуться, это повлекло бы нас к необходимости подвергнуть себя всему тому гнусному самооплевыванию, которое совершили над собой все «бывшие»;

в)  вся история внутрипартийной борьбы за последние годы не оставляла никаких сомнений в том, что и нам не отведено ничего другого, кроме того, что имело место со всеми «бывшими», пытавшимися вернуться х своему прошлому.

Все свои надежды на избавление от положения военнопленного существующего режима я строил на ходе внутренних и внешних событий. В противном случае я знал, что буду обречен как жертва царящего у нас режима. Об этом я писал Шляпникову. Больше ни с кем из своих близких товарищей я вопрос о своем восстановлении в ВКП(б) не обсуждал».

Арестованный В. Демидов на допросах в январе—марте 1935 года дал показания по интересующим следствие фактам его биографии, о личных знакомых (в их числе он назвал С. И. Масленникова), объяснил наличие у него некоторых печатных документов оппозиционного характера желанием написать работу, посвященную истории оппозиции. В то же время он полностью отрицал наличие связей с Шляпниковым после 1930 года, категорически отвергал обвинения в провокаторстве до 1917 года.

Этих же позиций Демидов придерживался и на очной ставке с Ивановым, во время которой Иванов говорил о якобы имевших место контрреволюционных разговорах на даче-квартире Демидова в 1933—1934 годах. Демидов назвал эти утверждения ложными.

16 февраля и 30 марта 1935 года Демидов написал два письма в Центральную комиссию партийного контроля на имя Шкирятова и Ежова, в которых заявлял, что после X съезда партии он полностью отошел от взглядов «рабочей оппозиции» и никакой фракционной деятельностью не занимался. Демидов просил срочно вмешаться и разобраться в его деле.

Второе письмо, он завершал следующими словами: «...я считаю, что лучше самому рассчитаться с жизнью, чем подвергаться медленному, но верному уничтожению, уготованному мне в результате клеветы. В случае неполучения... ответа до 4 апреля я с 5 апреля начинаю смертельную голодовку».

Николаенко на первом допросе 21 января 1935 года показал:

«В подпольной организации «рабочая оппозиция» я не состоял и не состою. На нелегальных сборищах в квартире у Шляпникова я не участвовал... Никакой информации о контрреволюционной деятельности на Северном Кавказе я ни от кого не получал. Никаких установок о контрреволюционной деятельности никогда никому не давал».

На допросе 28 января 1935 года, отвечая на вопрос следователя, известно ли ему, что Шляпников является лидером контрреволюционной организации «рабочая оппозиция», Николаенко заявил: «Я знаю о том, что в период X и XI съездов РКП(б) Шляпников возглавлял группу «рабочей оппозиции». Ни X, ни XI съезды группу «рабочей оппозиции» контрреволюционной не рассматривали. Я до сих пор не знаю ни одного решения партии и ее ЦК, где «рабочая оппозиция» квалифицировалась бы контрреволюционной».

Аналогичные показания на следствии давали также Бруно, Масленников, Тихомиров и М. Прокопенко. При этом Прокопенко не скрывал, что передал своим сестрам Ружицкой и Ахмедовой принадлежавшие ему книги Троцкого и Зиновьева и револьверы, так как после ареста Медведева ожидал обыска и боялся навлечь на себя подозрения.

Жена М. Прокопенко и его сестры – Ахмедова, Догадина и Ружицкая допрашивались (Ружицкая – дважды) только по эпизоду передачи литературы и оружия. Указанный факт они подтвердили, причем Ружицкая заявила, что полученные от брата книги Троцкого и Зиновьева не сожгла.

Арестованные по данному делу Вичинский, Серебренников, Михайлов и супруги Тарасовы сначала отрицали предъявленные им обвинения в контрреволюционной деятельности, а затем дали признательные показания.

Такого же рода показания дали в ходе следствия и другие арестованные по этому делу лица. К следственным материалам по московской группе «рабочей оппозиции» были приобщены также показания Кадыгробова, Кунгурцева и Федотова, привлеченных по делу омской организации «рабочей оппозиции».

На основании всех этих показаний Шляпников, Медведев, Бруно, Николаенко и другие привлеченные по делу лица были признаны виновными в том, что являлись членами подпольной контрреволюционной группы «рабочей оппозиции» в Москве, «...периодически собирались на квартире у Шляпникова или Медведева, подвергали резкой контрреволюционной критике политику партии и Советской власти, вырабатывали свои контрреволюционные установки, которые распространяли среди остальных своих единомышленников в Москве и на периферии».

Как указывалось в обвинительном заключении по делу, под руководством московской группы в Омске, Одессе, Ростове и других городах СССР были созданы и вели контрреволюционную работу подпольные группы так называемой «рабочей оппозиции».

Обвиняемой по этому делу Тарасовой было инкриминировано, что она «разделяла политические установки «рабочей оппозиции», знала о контрреволюционных настроениях своего мужа и его единомышленников, знала его связи, но не доводила до сведения об этом органов власти»; обвиняемым О. Прокопенко, Ружицкой, Ахмедовой и Догадиной вменялось в вину участие в сокрытии нелегальных документов «рабочей оппозиции» и огнестрельного оружия.

26 марта и 14 апреля 1935 года Особым совещанием при НКВД СССР Шляпников, Медведев, Масленников, Бруно, Вичинский, Михайлов, Иванов, М. Прокопенко, Тарасов и Тихомиров были лишены свободы на 5 лет каждый, а Серебренников, О. Прокопенко и Тарасова отправлены на 5 лет в ссылку.

Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 10 декабря 1935 года Шляпникову тюремное заключение было заменено ссылкой в Астрахань на оставшийся срок.

Данных о решении Особого совещания при НКВД СССР в отношении Ахмедовой, Догадиной и Ружицкой в уголовном деле о «рабочей оппозиции» нет.

Через два года, в 1937 году, приговоры многим участникам так называемой «рабочей оппозиции» были пересмотрены и ужесточены. По делу 1936—1937 годов Шляпников признан виновным в том, что, являясь руководителем контрреволюционной организации «рабочая оппозиция», осенью 1927 года дал директиву харьковскому центру этой организации о необходимом перехода к индивидуальному террору как методу борьбы против ВКП(б) и Советского правительства; в 1935 – 1936 годах давал директивы о подготовке террористического акта против Сталина и вел переговоры с Зиновьевым о совместной террористической деятельности.

Виновным себя Шляпников не признал. Обвинение его основывалось на противоречивых показаниях ряда арестованных по другим делам и свидетеля Сергиевского, который был тайным осведомителем НКВД.

По вновь сфабрикованным обвинениям в подготовке террористических актов против руководителей партии и Советского правительства многие из арестованных были осуждены военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания – расстрелу.

Шляпников и Медведев были расстреляны в сентябре, Бруно, Вичинский и Масленников – в октябре, Демидов и Николаенко – в ноябре 1937 года.

В период с 1956 по 1978 год проводилась дополнительная проверка по делу «рабочей оппозиции» в отношении Шляпникова, Медведева, Масленникова, Бруно, Михайлова, Тихомирова, О.Х. Прокопенко, М. И. Прокопенко, Вичинского и Николаенко. Проверкой установлено, что указанные лица были осуждены необоснованно и каких-либо доказательств их контрреволюционной деятельности в деле не имеется.

Уголовные дела на участников подпольных организаций «рабочей оппозиции» в городах Омске и Ростове прекращены, а осужденные по ним лица реабилитированы. Реабилитированы также другие лица, осужденные в прошлом по обвинению в принадлежности к «московской контрреволюционной организации» – группе «рабочей оппозиции».

О том, как фабриковались обвинения в отношении этих лиц, показал опрошенный в декабре 1956 года и январе 1957 года Сергиевский, проходивший по делу «рабочей оппозиции» в качестве свидетеля:

«Содержание моего заявления от 31 декабря 1934 года не соответствует действительности.

Еще раз должен указать, что какие-либо факты контрреволюционной деятельности Шляпникова, а также упоминаемых в заявлении: Бруно, Правдина, Челышева, Прокопенко и других лиц – мне известны в тот период времени не были. Встречи этих лиц на квартире Шляпникова носили семейный характер. Разговоры, которые велись при этих встречах, иногда, правда, касались и политических вопросов, но я не помню таких фактов, чтобы эти политические вопросы обсуждались с антисоветских позиций».

Осужденные по делу омской группы «рабочей оппозиции» Федотов, Кадыгробов и Кунгурцев, показания которых были использованы как доказательства обвинения Шляпникова и других, в 1958 году были реабилитированы.

В 1956—1978 годах, по вновь открывшимся обстоятельствам, Бруно, Масленников, Михайлов, Тихомиров, О. X. Прокопенко, М. И. Прокопенко, Вичинский, Николаенко, Шляпников и Медведев, осужденные по делу «московской контрреволюционной организации» – группы «рабочей оппозиции», были реабилитированы в судебном порядке. Уголовные дела прекращены за отсутствием в их действиях состава преступления.

По протесту Генерального прокурора СССР военная коллегия Верховного суда СССР 1 сентября 1988 года отменила постановления Особого совещания при НКВД СССР в отношении Демидова, Иванова, Серебренникова, Тарасова и Тарасовой и прекратила уголовные дела за отсутствием состава преступления.

Нарком Ежов становится писателем

Дело о так называемом антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре рассматривалось военной коллегией Верховного суда СССР 19—24 августа 1936 года в открытом судебном заседании.

Были преданы суду 16 человек. Большинство из них в прошлом были организаторами и активными участниками троцкистской и зиновьевской оппозиции, за что исключались из партии, арестовывались, находились в тюрьмах и в ссылке. Пять человек в прошлом являлись членами компартии Германии.

По этому делу к высшей мере наказания были приговорены Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев, Мрачковский, Тер-Ваганян, Смирнов, Дрейцер, Рейнгольд, Пикель, Гольцман, Илья-Давид (Круглянский), Ольберг, Берман-Юрин, Лурье М. И., Лурье Н. Л.

Эти лица, как сказано в приговоре, осуждены за проведение антисоветской, шпионской, вредительской и террористической деятельности, причастность к убийству Кирова и подготовку террористических актов против руководителей партии и правительства.

Коротко об участниках этого дела.

Зиновьев Григорий Евсеевич в партию вступил в 1901 году. В 1917—1925 годах председатель Петроградского Совета. В 1919– 1926 годах входил в состав Политбюро ЦК партии, с 1919 по 1926 год председатель Исполкома Коминтерна. В октябре 1926 года выведен из Политбюро ЦК ВКП(б), в октябре 1927 года выведен из состава ЦК, а в ноябре того же года за фракционную борьбу исключен из рядов партии. 22 июня 1928 года в партии восстановлен по заявлению, поданному им в соответствии с решением XV съезда ВКП(б). В октябре 1932 года вновь исключен из партии и направлен в ссылку по делу «Союза марксистов-ленинцев». В декабре 1933 года восстановлен членом ВКП(б), а через год, в связи с убийством Кирова, вновь исключен из партии и в январе 1935 года по делу «московского центра» осужден к 10 годам лишения свободы.

Каменев Лев Борисович в партию вступил в 1901 году, в 1919– 1926 годах входил в состав Политбюро ЦК партии. В1918—1924 годах председатель Моссовета, в 1922—1926 годах заместитель и первый заместитель Председателя Совнаркома РСФСР, а затем – СССР, заместитель председателя и председатель Совета Труда и Обороны. В ноябре 1927 года постановлением ЦК и ЦКК выведен из состава ЦК ВКП(б), а решением XV съезда партии за фракционную борьбу исключен из партии. 22 июня 1928 года в партии восстановлен по заявлению, поданному им в соответствии с решением XV съезда ВКП(б). В октябре 1932 года по делу «Союза марксистов-ленинцев» вновь исключен из партии и направлен в ссылку. В декабре 1933 года восстановлен в рядах ВКП(б), а через год, в связи с убийством Кирова, снова исключен из партии и осужден по делу «московского центра» к 5 годам лишения свободы. Вторично осужден 27 июля 1935 года по «кремлевскому делу» и приговорен к тюремному заключению сроком на 10 лет.

Евдокимов Григорий Еремеевич в партию вступил в 1903 году. В годы Гражданской войны начальник политотдела 7-й армии, затем председатель Петроградского совета профсоюзов, секретарь Ленинградского губкома партии. В 1925—1927 годах секретарь ЦК ВКП(б), член Оргбюро ЦК. В ноябре 1927 года выведен из состава ЦК ВКП(б), а решением XV съезда ВКП(б) исключен из партии за оппозиционную деятельность. В июне 1928 года в рядах ВКП(б) восстановлен. В декабре 1934 года, в связи с убийством Кирова, из рядов ВКП(б) вновь исключен, а в январе 1935 года осужден по процессу «московского центра» к 8 годам тюремного заключения.

Бакаев Иван Петрович в партию вступил в 1906 году. После Октябрьской революции на партийной работе в Петрограде. В 1925– 1927 годах член ЦКК ВКП(б). В ноябре 1927 года выведен из состава ЦКК, а решением XV съезда ВКП(б) исключен из партии. В июне 1928 года в соответствии с поданным заявлением, отвечающим требованиям XV съезда партии, в членах ВКП(б) восстановлен. Находился на хозяйственной работе. В декабре 1934 года, в связи с убийством Кирова, вновь исключен из партии. В январе 1935 года осужден по делу «московского центра» к 8 годам тюремного заключения.

Мрачковский Сергей Витальевич в партию вступил в 1905 году, участник Гражданской войны, награжден двумя орденами Красного Знамени. В 1920—1925 годах командующий Приуральским, а затем Западно-Сибирским военными округами. В сентябре 1927 года за фракционную деятельность исключен из партии, в 1928 году восстановлен в рядах ВКП(б) и назначен начальником строительства Байкало-Амурской железнодорожной магистрали. В 1933 году вновь исключен из ВКП(б) в связи с делом «Союза марксистов-ленинцев» и осужден к 5 годам лишения свободы.

Тер-Ваганян Вагаршак Аругюнович в партию вступил в 1912 году. В 1917 году секретарь Московского комитета партии, в 1918—1920 годах член ВЦИК и Моссовета, затем ответственный редактор журнала «Под знаменем марксизма», научный сотрудник Института К. Маркса и Ф. Энгельса. Исключен из партии решением XV съезда ВКП(б) за фракционную деятельность, через год восстановлен. В 1933 году вновь исключен из партии в связи с делом «московского центра». В 1934 году в партии восстановлен, а в мае 1935 года вновь исключен и выслан в Казахстан.

Смирнов Иван Никитич в партию вступил в 1899 году. В 1918– 1920 годах член реввоенсовета Восточного фронта и 4-й армии, председатель Сибревкома. В 1923—1927 годах народный комиссар почт и телеграфа СССР. За фракционную деятельность XV съездом ВКП(б) из партии исключен. В мае 1930 года в партии восстановлен в связи с заявлением о прекращении оппозиционной деятельности. В 1933 году вновь исключен из партии и по обвинению в антисоветской деятельности осужден к 5 годам тюремного заключения.

Дрейцер Ефим Александрович в партию вступил в 1919 году. В годы Гражданской войны был комиссаром полка, бригады, дивизии, награжден двумя орденами Красного Знамени. До ареста работал заместителем директора завода «Магнезит» в Челябинской области. В 1928 году исключен из партии за участие в оппозиции, восстановлен в 1929 году. Вновь исключен из партии в июле 1936 года в связи с арестом по настоящему делу.

Рейнгольд Исаак Исаевич в партию вступил в 1917 году. После Октябрьской революции был наркомом финансов Литвы и Белоруссии, начальником управления Наркомфина СССР. До декабря 1934 года работал заместителем наркома земледелия СССР. В 1927 году исключен из ВКП(б) за фракционную деятельность, восстановлен в 1928 году. В январе 1935 года Сокольническим РК ВКП(б) г. Москвы из партии исключен как «троцкист-двурушник» (так записано в постановлении).

Пикель Ричард Витольдович в партию вступил в 1917 году. Участник Гражданской войны. Был на советской и партийной работе в Белоруссии. Работал в Исполкоме Коминтерна, заведовал секретариатом председателя Исполкома, являлся членом Союза писателей. В 1927 году исключен из партии за принадлежность к оппозиции. В 1929 году в партии восстановлен. Работал в учреждениях культуры. Вновь был исключен из партии в июне 1936 года в связи с арестом по настоящему делу.

Гольцман Эдуард Соломонович в партию вступил в 1905 году. После революции находился на хозяйственной работе в Наркомате внешней торговли. Исключен из партии в мае 1936 года в связи с арестом по настоящему делу.

Круглянский Илья-Давид Израилевич, член компартии Германии. В 1926 году Исполкомом Коминтерна направлен в Германию для нелегальной партийной работы. В 1933 году прибыл в СССР и до ареста в июне 1936 года работал в Исполкоме Коминтерна и консультантом в газете «Правда».

Ольберг Валентин Павлович являлся членом компартии Германии. В 1932 году за фракционную деятельность из партии исключен. Прибыл в СССР в июне 1936 года, работал преподавателем педагогического института в Горьком.

Берман-Юрин Конон Борисович с 1921 ло 1923 год являлся членом компартии Латвии. В 1923 – 1933 годах член компартии Германии, работник партийных органов. В СССР прибыл в марте 1933 года с согласия ЦК КПГ. С1933 года и до ареста в июне 1936 года являлся редактором-консультантом иностранного отдела газеты «За индустриализацию».

Лурье Моисей Ильич, член компартии Германии с 1922 года. За участие в троцкистской оппозиции из партии был исключен, затем восстановлен и работал в Агитпропе ЦК КПГ. В марте 1932 года с ведома ЦК КПГ приехал в СССР и работал редактором в издательстве иностранных рабочих, с 1933 года профессор Московского университета.

Лурье Натан Лазаревич, член компартии Германии, примыкал к троцкистской оппозиции. Прибыл в СССР в 1932 году с согласия ЦК КПГ. До ареста в июне 1936 года работал главным врачом на Центральном здравпункте Челябинского тракторного завода.

Следствие по делу велось с 5 января по 10 августа 1936 года. С 10 по 14 августа всем обвиняемым было объявлено об окончании следствия, однако со следственными материалами обвиняемые ознакомлены не были. Дело рассматривалось в открытом судебном заседании военной коллегии Верховного суда СССР с участием государственного обвинителя Прокурора СССР Вышинского.

По приговору военной коллегии Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев, Мрачковский, Тер-Ваганян, Смирнов были признаны виновными в том, что:

а)  в соответствии с директивой Троцкого организовали объединенный троцкистско-зиновьевский террористический центр для совершения убийства руководителей ВКП(б) и Советского правительства;

б)  подготовили и осуществили 1 декабря 1934 года через ленинградскую подпольную террористическую группу злодейское убийство Кирова;

в)  создали ряд террористических групп, готовивших убийство Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Орджоникидзе, Косиора и Постышева.

Дрейцер, Рейнгольд, Круглянский, Ольберг, Берман-Юрин, М. И. Лурье и Н. Л. Лурье были признаны виновными в том, что, будучи членами подпольной троцкистско-зиновьевской террористической организации, являлись активными участниками подготовки убийства руководителей партии и правительства.

Все, 16 подсудимых были приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор приведен в исполнение 25 августа 1936 года.

Факты свидетельствуют, что после убийства Кирова и прошедших в декабре 1934 года и январе 1935 года судебных процессов над зиновьевцами по так называемому ленинградскому и московскому «центрам» при личном участии Сталина было подготовлено закрытое письмо ЦК ВКП(б) «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова», обращенное ко всем организациям партии. В письме все бывшие зиновьевцы без всяких оснований обвиняются втом, что они «стали на путь двурушничества, как главного метода своих отношений с партией, стали на тот же путь, на который обычно становятся белогвардейские вредители, разведчики и провокаторы». В связи с этим в письме давалась прямая директива об арестах зиновьевцев: «...в отношении двурушника нельзя ограничиваться исключением из партии – его надо еще арестовать и изолировать, чтобы помешать ему подрывать мощь государства пролетарской диктатуры».

17 января 1935 года Сталин разослал это письмо членам Политбюро с просьбой в тот же день обсудить его и принять решение. 18 января письмо было разослано всем организациям партии.

Вскоре по отношению к бывшим зиновьевцам начались массовые репрессии, по инициативе Сталина опросным порядком было принято решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 26 января 1935 года следующего содержания:

«О зиновьевцах.

а)  Выслать из Ленинграда 663 зиновьевца на 3 – 4 года.

б)  Группу бывших оппозиционеров, членов партии в количестве 325 человек откомандировать из Ленинграда на работу в другие районы».

В январе—феврале 1935 года органами НКВД в Ленинграде было арестовано 843 бывших зиновьевца. В период проведения следствия над арестованными Сталин и Ежов искусственно создали версию о тесной связи зиновьевцев с троцкистами, об их совместном переходе к террору против руководителей партии и Советского правительства и об объединении на этой основе всей их контрреволюционной деятельности.

Указанная версия изложена в рукописи книги Ежова «От фракционности к открытой контрреволюции». 17 мая 1935 года автор направил Сталину письмо, в котором писал: «Очень прошу просмотреть посылаемую работу. Это первая глава из книги о «зиновьевщине», о которой я с Вами говорил. Прошу указаний».

Ответственность за убийство Кирова в книге возлагалась на зиновьевцев, и одновременно утверждалась их организационная связь с троцкистами. Ежов писал: «За все это время между зиновьевцами и троцкистами существовала теснейшая связь. Троцкисты и зиновьевцы регулярно информируют друг друга о своей деятельности. Нет никакого сомнения, что троцкисты были осведомлены и о террористической стороне деятельности зиновьевской организации. Больше того, показаниями отдельных зиновьевцев на следствии об убийстве т. Кирова и при последующих арестах зиновьевцев и троцкистов устанавливается, что последние тоже стали на путь террористических групп».