Текст книги "История: На заре человечества"
Автор книги: Петр Кошель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
И это происходит не только с берегами Ла Манша. Всюду океан своими волнами, точно языками, слизывает сушу. Всюду реки уносят с собой, точно на память, кусочки земли, по которой они протекают. Проходит десять лет – материки теряют слой земли толщиной в сантиметр.
Нет, в какой бы момент ни сфотографировать Землю, ни описать ее, все равно через несколько лет это будет не точно, Земля будет уж не та. Чтобы понять историю Земли, надо судить не по одному снимку и не по двум, надо составить из снимков целую киноленту, охватывающую историю 3емли за миллионы и миллионы лет. И тогда, пустив эту киноленту, мы увидели бы историю Земли на экране.
К сожалению, нет такого кинооператора, который мог бы это заснять, потому что для этого надо было бы самому прожить миллионы и миллионы лет. Все, что мы можем сделать, это подбирать отдельные кадры этой киноленты, восстанавливать историю Земли по кусочкам. Это и делает геология, делаем мы в этой книге. В кинофильме «История Земли» ничто не остается неподвижным, все меняется. Горы, как волны, поднимаются к небу и вновь опускаются. реки, точно змеи, движутся, меняя свои извивы. Океан пульсирует, то расширяясь, то сжимаясь. Материки, как живые, изменяют свои очертания.
И все же тут имеются свои вехи, которые почти не затрагиваются общим изменением. Есть на Земле такие места, которые почти никогда не освобождаются от воды. И есть, наоборот, такие, которые, точно незыблемые утесы, почти всегда высовываются из океана, не затопляются им.
На Земле есть как бы огромные впадины и выступы, которые во все времена, доступные нашему исследованию, остаются все на том же месте, неизменными. Впадины – самые глубокие места океана, выступы – материковые щиты.
Можно насчитать около дюжины таких выступов Земли – материковых щитов. Не надо путать их с самими материками. Материки нарастают вокруг этих щитов. Несколько щитов могут, соединившись, составить один материк. Европа, например, состоит из двух материковых щитов. Один – Скандинавско-Финляндский, другой – Южнорусский (от Карпат и до Азовского моря). Сейчас они соединены в единую сушу, но бывали времена, когда они были разъединены морем, и тогда Европа распадалась на два материка.
Материковые щиты – это выступы, которые создались еще в первобытные времена Земли, это сглаженные остатки самых древних горных хребтов. Конечно, теперь эти первичные горные породы почти везде покрыты более поздними наносами. Но есть места, где куски материковых щитов обнажены. Там можно воочию увидеть самое древнее, что есть на Земле, ее первичные горные породы, так сказать, самый костяк материков. Такие места есть у нас, например, на Украине, на берегах озера Байкал, на Кольском полуострове.
Вокруг этих щитов и наращивались постепенно материки. И в самую древнюю эру, эозойскую, материками были, наверное, только эти щиты, только они выдавались над океаном. Материков, значит, тогда было гораздо больше, чем теперь, но все это были небольшие материки.
В начале палеозойской эры, в кембрийском и силурийском периодах, материки медленно росли за счет тех отложений, которые накапливались вокруг них в морях, за счет ила и песка, наносимых реками. Материки как бы достраивались.
В кембрийский период море вклинивалось узкой полосой в европейскую часть нашей страны. Если бы Октябрьская железная дорога существовала тогда, она пересекала бы это море под водой. Потому что Петербург находился бы как раз у северного берега этого моря, а Москва – у южного.
На том месте, где теперь стоит Санкт-Петербург, ползали и плавали рачки-трилобиты и морские черви. В сине-зеленой глине, лежащей двухсотметровой толщей под Петербургом, попадаются окаменевшие жители кембрийского моря и найдены раковины моллюсков .и зубы морских червей. Километрах в двадцати от Петербурга, южнее, эта кембрийская глина обнажается, и некоторые балтийские деревни стоят прямо на ней.
Кавказ и Урал были залиты морем. Почти вся Сибирь была тоже залита водой. Тут росли морские лилии, археоциаты строили рифы, ползали рачки. В начале кембрийского периода и под конец его сибирское море сильно обмелело, во многих заливах его накопилось столько соли, что морские животные тут уже не могли жить.
В силурийский период море занимало также огромное пространство нынешней Европы. В Сибири море отошло немного на север, но затопило зато места у Амура, которые прежде были сушей. К востоку от Урала поднимались среди моря редкие острова, а под водой, на морском дне, происходили извержения вулканов. Мы знаем об этом потому, что там между слоями песка и ила найдены нагромождения застывшей лавы.
Силурийские пласты обнажаются в обрывах рек около города Пушкина близ Петербурга. Они очень хорошо там видны, например, на реке Поповке. Здесь вы можете найти остатки моллюсков и иглокожих животных, живших четыреста миллионов лет назад.
В конце силурийского периода произошла геологическая революция, та самая, которая, вероятно, заставила некоторых рыб приспособиться к наземному образу жизни и нанесла непоправимый урон трилобитам. Земная кора выпятилась во многих местах, и материковые щиты, уже обросшие к тому времени поясами наносов, стали соединяться между собой. Вероятно, тогда образовались два великих материка: Северный материк, в состав которого входили и Европа, и Канада, и Сибирь, и Южный материк, в состав которого входили Австралия, Африка, Мадагаскар и те куски суши, на которых сейчас расположены Бразилия и Индия.
В конце древнего палеозоя, на границе силура и девона, т.е. приблизительно 400 миллионов лет тому назад, на Земле произошло очень важное событие. В это время некоторые типы растений покинули воды отступивших морей и сделали попытку поселиться сперва в болотистой почве побережий, и дальше ― на сухих почвах более удаленных от берега мест. Это было знаменательное событие, так до того времени суша была еще пустынной, без признаков жизни. Одни только скалы, омываемые дождями и бичуемые ветрами, мрачно возвышались над бесконечными просторами суши. Лишь после больших бурь берега тогдашних морей то тут, то там окаймлялись узкими полосами, состоявшими из выброшенных морем водорослей, среди которых поблескивали разноцветные раковины улиток, двустворчатых и головоногих моллюсков. Здесь же лежали многочленистые панцири трилобитов. Но эти узкие полоски со временем исчезали, и вновь водворялась пустота ландшафта во всем ее утомительном однообразии.
Штурм растительного мира суши повторялся многократно, и в конце концов растения могли праздновать победу. Сорвалось много попыток, отбито было много нападений, но наконец растительному миру удалось взять верх и овладеть новой ареной жизни с бесконечно разнообразными возможностями. Таким образом уже во время раннего девона на прибрежных болотах и в топях зашелестели наземные растения, и этот тихий и робкий шелест был, пожалуй, первым шелестом, который раздался над нашей Землей, до тех пор пустынной и мертвой. Раннедевонская флора не отличалась ни богатством форм, ни размерами растений ― это были самые примитивные типы тайнобрачных сосудистых растений, относящихся к давно вымершей группе псилофитов. Побеги этих растений, выраставшие из клубневидных или ползучих корневищ, вильчато разветвлялись. На концах ответвлений побега находились спорангии. Некоторые виды этих растений росли в прибрежных болотах. Несмотря на примитивность и скромный вид, появление первых раннедевонских растений явилось эволюционным событием огромной важности, так эти растительные формы положили начало нашей наземной флоре.
В конце силура и начале девона растения упорно возобновляли свои набеги на сушу для того, чтобы завоевать себе новые жизненные просторы. Несмотря на гибель предшественников, все новые и новые растения стремились вперед, при этом изменяясь и приспосабливаясь.
По сравнению с флорой раннего девона растения среднедевонской эпохи были значительно богаче и разнообразнее. Преобладали хвощевые, плауновые и папоротниковые. Они уже создавали живописные рощи и маленькие леса, окаймлявшие берега небольших озер и болот. В позднем девоне, когда флора обогатилась первыми древовидными типами хвощевых и древовидными типами плауновых и папоротниковых, на Земле появились первые настоящие девственные леса.
Следующие два периода, где разрослись гигантские папоротниковые леса, были в истории материков спокойными временами. Осадки, наносимые реками, накапливались поясами около материков, материки продолжали достраиваться.
В начале девонского периода море сильно отхлынуло, – очевидно, материки стояли еще высоко. Потом море стало снова наползать на сушу, и к середине периода море, шедшее с востока, захватило снова почти всю европейскую часть нашей страны. На этой странице вы видите границы этого моря. Только Украина,. Крым, Кавказ и места к востоку от Каспийского моря были свободны от воды. Уральского хребта еще не было, наоборот, тут был прогиб земной коры, часто случались извержения, лава прорывалась наружу.
Тогда же поднялся высоко – гораздо выше, чем теперь, – Уральский хребет. Он начал расти еще в каменноугольный период, но тогда он только едва выдавался цепью островов над уровнем моря. В пермский период он мощно поднялся вверх.
Пермский период оказался переломным для истории материков. До сих пор материки мирно росли, достраивались. Теперь начинаются разрывы материков.
Великий Южный материк испытал в это время не только оледенение, но и настоящую катастрофу. Он разломился на две части. От Австралии откололась та часть, которая стала Африкой. Но это были еще не нынешняя Австралия и не нынешняя Африка, потому что с Австралией осталась соединенной та часть, которая отошла от нее гораздо позже и стала Индией. А будущая Африка была еще соединена с тем куском суши, который, потом дал начало Южной Америке.
Таким образом, вместо одного Южного материка стало два: Австрало-Индия и Африко-Америка. Они разлучились навсегда и стали отползать друг от друга в разные стороны.
Все эти бурные события произошли в сравнительно короткий для геологии срок: в 25 миллионов лет. Вслед за этой геологической революцией наступило снова спокойное время – мезозойская эра. В триасовом периоде почти вся Европейская часть нашей страны была сушей, в азиатской же части море захватило только самую восточную окраину – Уссурийский край и низовья Амура, – протянув язык до Восточного Забайкалья. Под водой были места, где текут теперь реки Яна, Индигирка, Колыма. К востоку от Урала было много болот, и подле Челябинска отложились пласты каменного угля.
В юрском периоде европейская часть нашей страны вначале также были почтой сплошной сушей. Потом море стало наступать с двух сторон: со стороны Кавказа и севера, затапливая сушу. Наступало море и в Сибири. Но к концу периода моря стали снова отступать. Когда моря отступали с европейской части России, вода уже не задерживалась и не собиралась в огромные лужи – болота и озера, как это часто бывало прежде, в палеозойскую эру. Тогда материк по краям окаймляли горы, и вода застаивалась на нем, как в миске. Теперь эти древние горы были уже разрушены, и вода соскальзывала, как с наклоненного подноса. Юрский период оставил нам в наследство фосфориты, залежи которых находят во многих местах. Эти фосфориты – прекрасное удобрение. Обрадовались они из раковин и костей, в которых всегда есть фосфор. Вода извлекла фосфор и растворила его, а патом отложила целыми плитами.
Каменный уголь во многих местах юга Сибири, на Вилюе и Лене, эмбинская нефть в Казахстане – это тоже наследство тех времен, когда по земле ходили двуногие ящеры, в морях плавали плезиозавры и ихтиозавры, а в воздухе летали птеродактили.
Пласты юрского периода видны в хорошо обнаженных склонах Студеного оврага под Москвой и в обрывах под Саратовом. Эти пласты состоят из черной глины.
В меловом периоде по всей Земле совершилось новое огромное наступление моря. Вода залила всю среднюю Европу, всю северную Африку и почти всю Австралию. Равнина, занятая нашей страной, тоже подвергалась частичному затоплению. К югу от Москвы почти все сплошь было залито водой.
Море это было глубоким и простиралось тут много миллионов лет подряд.
На отложениях этого моря, прикрытых сверху более поздними наносами, стоит Харьков. Пласты мелового периода залегают тут полукилометровой толщей и на две трети состоят из обломков раковин, из мела.
Сколько же лет должно было тут существовать море, чтобы могло накопиться кладбище ракушек, толщиной почти в полкилометра!
Пласты мелового периода выходят наружу в обрывах Воробьевых гор в Москве.
Меловым периодом кончается мезозойская эра, время ящеров. Они погибают в самом конце этой эры, как раз тогда, когда начинается новая геологическая революция. Эта новая революция растянулась с перерывами почти на весь тот промежуток времени, который, мы зовем кайнозойской эрой. Ведь эта последняя в истории Земли эра длится еще недолго, всего 55 миллионов лет.
С началом этой эры Землей овладевают млекопитающие. Им приходится жить в очень бурную эру. Везде воздвигаются новые горные хребты, происходят оледенения, трескаются и расползаются материки.
Великий Южный материк треснул уже в прошлую революцию, в пермский период. В течение мезозойской эры обломки его раздвинулись в разные стороны и в свою очередь продолжали раскалываться дальше.
Один раскалывается на Африку и Южную Америку. Южная Америка движется на запад, одни части ее набегают при движении на другие, так что ее западное побережье сминается в складки – горы.
Другая половина бывшего великого материка тоже раскалывается, самый большой осколок – Австралия – движется на восток, и складки – горы – появляются на восточном побережье Австралии.
Другие осколки, поменьше, – Индия, Аравия – расходятся в разные стороны и приближаются к Северному материку, и в конце концов сращиваются с ним.
Большой кусок бывшего Южного материка просто опускается вниз, его покрывает вода, тут разливается Индийский океан. Маленький кусок, отделившийся гораздо позже, ползет к Африке, это – остров Мадагаскар. Таким образом возникают два сравнительно молодых океана: Индийский океан и южная половина Атлантического океана.
И вместо одного Южного материка становится три: Австралия, Африка, Южная Америка. Да еще некоторые куски разломившегося материка пошли на достройку Северного материка. Но и сам Северный материк не остался целым.
От него откалываются Северная Америка и Гренландия. То, что остается, мы можем назвать уже теперешними именами – Европа и Азия. Северная Америка уходит на запад, и так же, как в Южной Америке, у нее на западе появляются складки – горы. Европа с Азией, вероятно, отодвинулись на восток: на востоке Азии появляются горные хребты.
Между Европой и Северной Америкой так же, как между Африкой и Южной Америкой, появляется залитая водой впадина. Обе половины залитой водой впадины соединяются, возникает новый океан – Атлантический.
Северная Америка то накрепко соединяется с Южной, то снова отрезается от нее проливом. С Азией Северная Америка связана почти все время. Берингов пролив появляется изредка на короткое время.
Вот сколько перемен происходит за последние 55 миллионов лет! Карта Земли совершенно преображается. Никогда, пожалуй, если не считать самых древних времен, о которых нам известно очень мало, не было такого бурного, богатого событиями времени.
И в это бурное время, когда меняется все – и очертания материков и океанов, и самое количество их, и их местоположение, – когда резко меняется климат и поднимаются новые горные хребты, в это самое неспокойное время быстро развиваются млекопитающие животные и появляется на Земле человек.
ПО МОСКВЕ ГУЛЯЛИ НОСОРОГИ
Мы живем сейчас в кайнозойской эре. Она началась сравнительно недавно, всего только один период ее успел истечь. Истекший период – он продолжался приблизительно пятьдесят четыре миллиона лет – зовут третичным периодом. Нынешний зовут четвертичным.
Откуда пошли эти странные названия – «третичный», «четвертичный»?
Прежние геологи делили историю Земли не так, как мы. Они делили ее всего на три части. Кайнозойская эра была по счету третьей, другими словами – третичной. Потом оказалось, что удобнее выделить самые последние времена истории Земли в особый отдел, в четвертый по счету, или четвертичный, отдел. А потом пришлось вообще отказаться от прежнего деления и перейти к такому геологическому календарю, который и приведен в этой книге.
Но старые названия сохранили по привычке, и первый период кайнозойской, эры все зовут третичным, а следующий – четвертичным.
Два этих периода очень различаются между собой. В третичный период произошли самые резкие изменения в карте Земли. В этот период геологическая революция проявилась с особой силой: произошли разломы и перемещения материков, появились новые океаны, воздвиглись высочайшие горы, из трещин земной коры излилась чудовищными потоками лава. Словом, как раз в этот период произошла последняя великая географическая ломка, и Земля приобрела нынешний вид.
Четвертичный период, наоборот, не принес с собой никаких особенных перемен в расположении материков, океанов и горных хребтов. Земля как будто снова на время успокоилась. Но у этого периода есть другая особенность: он принес с собой холод, великое оледенение, следы которого мы чувствуем и до сих пор. Таким образом, граница между третичным и четвертичным периодами ясна: что случилось до великого оледенения, то относится к третичному периоду кайнозойской эры. А что случилось уже во время этого оледенения или после него, то относится к четвертичному периоду.
Но сам третичный период так велик по сравнению с четвертичным и так полон событиями, что его удобно разделить на две части: на более древнюю – палеоген, и на более позднюю, или новую, – неоген.
Итак, мы получаем в конце концов такое деление кайнозойской эры, той эры, в которую мы живем:
третичный период (54 миллиона лет) палеоген (36 миллионов лет) палеоцен Эоцен Олигоцен
Неоген (18 миллионов лет) миоцен плиоцен
Кайнозойская эра (55 миллионов лет) четвертичный период (миллион время оледенения (около миллиона лет)
наше время (т.е. около 2 тысяч лет, протекших от конца оледенения)
Как видите, подразделы кайнозойской эры не равны между собой, и больше всего длился самый первый из них – палеоген.
Палеоген – это время отступления океана. Очевидно, материки поднялись очень высоко: те места, которые прежде были залиты водой, теперь обнажились и стали сушей, и материки сразу выросли. До тех пор Западной Европы, можно сказать, не было: на ее месте был архипелаг островов. Теперь, когда море отхлынуло, острова соединились между собой, стала сплошная суша.
Вместе с тем исчезло море, которое в прежние времена соединяло Каспийское море с Северным, – Европа срослась с Азией. Так создался наш теперешний материк – Европа. Азия тоже сильно выросла. Своей восточной частью она сомкнулась с отошедшей от Европы Северной Америкой. Берингова пролива еще не было.
Африка уже отделилась от Австралии и соединилась перешейком с Европой. Остров Сицилия – это обломок перешейка, соединявшего когда-то Африку с Европой. Красного моря еще не было, и Африка была сомкнута с Азией.
Обе Америки, Северная и Южная, уже сблизились друг с другом, но еще не срослись: перешейка, соединяющего их теперь, тогда не было.
Создались два новые океана – Индийский и Атлантический, – самые молодые океаны из всех.
Австралия отошла на восток. Она оказалась вдали от всех других материков – обломок огромного когда-то Южного материка, затерявшийся среди океана!
Благодаря этому, в Австралии сохранились такие животные, которые на других материках были вытеснены более сильными соперниками. Отрезанная от всего мира, Австралия стала как бы музеем, или заповедником, в котором сохранились древние животные Земли.
Великое отступление морей сказалось и на том куске Земли, который занят сейчас нашей страной. В начале палеогена море захватывает самый юг европейской части нашей страны, а к концу палеогена отступает еще дальше, так что под водой остается только узкая полоса Крыма и Кавказа.
В Сибири Северное море заливало низменность, где теперь текут Обь и Иртыш. Оно протягивалось длинным рукавом вдоль Урала, соединяясь с Каспийским морем. Но к концу палеогена и этот рукав пересох, от него остался только ряд озер.
Пласты палеогена выходят наружу под Киевом, на обрывистых берегах Днепра и в некоторых других местах Украины. В этих пластах найдены кости древних животных, в том числе позвонки кита, и окаменелые комочки смолы хвойных деревьев, которые мы зовем янтарем.
Что же принесло начало новой эры? Чем отличались животные палеогена от животных мезозойской эры?
«Промежуток времени между меловым периодом и началом палеогена, – пишет один ученый, – покрыт мраком. Получается впечатление, как будто в театре внезапно выключили свет и через некоторое время снова включили: обнаружилась сцена, наполненная действующими лицами.
Переходное время было, без сомнения, очень продолжительным и полным волнующих событий: но большинство архивов либо погибло, либо еще не обнаружено. Однако последствия всего случившегося достаточно ясны. Произошел великий отбор среди древних животных, и преобладание получили внезапно млекопитающие. Ящеры – хищные и травоядные, ползающие и прыгающие, четвероногие и двуногие – все без исключения сошли со сцены. Трицератопс со своей трехрогой головой продержался как будто дольше всех. Но в конце концов и ему счастье изменило. Короче говоря, вся древняя знать, неспособная идти в ногу со временем была сметена. Не лучше обстояли дела плавающих и летающих ящеров, ихтиозавров, плезиозавров, мозазавров, птеродактилей. Все они покинули сцену, чтобы никогда больше уже не вернуться».
Да, мезозойскую эру отделяет от кайнозойской эры полоса смерти. Погибли не только все ящеры, погибло в морях много видов моллюсков, ракообразных, рыб.
От великого рода пресмыкающихся остались жалкие остатки. Выжили только те, очевидно, которые водились в тропических областях, так что их не погубило изменение климата. Или те, которые выработали в себе способность впадать в спячку на зиму. Но таких оказалось очень немного.
Преобладание получили теплокровные животные: млекопитающие и птицы. Млекопитающие стали теперь властелинами Земли. Обновление лесов произошло еще раньше, в меловом периоде. Те же деревья, что и в наши времена, росли на Земле. Но климат тогда был еще жарче, чем теперь. В этом отношении палеогей можно сравнить с концом каменноугольного периода: тогда тоже геологическая революция уже началась, но похолодание еще не успело проявиться в полной силе.
В начале кайнозойской эры на Украине росли пальмы, платаны, магнолии, мирты, лавры. От Шпицбергена до середины Италии, а также в Китае и в Северной Америке росли огромные мамонтовые деревья, которые сейчас сохранились только в Калифорнии. Эти деревья одни из самых долговечных растений, растущих на Земле.
«Я никогда не видел, – пишет один путешественник, – мамонтового дерева, которое умерло бы естественной смертью. Они кажутся бессмертными, так как не подвержены никаким болезням, которые поражают и губят другие деревья: если человек не срубит мамонтового дерева, оно будет жить и жить, пока его не расщепит молния или не обрушит буря, или не поглотит разверзшаяся земля».
Особенностью палеогена было разнообразие деревьев, росших в одних и тех же лесах. В наше время дуб будет расти только там, где воздух так прохладен, что банановое дерево вырасти тут не может. А тогда на побережье Северной Америки росли рядом, бок о бок, и дуб, и банановое дерево, и смоковница, и хлебное дерево.
В Гренландии росли кипарисы, кедры, ивы, тополя, вязы, клены, березы, ясени, орешник, сливовые деревья, виноград. В южной Англии в реках водились крокодилы и большие водяные змеи, по берегам росли пальмовые леса, летали птицы с заостренными, как пила, клювами.
Если бы вы жили тогда на том месте, где теперь находится Москва, вы бы изнывали от жары, потому что эти места напоминали скорее долину в центральной Африке, чем север Европы: в тропических зарослях бродили носороги, в реках плавали бегемоты, на ветвях деревьев прыгали обезьяны, по ночам раздавался вой шакалов.
В это время впервые мир стал таким разнообразным и пестрым, какой он теперь: появилось много цветов и ярко окрашенных птиц. Появились журавли, фламинго, аисты, альбатросы, гуси, совы, дятлы, стрижи, перепела, скворцы, малиновки, жаворонки. Появилась гигантская птица диатрима. Она никогда не летала, так же как нынешний страус, но бегала. Она была хищной птицей и поедала мелких животных. Но скоро она перевелась.
В морях страшно размножились акулы. Некоторые из них достигли огромного размера. Самой страшной из них была акула кархародон. Акулы распространились по теплым морям всего мира и стали самыми могущественными жителями океана. Они кишели всюду, их зубы можно найти, в палеогеновых пластах всех частей света. Но их могущество было недолговечным: самые крупные акулы почему-то скоро исчезли, и до нашего времени дожили только их мелкие родственники.
В это же время удивительно размножились в морях маленькие одноклеточные существа, одетые раковиной,– нуммулиты Они распространились по всему Средиземному морю, которое тогда было гораздо больше, чем теперь. Их ракушка была плоской и круглой и напоминала по форме монету. Поэтому их и прозвали нуммулитами: нумус значит по-латыни – монета.
Расцвет этих одноклеточных существ длился недолго: уже к концу палеогена они почти совершенно исчезают. Но пока они жили, их было так много, что из ракушек погибших нуммулитов отложились на дне морей целые слои в несколько сот метров огромное известняковое кладбище. Когда, спустя много миллионов лет, морское дно выпучилось наверх и стало сушей, жители древнего Египта стали вырубать глыбы из этого известняка строить из них пирамиды.
Удивительно, что одноклеточные жители океана достигали твоего расцвета каждый раз в периоды геологических революций за полтораста миллионов лет до нуммулитов океаном завладели на короткий срок другие одетые в раковину одноклеточные существа дальние родственники нуммулитов. И это было как раз в то время, когда тоже шла геологическая революция, в конце каменноугольного периода.
Кроме нуммулитов, процветали в начале кайнозойской эры и другие мирные жители моря, те, что существуют и сейчас, кораллы. Где сейчас возвышаются Крымские горы, где уходят в небо вершины Альпийских гор, плескалось море и тут строили свои рифы кораллы.
Таким образом, мир палеогена как будто был уже похож на теперешний мир: в океанах водились акулы, вырастали коралловые острова, на суше зеленели те же деревья, что и теперь, в воздухе носились большие и маленькие птицы. И самыми распространенными животными были, как и теперь, млекопитающие.
И все же, если бы вы перенеслись в то время, вам показалось бы, что вы попали в совеем чуждый мир: из сотни животных, которых вы бы встретили, едва ли нашлось бы и десять таких, которые походили бы на нынешних.
Да Земля была заселена млекопитающими. Но это были совсем не те млекопитающие, которые живут теперь.
Большая часть млекопитающих животных принадлежала к тем видам, которые сейчас сохранились только в Австралии: сумчатые и яйцекладущие млекопитающие. Мы с полным правом можем назвать этих млекопитающих низшими: откладывать яйца – это похоже скорее на ящеров, чем на млекопитающих. Сумчатые же хотя и рождают детенышей, но рождают их недозрелыми и донашивают потом в сумке под животом. У исполинского кенгуру, например, живущего в Австралии и теперь, новорожденный детеныш не достигает и трех сантиметров. Восемь месяцев приходится ему провести в сумке матери, прежде чем он подрастет настолько, что сможет уже сам бегать по земле.
Если бы млекопитающие навек остались сумчатыми, никогда бы не появились те четвероногие звери, которых мы встречаем теперь в лесах, и никогда бы на 3емле не появился человеческий род. По счастью, уже с самого начала палеогена жили такие млекопитающие, которые размножались так же, как размножаются сейчас волки, лошади, обезьяны, кошки, и которые являются нашими предками.
Эти высшие млекопитающие во время палеогена были еще как бы в тени, на заднем плане, их было гораздо меньше, чем сумчатых. Но именно они за время палеогена изменились больше всего: достаточно сказать, что первые такие млекопитающие были величиной с крысу, а к концу палеогена их потомки стали уже большими животными, а некоторые даже такими огромными, как носорог или слон.
В самом конце палеогена высшие млекопитающие начинают уже вытеснять сумчатых, и скоро сумчатые исчезают всюду, кроме Австралии.
Что же это были за животные, родоначальники нынешних млекопитающих?
Главным их отличием от теперешних млекопитающих была их, так сказать, разносторонность. Если мы взглянем на нынешних млекопитающих, скажем – на тигра, лошадь и обезьяну, мы сразу заметим резкие различия между ними, – каждое из этих животных как бы специализировалось на одном каком-нибудь деле: весь вид тигра ясно показывает, что это хищник. Тело лошади явно приспособлено к быстрому бегу, а по зубам ее видно, что она ест траву. Фигура обезьяны сразу обличает в ней животное, лазающее по деревьям.
Совсем другое дело – млекопитающие палеогена.
«Если бы млекопитающие тех времен вдруг ожили сейчас, – пишет один ученый, – наши зоологи пришли бы в большое затруднение: они не знали бы, куда причислить этих древних млекопитающих, к какому роду существующих теперь животных – к насекомоядным зверькам, или к хищникам, или к копытным, или к полуобезьянам. Они подходили бы сразу и туда и сюда».
Такими были предки нынешних млекопитающих – небольшими животными с еще не определившейся специализацией и с очень маленьким мозгом. И все они просуществовали очень недолго, вымерли уже к концу палеогена. Но они существовали недаром: они оставили наследников, которые были уже похожи на теперешних зверей.
Так же, как ящеры завоевали не только сушу, но и море и воздух, так и некоторые млекопитающие уже очень рано выработали приспособления, позволившие им покинуть сушу.
Уже в палеогене появились млекопитающие, которые проводили свою жизнь в воде: киты и тюлени.
Первые киты – их зовут зейглодонами – имели еще маленькие передние ноги, которыми они загребали воду, как плавниками. Зубы у этих китов были острые и зазубренные, вдоль спины шел гребень из костяных пластинок. Громадные позвонки таких китов найдены были на Украине.
Зейглодоны жили, наверное, в мелководной прибрежной полосе моря, и броня из костных щитков защищала их от ударов прибоя. Но она мешала зейглодонам плавать быстро. Потом, в следующие времена, потомки зейглодонов перешли в более глубокие и спокойные области моря, броня их исчезла, они стали теперешними, хорошо плавающими китами. Они существуют и посейчас, – правда, осталось их очень мало. Они являются самыми большими из всех морских животных: ни одно из ныне живущих животных не может равняться по величине с китами.
