Текст книги "Злые игры. Книга 3"
Автор книги: Пенни Винченци
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
– Надо как-то положить всему этому конец, – решительно сказал он Шарлотте. – Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать. Наверняка есть кто-то, кто мог бы нам помочь.
Глава 61
Шарлотта, ноябрь 1987
Все, разумеется, решили, что она обратилась к нему сама. Никто никогда так и не поверил, да и вряд ли кто мог поверить, что она налетела на него совершенно случайно, на Пайн-стрит, выходя из банка после ничего не давшего разговора с Крисом Хиллом, во время которого она пыталась добиться, чтобы исполнение решения по Хартесту было отложено. Даже когда вся эта история оказалась уже давно позади, и тогда Шарлотте никто не верил. Да и с чего бы всем им ей верить? То, что она говорила, казалось в высшей степени невероятным. Но тем не менее было правдой.
– Шарлотта! – воскликнул он тогда. – Шарлотта, как я рад тебя видеть! А почему ты плачешь? Что случилось?
Она подняла на него глаза и, вместо того чтобы плюнуть ему в лицо и без обиняков высказать все, что она о нем думает, – как не раз обещала себе Шарлотта поступить, если еще когда-нибудь встретится с ним, – она вдруг почувствовала, что тоже рада его видеть, что ей просто приятно увидеть человека культурного, дружелюбного, от которого не исходит никакая угроза; и поэтому она улыбнулась и проговорила:
– Ой, Джереми, я тоже рада тебя видеть!
Аль-Фабаху очень хотелось купить Хартест. Страшно хотелось. Он уже дважды приезжал осматривать имение, каждый раз на лимузине, в сопровождении Чака Дрю, новой девицы и целой машины охранников, которые оставались на улице, пялились на дом, бродили по парку, перекрикивались между собой, громко хохотали и бросали в озеро камни.
Шарлотта не верила в успех своей поездки в Нью-Йорк, но у нее было такое ощущение, что ехать все равно надо.
– Вряд ли нам удастся убедить Криса Хилла; но если с ним даже не поговорить, не попросить его, тогда уж заведомо ничего не удастся.
Разговор состоялся, но убедить Криса Хилла не удалось.
– Простите меня, Шарлотта, – заявил он, глядя на нее так, словно перед ним было какое-то мерзкое насекомое, – но я уже не могу дольше все это откладывать. Лондонское отделение «Прэгерса», как вы знаете, понесло во время биржевого краха значительные потери, и с моей стороны было бы недопустимо не принять меры, которые могли бы способствовать восстановлению его положения.
Крис Хилл при ней позвонил в Лондон; Чак Дрю сказал ему, что мистер Аль-Фабах располагает необходимыми средствами и желал бы ускорить оформление сделки. Он устал жить в гостиницах и мечтает обзавестись собственным домом.
– Рабочие хотели бы приступить к переделке дома примерно через неделю, Шарлотта, – сообщил Хилл. – Надеюсь, вы не станете создавать ненужные и бесполезные препятствия.
Шарлотта вышла из его кабинета, громко хлопнув дверью.
Спустилась вниз, вышла на улицу. И тут столкнулась с Джереми Фостером.
– Пойдем, дорогая, – ласково сказал он, – может быть, мне удастся тебя немного приободрить. Как насчет чая?
Шарлотта, сама того не желая, слабо кивнула (причиной этой слабости стали внезапно остро вспыхнувшие в ней физические воспоминания).
Джереми повел ее в «Плазу», в Пальмовый зал, и угостил потрясающим чаем со сливками, который она, неожиданно для себя самой, проглотила буквально залпом, как голодная волчица, – а потом, еще более неожиданно для себя самой, не только перестала плакать, но и разговорилась, начала подхихикивать и вообще почувствовала себя намного лучше. Она уже успела позабыть, что Джереми всегда влиял на нее подобным образом: он умел очаровать, обаять, рассмешить и развлечь, расслабить ее до какого-то беззаботного, почти безрассудно счастливого состояния. Потом, когда спустя довольно длительное время они спохватились, оказалось, что уже почти шесть часов, поэтому они перешли в Дубовый бар, взяли бутылку шампанского, и она стала рассказывать ему о Хартесте, об арабах, о том, как все это для нее невыносимо, совершенно невыносимо, и если бы только, господи, если бы только Фред был сейчас здесь, всего этого не было бы или, по крайней мере, могло не быть; и Джереми спросил ее, сколько ей нужно, чтобы выпутаться из всей этой истории и спасти Хартест, удержать его хотя бы до возвращения Фреда, а она ответила, что шесть миллионов, и Джереми спросил чего – долларов или фунтов, она ответила, что фунтов, – и тогда он сказал ей, что эти деньги у нее уже есть, просто в память о добром старом времени, а еще потому, что ему жаль, страшно, ужасно жаль, что тогда все так получилось, что он по ней очень скучал и что, оказывая ей подобную услугу, он надеется добиться того, чтобы они хоть изредка виделись: пусть она ему возвращает по десять фунтов в день или даже в неделю, но приносит их сама, возможно, даже в студию; а она ответила, что нет, нет, ни в коем случае, она не может принять от него такие деньги; он возразил, что чепуха, она просто обязана их взять, для него это не деньги, совсем не деньги, ну или очень небольшие деньги, он лишь несколько недель тому назад очень крупно заработал, продав (исключительно благодаря совету ее деда) огромное число акций в тот период, когда их курс на рынке был еще максимальным, и надежно припрятав вырученные суммы в самых разных и совершенно безопасных местах. А вслед за этим он добавил (увидев ее лицо и правильно поняв его выражение), что, само собой разумеется, она может нисколько не сомневаться ни в нем самом, ни в его мотивах, он не выдвигает никаких требований или условий, ну разве только чтобы они оставались друзьями и изредка приходили сюда пить чай со сливками. Теперь, сказал Джереми, он стал совершенно другим человеком, у него нормальный, очень здоровый брак, сейчас они ждут появления еще одного маленького Фостера, а кроме того, до него доходили слухи о ее очень глубокой привязанности к одному весьма симпатичному молодому человеку из «Прэгерса», и он надеется получить приглашение на свадьбу.
– Если хочешь, можешь рассматривать мое предложение просто как деловое, – заявил он. – Скажу юристам, они подготовят любые документы, какие пожелаешь, а когда Хартест снова станет твоим, уже надежно и бесспорно твоим, тогда сможешь подумать, когда и как ты со мной рассчитаешься.
В конце концов Шарлотта сдалась, будучи не в состоянии противиться перспективе того, чтобы Хартест стал надежно и бесспорно принадлежать ей, а точнее, Александру – и ему не грозили бы никакие опасности со стороны мистера Аль-Фабаха, Чака Дрю, Фредди Прэгера или даже ее деда.
А потом, выпив больше половины той бутылки шампанского, расслабившись и словно немного поглупев от чувства облегчения и от счастья, она выходила вместе с ним из гостиницы, выходила в самом прямом смысле, то есть проходила через дверь на улицу, Джереми обнимал ее одной рукой за талию, она смеялась, шутила с ним, поцеловала его сначала в одну щеку, потом в другую, а затем машинально бросила взгляд вниз: там, у самой первой ступеньки лестницы, ведущей к входу, стоял и смотрел на нее Гейб Хоффман.
Ссора между ними произошла страшнейшая. Худшей Шарлотта не могла даже и припомнить. Гейб обозвал ее проституткой, уличной девкой и заявил, что для него их взаимоотношения кончены; она в ответ заявила, что он просто помешался на собственной ревности и самонадеян сверх всякой меры и что если он думает, будто она станет продолжать отношения, в которых взаимному доверию попросту не отводится вообще никакого места, то ему нужно срочно и серьезно лечиться у психиатра.
В таком духе, обмениваясь бесконечными оскорблениями и словно крутясь в каком-то водовороте взаимной злобы, они скандалили друг с другом на протяжении нескольких часов подряд; в конце концов Шарлотта, устав до изнеможения, отчаявшись и не чувствуя от ярости уже никакой боли, просто повернулась и ушла.
Как-то после обеда Шарлотта сидела в своем маленьком кабинете в банке, стараясь не думать о том, как сложится в будущем ее жизнь – будь то с Гейбом или без него, – и надеясь только на то, что в один прекрасный день тоске и отчаянию, с которыми была сейчас неразделимо связана ее работа, придет конец; и тут зазвонил телефон. Звонили из Нью-Йорка, на проводе был сам Фред III.
– Шарлотта. Быстро приезжай сюда, хорошо? И захвати с собой Макса. – Дед говорил так, будто находился на другом конце Лондона, а не по ту сторону Атлантики. – Я хочу знать, что, черт побери, у вас там происходит.
– Дедушка! А я думала, что ты еще путешествуешь.
– Нет, я от этого устал. Жуткие люди. Одни старики. Я просто не мог больше их всех терпеть. И к тому же бабушка беспокоилась о тебе и этом вашем доме. Совершенно напрасно беспокоилась, как я понимаю.
– Да, – ответила Шарлотта, – все в порядке.
– То, что я об этом узнал, мне не нравится. И до меня, Шарлотта, доходит и кое-что другое. Что мне тоже совершенно не нравится. Я жду объяснений.
Шарлотта ответила, что он их получит.
Они с Максом заказали себе билеты на следующий же день. Но перед этим поговорили с Джоном Фишером.
– Ты с нами? Если ты нам понадобишься.
Джон Фишер вначале покраснел, потом побледнел. Потом подтвердил, что да, с ними.
– Мы тебе позвоним, – пообещала Шарлотта.
* * *
Фред сидел в старом своем кабинете; он загорел, посвежел и выглядел отлично. Он только что закурил очередную сигару и теперь с удовольствием пожевывал ее.
– Садитесь. – Он жестом показал на кресла для посетителей возле своего стола, как будто Макс и Шарлотта пришли к нему с другого этажа, а не пролетели только что три тысячи миль. – Кофе хотите?
– Да, пожалуйста, – сказала Шарлотта. – Как бабушка?
– Отлично. Лучше и быть не может.
– Это хорошо, – подал голос Макс. Фред свирепо сверкнул в его сторону глазами.
Они подождали, пока кофе был заказан, принесен и разлит по чашкам.
– Ну, так, – заговорил Фред. – Давайте начнем с дома. Правда ли, что Джереми Фостер дал тебе деньги, чтобы погасить задолженность? Что ты ходила к нему плакаться?
– Нет, – ответила Шарлотта.
– Что?!
– Я не ходила к нему плакаться, и он не давал мне денег. У нас с ним деловое соглашение, и…
– Ах, вот как? И как же ты собираешься вернуть такую сумму? Боже мой, Шарлотта, неужели ты начисто лишена здравого смысла?! Вначале ты компрометируешь себя и доброе имя банка, становясь любовницей одного из основных клиентов…
– Дедушка, это не…
– Молчи. У тебя была связь с Джереми Фостером. Это не лезет ни в какие ворота. Ни в какие. А теперь, когда все только-только стали об этом забывать, ты ее опять восстанавливаешь.
– Дедушка, но это не так!
– Да неужели? Я слышал, и из достаточно надежного источника, что тебя видели выходящей вместе с ним из гостиницы «Плаза». По-моему, такое поведение довольно опрометчиво.
– Да, но…
– А после этого я узнаю, что ты сдаешь подписанный им чек на шесть миллионов фунтов стерлингов. Это просто непостижимо, Шарлотта. Я приказал Чаку Дрю перевести эти деньги обратно на счет Фостера. Мне они не нужны.
– Что?! Что ты сделал?
– Ты слышала. Эти деньги возвращаются назад.
– Но это невозможно. И к тебе это не имеет никакого отношения. Дедушка, это нечестно.
– По-моему, это абсолютно честно, и ко мне это имеет самое непосредственное отношение. Я не позволю компрометировать репутацию своего банка. Для меня почти непостижимо, что ты считаешь вполне допустимым принять подобную сумму от одного из самых крупных наших клиентов. Должен тебе сказать, что мои надежды на тебя и мое доверие к тебе сильно поколеблены.
Макс сидел совершенно бледный. Некоторое время он молча смотрел на Фреда, потом произнес:
– Дедушка, давайте поговорим и о другом доверии, которое, возможно, тоже поколебалось. Поговорим для начала о вашем внуке. Вам известно, что его деятельность принесла «Прэгерсу»? Поставила банк на грань разорения, вот что. Вам известно, что он давал гарантии под такие суммы, которые не имел никакого права гарантировать, и все это только ради того, чтобы поддержать те сделки и тех клиентов, в которых он лично был заинтересован? Вам известно, сколько «Прэгерс» потерял во время этого краха? Сколько потерял сам банк, не из-за того, что теряли компании – наши клиенты, а сам, без всякой необходимости? Порядка ста миллионов.
– Да ну, господи, – ответил Фред. – Я проверял наш портфель. Чепуху ты говоришь.
– Вы хотите сказать, что сто миллионов сейчас на месте? Тогда поинтересуйтесь, что здесь в то время происходило, – возразил Макс. – У меня есть сильное подозрение, что тогда переводились очень крупные суммы.
– Поинтересуюсь. – И Фред ткнул пальцем в кнопку аппарата внутренней связи. – Попросите Криса Хилла зайти ко мне, хорошо? Надеюсь, ты сможешь подтвердить сказанное, – повернулся он к Максу, – иначе против тебя могут быть выдвинуты очень неприятные обвинения. И не думай, будто тебе поможет то, что ты мой внук. Не поможет.
Вошел Крис Хилл; он выглядел очень спокойным и очень хорошо владел собой.
Да, сказал он, тогда действительно были сделаны переводы определенных сумм в Лондон. Все это было в пределах его полномочий, а цель переводов заключалась только в том, чтобы поддержать лондонское отделение в самые трудные дни после краха на бирже. Возможно, Фредди действительно рисковал чуть больше, чем следовало бы, но это только от избытка энтузиазма. Нет, по его мнению, Фред не обнаружит никаких серьезных нарушений в ведении любого из находящихся в банке счетов.
– Обнаружишь, – заявила Шарлотта, когда Крис Хилл вышел. – И много. На маклеров оказывали нажим, их даже шантажировали. У нас есть свидетель. Один из этих самых маклеров.
– Ах, вот как? Наверняка ваш приятель?
– Да, он наш приятель, – заявил Макс, – но он начал работать в «Прэгерсе» задолго до того, как мы с ним познакомились. Если хотите, я вас соединю с ним по телефону, прямо сейчас. Он вам сам скажет.
Фред посмотрел на Макса, и во взгляде его впервые появилась неуверенность. Потом он ответил:
– Может быть, позже.
– Дедушка, – продолжала Шарлотта, – в отделении происходит очень много нехорошего. Честное слово. Мошенничество, неблаговидные дела и еще всякое другое, чего ты бы никогда не потерпел. Закупаются огромные пакеты акций, чтобы вздуть на них цены, прежде чем эти акции начнут покупать клиенты; служебная информация используется для заключения личных сделок. И мы думаем, что даже… – Она вдруг испугалась того, что собиралась сказать, и смолкла.
– Даже что?
– Ну… то же самое, только в еще больших масштабах.
– А вы там чем все это время занимались? Что-то я почти не слышал, чтобы вы как-то влияли там на ход дел.
– Дедушка, меня не допускают практически ни к чему. Я занимаюсь рядовой конторской работой. – Она посмотрела на него и попыталась улыбнуться. – Честное слово. Мне там пришлось… тяжко.
– Ага, – проговорил Фред. – Ну вот наконец и добрались.
– Прости?
– Ты просто ревнуешь к другим. Чувствуешь себя обиженной. Очень хорошая основа для всяких опасных фантазий. О господи, Шарлотта, ты меня потрясаешь. Все это просто жалко. Пора бы уже тебе немного и повзрослеть.
– Дедушка, это не фантазии. Пожалуйста, поговори с Джоном Фишером. Пожалуйста.
– Ах, с Джоном Фишером. Это и есть тот ваш маклер, которого шантажировали?
– Да.
Фред заколебался. Потом ответил:
– Нет, не думаю, что это нужно. Мне и так все ясно. По-моему, вам обоим лучше убираться отсюда. Возвращайтесь в Лондон. Не знаю, что я насчет вас решу. Насчет вашего будущего. Мне надо подумать. И скажите этому вашему отцу, чтобы он вытряхивался из Хартеста. Имение возвращается на торги.
– Дедушка, ты не можешь так поступить! Не можешь! Это же его дом! – Шарлотта рассердилась на себя, почувствовав, как к глазам у нее подступают слезы.
– Почему это не могу? Насколько я помню, у него есть довольно приличных размеров особнячишко в Лондоне. На улице он не окажется. А теперь будьте добры, извините меня, у меня еще очень много работы.
– Что, по-твоему, они могли сделать? – спросила Шарлотта. – Каким образом вернули назад эти деньги?
Такси везло их в аэропорт Кеннеди. После всего пережитого Шарлотта была в состоянии какого-то отупения. Она понимала, что должна была бы сейчас злиться, выходить из себя, испытывать ярость, но ничего подобного она не чувствовала. Даже встреча с Гейбом Хоффманом в коридоре, когда он с каменным лицом взглянул на нее, повернулся на каблуках и ушел, никак ее не задела. Макс, бледный как смерть, сидел с ней рядом; с того момента, как они уехали с Пайн-стрит, он молчал и заговорил только сейчас:
– Бог их знает. Бог их знает. Могу попытаться выведать у Шайрин. Но какой смысл? Он же слепец. Чокнутый.
– Он опасен, – сказала Шарлотта, – и все это положение в целом опасно.
– Для кого? Только не для нас. Насколько я понимаю, наши часы в качестве сотрудников «Прэгерса» сочтены. По крайней мере, все это может нас больше не волновать.
– А как же Хартест? Это-то нас должно волновать.
– Я не думаю, что он сможет заставить нас вернуть деньги.
– Только при условии, если они уже оприходовали чек, – заметила Шарлотта.
– Вот черт, – проговорил Макс.
Чак Дрю не оприходовал чек. Улыбаясь самой обаятельной, выражающей крайнее сожаление улыбкой, он сообщил им, что ввиду крайней занятости никак не смог сделать этого раньше. А теперь Фред прислал специальное распоряжение, требуя, чтобы чек был отозван.
– Я бы категорически не хотел ставить под угрозу отношения банка с самым важным нашим клиентом, – заявил Чак, – и ваш дедушка тоже придерживается на этот счет очень ясной и жесткой позиции. Наши отношения с мистером Аль-Фабахом также оказались в последнее время несколько напряжены, так что если он увидит, что приобретение Хартест-хауса становится теперь все-таки возможным, то нам тем самым удастся одной сделкой умаслить сразу много шестеренок.
– Надо нам что-то делать. – Макс был полон решимости. – Мы просто обязаны. А то придется подавать заявления на пособия по бедности. Я хочу поговорить с Шайрин. Она – наша последняя надежда.
* * *
Он позвонил Шарлотте домой спустя два часа, голос у него был очень возбужденный.
– Мне кажется, мы его накрыли.
– Как? Почему? – спросила Шарлотта.
– Деньги, по-видимому, были возвращены за счет отзыва ранее предоставленных кредитов, отказа от выплаты дивидендов и тому подобных штучек.
– И что это значит?
– Это значит, что это были деньги швейцарской компании.
– О господи! Как тебе удалось выяснить?
Он немного помялся:
– Только не говори Энджи. Мне пришлось пообещать Шайрин, что я свожу ее на уик-энд в Париж. Вместе с ее мамочкой.
– Ну, Макс, ты даешь!
– Все это хорошо, – заметила немного позже Шарлотта, – но как нам сделать так, чтобы дедушка всему этому поверил?
– Придется попросить мою маленькую птичку немного попеть. Ей он поверит.
– С чего бы это?
– Просто потому, что она не понимает истинного значения того, о чем говорит.
– А как тебе удастся заставить ее разговориться?
– Есть у меня одна идейка, – ответил Макс.
Шарлотта сидела и слушала, как Макс разговаривал по телефону с Джейком Джозефом. Макс уговаривал Джейка найти для Шайрин место маклера, помощника маклера, кого угодно, пусть даже всего только на неделю, обещая, что если Джейк сумеет это сделать, то он, Макс, будет готов ради него на что угодно, абсолютно на все, чего Джейк потом ни пожелает.
– Она не дура, – все время повторял Макс, – она очень неплохо соображает. У нее может даже очень хорошо пойти такая работа. Черт возьми, Джейк, от этого сейчас зависит все. Я потом по гроб жизни буду тебе обязан. Вложу все свои деньги только в «Мортонс». Добьюсь для тебя членства в клубе «Амбассадор». Свожу тебя в Париж вместе с Шайрин и ее мамочкой. Ну пожалуйста. Ради нашей дружбы. Перестань упрямиться, черт тебя подери, я же знаю, что ты можешь это сделать!
Наконец, после тридцати подобных увещеваний, Макс вдруг широко улыбнулся в трубку.
– Ты просто герой. Да, не сомневаюсь. Да, устрою тебе с ней ужин. Целых десять, если хочешь. Да. Спасибо тебе, Джейк. Ты настоящий друг.
Он положил трубку и измученно, но торжествующе улыбнулся Шарлотте:
– Порядок. Он предложит ей место маклера-стажера при нем самом. Говорит, что его за это могут выгнать, но я сказал ему, пусть не волнуется, мы возьмем его в «Прэгерс».
– Макс, у тебя не то положение, чтобы обещать кому бы то ни было место в «Прэгерсе»!
– Будет то,когда все это закончится.
– А с кем этот твой приятель мистер Джозеф – должна сказать, мне он, в общем-то, понравился – хочет поужинать?
– С Георгиной, – ответил Макс.
– С Георгиной?! Не может быть!
– Да. Говорит, что она самая сексуальная девушка, какую ему доводилось встречать. Говорит, что стоит ему только о ней подумать, как у него сразу же начинается эрекция.
– Н-да, – проговорила Шарлотта. У нее вдруг резко испортилось настроение.
Когда Макс сказал Шайрин о том, что договорился о месте для нее в «Мортонсе» и что в порядке благодарности с ее стороны он хочет, чтобы она слетала с ним вместе в Нью-Йорк и поговорила бы с его дедушкой, Шайрин бросила на него из-под своих длинных черных ресниц довольно трезвый и проницательный взгляд и заявила, что не понимает, почему она должна это делать, и что если он ждет от нее предательства по отношению к Чаку, то напрасно.
Макс ответил, что если она этого не сделает, то с работой в «Мортонсе» может ничего не выйти, на что Шайрин возразила, что это обыкновенный шантаж. Ничего подобного, убеждал ее Макс, это обычная сделка, и он искренне надеется, что она не упустит первую же сделку, которую ей предлагают заключить. Шайрин объявила, что ей надо подумать.
– Она поедет, – заверил Макс Шарлотту.
На следующий день они втроем отправились в Нью-Йорк. Когда они появились на Пайн-стрит, Фред III отказался принять их и велел передать, чтобы они убирались назад в Лондон; но, когда вечером того же дня Фред вернулся домой, на 80-ю Восточную улицу, там, наверху в гостиной, его поджидала вся троица вместе с Бетси. У Бетси на лице было написано самое грозное выражение, и она сразу же заявила Фреду, что если он не выслушает того, о чем хотят рассказать ему Макс, Шарлотта и их очаровательная знакомая, то она, Бетси, уйдет из дому.
Фред нашумел на нее: не ее, дескать, дело вмешиваться в то, в чем она совершенно не разбирается, но в ответ услышал, что в людях она разбирается получше, чем он, и если уж на то пошло, она гораздо больше доверяет Максу и Шарлотте, нежели Чаку Дрю и Фредди.
– От тебя требуется только одно, – настаивала Бетси, – выслушай их.
– Ничего подобного, – возразил Макс. – Единственное, что нужно, – это чтобы вы задали Шайрин несколько вопросов. Но я вам скажу какие именно.
– Я не очень понимаю, мистер Прэгер, о чем тут идет речь, – проговорила Шайрин и поднялась, протягивая одну руку Фреду, а другой одергивая юбочку, стараясь прикрыть ею свой маленький зад, – но я страшно рада с вами познакомиться.
Фред взглянул на нее, и всем сразу же стало ясно, что он готов ей поверить. Он уселся, закурил сигару и обратился к Максу:
– Ну ладно. Назови мне первый вопрос. А дальше я уже сам.
– Спросите Шайрин, – сказал Макс, – откуда взялись те деньги, которые Чак возвратил в банк после биржевого краха.
Фред спросил Шайрин; и Шайрин ему рассказала.