Текст книги "Злые игры. Книга 3"
Автор книги: Пенни Винченци
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
Глава 60
Макс, октябрь 1987
– Господи, как же ты потрясающе выглядишь! Я даже готов сделать тебе предложение. – Голос у Макса был низкий и, казалось, дрожал от чувств.
– Ой, Макс, честное слово! – Шайрин, вместе с которой он ехал в лифте, сверкнула на него глазами из-под длинных ресниц. – Не говори глупостей.
– Я и не говорю. Платье у тебя восторг. Абсолютный восторг. – Он наклонился к ее уху, бросив осторожный взгляд на бесстрастные лица других пассажиров лифта. – У меня от одного твоего вида уже стоит как столб.
– Ой, Макс, – снова повторила Шайрин. – Замолчи, пожалуйста. И к тому же это не платье, а костюм. – Она самодовольно оглядела свою черную жакетку и черную же юбку. – Я его купила в «Нексте». Такой стиль называется «девушка из Сити».
– И жемчуг отличный, – продолжал Макс. – Очень удачно дополняет.
– Тебе правда нравится, да? Это мне Чак подарил на день рождения. Специально привез из Гонконга.
– Хороший он парень, Чак, – сказал Макс. – Господи, как же я ему завидую! Зайдем после работы в бар, Шайрин, а? – Он опять наклонился к ее уху. – У меня есть для тебя кое-какие новости от моего знакомого в «Мортонсе».
– О-о-о… да. – Шайрин заметно оживилась. – Да, Макс, конечно. Встречаемся где всегда?
«Где всегда» был у них бар «Фенчерч колони»; Макс пообещал Шайрин, что постарается помочь ей войти в мир биржевых маклеров, и в процессе такого содействия они уже четырежды встречались в этом баре.
Разумеется, вступление в биржевой мир было чистейшей фикцией; для проформы Макс поинтересовался у Джейка, насколько реальна такая возможность, и Джейк очень торжественно ответил, предварительно довольно долго постучав себя по носу, что подумает, чем он сможет быть тут полезен. Один раз он даже как-то поприсутствовал на встрече Макса с Шайрин и пространно описывал ей, что такое жизнь маклера, насколько она, Шайрин, понравится и будет интересна, какие перспективы может открыть перед ней такая работа в будущем. В обмен на эти рассуждения, на (как полагала Шайрин) содействие ей в карьере и на несколько бокалов шампанского Шайрин простодушно потрепалась о том, что происходит в лондонском отделении «Прэгерса» вообще и между Чаком и Фредди в частности. Конечно, на самом деле все это имело двойное дно: и они понимали, что Шайрин не такая уж простушка, и она сознавала, что Макс и Джейк это понимают; но, пока внешне все выглядело наивно и бесхитростно, совесть у каждого из них могла оставаться спокойной.
– Господи, – проговорила она в тот вечер, усаживаясь в кресло и одергивая свою даже не мини-, а микро-юбочку, чтобы на миллиметр-другой скромно прикрыть бедра, – господи, ну и денек у меня сегодня выдался!
– В самом деле? – спросил Макс, наполняя ее бокал.
– Честное слово. Сейчас назревает одна крупная сделка, ты ведь знаешь «Бреттс»; это фирма, которая занимается поддельными драгоценностями…
– Да, конечно, – кивнул Макс, – Фредди еще к ним очень благоволит.
– Точно. И мне очень нравится этот Барри Бретт, он ко мне так хорошо относится. Знаешь, обещал подарить мне, когда приедет на следующие торги, золотую цепочку с жемчугом, они такие делают. Надеюсь, не забудет. Ну, так или иначе, но они приобрели большую долю в «Лэнгли»; это, знаешь, одна такая шикарная ювелирная фирма. Настоящий наезд на нее устроили, – с самодовольным видом прибавила она.
– Боже, Шайрин, ты уже успела освоить наш биржевой жаргон, да? – польстил ей Макс.
– Ну, достаточно ведь просто слушать, и уже можно многому научиться. Так вот, акции «Бреттса», разумеется, сразу же подскочили, но и все остальные тоже…
– Разумеется, – вставил Макс.
– И теперь они бы хотели приобрести «Лэнгли», но за ней охотится какая-то другая фирма, американская, а поэтому цена акций поднялась еще выше, и «Бреттсу» не хватает свободных средств, чтобы пробить свое собственное предложение.
Весьма довольная собой, она откинулась на спинку кресла.
– Ну и?.. – спросил Макс. – Господи, какая же ты умница, что смогла все это запомнить, – поспешно добавил он. – Даже не представляю себе, как тебе это удалось.
– Н-не знаю, – немного запнувшись, ответила она. – Но в чем я твердо уверена, так это в том, что Чаку очень хочется, чтобы сделка досталась «Бреттсу», и сегодня он и Фредди весь день висели на телефоне, стараясь им как-то помочь.
– Мм! – задумчиво произнес Макс. – А какая сумма нужна Бретту?
– Макс, – вдруг резко сказала Шайрин, – Макс, мы встретились, чтобы поговорить о моей карьере или чтобы обсуждать сделки Чака?
– Боже мой, Шайрин, извини, пожалуйста! Конечно же, о твоей карьере. Послушай, я разговаривал с этим моим приятелем, Джейком, ты его знаешь. Он говорит, что в данный момент у «Мортонса» никаких вакансий нет. Помнишь, в конце лета у них там что-то стряслось, и они теперь несколько перестраховываются. Но похоже, все уже в порядке, Джейк говорит, что вроде бы в «Сити-корпс» должны скоро набирать людей, и он там замолвит за тебя словечко.
– Да-а, – протянула Шайрин. Похоже, она была разочарована. – Мне казалось, что у тебя с ним была более определенная договоренность.
– Она достаточно определенная, – возразил Макс. – Не знаешь – не говори. Если Джейк Джозеф тебя порекомендует, место ты получишь. Никто тебя не обманывает. А кстати, не пойти ли нам чего-нибудь поесть? А то, если я еще немного выпью, я просто свалюсь тут под стол.
– Да, было бы неплохо, – одобрила Шайрин. – Давай опять в «Лэнган», если можно?
– Конечно, можно, – отозвался Макс.
Он одарил ее самой располагающей своей улыбкой, той, которая еще совсем, казалось бы, недавно помогала продавать многие-многие тысячи рубашек, джинсов, маек и даже спортивных трусов. Господи, какая тогда у него была легкая и приятная жизнь! И как только его угораздило влезть во всю эту кашу?!
– Триста пятьдесят миллионов фунтов, – с набитым ртом говорила Шайрин; она как раз пережевывала копченую лососину. – Я только что вспомнила, именно столько.
– Что именно столько? – переспросил Макс. Его голова за минуту до этого была занята размышлениями о том, достанет ли ему смелости заявиться к Энджи в – сколько же тогда будет? – в час ночи и попытаться забраться к ней в постель. Пожалуй, нет. Она строга насчет таких вещей.
– Столько нужно Бретту. Чтобы приобрести «Лэнгли».
– Но это же куча денег.
– Да, – ответила она, бесхитростно прижимаясь к нему под столом ногой, – но ведь сейчас не проблема достать любые деньги, верно? Даже такие?
– Это верно, – согласился Макс.
Было пятое октября.
– Ты никогда ничего не покупала в «Бреттсе»? – спросил Макс у Энджи.
Они лежали в просторной постели после необыкновенно удачного секса; Энджи повернулась к нему, в ее зеленых глазах застыло искреннее изумление.
– Разумеется, нет. У них там одни подделки. А что?
– Так… просто любопытно. Мне тут моя подружка Шайрин кое-что о них порассказала.
– В общем-то, как фирма они работают вполне неплохо. Цепь магазинов на торговых улицах, своего рода ширпотреб.
– Да, но они собираются приобретать «Лэнгли».
– Неужели? Могут поднять себе цену, и сильно.
– Да, я понимаю. Но для них это дорогое удовольствие. Как мне сказали, триста пятьдесят миллионов.
– В наше время это не деньги, – ответила Энджи.
Было седьмое октября.
Он и в самом деле влюбился в Энджи. Тут и спорить было не о чем. Любил ее по-настоящему. Любил в ней все. Любил ее ангельское строгое личико с огромными зелеными глазами, ее стройное, жадное, откровенное тело, ее тягу к развлечениям и удовольствиям и ее ясный и жесткий прагматический ум, ее личную мораль, весьма хитрую, изворотливую и в то же время по-своему честную; все любил. Ему только очень хотелось, чтобы и она тоже полюбила его.
Макс был уверен, что даже если он доживет до ста лет, то и тогда ни за что не забудет тот вечер и тот прием. Их безрассудный, опрометчивый побег в спальню; потрясение и боль, что испытала тогда Джемма; ее последующее громогласное заявление и то, как оно было сделано; Мелиссу, которую пришлось отправить в госпиталь; как потом все разошлись – Джонти забрали, Томми уехал, гости и все остальные тоже разъехались; затем наконец-то уехала и полиция, предварительно кропотливо собрав подробнейшие показания свидетелей; как потом он отвез молча плакавшую Джемму домой, к ее родителям, и оставил там, бормоча какие-то беспомощные и бесполезные извинения; и как после всего этого они остались наконец с Энджи вдвоем, одни во всем доме, потрясенные, протрезвевшие и пришедшие в себя, измученные, но странно возбужденные, оживленные.
Энджи повернулась к нему и как-то совсем обыденно спросила: «Ну и что же мы теперь будем делать?» – а он очень серьезно посмотрел на нее и ответил вопросом на вопрос: «Пойдем наверх?» – и она тоже так же серьезно поглядела на него, взгляд у нее был необычно прямой и откровенный, и сказала просто: «Да». Он взял ее за руку и повел наверх; они вошли в ту же самую спальню, в которой уже были раньше. Энджи остановилась, не сводя с него пристального взгляда, потом подошла к нему и стала целовать, осыпать ласковыми, нежными, сладкими поцелуями, ее тело все крепче и крепче прижималось к нему, руки все сильнее и сильнее сжимали его в объятиях. Вдруг она резко отпрянула, широко улыбнулась и проговорила: «Пора уже расстегнуть эту стофунтовую молнию, Макс»; он расстегнул до самого конца, и она выскользнула из облегавшего ее платья, сбросила его на пол и вдруг предстала перед ним полностью, совершенно, ошеломляюще обнаженная. Макс давно уже думал об Энджи и столько раз воображал ее обнаженной, что вряд ли должен был теперь чему-либо удивиться; но тем не менее при виде ее он испытал настоящее потрясение, настолько сильное, что и сам бы не поверил раньше в свою способность переживать подобные ощущения при виде обнаженной женщины, пусть даже и Энджи. Его мгновенно охватило желание, оно ошеломило, оглушило его, пронзило внутренней дрожью – так хороша была Энджи, тонкая, стройная, идеальных пропорций, с плоским животом и узкими бедрами, но с роскошными крупными загорелыми грудями, на которых выделялись большие и темные торчавшие вверх соски, с густыми зарослями рыжеватых волос в паху.
Макс шагнул к ней; он вдруг почувствовал себя необыкновенно сильным. Взял в ладони ее груди, наклонился и начал целовать, водя языком по соскам и вокруг них. Почувствовал, как соски напряглись, стали еще тверже; он нежно и мягко погладил Энджи по спине, плавно опуская руки вниз, пока они не дошли до ягодиц, таких твердых, таких сильных. Макс всегда заявлял, что чувственность женщины можно определить по ее ягодицам: чем они тверже, чем более упруги, тем сильнее и сексуальный аппетит. У Энджи ягодицы были очень твердыми и очень упругими.
– Раздевайся, негодник, – проговорила вдруг Энджи. – Я уже дольше не вытерплю.
И пока он срывал с себя рубашку, брюки, трусы, она подошла к постели, легла на спину, заложив руки за голову и слегка раздвинув ноги, и неотрывно смотрела на него.
– Господи, – произнесла она, – о господи, – и больше ничего, он уже был на ней, обнимал ее; в душе он страшно боялся, как бы не осрамиться, как бы не получилось так, что он не сумеет доставить ей то удовольствие, какое бы ей хотелось, и в то же время он так отчаянно желал ее, так сгорал от этого желания и нетерпения, что ему с трудом удавалось сдерживать себя и заставлять свое тело делать то, что оно должно, обязано было делать.
– Стоп, – сказала она неожиданно. – Погоди. – Она уложила его рядом с собой и принялась с улыбкой рассматривать, уважительно, почти задумчиво задержав взгляд на его пенисе, а потом медленно, очень медленно села сверху и нежно опустилась на него, очень плавно, очень-очень осторожно; она была изумительно, восхитительно влажной и обхватила его плотно и крепко, – он ощутил, как она надвигается на него, почувствовал ее чудное, сладостное тепло. «Лежи тихо, – приказала она ему, – не шевелись». И он подумал, как странно прозвучали эти слова, настолько твердо и официально, и как странно, что они исходили от нее; разумеется, он не мог, просто не в состоянии был лежать тихо и не шевелиться, он почти сразу же начал двигаться, все сильнее и энергичнее, то отдаваясь ее упругому, радостно встречавшему его сжатию, то отступая, ощущая, как в нем возникают какие-то мощные, неодолимые волны, как они поднимаются откуда-то из глубины и рвутся наружу, на свободу, как они передаются и ей и увлекают за собой Энджи, его любимую Энджи.
Потом, уже много часов спустя, он произнес:
– Энджи, я тогда тебе совершенно серьезно сказал. Я люблю тебя. Это в самом деле так, я знаю.
А она ответила:
– Да ну, Макс, не говори ты этого, какая чепуха, тоже мне, нашел кого, ну как ты можешь меня любить? – Она улыбнулась, но улыбка у нее получилась какая-то горькая.
– Я правда тебя люблю, – повторил он, – именно что нашел и действительно люблю. Больше всего на свете. Я в тебя влюбился, еще когда мне было только шестнадцать и я тебя увидел в самый первый раз, тогда, во время обеда в «Рице». А ты помнишь?
– Да, помню. – Зеленые глаза Энджи внезапно повлажнели. – Мы тогда с Малышом только начали открыто появляться на людях, было страшно приятно, что можно быть вместе, что не надо больше без конца прятаться и скрываться, и он вдруг мне говорит: «Посмотри, вон мой племянник, видишь, с той красавицей».
– И о чем ты подумала? Что сказала? Или ты не помнишь?
– Помню, что сказала, хотя, может быть, мне и не стоило бы тебе этого говорить. Я сказала ему: «Да он и сам настоящий красавец». И о чем подумала, помню: что ты, должно быть, испорченный и самонадеянный маленький негодник. И я оказалась права.
– Ничего подобного, – возразил Макс. – Это нечестно, просто нечестно. – Он искренне, неподдельно обиделся.
– Именно так. Все честно, – отрезала Энджи. Она вдруг натянула на себя простыню. – Мне холодно.
Макс вздохнул. Атмосфера близости, любви и тепла оказалась нарушенной.
– Выходит, я для тебя ничего не значу? – спросил он. – Ты просто развлекаешься со мной. Так, да? Я у тебя всего лишь очередной мужчина на ближайшую неделю?
– Не надо, Макс, – тихо попросила Энджи. – Не надо все портить. Мы же еще только начали. Конечно, ты для меня что-то значишь. Разумеется. Но я еще сама не знаю, что именно и насколько это для меня важно. У меня все еще больно на душе, Макс. Я помню Малыша. Дай мне время.
– Извини, – совершенно искренне произнес он. – Я забыл об этом. Я дурак. Извини, ради бога.
– Ничего, – ответила Энджи. – И никакой ты не дурак.
С тех пор они стали очень много времени проводить вместе. Если бы у Макса была возможность сделать все по-своему, то он бы вообще все время проводил только с Энджи. Но такой возможности у него не было.
Энджи заявила, что ей нужна свобода, что она хочет сама распоряжаться своим временем, ей дорога ее независимость. У нее есть фирма, которую она и так забросила, есть близнецы, которых она забросила даже в еще большей мере, и что она в данное время просто не может посвятить всю себя, целиком и полностью, их взаимоотношениям.
Он встречался с ней два или три раза в неделю, и встречи эти проходили хорошо. Очень хорошо. Им было интересно и весело друг с другом. Энджи говорила, что с того самого времени, когда Малыш был еще молодым, ей никогда не было так интересно и весело, как теперь. Максу это было приятно.
Его перестали волновать – он даже сам не понимал почему – Фредди и Мэри Роуз, Хартест и Александр. Вся эмоциональная энергия, которую он не расходовал на работу, доставалась Энджи. Они постоянно ходили в рестораны, на танцы, в театры, а иногда заказывали из индийского ресторана что-нибудь на дом и смотрели видео. А еще они занимались сексом. Часто и подолгу. Макса изумляли и внушали даже некоторый благоговейный трепет и изобретательность Энджи, и ее аппетит, и просто то удовольствие, которое она получала в постели (а также и в машине, и в парке, и под душем, и в гостиной, а один раз – этот случай ему особенно запомнился – даже в театральной ложе). Макс всегда считал себя настоящим жеребцом, опытным мужчиной, которому гарантирован успех у женщин. Но в обществе Энджи он вдруг обнаружил, что по сравнению с ней он просто зеленый новичок. Однако до каких бы высот близости, безумства, экстаза они ни поднимались во время секса, потом, когда все кончалось, Энджи всякий раз моментально как бы душевно отстранялась от него, уходила в себя, воздвигала какие-то внутренние преграды, снова превращалась во вполне самодостаточного и «закрытого» человека.
Когда-нибудь, говорил себе Макс, когда-нибудь он сумеет добиться того, чтобы в какой-то очередной раз этого не случилось.
Однажды вечером, вскоре после того ужина с Шайрин в «Лэнгане», Макс пригласил Энджи в «Риц».
– Вспомним старое, – сказал он.
Ресторан был забит; казалось, все лондонские рестораны в то время были постоянно забиты, даже по будним дням, даже в понедельники. А был как раз понедельник. Понедельник, двенадцатое октября.
Они отлично поужинали; когда они сидели уже за второй рюмкой арманьяка (и Энджи успела высказать любопытное предположение относительно того, как она употребит применительно к Максу тот арманьяк, что стоит у нее дома), Макс бросил взгляд в зал и вдруг увидел Фредди, направлявшегося вместе с кем-то в сторону туалета. Мужчина, шедший рядом с Фредди, выглядел молодо и броско; Макс подумал, что это, наверное, и есть Брайан Бретт.
– Прости, – сказал он Энджи. – Природа требует.
Он поспешил вслед за Фредди и вошел в дверь туалета как раз вовремя, чтобы успеть заметить, как тот свернул в сторону писсуаров. Макс стрелой рванулся в одну из кабинок и запер за собой дверь. Вскоре до него донесся голос Фредди:
– Порядок, Брайан. Теперь можно и назад, к нашим дамам.
– Порядок. А симпатичная она женщина, эта миссис Дрю.
– Правда, а? Повезло Чаку.
– Действительно повезло. Послушай, Фредди, пока мы тут одни, должен тебе признаться, что у меня сейчас туговато с наличностью. Я прикидывал, мне понадобится что-нибудь порядка… ну, скажем, шестидесяти сверх обычных кредитов. Есть ли кто-нибудь… в общем, ты не мог бы что-нибудь посоветовать?
– Господи, какая чепуха, – ответил Фредди. – Нет проблем. При такой сумме мы можем сами выступить поручителями. Не волнуйся ты об этом, Брайан.
– Великолепно. Разумеется, когда мы провернем это дело, то я не сомневаюсь, каждый из нас будет в выигрыше.
– И я не сомневаюсь.
– Шестьдесят, – проговорил Макс. – Шестьдесят чего, как ты думаешь? Тысяч? Сотен тысяч?
– Не-а. – Энджи мотнула головой. – Миллионов.
– Да. Пожалуй. Это же куча денег. Для банка такого размера, как наш, поручиться за подобную сумму… И я уверен, что это не единственный случай. Фредди страшный жадюга. Все о своих комиссионных думает.
– В наше время это не такие уж большие деньги, – сказала Энджи.
Было двенадцатое октября.
– Шайрин, – спросил Макс, – до тебя не доходили в последние дни разговоры о закулисных кредитах?
– Да, конечно. – Шайрин беспечно махнула рукой. – Об этом постоянно говорят. Фредди очень любит этим заниматься.
Было тринадцатое октября.
– Мне кажется, – говорил Макс Шарлотте, – Фредди раздает больше кредитов, чем позволяют активы банка. Я даже уверен, что он это делает. Надо сообщить об этом дедушке. И быстрее.
– Невозможно, – ответила Шарлотта. – Дед отправляется в круиз. Во второе свадебное путешествие, как он его называет.
– Когда?
– Гмм… завтра.
– По-моему, надо попытаться.
– Ладно.
Шарлотта дозвонилась до Фреда III. Макс сидел рядом и слушал.
– Дедушка? Это Шарлотта. Послушай, мне надо с тобой поговорить. Что? Да, я знаю, что завтра ты уезжаешь, я хотела вам пожелать хорошего и интересного путешествия и… послушай, я знаю, что ты занят, но это важно. Дедушка, выслушай меня, ты должен это знать. Это касается Фредди. Он… дедушка, пожалуйста. Ну пожалуйста, послушай. Он… он выдает слишком много кредитов. В том числе и из средств самого «Прэгерса». Ну, я не знаю точно, но все это очень серьезно. Нет, это я знаю точно. Я не могу тебе описать все подробности…
что? Нет, дедушка, пожалуйста, не надо этого делать, не надо. Пожалуйста. Это не…
Она посмотрела на Макса, лицо у нее было растерянное и озабоченное.
– Он отключил меня и разговаривает сейчас с Чаком. Ну, теперь нам достанется.
Было четырнадцатое октября.
Чак устроил им разнос. Довольно вежливо, но очень твердо. Под конец он подчеркнул, что, едва только Фред III окончательно уйдет в отставку, та доля акций банка, которой располагает Шарлотта, уже не будет иметь нынешнего ее значения, а потому Шарлотте лучше бы заранее научиться поступать так, как ей говорят.
– Я не могу вас уволить, – заявил ей Чак, – но вполне могу сделать вашу жизнь очень малоприятной. На вашем месте я бы не высовывался.
Было пятнадцатое октября. По радио прошло несколько сообщений о признаках паники на нью-йоркской бирже. Никто не обратил на них особого внимания.
Несмотря на обеденный перерыв, Макс сидел на своем рабочем месте; тут-то и позвонили из газеты «Дейли мейл». До них дошли слухи, заявил звонивший, что граф Кейтерхэм на самом деле не является отцом Макса; не хотел бы Макс что-нибудь сказать по этому поводу?
Макс ответил, что все это полная чепуха, что сказать он ничего не хочет, и посоветовал им проконсультироваться у их собственных юристов насчет того, что говорится в законах о клевете.
С мерзким ощущением он повесил трубку и отправился к Шарлотте.
– Похоже, – провозгласил он, стараясь, чтобы слова его прозвучали непринужденно и весело, – что кот вырвался из мешка.
– Какой кот? Макс, ты о чем?
– По-моему, у Фредди состоялся разговор с Найджелом Демпстером.
– Что?!
– Ну, он ведь нас предупреждал, – сказал Макс.
– Я поговорю с Чарльзом.
Чарльз ответил, что в их положении самое лучшее – это хранить полное молчание.
– Ничего не говорите. Вообще ничего и никому. И скажите Александру и Томми, чтобы они тоже ничего не говорили. Подать в суд вы не можете, поскольку слухи соответствуют истине, а кроме того, это могло бы повредить еще и Георгине с Шарлоттой. Поэтому просто пересидите, пока буря не стихнет.
На протяжении следующих суток они не раз и очень ярко, отчетливо, живо вспоминали эти его слова.
В тот вечер Макс, Энджи и Шарлотта купили на ужин мясо с кэрри и, поглощая его, старались убедить себя в том, что у Найджела Демпстера и без них хватает о чем писать. Шарлотта попыталась дозвониться до Гейба, но его не было на месте.
– А он знает? – как бы между прочим спросил Макс.
– Нет. – Шарлотта не стала ничего уточнять.
Потом они посмотрели программу вечерних новостей и прогноз погоды, скорее по инерции, нежели из интереса; ночь, обещали синоптики, будет несколько ветреной. Шарлотта уехала довольно рано и, вернувшись домой, легла спать. Энджи и Макс тоже отправились в постель, поговорили там и уснули, так и не занявшись любовью.
– Никогда бы не поверил, что такое возможно, – пробормотал, уже засыпая, Макс, уткнувшись Энджи в волосы. – Не та уже у тебя хватка, не та.
– С моей хваткой все в порядке, – еще более сонным голосом откликнулась Энджи. – Было бы что хватать.
Макс проснулся от какого-то невероятного шума: в воздухе стоял непонятный вой, за окном гремело так, словно там все рушилось. Он встал, выглянул в окно и ущипнул себя: спит он или нет. Росшие вокруг площади платаны согнулись почти до земли, с трудом цепляясь за нее корнями; в воздухе парил, в самом прямом смысле этого слова, какой-то большущий, судя по всему металлический, лист. Это оказался сорванный ветром щит дорожного указателя – в конце концов он вонзился в дерево и, переломившись, упал. По асфальту было разбросано что-то непонятное и темное, похожее на большущих черных крыс, – Макс не сразу сообразил, что это разметало мусорные контейнеры. Вдоль улицы неслись тучи пыли; в воздухе летали газеты и полиэтиленовые пакеты, запутываясь в ветвях сломанных и упавших деревьев. Нигде не было видно ни одной человеческой фигуры. Макс посмотрел на часы: было два часа ночи. Он помчался к окнам на тыльной стороне дома – посмотреть, что делается в саду; через два дома от них упало большое дерево, которое так и лежало теперь, подмяв на своем пути все заборы; крыша пристроенной к дому оранжереи – гордости и радости Энджи – была разнесена вдребезги другим упавшим деревом; половину кустов вырвало с корнем, часть из них запуталась в кронах сломанных деревьев, а часть вообще унесло неизвестно куда.
– Энджи, – прокричал Макс, вбегая в спальню, – Энджи, проснись! На улице кошмар что творится. Настоящий конец света. Вставай!
Энджи мгновенно вскочила с постели:
– Что случилось? С малышами все в порядке?
– Не знаю, – ответил Макс.
– Пойду посмотрю.
Наверху, на четвертом этаже, близнецы спали как ни в чем не бывало, абсолютно не реагируя на то, что происходило в природе; их няня ошеломленно и неподвижно смотрела в окно: казалось, ужас приковал ее к месту.
– Света нет, – проговорила она. – Я пробовала. Энджи, у нас есть свечи?
– Конечно. Сейчас принесу. Я только заскочу вниз и посмотрю, как там бабушка.
– Миссис Викс там нет, – сообщила няня, – она у… у своего знакомого.
– О господи! – воскликнула Энджи. – Надеюсь, с ней ничего не случилось. А что такое, что происходит?
– Я же тебе сказал, конец света, – ответил Макс.
Утром они увидели, что конец света все же не настал. Однако то утро стало началом конца очень многих других, не таких масштабных вещей.
Телевидение не работало, но радио действовало, и все программы были заполнены сообщениями о последствиях самого сильного за последние сто лет урагана, пронесшегося над Англией; скорость его могучих разрушительных порывов в отдельных местах доходила до ста двадцати миль в час; нанесенный им ущерб с трудом поддавался оценке; в некоторых частях страны были выкорчеваны целые леса; в Брайтоне ветром с пляжа подняло тонны гальки, и она повышибала в округе все окна и двери; повозки, прицепы, фургоны и даже небольшие грузовики поднимало в воздух и крутило, как детские игрушки; шоссейные и железные дороги оказались перерезаны упавшими деревьями; были и погибшие. Катастрофы подобного масштаба в Британии с ее, в общем-то, мягким климатом, пожалуй, никогда прежде не случалось.
Телефон у них не работал; Макс прошел по Пикадилли, непривычно пустой, пронизанной одновременно и ветром, и солнечными лучами, и воспользовался телефонами-автоматами в «Рице». Он позвонил в Хартест; ответила Георгина, голос у нее был бодрый. У них сломало несколько деревьев вдоль Большой аллеи; деревянный домик, что был на озере у лодочного причала, в самом прямом смысле подняло в воздух; на террасе ветром свалило пару каменных статуй, а с конюшни сорвало полкрыши, но в целом им повезло, особых разрушений и потерь у них не было. В доме у Мартина и Катрионы разбило несколько окон и сорвало почти всю крышу. Александр провел всю ночь на ногах, сильно нервничал, беспокойно ходил по дому, волновался о том, выдержит ли шиферная плитка и что будет с куполом над Ротондой, с высокими окнами на первом этаже, но ничего не пострадало, и теперь он успокоился и вместе с Мартином расчищал с помощью дисковой пилы аллею.
Шарлотта даже не слышала, что ночью был ураган.
Миссис Викс и Клиффорд спали – «Надеюсь, в разных комнатах, – заметила Энджи, – они ведь еще не поженились», – однако Клиффорда разбудил грохот разбитого полуподвального окна с задней стороны дома: туда угодил поваленный ветром металлический контейнер для мусора. Клиффорд с огромным удовольствием откликнулся на вызов стихии и принялся запускать свой домашний генератор. Потом он говорил, что та ночь напомнила ему немецкие налеты в годы войны, когда он был руководителем отряда гражданской обороны.
Макс выпил в ресторане кофе, а потом решил дойти от «Рица» до «Прэгерса». Улицы были по-прежнему непривычно пусты: метро и пригородные поезда не ходили, машин почти не было видно. Сотни шоссе и дорог вокруг Лондона были все еще забаррикадированы поваленными деревьями, и люди в самом прямом смысле слова оказались в своих домах, как в ловушках.
Макс вдруг с ужасом вспомнил, что обычно именно в этот день появляется колонка Демпстера. Он купил газету и трясущимися руками развернул ее. Ничего. Поначалу он испытал огромное облегчение, но вслед за тем его снова охватило сильное беспокойство. Ведь будет еще завтра, а потом придет другой день, и еще, и еще…
Макс не спеша прошел по Сейнт-Джеймс-роуд и подошел к «Прэгерсу». В отделении никого не было. Он воспользовался личным ключом и вошел внутрь; лифт не работал, поэтому на четвертый этаж ему пришлось подниматься пешком. Там было пусто и мрачно, и эта атмосфера вселяла какой-то непонятный страх, предчувствие беды. Не горела ни одна лампа, ниоткуда не доносилось ни звука. Было холодно.
Он вошел в помещение операционного зала – ни один из компьютерных экранов не светился.
– Вот черт! – громко выругался Макс.
Пройдя по коридору, он медленно спустился вниз по лестнице на второй этаж. Этаж руководства: здесь были кабинеты Чака и Фредди. Ну что ж, быть может, пустота в отделении окажется ему чем-нибудь полезной.
Дверь в кабинет Чака была заперта; естественно, так и должно быть. Конечно, у Шайрин наверняка есть ключ, но ее на работе не было. Наверное, не может выбраться из своего Бромли из-за завалов на дорогах. Макс искренне надеялся, что с ней самой ничего не случилось: Шайрин ему, в общем-то, нравилась.
Он подергал дверь кабинета Фредди. Она оказалась незапертой. Макс осторожно, медленно приоткрыл ее. Чудесно. Теперь он сможет просмотреть файлы Фредди и…
– Доброе утро, Макс. – Это был Фредди. Он улыбался Максу своей обычной холодной улыбкой. – Маловато нас тут сегодня. Я могу чем-нибудь помочь?
– Нет, спасибо, – ответил Макс, разозлившись и на себя за то, что так глупо попался, и на Фредди, заявившегося вдруг на работу. – У тебя дома все в порядке, как я понимаю?
– Да. Только сад немного пострадал. А у тебя?
– Так… ничего страшного. – Ему не хотелось вдаваться в подробности, чтобы Фредди не пронюхал, где он провел ночь.
– А как в Хартесте? – спросил Фредди. – Ничего не пострадало? Ты еще не говорил со своим… с лордом Кейтерхэмом?
Макс очень холодно посмотрел на него:
– Нет, его не было дома, он расчищает завалы. Но я разговаривал с сестрой, с Георгиной, она сказала, что все в порядке. Спасибо, Фредди, что ты так беспокоишься.
Макс вернулся назад в «Риц» и попытался дозвониться до «Мортонса». Там никто не ответил. Он решил доехать до Сити. Некоторые автобусные маршруты работали, ему удалось доехать до Ченсери-лейн, а дальше он пошел пешком. Бедствие вывело людей из обычного сдержанного состояния, и большинство встречных были настроены дружелюбно, общительно, даже стремились поговорить; но когда он дошел до Флит-стрит, то увидел людей, вполне обычных, даже респектабельного вида, которые растаскивали из разбитых витрин магазинов обувь, джемперы, рубашки. Странно и неприятно было видеть, что англичане способны заниматься грабежом. До «Мортонса» Макс добрался примерно к одиннадцати часам; там никого не было, поэтому он зашел в кафе «Коутс», где сидела небольшая компания, состоявшая по большей части из маклеров, и очень неторопливо, с видимым удовольствием завтракала. Они сказали ему, что сидят тут уже давно и через некоторое время собираются в очередной раз проверить, не заработали ли компьютеры. Джейка среди них не было.
