Текст книги "Злые игры. Книга 3"
Автор книги: Пенни Винченци
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
– Если ты говоришь о бабушке Энджи, даю тебе слово, она будет на вечере, где бы он ни происходил, – ответил Макс, – а если кому-то это покажется странным, так пусть не приходит.
Но Шарлотта тоже сказала ему, что ни его день рождения, ни их помолвку нельзя отмечать в доме Энджи.
– Джемма права. Сделайте вечер на Итон-плейс.
– Не думаю, что Александру это понравится, – возразил Макс. – А кроме того, я буду там все время нервничать, как бы чего не разбили или не испортили.
– Мне кажется, что ему это, наоборот, очень понравится, – настаивала Шарлотта, – и, по-моему, большинство твоих знакомых уже вышли из того возраста, когда блюют в гостиных.
– Хочешь пари? – мрачно проговорил Макс.
Однако Шарлотта оказалась права: Александр воспринял предложение с энтузиазмом и сказал, что разошлет приглашения от своего имени.
Очень быстро все пошло куда-то не в ту сторону. Когда Макс и Джемма закончили составлять список тех, кого хотели бы пригласить, в нем оказалась почти сотня имен; после этого Александр заявил, что раз устраивается такой большой прием, на нем обязательно должны присутствовать члены семьи. Макс согласился с условием, что обязательно пригласят Мелиссу, на что Георгина ответила, что конечно же обязательно, но тогда надо пригласить и Кендрика; отсюда с неизбежностью вытекало, что придется посылать приглашение и Фредди.
– И Мэри Роуз тоже, – категорическим тоном напомнил Томми. – Раз приглашают ее детей, то и она должна присутствовать. Я беру ее на себя. Даже хорошо: будет с кем потанцевать.
Фреду и Бетси тоже послали приглашения, но они отказались, сославшись на нездоровье; по настоянию Александра пригласили также и обоих Данбаров. Макс шумно сопротивлялся их приглашению, заявляя, что если будет Катриона с этой ее лошадиной физиономией, то можно приглашать вообще всю конюшню, что от одного вида Мартина может скиснуть даже карнавал в Рио-де-Жанейро и что если они оба придут, то лучше уж вообще ничего не устраивать. Услышав это, Георгина вдруг вспылила, крикнула Максу, что он грубый и бесчувственный человек, что Данбары во много раз приятнее, чем большинство его ужасных друзей и знакомых, и, вся в слезах, выбежала из комнаты; в конце концов Данбаров пригласили, но они извинились и сказали, что не смогут быть, однако Макс потом много раз задавался вопросом, почему Георгина тогда так расстроилась. Все-таки иногда она бывала очень странной. По-видимому, заключил Макс, все из-за того, что этот проклятый Кендрик никак ни на что не решится. И дал себе слово, что на приеме обязательно поговорит с Кендриком.
Список гостей вырос до ста пятидесяти человек, потом до двухсот. Дом явно становился мал.
Надо было натягивать тент над садом.
– Прекрасно, – обрадовалась Энджи, – устроим там дискотеку и танцы.
Организовать прием решили десятого сентября.
– Все уже вернутся к этому времени из отпусков, – рассудил Макс, – а такие, как Мелисса, еще не разъедутся по колледжам.
Складывалось впечатление, что на вечер придут все лондонские маклеры, а также значительная часть обитателей Слоана. Шарлотта с некоторым содроганием думала о том, как будут сочетаться друг с другом джейки джозефы, коллеги Макса по банку, и подружки Джеммы, которые по большей части работали в художественных галереях или украшали собой всевозможные офисы. Макс посоветовал ей не переживать и не быть такой старомодной:
– Этих девочек надо малость встряхнуть; ничего, они тут пустятся во все тяжкие.
Мортоны-старшие приняли приглашение, но (к облегчению Макса) предупредили, что смогут пробыть на вечере очень недолго: в этот уик-энд они принимали в своем загородном доме целую группу японских финансистов.
Должны были прийти и очень многие из мира моделей: девушки, в том числе и американки, чьи контракты в Лондоне так удачно совпали по времени с предстоящим уик-эндом; почти все фотографы, с кем когда-либо работал Макс, и почти все дизайнеры и журналисты, с которыми он был хотя бы поверхностно знаком; прием приобретал статус открытия осеннего сезона, и все те, кто не получил приглашения, но почему-либо считал, что имеет на него право, поспешно планировали на этот вечер отъезд из Лондона под любым предлогом, чтобы их позор не стал очевидным.
За два дня до приема к Максу с очень смущенным видом подошел Джон Фишер и сообщил, что он все-таки не сможет прийти.
– Прости меня, Макс. Семейные проблемы. Надо быть дома.
– Мать твою, – ответил Макс, – я ничего не имею против того, что ты не придешь, – то есть мне, конечно, жаль, что тебя не будет, – но мне не нравится, что ты мне врешь. Скажи, в чем дело, Джон; может быть, я тебе даже смогу чем-нибудь помочь.
Вид у Фишера был еще более отчаявшийся, чем обычно; он помолчал, потом еле слышно произнес:
– Даже не знаю, что мне делать.
– Я знаю, что тебе делать, – сказал ему Макс. – Сегодня вечером пойдешь со мной, посидим, выпьем, и ты мне расскажешь, что происходит. А то ты таким темпом скоро можешь в ящик сыграть.
Потребовались две бутылки божоле, чтобы Джон Фишер заговорил: как выяснилось, Вернон Блай сильно давил на него, чтобы он сделал некоторые вещи, а когда Фишер отказался, к нему на квартиру заявилась парочка крепких ребят и пообещала переломать ему ноги; когда же он подал заявление об уходе, Чак Дрю вызвал его к себе и пригрозил, что у них против него достаточно материалов, которые они могут передать в управление по контролю над операциями с ценными бумагами и недвижимостью. Чак посоветовал Фишеру не увольняться, потом похлопал его по спине, объявил, что дает ему прибавку, и сказал, что видит будущее Фишера в «Прэгерсе» исключительно в розовом свете.
– О господи! – взвился Макс. – И почему только ты ничего не говорил мне раньше? Можно было бы устроить твою встречу со стариком Прэгером, и ты бы все это ему и изложил. Меня и Шарлотту он слушать не желает; а твой рассказ оказался бы очень кстати. Дай мне слово, что поедешь к нему. На следующей неделе. И тогда тебя снимут с крючка.
– Да, но закон-то я все-таки нарушал, – с отчаянием в голосе проговорил Фишер.
– Пусть тебя это не волнует, – отмахнулся Макс. – А с кем-нибудь из других маклеров такие штуки проделывают?
Этого Фишер не знал, – он ответил, что это не та тема, на которую принято трепаться в мужских туалетах; Макс возразил: он уверен, что подобные вещи проделываются не только с Фишером, и на следующей неделе они вместе во всем разберутся. Фишер заметно приободрился – Макс уже давно не видел его в столь приподнятом настроении; таким он и погрузил его в такси, а сам поехал домой и оттуда сразу же позвонил Шарлотте. Та торопилась в аэропорт встречать Гейба, но обещала, что перезвонит Максу по возвращении и тогда они все обсудят. Однако она так и не позвонила, а наутро пришла на работу сонно-счастливая, очень довольная и с темными кругами под глазами; Макс усмехнулся и заявил, что у нее на уме явно более важные вещи, чем всякие мелкие махинации в банке, и что в таком случае дело может подождать, пока не пройдет намеченный прием.
В тот вечер Максу позвонил из Хартеста Александр: он сказал, что крайне сожалеет, но ему вдруг стало очень плохо. У него сильно разболелась голова, он лег в постель, Няня смерила ему температуру, и оказалось, что у него почти сорок. В общем, похоже, он не сможет присутствовать на приеме. Макс широко улыбнулся, представив себе Няню, сурово стоящую над Александром с градусником в руках, и, подавив в себе чувство большого облегчения, ответил, что, конечно, очень жаль, что Александра не будет, но они как-нибудь справятся и так. Георгина, уже переехавшая на эти дни вместе с Джорджем в дом на Итон-плейс, сразу же забеспокоилась, не вернуться ли ей в Хартест, чтобы ухаживать за Александром, – Макс возразил, что она и без того много сделала для этого старого паскудника и что Няниных заботы и присмотра будет вполне достаточно.
– Да, но… – начала было Георгина.
– Господи, Георгина, ну что еще? – устало вздохнул Макс.
– На Няню сейчас стало уже опасно полагаться. Я тебе об этом не рассказывала, но в начале лета она забыла поставить коляску на тормоз, а в результате с Джорджем чуть было не произошло жуткое несчастье. Вот почему я его и сейчас привезла с собой, а не оставила дома, в Хартесте.
– Странно, – удивился Макс. – На мой взгляд, у нее до сих пор с головой все в полном порядке. Ну да в любом случае Александр ведь не шестимесячный ребенок. Думаю, Няня не отравит случайно его молоко и не выбросит из окна его кроватку. Успокойся, Георгина, и забудь ты обо всем этом. Позвонишь утром и узнаешь, как он там себя чувствует.
Георгина позвонила утром; к телефону подошла миссис Тэллоу и сообщила, что лорд Кейтерхэм пока остается в постели, что у него явно сильная простуда, но она уверена, что беспокоиться не о чем и что она тут за ним присмотрит. Георгина попросила позвать к телефону Няню, и миссис Тэллоу ответила, что Няня уехала на несколько дней, пока тут не будет Джорджа, погостить к своей сестре. Георгина была очень недовольна. С ее точки зрения, заявила она Максу, Няня могла бы остаться и поухаживать за Александром, раз уж он болен; Макс, стараясь не показать вспыхнувшего в нем раздражения, ответил, что если у Няни мозги действительно поехали в сторону, так только лучше, если ее не будет дома. Георгина вздохнула и принялась собирать вещи Джорджа. Ему предстояло ночевать в доме у Энджи, вместе с ее близнецами и их няней.
Георгина и Энджи заявились вместе к семи вечера, сказав Максу, что хотят ему помочь. На Георгине было одно из ее широких, развевающихся белых платьев викторианского стиля, волосы были собраны назад и заплетены в косу, а в нее вплетены белые розы. Выглядела она очень привлекательной, ее туалет сразу же обращал на себя внимание; на вид ей можно было дать лет пятнадцать. Энджи выглядела старше, чем на пятнадцать лет, но тоже способна была приковать к себе взгляды: на ней было плотно облегающее ярко-красное платье с открытыми плечами, отделанное кружевами и блестками, – «Оно от Жака Озгари и даже мне самой показалось несколько дороговатым», – а золотистые волосы были уложены в продуманном беспорядке, так что лицо смотрело будто из светлого пушистого облака. При первом же взгляде на нее Макс решил, что надо будет любой ценой ухитриться не танцевать с ней сегодня, иначе Джемма просто лопнет от ревности.
– Заходите, – пригласил он, – только в доме полный хаос.
Там действительно царил хаос: четыре официанта и швейцар еще не приехали; цветочная гирлянда только что рухнула на пол; Брайан Прафрок, владелец фирмы, обеспечивавшей на вечер закуски и напитки, пребывал в истерике, потому что один из тех официантов, которые уже пришли, предложил поставить волованы с креветками рядом с завитками из копченой лососины, а не в разных местах; диск-жокей успел уже пережечь освещение для готовящейся дискотеки; Джеммы, которая обещала приехать не позже шести, разумеется, еще не было; под тентом на улице было ужасно холодно; а Мортоны позвонили спросить, нельзя ли им приехать немного пораньше, чтобы быстренько что-нибудь выпить, «а потом мы незаметно уедем и предоставим вас самим себе».
– Ты иди переодевайся, – велела Энджи Максу, – только не жди, что я буду развлекать Мортонов, когда они появятся. Георгина, пойди вели официантам, чтобы перестали галдеть, и скажи этой старой проститутке Прафроку, что он может ставить свои волованы как хочет, хоть на собственную задницу, а я пойду организую, чтобы под тентом поставили обогреватели.
Макс, стоя под душем, уже в который раз спрашивал самого себя, как могло случиться, что мысль устроить этот вечер показалась ему когда-то удачной.
* * *
После этого все пошло вроде бы лучше. Подъехали все официанты, а вслед за ними и швейцар, вернулся диск-жокей, привезя с собой своего приятеля-пианиста, а потом появились два здоровенных мужика и притащили огромные промышленные обогреватели.
На пороге возникла Шарлотта, блестящая, но непривычная: темные волосы уложены сзади в шиньон, золотистые глаза сильно накрашены и стали похожи на кошачьи; она казалась очень стройной – целую неделю перед этим питалась одними только апельсинами – и очень шикарной: на ней была белая шелковая кофточка и широкая юбка от Доны Кэран. Макс услышал, как у него из-за спины раздался потрясенный голос Томми.
– Господи, – проговорил он, – господи, как же ты похожа на свою мать!
– Томми, – Шарлотта передала ему свою жакетку, – я уже не раз вам говорила, что предпочитаю не обсуждать эту тему.
– Я ничего и не обсуждаю, дорогая, я просто говорю правду. – Томми улыбался, но глаза у него стали странно грустными. – И к тому же ты сегодня абсолютно великолепна. Заходи, а я постараюсь держаться от тебя подальше.
– Я помогу, – сказала Шарлотта.
– А где же Гейб? – спросил Макс.
– Работает, – ответила Шарлотта. – Иногда я еще себя спрашиваю, что для него важнее – банк или я; но, в общем-то, сама знаю, что банк.
– Правильный парень, – одобрил Макс.
В девять часов вечер стал вдруг раскручиваться вовсю. Машины подъезжали по Итон-плейс непрерывной чередой; гости заходили в дом, проходили в холл, брали бокалы с шампанским, громко восклицали, приветствуя Макса, Джемму, друг друга, Мортонов, которые в отсутствие Александра каким-то образом оказались среди хозяев дома, выстроившихся в цепочку и встречавших гостей, обменивались поцелуями, приходили в восторг при виде массы цветов и платья Джеммы, после чего проходили дальше и вливались в колышущуюся толпу, в тепло и ароматы приема, в его золотистые огни, в его особую атмосферу.
Джемма, очень хорошенькая в иссиня-черном бальном платье из тафты от Анушки Хемпель, появилась уже после восьми часов, крайне расстроенная по поводу своей прически: она хотела, чтобы у нее сегодня вечером были прямые волосы, а Леонард сделал ей завивку. «Сунь голову под душ, и всех делов», – посоветовала Энджи. Джемма бросила на нее яростный взгляд и после этого весь вечер подчеркнуто игнорировала ее. Пристроившись рядом с Максом, она тоже улыбалась, целовалась и радостно вскрикивала, приветствуя подходивших гостей, – до той самой минуты, пока не появилась Опал. До Джеммы доходили всевозможные слухи насчет Макса и этой шестифутовой дочки какого-то африканского вождя; теперь, увидев Опал, она вдруг интуитивно почувствовала, что все эти слухи, скорее всего, правда. Опал была в красных бархатных шортах и в белой шифоновой блузке, абсолютная прозрачность которой открывала чудесный вид на ее великолепные черные груди. Она холодно кивнула Джемме, потом обняла Макса за шею и поцеловала прямо в губы.
– Макс, дорогой! Как я рада тебя видеть! С тех пор как мы перестали ездить вместе, жизнь стала просто серой. И ни от одних съемок я не получала больше такого удовольствия, как от тех, помнишь, когда я лежала в ванне, а ты изображал дворецкого. [52]52
Игра слов: «butler» – «дворецкий», но и, в более старом значении, «виночерпий».
[Закрыть]Мы еще тогда рекламировали какую-то шипучую гадость.
Макс ответил на ее поцелуй, с удовольствием медленно погладил ее сверху вниз по спине, ненадолго задержав руки у нее на заднице, потом так же медленно провел ими вверх.
– Да, кое-что мне тогда удавалось. Познакомься, Опал, это Джемма Мортон.
– Невеста Макса, – быстро добавила Джемма, протягивая руку. – Здравствуйте.
Опал на секунду взяла ее руку и тут же бросила, словно обжегшись.
– Макс, нам надо будет потом поговорить.
– Ну и ну, – протянула Энджи, глядя вслед томно покачивавшейся фигурке Опал, которая неторопливо прокладывала себе путь через толпу; во время неожиданной конфронтации Опал и Джеммы она как раз проходила через холл и все видела. – Не думаю, что они с Джеммой смогут поладить.
– Да, тяжелый случай, – согласился Макс. Он глянул на Энджи и вдруг сразу же потерял всякий интерес и к Джемме, и ко всему остальному. – Ты потрясающе выглядишь. – Нагнувшись, он чмокнул ее и нежно положил ладонь на ее крепкий маленький зад.
Энджи посмотрела на него и сдержанно улыбнулась:
– Макс, если тебе нравится гладить меня по заднице, я ничего не имею против, но тогда это должна быть только моя задница. Она у меня ревнивая, моя задница. И не любит делиться тем, что имеет, с другими. Вроде той шестифутовой модели.
– Что-то с трудом верится, – отпарировал Макс, и, хотя выражение лица у него было веселое, в глазах застыла непонятная боль.
– Риччи! Как я рад тебя видеть! Чудесно, что ты смог прийти. Энджи, это Риччи Бэрнс, парикмахер, он работает только с самыми богатыми и красивыми. Риччи, это моя тетя.
– Если бы все тети были такими! – проговорил Риччи Бэрнс.
Миссис Викс привела с собой Клиффорда: они теперь были помолвлены. На ней было темно-бордовое бальное платье из тафты, расшитое зелеными блестками; она только что сделала себе перманент, поэтому волосы торчали вокруг головы во все стороны наподобие рыжего ореола, и в этот ореол было вплетено огромное количество маленьких чайных розочек. Клиффорда Макс увидел впервые и сердечно потряс ему руку.
– Насколько я понимаю, вы жених миссис Викс. Вам очень повезло.
– В чем именно? – поинтересовался Клиффорд. Он держал в руке стакан с апельсиновым соком и довольно неодобрительно осматривался по сторонам.
Макс подумал, что, наверное, миссис Викс была права, опасаясь, что прием станет для Клиффорда непосильным испытанием.
Кендрик приехал около девяти часов вечера, взгляд у него был какой-то полубезумный. Он быстро проглотил один за другим два бокала шампанского и только после этого отправился на поиски Георгины. Когда она увидела его, ее большие глаза радостно заблестели и вся она вспыхнула от удовольствия. Вот дурочка, вздохнул про себя Макс, и почему только она не может разобраться, что он на самом деле за человек?
Фредди, Мэри Роуз и супруги Дрю приехали вместе, минут через десять после Кендрика. Фредди холодно улыбнулся Максу и довольно вяло пожал ему руку; Чак Дрю, наоборот, несколько раз энергично потряс ее.
– Здорово, что вы нас пригласили, – произнес он с обычной своей улыбкой примерного ученика. – Просто здорово. Это Жанетта, моя жена.
Жанетта казалась образцовой представительницей «Лиги американских жен»: это была идеально отлакированная, обаятельная, очаровательная и восторженная блондинка. Макс подумал, что, если бы он сейчас решился рассказать ей, как у него работает кишечник и какой стул, она бы непременно вежливо выслушала его, а на лице ее отразился бы долженствующий интерес.
– Страшно рада с вами познакомиться, – улыбнулась она. – Нам тут у вас так нравится! Скажите, а где вы заказывали эти цветы, они просто изумительны!
Макс ответил, что они заказывали их у той же самой цветочницы, которая поставляла цветы на свадьбу принца Фердинанда, и отошел, слыша, как она говорит:
– Чак, ты слышал, это так интересно!..
Мэри Роуз оживленно разговаривала с Мортонами, которые пока еще не ушли.
– Чудесный дом, правда? – говорила она. – Хотя, конечно, с Хартестом ничто не сравнится, верно?
Люсинда Мортон довольно холодно заметила, что им пока еще не довелось побывать в Хартесте, хотя, разумеется, она о нем наслышана.
– Не может быть! – удивилась Мэри Роуз. – Ну, мои-то дети там фактически выросли. Они его считают просто одним из домов нашей семьи.
Все уже направлялись ужинать, когда появилась Мелисса со своим новым приятелем, Джонти Хиршем. На ней было черное платье джерси от Джорджио ди Сант-Анджело, так мило облегавшее все изгибы ее упругого молодого тела, что даже очертания промежности проступали на нем совершенно отчетливо, и достаточно ей было слегка наклониться над одним из черных, зеркального стекла блюд с канапе, как становились видны, во всем их великолепии, ее высокие, упругие груди, включая даже соски. Тем не менее выглядела Мелисса неважно: она была бледна и как будто заплакана, на лбу – что-то похожее на ссадину. Она поцеловала Макса, а потом снова, пожалуй с излишне подчеркнутым видом собственницы, взяла Джонти под руку. Джонти был очень худым, с темными, слегка вьющимися, гладко зачесанными назад волосами, а кожа его имела такой вид, словно он уже много месяцев не бывал под солнцем. Одет он был в черную кожу, сапоги на высоких каблуках и курил французскую сигарету.
– Мелисса, дорогая, с тобой все в порядке? – спросил Макс, пристально поглядев на ее лицо. – Что это у тебя с головой?
– На дверь налетела, – весело улыбнулась она. – Макс, это Джонти Хирш. Джонти, это мой двоюродный брат Макс Хэдли.
– Привет. – Макс протянул руку.
Джонти не ответил, не взял он и протянутую ему руку; вместо этого выдохнул на Макса облако табачного дыма, сухо кивнул ему и через его плечо уставился на скопление людей.
– Да здесь просто давка, – бросил он Мелиссе. – Давай быстренько взглянем, кто тут есть, а потом слиняем.
– Не говори глупостей, Джонти, – возразила Мелисса, – прекрасный прием. – Голос у нее был какой-то нервный, взвинченный; она заторопилась вслед за Джонти, который двинулся вперед, не обращая на нее никакого внимания.
– Обаятельная личность, ничего не скажешь, – заметила Энджи.
Шарлотта была в неистовстве: Гейб все еще не пришел.
– Сказал, что задержится самое большее на полчаса. Это нечестно. Это просто нечестно.
Она готова была разреветься.
Георгина уже ревела. Макс обнаружил ее на кухне, она сидела вся в слезах и подъедала оставшиеся на подносах канапе.
– Что случилось?
– Так… ничего. Честное слово.
– Кендрик?
– Н-ну… да. Нет. Только, Макс, не говори ему ничего. Он очень расстроен.
– Макс, это кто, твоя сестра? Та, о которой ты мне столько рассказывал? – На кухне появился Джейк Джозеф. – Давайте-ка я вам принесу что-нибудь перекусить, большего счастья мне, старику, и не надо.
– Ой… нет, честное слово, я не могу… Кендрик собирался… – Георгина говорила все тише, пока не смолкла совсем.
– Ну, тогда мне остается только застрелиться, – мрачно объявил Джейк. – Вы не могли бы мне показать наиболее подходящую для этого комнату?
Макс, несколько ошеломленный, с удивлением увидел, что Георгина слабо улыбнулась Джейку и вышла вместе с ним из кухни; когда они подошли к длинной череде столов, вокруг которых толпились ужинавшие, Георгина уже заметно приободрилась; а когда спустя пару минут Макс снова глянул в их сторону, она даже хохотала.
«Занятная все-таки штука секс», – подумал он.
Томми увел Мэри Роуз от Мортонов и теперь стоял вместе с ней возле одного из столов.
До Макса донеслись его слова:
– Что может быть лучше такого вот семейного вечера?
Мортоны сидели в компании супругов Дрю и Фредди; тот помахал рукой проходившей мимо Шарлотте.
– Ты, кажется, в одиночестве. Я полагал, что Гейб тоже тут будет. Присоединяйся к нам.
– Спасибо за приглашение, – ответила Шарлотта. – Может быть, попозже.
Пианист отыграл «Желтую подводную лодку», как ее написал бы Моцарт (по заказу Джейка Джозефа), и «Круглосуточный рок», как его мог бы сочинить Мантовани (его заказала миссис Викс); музыкант он был действительно классный.
Тут встал Фредди и поднял руку.
– Я бы хотел послушать, – заговорил он в наступившей тишине, не сводя взгляда с Шарлотты и чуть усмехаясь, – «Ты лучше всех» в сочинении Баха. Ну, скажем, как фугу.
Среди собравшихся пробежал вежливый смешок; большинство не поняли, в чем дело, но для тех, кто знал когда-то Вирджинию, знал Шарлотту и Фреда, подобная заявка была не чем иным, как мерзкой семейной шуткой.
– Конечно, – улыбнулся пианист. – Ничего сложного.
Он заиграл. Макс увидел, как Шарлотта допила свой бокал, налила себе еще и в сотый раз за вечер оглянулась на дверь: не пришел ли Гейб. Увидел, как вдруг сразу погрустнела Мэри Роуз, как она почти сердито посмотрела на Фредди. Увидел и то, как Георгина вскочила и почти бегом устремилась из-под тента в дом и как Кендрик бросился вслед за ней.
Георгина уехала, совсем уехала. Как сказал Кендрик, когда Макс настиг его в холле, она сбежала по лестнице, вскочила в такси и уехала.
– Даже не знаю, что и делать. Куда, как ты думаешь, она могла уехать? – Вид у Кендрика был совсем безумный.
– Скорее всего, в дом Энджи, – ответил Макс. – Джордж там.
– А, ну да. Конечно. – В глазах Кендрика читалось явное облегчение. – Подожду немного, а потом позвоню ей туда.
– Обязательно позвони. Но прежде скажи своему братцу, что он негодяй и подонок.
– Я… извини. Я согласен. Это было нехорошо.
– Предельно нехорошо. Да, Кендрик, и еще…
– Да? – Кендрик холодно посмотрел на него.
– Перестань морочить Георгине голову, ладно? Ей уже надо как-то определяться.
– Извини?
– Ты слышал, что я сказал. Перестань играть с ней в эти дурацкие игры. Это нечестно.
– Я не совсем понимаю, какое отношение все это имеет к тебе, – проговорил Кендрик.
– Не понимаешь? Тогда ты довольно бесчувственный человек. Она моя сестра. И я о ней беспокоюсь. Это понятно?
– Послушай, Макс, – лицо у Кендрика вспыхнуло, – мне не нравится твой тон. Я тоже о ней беспокоюсь. И очень сильно.
– С моей точки зрения, все это выглядит несколько иначе, – проговорил Макс. – Это выглядит так, что тебе на нее наплевать. И если ты не способен ни на что решиться, то почему бы тебе, болван ты этакий, не уматывать подобру-поздорову назад в Нью-Йорк?
– Тебя бы это вполне устроило, верно? – язвительно поинтересовался Кендрик.
– Не понял, – сказал Макс.
– Избавиться от меня напрочь. И тем самым устранить возможную угрозу того, что кто-то примажется к твоему наследству.
– Кендрик, ты что, с ума сошел? Я тебя просто не понимаю. – Макс почувствовал, что тоже краснеет от поднимающихся в нем одновременно ярости и страха.
– В самом деле не понимаешь? Тебе разве не говорили, что, если мы с Георгиной поженимся, я должен буду жить в Хартесте? Не могу поверить, чтобы ты об этом не слышал. Георгине эта идея очень нравится.
– Слышал. – Макс пожал плечами. – И отмел эту идею, потому что это полный и явный бред.
– А на мой взгляд, нет, – возразил Кендрик. – Георгина обожает Англию. Обожает Хартест. А я художник. Я могу работать где угодно. Если я женюсь на Георгине, такое решение могло бы быть наилучшим для нас всех. И особенно для нашего сына.
– Брось, ради бога, – ответил Макс. – Уж мне-то можешь этого не говорить. Само собой разумеется, что в Хартесте вы жить не сможете. Это вам не пансионат какой-нибудь. Это дом Алек… дом моего отца. А будет моим. Он переходит вместе с титулом.
– В самом деле? – произнес Кендрик, и выражение лица у него стало осторожное, хитрое, почти лукавое. – И он в самом деле будет твой? Ты в этом нисколько не сомневаешься?
– Разумеется, мой. – Макс почувствовал, что его начинает прошибать пот.
– А я так думаю, – мягко продолжал Кендрик, – что на этот счет могут быть определенные сомнения. Даже почти наверняка будут. Если только… станут известны некоторые факты. Я не копаю в этом направлении, Макс. Не беспокойся, я не собираюсь распространять какие-нибудь неприятные слухи. Но должен тебе прямо сказать, что если я решу жениться на Георгине, то нам было бы очень удобно жить в Хартесте.
– В таком случае я искренне надеюсь, что ты на ней не женишься, – отозвался Макс. Ему было почти плохо, его трясло, но внешне он оставался спокойным. – А теперь позвони-ка в дом Энджи и узнай, приехала ли туда Георгина. Раз уж ты о ней так беспокоишься.
Он подождал, пока Кендрик звонил; Георгина действительно была там.
– Она хочет, чтобы я к ней приехал, – сказал Кендрик.
– Вот и поезжай, – посоветовал Макс. – И можешь не торопиться назад.
Он отправился на поиски Шарлотты. Ему необходимо было с кем-нибудь поговорить. Макс наткнулся на нее на лестнице: она сидела там вместе с Томми, вид у нее был несколько отчужденный, однако Томми все-таки удалось рассмешить ее.
– Томми, можно я уведу у тебя ненадолго Шарлотту? Мне надо с ней поговорить.
– Можно. Только потом верни.
– Обязательно.
– Черт бы побрал этого Гейба! – заговорила по дороге Шарлотта. – Убить его готова. Посмотри на часы, уже ведь почти полночь. Честное слово, я не…
– Шарлотта, заткнись, – прервал Макс.
– Извини?!
– Я сказал, заткнись. У нас возникла большая проблема. Прости, но мне надо обсудить ее с тобой.
Он рассказал ей. Шарлотта слушала внимательно, наконец-то на время позабыв о своей ярости по адресу Гейба.
– Знаешь, – заговорила она, когда Макс замолчал, – сейчас я уже даже не понимаю, как мы могли прежде всерьез считать, что рано или поздно все это не выйдет наружу. Наверное, только потому, что папа нам здорово промыл мозги. Как мы могли игнорировать все это, делать вид, будто никакой проблемы не существует. В определенном смысле я бы даже почувствовала облегчение, если бы все раскрылось.
– Ну а я так определенно нет. Шарлотта, откуда он узнал?
– Думаю, что, скорее всего, Георгина ему сказала. Я даже уверена, что это она.
– Но меня она уверяла, что ничего ему не говорила.
– Да? – переспросила Шарлотта и улыбнулась. – Никогда не думала, что наша милая Георгина способна хитрить. А за ужином я видела, как она болтала о чем-то с этим твоим дружком Джейком. Наверное, это материнство на нее так действует, делает ее жестче.
– Ай, брось ты это, Шарлотта. Главное, что он знает. И явно подумывает о том, чтобы этим воспользоваться.
– Ну, вряд ли он сможет этим воспользоваться. И к тому же я всегда считала его приятным человеком. Единственно только… Господи, а что, если он скажет Фредди?
– Вот именно. Или Мэри Роуз. Или уже сказал.
Она покачала головой:
– Нет. Если бы уже сказал, мы бы знали. Это уж точно. А ты полагаешь, он действительно вынашивает планы перебраться в Хартест?
– Бог его знает. Если хочешь знать мое мнение, так это его привлекает гораздо больше, чем женитьба на Георгине.
– Ну что ж. Возможно, это не такая уж плохая идея.
– Шарлотта, это чертовски скверная идея. И я не намерен с ней мириться.
– Скажите пожалуйста! – Шарлотта смотрела на него весело и немного удивленно. – В нас вдруг проснулся маленький феодал и лорд! Мне казалось, ты презираешь и папу, и титул, и все с ними связанное.
– Не все с ними связанное. – Макс вдруг помрачнел. – А только… Александра.
– Послушай, Макс, мы сейчас все равно ничего не решим. Тебе надо быть хозяином вечера, а я должна…
Она вдруг смолкла: в дверь вошел Гейб. Он посмотрел на нее и произнес:
– Привет. Извини, что я опоздал. Большой спрос на доллар.
– Ах, как интересно. Надо тебе будет с кем-нибудь это обсудить. – Шарлотта говорила подчеркнуто весело и приветливо. – А я ухожу. Спокойной ночи, Гейб. Счастливо, Макс, чудесный был вечер.
– Что это с ней? – спросил Гейб.
Макс внимательно посмотрел на него; но Гейб явно пребывал в искреннем недоумении.
– Джемма, мать твою, спускайся вниз и давай ужинать, – в десятый раз повторил Макс.
– Нет, – отрезала Джемма, – не спущусь. – Она сидела на краю ванны. – Пока ты не пообещаешь, что не будешь больше лапать каждую проходящую мимо тебя бабу. Это же просто отвратительно: вначале эта твоя модель, потом Энджи, а потом уж вообще какая-то уродина с прямыми волосами, я видела, как ты ее лапал.
