Текст книги "Когда закончится август (ЛП)"

Автор книги: Пенелопа Уорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава двадцать седьмая

Хизер Когда я перезвонила Ноа, он не ответил. Его сообщение вызвало у меня любопытство. Подумал ли он о том, что происходит с нами?

Может быть, он сомневался? О чем, черт возьми, он хотел поговорить со мной, если не мог дождаться нашего вечернего телефонного звонка?

Когда через некоторое время зазвонил телефон и я увидела, что это он, мое сердце немного ускорилось.

С улыбкой на лице я ответил: – Привет!

Мой желудок сжался от звука баритона, которого я не узнала.

– Это Хизер?

– Да. Кто это?

– Это Нил Каваллари, отец Ноа.

Отец Ноа?.. – О, Здравствуйте. А где Ноа? Все в порядке?

Его голос дрожал. – Боюсь, что нет. Сегодня Ноа упал в обморок, когда ходил по магазинам. Врачи считают, что у него разрыв аневризмы.

Потребовалось несколько секунд, чтобы его слова стали понятными. – Прошу прощения? Что?

– Его только что отвезли в операционную. Мы не знаем. – Он жив?

– Да.

Мое сердце снова забилось.

Все его слова сбивали с толку. – Они не знают, насколько сильно пострадал его мозг. Мы ничего не узнаем, пока он не выйдет из операционной. Мне бы хотелось рассказать тебе больше, но пока никаких новостей. Я знаю, как много ты для него значишь. Они дали мне его телефон, и я нашел твой номер.

Я словно оцепенела. Я не могла говорить.

– Ты здесь? – спросил он.

– Да.… – Они думают, что операция продлится около пяти часов. Его только забрали. Они ничего не могут мне сказать, пока все не закончится.

Пять часов. У меня есть пять часов, чтобы добраться туда. – Вы напишете мне адрес? Мне нужно попасть на следующий самолет.

– Да, конечно.

Каким-то образом мне удалось поговорить с ним по телефону, хотя я не была уверена, что даже попрощалась. Минг вошла и увидела застывшее выражение моего лица.

– Ты в порядке?

Я молча покачала головой.

– Что случилось?

С трудом выдавив из себя хоть слово, я пробормотала: – Ноа… – О Боже мой! Что случилось?

Все вышло обрывками. – Он…мне… нужно сесть в самолет. Мне нужен билет. Он в операционной. Аневризма. Я не могу– Ладно. Успокойся. Все нормально. Просто скажи мне, какой аэропорт?

Я потерла виски. – Уф…Филадельфия.

– Я звоню прямо сейчас. Хватай свои вещи.

Я подбежала к комоду и бросила одежду в сумку.

Минг поспешила вниз, где ее отец ждал в машине, обычно используемой для доставки еды. Пахло крабовым рангуном и яичными рулетиками.

Она все время приказывала ему ехать быстрее. – Скорее!

Это было единственное, что я поняла, потому что все остальное было произнесено по-китайски.

– Когда вылетает самолет? – наконец сумела я спросить.

– Через час.

Я почувствовала, как она гладит меня по спине. С чем я столкнусь, когда доберусь до Пенсильвании? Я не могла принять ничего меньшего, чем то, что Ноа должен быть в полном порядке. Он был моей силой, моей скалой – всем моим миром.

Я не могла позволить своим мыслям перейти на темную сторону. Мне нужно быть там. Мне нужно быть сильной ради него.

После того, как отец Минг припарковал машину у места высадки, я ожидала, что она попрощается. Вместо этого она схватила меня за руку и заставила бежать вместе с ней. – Давай.

– Тебе не обязательно лететь со мной. Я сама могу подняться на борт.

– Ты что, шутишь? Я не отпущу тебя одну в Пенсильванию.

Она полетит со мной? – У тебя даже сумки нет.

– Мне она не нужна. Давай, пойдем.

– Спасибо, – выдохнула я, ошеломленная ее жестом.

– Конечно.

Нам удалось сесть в самолет в самый последний момент. Когда взревели двигатели, я впервые смогла вздохнуть. Я направлялась к нему. Минг схватила меня за руку, когда мы взлетали, и я еще раз поблагодарила свою счастливую звезду за то, что мне не пришлось проходить через это в одиночку.

Глядя на ночное небо с высоты тысячи футов, я старалась не думать о худшем. Я старалась не думать о том, что мне чертовски хорошо известно, что аневризмы – это плохая новость. В старших классах я потеряла своего любимого учителя музыки из-за одной из них. Но с Ноа этого не случится. Это невозможно. Мне было невыносимо думать об этом.

Сосредоточься на каплях дождя на окне. Сосредоточься на звукетележки с соком, которая катится по проходу. Сосредоточься наощущении руки Минг. *** Больница находилась примерно в тридцати минутах езды от аэропорта. Я проделала хорошую работу, не сосредотачиваясь на негативе во время полета, но теперь, когда я снова была на земле, все было по-другому. Я хотела быть лучше подготовленной к тому, с чем могу столкнуться, поэтому я сделала ошибку, погуглив аневризмы на своем телефоне в машине.

Пятнадцать процентов пациентов умирают, так и не добравшись до больницы.

Четверо из семи человек становятся инвалидами.

Даже если люди выживают после разрыва, есть вероятность повторного кровотечения. Примерно семьдесят процентов этих людей умирают.

Телефон выпал у меня из рук, и я почувствовала, что задыхаюсь.

Минг держалась за меня. – Ты в порядке. Я с тобой.

– С ним ничего не может случиться! – воскликнула я.

Я все хотела, чтобы Минг сказала мне, что все будет хорошо, но она так и не сказала. Я знала, что она не хочет обещать то, чего не может гарантировать.

Когда мы добрались до больницы, все разговоры вела Минг, чтобы выяснить, куда нам нужно идти. Когда мы вошли в приемную хирургии, я поняла, что даже не знаю, как выглядит отец Ноа. Как раз когда я собиралась написать сообщение на телефон Ноа, кто-то позвал меня по имени.

– Хизер?

Я обернулась и увидела пожилого мужчину с большими карими глазами Ноа, которые смотрели на меня, покраснев от слез.

– Да! – воскликнула я. – Здравствуйте.

– Пока никаких новостей. Он все еще в операционной, – сказал он, обнимая меня.

Его тепло успокаивало. С таким облегчением, что наконец-то я здесь, я выдохнула. По крайней мере, ничего не изменилось к худшему.

Надежда еще оставалась.

– Вы что, совсем одни? – спросила я его.

– Да. Мать и брат Ноа летят из Миннеаполиса, но они приедут только через несколько часов.

Мое сердце разрывалось от того, что он ждал меня здесь один.

– Ох, эм…это моя подруга Минг. Она сопровождала меня сюда.

– Привет, – сказал он.

Минг улыбнулась. – Приятно познакомиться – она повернулась ко мне.

– Пойду поищу уборную. Я сейчас вернусь.

Когда она ушла, я снова повернулась к мистеру Каваллари. Страха в его глазах было достаточно, чтобы разрушить все защитные механизмы, которые я использовала до сих пор. Я чувствовала, как подступают слезы.

Судья Джуди шла по телевизору, висевшему на стене. Ее резкий тон был особенно раздражающим, учитывая мое состояние.

– Мы должны оставаться позитивными, – отец Ноа взял мои руки в свои. – Ты веришь в молитву?

– Честно говоря, я выросла без религии и никогда особо не молилась.

Но я молилась без остановки с тех пор, как уехала из Вермонта. Это почти инстинктивно, просто отчаянные желания для любого, кто будет слушать.

– Хорошо, – он кивнул. – Продолжай в том же духе.

– Я так и делаю – я замолчала, мои эмоции переполняли меня. – Мистер Каваллари, Ноа для меня всё.

Все еще держа меня за руки, он сказал: – Ты так много значишь для него. Когда он говорит о тебе, он весь светится, как никогда раньше.

– С ним все должно быть в порядке. Он просто обязан быть в порядке.

Краем глаза я заметила женщину с длинными темными волосами. Я поняла, что это Оливия, бывшая жена Ноа.

Она посмотрела прямо на меня. Со слезами на глазах она сказала: – Ты, должно быть, Хизер.

– Да.

– Я – Оливия. Я знаю. Приятно познакомиться.

– Я тоже рада с тобой познакомиться.

Удивительно, как такие чувства, как ревность, могут отойти на второй план во время кризиса. Странно, но я хотела, чтобы она была здесь.

Ноа нуждался в поддержке и в хорошем настроении всех, кто заботился о нем прямо сейчас.

Оливия обняла Мистера Каваллари.

– Что происходит, Нил? – спросила она.

– Мне сказали, что операция продлится около пяти часов. У нас еще целый час впереди. Никто не выходил с тех пор, как его забрали, – он отпустил ее. – Пойду посмотрю, может, удастся что-нибудь выяснить. Я сейчас вернусь.

Нил ушел, оставив нас с Оливией одних в приемной.

– Ты быстро добралась, – сказала она.

– Так быстро, как только могла.

Внезапно появилась Минг. – Привет.

– Минг, это Оливия, бывшая жена Ноа.

После того, как они пожали друг другу руки, Минг бросила на меня взгляд, который говорил: – Черт возьми. Минг, должно быть, почувствовала себя неловко, потому что снова извинилась. – Я присяду вон там. Просто крикни, если я тебе понадоблюсь.

– Ладно.

– Знаешь, я видела его сегодня, – сказала Оливия.

– Видела?

– Да. Он выглядел хорошо. Абсолютно здоровым.

– В котором часу ты его видела?

– Около полудня. Я заехала к нему домой минут на пятнадцать, чтобы он мог познакомиться с моей дочерью. У нее была назначена встреча с врачом в этом районе.

Я вспомнила о телефонном сообщении, которое оставил мне Ноа. Это было где-то около часа дня. Должно быть, это случилось сразу после ее ухода.

– Значит, он совсем не выглядел расстроенным? – спросила я.

– Нет. Не выглядел.

Оливия казалась такой же встревоженной, как и я.

– Знаешь, что он сказал мне напоследок? – спросила она.

– Что?

– Что я хорошая мать и он гордится мной, – она разрыдалась. – Мы через многое прошли, так что это действительно означало, целый мир.

Я протянула руку, чтобы обнять ее. Мы обнялись, как два человека, нуждающиеся в поддержке друг друга. Сейчас не время для горечи или эгоизма. Все, что имело значение, – это то, чтобы Ноа выкарабкался. Он нуждался в нас – во всех нас.

– Он всегда так высоко отзывался о тебе, – сказала я, отпуская ее.

Оливия шмыгнула носом. – Мне было тяжело слышать, как он признался, что влюбился в тебя.

Что? Мое сердцебиение ускорилось. – Это он тебе сказал?

– Да, сказал. Это что, неожиданно?

– Ну, он говорил это не совсем теми словами, но… … Может быть, именно это он и хотел мне сказать? – Ну, он определенно сказал это именно в этих словах сегодня, Хизер.

Он сказал мне, что любит тебя. Я сомневалась в его намерениях, когда дело дошло до ваших отношений, и он это опроверг. Он очень оберегает свои чувства к тебе. Я никогда не видела эту сторону Ноа. Я подумала, что тебе стоит услышать это прямо сейчас.

– Ты права. Стоит. Спасибо. – мы снова обнялись, и я слегка рассмеялась. – Это странно, правда?

– Совершенно странно, – она улыбнулась.

Такая странная смесь эмоций закружилась во мне: радость от осознания того, что Ноа любит меня, и мучительный страх, что я никогда не услышу это непосредственно от него.

Нил Каваллари появился снова, выглядя побежденным. – У медсестры не было никакой новой информации. Она обещала дать мне знать, если услышит что-нибудь от врачей.

Он сел напротив нас и положил голову на руки. Я подошла, чтобы сесть, и Минг встала со своего места в углу, чтобы быть рядом со мной.

Мы все сидели в тишине, печаль и страх витали в воздухе настолько ошеломляюще, что его можно было практически увидеть. Я вернулась к молитвам. Мне казалось, что на кону вся моя жизнь. Судьба моего будущего находилась в этом таинственном коридоре, ведущем в операционную.

Оливия внезапно встала. – Мой муж только что написал. Он разъезжает с ребенком, а она голодна. Я пойду покормлю ее и вернусь. Пожалуйста, напишите мне, если доктор выйдет.

– Хорошо, милая, – сказал Нил.

Через несколько минут кто-то в синей форме бросился к нам. Мы с Нилом встали в унисон.

Он обратился к отцу Ноа: – Операция прошла успешно. Мы не узнаем, пока он не очнется, насколько велики были неврологические повреждения. Ему очень повезло, что люди в супермаркете действовали быстро, а больница была рядом. Нам удалось как можно быстрее попасть внутрь, чтобы остановить кровотечение. Но дело в том, что если повреждение действительно произошло, лечение аневризмы не сможет его исправить. Будьте уверены, что мы сделали все, что могли, и его жизненные показатели сейчас в порядке.

– Мы можем его увидеть? – спросил Нил.

– Я хочу попросить вас дать нам немного времени. Скоро кто-нибудь выйдет и проведет вас. Он пробудет в отделении интенсивной терапии по меньшей мере две-три недели, пока мы будем следить за ним на предмет осложнений.

– Сколько людей полностью выздоравливают после такого? – спросила я.

– Примерно пятнадцать-тридцать процентов людей избегают серьезных трудностей, так что такой исход скорее исключение, чем правило.

О боже мой. Страх парализовал меня.

– А как насчет остальных семидесяти пяти процентов? – спросил Нил.

– От легкого до серьезного повреждения мозга. Как только кровь попадает в мозг, она повреждает ткани. Нарушается работа мозга, что во многих случаях приводит к потере памяти и когнитивным нарушениям. Поэтому мы действовали как можно быстрее, – он, должно быть, заметил, как мы расстроены, потому что добавил: – Некоторые люди продолжают жить совершенно нормальной жизнью без каких-либо долгосрочных повреждений, несмотря на разрыв. Не теряйте надежды. Мы узнаем больше, как только он проснется.

Он положил руку Нилу на плечо. – Кто-нибудь скоро выйдет, чтобы проводить вас к нему.

– Спасибо, доктор, – сказал он.

Мы обнялись, и я прошептала: – Он жив. Нам так повезло.

Так много мыслей нахлынуло на меня. Независимо от того, что случится, я останусь с ним. Я никогда не покину Ноа. Мне было все равно, если он не вспомнит меня или не сможет говорить. Я здесь останусь.

Появилась медсестра.

– Вы оба можете войти, если она из вашей семьи.

– Это моя дочь, его сестра, – без колебаний ответил Нил.

– Следуйте за мной, – сказала она, ведя нас по коридору.

– Спасибо, – одними губами поблагодарила я его.

Мое сердце, казалось, снова начало биться при виде его. Ноа все еще спал, подключенный к капельнице. С облегчением я увидела, что выглядит вполне нормально, хотя и без сознания. Его грудь поднималась и опускалась, и я никогда в жизни не была так счастлива видеть, как кто-то дышит.

Слезы жгли мне глаза, когда я спросила медсестру: – Когда он проснется?

– У всех всё по-разному. Это займет у него некоторое время, но такое не редкость.

Она что-то записала в своей карте, как будто это было обычным делом. Интересно, поняла ли она, что этот момент был самым тяжелым в моей жизни, что для меня мир перестал двигаться каждую секунду, пока он не проснется? Я не знала, будет ли любовь всей моей жизни в порядке, вспомнит ли он меня вообще. Я не знала, что буду делать, если Ноа не сможет говорить. Несмотря ни на что, я буду здесь. Мне нужно быть сильной ради него.

Нил взял меня за руку, пока мы сидели и ждали, когда Ноа проснется.

Прошло неопределенное количество времени, прежде чем Ноа наконец открыл глаза. Его отец и я вскочили со своих мест, когда его веки затрепетали.

Первым заговорил отец: – Да. Сынок… – это папа. Я здесь. Хизер тоже здесь.

– Привет, малыш, – добавила я. – Я здесь и никогда отсюда не уйду.

Ноа моргнул.

Я знала, что ему потребуется некоторое время, чтобы полностью прийти в себя, но чем дольше он молчал, тем больше я боялась.

Я погладила его по плечу. – Все в порядке. Не торопись. Спешить некуда.

– Все будет хорошо, сынок. Я просто знаю это.

Я положила голову рядом с его головой и начала молча молиться. Звук его дыхания стал громче.

Когда я снова подняла голову, его глаза были почти полностью открыты, и он тупо смотрел на меня.

О боже мой. Скажи что-то. Пожалуйста. Что-нибудь. – Привет…привет, – прошептала я. – Ты даже не представляешь, как я счастлива видеть твои прекрасные глаза. Я люблю тебя, Ноа. Я тебя так люблю.

Он не ответил, но одинокая слеза упала с его глаза. Он мог слышать меня. Но мог ли он понять? Хотел ли он сказать что-то, но не мог?

Я не хотела, чтобы он видел, как я расстроена, но ничего не могла с собой поделать, потому что у меня самой текли слезы.

– Все в порядке, сынок. Все будет хорошо.

Я потянулась к руке Ноа и сжала ее. – Мы будем здесь с тобой на каждом шагу. Твоя мама тоже приедет…и твой брат. И Оливия где-то там. О Боже – мы с ней даже обнялись. Вот как сильно мы обе тебя любим.

Пожалуйста, скажи что-нибудь. Пожалуйста. Я продолжала говорить с ним. – Я заключу с тобой сделку. Когда тебе станет лучше, я позволю тебе послушать каждую песню на моем телефоне. Ты же знаешь, я поклялась, что никогда этого не допущу. Но знаешь что? Оно того стоит. И мне не терпится услышать, как ты посмеешься надо мной.

Следующие полчаса мы с Нилом сидели у постели Ноа, подбадривая его в отчаянной попытке заставить сказать хоть что – нибудь.

Потом на какое-то время все стихло. Я на мгновение отвернулась и подошла к окну, чтобы привести мысли в порядок.

– Хи… Я резко повернулась к нему.

Ноа выдавил из себя эти слова. – Хи…Хизер… – Да! – обрадовалась я. – Да. Это я! Я здесь, с тобой.

Нил позволил своим слезам пролиться в первый раз с тех пор, как я приехала. – Папа тоже здесь, – сказал он.

Голос Ноа звучал неуверенно. – Где я?

– Ты в больнице. Тебе сделали операцию на мозге, – ответил Нил.

Ноа повернулся ко мне и спросил: – Что…что ты здесь делаешь?

– А где же мне еще быть?

Несколько секунд я, затаив дыхание, ждала его ответа.

Он судорожно сглотнул. – В Вермонте?

Вермонт был таким простым ответом, но он так много значил. Это означало, что его память в порядке. Это означило всё. Это означало, что с Ноа всё будет в порядке.

– Ты помнишь что-нибудь из того, что случилось? – спросила я.

Ответ занял некоторое время, но в конце концов он сказал: – Я помню, что люблю тебя.

Глава двадцать восьмая

Ноа Странным образом Бонни и Клайд спасли мне жизнь.

Если бы в тот день я не пошел в супермаркет, чтобы купить им еду, меня бы уже не было в живых. В магазине рядом с моим домом никогда не было капусты, которая им нравилась. Поэтому я изо всех сил старался добраться до рынка на другом конце города. Он находился прямо за углом от больницы. Мой хирург был убежден, что если бы до операции прошло больше времени, я мог бы не успеть, или, по крайней мере, у меня был бы поврежден мозг.

Слава богу, я не был за рулем, когда это случилось. А если бы я был дома один? Я бы, наверное, умер. Мне всегда было нелегко думать об этом. Но я отказывался думать о том, что могло случиться. Было бы легко позволить всем этим “если бы” затопить мой разум, но у меня было слишком много причин, чтобы жить.

Прошло уже три недели с тех пор, как меня прооперировали, и сегодня меня наконец должны были выписать. Я был более чем готов отправиться домой. Однако держать меня здесь было стандартным протоколом из-за высокого риска осложнений после операции.

Я почти ничего не помнил о моментах, предшествовавших разрыву аневризмы, кроме острой необходимости поговорить с Хизер, чтобы сказать ей, что я люблю ее, и головной боли. Кроме этого, я ничего не помнил, пока не проснулся и не увидел Хизер и моего отца, склонившихся надо мной. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что я не сплю.

Было к лучшему, что я не был в курсе того, что могло случится в магазине со мной в тот день. Если бы я знал, что мне вскроют голову и что пятьдесят процентов людей не выживают после разрыва аневризмы, у меня, вероятно, случился бы сердечный приступ – тем более что в то время у меня не было возможности рассказать Хизер о своих чувствах. Первая неделя после моего выздоровления была самой тяжелой. Люди приходили, но я все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Хизер была моей опорой во всем. Она оставила все в Вермонте, чтобы остаться со мной. Я даже не мог поспорить с ее решением, потому что не знал, как я смогу пережить это время, застряв в больнице без нее. Не было слов, чтобы выразить мою благодарность за то, что я жив. На мою память это никак не повлияло.

Мои речевые и двигательные навыки остались нетронутыми. По сути, я был живым чудом. Я не утратил функции, но кое-что приобрел: новую перспективу.

Я больше не мог тратить свою жизнь впустую, не мог застрять из-за нерешительности или страха. Каждый день, каждое мгновение должно было иметь значение.

Хизер спала у меня дома и каждый день проводила в больнице. Мать и брат тоже останавливались у меня. Они только вчера уехали обратно в Миннесоту, так что Хизер узнала их очень хорошо. Мне больше не нужно было гадать, как моя семья отреагирует на нее. Они влюбились друг в друга, как и я.

Моя красивая девушка сияла, когда вошла в мою больничную палату. – Я только что получила известие от последнего профессора, которого ждала, что смогу выполнить свои последние задания отсюда. Мне не придется возвращаться в Вермонт, чтобы получить полный зачет за этот семестр. Я ничего не потеряю, – сев на кровати, я наклонился, чтобы поцеловать ее. – Это самая лучшая новость. Мы можем съездить туда и забрать остальные твои вещи через несколько недель.

– Как только почувствуешь себя в силах. Это не к спеху. Минг говорит, что до осени у нее не будет другой соседки. Так что мои вещи будут просто лежать там, пока мы их не заберем.

– Я должен этой девушке целый ящик детской присыпки.

*** Войти в мой дом после почти месячного отсутствия было чертовски потрясающе. И он казался еще более родным, чем когда-либо, потому что Хизер приложила к нему свои усилия. На столе стояли свежие цветы, вокруг были расставлены свечи. Мне казалось, что я так много пропустил, словно вернулся из мертвых.

Я заволновался, когда посмотрел на клетку – новую и гораздо большую клетку – и увидел, что она заполнена четырьмя морскими свинками – Клайдом и тремя младенцами. Бонни умерла при родах.

Очевидно, это было типично для пожилых самок. Я почти не плакал из-за своего предсмертного опыта, но когда я узнал, что Бонни не пережила роды, я расклеился. Хизер сообщила мне эту новость. Она впервые пришла ко мне домой вскоре после операции, чтобы покормить их, и поняла, что дети уже родились. Вскоре после этого она обнаружила, что Бонни не дышит.

– Привет, малыши.

– Мы всё еще не дали им имена, – Хизер внезапно расплакалась.

В последнее время она очень старалась не плакать. Я думаю, она была просто счастлива, что я дома.

Она погладила меня по спине. – Как хорошо быть дома, да?

– Да, но в основном потому, что ты со мной. Я не мог представить, что после всего этого войду сюда один.

Некоторое время мы лежали вместе на диване. У меня было много мыслей, которые я должен был выпустить. Я надеялся, что она не сочтет меня сумасшедшим после того, что я собирался ей предложить.

Я сделал глубокий вдох. – Все, что я думал, будто знаю о жизни, вылетело в окно, – сказал я ей. – Я никогда не понимал, как быстро все может измениться. Я оттолкнул тебя, потому что думал, что так будет лучше для тебя. Но если бы я умер на операционном столе, я бы выбросил то единственное время, которое мы провели вместе – те месяцы, что ты провела в Вермонте.

Она переместилась, чтобы оседлать меня. – Не думай сейчас о "что-если".

– Я должен, только потому, что это связано с тем, что я собираюсь сказать.

Она поцеловала меня в нос. – Ладно.

– Когда я оставил тебя в Нью-Хэмпшире, я не пошел на поводу у своей интуиции. Если что-то кажется неправильным, это, вероятно, не так.

Покидать тебя никогда не чувствовалось правильным. Я думал, что лучший способ для тебя прожить свою лучшую жизнь – это испытать ее отдельно от меня, но, возможно, так и должно было быть… Может быть, все не всегда должно быть по правилам. Может быть, нам нужно действовать так, как кажется правильным.

– Я никогда не сомневалась, что мое место там, где ты.

– Я знаю, что не сомневалась, – я погладил ее по щеке. – У меня было много времени подумать, пока я торчал в больнице. Я спросил себя, чего бы я хотел, если бы знал, что мое время ограничено? Потому что это очень даже может быть. Аневризма или нет, но никто из нас не знает наверняка, будет ли нам гарантировано много времени на этой земле. Я решил, что больше всего на свете хочу путешествовать с тобой. Я хочу показать тебе некоторые места, где я был, повидать их снова с тобой, а затем открыть для нас новые места вместе. Может, тебе не колледж в Вермонте нужен. Может быть, путешествие со мной – это то, что ты должна сделать в своей жизни.

– Что… – начала Хизер.

Но я продолжил. – Когда я лежал там, приходя в себя в этой постели, я понял, что не сделал почти ничего из того, что хотел бы сделать. И я прожил довольно хорошую жизнь. В конце концов, все, что у нас есть, – это воспоминания. У меня с тобой слишком мало воспоминаний. Я хочу их накопить. Что ты на это скажешь? Ты поедешь со мной в путушествие?

– Правда? Ты уверен? Я имею в виду… как мы можем себе это позволить?

– В свои двадцать я сделал несколько разумных инвестиций. У меня много накоплено – вероятно, по крайней мере пятьдесят тысяч, чтобы поразвлекаться, прежде чем я даже почувствую вмятину в бюджете.

Мы можем установить финансовый лимит и остановиться, когда достигнем его. Потом мы вернемся, и ты сможешь поступить в колледж здесь, если захочешь, – я попытался прочесть выражение ее лица. – Если ты считаешь, что это слишком опрометчиво, то мы не должны этого делать… – Это похоже на сон. Я просто не могу поверить, что это возможно.

– Это очень хороший вариант. И я надеюсь, что ты согласишься.

После нескольких секунд молчания она сказала: – Я с удовольствием поеду с тобой. Ответ-да!

У меня было такое чувство, будто мое сердце замерло. – Да?

– Да, – она обвила руками мою шею. – Давай накопим несколько воспоминаний.

*** Несмотря на наше волнение по поводу наших планов путешествовать по миру, мы должны были быть терпеливыми. Только после трех месяцев последующих визитов мой врач наконец разрешил мне путешествовать. Благодаря моему отцу, который разрешил нам перевезти морских свинок в его дом на несколько месяцев, нам не нужно было беспокоиться о них.

Ожидание того стоило, когда я обнаружил, что смотрю на Гранд-Каньон из нашего арендованного фургона, припаркованного на месте, которое мы забронировали на южной стороне края.

Мы провели здесь неделю, прежде чем улетели в Австралию. Мы решили, что раз уж мы все равно полетим к Западному побережью, то почему бы не провести некоторое время здесь? Хизер считала это еще одним хорошим упражнением для преодоления ее страха высоты.

Жизнь в переоборудованном фургоне позволила нам сэкономить средства на некоторые более дорогие части нашего путешествия.

На этой неделе наши дни начинались рано. Мы с Хизер проснулись до восхода солнца, потому что это было лучшее освещение для фотографий, которые я делал. Мы документировали всю нашу поездку и окрестили ее "Хизер и Ноа покоряют мир". Хизер на самом деле завела блог для этого, и создавала новые посты. Она привезла с собой веселого Странника Хуммеля, которого я подарил ей на двадцать первый день рождения, и фотографировала его в самых разных местах. Я и представить себе не мог, насколько пророческой окажется эта статуэтка.

После наших утренних фотографий мы готовили завтрак на небольшом гриле, прежде чем решить, что мы хотим исследовать в этот день.

Прямо сейчас мы смотрели на красновато-оранжевый закат над каньоном, лежа в фургоне после послеобеденного сна после похода.

Это определенно была та самая жизнь.

Я прижался к ней всем телом. – Разве плохо, что все, что я хотел делать на этой неделе, это смотреть на такой вид, есть и трахать тебя? А потом есть тебя?

Она провела рукой по моей груди. – Ты видишь, как я жалуюсь?

Я всегда был страстно влюблен в Хизер, но после кризиса со здоровьем стал совершенно ненасытным. Соприкосновение со смертью заставило меня хотеть чувствовать всё и постоянно. И не было ничего, что мне нравилось чувствовать больше, чем свою великолепную девушку. Я никак не мог насытиться ею. Я не помню, когда мужчины достигают своего сексуального пика, но со мной это случилось явно в тридцать пять.

Как будто день не мог стать лучше, Хизер скользнула вниз и потянула мои шорты – карго за собой. Мой твердый как камень член подпрыгнул, когда она взяла меня в рот и сделала одну из моих любимых вещей. Она начала тереть свой клитор, одновременно отсасывая мне без помощи рук.

– Черт, – прошипел я. – Ты делаешь это бесподобно.

Ей это действительно нравилось, и она, казалось, наслаждалась так же, как и я, что заводило меня еще больше.

Глубоко-глубоко погружен в ее горло, я запустил пальцы в ее волосы и наслаждался каждой секундой. Мой член был в преякуляте, когда она сжала меня, продолжая массировать себя. Мне не потребовалось много времени, чтобы потерять контроль.

Я держался за ее затылок и трахал рот сильнее, когда вошел в ее горло, пока она кончала.

Прошло несколько минут, пока мы лежали там, насытившись, сухой ветерок дул в открытый фургон.

– Как же мне так повезло, что моя девушка обожает спускаться ко мне вниз? – спросил я, притягивая ее к себе для поцелуя.

Она улыбнулась.

– Я пытался, – сказал я ей. – Я действительно пытался. Я просто не смог жить без тебя – с твоим гребаным странным музыкальным вкусом и всем прочим. Я тебя так люблю.

– Я тоже тебя люблю. И черт, ты только что мне кое-что напомнил.

– Что?

Она вздохнула. – Когда ты был еще не совсем в сознании после операции, я пообещала, что если тебе станет лучше, я позволю тебе послушать каждую песню на моем телефоне.

Это меня удивило. – Ты это серьезно? Ты поклялась никогда этого не делать.

– Я знаю. Но теперь я чувствую, что должна это сделать. Если я не выкажу уважения, это как оскорбление Вселенной, которая исполнила мое желание. Впрочем, тебе не обязательно делать это.

– Ты что, шутишь? – я вскочил и протянул ей ладонь. – Отдай эту чертову штуку. Почти уверен, что это истинная причина моей невероятной воли к жизни.

Я рассмеялся.

– Ты будешь надо мной смеяться.

– В том-то и суть!

Она полезла в рюкзак и вытащила его. Она напряглась, когда я взял у нее телефон.

Она уже была смущена, а я даже не нажал кнопку воспроизведения. – Обещаю, что буду вести себя хорошо.

– Дай мне второй наушник, – сказала она. – Мне нужно услышать, что ты слушаешь.

Протянув ей левый наушник, я вставил правый в ухо и нажал «перемешать».

Первой песней была ”Barbie Girl" группы Aqua.

– ”Barbie Girl"? Действительно?

– Да. И не забывай, ты обещал быть хорошим.

Подождав около тридцати секунд, я перешел к следующей песне. Как и следовало ожидать, многие мелодии в коллекции Хизер были хитовыми чудесами задолго до ее появления в конце восьмидесятых и девяностых.

Через несколько песен я действительно нашел одну из своих старых любимых: “Sign Your Name” Теренса Трента Д'Арби.

– Эй, мне нравится вот эта. Хороший выбор. Отличная песня!

Следующие две в ряду, казалось, совпадали. "Livin' La Vida Loca “Рики Мартина и Херардо " Rico Suave.

– Ты питаешь слабость к латиноамериканцам? – поддразнил я её.

Она закатила глаза, вероятно, просто желая, чтобы это закончилось, и молчала, пока я продолжал рыться в ее библиотеке.