Текст книги "Великое единство"

Автор книги: Павел Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Наконец и эту бомбу на веревке опустили в цех, а потом также на носилках быстро унесли к проходной.

Не простой оказалась и бомба, попавшая в кабельную траншею. Она застряла между двумя толстыми

кабелями и торчала вверх стабилизатором. Когда Данилов подошел к этому месту, то увидел, что двое

электриков и Андреев – самый тихий и незаметный сотрудник отдела главного энергетика – пытаются

вытащить эту бомбу. При этом Андреев орудует куском железной трубы, как рычагом.

– Нельзя железом, что вы делаете? – закричал Данилов, подбегая к траншее. И в это время из бомбы

вырвался клуб черного дыма и накрыл всю группу...

«Ну, конец», – подумал Данилов, но боли он никакой не почувствовал, а несколько мгновений спустя

стал различать ребят и курящийся хвост бомбы. Оказалось, что сработала дымовая сигнальная шашка, установленная в стабилизаторе авиабомбы, так напугавшая и закоптившая группу спасателей.

Вытащили и этот «гостинец», а так как носилок здесь не оказалось, то ребята втроем – и среди них тот

же тихоня Андреев – на руках унесли бомбу к проходной.

Опережая эту группу с бомбой, к воротам проходной быстро подошел Данилов. Здесь уже стояли две

полуторки, и в кузов одной из них, застланный полосатыми матрацами, четверо рабочих аккуратно

укладывали принесенные бомбы. Каждую из них отделяли от другой тюфяками.

– Сколько уже погрузили? – поинтересовался Данилов.

– Здесь восемь штук лежат, но место еще есть.

– Хватит, закрывай борт, – распорядился Данилов. Рабочие быстро выполнили его команду.

– Куда везти, знаешь? – обратился Данилов к пожилому шоферу, стоявшему около кабины.

– Сказали, что за элеватор, в степь, товарищ начальник, но я прошу вас меня в этот рейс не посылать...

Боюсь я, – с трудом выдавил он признание, – боюсь, что трахнут они дорогой, а у меня семья пять

человек...

– Разрешите я, товарищ Данилов, поведу эту машину, а мою [48] пускай пока загружают, – выступила

вперед женщина-водитель со второй полуторки, которую все звали Пашей.

– Действуйте, Паша, спасибо вам, – Данилов крепко пожал руку отважной женщине. – Поедете через

переезд до элеватора. Там увидите солдат-зенитчиков, они вам покажут, где в степи сгрузить эти

«игрушки». С вами поедут четверо ребят. Не спешите, но как разгрузитесь – сразу же сюда. Счастливого

пути вам.

Машина ушла, а бомбы продолжали подносить и укладывать в кузов второго грузовика.

Данилов обратил внимание, что на боковой стенке очередной бомбы зияет круглое отверстие, спросил, в

чем дело.

– А из этой бомбы Ефремов с военпредом вывернули взрыватель, – бодро ответил один из принесших

бомбу рабочих.

Тут же из соседнего цеха показалась процессия. Двое рабочих несли на носилках бомбу, а позади них

шли Ефремов, Менчиковский и Медведев, оживленно что-то обсуждая. Подошли к грузовику, и Ефремов

обратился к Данилову:

– Доложите, что сделано на вашем участке.

– На моем участке осталась одна тяжелая бомба, что за рылась в землю на улице. Все остальные из

цехов изъяты и погружены. Один грузовик с бомбами уехал в степь за элеватор.

– Добре, на моем участке тоже все чисто, – сообщил Ефремов. – Заканчивайте быстрее погрузку и

отправляйте вторую машину.

– Отправлять-то не с кем – нет шофера, – развел руками Данилов. – Этот водитель, – указал он на

стоявшего в стороне мужчину, – ехать отказался, говорит: «Боюсь, и семья у меня большая».

Шофер, услышав слова Данилова, подбежал к грузовику, вскочил в кабину и, громко крикнув: «Ладно, еду я, не срамите уж», – запустил мотор.

– Хорошо, поезжайте, – напутствовал Ефремов, – только осторожнее, пожалуйста, не спешите.

«Товарищ Ефремов, срочно зайдите на КП», – раздалось из радиорепродуктора.

– Ладно, Леонид, ты иди, видно, понадобился начальству, а мы посмотрим, как будем выковыривать

тяжелую, – забыв субординацию, обратился Данилов к Ефремову...

Не менее чем в 250 килограммов авиабомба, упав на мягкий газон возле шоссе, наполовину ушла в

землю. Для того чтобы добраться до ее взрывателя, пришлось руками раскапывать землю вокруг бомбы, и Медведев сильно порезал себе руку о какую-то стекляшку. Но вот показались крышки взрывателей —

[49] их было два. Стало ясно, что самодельный ключ-рогатулька, которым Ефремов с Медведевым

вывернули взрыватели с двух 50-килограммовых бомб, не подходит. Быстро сняли размеры для нового

ключа, и Менчиковский с Медведевым пошли в соседний цех, чтобы там сделать новый инструмент.

Обратились за помощью к дежурному слесарю – им оказался Плужников, известный на заводе слесарь-

виртуоз, специалист по хитроумным замкам и сейфам. Плужников быстро, пользуясь наждачным камнем, изготовил нужный ключ и вместе с военными направился к бомбе. Видя, что Медведев пытается

перевязать носовым платком окровавленную руку, а Менчиковский неумело пробует действовать ключом, Плужников выступил вперед со словами:

– Дайте-ка я примерю, как подойдет наш ключик-то...

– Нет уж, дорогой товарищ, спасибо вам за ключ, а это дело нам более знакомо. Вам бы я посоветовал

лучше уйти отсюда от греха подальше, – пытался протестовать Менчиковский.

– Ишь ты какой храбрый, – обозлился Плужников, – или скажешь, что тебе жить надоело? – Говоря

это, он решительно взял ключ из рук Менчиковского и сел на землю около бомбы. Осторожно вложив

инструмент в прорези взрывателя, мастер мягкими, едва заметными движениями вывернул его. С

последней нитки он свернул взрыватель уже рукой, без ключа и подал его Менчиковскому.

– Держи, товарищ майор, а я второй попробую достать.

Минуты через две и второй взрыватель был удален. Плужников степенно поднялся с земли, отряхнулся и

неожиданно громко заявил: «Ну, братцы, сегодня придется-таки обмыть эти «игрушки», а?»

Засмеявшись, он неторопливо зашагал к своему цеху.

– Борис Матвеевич, – обратился к Данилову Менчиковский, – эти взрыватели необходимо скорее

убрать с территории завода. Я не знаю, как они устроены, но здесь может быть какое-нибудь коварство.

Вместе с бомбами их везти нельзя.

– Все понятно, товарищ майор, – Данилов взял оба взрывателя и трусцой направился к проходной. Там

он вручил опасные коробочки двум дружинникам, коротко пояснил, что делать, и ребята убежали.

Возвратилась шофер Паша, доложила, что задание выполнено, похвалила ребят, которые быстро

выгрузили опасный груз из машины.

Тут же к ее грузовику тросом прицепили большую, теперь уже безопасную бомбу, раскачали ее, вытащили из земли и волоком вывезли к месту уничтожения.

Когда представитель военной приемки майор Менчиковский [50] вечером того же дня зашел к себе в

кабинет, то дежурный ему доложил, что в сейфе, куда майор положил два взрывателя от 50-

килограммовых бомб, был слышен шум, похожий на выстрел. Осторожно открыл сейф и увидел, что

один из взрывателей, лежавший в маленьком ящике сейфа, подорван. Второй взрыватель был цел – он

лежал на своем месте в нижнем отсеке сфйфа.

Майор поспешно запер сейф, хотел было пойти к Белянскому и рассказать о своем открытии, но тот

проводил совещание с начальниками цехов.

А наутро Менчиковский обнаружил, что и второй взрыватель в его сейфе сработал – его «коробочка»

была раскрыта внутренним взрывом.

Стало ясно, что авиабомбы, сброшенные на завод 19 сентября, были оборудованы взрывателями

замедленного действия. При этом замедление было различным, что, по замыслу противника, должно

было вызвать к таким бомбам повышенный страх.

На следующий день «Хейнкель-111» прилетел снова. На этот раз он подошел с восточного направления, оказавшись над аэродромом, куда и упала его первая бомба. Не считая разбросанной взрывом земли, эта

бомба никакого вреда не принесла. Зато серия других пришлась на жилые дома заводского поселка. Были

разрушены одна секция пятиэтажного дома и два барака. Поврежден водопровод и сеть электропроводки.

Убито было двое и шесть человек ранено. Стервятник, как и в первый раз, благополучно скрылся.

В дальнейшем тревоги и налеты на завод стали происходить, как по расписанию. Около тринадцати часов

прилетал «он». Конечно, никто не мог сказать, был ли это один и тот же самолет или каждый раз новый.

Но прилетал всегда Хе-111 и всегда в одиночку. Очевидно, где-то южнее Воронежа перелетал он линию

фронта, и на завод заходил с востока или юго-востока.

23 сентября армейские зенитки, охранявшие железнодорожный узел, самолет к заводу не подпустили, и

он сбросил бомбы на соседний поселок.

24-го и 25-го тревоги объявлялись, но налетов не было. Может быть, потому, что стояла солнечная

погода.

26 сентября день снова был пасмурный, и «хейнкель» прилетел тем же курсом, что и первый раз. Только

вывалился он из облаков километра за два раньше, и серия сброшенных им бомб пришлась на овощную

базу и склад горючего, расположенные за территорией завода. Этот налет принес новые жертвы: двое

убитых и около десяти человек раненых. Доморощенные заводские зенитки в этот раз стреляли особенно

много, так как самолет пролетал вдоль всей территории завода и скрылся [51] невредимый к великой

досаде стрелков. Правда, к вечеру по заводу прошел слух, что истребители ПВО сбили немецкий самолет

где-то за Доном, но был ли это тот самый?

Налеты вражеских самолетов и та свобода, с которой они проникали к заводу, заставили руководство

изыскивать дополнительные средства для защиты объекта.

Как-то, придя на летную станцию, директор и Мосалов попросили собрать летный состав, и директор

обратился к летчикам со следующими словами:

– Нехорошо получается, товарищи, фриц нахально летает, свободно бомбит завод, а мы его отпускаем с

миром.

– Да еще шумовые эффекты устраиваем, – в тон директору подал реплику кто-то из летчиков, имея в

виду стрельбу наших «общественных» зенитчиков.

– Вот-вот, именно шумовые эффекты, – поддержал невеселую шутку Мосалов, – а то и фейерверк ему

преподносим. – Он вспомнил случай, когда дежурный по старту, имея в руках ракетный пистолет, выпустил из него красную ракету по пролетавшему над ним вражескому самолету.

– И это в то время, когда на нашем аэродроме стоят десятки боевых самолетов, а около них – отличные

летчики, способные расправиться с этими нахалами, – продолжал директор. – Наркомат приказал мне

поставить на боевое дежурство несколько машин Ил-2, обеспечить их боекомплектами и держать в

постоянной готовности к вылету.

Директор переждал несколько минут, пока улеглось одобрительное возбуждение собравшихся.

– Вот только летчиков для этих дежурных самолетов нам не дают. Специальных летчиков для несения

боевого дежурства, – уточнил он. – Говорят, пусть дежурят по очереди ваши заводские летчики, ясно?

Прошу обсудить это дело между собой, подумать, как его лучше организовать, а меры надо принимать

немедленно.

В результате два звена штурмовиков Ил-2 были поставлены на круглосуточное боевое дежурство на

заводском аэродроме. За ними в качестве старшего бортмеханика был закреплен инженер А.

Передельский, а летчики назначались на дежурство по очереди. В летных книжках многих летчиков-

испытателей остались записи об этих боевых дежурствах и вылетах по тревоге. Когда в городе

объявлялась воздушная тревога, «илы» с завода вылетали в различные секторы и дежурили до отбоя

тревоги. Но, к сожалению, ни одному из них не довелось как следует сразиться с налетчиками. Один раз

летчик Поляков погнался было за вражеским самолетом, даже эрэсами в него стрелял, но тому удалось

скрыться. [52]

Безусловно, бомбардировки завода отразились на работе коллектива. Кроме потерь времени на перерывах

в работе по тревогам, была, естественно и скованность от напряжения ожидания, от неизвестности. Это

незамедлило отразиться на итоговой цифре выпуска штурмовиков.

Правда, в эти же осенние месяцы 1941 года завод заканчивал доводку и облет большой партии ранее

изготовленных самолетов Ер-2. В связи с этим на завод прибыла группа специалистов из летно-

испытательного института ВВС во главе с инженером Н. М. Кокориным.

Но полностью выполнить испытания и доводку самолетов Ер-2 не удалось – их требовала война. Вся

партия, около семидесяти бомбардировщиков Ер-2, была передана в запасную авиабригаду, где из этих

самолетов были сформированы авиационные полки особого назначения.

7

Как ни скоро развертывалось производство штурмовиков Ил-2 на заводе № 18 при активном участии

заводов № 24, имени Орджоникидзе и других смежников, потребность в бронированных самолетах росла

быстрее их выпуска. Шло стремительное развитие штурмовой авиации.

В Воронеж, в запасную авиабригаду, прибывало все больше и больше летчиков из различных

авиационных подразделений. Цель одна – получение самолетов Ил-2. Большей частью это были

новички – летчики, впервые знакомившиеся с «илами». Но в июле – августе 1941 года стали

появляться и «старички».

На полтора месяца войны хватило первой партии самолетов 4-му штурмовому авиаполку С. Гетьмана, сообщение Совинформбюро о боевых делах которого приводилось выше. 427 боевых вылетов сделали

летчики этой славной части.

Конечно, не каждый день войны приносил такой боевой успех полку, как разгром вражеской авиабазы на

аэродроме Бобруйска, но и «холостых» вылетов они тоже не помнят. Дорого заплатили фашисты за

каждый сбитый «ил», но и неимоверно высокой была плата за боевой опыт, приобретенный в этом

краткосрочном «университете» оставшимися в строю летчиками славного штурмового авиационного

полка. Недавние «зеленые» юнцы теперь прибыли в Воронеж возмужавшими, опытными бойцами.

И дело не только в том, что люди получили боевое крещение, не раз подвергались смертельной

опасности, участвуя в неравных схватках с врагом. Для них, первопроходцев тернистого [53] пути

летчиков-штурмовиков, в числе первых начавших воевать на новом, специальном самолете, важно было и

другое. В этих первых кровопролитных боях они нащупывали, открывали те драгоценные приемы и

маневры, те необходимые элементы тактики боевых действий штурмовиков Ил-2 в условиях Великой

Отечественной войны, которым их нигде не учили, так как никто их еще не знал. Потом, позднее

появится наставление по тактике для штурмовиков, и его будут изучать в авиационных школах. А теперь

этот опыт приходилось добывать в сражениях, порой оплачивая его крупицы самой дорогой ценой...

Правда, штурмовые действия самолетов, то есть решительные атаки с воздуха вражеских войск, применялись давно, едва ли не со времен появления военной авиации. В истории отечественных ВВС

отмечен следующий факт.

Осенью 1919 года конный корпус белогвардейского генерала Мамонтова прорвался в тыл войск Южного

фронта. Создавшееся критическое положение требовало принятия чрезвычайных мер по ликвидации

этой опасности.

В частности, известна записка В. И. Ленина одному из руководителей Главкоавиа:

«4 сентября 1919 г.

(Конница при низком полете аэроплана бессильна против него) т. Склянский! Не

можете ли вы ученому военному X, У, 2. заказать ответ (быстро): аэропланы против

конницы? Примеры. Полет совсем низко. Примеры. Чтобы дать инструкцию на

основании «науки» (я читал однажды об этом, а один «практик», И. Н. Смирнов,

смеется – де-чепуха).

ЛЕНИН».

Тогда против конницы Мамонтова стало действовать соединение Красного Воздушного Флота. Красные

военлеты на «фарманах» и «вуазенах» пикировали на конные полки Мамонтова, обстреливали их из

пулеметов, бомбили, сбрасывали на конников специальные стрелы – заостренные металлические

стержни. Такие штурмовые удары были довольно эффективны, так как кроме урона в живой силе они

вызывали панику в рядах белоконников. Самолеты рассеивали конницу по степи и тем самым

способствовали действиям красных войск.

Маршалу авиации С. А. Красовскому довелось в молодости самому принимать участие в таких

штурмовках белых конников. Он вспоминает:

«Осень 1919 года... Главным объектом действий авиации стала белогвардейская

конница. Мастером воздушных налетов [54] на кавалерию врага зарекомендовал себя

Семен Карпович Маляренко, награжденный орденом Красного Знамени.

...Однажды, когда сообщили, что противник сосредотачивает конницу на левом берегу

Волги, отряду поставили задачу найти главные силы, белых и атаковать их с воздуха. Я

летал с летчиком Маляренко в качестве летнаба на «вуазене»... Кабину загрузили

мелкими бомбами и металлическими стрелами. Пополнили боекомплект для пулемета

«люис». Взяли также несколько железных банок с пробитыми в их стенках

отверстиями.

Вскоре увидели, как из-за леса... показались большие группы всадников. Маляренко

сразу же ринулся в атаку. В лицо ударил ветер, в ушах свистело. С высоты семьсот —

восемьсот метров сбросили на конницу стрелы, бомбы, банки, затем снизились и

открыли огонь из пулемета. Атаку повторили еще и еще раз... В поисках конницы

несколько раз меняли курс... Закончив штурмовку, Маляренко уверенно взял курс

домой.

Приземлившись, мы узнали, что на аэродроме находится член Реввоенсовета С. М.

Киров. Он остался доволен результатами боевых действий наших экипажей по

коннице противника».

С 1926 года штурмовая авиация начала свою историю, как особый вид авиации в составе советских ВВС.

Образовывались отдельные штурмовые авиационные полки и бригады. Но вооружены эти части были не

специальными самолетами-штурмовиками, а имевшимися тогда самолетами-разведчиками и

истребителями, приспособленными для штурмовых действий. Например, переделка разведчика Р-5 в

штурмовик Р-5Ш заключалась в основном в оснащении самолета большим количеством вооружения для

атаки: устанавливалось до десяти пулеметов, дополнительные бомбодержатели. Существенных мер по

защите экипажа самолета-штурмовика от обстрела с земли при этом не принималось: в то время решение

этой проблемы было непосильно для нашей промышленности.

Но вот появился специальный бронированный самолет-штурмовик Ил-2. Это был новый вид

авиатехники, потребовавший разработки и освоения новой тактики его боевого применения.

При этом создавать и отрабатывать новую тактику, повторяем, приходилось в огне жестоких сражений.

Безусловно, мужали в боях, овладевали наукой побеждать не только те, кто уже воевал на самолетах Ил-

2, встретил врагов в звании летчика-штурмовика. Многие, очень многие военные летчики, кому в состав

штурмовых полков предстояло войти позднее, учились воевать на других самолетах.

Свой первый боевой вылет 22 июня 1941 года летчик Иван Пстыго совершил на самолете Су-2. Тогда, вскоре после сообщения о начале войны, три девятки ближних бомбардировщиков [55] Су-2 из 211-го

авиаполка взлетели с аэродрома г. Котовска и впервые пересекли границу с Румынией. Один из

самолетов второй девятки, которой командовал капитан Гудзенко, уверенно вел летчик Иван Пстыго.

Шли на большой высоте. Видимость была отличная, самолеты строго держали строй.

Вскоре на скопление фашистских войск на земле пошли серии советских авиабомб. Для Пстыго и его

товарищей по полку это была первая в их жизни не учебная, а боевая бомбардировка...

Потом был целый месяц войны, но в памяти у Ивана Ивановича Пстыго – ныне Героя Советского

Союза, маршала авиации – остался день 21 июля, когда он был занесен в списки погибших...

В тот день две девятки Су-2 очередной раз бомбили переправы через Прут, плотно прикрытые и зенитной

артиллерией, и истребителями противника. Переправы нарушили, но домой возвратились не две девятки, а только четыре машины, в их числе и самолет Пстыго. Остальные Су-2 были или сбиты, или с

повреждениями вынужденно сели в разных местах.

Едва успели вернувшиеся летчики немного передохнуть, а техники осмотреть и заправить машины, как

снова команда – в бой. И опять на переправы летят Су-2, только их уже всего две тройки во главе с

Иваном Пстыго.

Повезло ребятам на этот раз – с ходу прорвались через зенитный заслон и разрушили переправу. Но

только взяли курс на базу, как на них навалилась стая «мессеров». Самолет ведущего атаковали три

истребителя с крестами. Увертываясь от них, Пстыго слышал постукивание пулемета своего воздушного

стрелка Александра Малешкина, а затем его крик по СПУ:

– Ага, гад, напоролся! Товарищ командир, глядите – горит ведь фриц-то, доверните немного влево, я

ему еще добавлю...

– Ты лучше гляди в оба за другим, – едва успел скомандовать летчик, как по их самолету сверху

хлестанули две очереди снарядов, и пробитый бензобак в левом крыле тут же загорелся. Летчик чудом

остался жив и невредим, хотя фонарь кабины был основательно разбит.

Машина горит, мотор дает перебои – надо садиться, благо летят над своей территорией. Впереди —

поле поспевшего овса, туда и плюхнулся самолет ведущего, подняв большое облако пыли. Экипажи трех

шедших сзади самолетов, возвратившись на базу, доложили командиру полка о гибели Пстыго; на их

глазах его самолет упал и взорвался...

А тем временем Иван Пстыго – помятый, но живой – вытаскивал из самолета своего товарища, который был без сознания. Взвалив Малешкина на спину, Пстыго потащил его в заросли [56] подсолнуха, что были недалеко от места падения их самолета. Положил своего стрелка и снова к самолету.

Прострелил бензобак, распустил свой парашют, намочил бензином, затолкал в кабину, поджег. А сам – к

стрелку. Стал его осматривать, расстегнул комбинезон, разорвал рубашку и увидел две «строчки» на

груди и на животе – 3—4 пулевых отверстия. Оказывается, Саша был убит «мессером» еще в полете...

Похоронил своего друга Иван и недели две с отступавшими нашими частями догонял свой полк. Там

Пстыго узнал, что похоронка уже отослана родителям.

Затем – Балашовская школа летчиков, куда собирались «безлошадные» летчики и усаживались за

изучение штурмовика Ил-2. Самолетов в школе всего было три или четыре, и летная тренировка

проходила медленно. Наконец – самостоятельные полеты и направление за машинами в Воронеж.

Пожалуй что, путь в кабину Ил-2 летчика Ивана Ивановича Пстыго был для того времени довольно

типичен. Десятки, сотни летчиков шли тогда таким путем.

А вот слава о боевых действиях 65-го штурмового авиаполка росла, может быть, быстрее, чем о других

братских полках. В этом немалую роль играли героические дела командира 65-го авиаполка Андрея

Никифоровича Витрука. Уже в начале июля 1941 года подполковник А. Н. Витрук – опытный

воздушный боец, награжденный орденом Красной Звезды еще за бои с белофиннами, успешно водил

группы самолетов Ил-2 на штурмовку вражеских войск в районе города Остров. Там он лично сбил в

воздушном бою бомбардировщик «Хейнкель-111», а затем – истребитель Ме-109. Кроме того, что это

были первые вражеские самолеты, сбитые на Ил-2, примечателен был сам факт, сама возможность

успешно вести воздушный бой на штурмовике Ил-2 даже с истребителем Ме-109.

Опытный командир, волевой летчик, вдумчивый наставник, А. Н. Витрук много, насколько это позволяла

обстановка, внимания уделял выработке у своих подчиненных мастерства владения штурмовиком Ил-2.

И это давало ощутимые результаты – потери машин в 65-м шап были сравнительно малы. Например —

при разгроме большой группы войск противника в районе станции Шапки под Ленинградом группа

«илов» под командованием Витрука сумела уничтожить до двадцати танков, не имея потерь со своей

стороны.

Затем были ожесточенные сражения с врагом на подступах к Москве, где 65-й шап воевал еще более

умело и эффективно. Поэтому уже в начале 1942 года М. И. Калинин вручил А. Н. Витруку орден Ленина

и медаль Золотая Звезда. [57]

Известно, что В. И. Ленин придавал определенное значение отзывам и признаниям «из уст противника»

(Полн. собр. соч., т. 24, с. 355). Подобные признания можно встретить, например, в книге «Русские ВВС

глазами немецкого командования». (Нью-Йорк, 1968 г.) Автор книги В. Швабедиссен – бывший генерал

люфтваффе – отмечает: «В конце 1941 года немцы обнаружили, что советская штурмовая авиация

становится все сильнее. Эта тенденция обозначалась более четко в последующие годы, так как русское

командование превратило создание штурмовой авиации в задачу исключительной, первостепенной

важности».

8

Рассказывая о ленинградском периоде строительства штурмовиков Ил-2, мы упомянули завод № 381 и

его поставщиков – Кировский и Ижорский заводы, где осваивалось серийное производство штурмовика.

При неустанной заботе ленинградской партийной организации дела на этих заводах продвигались

успешно. Отдельные рабочие бригады нового завода прошли стажировку на заводе № 18, конструкторы

ОКБ Ильюшина активно помогали ленинградцам, непрерывно участвуя в делах завода, и благодаря всему

этому результаты не заставили себя ждать.

В конце мая 1941 года на Комендантском аэродроме Ленинграда появились первые два самолета Ил-2, изготовленные на заводе № 381.

Ради такого события, как первые полеты первых самолетов, построенных новым авиационным заводом, в

Ленинград приехали С. В. Ильюшин, летчик-испытатель В. К. Коккинаки, начальник летно-

испытательной станции ОКБ В. В. Семенов. От моторного завода прибыли знакомый читателю

специалист А. В. Никифоров и механик К. Н. Шмелев.

После тщательного осмотра и контроля самолета и мотора В. К. Коккинаки поднял в воздух первый «ил»

ленинградского изготовления. Короткий полет по кругу, посадка, и, подрулив к стоянке, Коккинаки

энергично позвал к самолету Семенова. Там между ними состоялся короткий разговор, после чего

Семенов полез в кабину самолета, а Коккинаки направился к группе руководителей. Доложив Ильюшину

и Филимончуку о том, что «в основном все в порядке», Коккинаки вдруг громко обратился к

Никифорову:

– Александр Васильевич, непорядок в моторе – в правом блоке кольца не притерты...

Зная Коккинаки и его манеру шутить в самые серьезные, даже острые моменты жизни, Никифоров

отвечал в тон летчику: [58]

– Вас понял, Владимир Константинович, сейчас посмотрим и притрем.

Между тем возле самолета Семенов отчитывал механика за допущенную им оплошность. Оказалось, что

монтажники на заводе перепутали концы троса управления триммером руля высоты, который стал

отклоняться не в ту сторону. Коккинаки это обнаружил только в полете и, как опытный летчик, вышел из

положения. Не желая портить настроение директору и Сергею Владимировичу, летчик не стал

громогласно докладывать им о дефекте, а сказал только Семенову.

Дефект быстро устранили, и Коккинаки сделал еще несколько полетов на первенце 381-го завода.

На другой день Коккинаки облетал второй штурмовик производства ленинградского завода, после чего

вся комиссия уехала в Москву.

К сожалению, на этом счет «илов», полностью построенных в Ленинграде, был оборван войной. Сразу

же после нападения гитлеровцев на нашу страну заводу № 381 было предложено покинуть Ленинград и

перебазироваться далеко на восток. Там он вновь развернул производство, но штурмовиками занимался

сравнительно немного, вооружив машинами своего производства несколько штурмовых авиаполков.

Заводы имени Кирова и Ижорский еще некоторое время изготовляли бронекорпуса для Ил-2, но также

недолго.

Безусловно, вынужденное отключение таких мощных предприятий от изготовления бронированных

штурмовиков Ильюшина было очень чувствительно. И тем больше требований предъявлялось к заводу №

18 и его смежникам – фронт остро нуждался в самолетах-штурмовиках.

Глава третья

1

Быстрое продвижение вражеских армий ставило под удар военно-промышленную базу Советского

государства.

«Перед партией, советским народом встала труднейшая, не предвиденная ранее в

таких масштабах задача – в предельно короткий срок переместить в глубокий тыл

огромное количество промышленных предприятий, оборудование, сырье, различные

материалы и культурные ценности; эвакуировать многомиллионное население».

24 июня 1941 года Политбюро ЦК создает Совет по эвакуации. [59] Его председателем назначается Н. М.

Шверник, а заместителями – А. Н. Косыгин и М. Г. Первухин. 27 июня ЦК ВКП(б) и Совет Народных

Комиссаров СССР принимают постановление «О порядке вывоза и размещения людских контингентов и

ценного имущества».

Перебазирование на восток принимает плановый характер, становится общенародным делом, главным

законом которого было указание: «Выдавать продукцию до последней возможности!»

Особое внимание уделялось перемещению предприятий, выпускавших военную продукцию. Рабочие, специалисты и их семьи были в центре внимания тех, кто организовывал это великое перемещение.

Ведь для того, чтобы выиграть войну, требовалось не только своевременно вывезти оборудование

заводов, не оставить врагу материальные ценности, но и в неимоверно короткие сроки развернуть

вывезенные заводы на новых местах и давать фронту вооружение и боеприпасы.

Указание об эвакуации на восток было передано на завод № 18 в первых числах октября 1941 года.

Прежде чем объявить это указание коллективу, руководство, насколько позволяли время и обстановка, провело некоторую подготовительную работу. Затем директор собрал у себя специальное совещание по

эвакуации – последнее в Воронеже совещание всех начальников цехов и отделов совместно с

секретарями партийных организаций. Это совещание запомнилось многим...

Несмотря на то что в приемной директора и возле нее собралось много народа, было необычно тихо. Не

слышалось привычных для подобных случаев шуток и смеха. Люди стояли молча, были сумрачны, понимая, что их собирают по какому-то чрезвычайно важному делу.

В назначенное время секретарь директора пригласила всех в кабинет.

Директор сидел на своем месте и о чем-то тихо разговаривал с Мосаловым, Востровым и Белянским, склонившимися к нему со своих мест. Кроме них за столом сидели заместители директора, а также

представители горкома партии и горисполкома.

Вошедшие быстро расселись, и в наступившей тишине директор, глядя в слегка дрожавшую у него в

руках бумагу, сообщил, что получен приказ об эвакуации завода на восток. По рядам собравшихся после

слов директора прокатилась волна приглушенных возгласов.

Шенкман положил на стол бумагу и, словно освободясь от давившей на него тяжести, уже в обычной

своей манере, отрывочными, [60] резкими фразами рассказал о том, что в соответствии с указанием

Наркомата авиапромышленности, руководством и партийным комитетом завода разработан план

эвакуации предприятия. Этот план должен стать программой жизни всего заводского коллектива на

ближайшее время.

Основная идея плана состояла в том, чтобы, осуществляя перебазирование завода на новую площадку

где-то на востоке, одновременно продолжать выпуск самолетов Ил-2 в Воронеже.

Планом предусматривалось, что перебазирование цехов и отделов должно осуществляться

последовательно, с учетом места, занимаемого подразделением в технологическом процессе постройки

самолетов. Первыми уезжают конструкторы и технологи с чертежами и другой технической

документацией. Вместе с ними едет часть сотрудников отделов главного механика, энергетика, плановый