Текст книги "Я умер и переродился шаманом-травокуром (СИ)"

Автор книги: Павел Журба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Неправда! – сказал я из-за шторы.

Ко мне под портьеру залезла Анна. Стало очень тесно.

– И почему ты раньше не сказал, что знаешь мою подругу? Может, у меня были на тебя планы?

Некромантка так же влезла под мою штору и потащила упирающуюся де Вебер за волосы.

– Аня, не порть Рите любовь!

– Вот же, любительница рыцарских романов! – иллюзионистка обиженно фыркнула. – Я всего-то поинтересоваться, почему он не смутился, когда увидел меня голой, хотя у него уже есть превосходная пара...

– Он видел тебя голой? – Маргарита оскалила клыки. – Ну, знаешь ли!

– А что, он тебе всё равно не нравится!

– Это не повод ложиться с ним в постель!

– Собственница!

Я неловко вылез из укрытия.

– Можно я пойду...

– Нет!!! – хором ответила троица и окружила меня.

– Ты спал с моей подругой?

– Ритусик женщина ничего: хоть и готовить не умеет, но зато в постели огонь...

– А как ты относишься к тому, что у неё ребёнок от другого парня?

«Отпустите...»

– Нет, нет, и ещё раз нет! Я знать её не знаю, она безасстенчивая садистка!

– Как будто ты подарок! Ломаешь всё, что мне дорого: людей, цветы и даже гостиные номера! Ты портишь мне жизнь и никак не желаешь отцепиться!

– А кто начал первый? Это я подослал к дому Юры мордоворотов?

– Ну я же не знала, что там будешь ты!

– Да? А это элементарное правило – не подсылать убийц к людям!

– Ах, так? Элементарное правило – не врываться к девушке, когда они принимает ванну!

– Это была случайность!

– За случайно бьют отчаянно...

Анна и некромантка начали пятиться. Мы с спорщицей это заметили и единовременно выкрикнули:

– Куда вы собрались?

– Нам уже пора на праздник...

– Не оставляете меня один на один с этой зубастой!

– Не оставляете меня с этим извращенцем!

Невзирая на просьбы, дамы мигом вылетели из комнаты и уже за секунду оказались на улице. Мы с Авдеввой осталось абсолютно одни.

– И что будем делать...

Маргарита показала мне средний палец.

– Ты – сидеть в углу, не поднимая головы! А я – поедать пряники...

«...ПРЯНИКИ!!!»

Я опустил голову и рассмотрел на полу тарелку со сладостями. Мой живот противно заурчал. Девушка посмотрела на меня и, заметив, куда устремляется мой взор, нахмурила брови.

– Это мои пряники...

– Я так не думаю...

Мы стартовали одновременно. Мой палец первым коснулся тарелки, но обжорливая мерзавка сломала его и, с удовольствием наблюдая, как я кричу, схватилась за пряник. Тогда я прописал ей в кадык и, когда она начала задыхаться, отобрал у неё сладость и попытался её съесть. Тогда графиня пнула меня по интимному месту и, в то время, пока я пытался собраться с силами, потянулась к прянику...

Я выбил пряник из её руки ногой, и он полетел в окно. Нам снова предстояла борьба за тарелку.

В этот раз девушка добралась до неё первой и уже почти коснулась сладостей кончиками пальцев, но тут я опрокинул на пол десяток ритуальных мисок и, перевернув тарелку с пряниками, начал мешать её среди остальных.

– Кручу, верчу, обмануть хочу!

Колдунья злобно оскалилась и принялась переворачивать тарелки по одной. В один из таких моментов, когда она вновь взялась за ненужную, дама не выдержала и врезала по тарелкам боевым заклинанием. Пряники превратились в труху.

Я расстроенно уселся в кресло. Сладостей больше не было...

Девушка взялась за разбитые и начала грустно сопеть. Делала она это так расстроено, что я, вопреки здравому смыслу, почувствовал неведомое доселе чувство – стыд.

Колдунья начала складывать осколки. Я неловко подошёл к ней и сказал:

– Хочешь, я принесу тебя пряников...

– Да какие тут к чёрту пряники! – дама с трудом сдержала слёзы. – У этой тарелочки были сёстры, братья, а я взяла и разбила их бедную семью! Я убийца!

– ...

Глава 25

Порой мне кажется, что женщины слишком удивительные создания, чтобы и вправду существовать во вселенной. Они могут одновременно радовать и раздражать, могут вызывать острое чувство обоюдной непереносимости, а могут и вовсе – рассмешить.

Я хохотал до упаду. Истеричный смех настолько захватил моё тело, что оно скрючилось, как у младенца, и стало походить на что-то весьма жуткое.

Сначала дама смотрела на мои судороги с выражением полнейшего непонимания, а после – даже с обидой. Щёки её надулись, как у хомяка, лицо нахмурилось, руки сложились одна на другую и еле сдерживались, чтобы не схватить меня за зелёные патлы.

– Ох... – я принялся утирать градом набежавшие слёзы. – Говоришь, ты убийца?

– Мгм. – надутая добрячка безутешно закивала.

Я подошёл к ней, сел на корточки и взялся за осколки.

– Смотри, некромант оживляет их! – я поднял рабочую руку и подвесил осколки в воздухе. Спустя секунду они начали складываться обратно в тарелки.

Вскоре перед нами предстал полностью целый сервиз. Дама посмотрела на него, пощупала рукой, словно не веря, что такое может быть, и затем радостно сложила тарелки обратно на полки, напевая песенку.

«И зачем я это сделал... Разве такая фурия заслужила хорошее к себе отношение?»

Сложив тарелки, Маргарита присела на диван и прошептала что-то на подобие «спасибо».

– Что-что? Кажется, я не расслышал.

– То-то и слышал, глухой! – дама фыркнула. В профиль её лицо выглядело ещё лу... Никак оно не выглядело, ведь её лицо меня ничуть не интересовало. И точка. Жирная такая, с кляксой.

Я уселся напротив и принялся ожесточённо пялиться в потолок – на нём имелись дивные вензеля. Самое то для времяпровождения... Кого я обманываю.

– Эй, Мар... – ещё ни разу за время нашего знакомства я не обращался к графине по имени. Это несколько смущало. – Мар... Мур... Ав...

– Что? Гав-гав? – женщина оскалилась. Её клыки вызвали у меня вынуждение лицевое побеление.

– Не смешно. – я повернулся к хищнице спиной.

На стене висела картина, изображающая женщин в купальниках. В её углу чернела надпись: «Италия. 1759».

– Это после третьего курса. – послышалось за моей спиной. – Мы тогда знатно напились...

Я печально вздохнул.

– Если ли в вашей компании занятия, никак не связанные с алкоголем?

– Дай подумать... Хм, пожалуй, что и нет. – весело заключила собеседница. – А разве это плохо?

– Нет, что ты, – заговорил я с такой приторной интонацией, что даже дурак бы понял, что я жутко иронизирую. – Чем же ещё можно заниматься, кроме распития алкоголя? Изучением алгебры, физики, геометрии, иностранных языков? Вот глупость. Так нормальные люди не делают.

Дама недолго искала подходящий ответ, и вскоре самое ожидаемое утверждение слетело с её саркастичных уст:

– Ну да, нормальные люди все как один курят траву, и все это знают.

– Ну... Ты показываешь мне язык? – я резко развернулся, и дама быстро спрятала язычок на место.

– И вовсе нет. И вообще, откуда ты узнал? – проказница села по-турецки и в ожидании сложила руки на выдающейся грудной клетке.

– Императоры чувствуют, когда люди что-то показывают у них за спиной. Это умение спасает их от глумливых поданных... А вообще, сбоку от картины висит зеркало. Видишь? – я указал на предмет декора.

Девушка прыснула от смеха.

– Слушай, а чего у вас, императоров, ещё есть интересного?.. – и тут же резко оборвалась, словно постыдилась своего поведения. – Ну так, к слову. Убьём время, пока не придёт Джулия. А вообще ладно, не надо, это лишнее...

– Каждое утро я просыпаюсь в огромной башне. – заговорил я, перебив женское лепетание. – Подо мной лучший матрас, какой только можно себе представить. Я встаю, и мне в ноги сразу кидается десяток слуг. Они вносят одежды. Я зарываюсь в красный халат, весь расшитый золотом, и выхожу на балкон... На балкон... – горло ненадолго свело. – А там, на площади, тысячи людей. Они знают, в какое время я подымаюсь с постели, знают, что я просто обожаю, когда мне кричат здравицы, и поэтому орут их во всё горло и кидают на забор, ограждающий дворец от остального мира, цветы. Самые разные. Начиная от южных и заканчивая северными. А потом... Потом я вхожу в тронный зал. Все присутствующие становятся на колени. Я в гордом молчании сажусь на трон и начинаю принимать многочисленных просителей. Раньше я думал, что это очень надоедает, но сейчас и по этому скучаю...

Я и не заметил, как упёрся взглядом в колени и начал болтать сам с собой. От такого позора мои щёки запылали предательским румянцем.

Всколыхнувшись, я поднял потяжелевшую голову и застал Маргариту, мечтательно прильнувшую к изголовью. Она с упоением слушала мои бредни, приложив руку к щеке. Такой живой щеке... Пухлой, розовой, не как у дворянок.

Заметив, что я остановился, девушка встрепенулась.

– Почему ты остановился?

Я испытал ощущение неловкости, от которой сводит скулы.

– Разве это интересно слушать?

Даме хватило лишь одного взгляда на мою удручённую физиономию, чтобы понять, в чём тут дело, и стоит отдать ей должное – она не стала ничего говорить. Замолчала, словно бы ничего и не было.

Возникло неловкое молчание. Я несколько раз раскрыл рот, чтобы вымолвить хоть слово, но буквы просто не хотели складываться в осмысленные сочетания, поэтому я упорно продолжал блюсти тишину. Да и нечего мне было сказать. Что у нас двоих было общего, кроме плетения заклинаний? Я убил её слуг, разворотил сад, забрал к чёрту на куличики и выбросил где-то по дороге. Не с этого обычно начинают знакомство... Хотя я и не знаю, как это – начинать знакомство. Ко мне всегда подходили сами. Или падали и молили об аудиенции.

– Хорошая на улице погода... – заговорила девушка, неловко скаля зубы. Слова давались ей не менее тяжело, чем мне – стоило ей издать звук, как её пальцы автоматически начинали выплясывать джигу.

– Да, замечательная. – я обратился ко входу на балкон. Вдруг вспомнив, что через него-то я сюда и попал, мне стало плохо. Дама заметила это и ещё больше смутилась.

«Герган, пора контрактовать тишину»

– А вы... а ты любишь грибы? – «Что ты несёшь, ублюдок! Какие к херам грибы? Давно не получал?»

– Гри-грибы? – девушка сконфуженно поправила волосы. – Ну... Ну, в общем-то, да!

«Вот же. Отступать уже поздно»

– Знаешь, внизу такие вкусные грибы.

– Ты... приглашаешь меня? – несмело спросила собеседница.

«Ай, мама! Просто они были такие вкусные, что я не удержался и ляпнул что-то невпопад, а так я больше ничего и не смыслю ни в беседах, ни в этих чёртовых грибах!»

– Ах, понимаю, ты не это имел в виду, и просто грибы там очень вкусные. – быстро исправилась девушка, сразу за этим смущённо потупив взгляд.

– Ну, мы могли бы и сходить туда, если ты, конечно, не против составить мне компанию... Сугубо ради грибов, разумеется! – я поправил воротничок рубашки, намертво прилипший к вспотевшей шее.

– Да-да, кончено. Сугубо ради грибов. – девушка попыталась издать смешок. Вышло хуже некуда.

Мы одновременно повскакивали с мест и, нацепив маски, пошли на первый этаж. Девушка вышла первой. Я шёл сразу за ней, но Рейнаван зачем-то остановил меня в дверном проходе и озабоченно искривил рот. В нормальных обстоятельствах это бы называлось улыбкой.

– Могу сыграть на скрипке. Нужно?

– Нет-нет, мы за грибами! – неловко пробормотал я, после чего закрыл дверь с обратной стороны.

Рейнаван недоумённо почесал затылок.

– Грибы... Одно слово – травокур. – и, повалившись на стену, сладко захрапел.

Выйдя на улицу, я обратил внимание на Авдееву, которая что-то там вытворяла со своими волосами. Заметив моё появление, девушка перестала менять расположение локонов и направилась ко мне слишком решительным шагом. Мы встретились и, держась друг от друга на приличествующем полуметровом расстоянии, направились к злокозненным грибам.

Подлый лавочник обозвал нас парой и предложил любовный грибной суп. Маргарита избила его первой. Я вторым. После этого он поломанной рукой насыпал нам по отдельности жаренных грибов и, пожелав всего наилучшего, отправил куда подальше.

Дальше мы просто ходили по террасе и ели грибы. Где хотелось – останавливались. Но не на долго: по большей части, нам ничего вокруг не нравилось.

– Бе-е-е-е! – из кустов выпрыгнул козёл.

Маргарита взвизгнула и спряталась за моей спиной.

– Д-д-д-а-а-а-й в-в-в-о-о-д-к-и!

Я обошёл хитрого козла и дёрнул его за хвостик... Но козёл нисколько не смутился – он повернулся, сказал, что не является Марком, и начал просить спиртное с удвоенной силой. Тогда девушка рассмеялась и предложила дёрнуть козлика за что-нибудь другое: дескать, тогда он наверняка согласится. Козлик, услышав это, очень активно закивал и принялся сладострастно тереться вокруг моей спутницы...

Я закатал рукава и свернул козла в узел, после чего быстро сбегал за пузырьком водки и залил в рогатого извращенца сразу пол-литра. Он распластался на земле хвостом вверх.

Графиня прыснула в ладошку и прошлась по козлу, как по бревну, а после закончила своё короткое путешествие элегантным реверансом. Горячо отметив её выдающуюся грацию, я проводил девушку к выставке французской выпечки.

– Сейчас мы с вами сделаем brioches, моя public, с наидивным flan...

Дама неожиданно зазевалась, и тут я вспомнил, что готовить-то она не умеет. Я предложил пойти женщине в другое место, но она из жалости согласилась остаться и досмотрела жуткое представление до конца. Когда булки уже допеклись, даже я заклевал носом.

Мне хотелось предложить пойти обратно в башню и дождаться некромантки, как тут девушка с писком пробралась сквозь толпу и вывела нас на обозрение бытовой магии.

Какая-та бабушка в растянутом платье с увлечением демонстрировала применение магии на грязной посуде, пыльной доске и грязном белье. Многие зрители являлись магами и поэтому повторяли за ней.

Маргарита добродушно взялась за колдовство с половой тряпкой, которую надо было очистить от сажи. Она долго подходила к созданию плетения и, когда уже почти каждый маг сдал положенную ему вещицу, направила энергию на создание бытового заклинания... И чуть не спалила бедную тряпку. Благо, бабушка помогла ей и окатила вещицу струёй из пальца. Маргарита попробовала ещё раз – с тем же успехом. Разозлившись, она попросила у бабушки ещё вещей и с тройным усердием, покраснев, как помидор, принялась использовать на них бытовую магию. Ничего не вышло: боевому магу никак не удавалось использовать простые заклинания, зачаровывающие предметы. Из-за этого девушка знатно расстроилась.

«Император не чистит тарелки...»

Авдеева незаметно направила энергию на тарелку и, не добившись успеха, злобно скрючила пальцы.

– Ты всё делаешь не так, – чопорно пожаловался я, посматривая на удручённую графиню.

– Да? Наверняка убийца всех, кто на него косо посмотрит, справляется куда как лучше...

Я пожал плечами и, взяв из кучи чёрную от грязи рубашку, за секунду сделал её белее морской пены. Окружившие плацдарм зрители удивлённо захлопали.

Даме стало некомфортно стоять рядом со мной, всеми признанным мастером уборки, и она принялась неловко переминаться с ноги на ногу. Поняв её чувства, я выбросил рубашку в грязную кучу и сказал:

– Дай мне руку.

Дама несогласно замотала головой.

– А вот и не дам. Мы с тобой мало знакомы. К тому же, ты недавно обозвал меня хамкой... – девушка обиженно прикусила губу и резким, почти демонстративным движением спрятала руку за спину.

– Дай и не упрямься, – продолжил я стоять на своём. – Не бойся, ничего я с ней не сделаю.

Девушка немного скованно преподнесла мне ладонь, и я взялся за неё и направил на одну из грязных тарелок.

– Расставь пальцы.

– Я расставила.

– Расслабься...

Дама коротко пискнула. Несмотря на это, я продолжил соприкасаться с чужой аурой и направлять её хаотичные движения в нужное русло.

Вскоре у Авдеевой получилось самостоятельно почистить тарелку, и она торжествующе хлопнула в ладоши. Конечно же, ни о какой о благодарности не могло быть и речи – всё это сделала исключительно она одна, а никак не моё редкое умение помогать людям в создании заклинаний.

Перечистив половину бабушкиного инвентаря и поймав на себе недовольный старческий взгляд, мы со смехом перебрались к обрыву, с которого можно было рассмотреть выступление известной иллюзионистки. Оно должно было начаться через пять минут. В толпе я заметил главного обожателя де Вебер – Габдулина, чуть ли не свесившегося с ограждения. Я помахал ему ручкой, а он помахал мне. Учитель и ученик...

Графиня наклонилась, чтобы что-то мне сказать, но её перебил резкий шум – Анна рассекла воздух летящей по небу колесницей. Это мгновенно отвлекло внимание Авдеевой от моей персоны и заставило наблюдать за подругой, вытворяющей немыслимые пируэты прямо над нашими головами.

Я смотрел на спутницу, на её подругу, летящую по небу, на выглядывающую с маленькой террасы некромантку, на потерявшего дар речи Габдулина, на испорченного павлина и двух его друзей – Дмитрия и Бориса, на увлечённых общим действом людей и, скорбно давясь от ядовитой ярости, осознавал – я здесь лишний. Меня не должно тут быть, и моё нахождение рядом с ней – лучшее тому подтверждение.

Дама поймала на себе мой взгляд. Она не почувствовала во мне враждебности, хотя должна была, и не почувствовала злобы, сковавшей мои руки, а лишь зачем-то искривилась в странном подобии улыбки, и клыки её, некогда пугающие, показались мне ничуть не страшными.

«Дружище, на днях она разорвала тебя по частям. У вас ничего общего, так зачем ты смотришь на неё? Не надо...»

– Скажи, если бы я родилась в твоём мире и нас бы не разделяла почти что кровная вражда, мы бы могли стать...

В небо выпустили фейерверк. Девушка закончила говорить и с ненасытным любопытством уставилась на меня. Мне хотелось поймать того ловкого стрелка и сломать ему руки, потому что я ничего не расслышал... Но, конечно же, я наверняка знал, о чём она спросила.

– Смотри, там Лоренц. – проговорив это, я повернул девушку немного в сторону и указал на купца, внимательно наблюдавшего за фейерверком. Тот заметил нас и с нескрываемой радостью кивнул. Рядом с ним стоял старик и Разумовский.

– Да, вижу. – разочарованно ответила Авдеева. – Должно быть, скоро мы исполним обещание, и ты вернёшься домой.

– Обязательно. – скомканно сорвалось с моих окаменевших губ.

Вскоре иллюзии закончились. Анна слетела на землю, и её обступили восторженные зрители, сквозь которых безуспешно пытался пробраться Габдулин. Нам же двоим некромантка пригласительно махнула ладошкой, что означало, что мы должны поскорее отыскать Разумовского.

Он нашёлся на том же месте, где мы его оставили – в ресторане. Когда Лоренц увидел нашу пару, он восторженно залепетал:

– Ну вот, можете, когда хотите! – и обглодал рыбную косточку. После него на белом природном узоре не осталось и крохи мяса. – Что ж, я так понимаю, вы готовы исполнить просьбу моего дорогого Алексея?

Старик, сидящий поде этих двоих, подавился вином.

– Что с вами, мой дорогой профессор? Никак, поперёк горла?

Дедуля не осмелился сказать и слова. Его старческие, полузакрытые глаза слезились, как от нарезания лука.

– Да, мы готовы. – Авдеева вышла на передний план. – Вставайте.

Лоренц кивнул и, вытерев лицо тряпочкой, встал из-за стола. Когда старик попытался встать вместе с ним, Гелен сказал ему, что тот останется здесь и мягко, но настойчиво усадил его обратно на стул.

Мы пошли вчетвером. На прощание неуёмный старик обнял Разумовского, а потом, неизвестно с какой целью – меня.

Лишь на подходе к комнате некромантки я почувствовал, как в карман моих брюк добавилась какая-то скомканная бумажка... Почувствовал, как по моей спине пробежал холод.

Глава 26

В комнате, подготовленной к ритуалу призыва, было очень темно. Чтобы ни одна частица света не проникла в помещение, все его окна занавесили тяжёлыми шторами.

Магда осталась стоять за дверью и охранять наш покой. В комнате остались лишь Лоренц, Джулия, Маргарита, Алексей и, конечно же – я, уже видевший, как слуги приветствуют возвращение настоящего императора слезами.

Только вот остальным, отчего-то, было не очень весело – некромантка сосредоточилась на создании заклинания и бормотала полушёпотом невнятные, казалось, весьма страшные вещи, Разумовский будто бы решил, что умирает, и жалко повалился в центр пентаграммы, А Лоренц... А Лоренц как всегда сохранял нейтральное выражение лица, этим и раздражал. О Маргарите говорить особо нечего, да и не хочется по неизвестной мне причине... Стоит лишь сказать, что ей подобное представление тоже пришлось не по вкусу, хотя до этого мне казалось, что она только и мечтала, как от меня избавится и встретится с подлым Юрой.

Некромантка подняла руки к потолку и стала «выплёвывать» режущие слух сочетания букв. Пентаграмму окружил синий огонь.

«Интересно, обмен телами выглядел точно так же? Следов огня на полу, помнится, я в доме травокура не увидел...»

Комнату заволокло дымом. Не едким – больше похожим на туман. Сквозь него ничего не было видно, пожалуй, кроме... Чьих-то горящих красным огнём глаз?

Я отпрянул и столкнулся с Авдеевой. На девушке не было лица.

– Ты видишь то же, что и...

– О духи, светлые и тёмные, не сочтите за низость и соблаговолите одарить нас своим присутствием! – вскрикнула некромантка, упав на колени. – Встретьте нас, как братьев и сестёр своих!

По моему затылку поползла чья-то мягкая рука. Я резко обернулся, но не увидел в дыму ничего подозрительного. Авдеева, похоже, почувствовала то же, что и я, потому что весьма нелепо оградилась от нечисти магическим барьером.

«Кто-то здесь не учил демонологию? Духам не мешает кинетический щит, скорее, наоборот, скопление магической энергии их притягивает»

Графиню облепили с четырёх сторон непонятные, едва замечаемые обычным человеком субстанции. То же произошло и с пентаграммой. Глаза несчастного Лоренца стали походить на облитые маслом угли.

– О духи, помогите сестре вашей, и приведите по зову моему Дженин Орлову, позже Разумовской названной...

Огонь немного приутих, и сквозь его кроткие всполохи в пентаграмме стала просвечиваться тонкая женская фигура. Едва уловимая, и оттого ещё более притягательная. Я замечал её аристократические черты, плавность движений, помноженная на умение духов двигаться, словно поток воды под лёгким ветром, подмечал в ней малейшие детали – она была в платье, белом, но при этом отдающим каким-то пугающим агатовым свечением, и шея её была обвита ангельскими перьями. На голове фигуры сверкал венок из виноградных листьев.

Авдеева перестала держать блокатор. Графиню окружили тени давно умерших людей, и она впала в полубессознательное состояние, характеризующееся уменьшением мозговой активности. Я не мог ей помочь, и её стенания давили на мой привыкший к насилию разум.

Разумовский сжался в размерах, съёжился, как окатанный ледяной водой человек после долгих пыток, и тщетно попытался схватиться за взиравшую на него свысока фигуру. У него ничего не вышло – духи нематериальны. Они лишь образ, и никто до сих пор не знает, какой – правдивый, или же изменённый под воздействием наших потаённых желаний.

– Это ты, Дженин? – дрожащая голова миллионера медленно потянулась наверх, к милосердному свету венка из виноградных листьев.

– Зачем ты это сделал?

Вопрос, никому в этой комнате не ясный, нашёл неожиданный отклик в душе Разумовского, и он безысходно зарыдал, перед этим издав резкий, как удар бича, душераздирающий вопль, из которого исходило столько тревоги, страха и сожаления, что у меня свело сердце... Только вот, моё ли оно было?

– Думаешь, я знаю ответ? – спросил Разумовский, казалось, у самого бога, если он вообще существовал в мире, где люди так кричат, и жалостливо, почти неслышно забормотал, с характерным для плакс писком: – Ты была так прекрасна. Так восхитительна.... И так меня любила...

Время встречи подходило к концу. Некромантка и так сделала больше положенного – призыв мёртвого человека на более чем десять секунд характерен сильными побочными эффектами как для мастера призыва, так и для того, кто находится в пентаграмме...

Огонь поднялся до потолка и выжег на нём непонятные символы. Сквозь рёв пламени затравленно почернела фигура миллионера, схватившегося за сердце. Дух не исчез из пентаграммы, хотя должен был, и, плавно стекая на пол, начал обволакивать Разумовского.

Авдеева потеряла сознание и бессильно рухнула на половицы. Джулия дико вскрикнула, кинулась к охватившему пентаграмму огню и направила туда свои нежные руки. Сначала у неё из носа пошла кровь. Затем – опалились брови. Спустя пару секунд из неё вырвалось противное бульканье, и она мёртвым грузом упала на тарелку с подношением духам. Тарелку, восстановленную из осколков.

«Любой призыв обязан закончиться. Так почему же огонь не стихает, когда сам мастер призыва потерял связь с духами?»

Переборов звериный страх, я сделал шаг в сторону пентаграммы. Больше я не смог продвинуться ни на йоту – путь мне преградил...

– Фикус, что ты тут делаешь?

У маленького блондина неожиданно выросли чёрные, кое-где пожелтевшие зубы.

Моему недовольству не было предела. Я настолько разозлился, что забыл о правиле не применять магию, и духи постепенно начали обходить меня по периметру.

– Путь закрыт.

– Так открой, скотина, не то я тебе голову отрежу...

Безумный огонь подпалил башню. За дверью начали раздаваться беспокойные крики Магды. Её хозяйка... Чёрт, почему она так привлекает духов?

Я попятился и начал отмахивать от девушки надоедливых мёртвых. Их было много – маленькие остроухие дети, высокие мужчины в белых одеяниях, сама Маргарита... Нет-нет, лишь женщина, очень на неё похожая.

Кто-то схватил меня за плечо. Я обернулся.

– Неужели ты забыл обучение, сын? Как в тот раз, когда мне пришлось умертвить то злосчастное семейство... Разве ты не запомнил, что нарушение кодекса наказуемо?

Я попытался схватить подлеца за горло.

– Забыл демонологию? И как такому глупцу удалось убить самого сильного мага в империи?

Из шеи мужчины потекла эфемерная кровь. Она заляпала некоторых из духов, окруживших графиню, и они в ужасе отпрянули от неё.

– Император обязан править страной, но где же ты сейчас?

Я направил усилия разума против таинственной фигуры... Против моего единственного ночного кошмара.

– Да, ты ещё помнишь. На духов можно воздействовать усилием воли. У тебя всегда была воля... Только сейчас она куда-то делась.

Дух направил на меня свою длань, и я вжался в стену. Моя воля и вправду куда-то исчезла.

Из пентаграммы послышался чудовищный, разрывающий сердце вопль: венок Дженин сгорел, как Икар так и не долетевшйи к солнцу. Я не знал, откуда мне известны эти мифы, но ясно понял, что этот символ подходил как нельзя лучше. Дух оплыл, покрылся прорехами и начал медленно сгорать в синем огне. За этим бесчувственно наблюдал мой товарищ, а так же его новые друзья – десяток оскалившихся демонических ртов.

«Что они хотят сделать...» – из пальцев Фикуса выросли траурные кинжалы. За его примером последовали и остальные твари.

Мне никогда не нравился Разумовский. Не нравилась его способность вызывать скуку и одновременно с этим – неприличный холод. Но в этот раз я твёрдо решил, что не позволю распавшемуся ритуалу умертвить невиновного.

Я попытался встать. Давно мёртвый, дух принялся проникать в мою голову своими многочисленными щупальцами вместо пальцев.

***

– А почему кодекс священен?

– Не знаю, Герган. Должно быть, это сделано, чтобы помогать людям? Они ведь должны видеть непобедимую фигуру. Они ведь должно в кого-то верить.

– А кто будет моей непобедимой фигурой?

Маль улыбнулась.

– Может, я?

***

Нельзя моргать. Нельзя шелохнуться. Императоры никогда не распускают нюни.

– Так и знал. Это она разбаловала тебя... – щупальцы проникли ещё дальше. – И правильно, что мой слуга её убил. Этой слабой душонке не было места в моём гареме...

Я неистово заревел и следом ударил плотным потоком огня в потолок. Проломило крышу, ночной свет окатил духа с ног до головы и заставил его спрятаться в тени.

– Трус.

Я ничего не ответил. Дух был прав.

Маргариту обволокли десятки маленьких теней. От них исходил противный запах гари и человеческого мяса. Я знаю этот запах как никто другой – я с детства наблюдал, как мой отец казнит виновных. Казнь... Казнь...

Я посмотрел на Разумовского. Его спасительница превратилась в тонкую версию себя прежней и больше не могла сдерживать рой демонических созданий: они начали проходить сквозь огонь и с упоением ждать, когда же силы женщины окончательно иссякнут.

– Не спасёшь его? Ты же так силён, мой сын. Говорят, с помощью твоей накопительной энергии можно было бы разорвать планету... Ах, точно, ты же в теле какого-то неудачника. Наверное, больно осознавать, что отец был прав и надо всё время носить императорское защитное ожерелье на шее...

Меня шатало. Я встал на четвереньки и пополз к Разумовскому, ведь я не должен... проиграть. Так велит кодекс?

Я подполз к синему огню, и смеющийся демон неизвестной мне породы с уничижительным смешком пнул меня по хребту. Я развалился на досках, и краем глаза уловил спрятавшегося в углу Гелена. Он не боялся. Не дрожал, не молил о пощаде, даже не прикрывался каким-нибудь семенных оберегом. Просто стоял и наблюдал.

– Помоги...

Я повернул голову. Сквозь огонь на меня пристально смотрел Разумовский. В отсветах синего пламени его глаза казались мне уже давно мёртвыми.

Тень повисла на мужчине, как поверженный силами зла герой. На секунду мне показалось, что она тоже на меня взглянула, только в её взгляде не было обиды, злости или разочарования – лишь жалость. Отвратительная жалость.

На меня капнула чья-то слюна. Я поднял голову, и увидел ровный ряд сотни зубов. Демоны приготовились к прыжку...

Тень исчезла, напоследок погладив Разумовского по голове. Мужчина успел ответить ей, что жалеет лишь об одном, и надеется когда-нибудь снова увидеть её. Из угла Гелена вырвалось уничтожительное «вряд ли».

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Следом за этим её разорвал на части мощный утробный рык голодных мясоедов. Они сорвались с места как по свистку и, перепрыгнув меня, впились в Разумовского зубами и разорвали его на части.

Казалось, это худшее, что может случиться с человеком, но нет – я увидел, как из остатков Разумовского трусливо выползла небольшая красная субстанция, отмеченная горящей в кромешной темноте буквой. Демоны заметили этот символ, поймали дрожащую субстанцию в руки, а затем по очереди надкусили её. К концу круга от субстанции почти ничего не осталось...

Из угла послышался кашель. Облитый с ног до головы кровью демон с подобострастием преподнёс остатки красной субстанции Гелену. Мужчина спрятал её в карман и хлопнул в ладоши. Демоны тут же исчезли. На месте Разумовского осталось лишь кровавое пятно на пентаграмме.

Лоренц легко прошагал к моей персоне и сказал:

– Уже за полночь. Самое то для порталов. Выходи на крышу, я буду тебя ждать. – и затем ушёл, непонятно каким чудом отперев в дверь. Сразу за ним в помещение ворвалась Магда.