412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Павел Журба » Немного безумия (СИ) » Текст книги (страница 6)
Немного безумия (СИ)
  • Текст добавлен: 25 июня 2025, 23:45

Текст книги "Немного безумия (СИ)"


Автор книги: Павел Журба



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Леденящие душу девичьи крики... вот позор, нельзя мужчине так кричать. Это неприлично.

– Гнусная шмара! – пинки на секунду прекратились. В удивлении я приподнял голову... мои разбитые губы задрожали.

Маппи врезали огромным кулачищем в голову, её худенькое тельце валялось в снегу. Из рук непутёвой защитницы выпал длинный кухонный нож.

– Шлюха, она порезала меня! – заорал знакомый, кошмарно знакомый голос... вспоминай, Джеймс, времени мало!

Далёкий силуэт с ужасной силой пнул девушку в рёбра. Она завизжала. Её замечательные длинные волосы распались на многие золотистые пряди. Пинки посыпались на неё с таким же рвением, как и на меня, только почти не встречали сопротивления – если и били, то сразу насмерть. Из маленького, обведённого помадкой рта пошла бордовая кровь, которую можно было спутать с чёрной.

– Блядина! – рыкнула какая-то мразь и, когда девушка попыталась подняться на тонкие ручки, разбила ей лицо ногой. Кровь, слезы... преимущественно мои. – Уж я тебя научу мужчин уважать... Дейв, держи её!

– Нет, стой! – пьяные, жалкие руки, слабые руки, настолько вялые и неумелые, что мне хотелось их отрезать и пришить хотя бы одну нормальную. – Стой! – нож давно выпал из кармана, мне нечем крыть, в мой покерной комбинации нет даже пары двоек.

Я пытаюсь подняться, но сил моих не хватает даже на то, чтобы освободиться от хватки похожего на Крамера человека. Всего один раз он вмазал мне под дых, а я присел на четвереньки, больше не пытаясь встать. Боль пронзила тело, мочевой пузырь заныл с такой силой, словно в него сунули раскалённый докрасна тесак.

Маппино лучшее платье, на которое она копила почти год, экономя на отоплении в своей комнате, порвалось. Белоснежная ткань стала грязной и нечистой. Девушку перевернули и заломили руки. Я на всё жизнь запомнил её ужасные мольбы, вытекающие сопли и слюни, капли её крови на земле. Ноги Маппи выгнулись, платье поднялось до шеи, юное красивое тело приковали к льду с такой сатанинской силой, что кожа вмиг стала красной от холода.

– Я тебя найду, сволочь! – помниться, мой голос тогда дрожал хуже некуда. Чёрные демоны вокруг медленно смеялись и размывались, как смазанные на холсте краски, мне хотелось быстрее умереть и больше никогда не существовать на земле.

Мои пытки продолжались недолго, но для Маппи – наверное, она шли вечность... парень по кличке Прут. Я наконец вспомнил его, в калейдоскопе моих воспоминаний его лицо стало на первое место и никогда оттуда больше не уходило. Я нашёл свой коридор.

Белоснежное, по-юношески пухлое тело содрогалось в конвульсиях. Прут встал, довольный собой. Его друзья веселились и подбадривали смертника. Я видел его могилу, видел чёрную землю, которая засыпает самый дешёвый гроб.

– Видишь, что бывает, когда переходишь дорогу не тем людям? Отец Крамер тоже мало что понял и получил своё. Чарли, подыми его голову! – я сопротивлялся, сжав зубы, и Чарли пришлось поднатужиться, чтобы победить мои шейные позвонки.

Маппи, самая красивая девушка после моей жены, лежала испорченной... от собственных мыслей о её неправедности меня тянуло отрезать себя язык. Она сжалась в комок, одной рукой держась за бёдра, на которых ещё остались следы ладоней.

– А теперь я оставлю тебе, тупой и слепой детектив, самую добрую память обо мне. – Прут подобрал мой нож и подошёл к Маппи.

– Не надо! – лицо бессильной девушки перевернули. Нож направился к щеке. – Такое смазливое лицо в нашем городе иметь нельзя. Вдруг кто-то замыслит недоброе? – Смех. – Не дёргайся, тебе же лучше будет. А будешь кривляться, ослепнешь на один глазик... – Как же я дрожал. Не знал, что могу так бояться.

Животное примерялось к женственному лицу, обхватив левой рукой гордую челюсть. Его грязные пальцы лезли беззащитнйо Маппи в рот... Вдруг Прут неистово заорал, как проткнутная в бок гиена. Юноша выл, скулил шелудивым псом, а под конец поднял окровавленную руку без куска пальца. Выглядела она устрашающе.

– Тебе конец, горсть костей. – напарник убивца придавил Маппи ногой. – Тебя теперь никто и замуж не возьмёт, порванная дура!

Садист сжал мой нож, напитанный кровью его товарища, а затем начал примеряться к низу живота Маппи. Девушка тихо рыдала, пытяась сдвинуть с тела грязный сапог, придавивший её, как гвоздь крылья птицы.

– Такой твари не положено иметь детей...

Я врезал Чарли по пальцам ноги и он наконец отпустил моё лицо. Начав прыгать на одной ноге, он поскользнулся и упал затылком об землю.

Еле встав, я поднял руки в подобие стойки. Качка, почти такая же, как в шторм, могла свалить меня самостоятельно, но я каким-то чудом ещё держался.

– Живучая ты скотина. – Прут улыбнулся и направил нож на меня. Сейчас у него были все шансы отделать своего врага по полной. Я приготовился к длительным порезам и неприятной смерти...

Взрыв.

Настолько громкий, что я на несколько секунд оглох, как и мои палачи. У некоторых домов посыпалась черепица. Почти в ту же секунду окрестная стража поднялась на ноги. Алебарды лезли в руки, страх за должность брал верх над ленью. Латные сапоги забили по мостовой, всевозможные часовые устремились к дыму где-то внутри города. Кто-то начал кричать «пожар», по улицам пошли детские крики.

– Брось, Прут, бежим! – слышал я сквозь звон в ушах. Дейв подхватил Чарли и, напрягаясь до основания, побрёл прочь.

Пнув меня последний раз, чтобы я свалился на лёд, нацисты убежали. Прежде чем отключится, я запомнил одну вещь – Прут знает о Дженни Крамер... и я достану его из-под земли.

Глава 8

Синие, фиолетовые, пурпурные и голубые краски размазываются по картине. Совершенно непонятно, где я нахожусь и как оказался здесь. Больно...

Больно описывать, больно смотреть, больно всматриваться в скользкие силуэты и мутные тени. Физическая нестерпимая ломка, вспышки света, которые режут глаза. Они вытекают, как желток в хорошей яичнице, эти глазные яблоки...

Город. Я помню его таким. Он будет таким всегда. Вечная сырость, бархат снега, а потом весенние почки деревьев и ручейки по каменной мостовой. Город не меняется... Поэтому я очень удивился, когда увидел огромное незнакомое здание посреди улиц. Белое, высокое, из него выходили радостные семьи и слышались резвые детские крики. Я не помнил этого сооружения, его попросту никогда не было, по крайней мере, мне так казалось.

– Какая рыжая! – женщина засмеялась, держа маленького ребёнка на руках. Рыжий цвет... он проследует меня, как троеточия.

Рядом с молодой матерью стоял мужчина болезненного вида. Он необыкновенно радовался плотно закутанной в пелёнку девочке и ярко улыбался ей, сверкая чистыми зубами богатого человека. Мне кажется, мало кто мог радоваться своим детям так, как он в ту секунду. Мужчина успел увидеть чудо до своей смерти, поэтому в его глазах стояли слёзы. Да, именно стояли, и никак иначе.

– Она прекрасна, Лили. Ты посмотри на её веснушки! – отец с нежностью ухватил кулёк с грудным ребёнком. В этот миг я завидовал ему большего всего на свете. Я тоже мечтал о детях, маленьком шалуне с каким-нибудь весёлым именем, например, Гаспар, и дочке, которая непременно была бы такой же красивой, как Аннабель.

– Не бойся, держи крепче! – женщина весело засмеялась.

Вдруг её лицо оплыло.

Время остановилось, пыль перестала расти, дорогая карета в паре шагов от меня намертво застряла промеж неизвестной улицы, не успев доехать до молодой пары. Больной мужчина, с трудом державший младенца, исхудал до костей и пугал своим ужасным видом мумии. Повеяло дурманящим запахом старого кладбища и глубокого склепа: влажная земля, мягкие черви, вросшая гнилая трава. Помимо этих зверских ароматов, мой нос ощущал запах химических веществ из множества тесных пробирок и колб: пена, кислота, едкие растения, пар из реторт.

Я подошёл к мужчине и его самому ценному сокровищу, боясь неизвестно чего и кого. Взглянуть за шёлковую пелёнку... холод. Мурашки пробежали по телу, лицо застыло, зубы стали отбивать барабанную дробь. Малышка оказалась чудовищной тварью, её острые клыки размером с мой палец могли прокусить пласт стали или рвать трупное мясо. Страшная, жуткая пасть, и глаза, налитые алой кровью. Ребёнок демонов мирно спал, ожидая пробуждения и конца света.

– Ч-что это значит. – промямлил я и в тревоге оглянулся.

Вокруг плодилась и множилась абсолютная пустота, слишком тёмная, пронизывающая все потаённые уголки. Лишь высокое здание, белое и большое, являлось источником света. Оно было похоже на огромную лампу посреди ещё более колоссального сумрака, пожирающего всё живое.

– Я ничего не понимаю!– яростная грубая злость, первобытная, заставляющая есть сырые куски и точить камни, росла во мне, медленно, но неотвратимо заполняла меня, как пустую амфору из-под вина, одолевала мой усталый разум. – Я не понимаю...

На пороге строения появилась женщина, одетая в свободные, необлегающие ткани.

– Эй! – женщина не развернулась. – Стой! – она побежала. Я рванул за ней.

Ветер звенел в ушах, ступеньки мощного здания постоянно росли и росли, поэтому я не мог добраться до входа и до самой беглянки, и это меня безумно раздражало. На скорости я преодолевал больше пяти ступеней за раз, не заботясь о безопасности ног, но всё равно отставал...

После дикого подъёма, у края лестницы, восходящей к самим небесам, я сумел догнать женщину и даже протянуть руку, чтобы коснуться её плеча. Безумно близкое, хрупкое, с родинкой ближе к спине, оно манило меня, как самый сильный наркотик. Я хотел упиться ей, обнять до визга, рассказать все мои истории, которых уже и не перечесть... но женщина была нематериальна, возможно, она даже и не существовала. Бессмысленно касаться плеча того, кто этого никогда не почувствует. Рука прошла сквозь неё, как сквозь туман. Легкий, почти прозрачный.

– Аннабель!.. – она даже не пыталась расслышать, и смотрела лишь вперёд, на широкое крыльцо.

– Аннабель! – моя мечта, моя цель, моё счастье... безвозвратно утеряно, утекло сквозь пальцы, беззастенчиво и цинично сбежало.

– Аннабель! – я рвал горло, кричал и кричал прямо над её уязвимым ухом, но она, словно став глухой и слепой, была совершенно равнодушна к моим страданиям. Женщина апатично стояла напротив крыльца... напротив первого роддома Ан-Рока, сгоревшего более десяти лет назад. Я помню точную цифру, потому как любил тогда читать газеты – семнадцать лет, как его не стало. Одна из самых тяжёлых трагедий города.

– Аннабель!!! – из её слепых глазниц потекли слёзы.

Я упал к её ногам и зарыдал. Чувство беспомощности проткнуло меня, как сотни пехотных копий, тысячи степных стрел с крюком, напоминающим клюв коршуна. Я чувствовал горькую слабость в самых потаённых уголках моей грешной маленькой души, которая никогда не попадёт в рай и не услышит сладкозвучных серебряных молитв. Жалкий и слабый, опухший от слёз и несчастный от собственных решений, я даже забыл нежное, милое и прекрасное лицо, поэтому оно было размыто. Я помнил лишь предсмертные судороги в больнице и взгляд... куда делись её идеальные глаза и длинные чёрные ресницы?

– Аннабель... Аннабель... – всё вокруг исчезло. Мир потух, как дешёвая лампочка.

Больше не было роддома, была лишь пустота...

Часть 2

– Мистер Браун, вы меня слышите? – ослепительно яркое сияние. Интересно, неужто все проходят через него? Почему ангелам обязательно надо украсть у человека то единственное, что с ним осталось – зрение. Это как отбирать у нищего картёжника колоду. – Мистер Браун? – ко мне резко вернулась память и похмелье. И боль, куда же без неё.

– Стойте, вам нельзя так резко вставать! – знакомый доктор попытался усадить меня на место, но сил его хватало лишь на скромное противодействие, неприятно задерживающее меня. – Вы в больнице, не надо никуда бежать!

– Где Маппи? – ответа не последовало. – Девушка, мне нужна девушка! – я ухватил доктора за грудки и притянул к своей разбитой роже. – Где Маппи?

– Вы про ту милую блондиночку?

– Да, чёрт возьми! – в тот момент мне хотелось убить доктора только за уменьшительно-ласкательное «блондиночку». Как он смеет её так называть? – Что с ней, где она?

– Всё несколько сложно... – я услышал девичий писк. Этого с лихвой хватило, чтобы выкинуть доктора в коридор и оттолкнуть всевозможных прохожих, медсестёр и медбратьев. Не знал, что могу так пользоваться своими габаритами.

Я был настроен крайне решительно. Мне хотелось отыграться хоть на ком-нибудь, взять реванш у нахальной судьбы... но когда я ворвался на крик в 54 палату, мой гонор и неправедный гнев мгновенно иссякли. Всё во мне попритихло до поры до времени и сжалось, как комок чего-то противного и дурно пахнущего.

Девушка лежала в мятой постели, в маленькой палате с ещё более маленьким, чем сама комната, окном. Свет почти не проникал туда, поэтому я мог видеть лишь оттенки её фиолетового лица и одну из рук, ту, что ближе к двери. Интересно, почему она так вскрикнула... добрый посетитель палаты дал девушке зеркало и поднёс прямо к её лицу, вот поэтому.

Еле повернув голову, Маппи увидела меня. На её лице прямым текстом было написано режуще-колющее слово «ОТЧАЯНИЕ». Она выглядела, как что-то неживое, предмет декора, восковая фигура у которой никогда не было и не будет эмоций, мнения, сил идти вперёд и возможности радоваться жизни. Скорее всего эти эмоции просто навсегда пропали, перегорели в золу безразличия, чтобы девушка не сошла с ума. Когда над телом творят ужасные вещи, первое время люди перестают грустить и только вид кого-то знакомого пробуждает в них хоть что-то, как правило, грусть.

Рядом с Маппи стоял высокий усатый франт, тихо бубнящий себе под нос что-то невнятное. Это он дал зеркало. Парень явно не спал, его синяки под глазами достигли критических размеров. Я видел этого усатого ловеласа и раньше, последнее время он часто навещал девушку, жил в её квартире, разгоняя новых ухажёров с неизведанной балладой и гуслями.

– Так значит это и есть тот, ради которого ты выбежала сегодня на улицу? Эка невидаль. – палатный гость присвистнул. – Ты самая настоящая дура, Маппи. Я тебе всегда говорил, что этот алкоголик должен сам решать свои проблемы, не надо носить ему супов и давать отсрочки. – дрожащие женские губы, ничего нового в мире до сих пор не придумали. – Ты представляешь, какой это позор для меня? Девушка Джона Скотта, беременная чужим ублюдком, да ещё и с таким страшным лицом?.. – потёкшая с розовых губ слюна, некому вытереть, она течёт и течёт, попадая на торчащие ключицы и скапливаясь там в небольшое озеро. – Ты должна понять, мой отец и так давал нашей паре поблажки из-за твоей непорочной красоты, но теперь... он обязательно найдёт мне дворянку, может, даже графиню, и мне нет причин отказывать ему. Дворянская честь превыше всего, мне не нужны шлюхи в дом.

– Не говори так, – голос девушки был слишком хриплым, словно она скурила все сигареты города, – это наверняка ошибка, я смогу иметь детей... Джон, я смогу! – голос больной сорвался на крик, но почти сразу же притих – ему не хватало сил.

– А доктор говорит другое. – высокий франт цокнул и повернулся на дорогущих каблуках. – Мне очень Жаль, Маппи. Надеюсь, ты оправишься в монастырь и смоешь этот позор. – на этом Скотт вышел, не распрощавшись, да ещё и задев меня плечом. Я же настолько ушёл в свои мысли, что первое время даже не понимал, что Маппи задыхается от приливов самобичевания и её надо утешить, иначе она просто откусит себя язык и умрёт от кровоизлияния.

Я не понимал даже то, где я нахожусь. Мысли мои роились, как пчёлы в деревенском улье, который проткнули длинной палкой. Старый роддом, Прут, Дженни Крамер, рыжая девушка, странный взрыв, больница, раненый товарищ Дейва – слишком много интересного и давящего. Когда нет чёткого плана или графика, а лишь есть список, исполнение всех дел становится мало выполнимой задачей.

– Мистер Браун... – я проснулся. Надо дать девушке попить, не то её голос сведёт меня в могилу раньше срока.

– Д-да? – ком к горлу. Надо держаться, иначе что подумает о себе Маппи?.. Тем более, не так уж она и плоха, уберут шов и будет выглядеть почти так же, как и раньше. Сможет продать смазливую мордашку иноземцу, который не знает про её грязную и позорную биографию... какая ещё грязь, Джеймс, что ты несёшь.

– С тобой всё хорошо? – Браун, ты идиот! Конечно же ей хорошо, её избили и испортили, где уж тут плохое. – Ты в порядке? – я мысленно стукнул свою пустую голову по лбу. – Как... как ты?

– Джеймс, дом теперь на вас – вы единственный, кому я могу доверить хоть что-то. – не захотела отвечать о здоровье и правильно сделала. Что тут скажешь – погано. – Пожалуйста, собирайте квартплату и топите печь, иначе Аристарх замёрзнет. И не говорите ему, что со мной случилось... не говорите, ради бога, иначе он окончательно сляжет. – почему именно солёная вода из век? Почему какие-то тонкие полосы спорят на то, кто придёт первым, и на скорости бегут по милым ямочкам на щеках? Почему всегда появляются они, сигнал того, что человек сломан? Почему люди плачут, хнычут, скулят, почему я задаю вопросы? Это раздражает, такого не должно быть, люди плачут раз в год, когда им дарят подарки к новому году, и всё на этом, им больше нет смысла плакать, в их жизни всё замечательно и всё решимо. Я не обязан сидеть на скрипучей кушетке около связанной по рукам и ногам избитой девушки с побитым нутром и слушать её завывания. Она выбежала спасти меня... это её проблемы, никак не мои. Я бы и сам справился.

– Хорошо, я соберу квартплату. – ничего я не сделаю, у меня полно других забот. Где-то прячется Дженни Крамер, возможно, ей изрядно хуже, чем Маппи... что может быть хуже. Я почти не вижу света дня, эта комната похожа на гробницу. Пещеру, куда люди скинули забытую всеми девку на съедение волкам.

– Можете найти Джона... пожалуйста. – глупая и наивная, ты знаешь, что мне твои проблемы сейчас ни к чему, но догадываешься, что мне в глубине души плохо. Тебе хочется сыграть на моих чувствах. – Умоляю, скажите мистеру Скотту и его отцу, что я поправлюсь и у меня обязательно будут дети... мне всё зашили, я почти здорова. Я поправлюсь... я же поправлюсь, мистер Браун... поправлюсь? – я взглянул на девушку, перевязанную бинтами у сломанных рёбер.

– Умоляю, посмотрите на меня... всё так плохо? Ну же, посмотрите! – мой взгляд упёрся в колени. – Джеймс, посмотрите на меня и не отводите взгляда.

Я поднял голову. Правый глаз девушки был слишком красным, сосуды в нём лопнули и изошлись, как множественные трещины на льду. На одной кисти был порез, свежий и ровный... слишком свежий и слишком ровный.

– Я не хочу так жить. У меня очень болит... там. Я боюсь, я очень боюсь, мистер Браун... – жертва собственный доброты опухла, будто её искусали шмели.

– Всё будет хорошо, через пару дней ты наверняка выйдешь отсюда и будешь, как новенькая. – врун, лжец и обманщик. Ты всегда таким был, мистер Браун, так чего сейчас говорить правду?

Я вышел к доктору и прикрыл за собой дверь.

– Расскажите мне всё про неё, я спешу. – это было правдой, я спешил найти важное звено расследования и погнуть его в разные стороны, как булавку. Только вот не знаю, хватит ли мне на это сил. Сейчас я наверняка под чем-то мощным, иначе бы боль давно сожрала меня с костями, не подавившись. Как только препарат выйдет с организма, я слягу надолго... как бы не навсегда.

– Быстренько, значит. – доктор кивнул. – Воспалённые придатки, сотрясение, ушиб матки, сломанные рёбра... её лечение обойдётся вам в серьёзную сумму. – операция – бесплатно, долгое лечение – гони деньги. Всё схвачено.

– Мне? – в таких вопросах главное выказывать ужасное удивление, чтобы собеседник понял, что ты не знаешь жертвы и твой кошель для неё завязан.

– На счету девушки не оказалось ни гроша, надо же кому-то оплачивать её лечение.

– Не может быть, у неё должно быть много денег. Свой доходный дом... – или кое-кто получил приданое и пока его не вернул.

– По-вашему, я выдумал её пустой кошелёк и теперь трясу деньги с вас? – обиженно спросил врач.

– Больно мне нужно не доверять вам, доктор. – за день этот человек немного потерял в терпении. – Заплачу, что уж там... Как у неё с детьми, всё там... ну, на месте стоит, не повреждено?

– Этого мы не знаем. На всякий случаи дали ей противозачаточные, вдруг семя насильника могло дать дурные ростки. Но, мне кажется, детей там уже не будет... – хреновый из него доктор, даже детектив знает, что после ушибов всё восстановится.

– Говорите тише.

– А смысл? Я тоже самое сказал и девушке, зачем врать?.. Что вы так на меня уставились?

– Да так, любуюсь вашим гордым видом правдоруба.

– Мне стоило её обманывать? Это ещё не конец света. Она всегда может взять кого-то из приюта, сейчас там сотни детей. Многие девушки в нашем городе бесплодны или становятся такими по многим причинам, примерно каждая девятая приходит к нам с такой проблемой и ничего, живут, работают, заводят семьи.

– Вчера вы были изрядно добрее, доктор.

– Я ночь не спал, оперировал, к тому же очень не люблю обманывать своих пациентов... кстати, с вас десять золотых монет.

– Сколько-сколько?

– Лечение – это очень дорогостоящие процесс: заживление, мази, лекарства, уход, личная палата...

– Я в такой палате концы отдам, она больше похожа на гроб, чем сам гроб.

– Если вам не нравится наше лечение, вы можете его не оплачивать и смело выбросить девушку на улицу. Только там она не проживёт и дня, из-за острого воспаления её температура постоянно подымается.

– Вам иногда надо держать язык за зубами, пока вы не получили сверх оплаты...

– Ваша жестокость уже довела вас до края. – я удивлённо уставился на доктора. – Я догадываюсь, что это вы проткнули того юношу.

– Кстати о нём, мне надо навестить его.

– Если вы приблизитесь к его палате хоть на шаг, я буду вынужден позвать санитаров и полицию. Скажу больше, как только вы оплатите лечение за девушку, я сам напишу на вас заявление. Это будет правильно.

– Будет правильно, если я сейчас тебе твою черепушку на место вставлю, вымогатель. Отведи меня к парню.

– Никуда я вас не отведу, а попробуйте напасть, я сразу же переведу девушку к нищ... – пощёчина. Руки болят. Всё болит. Наверное, если бы не обезболивающее, я бы сейчас уже умер.

– Ты покрываешь насильников и ублюдков, скотина. Ты не врач, ты... – Меня обдало дуновением ветерка. Такие сильные порывы обычно создаются не менее сильными ударами.

Мы сцепились с доктором, как шелудивые псы за кость. Мяли друг друга, тянули за одежду, пытались перебороть и повалить на пол. Это всегда трудно – бороться. В моей жизни, бессмысленной и крайне глупой, борьба занимает положенное ей второе место. Что же занимает первое... безделье. Мне многие говорят, что я работаю только под невыносимым для людей давлением обстоятельств.

В ход пошли кулаки. Вернее, короткие тычки в бок, с виду их можно было принять за дружеские. «Привет, Джеймс, такая ты тварь!» – удар в рёбра. «Докторишка, ещё не научился!» – пинок в бедро.

Но долго такое веселье продолжаться не могло – я слабый, старый и побитый, а доктор – молодой, сильный и явно не получивший этой ночью в голову. Спустя пару захватов он начал знатно прижимать меня к стенке. Вот позор, он же давал клятву лечит пациентов, а не отвечать им на грубости кулаком.

– Что здесь происходит! – Крупный санитар. Они всегда появляются не вовремя...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю