Текст книги "Немного безумия (СИ)"
Автор книги: Павел Журба
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Что ты творишь! – малец еле встал и попытался поднять на меня руку – безуспешно. Уставший, злобный и расстроенный своим грязным видом детектив подбил наглецу ноги и затем хорошенько пнул пустую черепушку, не беспокоясь о возможном сотрясении. Зубы у паренька остро клацнули. Именно остро, этот звук напоминал смесь перца на языке. По началу приятно, а потом больно и немного совестно за свою опрометчивость – много насыпал.
– Послушай меня, шкет. – окунуть лицо в грязь – классический приём допроса, меня ему научила молодёжь. Кстати, мой проткнутый учитель валялся совсем рядом, без слёз на его плаксивую рожу было не взглянуть. – Быстро отвечаешь на мои вопросы и тащишь друга куда надо. Ответишь плохо – сам понимаешь... – Раненый закашлял кровью, подтверждая мои слова.
– Он умирает!
– Так бывает, когда тебя протыкают ножом. Не знал?
– Отпусти! – мой кулак с превеликим удовольствием впечатался в ровную смазливую мордашку. Есть в этом что-то эдакое – бить красивые лица.
– Дженни, мне нужно узнать её врагов, друзей и знакомых. Имена! – не удержавшись, я снова окунул юношу в грязь. Думаю, это ему только на пользу.
– Я с этой дурой... – тут и пнуть не грех. – Стой, стой! – что ж, постоим. – Знаю я её, друзей не было, она почти из дома не выходила, какие тут враги! Один я с ней и общался, да дочь поварихи.
– Видел ли кого-нибудь подозрительно, опасного, слишком настойчивого? – раненый предсмертно захрипел.
– Нет, никого! Умоляю, дай его поднять! – самый бесполезный допрос в истории наконец найден, а самая бесполезная часть дня пройдена.
Осталось найти карету и впихнуть туда полуживое тело, желательно, вытащив с него свою собственность...
***
Серые стены, кисло-жёлтый свет от масляных фонариков, ужасно толстые медсёстры в халатах, что обнажают их складчатые фигуры, напоминающие гусеницу – я оказался в городской больнице, где даже дворник наверняка получает на лапу. Власти настолько расщедрились, что клиника, большая и просторная, была единственной на весь город здравницей для нищих и бездомных. Как можно понять из контингента, о ранах вас особо не спрашивали, а паспорт часто не требовали, если сыпануть пару монеток сверху.
– Кто ж его так проткнул? – спросил неизвестный в медицинской робе. Это был высокий парень лет тридцати, с виду примерный гражданин, пришедший помогать людям после десяти лет обучения за границей.
– Какой-то моральный ублюдок, мёртвая в душе тварь. – оскорблять себя, оказывается, – очень весело, особенно, если никто другой не поддерживает эти начинания. – Наверное, решил раздобыть горстку денег и пошёл на уличный грабёж...
Я рассказал доктору классическую историю. Настолько глупую и нелогичную, что её сочли правдой. Как мне надоело рассказывать о всякой мерзкой глупости, кто б знал.
– Ааа, скорее всего нападавший копил на груин, он постоянно дорожает. – понимающе закивал доктор... слишком уж понимающе, на мой взгляд. А может ему просто хотелось поболтать с кем-то о жизни и насущных проблемах. Настолько хотелось, что он общался со мной и моим молчаливым товарищем уже минут пять, даже не думая останавливаться и пойти помочь кому-то с латанием лишней дырки в теле.
– К сожалению, я очень много знаю об этой премерзкой гадости. – вот болтун. – Последнее время всё больше и больше пациентов приходят именно из-за груина и последствий его употребления. Данный наркотик развивает в людях ужасную зависимость, вы это знали?.. Многие валяются вместе с груином и иглой прямо на улице, дай бог, их не ограбят и не поиздеваются, а отнесут к нам. – Дейв, стоящий рядом, понимающе закивал, как и товарищ-доктор с минуту назад. Выглядел мой спутник, как и опытный кольщик груина – погано. Грязный, побитый, в рваной одежде. Впрочем, я выглядел не сильно лучше него, а может и хуже.
Всё, чем мне помогли в больнице – проверить нос, не сломан ли. Нос оказался целым, а вот моя психика – явно нет. Повсюду, сколько не смотри, железные ржавые койки и мокрые от мочи матрасы, кое-какие так обблёваны, что на них и спать невозможно. И на каждом из них, самом отвратительном и чёрном, лежит человек, а то и два. Нищие, инвалиды, пьяницы, наркоманы – все эти святые собрались здесь, чтобы дружно стонать в палатах от боли или ломки, которая, если так посмотреть, является более неприятным подвидом той же боли. Как пациенты смогут ходить, то пойдут побираться на улицы и торговать всем, что только можно продать. Такие красочные виды и яркие мысли не оставляют равнодушным даже «стариков» навроде меня.
Дейв тоже видел этих падших людей и кривился вместе со мной, хотя сам был недалеко от их уровня. И это не в обиду ему сказано, просто факт – Дейв являлся низшим звеном цепи и, наверное, сам понимал это.
– Это просто ужасно – лет десять назад, когда я здесь жил, на улицах было чисто, а полиция всегда приезжала, чтобы задокументировать случаи нападения... теперь же, если они и приедут, то только через дня два. Где вас найти, чтобы они могли провести опрос? – я назвал адрес Дейва. Самому Дейву это не понравилось, но он смолчал.
– Пожалуйста, навестите своего друга поскорее, больным это нужно – знать, что они не забыты и их ждут там, на воле. – все вопросы к старине Дейву. – И приведите полицию пораньше, если сможете. Очень важно поймать того негодяя, вдруг он мог ранить ещё кого-то? – сомневаюсь. Я пристально слежу за тем гадом, даже за тем, как он ходит в туалет и что ест.
– Мы постараемся. – чтобы не затягивать бессмысленный разговор и не попасть в неловкое молчание, я взял юнца под мышку и повёл на выход, коротко попрощавшись с добрым доктором.
Пока я вспоминал выход из тюрьмы болезней, проходящие мимо медсёстры смотрели на нас двоих, как на собачье дерьмо, зацепившиеся за обувь. Хоть я и злился, но в душе их совершенно не виню – выглядели мы, повторюсь, крайне непрезентабельно.
На крыльце больницы нашей дружной компании предстояло расстаться.
– Ты всё мне рассказал, Дейв? – следовало подавить на жалость, вдруг что-то, да добавиться в непонятной истории Дженни Крамер. – Твоя бывшая девушка в опасности, прошла уже неделя с дня её пропажи и счёт идёт на часы, если ни на минуты.
– Ты проткнул моего друга насквозь, по пути угрожал мне нападением на мою мать, если я что-то скажу про тебя полиции, а теперь пытаешься спросить какую-то глупость про базарную девку, которую я и видел всего пару раз? – «да». Жаль, так отвечать нельзя. – Ты представляете себе то, что наделал? Мы не прощаем ошибок, когда наш глава узнает обо всём этом, а он узнает, твой дом сожгут дотла... – Скромный удар под дых. Как никак, преимуществом веса надо пользоваться.
– Мальчик, знаешь, скольким юнцам я обламывал крылья?.. Я уже устал считать. – и фантазировать. – Одним придурком больше, одним меньше, разницы никакой. Позови хоть весь свой район, но в душе ты сам знаешь, что виноват только ты один – никто не заставлял тебя убегать, а потом нападать с каким-то толстяком и цирковым карликом.
– Кто знает, может ты из полиции и решил накрыть меня?
– Если у тебя есть совесть, то ты скажешь мне хот что-то полезное о Дженни Крамер. Я знаю, что вы виделись далеко не пару раз...
– А тебе то что? Ты её любовник? – как сложно бывает с молодыми людьми. Порой они пытаются переспорить даже самих себя.
– Меня нанял её отец, этого тебе достаточно. А теперь скажи по существу – ты знаешь того, кто мог желать Дженни зла... кроме твоей матери.
– А если я откажусь говорить? – преимущество было на его стороне, больница – место людное.
– То на тебе останется смерть девушки. Тяжкий грех, между прочим. За такие придётся молиться минимум недельки две.
– А ты любишь острить... я бы, может, и сказал тебе что, если б знал, но с Дженни я только трахался и гулял пару раз. Она была нелюдимой, боялась, что нас увидит её отец, а ко всему прочему меня повысили в банде и я стал ходить под Прутом...
– Этот тот мелкий слабак?
– Он обожает ломать людям коленные чашечки и смотреть, как они ползают. Неделя-две – доберётся до тебя. А если он скажет Чаку Молоту...
– Или Роджеру Скальпелю...
– Ты издеваешься! – юнец смешно надулся, почти как шарик.
– Немного. Ваши страшные клички меня веселят. – а вот их предыстория – не очень. – Тебе совсем нечего сказать о мисс Крамер? Может, она жаловалась тебе на слежку, угрозы, надоедливые письма и признания в любви, странных людей около дома?
– Если кто за ней и следил, так это Чарли – ему очень нравятся такие задницы. – ему бы ему книжки нравилась, а не задницы, глядишь, он бы и не отхватил сегодня.
– Он хотел её у тебя отбить?
– Нет, куда ему, такому пугалу. Просто пялился на неё и цветы дарил, олух...
– Наша с тобой встреча настолько бессмысленна, что мне хочется тебя ограбить, чтобы выйти хоть в небольшой плюс по деньгам. Вали отсюда, пока я добрый.
Глава 7
Кирпичный дом. Номер 32. Большего знать не нужно, иначе в голове может произойти словесно-описательный пожар.
– Добрый день... вечер. Я Джеймс Браун, мне надо поговорить с вами по поводу пропажи вашей ученицы, её зовут Дженни Крамер. – если я говорил, из моего рта начинал выходить холодный пар – это всё, что необходимо для понимания температуры на улице. Дождик резво замерзал прямо на моей старой куртке, и капли, похожие на кристаллы, свисали с меня, как с молодой ёлки.
– Вы детектив? – спросил божий одуванчик за дверью, испытывая моё терпение.
– Да, и отменный. – гордо выпятив грудь, атлант расправил плечи и с силой причесал брови. Герой на обложку газеты готов, несите карикатуриста с длинными усами.
– Отменный, говорите? – по-хамски спросила недоверчивая бабуля. – У мистера Чейза никогда не хватит денег даже на обычного детектива, не то что на хорошего...
– Просто я детектив-альтруист. – хозяйка дома, кажется, удовлетворилась моим ответом и решила впустить доброго волшебника из страны чудес в своё пристанище.
Старинная дверь отворилась и открыла всему честному миру пожилую женщину с кульком на голове. Богачка имела на своём носу примечательные очки, по слухам, спасающие от упадка зрения.
– Ох... – бабушка неприлично вздохнула и с опаской оглянулась за спину: там стелились идеально чистые ковры, стояли тумбочки без единой пылинки и, я почти в этом уверен, грелся тёплый чай прекрасного сочетания трав, сахара и сливочного масла. – а почему вы такой грязный?
«Чтобы съесть тебя!» – не в тему завопил детектив и съел любопытную бабку. Как говорится, с глаз долой из сердца вон.
– Я поскользнулся и упал в канаву.
– Какая нелепость!
– Я с вами полностью согласен. – незаметно я продвигался к цели – входу в дом. Уже одна из моих ловких ног перешла порог и заляпала пол чёрными следами.
– Может разуетесь? Не бойтесь, в моём доме не крадут сапоги... особенно такие. – старая язва.
Ботинки пришлось снять. Дурное дело, доложу я вам, щеголять по холодному полу в одних носках, когда из них торчат большие пальцы. Всё это знатно смущает, в особенности, если с детства приучают к какому-никакому гостевому этикету. Я чувствовал себя школяром с разбитыми коленками, который пришёл в кабинет очень строгого директора, чтобы извиняться за разбитое окно. И ноги переставлял я также неловко, как и этот выдуманный бедный мальчик.
Старушка препроводила меня в просторную гостиную. Миловидный камин потихоньку подъедал поленья и придавал дому семейный уют, за окном было уже темно и, чтобы что-то рассмотреть, приходилось приложить немало усилий.
– Ваши вопросы, детектив? – хозяйка села на кресло, а мне достался стул близ пианино. По выходным вечерам, наверное, тут сказочная обстановка. Камин, берёзовые дрова, играет лёгкая музыка, за окном мёрзнут нищие и попрошайки... романтика.
– Меня крайне интересует личная жизнь вашей подопечной. Её знакомые, друзья, враги и просто недоброжелатели: нахамили на улице, приставили за углом, общитали в мясной лавке.
– Я простой музыкант и учитель, девушки не докладывают мне о своих проблемах. Они считают меня слишком строгой и старой, мои консервативные и традиционные взгляды отпугивают их откровения. – тётка говорила резво, чётко и очень приятно. Её речи струились тёплым весенним ручейком и заставляли меня прибегать к наивным метафорам.
– Не верю, что опытный педагог не следил за своей протеже. В крайнем случае, вы могли заметить её настроение в последние дни перед пропажей. – в окно забили крупные капли дождя и я на миг поднял взгляд от яркого камина. Беспросветная темнота за окном показалась мне слишком тяжёлой по сравнению с этим весельчаком.
– Как я уже говорила полиции, не считая её постоянных болей в голове, она была всё той же Дженни. Милая, добрая, отзывчивая, капельку своенравная. – упомянув негативное качество, бабуля зачем-то мне кивнула. Мол, вы всё поняли. – Но это же подростки – их упрямость порой переходит все границы.
– Значит, своенравие и больная голова... – по правде говоря, голова болит у всех и это не особо важная информация. Бич нашего города, хлестает не хуже морской плётки. – Она точно не рассказывала о своих знакомых? Слежка, подозрительные лица, ошивающиеся около дома?
– Я часто видела рядом с её домиком компанию ужасных молодых людей – все до одного нацисты. – окно... обычное окно, немного задёрнутое шторой. Я постоянно поворачивал голову в его сторону без обоснованных причин.
– Неужели всё настолько плохо и банда не даёт местным покоя? Уверен, эти мелкие трусы просто похваляются. Во время моей юности девушки любили моряков с оливковой кожей, а сейчас любят радикально настроенных идиотов.
– Эти, как вы выразились, "радикально настроенные идиоты", поджигают лавки иностранцев, грабят людей, вылавливают оборванцев иной расы и избивают их, а кроме того, ещё и пристают к тихим девушкам. Они – самые настоящие садисты без капли ума в голове, а раньше ещё и любили походить именно по нашему району. У их главаря даже партии в парламенте нет, а он кличет себя национал-социалистом и промывает молодёжи голову.
– Кроме этих нехороших ребят вы никого рядом с домом не видели? Может, кто-то неподходящий под их компанию или пришедший после них?
– Был один... похож на моряка. Тех, что из вашей «юности». – женщина, возрастом обогнавшая меня на десятка три, иронично улыбнулась. – Татуировки, малый рост, загар. Сидел в тени, пока та компания, смеясь, пила пиво... да что вы всё смотрите в то окно, нет там ничего! – старушка, кряхтя и сопя, нелегко встала и направилась с явным намерением одёрнуть штору. Ладони на моих коленях отчего-то вспотели, а ноги напряглись, готовые выпрыгнуть из носков.
– Вот, никого там нет, мистер параноик! – женщина победоносно воззрилась на меня, тыкая в окно пальцем. Почти слепая, она не замечала воистину ужасной, огромной тени за мутным стеклом.
Она смотрела прямо на меня, эта тень, и готовилась. Я чувствовал её ярость и негодование, её недовольство ситуацией и возникшим неловким положением. Тень хотела одного: убить.
Зад влип в крутящийся стул. На пианино зловеще падал отсвет каминного огня. Казалось, всё вокруг замерло в ожидании скорой развязки.
– Что вы так смотрите на меня, я вас чем-то напугала? – бабуле было очень весело, похоже, она думала, что я ненормальный и панически боюсь окон без шторок.
– Нет, что вы... вовсе нет. – дрожа в ногах, я неуклюже встал. Мой огромный кулак сжался до хруста суставов.
– Я вас совсем не понимаю! – радость хозяйки наконец сменилась смутным страхом. – Вам нужны сведения о Дженни или вы так и будете глупо на меня пялиться, сжимая деревенские руки? – подойдя всего на пару шагов ближе, я тут же понял, что за окном на меня смотрит кто-то живой – от его дыхания запотел уголок в мозаике стекла. Непонятно как тень нашла меня, но ясно одно – она знает, что я её вижу.
– Лучше бы тебе выйти, урод! – я закричал, как малый ребёнок, вещающий на всю комнату воображаемым призракам. Так дети защищаются, думая, что их яростные храбрые вопли испугают притаившееся зло. – Или ты зайдёшь, или я тебе рожу разукрашу, как сливу!
– Вы что себе позволяете! – вскрикнула бабушка, полагая, что всё это говорится исключительно её персоне.
Тень в окне резко дёрнулась и я моментально бросился к ней, схватившись за ставню. Счёт шёл на секунды.
Огромная фигура пробежала на высокой скорости и на один момент загородила собой весь оконный проём. Кажется, бабушка поняла смысл моих действий и немного испугалась... сильно испугалась. Раскрыла рот, схватилась за сердце и артистично повалилась на диван. Мне полагалось успокоить старушку и провести с ней розовый вечер за чашкой вина, но, к её сожалению, я крайне спешил по своим делам.
Кляня мягкие ковры и чистоту, я рвался к своей обуви, потому как без неё по грязи особо не побегаешь. Сапоги слишком уж мирно дожидались меня в коридоре, с немым укором вытаращив носки.
Когда охотник видит цель, его взгляд сужается. Глаза не фокусируются на том, что они видят вокруг, а жизнь становится одним большим коридором в конце которого находится то, за чем ты так гонишься. Это замечание Джеймса Брауна работает во всех сферах людской деятельности. Например, когда я хочу напиться до чёртиков, я вижу на улице только пабы, кафешки, бистро и старенькие закусочные с засаленной тканевой крышей...
Наконец я вышел из музыкального дома и бросился за угол, рискуя схлопотать удар в голову. Это была совсем не обязательная спешка, в глубине души я уже догадывался, что шпиона и след простыл.
Бег, прерывистое дыхание, пот течёт по лбу. Нож в руке, страх пронизывает, как иглы холодной воды в кухонном кране.
Спустя считанные мгновение я оказался у окна. Если всмотреться в него, то можно было увидеть, как бабушка валяется без чувств, играя на невидимую публику. Та беззвучно хлопает актриске и бросает к её венозным ногам гнилые помидоры.
Всё ещё держа в руке оружие, я глядел в конец импровизированного коридора. Его стенами был расхлябанный деревянный забор и дом, вернее, его часть. Но, как я ни напрягал зрение, незнакомца не было видно, он словно растворился, смешался с воздухом.
Глупо стоя под дождём, я ожидал какого-нибудь чуда, промокая до нитки. Вода струилась с меня, как с рога изобилия и замерзала прямо под ногами, превращая землю в каток. Моё воображенье резво рисовало смешные картинки того, как беглец стоит за моей спиной и точит топорик. Или он запрыгнул на крышу, словно огромный заяц, и теперь взводит арбалет и смазывает его петли, чтобы нехитрые механизмы не заели при нажатии спуска и сумели пригвоздить меня болтом к доскам забора.
Спустя какое-то время я пришёл в себя и сумел хотя бы отряхнуть голову. В ней скопилось слишком уж много нелепых мыслей, догадок и теорий. Следы любопытного мерзавца разъело дождевой водой и от них остались лишь силуэты. Обувь, судя по всему, была очень добротной и крепкой – глубокие впадины врезались в землю прямо под ставнями...
Окно резко открылось и я был вынужден с криком припасть на хлипкий забор. Ржавые гвозди скрипнули от натуги, с плачем вырвались из петель, и доски упали... вместе со мной. Я проклял тот день, когда первый раз нанялся детективом, а затем добавил парочку нелестных эпитетов и тому поганому числу, во время которого я согласился искать Дженни Крамер.
– Простите, простите! – взмолилась женщина. Животный страх за свою жизнь добавил ей немного совести и культуры общения. – То существо убежало, ведь так? Ответьте!
– Твою мать...
Вдалеке гремел гром. Мрак усилился.
Часть 2
– Мда, то-то я думаю, почему от тебя так смердит. – йоль опрокинул рюмку и закусил ложкой грибов. Маленькие, аккуратные, все в масле, сидят рядом с красным луком и ждут своей участи. Мы подъедали их с изумительной скоростью, почти не чувствуя на зубах, до того эти грибки были мягки.
– От меня смердит работой, тяжкой и трудной. Детектив – это всегда допросы, расспросы и ужасно грязные сапоги. Мне даже лень их чистить, всё равно завтра они будут точно такие же.
– И в какую слякоть на этот раз устремится твой детективный орлиный взор? – Джеки сорил обидной иронией налево и направо. Обычно, когда в пабе присутствует хоть один посетитель, он более сдержан в колком юморе. Жизнь научила его держать язык за зубами и не привлекать внимание.
– Не знаю, Джеки. Наверное, завтра пойду отчитаюсь перед Крамером, а вот потом... потом мне придётся опрашивать всех соседей по второму кругу.
– Заодно снова опроси того мальца Дейва, которому начистил морду. Может, его дружки хоть в следующий раз научат тебя уму разуму. – жестоко, но в чём-то справедливо.
– Чему меня учить, писклявый ты йоль. – водка, грибы, лук. – В этом городе я самый достойный человек. – Или, по крайне мере, вхожу в десятку рядом с каким-нибудь сутенёром, что в раз в месяц бросает монетку инвалиду у паперти.
– Не обижай наш славный город.
– Так ты со мной не согласен? – водка, грибы, лук. – Работаю на совесть, никого не трогаю, всем помогаю. Человека попорядочнее сложно сыскать.
– Угу. – влез Аристарх, принеся ещё бутылку и закуски. В этот раз на тарелке припрятались копчёные колбаски. – Себе то не ври, алкоголик. – однорукий мудрец отвернулся, чтобы чистить кружки. Из-за его чеснока воняло на всю барную стойку, напрочь отбивая нюх.
– И на кой хрен ты их чистишь, сюда всё равно никто не ходит.
– Если не соблюдать порядок из-за необязательности, то порядка никогда и не будет. – одна рука и чистка кружек – нонсенс.
– Ну и соблюдай свой ненужный порядок, а в нашу беседу не вмешивайся. – грубо указал я на место ворчливому старику.
– Тоже мне, бе-се-да. Собрались как-то разгильдяй и проститут, два сапога пара. Настоящий анекдот. И обсуждают то, как один умелец валялся в грязи весь день, как свинья в сарае.
– Не всем платят деньги за присутствие в баре, некоторым приходится деньги добывать. – Аристарх гордо отвернулся, проигравший, но не сломленный. – Так о чём мы, Джеки? Джеки!
– А, что? – йоль поднял голову с барной стойки. Прошлой ночью он не спал. – Наверное, болтали о том, что тебе надо бы меняться, не то так и просидишь в своей детективной яме и будешь бегать за преступниками до тех пор, пока один из них не окажется сильнее и быстрее.
– Мне нравится моя работа, заставляет думать и ходить. Тем более, я помогаю людям. – кого я обманываю? Мне не верит даже надутый какими-то таблетками йоль.
Иногда кажется, что жизнь превращается в коридор не только во время погони. Да и цели, по большому счёту, уже давно нет. Когда-то мне нравилось делать деревянные фигурки, вырезать стулья, стругать столы, да даже просто рисовать. Спелые яблоки, груши, тот же зелёный виноград. Аннабель говорила, что у меня получалось...
– Ты что?
– Свет от лампы, поганая штука. – водка, грибы, лук. Колбаса не нужна, слишком уж она жирная и не горчит так, как кольца того же лука, пускай он и слишком сладок.
– Может сходим куда-нибудь, когда у меня будет выходной? В клуб, развеемся. Герцог может запрещать все приятные вещества в округе сколько хочет, но танцы ему у нас не отнять! – йоль весело засмеялся. Люблю его смех, он всегда искренний, у такого-то хохотуна.
– Герцог... – но я, как и всякий эгоист, ждущий лишь жалости, цеплялся за грустные слова, чтобы перевести разговор в нужное мне русло и поворчать ещё час-два. Ах, какой я бедный и несчастный – живу в тёплом доме, с деньгами и вкусной едой. – Скоро выборы в совете, как думаешь, кто победит?
– Явно не дружба. Наш старик сидит на своём троне так долго, что уже и сам трон стал под форму его тощей задницы. А я против – у власти должны быть новые люди, тот же Кобальт. Но кто его пустит туда?.. Сколько себя помню, совет всегда ассоциировался с кукольным театром, а наш правитель с благими намерениями суёт этим куклам руки в дырку. Слышал сегодня на работе, что тех, кто советовал оставить старику только исполнительную власть, посадили в застенки по подозрению в измене.
– Консерватизм – это наше всё. Без него праведные ценности рыцарства канули в лету и сменились нами... нами, Джеки. Мы похожи на рыцарей? Наши соседи в саже носят платки для дам?
– Тебя так прельщает романтика прошлого? А как же равенство, свобода, радость, чистая и искренняя? Шагаешь, где хочешь, и говоришь, что вздумается, и работаешь там, где нравится, но при этом получаешь за это хорошие деньги, чтобы не приходилось торговать телом...
– Свобода? – я едко усмехнулся, но сделал это так неестественно, что мне вдруг стало стыдно. – В мире никогда не было свободы, уж я то книжки читал. За морем есть королевство, где демократия – первый принцип в государстве, но и там нет свободы. Человек ограничен своими узкими мыслями, желаниями, работой, домом, похожим на клетку, и ему не нужен новый правитель, потому что тот не решит его проблем и никогда не разорвёт эту цепочку зависимостей. Как можно называться свободным, если ты никогда не был за городом, а единственное твоё желание – лечь чуть позже, чтобы успеть дописать отчёт.
– Ты чудовищно скучен и вечно приравниваешь всё к бытовым вещам. Где твой максимализм и жажда прекрасного?
– Я не подросток. Радикальные идеи меня давно не прельщают, они бессмысленны, в них нет жизненной справедливости – всегда кто-то обделён.
– Не все резкие суждения несправедливы. Стремление к идеалу, идеальному обществу и государству, это тоже – резкая идея, но она даёт только прекрасные возможности для роста.
– Это утопия, крашеная ты голова, а никакая не резкая идея. Не хочу даже об этом говорить. – водка, грибы, лук.
– И почему это, а, негодяй? Боишься проиграть?
– Боюсь огорчить твою ранимую душу своим безэмоциональным подходом. Мне всё равно и на твою свободу, и на идеалы, и на поиски смысла жизни, желания отставить след в мире. Я просто хочу жить так, как мне нравится, к этому и стремлюсь.
– Живёшь ты погано. – водка, грибы, лук. – Ты даже не живёшь – ты нелепо существуешь... как какой-то склизкий червяк под гнилой доской.
– Да, именно так! – вскрикнул я на эмоциях и моя энергичная слюна упала на барную стойку и растеклась там маленькой противной кляксой. – Я – простая часть природы, не пытаюсь менять её или жить по своим правилам. И мне хорошо... я бы даже сказал, что замечательно. Необязательно жить, некоторым нужно именно существовать. Плыть по течению, знать, что всё, что с тобой произойдёт – это тропа самой вселенной, а не кривые попытки играть с судьбой.
– Завали уже своё нудное хайло, необразованный философ. – водка, грибы, лук. – И через неделю мы идём в клуб, это не обсуждается. Найдём тебе хорошую попку.
– Хорошие попки я могу найти и в борделе, только для этого не нужно будет строить улыбки и платить за «Маргариту». – водка... просто водка.
Часть 3
Острый ветер обдувал моё усталое лицо. Кварталы крепко спали, да и мне хотелось поступить по их примеру.
На улице было скользко, холодно и немного тоскливо, в глазах бегали огоньки хорошо проведённого вечера. Порт, как обычно, не утихал и оттуда часто доносились матросские пьяные крики и песни, мешающие городу отдыхать. Люблю Ан-Рок, хоть он никогда и не станет лучшей версией самого себя.
На одном из поворотов я вновь получил с небес усмешку: пьяный и безумный, я увидел вдали рыжий цвет. Наверное, скоро я на него натаскаюсь, как гончая на запах лис.
– Издевательство. – не желая ускориться из-за игры фантазии, я пошёл почти так же, как океанская черепаха: настолько медленно, насколько это вообще возможно.
Знакомая копна удалялась к центру города, а я, понемногу трезвея, только начинал понимать, что эта встреча не плод воображения моей пьяной головы, а самая что ни на есть настоящая реальность.
– Стой! – завопил я только тогда, когда дама уже почти скрылась из виду.
Девушка услышала меня, на мгновение обернулась и, как-то сумев узнать меня издалека, рванула вперёд, как по свистку. Хотя, буду честным, любая девушка при пьяном крике «стой», находясь около порта, побежит, и для этого ей необязательно узнавать самого крикуна в лицо.
Я рванул за больничной беглянкой, но не рассчитал траектории и впечатался в фонарный столб. И зачем их ставят, если они и не думают светить порядочным людям, а только ранят их в самое сердце?
Полёживая на земле, имея высокий шанс простудить почки и застудить задницу, я мечтательно схватился за разбитое лицо и дал волю нехорошим словам. Хоть дождя не шло: по улице крупинками падал серебристый снег.
– И почему мне уже несколько раз на дню мерещатся всякие лица? – разговаривал я сам с собой. – Может, я сошёл с ума, а на самом деле всех этих людей просто не существует? – совсем недавно я вёл расследование в псих-больнице. Возможно, я так и не ушёл оттуда. Остался в осмотренной мною комнате с пугающими рисунками и теперь вынужден принимать успокаивающее в вены...
Мою пьяную морду охватил ни с чем не сравнимый страх. Я в один раз поднялся с земли, но меня сразу же повело в сторону и я тут же начал блевать себе под ноги. Всё нажитое непосильным трудом выходило с моего живота противным потоком. Больше всего на свете я боялся раскрыть веки и увидеть вокруг себя серые стены больницы и запертую металлическую дверь.
– На счёт три... три! – глаза открылись и увидели снег. Тонким слоем он удобрял тротуары поверх гололёда. – Слава богам.
Встав на ноги, старый детектив побрёл домой, покачиваясь. Доходный дом, крепкий и ставший родным, был уже в паре шагов. Заходить, конечно, стоило с чёрного входа, иначе был огромный риск нарваться на злобного Аристарха с старческой бессонницей. В своём колпаке с бубенчиком он веселил меня во время самых долгих попоек. К сожалению, именно в этот день он принял снотворное.
– Эй! – рука потянулась к ножу, но вовремя узнала широкую расплывчатую фигуру. Моё тело качалось, как у моряка, сошедшего с трапа шхуны. – Мистер Крамер, так пугать своего детектива – верх бестактности. Сегодня я весь день трудился не покладая рук и... и... – широкая фигура в плаще вышла на свет. Отвратное на вид лицо, распухшее и криво зашитое, озарилось улыбкой с одной стороны.
– Я же говорил, что мы скоро придём. – победоносно заявил голос незнакомого человека сзади меня. Я хотел бы повернуться, да не мог – ноги не удержали бы. Крамер бросился на меня и одним махом повалил на землю. Пинок по селезёнке доложил мне о нечестивых намерениях его хозяина.
– Тупой ублюдок, огромный скот! – голос этого хилого человека я немного узнавал, совсем недавно, похоже, он меня знатно развеселил... Пинок в рёбра, я окончательно упал, раскинув руки, словно ангел, спустившийся на собственную погибель ради любимых людей.
Звуки ударов дубовой обуви об тело звучали, как громовые удары молота по наковальне. Казалось, мои внутренности превращались в густую кашу и даже вусмерть пьяный, я начал чувствовать жуткую, не сравнимую ни с чем боль. Снег падал и падал на лицо, неприятно холодя кожу, а чересчур сильные ноги били и били, били и били, не останавливаясь. Так дятел пытается найти пропитание, только вместо клюва были носки обуви, а вместо ствола дерева моё тело.
