Текст книги "Секреты поведения людей "

Автор книги: Павел Таранов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Павел Таранов

Секреты поведения людей

«Секреты поведения людей»: Москва; 2007

Аннотация

Мы учимся, чтобы знать, живем, чтобы понимать, работаем, чтобы уметь. Но, случается, до конца жизни чувствуем, что нам недостает чего-то главного.

С помощью этой книги вы сможете разобраться в себе. 300 законов, извлеченных автором из сокровищницы опыта поколений, расширят ваш кругозор, отточат интеллект, помогут обрести власть над любой ситуацией.

Для широкого круга читателей.

ТАРАНОВ Павел

“СЕКРЕТЫ ПОВЕДЕНИЯ ЛЮДЕЙ”

Предисловие

Эта книга о психологии. Но не о той, о которой понаслышке знают школьники и которую вдалбливают студентам: околонаучной, скорее даже опереточной – так она легка и затаскана – вузовской дисциплине “о душе” (“психее”, по-гречески), столь разговорчивой о своем предмете, столь лихо и шаблонно толкующей из века в век об одном и том же и уже давно набившей всем оскомину и ничего, кроме скуки и отвращения, не вызывающей.

Первоначальная ее загадка – человек – так и остался не раскрытым и не постигнутым. Что же он за существо такое? Демон или ангел, триумф и венец или закат и трагедия природы? Могут ли люди жить и находиться вместе?

Действительно ли они только то и делают, что колют друг друга, подобно обнимающимся дикобразам, как считал Артур Шопенгауэр, и истребляют сами себя, обмениваясь в общении выдыхаемым азотом, как это серьезно и очень озабоченно утверждал П. Я. Чаадаев?

Вопросы эти кочуют по столетиям, об них точат свое усердие полчища пытливых энтузиастов и высоколобых интерпретаторов, но дело стоит, а если и движется, то по кругу.

Сегодня уже все, пожалуй, поняли, что на старте психология, судя по всему, попереусердстовала. Выдавала желаемое за действительное, раздавала обнадеживающие векселя и много чего обещала.

Все бы ничего, и именно такой ее порыв был бы простителен, если бы приобретения соответствовали усердию. Но этого не случилось. Уровень накопленных знаний, увы, так и не сконструировал строгую, доказательно полную адекватно очерченную науку.

Пока, к сожалению, преобладает неровность, экзальтация, отдельные всплески. Засилье несистемности, случайных нагромождений, эмпирического хвостизма…

Вообще, мне кажется, что психология родилась больной. Недуг вроде и банален, но очень цепок – самолюбование. В итоге – самоограниченность, апломб, зацикленность.

Множество факторов, накопленных в различных отраслях человеческой деятельности, большой, просто-таки огромный слой сведений из человеческой повседневной коммуникативности психология то ли не видит, то ли игнорирует, то ли не в состоянии <поднять> и понять.

Урожай информации действительно велик. На сегодняшний день мировая история имеет такое количество эпизодов, примеров, случаев, что из них можно уже создавать не иллюзорную науку, а подлинную. Базирующуюся на емких и очевидных законах и незыблемых правилах, откровениях и прозрениях, оставленных нам мудрыми предшественниками.

Здесь, в том труде, что перед вами, осуществлена пока что первая жатва. Но и это уже что-то! Более трехсот ценнейших аксиом человеческого естества в его стремлениях и поведении впервые сформулированы и предлагаются людям к каждодневному использованию. Их ценность превышает стоимость алмазов и, я не побоюсь сказать, всех накопленных сокровищ. Эта аналитика человеческого проявления может быть названа кладезем. Но подойдет и более короткое название – клад.

Есть восточная сказка, в которой рассказывается о приключениях одного короля, который разъезжал замаскированный по своим владениям; его не узнавали, но догадывались о том, кто он, и при его приближении инстинктивно проникались уважением.

Читателю предстоит испытать ощущения коронованной особы. С той лишь разницей, что эта книга отнюдь не сказка, а самая настоящая быль. О нас. Обо всех и о каждом. О тех, кто были и есть, о тех, кто будет потом и после. О том, каковы мы и какими можем быть. Какими могли бы стать при случае и при желании. О безобразности, которая так красива, и о красоте, подчас такой безобразной.

Книга честная, но жестокая, ибо мужественна, тверда, непокорна… Она для сильных и трудолюбивых людей, для кого честь – это творчество, а весь мир – главная дорога.

Говорят, что идущий непременно осилит свой путь. Это, конечно же, очень верно. Потому что таково свойство дорог: они хотят, просто жаждут быть истоптанными.

Так вперед же!

Несколько замечаний для неравнодушного читателя

Знакомясь с подобного рода литературой, всегда можно задаться вопросом, а на какой фактологической базе строятся подход и аргументация автора? Какие источники достижений цивилизации послужили ему наводкой, вдохновением, краеугольным камнем? Ведь для написания таких книг, чтобы соответствовать ее названию и заявленному в предисловии размаху намерений, надо наверняка «вспахать» и «перелопатить» все необъятное поле уже имеющихся у людей сведений! Под силу ли такое одному человеку за недолгое время его жизни?!

Конечно, на невспаханной почве не вырастет ничего.

Конечно же, эмпирический фундамент не должен быть куцым да и общий теоретический фон такого, как в этой работе, замысла не должен быть слаб или бледен.

Но упомянутая <необъятность> тем не менее пусть не ставится вами, мой читатель, во главу угла. В море воды много – да не напьешься, а чтобы утолить жажду, не надо озера – достаточно стакана воды.

Еще в работе “Анатомия мудрости: 106 философов” мне пришлось показать, что весь обширный круг интеллектуальных достижений человечества (выбор, обобщения, констатации) по количеству своему представляет хоть и множество, однако оно вполне счетно. Дело в том, что здесь мы имеем тот же феномен, что и во всей природе. Когда две и более бесконечности, накладываясь одна на другую во встречном взаимодействии, порождают вполне осязаемую конечную реальность. Мириады геологических элементов в потоке вечного времени кристаллизируются в конкретные горы, а как бы ни был неуловим в своих бросках и потугах ветер, он и из неисчислимости морских брызг творит то, что никто не затруднится назвать волной или водяным валом.

Так точно случается и у нас – людей: несметность искомого и найденного фиксируется некоторым полем усвоенного знания, которое, кочуя из уст в уста и из книг в книги, усредняется до полностью доступного для обработки и передачи – в режиме реального живого человеческого времени – материала.

И я своим делом, то есть данным трудом, вполне укладывась в вышеобозначенную схему и ее наличествующую фактичность. Платформа моей аналитики велика, но соизмерима с возможностями той задумки, действию которой она здесь подверглась.

Все законы, приведенные в данной книге, открыты или отобраны, сформулированы и систематизированы мною.

Для удобства восприятия они выделены полужирным шрифтом, помещены с двух сторон четким опознаваемым символом + или заключены в рамку.

Автор

1. Закон “авторитета”

Авторитет – будь то печатное слово, средство электронной информяции, официальный документ – действует на людей магически и безотказио.

Но главное то, что на весь период такого воздействия в человеке просыпается какая-то неподдающаяся нормальному уразумению доверительность – синтез просто безоглядной доверчивости и «гипнотической» завороженности.

В качестве примера – историческая миниатюра из книги Юрия Борева:

“В 1933 году Е. М. Весенин и другие журналисты «Крокодила» подготовили интересный материал, разоблачающий ротозейство руководящих должностных лиц. Журналисты специально организовали фиктивный трест «Главметеор», предупредив об этой мистификации органы ПТУ.

Трест обрел печать “взамен утерянной”, и был призван производить сбор металлолома из “обломков метеоритов”, читались популярные лекции о заготовках металлов на основе предсказания мест падения внеземных тел. Для выезжающих к этим местам членов далеких экспедиций были получены редкие в те годы патефоны и пластинки.

Все бумаги треста подписывал его руководитель с характерным именем О. Вендор. Столь же заметные фамилии носили и другие работники этого учреждения – Коробочка, Хлестаков, Собакевич. Взрослые дяди, завороженные официальными запросами на бланках с печатью, принимали это всерьез. Завершилась мистификация тем, что какой-то умный чиновник заподозрил обман. Но десятки начальников попались. Все они разоблачались «Крокодилом» как ротозеи и невежды, глупцы и головотяпы.

Фельетон получился очень смешным. Его передали в высшие инстанции. Все Политбюро очень смеялось, одобряло, но выпустить в свет без благословения Сталина никто не решался. Сталин же в это время отдыхал под Сочи.

Послали материал к нему. Он посмотрел и сказал: “Какая страшная Россия”. Печатать не велел. Однако приказал наказать опростоволосившихся начальников”.

На ту же тему и фрагмент публикации из газеты «Известия» за 1991 год. Сюжет настолько потрясающий, что в пору задаться вопросом: “А наяву ли все это, да и с нами ли?!”

“…Много лет назад своими демонстрациями воздействия на предметы на расстоянии прославился Ури Геллер.

Фотографии погнутых вилок и ложек публиковались в свое время едва ли не во всех газетах мира. Одно из последних его достижений было показано по нашему телевидению.

Лондонский корреспондент поведал зрителям о том, что Ури Геллер усилием воли якобы остановил Биг Бен – часы на башне. Воодушевленный шумным успехом своего сюжета, корреспондент записал специально для советских телезрителей и второе свидание с Геллером. В этот раз, видимо, в порядке оказания технической помощи слаборазвитой стране предлагалась не остановка кремлевских курантов, а срочная починка личных часов. Телезрители бросились доставать из чуланов бабкины ходики – некоторые из них действительно пошли. Во всяком случае, сообщения об этом были торжественно зачитаны с экрана.

Это феноменальное достижение английского чудотворца и взялся перекрыть Юрий Горный, известный советский мастер психологических опытов, и – тоже с помощью телевидения в ленинградской передаче “Воскресный лабиринт”.

Итак: наш Юрий против ихнего Ури. Барабаны, затемнение, ужас… Юрий попросил зрителей приготовить неисправные часы (просто не страна, а какая-то свалка), придвинуть к телевизору и прочую технику в неисправном состоянии, а заодно пригласил к экранам граждан, страдающих от головной боли, радикулита и разных других болезней…

Маг надел на голову черный бархатный мешок, вытянул руки. Ровно 60 секунд он производил руками сложные манипуляции, сжимал и разжимал пальцы, что-то такое округлял, потом вроде бы расчесывал, гладил, ковырял и как бы солил.

Кто смотрел передачу, помнит, а кто не смотрел, догадывается: пораженные граждане стали буквально обрывать установленные в студии телефоны. Вот лишь некоторые примеры: завелись часы различных марок, включая дореволюционную фирму “Павел Буре” у Болотова из Архангельска, Зуйвовой из Ленинграда, Земской из Москвы. Зато почему-то остановились, хотя всего и на полторы минуты, у вахтера общежития Поланиной из Йошкар-Олы.

Ленинградка Седова сообщила: электрофон «Молодежный» 1965 года выпуска крутил свой диск медленно, но под влиянием Горного набрал нормальную скорость вращения. Ленинградцам, конечно, было легче дозвониться до своей студии, и они перечисляли: у Смирновой сам собой исправился телевизор «Рекорд», у Аникина починилась вертикальная развертка телевизора «Горизонт-255». Стецкая, к своему великому счастью, наблюдала, как «заурчал» холодильник, а у Маевской неожиданно начал греться уже два года как застывший утюг, у Смирновой (а также у неназвавшейся зрительницы из Чебоксар) завертелись центрифуги стиральных машин. Были еще пылесосы, радиоаппараты, полотеры и прочая, прочая, прочая… Как рассказывает Горный, в одном из подобных экспериментов, проведенных прежде, включился и поехал куда-то трактор, оставленный без присмотра возле дома.

Впрочем, как утверждает Горный, его истинной целью было не подковать своего английского коллегу-иллюзиониста. Горный хотел показать 70 миллионам зрителей – а именно столько народу смотрело в те годы ленинградскую программу, – как их, извините за прямоту, дурят.

– Никакого воздействия я не оказывал, никаких чудодейственных способностей не демонстрировал, – говорит он. – Просто пародировал пассы, трюки и всякие фокусы, которыми пользуются Алан Чумак, Анатолий Кашпировский, Юрий Лонго и прочие любители погреть руки на чужом несчастье. Ведь обмануть «советского» человека совсем не сложно: всем ходом жизни он приучен к обману. С экрана телевизора он все что угодно примет за правду. Вы спросите: откуда же все чудеса, о которых сообщили телезрители? Прежде всего, среди множества приборов, устройств и аппаратов, которые их владельцы считают поломанными, безусловно, есть и вполне исправные. Барахлит выключатель или надо подергать шнур, чтобы восстановить контакт, или потрясти, шлепнуть, стукнуть… Если аудитория достаточно велика, то всегда окажутся случаи чудесного “ремонта”.

Второй момент – это люди, сообщившие в телевизионную студию о своем исцелении. Я ведь и их не «ремонтировал». У многих зрителей есть, как говорят специалисты, психологическая установка на телеэкран – она и запускает саморегуляцию, а случаи временного облегчения приписывают себе ловкие люди. Я и хотел показать, как публику надувают. По условиям этого трюка я не мог сразу раскрыть его суть. Решил честно рассказать все зрителям со временем, когда сообщений о чудесах, произошедших после моих манипуляций, накопилось много.

Надеюсь, мой технически простой фокус поможет всем понять, в чем сила мастеров телевизионного лечения: авторитет экрана плюс закон больших чисел. Ведь именно поэтому псевдолекари работают по телевидению или на стадионах”.

2. Закон “альтернативы”

Один из полезных и весьма эффективных способов запутывания отношений – предоставление другому лицу возможности выбора. Как только выбор сделан, можно тут же упрекнуть его за пренебрежение другой из предложенных возможностей. Уловка эта давняя, известная, называется она – иллюзорной альтернативой. С ее помощью можно играючи превратить любую счастливую жизнь в беспросветный ад.

Психиатры и психологи тщетно пытаются объяснить, почему все мы с такой готовностью попадаем в ловушки ложных, иллюзорных альтернатив, хотя, как закон, способны довольно легко отвергнуть каждую из таких возможностей.

Обратимся к сфере семейных отношений. Убедимся, что закон действует, и действует без сбоев.

Попросите мужа (жену) оказать вам какую-нибудь услугу. Едва он отправится выполнять просьбу, тут же, не давая опомниться, обратитесь с новым поручением. Поскольку супруг не может выполнить эти просьбы одновременно, победа вам практически обеспечена. Если он предпочтет сперва довести до конца первое дело, то вы вправе упрекнуть его в невнимании к вашей второй просьбе, и наоборот. В том случае, если супруг вздумает рассердиться, не упустите возможности кратко и грустно заметить, что в последнее время он стал очень раздражительным.

Скажите или сделайте что-нибудь такое, что муж (жена) может с равным основанием воспринять как в шутку, так и всерьез. Теперь, в зависимости от реакции, обвините его в стремлении превратить в шутку серьезные вещи либо, наоборот, в отсутствии чувства юмора.

Попросите мужа (жену) прочитать то, что написано выше, утверждая, что там в точности воспроизведено его обычное поведение по отношению к вам. Если случится почти невероятное и супруг скажет, что вы совершенно правы, то тем самым он раз и навсегда признает, что вероломно манипулирует вашими чувствами. Если же, что гораздо реальнее, он категорически отвергнет ваши инсинуации, победа все равно за вами. Ведь всегда остается возможность показать ему, что своим стремлением опровергнуть очевидное он только что вновь проделал с вами “это”!

Все подобное можно дополнить системой, позволяющей ставить под сомнение любой полученный ответ. Требуя все новых и новых подтверждений, удается перевести беседу на более высокий уровень абстракции. Здесь весьма полезен опыт, описанный в книге Р. Ланга “Ты меня любишь?”, где, в частности, приводятся примеры, которые по праву могут считаться шедеврами дискуссий такого рода. Во многих примерах решающую роль играет использование слова “правда”:

– Ты меня любишь?

– Люблю,

– Правда любишь?

– Правда люблю.

– Правда-правда?

Далее, по всей видимости, следует то, что американский драматург Олби в своей пьесе “Кто боится Вирджинии Вульф?” назвал “лесными звуками” – вопли, рычание и прочие свидетельства полного озверения.

3. Закон “амбивалентной нравственности”

“Не быть не раздвоенными в чувствах людям не дано. Это нормальное их состояние: когда, они клянутся – лукавят, обманывают, когда они любят – увлекаться другими, изменять, млеть от истомы «чужих» наслаждений; когда они отваживаются тянуться к бессилию и обвиваться лазейками.

Двойной стандарт прирожденной морали услаждает человека приятно покалывающим ощущением. Он заключает в себя всю палитру градаций цветовых измерений души и переливов ее света.

Посмотрите, в каком великолепном образе трактует этот аспект классическая индийская лирика в лице Калидасы (поэта V века).

Глядит избалованный плут, молодой красавец:

Две девушки милых, ему хорошо знакомых,

Рядом уселись – тогда, осторожно подкравшись,

Одной он глаза под видом игры закрывает,

Смеется она – и не видит, как этот негодник

Меж тем повернулся к другой и целует сладко,

А та от неожиданной радости вся трепещет

Да так и сияет лукавой нежной улыбкой.

(“Колесница Солнца”)

Такой двуплановой морали нужно побаиваться, знать и упреждать ее. С ней следует сжиться, она неизбежна.

Но в сообществе мы сталкиваемся, живя, еще и с нормативной кодексовой моралью. Вот ее-то амфиболичность будет пострашнее. И не дай Бог испытать на себе или попытаться кому-то противостоять, если такое идет «рукотворно» от нас, когда обе морали – случись так переплетутся воедино.

– Амбивалентная нравственность не просто «раздваивает» человека, но она убивает в нем основу всей последующей «человечности» подобно тому, как разорванная купюра дает лишь видимость двух бумажек, а на деле уничтожается ее возможность быть покупательным средством.

Послушаем на этот счет неравнодушного англичанина Герберта Спенсера (1820–1903):

“Альтруистические чувства возможны не иначе как на основании симпатии. Под симпатией следует разуметь способности воспроизводить в своем уме чужую душевную жизнь, чужие удовольствия и страдания, наблюдая внешние телесные проявления их и вспоминая свои аналогичные переживания. Развитие симпатических чувств задерживается, пока человеческие общества находятся во вражде друг с другом, не перешли еще к чисто промышленной организации, но сохраняют военный строй или переходный военно-промышленный строй. В таких обществах одновременно действуют два противоположных друг другу кодекса морали: один в отношении своих сограждан, другой в отношении к враждебному государству: “Ненавидь и губи своих собратьев-людей, раздается повеление в эту минуту; люби своих собратьев-людей и оказывай им всякую помощь, слышится новое повеление в следующую минуту. Пускай в ход все средства для обмана, говорит один кодекс; будь правдив и верен в слове и в деле, говорит другой кодекс” и т. д.”.

Расскажите человеку о том, как что-то есть или якобы бывает, будьте при этом назидательно подробны, исчерпывающе компетентными… можете быть спокойны: стерпеть любой уверенности или устает, или сотрется до слома.

Уж не знаю, какие такие цели преследовала известная американка, психотерапевт Джанетт Рейнуотер, но когда она в своей книге “Это в ваших силах” (1989) говорит о любви с позиции знающего эту беду человека, то результат получается совсем не в пользу “заболевших любовью”. Вряд ли ее читателям доведется теперь схватить за хвост птицу счастья. Судите сами:

“К сожалению, большинство людей, которых я встречала, спрашивали меня не о том, как научиться любить, а о том, как сделать, чтобы любили их. Но, дорогие мои читатели, у меня нет волшебного ответа на этот вопрос. Я не знаю никаких чудесных средств, которые заставили бы кого-то полюбить вас. И если вы считаете, что сможете найти такие средства, будьте осторожны. Результатом может быть не настоящая любовь, а преходящее влечение, желание обладать вашей красотой, вашим вниманием, вашим умением готовить, вашей сексуальностью, вашими способностями и вашим умом. И когда вы перестанете соответствовать его требованиям или ее ожиданиям, то с горечью обнаружите, что любимы не по-настоящему.

Любовь – цветок свободы. Если вы попытаетесь захватить или удержать ее, она погибнет, как цветок, срезанный и поставленный в вазу, или как бабочка, пойманная и приколотая булавкой.

Любовь нельзя схватить, если за ней гнаться.

Любовь расцветает, только когда отсутствуют требования.

Любовь исчезает, когда начинают сравнивать.

Любовь нельзя удержать или сохранить, как деньги, которые вы для обеспечения своего будущего держите на счету в банке.

Никакая страховая компания не даст вам гарантию сохранения любви.

Любовь – это совсем не то, что вы думаете”.

4. Закон “антирадикализма”

Два века назад в Англии вышло сочинение Эдмунда Берка “Размышление о французской революции”. Книга сразу же стала манифестом европейского консерватизма.

В ней отстаивался тезис, что никто-де не имеет права, даже из самых благих намерений, рушить государственные институты, созданные предыдущими поколениями. Никто и ни под каким предлогом! Усовершенствовать – ради Бога, но ни в коем случае не ломать, не крушить, ибо рухнувшие балки придавят не только совершивших сие непотребство (то бишь революцию), но и массу невинноголюда.

Да, радикализм привлекателен, энергичен, заводящ. Он не бывает стар, ему присуще горение. Но человек, люди, общество. Бойтесь безоглядного натиска радикалов. Их … ???.… Но разве далеко от огня до пожара? А, это значит, что быть пепелищу. Их призывы блестящи. Однако разве не блестит лед, на скользкой дороге которого нам суждено потерять равновесие? И упасть. И разбиться.

Мне нравится пафос одной из публикаций в газете «Труд». Ее автор – Руслан Киреев. Называется она “Исповедь консерватора”. Это хорошее пояснение к закону “антирадикализма”.

“Я убежден: нормальный человек в душе всегда консерватор. Он тянется к семье, к городишку, к горячим пирогам с капустой и, с любопытством присматриваясь к новому, прикидывая, нельзя ли чего позаимствовать (а почему и нет?), боится как огня крутых перемен. Но это нормальный человек, а таких у нас становится все меньше и меньше. Не мудрено! Трудно сохранить незамутненность духа, когда тебя тащат то на референдумы, то на митинги, то на ночную столичную площадь, запугивая страшными последствиями, если не придем, и суля лучезарное будущее, коли явимся.

И мы верим. Мы все живем под знаком ожидания перемен, наивно полагая, что это будут обязательно перемены к лучшему. С самоубийственной легкостью готовы радикально изменить свой образ жизни на прямо противоположный.

Но радикальные перемены не бывают к лучшему. Все радикальные перемены – только к худшему, последние несколько лет еще раз доказали это. А нам, дуракам, все мало.

Наши нынешние реформы любят сравнивать с операцией, причем с операцией без наркоза что, полагают, придает ей особый шик и размах. Но ведь даже самый смелый хирург, если только это действительно хирург, а не мясник, не станет без оглядки кромсать больного. Постарается сохранить все, что можно сохранить. А уж законы анатомии для него, само собой, священны. Любые же законы подлинные, рассчитанные на долголетие законы, а не впопыхах принятые решения – в основе своей консервативны. Они охраняют, они сохраняют; собственно, слово «консерватизм» происходит от латинского conserve , что означает: охраняю, сохраняю.

Консерватор, будьте уверены, никогда не возьмет в руки автомат, чтобы под дулом заставить соотечественника изменить образ мыслей. Консерватор никогда не станет покушаться на добро, нажитое праведным трудом, дабы раздать это самое добро тем, кто, зажмурив глаза, бежит от всякого труда. Консерватор никогда не пойдет свергать законно избранную власть, но никогда не станет и лебезить перед властью. Консерватор… Но стоп! Моя исповедь переходит, кажется, в проповедь, а это уже другой жанр. Хотя проповедь консерватизма, реабилитация самого этого слова, стирание с него комьев грязи, коей его остервенело забрасывают, – самое, быть может, насущное сейчас”.

Сейчас и всегда! Добавим мы.

6. Закон “базовой жесткости”

Речь идет об основном требовании к людям в рамках их главного дела. Требования, выражающем человеческую натуру. Требовании без исключений, для всех равноодинаковом при любых обстоятельствах. Требовании, решительно и без оглядки рвущем хилую паутину заграждений приторного “гуманизма”.

В качестве комментария к этому закону зададимся злободневным и все еще малораскрытым таким вопросом: что же именно недооценивали классики марксизма в современном им капиталистическом обществе, каким именно ресурсам, рычагам, источникам его саморазвития не придавали должного значения?

Из возможных ответов отдадим предпочтение мнению Юрия Буртина. Вот что он пишет (причем обратите внимание на отчеркнутое нами место в его рассуждениях):

“На первый взгляд это весьма мудреный вопрос, допускающий очень разные и лишь предположительные ответы.

Однако сдвоенный опыт семидесятилетнего параллельного существования социализма и капитализма позволяет отвечать на него столь же уверенно, сколь и однозначно. Достаточно самой элементарной логической операции: нужно просто-напросто выяснить, какие рычаги прогресса, в соответствии с представлениями Маркса и Ленина устраняемые, отключаемые социалистическим обществом, продолжают успешно действовать в условиях современного капитализма, затем, сравнив результаты развития обеих систем, посмотреть, какая из них оказалась в выигрыше, а какая внакладе, – вот вам ответ. Данный не кем-нибудь – самой историей.

Сегодня уже можно считать едва ли не общепризнанным, что таких главных рычагов, к крайней своей невыгоде утраченных “реальным социализмом”, – два. Первый из них – механизм конкуренции, вытекающий из рыночных отношений.

Коммунизм и рынок – это для Маркса и Энгельса абсолютно взаимоисключающие понятия. Товарному производству они не оставляют места уже на “первой фазе коммунистического общества”.

“В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства , – пишет Маркс, – производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство проСекрешы поведения людей дуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов… потому что теперь, в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путем, а непосредственно существует как составная часть совокупного труда “. И добавляет во избежание каких-либо недоразумений: “Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях: в экономическом, нравственном и умственном – сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло “.

Той же позиции придерживается, в том числе в советские годы до нэпа, и Ленин, “Свобода торговли, свобода обмена, – пишет он, – была сотни лет для миллионов людей величайшим заветом экономической мудрости, была самой прочной привычкой сотен и сотен миллионов людей. Эта свобода так же лжива насквозь, так же служит прикрытием капиталистического обмана, насилия, эксплуатации, как и другие свободы, провозглашенные и осуществленные буржуазией. Долой старые общественные связи, старые экономические отношения, старую «свободу» (подчиненного капиталу) труда, старые законы, старые привычки! Будем строить новое общество!”

Вроде бы все логично. Действительно, если с отменой частной собственности (а именно в этом и Маркс, и Ленин видели суть социалистической революции) все средства производства национализированы, стали предметом единой государственной собственности, то где же есть место рынку? Торговать с самим собой? Бессмыслица.

Работай, вноси свой труд в созидание общего достояния и получай из общественных кладовых то, нужно для твоей собственной жизни, на равных правах со всеми другими членами общества. А товарное производство, куплю-продажу, наемный труд, прибавочную стоимость, прибыль и пр., и пр. оставь прошлому, печальной предыстории человеческого общества.

Если бы это было так! Если бы реальный социалистический опыт подтвердил эти предположения, доказал, что социализм и в самом деле обладает способностью успешно вести хозяйство на внерыночной основе, – сколь многое вытекало бы отсюда! Ведь это означало бы, что с социализмом человечество действительно открыло как бы новую цивилизацию, не меньше, перенеслось в мир небывалых, безгранично раскрывшихся возможностей.

Увы, действительность продемонстрировала совсем иное.

Мало-помалу стал обнаруживаться тот чрезвычайной важности факт, что внерыночная экономика не умеет быть, по современным меркам, достаточно рациональной и динамичной. Есть два кардинальных вопроса, на которые она ни теоретически, ни на практике не находит сколько-нибудь удовлетворительного ответа:

– как добиться того, чтобы все работающие работали интенсивно и хорошо?

– как вообще сделать социалистическое народное хозяйство эффективным?

Что касается первого вопроса – о стимулировании труда, – то капитализм, как известно, успешно справляется с этой задачей с помощью конкуренции на рынке труда за работу, оплачиваемую по стоимости рабочей силы. (Речь здесь идет, понятно, лишь о базовом, определяющем принципе оплаты труда, допускающем достаточно широкую дифференциацию в границах его применения, дающую дополнительный стимулирующий факт.)

На протяжении XX века в развитых капиталистических странах стоимость рабочей силы неуклонно росла, и к настоящему времени она (в среднем) настолько высока, что ее дальнейший сколько-нибудь значительный рост уже “не по средствам” нашей планете с ее отнюдь не безграничными природными ресурсами, – дай Бог удержаться на достигнутом уровне и подтянуть к нему вровень жизни остальной части человечества. Но конкуренция на рынке труда – попрежнему закон жизни западного общества, и он с прежней, не знающей никакого снисхождения жестокостью (есть ли необходимость упоминать о безработице?) играет здесь свою стимулирующую (в переводе на русский язык – подхлестывающую) роль”.