Текст книги "Сказки долгой зимы (СИ)"
Автор книги: Павел Иевлев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
– Там кто-то ещё есть? – подозрительно спросил Ингвар, посмотрев на забеспокоившегося пса.
– Жуя жаба. Либеет. Бзде комодит.
– М-да, зря спросил. Ладно, пошли внутрь. Но учти, если это какая-то глупая засада, я вам не завидую, – Ингвар похлопал по автомату. – Ты, скорее всего, не знаешь, что это такое, но, поверь, палки вам не помогут.
Внутри темно, немного света попадает только через небольшое вытяжное окошко под закопчённым до черноты потолком.
– Ну и вонища… Ты что, прямо тут и гадишь, что ли?
– Не он, – сказал слабым женским голосом куль тряпья в углу. – Не могу выйти, ноги отнялись.
– Гав! Гав!
– Хватит, Мудень. Вряд ли она опасна. Что случилось?
– Со мной, или вообще?
– Вообще я немного в курсе.
– Я упала. Неудачно. Думала, отлежусь, но, видимо, сломала спину. А вчера мы остались без огня. Проспала, костёр погас, новый разжечь нечем. Каша ещё осталась, но нужен кипяток.
– Муда пятить! – сказал мужчина с чувством.
– Чего пятить? – удивился Ингвар.
– Воду кипятить, – пояснила женщина. – В последнее время у Еноша начались нарушения речи. Я не знаю, в чём дело. После того, как упала, долго лежала на земле, не могла встать. Он был на охоте, а когда вернулся, прошло уже почти полсуток. Я простыла и свалилась с пневмонией. Неделю провела без памяти, очнулась – а он уже говорит так. Я почти научилась его понимать. Енош не сумасшедший, просто произносит не те слова, что хотел, и сам этого не замечает. Ему кажется, что это я ополоумела и перестала разбирать человеческую речь. У вас есть спички? Мы очень голодны и замёрзли. Каша у нас своя, нам бы только разжечь костёр.
– Вы всё это время грелись тут костром?
– Ну да, – удивилась женщина, – парового отопления больше нет.
– Вокруг горы кирпича, а вы даже элементарную печку не сложили?
– Я знаю, что такое печь, но никогда её не видела.
– Вот, Мудень, – вздохнул Ингвар, – и всё у них так. А ты сомневался, что община во мне нуждается.
– Гав!
– Вот тебе и «гав». Ладно, спички у меня есть, для начала сойдёт и костёр. Эй, как там тебя, Енош? Тащи дрова. Ну и снегу в котелок натрамбуй, заварим каши. Какой у вас вкус? Зипотервии? Хм… Что-то новенькое. Давай её сюда. Со своей стороны могу предложить нирипарию. Это как гречка с мёдом, политая отработкой. Съедобно, в общем.
Когда вода вскипела, каша запарилась и все (включая пса) поели, Ингвар спросил женщину:
– Какие у вас планы?
– У меня? – она как будто сильно удивилась.
– Спросил бы Еноша, но вряд ли пойму ответ.
– Я умираю, какие у меня могут быть планы?
– Э… Неожиданно.
– Я врач. Поверьте, я разбираюсь. У меня тяжёлые поражения лёгких, дышу одними верхушками… – она тяжело закашлялась, приложила руку ко рту и показала брызги крови на ладони. – Кроме того, я застудила почки. И это кроме паралича нижней части тела. На ступнях началась гангрена от обморожений, поэтому такой запах. Я не чувствую ног и не сразу заметила. Думаю, три-четыре дня максимум.
– Уверены? А если погрузить вас на сани и доставить в тепло? В нескольких днях пути большая община, они заселили бывший тоннель в горе, у них есть врач. Я как раз иду туда.
– Меня вряд ли спасли бы даже в больнице до Катастрофы, время уже упущено. И я всё равно не перенесу дороги. Лучше отмучаюсь здесь.
– А ты, Енош, что скажешь?
– Добавлюсь к иной, – решительно сказал мужчина.
– На его языке это значит «останусь с женой», – пояснила женщина. – Я пыталась уговорить уйти, он не хочет. Мы не женаты на самом деле, встретились уже после Катастрофы, но Енош упрямый.
– Этот ваш чёртов фатализм… – сказал с досадой Ингвар. – «Ешьте меня мухи с комарами». Понимаешь, Мудень? Они все такие – не будут бороться, лягут и сдохнут.
– Гав!
– Я не поняла вас…
– Неважно. Эй, ты, бормотун-путаник! Нужны кирпичи. Много. По возможности отдельные и не сильно битые. Ну и глина, если есть. Если нет – ничего, сложим насухую, даже примитивный очаг лучше костра. Ты меня понимаешь, или мне тоже надо по-твоему буробить?
Мужчина кивнул и вышел.
– Он всё понимает, проблема только с речью, – сказала женщина. – И мне кажется, как бы слегка… отупел, что ли? Но, если честно, Енош никогда не был особо умным. До Катастрофы работал грузчиком. Но он неплохой человек, с ним было… надёжно, пожалуй. Сейчас мне кажется, что он перестал понимать отвлечённые понятия, как будто в голове сломалась не только речь. Но я и сама не в лучшей форме для диагностики. Вы хотите сложить печь?
– Самую простую.
– Зачем?
– Станет гораздо теплее и дым не будет провоцировать кашель.
– Нет, зачем вам тратить силы и время? У нас нет ничего, кроме каши. Но её и так везде полно.
– Это не займёт много времени, а вы умрёте в относительном комфорте. Это немного, но больше я ничем помочь не могу.
– Неужели Енош встретил в пустошах хорошего человека? – засмеялась женщина тихо.
Смех перешёл в мучительный кашель, который долго не прекращался, из угла рта побежала струйка крови.
– Я не хороший человек, – ответил Ингвар серьёзно, когда она справилась с приступом. – Моя биография почти полностью состоит из дурных поступков, хреновых решений, дурацких выборов и идиотских ошибок. Поэтому, когда я вижу простую очевидную возможность поступить не как мудак, я ей пользуюсь. Просто для разнообразия. О, вот и кирпичи! Верю, что он работал грузчиком, я бы такой мешок строймусора не упёр… Эй, Енош, вываливай тут и тащи ещё. Как минимум надо три раза по столько. Лучше больше. Если попадётся труба – да хоть водосточная, – тоже волоки. Без нормального раствора её из кирпичей не сложить. А я пока начну строить. Глина есть? А чего так мало? Ладно, давай что есть, сейчас замочу в ведре. Хотя бы самые крупные щели промажу.
* * *
Когда на улице стемнело, в печке уже горит огонь.
– Кривая, как жизнь моя, – признал самокритично Ингвар, – И дымит. Но я не настоящий печник, да и материал так себе. Смотри, Енош, завтра наковыряешь ещё глины, размочишь и залепишь тут, тут и тут. Доступно?
– А где рыбой. Остро ли гребя не вынимаете.
– Он говорит, что не тупой, просто вы его не понимаете, – пояснила женщина.
Она лежит возле самой печки, прислонившись спиной к горячим кирпичам.
– Как самочувствие? – спросил её Ингвар.
– Мне тепло. Я не голодна. Рядом со мной приятные люди…
– Гав!
– … И симпатичный пёс, прости. Это уже больше того, чем могут похвастаться большинство людей сейчас. Спасибо, что помогли нам.
– Это было несложно. Если бы вы проявили чуть больше активности и целеустремлённости, то могли бы не доводить дело до такой жопы.
– Для целеустремлённости нужна цель, – возразила женщина, – а мы просто доживаем, кто как может. Этот мир погиб, теперь наша очередь. Разве вы с этим не согласны?
– Да ни фига. Вы… Кстати, мы даже не представились. Как вас зовут?
– Невена.
– Очень приятно. Я Ингвар, а он Мудень.
– Гав!
– Сраные времена! – сказал Енош.
– О, на этот раз в точку!
– Он говорит: «Странные имена», – пояснила женщина.
– Какие есть. Так вот, Невена. Если бы я упал и сломал спину, я бы полз, цепляясь зубами, туда, где есть врач. Может быть, он бы мне не помог. Может быть, я бы сдох по дороге. Но я бы не прекращал пытаться до последней минуты, а не лежал и не ждал смерти.
– Зачем?
– Что «зачем»?
– Зачем мучить себя и других? Разве жизнь так ценна? Вы настолько ей дорожите? Сами говорили, что видите свой жизненный путь как сумму ошибок, но всё равно готовы ползти по нему, цепляясь зубами? Какой в этом смысл?
– Я никогда не сдаюсь. Вот и всё.
– Мне кажется, мы вряд ли поймём друг друга, – вздохнула Невена. – Но я благодарна за помощь. Вы же останетесь до утра? Уже стемнело, снаружи ветер и мороз.
– Да, в такую погоду и собаку на улицу не выгонишь.
– Гав!
– Именно, Мудень, мы остаёмся.
* * *
Пол в сарае застелен досками, печка даёт достаточно тепла, и, если не обращать внимания на запах, то почти уютно.
– Лучшая наша ночёвка за последние дни, да, Мудень? – сказал Ингвар, раскатывая спальный мешок. – Не то, что под кустом в метель.
– Букато дребёте? Чимза? – спросил Енош.
– Вы идёте в какое-то конкретное место? – перевела Невена. – Мы давно не встречали никого, кто куда-то бы шёл. Все, кто до сих пор жив, сидят по норам. В основном в одиночку, после приступов агрессии люди перестали доверять друг другу.
– Да. Если идти вдоль бывшей железки, то она упрётся в обрушившийся тоннель, идущий сквозь гору. В его технических коридорах поселилась небольшая община. Благодаря темноте и осторожности они более-менее благополучно пережили синдром агрессии, а ещё им повезло – наткнулись на старое Убежище. Там есть источник энергии. Живи и радуйся, в общем. Точно не хотите попробовать туда добраться?
– Нет, я останусь здесь, но спасибо за предложение. И за печку. А зачем вы покинули такое прекрасное место?
– В поисках мест ещё лучше, разумеется, – засмеялся Ингвар. – У меня вообще огроменное шило в заднице.
– Шило?
– Просто такое выражение. Человек, который не может усидеть на одном месте.
– Да, я догадалась. Судя по тому, что возвращаетесь, мест получше не нашлось?
– Долгая история, – вздохнул Ингвар. – Сам не вполне уверен в своих мотивах. Вкратце – несу дурные вести.
– Ещё более дурные? – удивилась Невена.
– Представьте себе. Эта зима не кончится в марте. Она будет не только холодной, но и очень долгой.
– Насколько?
– Может, год. Может, два. Не знаю. Но определённо куда дольше, чем все рассчитывают. Я решил, что попробую донести эту информацию до максимального количества выживших, чтобы их не подвело неверное планирование. Ставка на сельское хозяйство в ближайшее время не сыграет, засеять по весне поля и огороды не получится, и те, кто строит планы на этом, не выживут.
– Я думаю, – мягко сказала женщина, – что никто не выживет. Род людской пресёкся окончательно. Вы обманываете себя, Ингвар. Если вам так легче, продолжайте бежать и суетиться. Делать вид, что можете что-то изменить. Ну а мы встретим неизбежную судьбу с достоинством.
– Глупости, Невена. Все люди однажды умрут, и каждый это знает лет так с пяти. И что, сразу с детства бросать суетиться, складывать лапки и «ждать смерти с достоинством»?
– Я же говорила, – вздохнула женщина, – мы вряд ли поймём друг друга. Знаете, Ингвар, до Катастрофы люди вашего образа мысли считались потенциальными источниками проблем и ставились на негласный учёт. Это входило в обязанности медиков, поэтому я в курсе.
– А потом их свозили в коррекционные центры и запирали там, ага.
– Где-то слышали? Или испытали на себе?
– Не ваше дело.
– Не моё, вы правы. Но знаете, что я вам скажу? Уверена, что причина Катастрофы как раз в таких вот гражданах с активной жизненной позицией. Не досмотрели, пропустили, сделали исключение – и вот результат.
– А может, дело как раз в том, что ваше чёртово инфантильное общество с промытыми мозгами, помороженными эмоциями и кастрированной активностью оказалось неспособно справиться с малейшим форс-мажором?
– Наше общество? Себя вы к нему не причисляете? Я угадала насчёт коррекционной терапии, признайтесь!
– Не ваше дело!
– Катите спориться! – сказал нервно Енош. – Срать дыра!
– Мы не ссоримся, дорогой, – ответила ему женщина. – Но ты прав, пора спать.
* * *
Утром Ингвара разбудил пёс, который внезапно взвыл прямо над ухом.
– Ты чего? – недовольно спросил мужчина, поднимаясь. – До ветру припёрло, что ли? Никак не потерпеть?
– Невена умерла ночью, – неожиданно правильно сказал Енош.
Он сидит в углу, держа тело женщины за руку.
– Соболезную.
– Я тупил змеёй. Банан плыла трюмной, не про кто я. Лак терпеть пить?
– Ничего не понял, но сочувствую. Давай, помогу похоронить. Лопата есть?
* * *
– Какие планы, – спросил Ингвар, когда они постояли, помолчав, у свежей могилы.
Выкопать её было непросто: землю пришлось отогревать костром, и даже сменяясь по очереди, потратили полдня.
Енош молча помотал головой.
– Это значит, никаких?
Мужчина кивнул.
– Может, двинешь со мной? Думаю, лишние руки общине пригодятся.
– Какаду лебеда.
– Э… Не пойдёшь никуда, что ли?
Утвердительный кивок.
– Копанусь есть. Дуду крыть сардин.
– Ну, как знаешь. Удачи с сардинами. Я давно уже не гуру, и учить людей, как им жить, завязал. Кстати, курить и то было легче бросить, так что немного горжусь этим успехом. Следи за печкой, подмазывай, где высыпается, а то развалится нафиг. Эй, Мудень!
– Гав!
– Пошли, надо до темноты хотя бы километров десять протопать. Давай, давай, санки сами себя не утащат!
* * *
– Приятель, это конец нашего пути, – сказал Ингвар, остановившись перед ржавой железной дверью. – Отсюда я вышел, сюда и вернулся. Судя по расчищенному снегу, этим выходом пользуются, так что… Блин, закрыто. Логично, чёрный ход и должен быть заперт. Надеюсь, кто-нибудь услышит, а то тащиться к тоннелю сил уже нет. Этот переход дался мне тяжело, я уже не так молод.
Мужчина несколько раз грохнул в железную дверь прикладом.
– Открывай, Сова, Медведь пришёл!
Открыли им нескоро. Ингвар стучал, орал, снова стучал. В конце концов развёл костёр, вскипятил воды, поел, покормил пса и продолжил. Когда заскрежетали запоры, сказал:
– Вот видишь, методичность и упёртость обычно срабатывают.
– Ингвар, – сказала красивая светловолосая женщина с младенцем на руках, – вы вернулись…
– Привет, Милана. Этого лохматого товарища зовут Мудень, и он, в принципе, неплохой парень для одичавшей собаки с Пустошей. Уже почти не пытается никого съесть. Привет, Юльча! А ты подросла! Мамке тебя уже, поди, тяжело таскать. И уже не такая лысая. Помнишь дядю Ингвара? Ничего, вспомнишь! У меня для тебе ещё куча нерассказанных сказок!
– Ингвар… – поморщилась женщина. – Послушайте…
– Ты как-то не сильно рада, или мне кажется?
– Простите, мы долго думали, открывать ли дверь.
– Даже так?
– От вас много… суеты. Тут уже сложился определённый уклад, баланс интересов, своего рода иерархия, а вы всегда как камень в болото. Вас старались побыстрее забыть.
– И ты, Милана? Что насчёт тебя? Ты тоже не рада?
– Видите ли, Ингвар, вы не обещали, что вернётесь. Прошло несколько месяцев, одной жить тяжело… Это Деян.
Из-за её спины выступил невысокий и очень молодой мужчина.
– Он хороший, а Юльче нужен отец…
– А. Ну, да. Глупо вышло, чёрт побери.
– Но вы же не ради меня вернулись, да? Не может же быть…
– Я-то? Ну… Давай считать, что нет. Не из-за тебя. Просто так вышло. Ну и немножко ради Юльчи. Привет, Деян, надеюсь, ты станешь ей хорошим отцом.
– Мято куя трещина! – решительно сказал парень. – Достань вот бельё! Бут бебе не градом! Обшаривай докуда заплёл!
– Да вы что, сговорились все, что ли?
Глава 3
Три медведя
– Что вы смотрите на меня, как солдат на вошь? – спросил Ингвар собравшихся. – Я тоже от вас не в восторге, но, чёрт побери, терплю как-то.
– Жыр лопать мышли дубак, – сказал мужчина в костюме, сидящий во главе стола для совещаний в командном пункте бункера.
– И что? Мудень, как по мне, поумнее некоторых тут присутствующих. И не такой мудень.
– Гав!
– Да, приятель, спасибо за поддержку. Мы учтём твой голос. Итак, зачем вы меня позвали?
– Бобы катаем, гадом раскудрить покупатель. Какать тебе уездно. Жаб половится в луже. Газ посрали жлобы отсосить воняться петтинг.
– Пришла шифровка из генштаба,
«двенадцать, жопа, карандаш».
По лицам генералов видно,
В ней «жопа» главное из слов… —
задумчиво процитировал Ингвар. – Скажите, Йована, мне кажется, или у него даже афазия становится агрессивной, когда он обращается ко мне? – спросил Ингвар у пожилой женщины в медицинском халате.
– Горчин слегка раздражён, – ответила та дипломатично. – Ситуация развивается не лучшим образом. Мы благодарны вам, Ингвар, за ваш вклад в жизнь общины, но некоторые считают, что вы получаете слишком много привилегий и не вписываетесь в коллектив. И не хотите в него вписываться.
– Привилегии – это держать собаку?
– В том числе. А ещё вы отказываетесь согласовывать содержание ваших передач…
– Слон гребёт какой-то плед! – заявил один из собравшихся.
– Я несу бред? Ты себя послушай, Отмич! – возмутился Ингвар. – О боже… Знаете, что меня больше всего в этом пугает, Йована? Что я иногда начинаю их понимать!
– Это не так сложно, и если бы вы уделяли больше внимания другим членам сообщества…
– Когда я слышу про «внимание»
и про «наш дружный коллектив»,
то сразу прямо так и тянет
послать вас всех ко всем чертям! —
объявил Ингвар. – Меня вон Неман в Кареград давно сманивает. Его не парит, что я с собакой, и что на дух не переношу мудаков.
– Гав!
– Нет, не тебя. Ты хороший пёсик.
– Срано говняете в балду? – возмутился председатель собрания.
– Не будем уточнять, кого я имею в виду. Йована, вы не знаете случайно, почему афазия поражает преимущественно мужчин?
– В этом нет никакой тайны. У женщин речевые центры распределены по двум полушариям мозга, тогда как у мужчин они преимущественно находятся в левом. Кроме того, в языковых центрах головного мозга у женщин на семнадцать процентов больше нейронов. А то, что мы их всё равно понимаем, связано с тем, что женщины в первую очередь считывают интонацию и мимику собеседника, а вы слушаете только слова.
– Тогда расскажите мне, какая ещё гениальная идея пришла в голову председателю вашего недоколхоза. После того, как он попытался отобрать у меня оружие, я уже ничему не удивлюсь. Я бы давно ушёл к Неману, но тут передатчик мощнее.
– Я, свежим дрочим, лезть жужжу! – обиделся Горчин. – Где гады варить в летнем яйце! А наружное ползёт к засилию.
– Оружие не ведёт к насилию. К нему ведёт безнаказанность. Если бы вы хоть раз не зассали высунуть нос из своих проперженных подземелий, то быстро бы в этом убедились. Впрочем, из хомячков не воспитать даже крыс, не говоря уже о хорьках, так что продолжайте надеяться на запертые двери. К моему стволу ручонки тянуть не пытайтесь, а то кто-нибудь снова получит прикладом в дышло. Если мы закончили с этим вопросом, то давайте вернёмся к тому, ради чего мы тут собрались. Кстати, что это?
– Я расскажу, Горан, можно? – мягко спросила Йована. – Вы меня поправите если что. Так меньше вероятность недопонимания.
– Палите кого мочите, – отмахнулся раздражённо председатель.
– Спасибо. Итак, мы приняли решение восстановить работу излучающей башни.
– Стоп, – озадаченно почесал затылок Ингвар, – так она же при Катастрофе с горы навернулась. Остались от козлика рожки да ножки.
– Причём тут козлик?
– Неважно. Один чёрт там чинить нечего, кучка мусора под снегом.
– Речь о другом излучателе. Он находится дальше, но, если его развернуть в нашу сторону, то должен добивать. Главное, он исправен.
– И как вы это узнали, боюсь спросить? Неужели кто-то осмелился подышать свежим воздухом?
– Нет, но мы… В общем, уверены в этом. Деян сказал, что повреждения незначительны, их можно устранить на месте.
– Ах, Деян…
– Я знаю, что он вам не нравится, Ингвар, но вам никто не нравится. Тем не менее, паренёк хороший специалист и разбирается в радиотехнике. Ваше вещание в Пустоши это подтверждает.
– Допустим. Но зачем вообще нужен излучатель? Надело жить с непромытым мозгом?
– Я совершенно уверена, что афазия – это очередное следствие их отключения при Катастрофе. Так же, как синдром дистанционной агрессии. Но, если агрорадиус постепенно сошёл на нет, то процесс деградации речевой зоны набирает силу. Заметьте, в тех анклавах, где сохранилась работа излучающих башен, проблемы нет.
– Да, – признал Ингвар, – у Немана страдают только те, кто долго живёт за периметром. Он устраивает сложную ротацию, чтобы избежать накопления симптомов, но возникает другая проблема – они так и не победили агрорадиус. То есть никто из жителей Кареграда не может надолго покинуть город, у него кукуха вылетит, а те, кто поселились в пригороде, за пределами действия башни теряют речь. Неман их тасует туда-сюда, но такие перепады сами по себе раскачивают крышу так, что боже мой. Может, чёрт с ней, с афазией? Даже я иногда их понимаю, как-то договариваемся…
– Собаки, кстати, понимают
гораздо более людей.
И потому дружок мой Мудень
глядит на вас, как на говно, —
добавил Ингвар.
– Гав!
– Ингвар, неужели вы не можете не хамить?
– Могу. Но не хочу. Вы собираетесь опять вставить себе в башку клизму, что полностью лишает меня последней веры в принадлежность людей к разумным видам. Последствия прошлого раза пережили, мягко говоря, не все.
– Поймите, у нас просто нет выбора! Вы не включены в жизнь общины и не видите, что происходит. Нарушения мозговой активности прогрессируют и уже затрагивают не только речевую зону. Я регулярно провожу тесты на когнитивные способности, и динамика пугает – результаты хуже раз от раза.
– Вам ещё есть куда тупеть?
– Я слышу в ваших словах сарказм, но это, увы, медицинский факт. Вы ведь знаете, что люди, которые постоянно слышат правильную человеческую речь, подвержены афазии меньше, чем те, кто этого лишён?
– Разумеется, – кивнул Ингвар, – иначе какого чёрта я бы разорялся в микрофон, а Неман раздавал бродягам приёмники? Те, кто не слушает радио, уже миновали период афазии и разучились как говорить, так и понимать слова. Все, кто выживал в одиночку, превратились в бессмысленных немых придурков.
– Именно! Их когнитивные функции критически пострадали!
– Что тут скажешь? Слушайте радио!
– Это, к сожалению, не панацея. Процесс замедляется, но не останавливается. У тех, кто родился и вырос до Катастрофы, мозг привык к постоянному фактору излучения, и его отсутствие вызвало тяжёлый синдром отмены. Мы надеялись, что постепенно привыкнем, приспособимся, ведь агрессию удалось преодолеть, но похоже, что это не так. Мозг, развившийся и сформировавшийся в поле излучения, не может полноценно функционировать без него. Начинается разрушение нейронных связей. Почему-то с левополушарной речевой зоны, но, к сожалению, очевидно, что это только начало. Да, излучение имеет свои минусы, не зря его держали в секрете, но либо мы восстановим излучатель, либо впадём в когнитивный ступор.
* * *
– Порой мне кажется, что люди
все вымерли давным-давно,
кругом сплошные долбоёбы,
а я их лидер, царь и вождь… —
пожаловался Ингвар псу, когда совещание закончилось и они вышли погулять на смотровую площадку.
– Гав! – радостно откликнулся тот и взрыл лапами снег, приглашая человека играть.
– Тебе только гав, а мне что делать?
– Гав-гав!
– Ладно, лови палку. Хороший пёсик! Молодец!
– Гав!
– Самое смешное, что они меня терпеть не могут. За то, что я не лезу в их смешную иерархию. Не хочу в их дурацкий Совет и не слушаюсь его. За то, что делаю то, что считаю нужным, ни у кого не спрашивая разрешения. За то, что не боюсь оружия и могу дать в рыло. За то, что не подвержен афазии. А больше всего за то, что чужой. Они не знают этого точно, но чувствуют – я не такой, как они. Не отсюда. Мне тут не место. И знаешь что, Мудень?
– Гав!
– Они, чёрт меня дери, правы. Дурак я был, что вернулся.
– Гав! Гав!
– Опять палку? Как тебе это не надоедает?
– Гав!
– Лови!
* * *
– Недавно в Пустошах холодных
кого-то кто-то где-то съел,
но мы подробностей не знаем,
и новость эта так себе… —
выразительно проговорил Ингвар в микрофон. – Новостная повестка, мои воображаемые радиослушатели, сегодня примерно такая же, как вчера, позавчера и поза-позавчера. То есть что бы ни происходило, мы понятия об этом не имеем. Даже будь у нас какие-то корреспонденты, они бы ничего не смогли рассказать из-за синдрома афазии, массово накрывающего всех, кто долго находится в Пустошах. Те, кто озябли там по подвалам, сначала начинают заговариваться, потом замолкают, а после и вовсе окукливаются. «Когнитивный коллапс» называется по-научному. Сидят как грибы в навозе и ничего вообще не делают. Хватает их ровно на то, чтобы обломки досок в руинах собирать, костёр поддерживать, снег топить и кашу варить. Пока не придут людоеды, у которых почему-то таких проблем с мотивацией нету. Наверное, белковая диета способствует. Кто бы мог подумать, что остатки человечества поделятся на хищников и еду вот так буквально? Если не хотите стать кормом для одичавших сородичей, слушайте радио! Нет, это не реклама, а медицинский факт: если у вас есть приёмник, то ваши шансы остаться в сознании резко возрастают. Бесчеловечные опыты… Без обид, Неман, но с медицинской этикой ваши штудии не очень совпадают.…В общем, эксперименты показали, что прослушивание моего бреда отчего-то сильно замедляет процесс деградации. Речь портится не так быстро, а до окончательного коматоза дело и вовсе не доходит. Вот такой я полезный тип, да. Сам себя не похвалишь никто же не догадается! Так что, если вы не планируете карьеру людоеда и не хотите сами стать едой, слушайте радио. Ищите в развалинах транзисторные приёмники, они как раз вошли в моду перед Катастрофой, собирайте батарейки, в холоде они неплохо сохраняются, мастерите детекторные, которым батарейки не нужны. Чуть позже я ещё раз зачитаю инструкцию, как это правильно делать.
А сейчас – музыка! В нашем вечернем эфире прозвучит вокально-инструментальная композиция «Этот стон у нас песней зовётся» с пластинки номер три. Название условное, но очень подходящее, в чём вы сейчас и убедитесь…
* * *
– Вот у Юльчи медвежонок,
жёлтый и пушистый,
Юльча маленький ребёнок,
но весьма ершистый… —
Ингвар погладил девочку по тонким золотистым волосикам.
– Двед! – гордо сказала Юльча, поднимая с пола мягкую игрушку и протягивая её мужчине.
– Превед, медвед!
– Двед!
– Хочешь сказку про трёх медведей?
– Аку!
– Хорошо, слушай. Одна маленькая девочка, которую звали… ну, допустим, Юльчей. Почему нет? Не одним же Машенькам и Настенькам в сказках быть? Юльчи ничуть не хуже. Некоторые так точно. Так вот, пошла эта Юльча в лес гулять. Такая была гулёна – спасу нет, прям как некоторые девочки, которые ходить ещё толком не научились, а уже так и норовят утопать из комнаты на поиски приключений. Вот и та Юльча была девчушка с активной жизненной позицией и маленьким, но острым шильцем в попке. Да, здесь, точно. Решила гулять – и погуляла себе в чащу, как так и надо.
Ингвар взял карандаш, лист желтоватой бумаги и быстрыми штрихами сделал набросок.
– Вот видишь, совсем как ты, такое же делопутало, только постарше. Ты ещё так бодро топать не умеешь, но как только научишься – тут-то всем станет некогда… Итак, Юльча чешет по лесу. Может, мама ей забыла сказать, что детям там делать нечего, а может, Юльча её не послушала, но убрела она далеко-далеко, устала и проголодалась. И тут видит – на полянке избушка. Это домик такой, из дерева. Вот, смотри, примерно так выглядит…
– Юльча шасть – а дверь-то не заперта! Приличная девочка, конечно, три раза подумала бы, прежде чем входить в чужой дом без приглашения, но не такова была наша Юльча! «Вижу цель, не вижу препятствий!» – в точности как одна моя знакомая девица, которая пытается сейчас отнять у меня карандаш. Нет, не дам, он острый, поранишься ещё. Давай я тебе лучше медведя нарисую.
– Двед!
– Он самый. Да погоди, дай закончить! Слушай пока, что дальше было. Заходит Юльча в избушку и первым делом сразу куда? Конечно, на кухню. Смотрит – а стол-то накрыт! Более осторожную или менее голодную девочку это навело бы на мысль, что она тут как бы не совсем одна, но мы уже знаем, что та Юльча, из сказки, была очень решительная. Увидев на столе три миски (одну большую, другую поменьше, а третью совсем маленькую), она тут же ложку хвать! Та Юльча отлично умела есть ложкой, как большая, и даже почти никогда не мазала себе кашу на голову. Села она на большой стул, взяла большую ложку, хлебанула из большой миски – здорова ложка, в ротик не лезет. Пересела на стул поменьше, взяла ложку поскромнее, хлебась – а всё равно великовата. Ну и на вкус каша так себе: солёная, с перцем, взрослая, в общем. А что в стакане было налито, я тебе тем более не скажу. Тебе такое пробовать рано. Тогда села она на самый маленький стульчик, взяла самую маленькую ложку, и давай наворачивать из самой маленькой миски! Так всё и слопала. А как наелась – принялась на стуле раскачиваться, из чистого уже хулиганства. Напробовалась из взрослых стаканов, наверное. И до того Юльча расшалилась, что грохнулась и стул сломала. Встала, попу ушибленную почесала и поняла, что спать охота.
– Пать?
– Да, спать. Ты ещё не хочешь? Нет? Ну ладно, продолжаю тогда. Пошла Юльча в спальню, а там три кровати – большая, поменьше и маленькая. Залезла в большую – слишком просторно, запрыгнула в следующую – тоже как-то не так. А вот как заползла в маленькую, так сразу и задрыхла, сопя в две дырочки. Вот тут-то хозяева и вернулись. И были это три медведа!
– Двед?
– Именно! Медвед-папа, медвед-мама и медвежонок их. Вот, смотри, какие! – Ингвар показал ребёнку картинку.
– Двед! Двед! Двед! – девочка ткнула пальцем в каждого из медведей по очереди.
– Да, три медведа, точно. Не знаю, куда их понесло от накрытого стола, может, в магазин бегали за вод… за молоком, но вот они вернулись и сразу за стол. «Кто сидел на моём стуле, кто жрал из моей миски и стакан ополовинил?» – возмутился папа-медвед. «Кто сидел на моём стуле, ел мою низкокалорийную диетическую еду и ложку немытую на стол бросил?» – сердится меведуха-мама. «Кто слопал всю мою сладенькую кашку, компотик выпил и стул сломал?» – разрыдался медвежонок. Ты бы так ни за что не поступила, конечно, а вот та Юльча совсем не подумала, каково будет тем, кого она объела и кому мебель попортила. В общем, идут медведы в спальню, а там новые беды. «Кто валялся в моей кровати и журнальчик срамной из-под подушки вытащил?» – злится папа-медвед. «Кто покрывала скомкал и в обуви на простыне валялся?» – кричит мама-медведуха. «А я, кажется, знаю кто! – сообщает им медвежонок. – Гляньте, чего у меня в кровати завелось!» Смотрят медведы, чешут мохнатые бошки: мелочь какая-то спит, да так крепко, что крики не разбудили. Принюхался медвед-папа и понял, куда его вечерние полстакана делись. «Мама, папа, – интересуется медвежонок, – а можно я её себе оставлю? Буду кормить, вычёсывать, выгуливать…» «Мал ещё», – отвечает медведуха смущённо. «Жрёт она многовато, – отметил медвед. – И пьёт не по возрасту». Хотели медведы Юльчу сожрать, но посмотрели, какая она красивая да пригожая… Да, почти как ты. Особенно, когда спишь. Спать не пора? Нет? А по-моему, глазки тут у кого-то закрываются… Ну, в общем, не поднялась у них лапа на такую симпатичную девчонку. Отнесли её, спящую, в деревню, отдали маме, велели получше следить и построже воспитывать. Давай-ка я тебя в кроватку отнесу, егоза…
– Мы рассказали Юльче сказку,
нарисовали медведов,
потом нарисовалась мама
и нафиг всех разогнала, —
сказал тихо Ингвар, положив засыпающего ребёнка в кровать. – Не заметил тебя, Милана. Давно стоишь?
