Текст книги "Сказки долгой зимы (СИ)"
Автор книги: Павел Иевлев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
– Вот оно что, – сказала Лиарна. – Это ключ-карта портальной установки, в ней нечто вроде маркера. У альтери такие видела. С Изнанки можно выйти прямо к нему.
– Получается, это всё же корректоры?
– Женщина была им раньше, – неохотно признала девушка. – Та ещё тварь. Это она… В общем, из-за неё я оказалась с этими штуками в голове.
– Ты хоть попала?
– Одного из двух мужчин наповал. А вот её так просто не убьёшь, так что она вернётся. И очень злая.
– Если гости наводятся на эту штуку, – Ингвар покрутил устройство в руке, – может, её просто выкинуть? Нам, как я понимаю, конкуренты не нужны.
– Без ключа вам не обойтись, – сказал Драган.
– А если его… не знаю… в фольгу завернуть?
– Экранировать маркеры невозможно, они связаны с фракталом, – мрачно сказала Лиарна. – Те, кто способен видеть, найдут. Где угодно. Единственный способ – всё время двигаться, чтобы на него было сложнее навестись.
– Завтра с утра этим займёмся.
* * *
– Что, Лысая, – говорит Ингвар, массируя девушке голову, – речь пришла и ушла, а мигрень осталась? Ладно, сейчас станет полегче. Чем тебе ещё помочь, бедолага? Сказку? Только небольшую, ладно? И так полночи по полям пробегали. Надо хотя бы немного выспаться. Чего бы такого… О, вот, сказка «Кот, дрозд и петух». Короткая и тупая, но поучительная. Сказки они такие, чем тупее и нелогичнее, тем наглядней мораль.
Итак, жили-были… кто? Правильно, Кот, Дрозд и Петух. Зачем эта странная троица жила вместе? Что привело их к образованию такой противоестественной ячейки общества? Мы не знаем. Так сложилось. Кот и Дрозд каждый день ходили за дровами в лес, а Петух оставался дома один. Почему за дровами надо ходить каждый день, что мешает натаскать их в запас? Возможно, дело в том, что топливо добывал Дрозд, птичка крошечная, а не Петух, который крупнее его раз в восемь. Причины такого нерационального поведения не рассматриваются. Так уж у них сложились семейные обязанности.
Кот и Дрозд, собираясь с утра в лес, говорят Петуху:
– Петя, сиди в доме! Придёт Лиса – клювом не щёлкай, сожрёт и не подавится!
Видимо, Петух в этой сказке либо полный дебил (что как раз объясняет, почему ему даже сбор валежника нельзя доверить), либо является собирательным образом ребёнка, которого взрослые оставляют одного, уходя на работу. В этом случае непонятно, почему он «петух», то есть птица взрослая, а не цыплёнок. Кот и Дрозд, соответственно, представляют собой коллективный портрет не слишком сообразительных родителей, которые отчего-то уверены, что их ребёнок будет поступать, как они велели, а не противоположным образом. Словно сами никогда не были детьми.
Как только Кот и Дрозд в лес, тут же под окно Лиса.
– Эй, пацан, глядани в окошко,
я тебе принесла немножко,
первая доза горошка бесплатно,
давай, не ссы, будет приятно!
Петух, услышав про халяву, башку в окно высунул, Лиса его схватила и потащила. Он давай орать:
– Несёт меня Лиса
в далёкие леса,
Зачем туда несёт?
Наверное, сожрёт!
Орал он так, что Кот и Дрозд услышали, вышли на перехват и отбили придурка. Да-да, дрозд – мелкая пичужка, у котиков лапки, а лиса – крупный хищник, но это же сказка! Дрова они так-то тоже обычно не рубят. В книжке из бабулиного сундука эта парочка, помнится, так с топорами везде и ходила. Творческий гений иллюстратора изобразил их скорее лесными варнаками, чем милыми зверушками, так что вопрос, почему Лиса предпочла с этими отморозками не связываться, у ребёнка не возникал.
Вернули Петуха назад и сказали:
– Ты что, вообще дурачок? Тебе же сказали – сиди дома, клюв завали, в окно не суйся. Имей в виду, завтра дальше уйдём, так что ты уж не будь хоть раз лохом, не дай себя развести!
Но, разумеется, на следующий день Кот и Дрозд снова свалили в лес с топорами… На этом месте я уже и сам засомневался, в дровах ли дело. В лесу с топором открываются, знаешь ли, разные возможности. И Лиса тут как тут. «Выгляни в окошко, дам тебе горошку», и всё такое. Петуху про «горошек» уже всё объяснили, так что он сидит, молчит. Тогда Лиса делает другой заход:
– Эй, пацанчик, там такие курочки,
симпатичные и не дурочки!
Просто готовый кому-то гарем,
вот петушка бы сейчас им всем!
У того, натурально, в штанах сыграло, нижняя голова победила верхнюю, в окно выскочил – лисе попался.
Та его тащит, он голосит:
– Несёт меня Лиса
в далёкие леса,
ох, будет из меня,
самса и колбаса…
И почти было Лисе повезло, но Кот и Дрозд снова успели. Выскочили из кустов с топорами, и сразу у неё аппетит пропал.
– Пардон, – говорит, – парни, бес попутал. Не надо насилия, забирайте петуха. Посижу голодной, для фигуры полезно.
– Ну, Петя, – удивляются Кот и Дрозд, – ты у нас, конечно, дурачок, но хоть как-то соображать надо! Это ж Лиса! Хрена ль ты её слушаешь? «Курочки, горошек…» Нафига ей тебе давать чего-то? Она о своём брюхе думает.
Петух их заверил, что теперь-то точно осознал.
– Смотри, – предупреждают его Кот и Дрозд, – завтра мы в лес далеко пойдём! На большую доро… То есть за дровами, конечно. А то поблизости всех уже огра… все дрова порубили, то есть. Тогда кричи – не кричи, не доорёшься. Включи хоть раз башку свою петушковую!
Наутро Кот и Дрозд топоры наточили, мешки побольше взяли и в лес. Лиса, наученная горьким опытом, выждала, пока они отойдут подальше, и давай под окном рекламную кампанию проводить. Но Петух ни на горошек, ни на курочек не ведётся, сидит молча, не отсвечивает. Пришлось прибегнуть к безотказному ходу:
– Ты, Петушок, я смотрю, поумнел,
не поведёшься на всякую хрень.
И для таких, как ты, мегагениев,
есть специальное предложение!
Только сегодня и только сейчас
и эксклюзивно только для вас!
Стало ему интересно, что же за такое спецпредложение для самых умных? Он, конечно, не поведётся, но одним-то глазком глянет! Высунул любопытную башку – и хоба! Опять попался. И как ни орал, Кот и Дрозд не услышали. Не зря ж предупреждали дурака.
Оттаранила его лисица домой, печку растопила, давай воду кипятить, картошечку с морковкой крошить, супчик куриный варить собирается. И быть бы петуху там основным ингредиентом, но это же сказка, а значит, концовка должна быть с моралью, но без трагедии. Поэтому в последний момент Кот и Дрозд таки находят домик Лисы. Но теперь ситуация обратная – она внутри, они снаружи. Что делать? Использовать тот факт, что все жулики-манипуляторы уверены, что они-то точно ни на какую разводку не поведутся. Они на этом поле охотники, а не добыча!
Берёт Кот гитару… Нет, не знаю, где берёт. Наверное, с собой была. Нет, за дровами они уходили без неё. Наверное, где-то по пути попалась. Честно тебе скажу, Лысая, видал я такие гитары, – чисто дрова, иначе не назовёшь. Хватает, значит, инструмент и поёт:
– Приглашаем всех на конкурс красоты!
Звездой шоу непременно станешь ты!
Выходи сюда, красавица-лиса,
ведь известна всем в лесу твоя краса!
И какая лиса ни была хитрованка, а всё же в первую очередь женщина. Не смогла удержаться: шерсть распушила и наружу – шасть. Её в два топора и приняли. С тех пор Петух, Кот и Дрозд жили не тужили, из лисьей шкуры шапки сшили. Тут и сказочке конец, а кто слушал, пусть задумается, что нет такого жулика, который однажды бы не попался на том же, на чём сам обувал лохов.
А теперь давай уже спать, а то дорога завтра дальняя.
Глава 20
Приглашение на свидание
– А не так плохо, как я ожидал! – кричит Ингвар, перекрикивая треск двигателя. – Быстро идём!
Аэросани мчатся по снежной целине легко, развивая весьма приличную скорость.
– Обзор так себе и управление приблизительное, – продолжает он, – но пока местность ровная, выходит неплохо.
В кокпите бескрылого «снеголёта» два пилотских кресла с дублированным управлением, половина приборов демонтирована, на их месте заглушки – наземному транспорту не нужны всякие «высотометры» и «авиагоризонты», – но и оставшихся хватает, чтобы глаза с непривычки разбегались. Чего нет, так это обычного спидометра, потому что нет колёс, обороты которых он считает в автомобиле. Скорость приходится прикидывать приблизительно, Ингвар оценивает её как километров семьдесят в час. Аэросани стоят на высоких металлических лыжах, как уже показала практика, довольно прочных и упругих, так что на скрывающихся под снегом небольших препятствиях машина просто подпрыгивает. Амортизаторов нет, и пассажиров, сидящих ближе к хвосту, сильно встряхивает. Лиарна переносит прыжки лёгкого «снеголёта» стоически, Деян невнятно ругается, а Мудень гавкает на самых крупных кочках, протестуя. В хвосте дополнительные баки с топливом и весь груз, что отчасти уравновешивает тяжёлый двигатель в передней части корпуса. Машина полускользит-полулетит за счёт небольшой хвостовой плоскости и управляется воздушными рулями сзади, так что крутые повороты ей не по силам, только большие плавные дуги, а лучше – движение по прямой. Тем не менее, Ингвар отмечает про себя, что это, видимо, самый быстрый способ передвижения из возможных. Быстрее было бы только на полноценном самолёте, но тому надо как-то взлетать и садиться, что в условиях заснеженной пустоши тоже небезопасно. Он бы, может быть, рискнул, но самолёта нет.
– Драган, ты не знаешь, где взять самолёт?
– Нет, – кричит в ответ тот. – Поблизости нигде не попадались! Аэродромы в окрестностях разрушены. Но я особо и не искал, летать я не умею. А ты?
– На здешних сложно, – признаёт Ингвар. – Слишком много кнопочек, стрелочек и ручного управления. Но немного попрактиковаться, и я бы попробовал. С этим стремительным керогазом уже практически освоился.
Ночевать решили прямо в салоне, кое-как расположившись в неудобных креслах. Обогрев автономной бензиновой печкой, которая навязчиво и громко гудит вентилятором внутри жестяного кожуха, но исправно наполняет тонкостенный корпус машины тёплым воздухом. Чайник вскипятили на костре на улице, запарили кашу, заварили чай, расселись.
– Главное, чтобы ветер не поднялся, – сказал Ингвар, проверяя крепления лыж. Их привязали верёвками к вбитым кольям. – Если как следует задует, эту штуку кувыркнёт только так. Да и ехать на ней вряд ли получится, будет сдувать с траектории. Очень большая парусность у этой конструкции.
– Зато едем быстро, – возразил Драган. – Завтра уже будем у первого по пути Убежища.
– И что там?
– Понятия не имею. У меня только точка на карте.
– Я вообще не понимаю их смысла, – Ингвар отпил чай. – То, что я видел, выглядит как типичная военная база: укрыто в горе, защищённый вход, аварийные и скрытые выходы, защита от штурма, запас оружия, хотя и слабенький, коммуникационный узел. Но места там едва на полсотни человек, коммуницировать не с кем, да и желающих штурмовать его в итоге не нашлось. Зачем оно? На случай очередной катастрофы? Ну вот, она случилась. И что?
– Сеть убежищ строилась до первой ещё Катастрофы, – пояснил Драган. – Жизнь тогда была совершенно другой, и мы очень плохо представляем себе, какой именно. Мне кажется, те, кто их проектировал, готовились к чему-то другому, не к тому, что случилось. Может быть, как раз к войне. Может, к эпидемии или падению метеорита. Но катастрофа оказалось какой-то иной, неожиданной природы, и все приготовления не пригодились. Информации не осталось, но мы знаем, что целый континент стал непригоден для жизни. К нему нельзя даже приближаться ни кораблям, ни самолётам. Были ли там убежища? Возможно. Помогли они им? Наверное, нет, раз никого не осталось. Если бы та Катастрофа затронула наш континент, тут тоже не помогли бы, я думаю. Но здесь ничего не случилось, и Убежища так и остались пустыми.
– Похоже, что все ответы там, на… как там оно называется?
– Централия.
– Незамысловато. И что, никто так и не добрался туда, чтобы разузнать?
– Может, и добрался. Да назад не выбрался, – пожал плечам Драган. – Если это действительно путь в один конец. Или просто никому в голову не пришло нарушать запреты. Нормальные люди так не поступают, а нас, резистивных, запирали в коррекционных центрах, мы же неуправляемые.
– Поэтому вы решили поуправлять сами, но вместо этого подрядились выполнять планы каких-то мутных внешних сил?
– Не начинай, – сморщился Драган. – У нас не было выбора. Сами мы бороться с системой не могли, а внешники дали нам средства. Специалистов. Технологии. Импланты. Да, у них были свои цели, но сломать систему было в наших общих интересах.
– Знал бы ты, – мрачно сказал Ингвар, – сколько таких историй было в нашем мире. Когда очередное маргинальное меньшинство принимало щедрую помощь из-за рубежа, думая, что они самые хитрые и достигнут за чужой счёт своих, а не чужих целей. Спойлер: хорошо это никогда не заканчивалось. Не сомневаюсь, что наблюдаемая вокруг идиллия, – он обвёл рукой заснеженные руины, – это как раз результат вашего замечательного сотрудничества.
– Ничего подобного, – надулся Драган, – мы добивались вовсе не этого!
– Вы – да. А они? Если та троица, что похитила и чуть не грохнула Деяна, представитель ваших добрых союзников, то я не удивлюсь, если Катастрофа и была их целью. Кстати, насколько я понимаю, похитить и грохнуть они планировали тебя. Подумай об этом, инсургент хулев.
– Гав!
– Нет, Мудень, это я не тебе. Жри спокойно.
* * *
– И где это чёртово убежище? – скептически спросил Ингвар, когда мотор перестал тарахтеть.
– Наверное, под этими развалинами, – неуверенно ответил Драган. – Ничего более подходящего я здесь на вижу.
– Лично я вижу только большущую кучищу мусора под снегом, а ты, Мудень?
– Гав!
– Вот, пёс со мной согласен. А это что за странная хрень?
– Весьма знаменитый арт-объект, между прочим. «Стела благодарности». Просто в этом ракурсе сложно оценить замысел.
– Похоже на упавшую водокачку.
– Стоя она выглядела лучше, – пожал плечами Драган, – хотя у нас были активисты, предлагавшие её взорвать.
– Взорвать? Этакую дурищу? Тротила тонны две бы ушло. А зачем?
– Как символ угнетения. По замыслу создателей, она прославляла мудрость регулятивного управления обществом. Говорили, что наверху был встроен один из самых мощных излучателей, но я не знаю, так ли это.
– Теперь можешь убедиться, – Ингвар показал на разбитую верхушку лежащей на боку башни.
– Мне не настолько интересно, чтобы рисковать переломать ноги в груде строительного мусора. Какая теперь разница? Если и был, то уже нету. Все остальные здания – крупнейший на континенте культурно-производственный комплекс.
– Э… Не совсем понял. Что он производил?
– Культуру, – терпеливо повторил Драган. – Здесь снимались фильмы, издавались книги, рисовались картины, записывалась музыка. Вон та куча, левее, это бывшие учебные корпуса Института Культуры, там обучались студенты со всей страны.
– И там же они все и остались, судя по обломкам. Похоже, зря мы сюда ехали, тут всё в труху. Полоса разрушения прошла аккурат через городок.
– Не спеши, – покачал головой Драган. – Ты вообще обращал внимание, как эти полосы расположены?
– Чересполосицей, я с самого начала удивлялся. Полоса – как через камнедробилку всё прошло, потом раз – полоса, где муха не садилась. Не похоже на природный катаклизм, да он и не был природным, скорее всего.
– Это не единственная странность, есть ещё парочка. Первая – полосы разрушения идут из одной точки, гипотетического эпицентра. К сожалению, вычислить его точно не удалось, для этого надо увидеть картину сверху, с самолёта, например. Я же смотрел с аэростата, это слишком низко для точной триангуляции…
– Аэростата?
– А ты не слышал? Неман поднимал над Кареградом, думал использовать для разведки местности и предупреждения о нападениях. Это ещё до зимы было. Идея оказалась нерабочая, ближе к холодам начались ветра, его так болтало на верёвке, что стало не до наблюдений. Но я один раз посидел там полдня с биноклем, помечал на карте, что разрушено, что нет, искал объекты под разведку ресурсов. Заодно наметил линии разрушений. Продолжив их, получил точку где-то далеко за горами, не то в море, не то на берегу… Но точность вышла очень приблизительная, так что не знаю, что там было до Катастрофы.
– Я знаю, – коротко сказал Ингвар. – Добрался туда как раз к началу зимы. – Но теперь там только новый морской залив.
– Не скажешь, что за место?
– Нет.
– Ну и ладно, – вздохнул Драган. – Есть ещё одна странность, разрушения строго поверхностные. Если бы это было землетрясение, то толчки шли бы из-под земли, и подземные коммуникации были бы уничтожены. Однако на самом деле они почти все уцелели, осыпались только в тех местах, где были близко к поверхности. Мы же ходили по старому кабельному тоннелю под пустошами, вспомни! Даже подвалы под руинами почти везде сохранились более-менее целыми, я их множество обследовал, когда искал ресурсы вокруг Кареграда.
– Хочешь сказать, что здешнее Убежище не пострадало?
– Скорее всего. Надо только найти вход.
– У меня есть идея. Пойдём-ка глянем на то место, где стояла эта водокачка… как ты её назвал?
– «Стела благодарности».
– Вот, она самая. Вон там, судя по всему, был её фундамент…
* * *
– И как это открывать? – спросил Ингвар, пнув стальную дверь. – Судя по всему, сюда никто не заходил… примерно никогда. Скорее всего, и до Катастрофы про Убежище либо никто не знал, либо, как у вас принято, просто не интересовался. Лысая, Деян, ни у кого не возникло внезапного осознания, какой код от замка?
Лиарна молча покачала головой, парень сказал извиняющимся тоном:
– Слеплено простого, повариха мудей.
– У меня есть идея, – сказал Драган.
Вытащив из кармана ключ-карту и покрутив её в руках, приложил к прямоугольному пустому полю выше номеронабирателя. Сначала ничего не происходило, потом что-то тихо хрустнуло, зажужжало, щёлкнуло. Потянув дверь, он с усилием сдвинул толстое полотно. Из тёмной щели пахнуло плесенью.
– Драган открыл стальные двери,
прочтя два слова «На себя»,
а шрифта мелкого «пеняйте»
чуть выше он не рассмотрел… —
тихо продекламировал Ингвар, а потом решительно распахнул дверь пошире.
Коридоры подсветились тусклыми редкими лампами, тихо загудели канальные вентиляторы. Из решёток под потолком плюнуло пылью, но потом потянуло свежим воздухом, развеивая многолетнюю затхлость.
– Тут есть энергия, – констатировал Ингвар, разглядывая помещение. – А ещё тут жил большой любитель живописи.
Стены буквально увешаны картинами. Написанными маслом на холсте в рамах, лёгкими акварельками и просто листами бумаги, небрежно прилепленными к штукатурке. Некоторые отвалились и лежат на полу. Одну из них поднял Деян, покрутил в руках.
– Сраная сардинка, – сказал он.
– Дай, – Ингвар взял у него из рук плотный бумажный лист.
На нём в голубом чистом небе парит бело-серебристый дирижабль.
– Красиво, – сказал заглянувший ему через плечо Драган. – Но конструкция нелепая, никогда такого не видел. Да и пейзажи необычные…
На картинах изображён в разных ракурсах удивительный город – белые, устремлённые в небо многоярусные дома в солнечной горной долине. Они от земли до крыш увиты зеленью, связаны между собой прозрачными арочными переходами и выглядят удивительно гармонично и нарядно.
– Никогда не встречал ничего похожего, – отметил Инвар. – Хотя я, без ложной скромности, помотался по Мультиверсуму. А ты, Лысая?
Девушка помотала головой.
– Если рисовано с натуры, то я бы посмотрел на такой городок. А вдруг это и есть ваша Централия, Драган?
– Откуда мне знать? Я там не был. И никто не был.
– Неужели даже фотографий не осталось?
– Ничего. Никакой информации. Ни строчки, ни картинки. Как стёрто всё.
– Загадочно. Ладно, пойдёмте посмотрим, что тут ещё есть интересного.
Логово художника нашли быстро. Комната завалена засохшими красками, пыльными этюдниками, карандашными эскизами и огрызками карандашей. Здесь же разобранная кровать и брошенная одежда.
– Женская, пожалуй, – сказал Ингвар, подняв и развернув пыльную персиковую тряпочку, оказавшуюся чем-то вроде легкого платья.
– Это оно же, – внезапно сказала Лиарна, показав на стоящий в углу мольберт.
– Ого, ты снова заговорила?
– Да, здесь есть слабенький фон, нам хватает. Я про платье, оно вон на той девушке, на картине.
– Возможно, автопортрет, – предположил Деян. – Тогда тут жила художница, а не художник. Красивая.
– Или это модель, – возразил Ингвар. – А что платье лежит от неё отдельно, так это у художников дело обычное. Нарисуют девушку, а потом давай с ней творческую потенцию тешить. Но кто бы это ни был, рисовать он умел. Техника прекрасная, мне с моими почеркушками до него как до неба. Интересно, что с ним стало?
– Да помер давно, что тут интересного? – фыркнул Драган. – Лет-то сколько прошло! Убежище лет триста не открывали как минимум. А может, и дольше. Так что вот эти картинки – настоящая древность. Если когда-нибудь снова появятся музеи, придётся создавать отдельную экспозицию: «Единственные изображения, пережившие первую Катастрофу».
– Ладно, оставим это будущим культурологам, если таковые тут когда-нибудь появятся, – сказал Ингвар. – Картинки красивые, но мы тут не за ними. Где твой интерфейс, Лысая?
– Внизу.
Дверь. Лестница. Коридор. Дверь. Здесь не так, как в Убежище под горами: почти нет аппаратуры, небольшое помещение, ложемент посередине.
– Что это за хрень на полу? – Ингвар аж за пистолет схватился от неожиданности, но явно напрасно.
Чем бы это ни было, оно неживое.
– Это… скелет? – неуверенно спросил Деян. – Разве они так выглядят?
– Скелет, пожалуй, но чего именно? И где его голова?
– А ведь при… хм… жизни это, пожалуй, выглядело как человек, – Ингвар осторожно пошевелил ботинком останки. – Никто бы и не сказал, что у него внутри столько пластика и металла. Лысая, ты видела что-нибудь подобное?
– В одном срезе популярна кибернетическая имплантация, – Лиарна присела и потрогала искусственную руку лежащего на полу остова, – я встречала людей оттуда. Что внутри, не видела, но то, что торчало наружу, было немного похоже.
– Оно дохлое? – уточнил Деян.
– Зависит от того, было ли оно живым, – пожал плечами Ингвар. – Если было, то дохлое, а если нет, то сломанное. В любом случае, всё произошло слишком давно, чтобы иметь значение.
– Место свободно, – сказала Лиарна, укладываясь на лежанку. – Не трогайте меня какое-то время.
– Не боишься, что вот это, на полу, как раз от такой процедуры накрылось? – спросил Ингвар.
– Боюсь, – вздохнула девушка, – но выбора у меня нет.
* * *
– Как ты, Лысая? – Ингвар помог ей подняться.
– Долго я?
– Почти шесть часов. Я уже начал прикидывать, как бы тебя отключить.
– Нельзя отключать. Опасно.
– Лежать, судя по тебе, тоже не слишком полезно. Выглядишь хреново. Ты как вообще?
– Голова болит. Есть хочу. В туалет. Последнее срочно.
* * *
– Что-то узнала полезное?
Лиарна доела кашу, встала из-за стола, поманила Ингвара за собой. Вместе они вернулись в комнату художника, где девушка, уверенно направившись к шкафу, вытащила из-под кучи вещей на полке толстую книгу.
– Я такие видел, – кивнул Ингвар. – Милана показывала. Ты понимаешь, что там написано? Что это за язык?
– Нет. Знаю, что это не совсем язык, не буквенное письмо, прочитать его как обычную книгу нельзя. Эти книги не пишут руками и не печатают в типографии, их материал вовсе не пластик, как выглядит. Это овеществлённая информация. Нет, я не смогу объяснить, как это делается. Просто знаю.
– И зачем они?
– Сложно сказать. Художница… это она лежит там внизу. И это её автопортрет. Деян угадал.
– И что она такое?
– Человек, в какой-то мере. А в какой-то нет. Так же как эта книга в каком-то смысле тоже она.
– Дневник, что ли?
– Что-то вроде того. Но на совершенно другом уровне. Дневник, который она создавала каждой своей мыслью и каждым действием, точнее, информацией о них, но не как записи, а в чистом виде… Нет, не могу сказать, не нахожу слов. Для них это было естественно, как дышать, а у нас нет даже приблизительно схожих понятий.
– И что это существо… эта художница делала тут? Одна, в подземелье?
– Жила. Рисовала. Тосковала по родине.
– Это её родной мир на картинах? Красиво. После такой роскоши унылые коридоры бункера… Зачем?
– Это был её долг. Её и таких, как она. Они делали здесь что-то очень важное. Настолько, что можно было пренебречь своей жизнью.
– Значит, Милана была права. Те, кто на другом конце провода, не люди.
– Мне показалось, что они вполне человечны, – ответила, подумав, Лиарна.
– Это не положительная характеристика, – покачал головой Ингвар. – И что с ними стало?
– Наверное, они умерли.
– Эта информация стоила твоей мигрени?
– Как оценить? Ещё один кусок мозаики лёг на место.
– Из букв выкладываем слово:
вот буква жэ, вот буква о,
ещё есть шанс, но погодите…
…Ах, нет, уже и пэ, и а…
Не из тех кубиков ты собираешь слово «счастье», Лысая Башка.
– А кто тут говорит про счастье? – тихо ответила девушка.
– Мне не нравится твой настрой. Давай закончим эту историю, соберём твою мозаику, исполним твою миссию и, какое бы там словно ни нарисовалось в итоге, плюнем на него, разотрём и забудем. Выберемся в Мультиверсум и предоставим этот мир его судьбе. Вот ты, Лысая, что планируешь делать, когда всё это закончится?
– Не знаю, – растерянно пожала плечам Лиарна. – Не планировала ничего.
– Вот и зря. Надо всегда иметь план! Продуманный, детальный и непременно позитивный. Тогда судьба будет его учитывать, и шансы на благополучный исход вырастут. А с таким настроением, как у тебя, только помирать хорошо. Лично я не согласен помирать, я жить люблю.
– И что в твоём детальном позитивном плане? – улыбнулась девушка.
– Бизнеса я лишился, но это не в первый раз. В паре мест были неплохие нычки, даже если партнёры меня списали окончательно, то всё не выгребли, про них никто не знал. Огляжусь, прикину, что к чему, начну новый бизнес. Но сначала нормально пожру! Не каши этой дурацкой, а стейк с кровью под сухое красное, например. Ты как, Лысая, к сухому вину?
– Ты меня приглашаешь, что ли?
– Разумеется! Торжественный ужин при свечах по случаю нашего освобождения из этой мрачной задницы. В лучшем ресторане, который смогу отыскать.
– О, у нас будет свидание? Как романтично!
– И ещё какое! Я буду в шикарном синем костюме с жилеткой и галстуком. Ты – в невозможно прекрасном платье… У тебя же есть платье?
– Погоди, – рассмеялась Лиарна, – сейчас будет.
Она скинула куртку, разулась, сняла майку и штаны, оставшись в одних трусах, вытащила из шкафа платье.
– Слишком свободно в бёдрах, – вздохнула она, надев. – Мы с художницей разной комплекции.
– Ты великолепна! – искренне сказал Ингвар. – Чертовски красивая девушка. Я всегда это знал, но платье есть платье. Давай его сопрём, а? Думаю, художница не была бы против. А что в бёдрах просторно – так это про запас. Вот выберемся и сразу откормим тебя до приятной округлости. В ресторане при свечах ты в нём будешь смотреться – отвал башки.
– То есть если бы мы выбрались, ты бы остался со мной?
– Если твоей девичьей репутации не повредит мужик в два раза тебя старше.
– Моей репутации уже давно ничто не может повредить, – расхохоталась Лиарна. – Я просто воплощение неудачницы. Так что, ладно, ужин при свечах за тобой. Считай, приняла приглашение.
Глава 21
Ужин при свечах
– Нас кто-то опередил, – сказал Ингвар, рассматривая приоткрытую дверь. – Причём давно.
– Вход слишком очевидный, – прокомментировал Драган. – И, наверное, не был заперт. Разумеется, убежищем воспользовались. Там тепло и есть электричество. Какой дурак будет мёрзнуть по подвалам, если можно не мёрзнуть?
– Неважно, пошли.
Три дня дороги, грохот мотора, жёсткая тряска, ночёвки в поле. Все вымотались.
– Тук-тук-тук, кто в теремочке живёт? – спросил Ингвар громко, входя. – И почему у вас так воняет?
Причину вони обнаружили быстро. В помещении неподалёку от входа сидит замотанный в тряпки до состояния кокона мужчина. Перед ним пустая миска и стакан с водой, глаза открыты, но выражение в них отсутствует.
– Судя по аромату, не мылся он примерно с прошлой осени, – отметил Драган. – Да и до туалета доходит через раз.
– Окуклившийся? – спросил Ингвар.
– Типичный. Но обычно хотя бы костёр горит, потому что если погаснет, то снег не растопишь и кашу не заваришь. Необходимость добывать дрова поддерживает их хоть в каком-то тонусе. Как минимум, под себя не льют, потому что холодно, примёрзнешь нафиг. Интересно, этого кто кормит? Сам он, похоже, давно не вставал.
Мужчина зарос грязной бородой, лицо чумазое, выражение бессмысленное. На вошедших не реагирует.
– Закон колбасный свинец, – грустно сказал Деян. – Муж дольше смерч.
– Удивительно, что они вообще выживают в таком режиме, – сказал Ингвар. – Весь мой опыт твердит о том, что должны сдохнуть максимум за пару недель, но в пустошах хватает реликтов, которые так с осени сидят. Выползут, дров натаскают и снова впадают в спячку. Правда, не знаю, что они делают, если дров вокруг больше нет.
– Переползают на другое место, – пояснил Драган. – Они вполне способны к осмысленной деятельности, если подопрёт. Но строго в рамках задачи «нагреть воды, запарить кашу».
– Аварийная подпрограмма, мне кажется.
– В каком смысле?
– Ну, смотри, твои сограждане в норме находились под неким внешним управлением, так? За исключением резистентных, таких, как ты, но вас запирали от греха, чтобы не портили статистики. Потом хренакс – всё накрылось, и кукуха их моментально покинула.
– Какая ещё кукуха? – удивился Драган.
– Не суть, – отмахнулся Ингвар. – Сначала попёр синдром контактной агрессии, слетели ограничители. Люди творили лютую дичь. Потом утомлённые этим буйством стали впадать в апатию, терять мотивацию, даже разговаривать разучились. А вот это уже крайняя стадия, ресурс исчерпан, башка тихо тарахтит на холостых, экономит остатки… Не знаю чего. Того, что в них вливали излучатели, наверное. Словно у них мозги работают не автономно, как у нас, а на внешнем питании. Неман таких затаскивал в город, и они оживали, состояние обратимое, а значит, вполне возможно, что этот режим предусмотрен изначально, понимаешь? Ну, как каша и убежища? Ребята с другой стороны розетки предполагали, что их система может гавкнуться, и на этот случай придумали всякое. Пережить период, пока они восстановят систему. Но это просто моя гипотеза. Пойдёмте посмотрим, что тут ещё интересного есть.
В коридоре первого яруса нашлось ещё несколько таких же «окуклившихся». Глубоко аутичных и плохо пахнущих, но живых. По пустой посуде понятно, что их кто-то организованно кормит. «Кормильца» встретили на втором ярусе, он бредёт с ведром каши и почти не отличается от своих клиентов. Разве что пахнет не так сильно и передвигается самостоятельно. На вопросы человек не ответил, встреченных незнакомцев проигнорировал. Понаблюдав за тем, как он наваливает черпаком кашу в миску и ставит перед очередным сидящим, пошли дальше.
