Текст книги "Сказки долгой зимы (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Председатель чего? – спросил Драган.

– В смысле? – не понял его сидящий.

– Чего именно он председатель? Какого собрания, ведомства, учреждения?

– Странный вопрос. Он Председатель. Если вы не знаете, куда пришли, то что вы тут делаете? – раздражённо сказал секретарь. – Вы по какому вопросу вообще?

– По важному, – ответил Ингвар. – И срочному.

– Присядьте, – неохотно кивнул тот, – я спрошу, когда Председатель сможет вас принять.

Усевшись в кресло для посетителей, Ингвар огляделся, откинулся, вытянул ноги и спросил:

– Драган, не объяснишь, что это за управленческая структура такая? И чем она управляет?

– Понятия не имею, – отмахнулся тот. – В первый раз слышу про каких-то Председателей с большой буквы «П». Самому интересно. Но секретарь у него прямо как настоящий.

– Да, – кивнул Ингвар, – пиджачишко, конечно, потёртый, но рожа самая что ни на есть бюрократическая.

Секретарь вернулся минут через пять, недовольно покосился на часы на стене, не одобряя нарушение рабочего графика, но сказал вежливо:

– Председатель в порядке исключения готов уделить вам своё время. Прошу не злоупотреблять этим, он очень занятой человек.

– Прекрасно, – сказал Ингвар, вставая. – Ведите.

– У вас… животное.

– Гав!

– Это Мудень, он хороший пёсик.

– Гав!

– В учреждения нельзя с животными. Они негигиеничны и небезопасны.

– Гав! Гав!

– И шумят.

– Мудень не кусается. Во всяком случае, первым.

– Гав!

– Ну ладно, почти не кусается. Не насмерть. Не всех. Не всегда. И свои дела он уже сделал на улице. Приличный пёс.

– Гав-гав!

– Это не по правилам!

– Таблички нет, – перебил его Драган.

– Что?

– Где табличка «С собаками нельзя»?

– Э… разве у входа в здание не висит?

– Нет. Пойдите проверьте сами.

– Я? Наверх? На улицу? – растерялся секретарь. – Нет-нет, я вам верю. Видимо, отвалилась. Состояние инфраструктуры не идеальное, увы.

– Нет таблички – нет запрета, – поддержал Ингвар. – Но если вы настаиваете, могу оставить Мудня тут, в приёмной…

– Гав! Р-р-р!

– Не надо, – нервно поёжился мужчина, косясь на пса, – сделаем исключение. Раз уж таблички нет. Но вообще, это, конечно, форменное безобразие! Я распоряжусь, чтобы знаки восстановили при первой же возможности. Проходите за мной, я вас провожу.

За дверью обычный коридор Убежища, но здесь видны попытки придать ему вид менее бункерный и более учрежденческий. На полу истёртый ковёр, на дверях таблички, на стенах неровно приклеенные выцветшие плакаты.

«Береги рабочее время! Не отвлекайся!» – прочитал Ингвар на одном из них. «Тщательное планирование – залог успеха!» – гласит второй. «Работник секретариата! Сдавай отчёты вовремя!» – написано на третьем. Все они отличаются строгой плакатной графикой, изображающей работников офисного труда, деятельно склонившихся над своими столами. Из-за приоткрытых дверей доносится треск пишущих машинок, а заглянув в одну из них, Ингвар увидел мужчину в жилете и нарукавниках поверх белой рубашки, сосредоточенно вращающего ручку механического арифмометра.

– Вам не туда! – сердито крикнул секретарь, захлопывая дверь перед его носом. – Кабинет Председателя в конце коридора!

Табличка на кабинете лаконична: «Председатель». Неровный правый край, в который упирается надпись, намекает, что раньше она была длиннее, но потом подробности сочли несущественными. Сам Председатель – представительный седой мужчина лет пятидесяти в синем костюме с серой жилеткой и внезапно красным галстуком. На столе бумаги, массивная подставка для ручек и карандашей и стакан чая.

– Господин Милохиц, – сказал секретарь, – это к вам, посетители. Ну, те, сверху.

– Да-да, вижу, Орен, можешь быть свободен.

– Прислать референта-стенографиста?

– Не надо, если понадобится вести запись, я вызову сам.

Секретарь кивнул и вышел.

– Присаживайтесь, – предложил Председатель. – Можете снять верхнюю одежду, при входе вешалка. Вы по какому вопросу ко мне?

– Гав! – поприветствовал его Мудень, но господин Милохиц пса проигнорировал, глядя на Ингвара, которого счёл главным.

– Мы, собственно, не ожидали тут кого-то застать, – признался тот. – Были уверены, что Убежище брошено, как и весь город.

– В начале Катастрофы мы действительно покинули рабочие места, – признал Председатель, – потому что синдром триггерной агрессии сделал невозможным делегирование обязанностей. Но потом чувство долга взяло вверх, и мы вернулись. Сначала было трудно, но здесь, внизу, мы постепенно сумели наладить нормальное функционирование органов управления.

– Управления кем? – поинтересовался Ингвар.

– Не понял вопроса.

– Кем вы управляете?

– Лично я? Аппаратом управленческой структуры.

– А сама структура? Какова её функция?

– Управление, разумеется. В него входит планирование, распределение, отчётность…

– Кем?

– Снова не понимаю.

– Кем она управляет? Что планирует? Что распределяет? Кому отчитывается?

– Да какая разница? – начал сердиться Председатель. – Мы управленческая часть, передаём указания исполнительной, дальше их дело.

– И как, исполняет?

– Кто?

– Исполнительная часть.

– Это уже за пределами нашей компетенции. Для этого есть контролирующие структуры, которые должны проверять соответствие руководящих указаний производимым действиям, и отчитываться об их исполнении.

– И как, отчитываются?

– Нет. Но это не значит, что нам надо прекращать работу. Каждый исполняет свои обязанности на своём месте, в этом залог процветания общества. Наша задача – планирование и руководство, мы трудимся не покладая рук, в том числе сверхурочно, подготовленных кадров не хватает, так что все перегружены и времени мало. Давайте не будем отнимать его друг у друга. Что вам нужно конкретно от меня?

– Доступ в нижнюю часть убежища. К аппаратному комплексу.

– На каком основании?

– Нам очень надо.

– Составьте заявление, укажите ваши полномочия, распишите обоснования, я обещаю рассмотреть в приоритетном порядке. Возможно, прямо завтра. В рабочее время. Сейчас, увы, служебные часы истекли. Бланк можно получить у секретаря.

– И где мы должны будем должны ждать до завтра?

– Не знаю. Откуда-то вы пришли? Вот туда и идите.

– Мы пришли из пустошей. Выгонять нас туда на ночь глядя вряд ли хорошее управленческое решение, – вмешался Драган. – Это противоречит протоколу обработки личных обращений жителей отдалённых местностей. Согласно пункту четырнадцать, подпункт «б», в случае, когда управляющая организация не может принять обращение в течении дня, она должна предоставить заявителю временное жильё до момента, когда заявление будет обработано.

– Точно, простите, совсем забыл про этот пункт. В последнее время визиты из отдалённых регионов бывают редко. В таком случае, я распоряжусь, чтобы вам предоставили комнаты из числа пустующих в жилом секторе и талоны на ужин и завтрак. А сейчас мой рабочий день окончен, заполненное заявление передайте секретарю, он сориентирует вас по времени приёма на завтра.

* * *

– Такой пункт действительно есть? – спросил Ингвар, когда они расположились в комнатах.

– Понятия не имею, – ответил Драган. – Поставил на то, что до Катастрофы Милохиц вряд ли занимал должность выше начальника отдела какого-нибудь занюханного департамента учёта туалетной бумаги, а значит, и сам не в курсе.

– Но заявление тем не менее заполняешь?

– Надо же чем-то заняться. Он всё равно откажет, но я хоть развлекусь.

– Уверен, что откажет?

– Абсолютно. Пустить – взять на себя персональную ответственность. По-твоему, это его стиль?

– Сильно сомневаюсь. Он больше похож на того, кто довольствуется имитацией деятельности. Упорно руководит ничем.

– Вот и я так думаю. Но заявление напишу, я умею. Такое, что ему долго ещё икаться будет. Вот, закончил. Хочешь почитать?

– Да не особо. У меня от канцелярита зубы чешутся.

– Понимаю. Отнесу сейчас секретарю. Уверен, на самом деле Милохиц не выдержит и прочитает его сегодня. Испорчу ему вечер и обеспечу бессонную ночь.

– Чем?

– Самым страшным кошмаром бюрократа: когда и отказать страшно, и разрешить ссыкотно, и ответственность перевалить не на кого.

– Одобряю. А вниз мы, значит, пойдём без всякого разрешения.

– Вряд ли у них тут ночные караулы.

– Вот и я так сразу подумал. Поужинаем, отдохнём, и часа в два ночи сходим.

* * *

– Как ты, Лысая Башка?

– Побаливает, – скривилась девушка. – Радио у них не включено, но фон высокий.

– Зато ты снова говорящая.

– Ждёшь ответа?

– Да, есть такое дело.

– Ты думаешь, мы хорошая пара? – тихо засмеялась она.

– Старый пират и лысая сумасшедшая синеглазка с гвоздями в башке? Да идеальная! Если вернусь к старому промыслу, твоя копия будет отличной носовой фигурой для нашего флибустьерского корабля.

– Знаешь, – сказала Лиарна, – я ведь всегда была одна. Мы, корректоры, одиночки. Я просто не знаю, как это – быть с кем-то.

– Я был женат, – вздохнул Ингвар. – Давно. Неудачно. Где-то живёт моя взрослая дочь, которая не желает иметь со мной ничего общего. Я тоже одиночка, но я бы попробовал. Мне кажется, у нас может получиться, а если нет – что мы теряем? Разбежимся снова.

– Что теряем? – грустно улыбнулась девушка. – Много. Сейчас мы разойдёмся легко, но чем дальше, тем больший кусок себя потеряем. Как жить дальше одному, если привык полагаться на другого? Чем заполнить пустоту? Я пытаюсь представить себе нас вместе, но эта картинка никак не складывается.

– Жаль, тут нет зеркала, – Ингвар сел на кровать и прислонился к ней плечом. – Вот.

– Мы рядом, но не вместе, – покачала головой Лиарна. – Это другое. Сейчас нас прижимают друг к другу внешние силы, но, если представить, что их нет? Что нас удержит?

– Просто сделаем так, – Ингвар обнял её и прижал к себе. – Видишь? Работает!

– Хочешь, я платье надену? – спросила вдруг Лиарна, освобождаясь.

– Хочу, конечно.

Девушка быстро разделась и натянула платье.

– Не замёрзнешь?

– Нет. Мне нравится, как ты на меня смотришь, когда я в нём.

Она прошлась туда-сюда по комнате.

– Я красивая?

– Очень.

– Это тоже приятно слышать. Так, наверное, чувствуют себя нормальные женщины, которые никогда не становились фокусом коллапса и инструментом фрактальной политики. Ходят в платьях, ловят восхищённые взгляды и слушают комплименты. Для них это нормально, а я чувствую себя так, словно что-то украла или притворилась кем-то другим.

– Неужели тебе никто не говорил комплиментов?

– Знаешь, нет. Моя личная жизнь состояла из случайных связей на одну ночь. Выпили-поцеловались, постель-разбежались. Даже это случалось так редко, что по меркам Школы я была чуть ли не девственницей. В нашем сообществе было принято… очень свободное поведение, ведь детей у нас не бывает, а каждый выход может стать последним. Страсти кипели – все сходились, расходились, влюблялись, ругались, ревновали… Но всё это было как-то не всерьёз, а меня почему-то не увлекала игра в отношения.

– А знаешь почему?

– Скажи мне.

– Потому что на самом деле ты нормальная тётка, которой нужна любовь и семья. Просто, ведя жизнь в стиле Питера Пэна, ты очень долго не взрослела и не могла это в себе осознать.

– Какая семья, если у меня не может быть детей?

– Чушь, – отмахнулся Ингвар. – Наверняка есть способ. Мне вообще кажется, что вам, синеглазкам, просто не давали взрослеть всякие хитрожопые мудилы…

– Гав!

– Нет, не ты. Ты хороший пёс. Я про замудрённых козлов вроде того Эректуса. Легко поверю в то, что вам не давали заводить детей, чтобы вы случайно не выросли и не поняли, что есть на свете вещи поважнее их мудацких…

– Гав!

– … амбиций.

– Может быть, ты в чём-то прав, – согласилась Лиарна, – но вряд ли всё так просто. А кто такой этот Питер Пэн?

– Паренёк из сказки.

– Сказка? Расскажи!

– Мне кажется, или ты снова не очень ловко уклоняешься от ответа?

– Ну расскажи, пожалуйста! Ты давно не рассказывал сказок!

– Ладно, ладно, слушай. Главный герой этой сказки не Питер Пэн, а девочка Венди, которую он фактически ворует у родителей, сманивая на остров «Нетландия», который описывается этаким «детским раем». Там пираты и индейцы, феи и русалки, и даже тикающий проглоченными часами крокодил. А главное, дети там никогда не взрослеют, живут в мире бесконечных весёлых приключений, которые всегда хорошо заканчиваются. Сам Питер – волшебное существо, вечный ребёнок, умеющий летать, но не умеющий и не желающий строить отношения. Он ворует у родителей детей, чтобы всегда иметь компанию для игр, но с Венди он прокололся – она девочка. Несложно заметить, что остров пиратов и индейцев – чисто мальчиковый мир, ну а девочки играют в дочки-матери, и Венди немедленно начинает вести свою игру, став для мальчишек замещающей материнской фигурой. Внесённая ей в этот микросоциум семейная ролевая модель быстро ломает ту принципиальную безответственность, на которой он построен. Чтобы жить в парадигме вечного детства, мальчишки должны быть «весёлыми, непонимающими и бессердечными», и главное требование – полное отсутствие ответственности, то есть, фактически, привязанностей. Когда Венди начинает играть с ними в женскую игру «я ваша мама, я забочусь о вас, давай рубашку заштопаю», это всё портит. За это её даже пытаются убить – влюблённая в Питера Пэна фея Динь-Динь, олицетворение случайных межгендерных связей без образования ячейки общества. Будучи воплощением другой стороны женского начала, та знает, насколько сильна традиционная модель отношений, и пытается устранить источник опасности, но делает только хуже: чуть не потеряв Венди, мальчишки отчётливо понимают, насколько она им дорога, осознают привязанность, а за ней и ответственность. Они вспоминают о родителях, которых легкомысленно бросили, ничуть не думая о том, каково им. Ведь сами они по малолетству ничего никогда не теряли и не знали, как это больно. И только лишившись Венди, их общей почти-мамы, они внезапно обретают в себе сопереживание, то есть как раз то, что даёт возможность почувствовать чужую боль как свою. То, без чего невозможно сочувствие. Так они перестали быть «весёлыми, непонимающими и бессердечными», то есть повзрослели и перестали быть подходящей компанией для Питера Пена. Пришлось вернуть их и Венди родителям. Вот такая история отложенного взросления, которая, мне кажется, тебе что-то напомнила…

– Ты удивительный рассказчик, – задумчиво сказала Лиарна. – Вроде бы простенькие истории, но каждый раз попадаешь в какой-то нерв, о существовании которого я даже не подозревала. Я бы очень хотела бы сказать тебе «да». Может быть, ты именно тот человек, которого я, сама того не зная, ждала всю жизнь.

– Сейчас будет какое-то «но».

– Увы. Я не скажу тебе этого.

– Скажешь «нет»?

– И этого не скажу. Я скажу: «Давай доживём до конца этой сказки, и под финальные титры ты спросишь меня снова».

– И ты, наконец, ответишь?

– Клянусь.

– Верю.

– Даже жалко его снимать, – Лиарна подёргала подол платья, – но надо хоть чуть-чуть поспать до того, как мы полезем вниз.

– Погоди, не снимай.

– Почему?

– Я открою тебе важный женский секрет.

– Ты? Женский? – засмеялась девушка.

– Представь себе. Главная прелесть красивых платьев в том, что ты не должна раздеваться сама. С тебя его должен снимать мужчина. Иди ко мне, Лысая Башка, чёрт с ним, со сном.

Глава 25

Корабль на рейде

Проснулся Ингвар от того, что его пихнула в бок Лиарна. Она стоит возле кровати уже одетая.

– Что, пора? – душераздирающе зевнул он. – Как и не спал вообще…

– Ты чем-то недоволен? – фыркнула девушка.

– Я счастлив, – ответил Ингвар вставая, – просто не выспался.

– Два часа ночи. Пора.

– Да, пойдём уже, злоупотребим местным гостеприимством.

Драган ждал, полностью готовый, а Деяна пришлось будить. Парня еле растолкали (лекарство дало ему возможность поспать без боли).

– Может, пусть дальше спит? – с жалостью спросила Лиарна. – Зачем он там нужен?

– Пусть лучше будет с нами, – не согласился Ингвар. – Если местные нас спалят, придётся уходить быстро, и лучше бы не оставлять им потенциальных заложников.

– Они выглядят довольно безобидными, – сказал Деян. – Просто чиновники.

– Мы тоже выглядим безобидными, – возразил ему Драган, – но это не так. А чиновники, уж поверь, всегда готовы доставить кучу неприятностей.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил парня Ингвар. – Выглядишь бодро.

– Странно, – признался тот. – Вроде бы ничего не болит, но такое ощущение, что я не совсем живой, что ли. Как замёрзло внутри всё. Есть не могу, нет аппетита, только пить всё время хочется и мёрзну даже в тепле.

– Ладно, с этим мы сейчас ничего сделать не можем, так что пошли вниз. Кто-нибудь знает, где лестница?

– Я, пока с бумажками бегал, видел дверь, – сказал Драган. – Похоже, они её не открывали ни разу.

Дверь оказалась заперта.

– И что теперь? – спросил Деян.

– Ключ, – напомнил Ингвар. – У Драгана есть ключ. Дай-ка сюда.

Взяв пластину кодовой карты, Ингвар задумчиво помахал ей в воздухе, почесал нос, а потом решительно приложил к двери чуть выше металлических кнопок для набора номерного кода.

– Там нет считывателя, это вообще другое… – начал раздражённо Драган. Но замок щёлкнул, и дверь отошла от косяка. – Но… как?

– Кажется, я начинаю понимать, как тут всё устроено, бродощёлк! – весело сказал Ингвар, толкая створку. – А может, и не только тут, клянусь кризотютей!

Набитое непонятным электронным оборудованием помещение внизу одновременно похоже и не похоже на те, что в других Убежищах.

– Странно, что они все не строились по одному типовому проекту, как у нас, – Ингвар помог Лиарне улечься на ложемент, пристраивая голову в интерфейс. – Удобно же.

– У вас в мире тоже есть система излучателей?

– Ещё недавно я бы уверенно сказал, что нет, – отмахнулся Ингвар, – но, кажется, всё сложнее, хрущоплоб. Неважно. Лысая, удобно?

Девушка показала большой палец и закрыла глаза. Через несколько секунд её глазные яблоки забегали под веками, а руки и ноги стали слегка подёргиваться.

– Хотел бы я знать, что она делает, – мрачно прокомментировал Драган.

– Пытается стать кем-то другим, наверное.

– Меня это пугает. Что она сделает с нашим миром, если у неё получится?

– Меня больше пугает то, что она сделает с собой.

* * *

– Как ты, Лысая Башка? – Ингвар заботливо помог девушке сесть.

– Потом. Всё потом. Давайте уйдём отсюда.

– Тебя как пыльным мешком нахлобучило.

– Неважно. Пошли. Времени совсем нет.

– Знаешь, дамочка, – сердито сказал Драган, – хотелось бы уже получить какие-то объяснения. Таскаем тебя туда-сюда, а ты ничего не рассказываешь.

– Тебе сказали: «Потом», – отмахнулся от него Ингвар.

– Нет, это тебе сказали. Может, тебе она что-то и рассказывает. Шепчет на ушко в постельке. Но нам с Даяном пока что ничего не понятно.

– Хочешь поговорить об этом?

– Я хочу получить полное объяснение! Здесь и сейчас!

– Да и хрен с тобой. Можешь оставаться тут. Деян, ты с нами или тоже встанешь в позу и ножкой топнешь?

– Отдай ключ! – зло и решительно потребовал Драган.

– Да щаз. Губы закатай.

– Я не выпущу вас, пока…

– О, бунт на корабле? Серьёзно?

– Гав!

– Оу, больно! Моя нога!

– А нечего ручонками размахивать. Спасибо, Мудень, так ему и надо. Отпускай, уже можно. Кстати, Драган, пистолет отдай-ка. Медленно и плавно, без резких движений, я в любом случае выстрелю первым. Вот, так-то оно лучше будет. А ногу продезинфицируй и перевяжи, Мудень зубов отродясь не чистил.

– Гав!

– Да молодец, молодец, хороший пёсик. Итак, по старинной пиратской традиции, бунтовщики либо без затей летят за борт, либо высаживаются на ближайшем необитаемом острове, с бутылкой рома на рыло, но без еды и воды. Рома у меня нет, да и остров обитаемый, но тут ничего не поделаешь. Вольёшься в дружную компанию по взаимному управленческому онанизму, станешь каким-нибудь делопроизводителем, а то и до секретаря дослужишься, подсидишь того парня в приёмной, займёшь хлебную должность. А нам пора.

– Я с вами, – сказал неохотно Драган, рассматривая прокушенную ногу. – Простите, что сорвался.

– Хм, – ответил Ингвар, – законы пиратского братства допускают прощение оступившихся. Особенно когда паруса ставить и якорь тянуть некому. Но с испытательным сроком и понижением доли в добыче. Так что ключ и пистолет я тебе не верну. А если попробуешь спереть, Мудень откусит тебе жопу.

– Гав!

* * *

– Вы должны были дождаться моего решения! – заявил Председатель.

Он стоит в коридоре убежища, сердито нахмурившись и уперев руки в бока. Впечатление немного смазывает тот факт, что мужчина в пижаме и тапочках.

– Мы в нём не сомневались, – ответил спокойно Ингвар.

– И тем не менее! Да, вы предоставили обоснования, но это же нарушение субординации!

– Согласно пункту четыре дробь восемь уложения о чрезвычайных ситуациях в сфере оказания жилищно-коммунальных услуг населению, – скучным тоном забубнил Драган, – потенциально реализуемые решения управленческого характера могут быть квалифицированы как предварительно принятые с последующим утверждением оных задним числом с указанием обоснований уполномоченными на то лицами…

– Да-да, конечно, – разом растерявший весь запал Председатель отступил в сторону, освобождая дорогу. – Разумеется, задним числом. С обоснованиями. Я так и предполагал, собственно… А что хоть там?

Дверь, которая до сих пор была просто прикрыта, с отчётливым металлическим щелчком заблокировалась.

– Извините, – развёл руками Ингвар, – ваш уровень допуска…

– Ну да, ну да… Уровень… – вздохнул господин Милохиц. – Но хоть скажите, всё будет хорошо?

– Наилучшим возможным образом, – заверил его Драган. – Продолжайте исполнять свои обязанности.

– И какого чёрта мы в ночь попёрлись? – спросил прихрамывающий Драган, когда все вышли на улицу. – Холодно и не видно ничего.

– Так уж и ничего? Вон, луна светит, – ответил ему Ингвар.

– Могли бы в тепле посидеть до утра.

– Не могли, – жёстко сказала Лиарна. – Времени больше нет. Нам надо спешить.

Она решительно зашагала через мост, Ингвару пришлось ускорить шаг, чтобы её догнать.

– Уверена? – спросил он тихо. – Ехать на этом вертоплане при свете луны небезопасно. Врежемся во что-нибудь, сломаем винт, придётся пешком топать.

– Да. Дальше придётся ехать без остановок. Счёт идёт на дни.

– Счёт чего?

– Потом расскажу, ладно? Подожди, я сейчас… – Лиарна решительно свернула к ограждению моста, на секунду остановилась, глядя на Луну над застывшей рекой, и бросила вниз какой-то свёрток. В полёте тот развернулся и оказался лёгким платьем персикового цвета. Оно спланировало по ветру и легло на снег чётким контуром отсутствия перспектив.

– Вот, значит, как…

Девушка ничего не сказала, просто пошла дальше. Вскоре Ингвар с Драганом запустили остывший мотор, его треск развеял ночную тишину над брошенным городом. Когда двигатель прогрелся, аэросани вручную развернули носом в сторону выезда и тронулись. Сначала потихоньку, осторожничая, а потом, покинув опасную зону развалин, всё быстрее и быстрее. К рассвету машина преодолела больше сотни километров заснеженной пустоши, оставив замерзший Куявиц далеко за хвостовыми рулями.

* * *

Совсем не останавливаться не получается. Хотя Ингвар и Драган меняются за штурвалом, но людям и машине надо заправляться. Пока Деян заливает бензин из канистр в баки, Лиарна греет чайник на походном примусе.

– Это был хороший мир, – сказала она внезапно. – Почти идеальный.

– Прости, – переспросил отвлёкшийся на выбор каши Ингвар, – ты о чём сейчас?

– Они его придумали. Написали. Как они умеют.

– Кто?

– Но потом пришли люди.

– Люди всё всегда портят, – согласился рассеянно Ингвар. – Деримора или бертусан? А может, репунцию попробовать? Ты как к репунции? Мне кажется, что сорта каши теперь меняются каждый раз, когда я запускаю руку в рюкзак.

– Они приняли людей, – продолжает Лиарна тихо. – Во исполнение давней клятвы, про которую сами люди давно забыли. С их точки зрения, люди безумны. Субъекты действия, объекты саморазрушения, существа, пережигающие время в сенсус и сгорающие в нём, как фитиль у бомбы.

– Бензин последний, – сказал Деян, недовольно нюхая облитый топливом рукав куртки. – Но Драган говорит, что должно хватить. В один конец. Может, там найдём ещё…

– Ты за репунцию, – спросил его Ингвар, тряся пакетом, – или за деримору? – потряс вторым. – Есть ещё бертусан, но это звучит, как средство от кашля. Я бы кинул обратно и подождал, пока переименуется.

– Они научились делать невозможное, – продолжает монотонно рассказывать Лиарна, – капсулировать сенсус информацией, не давая ему накопиться и создать условия для коллапса. Это было сложно и обошлось им дорого, но они справились.

– Я не буду есть, спасибо, – отказался Деян.

– Уверен? Ты когда жрал в последний раз, парень?

– Я не хочу есть. И не могу. Внутри как будто умерло всё. Ничего не чувствую, словно тело из одного сплошного куска резины. И заснуть не могу, третью ночь не сплю. Но ничего не болит и голова ясная.

– Не нравится мне это, – сказал Ингвар. – Ладно, чайку потом попьёшь.

– Они построили для людей рай. Общество без зла. Общество без боли. Общество без взаимного пожирания и самоуничтожения.

– Звучит жутковато, – прокомментировал Ингвар. – Но где рай, там и змий. И ангел с огненным… с чем-нибудь огненным в финале. И волшебный прощальный пендель в анизотропных вратах системы «ниппель». Я угадал?

– Они надеялись, что однажды их создатель придёт, увидит это и простит их. Давняя мечта несправедливо проклятых собственным демиургом – быть прощёнными. Вернуться назад.

– Так их тоже однажды изгнали из рая? История постоянно ходит по кругу, а создатели вечно недовольны своими креатурами, наказывая их за собственную рукожопость.

– Несправедливо изгнанные и незаслуженно проклятые, они не возненавидели нас. Приняли и взлелеяли. Сберегли и приумножили. Окружили заботой и сделали частью себя.

– Дай угадаю… Что-то пошло не так? – Ингвар снял с примуса закипающий чайник. – Мудень, твоё слово последнее: репунция или деримора?

– Гав!

– Уважаю за конкретность. Репунция, так репунция, – кипяток из чайника полился в котелок с сублиматом.

– Люди оказались слабым местом этого мира, и он пал, обрушившись весь разом. Задача, ради которой он был создан, была почти сорвана.

– Ожидаемо, – прокомментировал Ингвар, размешивая заваривающуюся кашу. – Любые благодетели рода людского непременно наступают на эти грабли. Люди не хотят, чтобы им делали хорошо. Людям нравится быть злобными бессердечными ублюдками. Отнятое всегда вкуснее дарёного, и слаще сахара слеза ближнего своего. Драган, иди есть, готово!

– Движок поджирает масло, – сообщил Драган, принимая миску с кашей. – И засирает свечи. Пришлось чистить. Ему бы на капиталку, да где уж теперь. На снеголёты ставились моторы, не прошедшие отбор на аэропланы, мол, всё равно не упадут, так что качество у них было… неровное, скажем так. Наш к тому же уже отходил больше половины планового ресурса.

– Дотянем до места? – спросил Ингвар.

– Должны. А вот обратно…

– Там видно будет. Как тебе репунция?

– Редкая дрянь. Как сало в солидоле.

– Да? А Мудню нравится.

– Гав!

– Вон, уже миску вылизал. Не хочешь, отдай ему.

– Еда есть еда. Но неужели ничего лучше не нашлось?

– Была ещё деримора, и этот, как его… Вылетело из башки, надо же… Сейчас гляну… – Ингвар зарылся в рюкзак с сублиматами.

– Люди убили их, – сказала Лиарна, доев кашу. – Сами не понимая, что делают. И тем убили себя, потому что давно уже не могли без них жить.

– Какая драма, – равнодушно ответил Ингвар. – Давайте по чайку и дальше двинем.

– Но люди же остались, – спросил заинтересовавшийся историей Драган.

– Только здесь, на втором континенте, – пояснила девушка. – Они изначально были другими и зависели от излучателей, а не от их создателей. Но общество после той Катастрофы так же отличалось от предыдущего, как нынешние людоеды от общества до Катастрофы второй.

– Рай вы разрушили, – прокомментировал Ингвар, – потому что ваш бог был слишком благ. Остались кормиться у закрытых врат плодами с уцелевших деревьев незнания добра и зла, которые вам выносили из жалости недобитые вами же херувимы. Такие, знаешь, несчастные хромые ребята со сломанными крыльями, перебитыми дубинами освобождённого человечества. А такие, как ты, тут же принялись строить планы, как доломать недоломанное и добить недобитое. И преуспели, кстати. Да блин, где же оно?

– Что? – спросил Деян.

– Я же помню, что была каша с названием… ну, как лекарство от кашля. Все перерыл – ничего похожего!

– Красивая сказка, – сказал Драган, вставая. – Но я остаюсь при своём мнении: в задницу тех, кто с той стороны провода. Они сами виноваты во всём, что с ними случилось.

– Ну да, – согласился Ингвар, – были слишком добрыми. Мы, люди, такого никому не прощаем. Пошли, пора заводить, пока мотор не совсем остыл.

* * *

– Чудом дотянули, – сказал Драган, глуша двигатель. – Давление масла в красной зоне, перегрев карбюраторов, свечи пропускают вспышки.

– Отъездился, болезный, – согласился Инвар, со стоном вылезая из кресла пилота. – Ох, моя спина! Ладно, надо осмотреться. Ого, и правда море. Соскучился я по морским просторам… Правда, тут нужен не корабль, а коньки, вон ветром снег сдуло, вышел отличный каток. Жаль, грабить некого, стал бы первым в истории пиратом-на-коньках. Набрал бы в команду отставных хоккеистов, они на всю башку отбитые, и клюшка сойдёт за абордажный топор. Готовые флибустьеры. Представьте себе: идёт такой купец на парусном буере, скрипит полозьями, и вдруг из-за ближайшего тороса вылетает «великолепная пятёрка и вратарь…», ну, то есть капитан, конечно. Разгоняются, как будто к воротам с шайбой, и хоба – на абордаж! Красота же?

Ингвар спрыгнул на снег и потянулся, хрустя суставами.

– Нам туда, – вылезший из аэросаней Драган показал на прибрежные руины.

– Там точно что-то уцелело?

– Да, большая часть комплекса под землёй. Его тряхнуло, но не фатально. Да вон, барышня подтвердит, она видела.

– Я плохо помню, – Лиарна жмурится от сверкающего на солнце льда, – была не в себе. Но точно завалило не всё, иначе я бы не выбралась.

– Я смотрю, речь у тебя больше не пропадает? – удивился Ингвар.

– Нет, – коротко ответила девушка.

– То есть тебе стало лучше?

– Наоборот. Или нет. Неважно. Чего тянуть, пошли.

– Деян, ты там что, уснул? Вылезай, конечная.

– Болото хурме кроха, – отозвался парень. – Доли швырнулись.

– Чёт ты хреново выглядишь, пацанчик, – покачал головой Ингвар. – Что-то болит?

– Всё, – Деян встал, держась за комингс люка, и болезненно сощурился от яркого света.

Лицо его осунулось и побледнело, руки дрожат.

– Похоже, действие волшебного лекарства заканчивается, – сказал Ингвар. – Как и обещал Эректус, или как его там. Чудеса всегда не безлимитные. Очень хреново?

Парень кивнул.

– Ну, что тут скажешь… Держись. Не обещаю, что станет легче, но пока жив, надежда всегда есть. Забирайте вещи, сюда мы вряд ли вернёмся, потому как чинить эту колымагу нечем. Переходим на пеший способ передвижения. Где там вход, Драган?