Текст книги "Торпедоносцы"

Автор книги: Павел Цупко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Конец бронированной «акулы»

Но в родных городах

под шелками музейных знамен

к нам летят сквозь года

эскадрильи крылатых имен.

Кронид Обойщиков

1

В конце апреля войска 2-го Белорусского фронта маршала Рокоссовского вышли в район Штральзунда и загнали в котел свинемюндскую группировку врага. Бои под Свинемюнде ожесточились. Гитлеровцы не желали складывать оружия. Более того, опираясь на огневую поддержку крупных боевых кораблей, пытались организовать контрудар. Размещенные в гавани, по проливу, и на рейде, корабли курсировали вдоль побережья и вели губительный огонь из дальнобойных орудий по боевым порядкам наших войск, сдерживая их наступление.

Надо было разгромить вражескую эскадру. Вся наличная в том районе флотская авиация была приведена в готовность. Но как на зло погода испортилась и летчики ничем не могли помочь фронту. Зато 1 и 3 мая крылатые моряки нанесли по немецким кораблям мощные комбинированные удары и потопили несколько единиц. Тогда гитлеровцы ввели в мелководную Померанскую бухту тяжелые артиллерийские корабли – вспомогательный крейсер «Орион» и так называемый «учебный» линейный корабль «Шлезиен», однотипный линкору «Шлезвиг Гольштейн», потопленному морскими летчиками еще в марте.

«Шлезиен», хотя немцы во всеуслышание его называли учебным, на самом деле был грозным боевым линейным кораблем с мощным артиллерийским вооружением и хорошо подобранным и обученным экипажем.

После поражения в первой мировой войне, когда англичане убедились, что Германия их господству на море не угрожает, по Версальскому мирному договору оставили ей в качестве «полицейских сил» для обороны побережья сравнительно небольшие линейные корабли водоизмещением четырнадцать тысяч тонн постройки 1906 года. Первоначально они такие функции и выполняли. Но уже в 1926 году оба корабля были объявлены учебными и их модернизировали. Как и в последующей истории с «карманными» линкорами, немцы фактически построили два совершенно новых боевых корабля, оставив от прежних только названия да бронированные коробки, изменили даже конфигурацию. На них установили самые современные машины, способные развивать скорость хода свыше 18 узлов, полностью заменили все вооружение. В носовую и кормовую башни поставили по две дальнобойных пушки калибром 280 миллиметров с полуавтоматизированными приборами управления стрельбой и электрической системой подачи боеприпасов из погребов. Дальность стрельбы этих «учебных» пушек составила 225 кабельтовых, то есть 42 километра. Вдоль бортов и в казематах появились двенадцать новейших 150-миллиметровых универсальных противоминно-зенитных орудий с дальностью стрельбы 130 кабельтовых, или 24 километра, двенадцать зенитных орудия калибром 88 миллиметров и двадцать три крупнокалиберных пулемета. В последующие годы зенитное вооружение линкоров было усилено за счет модернизации 88-миллиметровых пушек и замены пулеметов спаренными и счетверенными установками «эрликон».

Силуэт линкоров также изменился. Были сооружены новые фок-мачты, в помещениях которых разместили все посты управления сложными огромными кораблями, их огневой мощью и радиосвязью, расширена и увеличена в размерах передняя дымовая труба.

В ходе второй мировой войны на этих «учебных» линкорах были установлены радиолокационные станции – сверхновинка того времени.

Если к перечисленному добавить, что все жизненные центры кораблей и погребов с боеприпасами были заключены в пояса из двадцати – и тридцатисантиметровой брони, а экипажи составляли по полторы тысячи отборных гитлеровцев, то даже непосвященному читателю станет ясно, что представлял собой «учебный» линейный корабль «Шлезиен», который в сопровождении эскадренного миноносца, четырех больших тральщиков и двух сторожевых кораблей появился у морского побережья между островом Рюген и военно-морской базой Свинемюнде. Курсируя вдоль берега, линкор из дальнобойных орудий трехсоткилограммовыми снарядами обстреливал наступающие войска маршала Рокоссовского.

Появление линкора «Шлезиен» на огневой позиции наша воздушная разведка заметила своевременно. «Акула» была грозная и, чтобы уничтожить ее, требовалась быстрая, но серьезная подготовка. Это понимали некоторые работники штаба военно-воздушных сил Краснознаменного Балтийского флота и настаивали на проведении специальной операции. К сожалению, так думали не все. Многие находились в плену слова «учебный», и линкор за серьезного противника не принимали. Тогда вмешался генерал Самохин и штаб сел за разработку плана операции, расчет необходимых сил и средств. К вечеру все было готово, и в авиаполки 8-й минно-торпедной авиационной Гатчинской Краснознаменной дивизии и 9-й штурмовой авиационной Ропшинской Краснознаменной, ордена Ушакова 1-й степени дивизии передали соответствующие приказы. До наступления ночи подготовка к предстоящему бою была закончена. К участию в операции привлекалось более сотни самолетов.

2

Этот майский рассвет экипажи торпедоносцев встречали у самолетов. Но ни Борисов, ни Рачков, никто тогда еще не знал, что то была последняя военная суббота. Все вылетающие в бой летчики и их наземные помощники пришли к боевым машинам, как всегда, пораньше, движимые одним желанием – уничтожить проклятый линкор, и потому с нетерпением поглядывали на туманную дымку, такую плотную, что сквозь нее с трудом просматривались двухэтажное здание стартового командного пункта и стоящие неподалеку от него легковые, грузовые, санитарные и пожарные автомашины.

Михаил Борисов потерял покой, когда узнал, что под Свинемюнде появился линейный корабль. Пусть то был не «Лютцов», за которым он гонялся почти год. Кто-то из начальства авторитетно заявил, что «карманный» линкор якобы уже потоплен английской авиацией. Так ли это или нет – уточнить возможности у летчика не было, но появление всего в ста километрах от аэродрома другого линкора, водоизмещением равного «Лютцову», было реальностью, и его обуяло неудержимое желание потопить бронированную «акулу». Для участия в этой операции экипаж Борисова тоже был включен, но…

По плану операции первый удар по линкору должны были наносить топмачтовики капитана Макарихина со штурмовиками из 7-го гвардейского авиаполка во главе с заместителем командира эскадрильи гвардии лейтенантом Гаркуша. Предусматривалось далее: если первая группа почему-то линкор не потопит, то вторую группу поведет Герой Советского Союза Александр Богачев во взаимодействии с двумя эскадрильями штурмовиков гвардии капитана Гончарова. Вот если и вторая группа не добьется успеха, то только тогда Борисов поведет третью. Третий удар по линкору готовился на самый крайний случай, и в его необходимость мало кто верил. Как же после всего этого Михаилу было не нервничать, не волноваться?

Расстроенный Борисов ходил вокруг своего торпедоносца, рассматривал его так внимательно, будто видел впервые. За повседневными полетами все на машине при1-мелькалось настолько, что стало привычным, обыденным и потому незаметным. А между тем внешний вид самолета изменился: появились латки на тех местах фюзеляжа и крыльев, куда вонзались очереди и осколки вражеских снарядов, облупилась краска на ребрах крыльев, винтов, киля и стабилизатора. Яатки, конечно, красились, но каждый раз с другим оттенком, и в итоге получилось так, что любимая машина запестрела, как лоскутное одеяло, которым Михаил укрывался в детстве. Обидно и досадно стало летчику за такой далеко не геройский вид боевого друга, И он уже собирался сделать за это замечание Виктору Беликову, но его отвлек Иван Рачков.

Рачков давно наблюдал, как мучается летчик, заметил его придирчивый взгляд на машину и подошел.

– Изучаешь дырки, Миша? Будь моя власть, я бы этот торпедоносец после войны сохранил для музея, чтобы потомки могли сосчитать боевые раны на нем. Думаю, такой экспонат лучше любого рассказа помог бы понять им, какой ценой наше поколение добывало победу. За каждой дыркой стояла наша смерть, Миша. По ним можно писать историю!

К летчикам подошли Беликов, Шашмин, Демин. Техник услышал последние слова штурмана, поспешил подтвердить:

– Это уж точно! Историю писать можно. Я совершенно достоверно могу назвать дату и после какого боя наложена была каждая заплата. Только та история будет не полной. Здесь же далеко не все пробоины. Мы ж меняли элероны, стабилизатор, капоты на моторах, даже руль поворота. А моторы? Те дыры тоже надо бы учесть для истории! Что ни говорите, а я любуюсь нашей машиной: красавица! Боевая! Фронтовая!

Летчик почувствовал, как раздражение покидало его, обида пропадала, и он иными глазами посмотрел на боевого друга – тепло и радостно, как смотрят на самого близкого и родного. Безобразившие самолет латки как бы исчезли. Зато заиграли другие краски: на носу в три ряда силуэты потопленных транспортов, левее и выше над ними – ордена Красного Знамени и Ушакова и над ними по дуге – крупные буквы «Таллинский АП»!

– Командир! А вот сюда, – Демин постучал пальцем по нижнему ряду силуэтов, – еще один просится! Как раз хватит места для четырнадцатого!

– Смотрите! – показал Василий Шашмин. Все обернулись. Через летное поле к стартовому домику мчалась вереница легковых машин.

– Не иначе, какое-то высокое начальство пожаловало. Значит, сейчас начнется!

Вскоре серое небо над кольбергским аэродромом озарилось белыми ракетами – сигнал «Запустить моторы».

И началось! Воздух над летным полем, самолетными стоянками, лесом и морским побережьем загрохотал от рева запускаемых моторов. А через минуту к взлетным полосам мягко покатились «ильюшины» и «Яковлевы», за ними по рулежным дорожкам вокруг зеленого поля поплыли высокие кили солидных торпедоносцев – улетала первая группа Федора Макарихина.

Борисов отошел от своего самолета подальше, чтобы лучше видеть взлет боевых товарищей. Словно с гигантского конвейера, пара за парой в воздух уходили штурмовики и истребители, потом по одному друг за другом громоздкие топмачтовики. Взлетевшие самолеты исчезли в густой дымке, и только их могучий гул свидетельствовал, что они еще не ушли на маршрут.

Действительно, вскоре над головами провожающих снова появились их четкие строи. Впереди всех пролетели, прикрытые сверху и с боков восьмерками «яков». Две пятерки топмачтовиков, за ними колонной промчались шестерки «ильюшиных» со своими истребителями прикрытия. Армада самолетов, прогудев, растаяла в той стороне, где было море. Постепенно угас и могучий рокот их моторов.

– До чего красиво всё выглядит с земли!. – сдвинул фуражку на лоб Рачков, будто ему мешало солнце, – Сила! Мощь!

– Предпочитаю быть в воздухе! – буркнул Михаил и полез в свою кабину включить радиоприемник: захотелось послушать радиопереговоры и хоть таким образом почувствовать себя участником боя.

3

Через полтора часа в небе над аэродромом опять появились штурмовики и истребители. Прежних безукоризненных строев и боевых порядков не было; самолеты возвращались разрозненно. «Яковлевы» заходили на посадку сразу парами. Парами и отруливали на стоянки, освобождая полосу для следующих. Отдельно на соседнюю полосу опускались поврежденные машины. Михаил насчитал их четыре.

– Миша! Не вернулось два «яка»! – крикнул снизу Рачков. На его лице застыла тревога. – А вот и наши!

Из дымки вынырнули знакомые силуэты торпедоносцев. Они подлетели к летному полю и встали в круг, дожидаясь, пока не сядет один из них с поврежденным мотором.

– Вернулось только девять! – Беликов рыскал глазами по небосводу в поисках еще одной машины.

Борисов помчался на соседнюю стоянку встречать заруливающие самолеты.

Едва Макарихин выключил моторы и спустился на землю, как Михаил подошел к нему с вопросом:

– Потопили, Федор Николаевич?

Низенький Макарихин глянул снизу вверх на Михаила.

– Нет, Миша… Орешек оказался крепче, чем мы представляли. Дай закурить! – комэск-два задымил папиросой, потом досадливо махнул рукой:

– Очень плохая видимость! На линкор вышли не все, поэтому и бомбили не столько его, сколько то, что попадалось. Конечно, тех тоже надо топить, но главное для нас – линкор. А в него воткнули всего одну «тоннку». Хорошо попали! Бомба взорвалась возле фок-мачты, фок-мачту перекосило, но «акула» осталась на плаву… Зениток на нем много, и бьют/сады, метко. Да еще с эсминца и сторожевиков… Серьезный корабль, хоть и называют его учебным! – летчик с силой бросил окурок на землю и вдавил его каблуком.

К стоянке подъезжали бензозаправщики, бортовые автомашины с бомбами, торпедовозы. Техсостав уже осматривал вернувшиеся из боя самолеты. Началась дозаправка горючим, подвеска бомб и торпед.

Борисов вернулся к себе.

В пятнадцать часов в воздух поднялась вторая ударная группа. Повел ее Герой Советского Союза старший лейтенант Богачев. Александр взял на борт торпеду, остальные пять экипажей полетели с бомбами в топмачтовом варианте. В группу вошли две восьмерки «ильюшиных» и четыре звена истребителей.

И опять Михаил волновался за друзей, за Сашу Богачева, который после перенесенного ранения был еще не совсем здоров. Выдержит ли?

Летчики группы Богачева дрались с врагами так же смело и решительно, как и макарихинцы, И они добились ощутимых успехов: потопили транспорт водоизмещением пять тысяч тонн, сторожевой корабль, подбили эсминец и еще один транспорт водоизмещением три тысячи тонн. В линкор попала еще одна «полутоннка» и на нем был замечен пожар. Однако «Шлезиен» по-прежнему оставался на плаву, потопить его не удалось.

Инженеры и техники опять сновали у торпедоносцев, отбирали менее поврежденные к следующему вылету.

Борисов отозвал Богачева в сторону.

– Саша! Покажи, как он стоит по отношению к берегу? – попросил он друга, подняв планшет.

– В том-то и дело, что он не стоит! Он все время на ходу, курсирует малыми ходами. А его орудия бьют по берегу… Как курсирует? Черт его знает! Там очень густая дымка, впереди ничего не видно, только под самолетом. Я линкор видел всего с полминуты! Да и то через прицел. Понимаешь? Он маневрирует, уклоняется. Я гонялся за ним, чтобы загнать на выгодный курсовой угол. Вышел-таки! Торпедировал! Но результата не наблюдал. Высота дымки? Метров триста. А выше – хорошо!

Подошли Николай Конько и Иван Рачков. Иван Ильич принялся на листе бумаги рисовать схему Померанской бухты. Конько и Богачев помогли по ней уточнить место нахождения «акулы» и курсы ее движения.

– Миша, учти! – добавил Богачев. – Там над, линкором вертятся «фоккеры»! Я видел две четверки. В атаку они, правда, не выходили, но барражируют!

– Спасибо за предупреждение, друг! Михаил достал из планшета фотоснимок злополучного линкора, вгляделся в его контуры.

– Этой фок-мачты теперь нет! – показал Александр. – На ее месте – груда металлолома. Но носовая башня невредима, сам видел, стреляет, сволочь…

Приехал «виллис» за экипажем Борисова.

– Миша! – крикнул вдогонку Богачев. – Будь аккуратен! После атаки крути только в море! На берег не ходи, там много зениток!

4

В штабе авиаполка уже находились экипажи Полюшкина и других летчиков. Отдельной группой сидели штурмовики. Среди них внимание Михаила привлек стройный усатый подполковник с двумя Золотыми Звездами на груди – Алексей Ефимович Мазурекко, командир 7-го штурмового авиаполка. Летчик поприветствовал его и сед рядом с Полюшкиным.

Атмосфера в штабе, чувствовалось, была напряжена. От наблюдательного Михаила не ускользнуло, что летчики – всегда шумный народ – переговаривались вполголоса, а штабные работники и старшие командиры сидели с расстроенными лицами.

– Шторм девять баллов! – подтолкнул Рачков. – Держись!

В помещение в сопровождении целой свиты быстрым шагом вошел полковник Курочкмн. Капитан Иванов скомандовал:

– Товарищи офицеры! – и доложил: – Товарищ; полковник! По вашему приказанию собраны тринадцать экипажей торпедоносцев и командиры групп штурмовиков и истребителей!

– Вольно! Садитесь! – Курочкин прошел за стол, но не сел. Сердито спросил: – Надеюсь, знаете, зачем вас собрали? В общей сложности шестнадцать топмачтовиков и сорок штурмовиков нанесли по линкору два комбинированных удара, а кроме повреждения фок-мачты ничего не добились. Срам! Это же старая калоша! Всего-навсего учебный корабль! Ему давно пора быть на дне, а его даже не прогнали с артиллерийской позиции. И он продолжает расстреливать красноармейцев на берегу! Да, да! Именно расстреливать в упор, безнаказанно! Не скрою, командование флотом весьма обеспокоено. Генерал-полковник авиации товарищ Самохин недоволен. К нам направился маршал авиации товарищ Жаворонков. Запрашивает сам народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Кузнецов! Понимаете ответственность, товарищи морские соколы? – комдив строгим взглядом медленно обвел собравшихся. Задержался на Борисове: – Линкор должен быть потоплен! И потоплен сегодня! Ясно?

Летчики, насупившись, слушали своего командира.

– Товарищ Мазуренко! Сколько экипажей вы сможете выставить для третьего удара?

– Только шестнадцать, товарищ полковник! – привстал тот. – Остальные повреждены и до завтра будут в ремонте.

– Мало! – стукнул по столу рукой Курочкин. – Что ж, чем богаты… Ведущим пойдет старший лейтенант Борисов, его заместителем старший лейтенант Фоменко.

Оба летчика встали.

– Садитесь! Хочу выслушать ваши соображения, товарищ Борисов! – суровое лицо комдива несколько смягчилось. Он сел. – Я знаю, что вы просились еще в первый удар. Наверное, успели переговорить с теми, кто уже слетал?

– Так точно, товарищ полковник! Зенитный огонь вражеских кораблей очень сильный. Летчики дрались геройски и потопили в общей сложности более десяти плавединиц…

– Второстепенных единиц, товарищ Борисов! – прервал комдив и вновь нахмурился. – Мне хотелось услышать мнение боевого летчика, Героя Советского Союза, а не адвоката! Как дерутся торпедоносцы с врагами, я хорошо знаю.

– Это я к тому говорю, товарищ полковник, – смело продолжал Михаил, – что большое количество потопленных единиц невольно подводит к выводу, пусть на меня не обижаются мои товарищи-летчики, что удары пришлись не по линкору.

– Во-о! – вскочил Курочкин и подмял палец кверху. – В этом все дело! Здесь собака и зарыта! Прав, Борисов! Били не по линкору, а набросились на транспорты! А я предупреждал, что главная цель – линкор.

– Товарищ полковник! В том вины летчиков нет. Так получилось! Капитан Макарихин и старший лейтенант Богачев сказали мне, что в Померанской бухте очень, плохая видимость, туманная дымка. Толщина ее до трехсот метров. Из-за нее все и произошло! У меня есть просьба: нельзя ли впереди ударной группы послать лидера, наводчика. Пусть он летит выше дымки, а мы в этой мути по нему будем ориентироваться. Так он выведет нас на линкор. Прежде мы таким образом взаимодействовали с пикировщиками, когда били по Либаве. Они вверху, а мы внизу.

– Можно и с наводчиком! – комдив одобрительно посмотрел на летчика, – У тебя, наверное, уже созрел свой план атаки? Доложи!

Михаил оглянулся на Рачкова. Тот подмигнул: «Давай!»

– Разрешите к доске?

Пока летчик пробирался между рядами сидящих, Курочкин невольно любовался его спокойными уверенными движениями. Борисова Михаил Алексеевич запомнил с того сентябрьского дня, когда в Нарвском заливе погиб Соколов. Тогда на место погибшего Мещерин попросил назначить этого чернявого юношу. Комдив согласился и потом издали пристально наблюдал за становлением молодого замкомэска. Что греха таить? Курочкина коробило, когда кто-то другой не торопился принять его мнение и, более того, в противовес выставлял свое. Борисов был именно таким. Он никогда не спешил, не торопился, хотя по его мальчишескому лицу было видно, какие бури бушевали в душе. Между тем неторопливые действия летчика всегда оказывались точными.

Вот и сейчас замкомэск с достоинством подошел к доске, не стал, как другие, расшаркиваться перед многочисленными начальниками «Разрешите?», а взял мел и несколькими штрихами нарисовал схему Померанской бухты, разместил в ней условными значками линкор и другие корабли, атакующие группы самолетов.

– В сложившихся условиях я предлагаю атаковать линкор не колонной, как предусмотрено планом, а с двух бортов, – показал он на схеме. – Для этого нужно торпедоносцев разделить на две группы. Одну поведет Фоменко, вторую я. Ведущие групп берут торпеды, а ведомые бомбы. По моему сигналу из точки развертывания вперед должны выйти штурмовики и частью сил ударить по кораблям охранения, другой – по зениткам линкора. Тем временем старший лейтенант Фоменко зайдет с шестеркой топмачтовиков со стороны острова Рюген и ударит по линкору. Через минуту или меньше подойдет моя группа с противоположной стороны. И еще. Над линкором замечены «фокке-вульфы». Нужно, чтобы на время нашего удара их сковали боем наши истребители, Условие одно: всем экипажам топмачтовиков бить только по линкору, а не гоняться по бухте за транспортами и другими кораблями. Все! – летчик положил мел в ящик и вытер руки.

Курочкин тоже подошел к доске, несколько секунд пристально вглядывался в схему, потом повернулся ко всем.

– План удара утверждаю! Наводчиком пойдет капитан Макарихин. Вопросы ко мне? К ведущему? Нет!? – комдив завернул рукав кителя, взглянул на наручные часы и приказал: – Удар нанести в двадцать ноль-ноль! Свободны!

– «Двадцать часов по московскому времени – это семнадцать по местному, – быстро прикинул в уме Михаил. – Значит, вылетать надо не позднее шестнадцати двадцати, чтобы засветло вернуться на аэродром. После атаки домой лететь полчаса. Выходит, посадка будет до восемнадцати. Нормально!»

5

Дымка над морем была более густая, чем над берегом, – в этом Михаил убедился, едва группа отошла от Кольберга. Сплошным серо-бурым покрывалом она повисла над водой, скрадывала расстояния, затрудняла полет групп.

Ударная группа летела выше этого покрывала. Еще выше впереди маячил лидер – самолет Макарихина в охранении шестерки «яков». За лидером во главе семерки топмачтовиков летели Борисов и с ним истребители прикрытия с майором Дмитрием Кудымовым. За первой группой шла вторая с Фоменко, а потом «ильюшины» со своими истребителями – всего более полусотни самолетов. Состав сводной группы был велик, и потому Михаил испытывал понятное беспокойство, часто посматривал по сторонам, на ведомых, то и дело сверяя свой курс с лидером, переговаривался со штурманом.

Напористо на одной и той же ноте ревут моторы. Воздух над морем устойчивый; самолеты летят настолько ровно, будто плывут по спокойной воде. Справа от ведущего – топмачтовик Валентина Полюшкина. Михаил поворачивается в его сторону и за плексигласом кабин отчетливо видит юное лицо: лейтенант уверенно удерживает свою машину рядом с командирской. Недавно летает он в паре с Борисовым, а зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, Михаилу Полюшкин чем-то неуловимо напоминает Дмитрия Башаева. Нет, не внешне! Внешне они совсем не походили друг на друга. А вот полетным почерком – да! В бою Валентин такой же надежный, как погибший Дима…

– Приближаемся к точке поворота! – предупреждает Иван Ильич.

Значит, до цели остается всего двадцать километров – это три минуты полета…

Самолет Макарихина впереди исподволь завалился в левый крен, начиная разворот в сторону берега. Значит, время! Борисов вышел в эфир:

– Внимание! Говорит Двадцать седьмой! Слушайте все! «Буря»! «Буря»!

«Буря» – для всех это сигнал развертывания групп. Пропуская следующих позади штурмовиков, Михаил отвернул со своими ведомыми влево, Фоменко – вправо. Одновременно все самолеты пошли на снижение и… потеряли из поля зрения машину капитана Макарихина: она словно бы растворилась в густой дымке. Как ни готовились к вылету, как ни предусматривали все неожиданности, а эту упустили. Ударные группы штурмовиков и топмачтовиков сразу попали в крайне сложные условия: под самолетами видно было хорошо, а вперед и в стороны – ничего! Ведущие групп прекратили переговоры, притихли, слушали эфир: что предпримет командир боя? И Борисов решился:

– Внимание! Я – Двадцать седьмой! Продолжать задание! Как поняли? Прием!

Тотчас в эфире заработало несколько радиостанций!

– Четвертый, вас понял, Двадцать седьмой! Выполняю!

– Вас понял! Продолжать задание! Прием!

А ведущий подает уже новые команды:

– Занять исходную позицию!.. «Маленькие»! Осмотрите район! Там где-то «фоккеры» Разгоните их! Вскоре последовала последняя команда:

– Атака! Атака!

Вперед и в стороны видно не дальше полутора-двух километров. На скорости четыреста километров в час такое расстояние самолет пролетает всего за четверть минуты! За эти считанные секунды летчику во мгле надо успеть найти «Шлезиен», довернуть к нему, если он окажется не по курсу, прицелиться и сбросить торпеду. Всего за пятнадцать секунд!..

Борисов видит, как справа и слева, увеличивая скорость, обогнали ведущего и вырвались вперед на пока еще невидимую цель все топмачтовики. Вокруг больше не разглядеть никаких самолетов. Только над головой, забравшись повыше, следует четверка верных «яков».

Эфир наполнен разноголосьем: подаются команды, раздаются возгласы, подбадривающие крики – это где-то впереди «ильюшины» начали утюжить зенитки на кораблях врага. Судя по радостным возгласам, атака штурмовиков протекает успешно.

На желтой воде справа возникло пятно. Мозг обожгла лихорадочная мысль: «Он!» Но нет. Это транспорт, а за ним проступил какой-то небольшой боевой корабль – не разглядеть толком, оба промелькнули под крыло. Михаил уже погасил скорость торпедоносца до нужной, снизился и, точно выдерживая режим торпедометания, ориентировался по смутным силуэтам летающих впереди и выше топмачтовиков, зорко высматривал на серо-желтой глади очертания линкора. А его все не было! Время, казалось, остановилось…

– Попал! Попал! – сразу закричало в эфире несколько голосов. – Тонет, гад! Тонет!

Кто попал? Куда попал? Кто тонет? – попробуй узнай! Может, он, «Шлезиен»? Хорошо бы…

– Прекратите галдеж! – приказывает ведущий. Но его приказ тонет в новом взрыве голосов:

– Это не транспорт, голова! Смотри получше! Он же задрал корму, показывает тебе пушки!

– Вспомогательный крейсер!

– Поздравляю! Фотографируй! «Потопили „Орион“, что ли? – пытается определить Михаил. – А где же „Шлезиен“?»

Секунды летят стремительно, а линкор все не показывается. Возникает сомнение: неужели проскочили мимо? И штурман что-то молчит…

– Вижу гада! – врывается радостный крик Рачкова. – Миша! Доверни вправо двадцать! Он сам подставляет борт!..

«Значит, встреча состоялась! – обрадовался летчик. – Необычайное спокойствие овладело им. – Теперь только бы не промазать!»

Пятно справа быстро приобретало знакомые по снимкам формы: «Шлезиен»!.. До чего же он большой! Летчик одним взглядом схватил весь корабль, его две высокие дымовые трубы, перемычку между ними, рядом с трубами бесформенная груда – все, что осталось от огромной фок-мачты: из-за нее выглядывала орудийная башня, сверху донизу расписанная черными и белыми неровными полосами камуфляжа; орудия в башне задраны вверх, через равные промежутки их длинные стволы озаряются вспышками огня; «Еще стреляет, сволочь!..»; за трубами – целехонькие надстройки и грот-мачта. Над грот-мачтой друг за другом пронеслись силуэты топмачтовиков, и тотчас корма линкора скрылась под мощными фонтанами взрывов и всплесков. Но водяные столбы осели и открылся… невредимый линкор.

А в эфире встревоженный крик:

– Торпеда не пошла! Вижу желтое пятно! Зарылась а грунт! – кричали летчики-истребители, сопровождавшие Фоменко.

«Значит, Владимиру не повезло! Глубина моря, над которой он сбросил торпеду, оказалась меньше необходимой, чтобы она вышла из „мешка“ – просадки при погружении в воду. Надо ж такому случиться! Какая досада! Ведь осталась всего одна торпеда! Его, Борисова… А что, если и она… Нет, он не промажет, а вот хватит ли глубины?..»

А бронированное чудовище все ближе. С каждой секундой растут его размеры, грозно надвигаются на торпедоносец…

«Не промазать! Не промазать!» – твердит себе Михаил, а руки, ноги, глаза делают привычное дело: загоняют борт линкора в планку прицела.

– Чуть-чуть правее! – командует Рачков. – Хорош! Бей по середине, Миша!

Между носом самолета и бортом линкора обостренное зрение успело заметить на фоне воды еще один корабль: хищно вытянут его длинный узкий корпус, за фок-мачтой – две скошенные дымовые трубы, между ними – палочки торпедных аппаратов – это эскадренный миноносец! За кормой корабля вскипала пенная дуга – он маневрировал, а все орудия стреляли без перерывов. На крыльях ходовых мостиков и у дымовых труб клокотали огнем установки автоматических малокалиберных пушек. Огонь с эсминца был таким плотным, что на миг отвлек внимание летчика от линкора: прекратив прицеливание, Михаил резко бросил самолет в сторону, уклонился от трасс и тут же с удовлетворением заметил мелькнувшие горбатые тени: стая «ильюшиных» обрушила на корабельные зенитки залп реактивных снарядов.

Корма эсминца и его торпедные аппараты потонули в пламени взрывов. Молодцы!

– Командир! – в вихре эфирных звуков прорвался голос Демина. – Сбили топмачтовика… Взорвался…

Летчик только до боли стиснул зубы и энергичнее задвигал рулями. А глаза уже ловят новое в обстановке: в том месте, где только что полыхал огнями эсминец, из воды вверх стремительно взвились четыре огромных водяных куста. Опережая их, в стороны разлетались клочья рваного железа корабельных надстроек – кто-то из летевших впереди топмачтовиков помог «ильюшиным» – обрушил на вражеский корабль крупнокалиберные авиабомбы, и Михаил, поняв, что эсминец ему больше не угрожает, возобновил прицеливание – на планке вновь появился высокий борт «Шлезиена». Борт, башни, трубы – все на корабле расписано пятнами камуфляжа. Черные, белые, серые разводы должны были на фоне свинцово-желтой воды сделать расплывчатыми контуры линкора, затруднить прицеливание по нему через оптику. Враг, как загнанный в западню волк, бешено огрызался, его орудия стреляли настолько часто, что отблески огня освещали борт и надстройки, гасили яркость камуфлирования – боевой корабль, будто подсвеченный мощными юпитерами, во всю длину и высоту четко вырисовывался из однообразной окружающей серости, рельефно выделялись его строгие контуры. От бесчисленных зениток «Шлезиена» к носу торпедоносца тянулись пляшущие цепочки и рассыпающиеся веера красных, белых и зеленых искрометных огоньков трассирующих снарядов. Здесь же рвались, закрывая прицел хлопьями черно-белых дымов, снаряды средних и крупных калибров – окутанный дымами и огнями торпедоносец без конца встряхивало, но он, твердо удерживаемый летчиком, продолжал стремительно сближаться с кораблем.