Текст книги "Падение царского режима. Том 1"
Автор книги: Павел Щёголев
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 39 страниц)
Завадский. – А относительно денежных его дел, вам ничего неизвестно?
Наумов. – Этого я не знаю.
Завадский. – Я думал, что и на этой почве у вас было недоверие?
Наумов. – Я с ним не был знаком близко. Его сын был в Самаре, ужасное он производил впечатление. Он временно служил там, отец приехал к нему. Я ему раз отдавал визит. Это было несколько лет тому назад, этим кончилось наше знакомство.
Завадский. – Вы не припомните ли, кто были те лица, хотя бы некоторые из них, кто по телефону беседовал с вами по поводу предстоящего появления Распутина?
Наумов. – Мне курьер докладывал. Курьер говорил – мне приказали передать то-то и то-то; потом, когда мне лично кто-нибудь говорил, я отвечал – перестаньте, оставьте.
Завадский. – Так что у вас осталось только общее впечатление?
Наумов. – Общее впечатление.
Завадский. – Вы в четверг принимали Штюрмера, а по поводу Распутина звонили в пятницу?
Наумов. – Все время. В Европейской гостинице, где я жил, есть центральная станция, потом соединяли со мной. Из моих друзей никто об этом со мной не говорил, а это были такие лица, которые хотели меня запугать.
Завадский. – Запугать вас?
Наумов. – По моему, запугивать.
Завадский. – Я записал два ваших выражения. Вы сказали, что когда Распутин явился к вам, то вам еще его огромная власть была неизвестна; значит, впоследствии вы убедились?
Наумов. – Да, я убедился.
Завадский. – Какие примеры?
Наумов. – Все то, что случилось в этот день, все это представлялось мне актом простым, естественным, а вокруг этого создавалась такая обстановка, что я сделался каким-то героем. Я увидел тут что-то такое, с чем приходится действительно считаться. Ведь я провинциал, я приезжал сюда лишь на сессии. Слухи были очень упорными, я знал, что он мерзкий человек, но не знал, что он такой силой обладает, я считал, что он избалован обществом, потому что несомненно само общество поставило его на такой пьедестал, с которым все считались.
Завадский. – Больше Распутина вы не видали и никаких дел с ним не имели?
Наумов. – Нет.
Завадский. – Вы говорили, что вам Питирим присылал записки. Какое было содержание этих записок?
Наумов. – «Прошу принять такого-то», «прошу сделать», «прошу исполнить такую-то просьбу». Это было, кажется, раза два-три.
Смиттен. – Вы не можете сказать по поводу этих записок Питирима, – которому конечно было известно, что министры принимают всех лиц, обращающихся к ним, – они не касались предосудительных дел?
Наумов. – Нет, просто – «Прошу принять».
Смиттен. – В виде рекомендации?
Наумов. – Да, в виде рекомендации.
Завадский. – Последний вопрос. Вы сказали со слов генерала Алексеева, что была артиллерийская подготовка из Царского Села?
Наумов. – Так назывались письма государыни императрицы из Царского Села.
Завадский. – Значит, это был намек на письма от Александры Федоровны?
Наумов. – Да, от Александры Федоровны. Надо вам сказать, что за время моей службы министром у меня было два доклада у императрицы. Первый доклад был по поводу знаменитого кустарного комитета, который Кривошеиным был передан и возглавлен императрицей Александрой Федоровной. Она захотела быть во главе кустарного комитета. После Кривошеина попал сырой материал ко мне в распоряжение, и мне нужно было доложить о состоянии кустарного комитета и, кроме того, представиться императрице. Это был первый прием, он был очень короткий, других дел никаких не было, докладывал в самых общих очертаниях. 25 июня я получил приглашение от императрицы для доклада по делам кустарного комитета. Императрица меня встретила несколько сухо, впрочем у нее всегда был замкнутый вид. У нее были листочки и по ним она задавала мне вопросы, производила экзамен по делу кустарного комитета, очень настойчиво проводила свои мысли. На этой почве у меня вышел, с точки зрения придворного этикета, серьезный гаф.[*]
[Закрыть] Я разгорячился и начал совершенно определенно противоречить государыне. Из ее слов я увидел, что кустарное дело постольку может вестись, поскольку необходимо инструктирование нашими силами. Она начала с того, что без инструкторов дело не пойдет. Из ее слов я понял, что этих инструкторов надо найти извне, но что из народных масс их найти трудно. Тогда я стал говорить, что кустарное дело теперь имеет уже известную законченность и что это могу я доказать присылкой фотографий таких художественных вещей, которые представляют собой нечто совершенно законченное, и по ним можно судить, что у нас можно найти своих инструкторов. Удивительная была настойчивость у нее и заинтересованность. Она производила впечатление иное, чем государь. Государь относился обаятельно-благосклонно, если можно так выразиться, всегда соглашался, императрица же останавливала, начинала спорить, доказывала и, видимо, осталась недовольна моим докладом. Потом я вспомнил, что государь мне сказал 28-го, как-то при случае: «Императрица писала мне, что вы были у нее». – Я рассказал, что было. Тут я убедился, что несомненно письма были от императрицы, это мне было подсказано, и, видимо, они подготовили почву для того, чтобы моя отставка была принята.
Председатель. – Вопросы, которые она вам задавала, не производили впечатления тенденциозно направленных к тому, чтобы дискредитировать вашу деятельность и ваше отношение к кустарному делу? Это не был ход ваших противников?
Наумов. – Нет. Тут у нее играла огромную роль некто Шнейдер. Здесь есть школа народного искусства. Г-жа Шнейдер, по делам кустарным, была несомненно вдохновительницей.
Смиттен. – По поводу записок, по которым шла у вас беседа с государыней: вы знаете ее почерк?
Смиттен. – Вы не можете сказать, – они были ею написаны, или для нее составлены?
Наумов. – Не знаю.
Иванов. – Я понял так, что у вас были частые сношения с генералом Алексеевым по поводу продовольственного вопроса и что он сочувственно относился ко всем нашим мероприятиям.[*]
[Закрыть] Вы не можете сказать – как генерал Алексеев относился к Штюрмеру?
Наумов. – Отвратительно.
Иванов. – Он был против?
Наумов. – Против.
Иванов. – Кто поддерживал его в Ставке?
Наумов. – Я думаю – царскосельский застенок, главным образом Питирим. Он хорош был с Питиримом, с Распутиным, постоянно бывал, постоянно по телефону переговаривался. Об этом совершенно определенно говорилось.
Иванов. – А когда вы беседовали с государем и вам пришлось сказать, что вы разошлись со Штюрмером, не произвело ли это на вас впечатление, что это ему было неприятно?
Наумов. – Нет.
Председатель. – К какому времени относятся эти тайные заседания части Совета Министров, очевидно единомышленной части, направленные к выяснению вопроса о борьбе с общественными организациями?
Наумов. – Сейчас могу сказать только приблизительно: к первой половине июня.
Председатель. – Когда они начались?
Наумов. – Может быть, в конце мая.
Завадский. – Вероятно это у вас в книжке есть. (Обращаясь к председателю.) Я просил Александра Николаевича, у него, оказывается, есть маленький дневничок, там, разумеется, есть кое-что, что принадлежит лично Александру Николаевичу, но он даст нам в течение недели выписку того, что имеет общественное значение.
Председатель. – Александр Николаевич, вы придете домой и ваша мысль будет работать в связи с сегодняшней беседой, – может быть вы что-нибудь еще вспомните. У меня тут отмечено – подпись под ассигнованием пяти миллионов?
Наумов. – Я дал подпись под ассигнованием пяти миллионов, когда меня спровоцировали, сказав: «Как же вы – министр государя – и не хотите подчиниться воле государя?» Я подчинился, но оговорил себе право доложить государю, при каких условиях даю подпись.
Председатель. – Ваша отставка помешала вам сделать это заявление?
Наумов. – Нет. Надо сознаться, что очень часто играли именем государя.
Родичев. – Когда в последний раз вы были в Ставке, не заходил ли вопрос о предоставлении Штюрмеру поста министра иностранных дел?
Наумов. – Нет.
Родичев. – Когда вы уехали в отпуск?
Наумов. – Я выехал первого июля.
Родичев. – Когда вы вернулись, назначение Бобринского уже состоялось?
Наумов. – Про назначение Бобринского мне сообщил Волконский в Рязани. Это было 23 июля.
Родичев. – Скажите, пожалуйста, вы о том влиянии, следствием которого было назначение Бобринского, ничего не знали?
Наумов. – Нет.
Родичев. – Увольнение Глинки приписывают Бобринскому или другим влияниям?
Наумов. – Я думаю, Бобринскому.
Родичев. – Во главе подписавших запрос стояла чья подпись?
Наумов. – Н.Б. Щербатова, А.Б. Голицына.[*]
[Закрыть]
Родичев. – Вы не считали запрос направленным против вас? Эта подпись удостоверяет, что это не было враждебно вам?
Наумов. – Нет. Мне создали такую обстановку: говорили – под вас подкапываются, неоднократно мне об этом говорили. Щербатов был у меня и говорил обратное. Интересно то, что некоторые подписавшие приезжали ко мне с сожалением, что они подписались. Все это такая мелочь, которой я никакого значения не придавал. Важно было дело направить, дело спасти. Я считал – хорошо, что они запрос сделали в комиссиях. Я на эти запросы отвечал, со всеми, видимо, умел столковаться. Комиссии эти велись под председательством Коковцева. Когда был разговор в маленьком кабинете 21 июня, Штюрмер говорит: «В комиссиях ведь работали, в комиссии вас выслушали, однако они все-таки хотят в общем собрании». – Это доказывает полное его недомыслие: в комиссии черновая работа, работают не в комиссиях, работает Государственный Совет в общем собрании. Следовательно, если вопрос идет о том, принять или не принять, решает это не комиссия, а общее собрание. Вопрос еще не принят, следовательно, должно общее собрание принять и решить так или иначе; это было страшное недомыслие и страшное насилие надо мной. Я и до сих пор не могу говорить об этом хладнокровно.
Председатель. – Вы считаете ваш вызов государыней 25-го случайным совпадением или о вас докладывал Штюрмер государыне?
Наумов. – Положительно не могу сказать.
Председатель. – Странное совпадение. Первая ваша аудиенция когда была?
Наумов. – Это было в самом начале моего управления министерством. Потом я составил подробный доклад. Это дело застряло в силу того, что меня не принимали. После первого доклада я много работал. Составил новую схему, новую организацию, нужно было, чтобы государыня санкционировала своею подписью состав комиссии, и в результате ждал.
Председатель. – Вы дождались только 25-го, при чем вопросы, которые были вам заданы, повидимому стояли, – если там было записано то, что она спрашивала, – в противоречии с вашей точкой зрения?
Наумов. – Как сказать, я принял близко к сердцу, так сказать, обиделся за наших инструкторов. Мне показалось, что как будто императрица относилась снисходительно к нашим силам народным. Я хотел доказать, что среди наших сил народных найдутся лица, которые могут быть инструкторами. Мне чувствовалось в тоне императрицы отношение к России – как к провинции мало культурной. Так мне показалось. Я стал доказывать как только мог, но был принят очень холодно.
Смиттен. – В бытность вашу министром произошла перемена верховного командования в армии?
Наумов. – Нет, это было при Кривошеине.
Председатель. – Александр Николаевич, позвольте вас поблагодарить и попросить, когда вы придете домой, справиться с вашей книжкой.
Наумов. – Я просмотрю ее и отмечу красным карандашом то, что представляет интерес.
IX.Допрос кн. М.М. Андроникова
6 апреля 1917 г.
Содержание: Знакомство Андроникова с Витте. Знакомство со Штюрмером. Андроников и Гермоген. Журнал «Голос Руси». Обстоятельства назначения Штюрмера председателем Совета Министров. Штюрмер, Манасевич-Мануйлов и Питирим. Распутин. Устранение Владимира с поста экзарха Грузии и назначение Питирима. Андроников в своем журнале объявляет Штюрмера потомком Анны Кашинской. О Палеологе. История с заговором Хвостова против Распутина. Знакомство с Сухомлиновым. Андроников впервые проникает в «покои министра юстиции». Мясоедов у Сухомлинова. Об Альтшуллере. Расхождение Андроникова с Сухомлиновым. Андроников и Распутин. Генерал Отлетаев и Николай II. Встречи с Вырубовой. Об отставке Сухомлинова. Шпионы или «недоброжелатели». Свидания с Распутиным: преосвященный Евдоким, Варнава, иеромонах Августин и Белецкий. Кто «валил» Сухомлинова? Защитник Андроникова – Воейкова. Знакомство с Хвостовым. Характеристика Вырубовой и бывшей императрицы. «Исцеление» Вырубовой Распутиным. Свидания у Вырубовой бывшей императрицы с Сухомлиновой и Протопоповым. Вырубова и Хвостов. Разочарование Андроникова в Распутине. Сближение с Хвостовым. О Манасевиче-Мануйлове. Последнее свидание Андроникова с Распутиным и разрыв. Как держал себя Распутин в Царском Селе. Распутин о Вырубовой. Варнава и Распутин. Червинская. Кусова и Мосолов. Отношение между Александрой Федоровной и Вырубовой. О Курлове, Бадмаеве, Протопопове. Комиссаров. Разрыв с Вырубовой, Андроников и Воейков. О письме Николая II к Трепову и телеграмме к Александре Федоровне насчет прекращения дела Манасевича. Макаров. Воейков и его отношение к Николаю II и бывшей императрице. О Белецком. О Джунковском. О Маклакове. Палеолог отчисляет Андроникова от Министерства Внутренних Дел. Увольнение Белецкого и назначение его в Сенат. Белецкий и Распутин. Белецкий и Хвостов. Белецкий назначается товарищем министра внутренних дел. Обеды и ужины у Хвостова и Белецкого. Протопопов. Бывшая императрица смещает Хвостова. Отношение Александры Федоровны к вел.кн. Николаю Николаевичу. Первое появление на сцену Распутина. Бывшая императрица и «черногорки». Отставка военного министра Редигера. Кандидатура полковника Рязанова. Назначение Протопопова. Бадмаев, Распутин, Манасевич, Питирим. Отношения между Распутиным и Протопоповым. Протопопов и Курлов. Протопопов и Манасевич-Мануйлов. Протопопов и Штюрмер. Высылка Андроникова. О Варбурге. О причинах смещения Сазонова. О шпионстве.
* * *
Председатель. – Вы изъявили желание дать нам показания. Мы сегодня не столько будем вас спрашивать, сколько выслушивать, и надеемся услышать всю правду, которую вы знаете… Так что будьте совершенно свободны в вашем рассказе. Но будьте все же добры приблизительно наметить схему вашего рассказа. Мне крепостное начальство передало вашу заметку. Тут есть такие рубрики: «Отношение к военному министру, отношение к Воейкову, к Распутину, к Вырубовой, обер-прокурору, Беляеву, Протопопову, к «звездам генералов», к Штюрмеру, Покровскому, Коковцеву; встречи и проводы министров; чиновник особых поручений при св. синоде, Горемыкин, «известный журнал» и «конкретные вопросы». Таким образом, вы предполагали изобразить в объяснении ваше отношение к целому ряду лиц.
Андроников. – Г. председатель, это та схема, по которой я писал г. министру юстиции…
Председатель. – Остановитесь на всем этом вкратце. Нам бы хотелось, чтобы вы в сжатой форме передали лишь факты, относительно той группы лиц, которые упомянуты в вашей записке.
Андроников. – С кого вы прикажете начать? Может быть, вы скажете, кто вас из этих господ более интересует?
Председатель. – Не изберете ли вы хронологический порядок? Возьмите несколько лет и расскажите о том, как происходили эти встречи и как развивались факты, вам известные.
Андроников. – Слушаюсь. Я начну с того, что в последнее время в газетах писали о каких-то моих влияниях на правительство. Конечно, все это было чрезвычайно преувеличено, ибо фактически влияния не было, а были добрые отношения с теми или другими высокопоставленными лицами. Еще в бытность мою в Пажеском корпусе, я, как человек более или менее светский, приобрел знакомство в свете и, затем, когда я впоследствии вышел в жизнь, из чисто светских отношений отношения эти сделались деловыми. Так я познакомился с некоторыми министрами… Например, я познакомился с гр. Витте совершенно случайно… Знакомство это было для меня чрезвычайно интересное, так как Витте был в то время очень большой человек. Это было лет 18 тому назад…
Председатель. – Может быть, это слишком дальнее время. Вы несколькими мазками пройдите это и затем перейдите к отношениям, которые к нам ближе.
Андроников. – Затем, мне пришлось совершенно случайно оказать ему несколько любезностей. После мне пришлось собирать материал о его деятельности. Этот материал был впоследствии помещен в периодических изданиях. Конечно, эти отношения нас сблизили. Раз я был знаком с таким большим человеком, как Витте, то, совершенно естественно, знакомиться потом с другими министрами было чрезвычайно легко. Это было начало, откуда пошли мои отношения со власть имущими – с правительством. Знакомство с Ермоловым, Ванновским, все это естественно образовалось после этого. Должен сказать еще об одном обстоятельстве, которое мне дало возможность потом сойтись с некоторыми из теперешних министров, как с Макаровым и Штюрмером. Это произошло, когда мне пришлось, 14 лет тому назад, совершенно случайно взять на себя инициативу разоблачения гнусной истории Татьяны Золотовой, которая была на ст. Тихорецкой в вагоне изнасилована судебным следователем Т…[*]
[Закрыть] Я поехал туда и разбирал это дело. Это наделало очень много шуму и много неприятностей тогдашнему всесильному министру юстиции Муравьеву. Когда я приехал в Петроград, то меня вызвал сейчас же директор департамента общих дел Штюрмер. Я в то время состоял причисленным при министерстве. Он меня принял очень сурово, и заявил, по приказанию министра внутренних дел Плеве, что я позволяю себе вмешиваться совершенно не в свое дело. Тут я заявил Штюрмеру, что я нисколько не раскаиваюсь… После этого разговора, когда он увидел, что я на этом настаиваю, что меня нисколько не запугивают заявления министра внутренних дел Плеве, что я могу выйти в отставку (я тут же принес свою записку об отчислении меня от министерства), он подал руку и сказал: «Пожалуйста, садитесь. Я вижу, что в вас кипит кровь: я люблю таких людей!…» Это была наша первая встреча со Штюрмером. Затем приходилось его видеть, как директора департамента, очень редко. Впоследствии, его сделали из директора департамента прямо членом Государственного Совета, что было очень большим скачком, – он был этим всецело обязан своему другу Гессе, тогда дворцовому коменданту, с которым он дружил. Тут я его потерял из виду. Через некоторое время была какая-то история, в которой он, Штюрмер, нуждался в совете Витте; тогда он, зная мои добрые отношения с Витте, обратился ко мне и просил, не могу ли я ему посодействовать в получении свидания… Я сейчас же это сделал. И сделал это так, что Витте сам поехал к Штюрмеру. Помню, это было в январе 1904[*]
[Закрыть] года: 6-го января была Иордань, когда из пушки был залп в Зимний дворец, и Витте тогда взял одну из пуль, которая попала туда. Он ее поднял и привез к Штюрмеру показать. Штюрмер мне потом говорил: «Как я вам благодарен: Витте был у меня и даже показал мне пулю!…» Это осталось у меня в памяти. Потом я Штюрмера не видел несколько лет, и уже лет пять тому назад, когда Коковцев был председателем Совета Министров, произошла история с увольнением преосвященного Гермогена.[*]
[Закрыть] Бывший государь требовал его немедленного отъезда из Петрограда, и это наделало много шуму. Это было, вероятно, в 1912 году – лет пять тому назад. Штюрмер чрезвычайно интересовался участью преосвященного Гермогена и так много говорил об этом, что я этим вопросом тоже заинтересовался. Совершенно его не зная, но слыша много о добродетели этого архиепископа от А.А. Макарова, который в то время был, если не ошибаюсь, государственным секретарем или товарищем министра внутренних дел? – я решил поехать к Гермогену и расспросить его, что он сделал, в чем провинился… Никакого ответа я не получил. Этот вопрос чрезвычайно интересовал Штюрмера, и Штюрмер (не знаю, откуда он узнал, что я был у Гермогена) хотел меня повидать и предложил, не поеду ли я к нему пообедать. Я к нему поехал, и мы были втроем – Штюрмер, его жена и я. Мы очень подробно обсуждали этот инцидент, при чем Штюрмер стоял за архиепископа. Тут много говорилось о текущих событиях, о том, что тогда волновало общество. После этого обеда я уже с ним не встречался совершенно. Мы обменивались только карточками на новый год и на большие праздники. Затем, когда его сделали председателем Совета Министров (это было в январе 1916 года), то я сейчас же позвонил по телефону на его квартиру с просьбой, не может ли он меня принять. Ответ последовал через несколько часов; уже на другой день после его назначения, я был у него на Б.Конюшенной. Мне очень было важно его повидать для моего журнала, который я начал издавать: «Голос Руси», и я хотел его интервьюировать. Когда я приехал, его первая фраза была: «Мы с вами четыре года не виделись»…
Председатель.– Что вы знаете о тех обстоятельствах, при которых был назначен Штюрмер?
Андроников. – Обстоятельства эти для меня были загадочные, и мне казались чрезвычайно странными. Во-первых, я не мог себе этого представить… Для меня был неожиданностью уход Горемыкина. Сам Горемыкин этого не знал, не знал до такой степени, что когда я к нему приехал в день его доклада в Царском и говорил ему: «Excellence, c’est votre dernier rapport» – он улыбался: «Quelle bêtise, ce n’est par possible!…».[*]
[Закрыть]
Председатель. – А почему вы это думали?
Андроников. – А потому, что мне говорили со всех сторон, что дни Горемыкина сочтены, что Горемыкин человек уже конченный…
Председатель. – Почему вы думали, что ваши сведения, а не сведения Горемыкина соответствовали действительности?
Андроников. – Весь город говорил о том, что Горемыкин должен непременно уйти, что это вопрос нескольких дней! А он, старик, этому совершенно не верил… В день его отставки я тоже ездил в Царское к ген. Воейкову, и когда я говорил ему: «Вот я сижу у вас, а во дворце сидит Горемыкин, и это, мне кажется, его лебединая песнь», – Воейков говорит: «Нет, это не может быть, – это не верно… Откуда вы знаете?» – «Все это говорят»… Когда я вернулся из Царского и поехал к Горемыкину, он сказал, что я был прав, что бывший государь «m’a signalé de quitter mon poste»… Затем, относительно назначения Штюрмера, могу сказать следующее. Со всех сторон это имя называлось. Мне казалось чрезвычайно странным, что останавливаются именно на Штюрмере. Что он хотел власти, я это знал. Знал это по факту, который позволю себе сейчас рассказать: в 1912 году вдруг разнесся слух о том, что Штюрмера назначают от правительства городским головою в Москву. Я совершенно не мог себе это представить: как это члена Государственного Совета и вдруг назначают городским головою? Но потом сообразил, что это место, очевидно, очень выгодное во всех отношениях и что ему будет предоставлен дом генерал-губернатора для пребывания… Но Коковцев, который был тогда председателем Совета Министров, мне тогда сказал, что это дело расстраивается, что он категорически против этого… И это дело тогда, действительно, расстроилось. Вот почему, когда мне говорили, что Штюрмер идет в премьеры, я вспомнил, что раз он хотел быть городским головою, то какую бы ему власть ни дали, – он ее принял бы. Только впоследствии, из разговоров, я узнал, что в его назначении принимал горячее участие Распутин, с которым я тогда порвал всякие отношения, затем, Манасевич, будто бы, горячо проводил его и будто бы в этом деле был замешан митрополит Питирим, которого я совершенно не знал… Мне казалось это неправдоподобным, потому что Манасевич сам – маленький человек…
Председатель. – Почему вы не верили?
Андроников. – Я не верил, что Манасевич со Штюрмером в хороших отношениях… Но, когда мне пришлось бывать у Штюрмера после его назначения, я неоднократно встречал там Манасевича в простом пиджачке, с папироской в руках, довольно развязно себя держащим… Тогда я понял, что есть какая-то близость.
Председатель. – Но для того, чтобы попасть на пост премьер-министра, Штюрмеру нужна была близость не только Манасевича, но и еще какие-то отношения?
Андроников. – Вне всякого сомнения. У Манасевича не было никакой лазейки наверх и вот тут-то ему и послужил Распутин. Очевидно, Распутин помог Манасевичу… Или он сам стоял за Штюрмером, я этого сказать не могу. Но знаю одно: мне постоянно говорили, что Манасевич с Распутиным и Штюрмером встречаются… Тогда для меня было совершенно ясно: раз встречается Штюрмер с Распутиным, значит Распутин так или иначе его двигает вперед. А Распутин действовал прямо на Царское Село, потому что он там бывал совершенно бесцеремонно и говорил все…
Председатель. – Вы интересовались этим вопросом: как эти люди встречались – Распутин, Манасевич и Питирим?
Андроников. – Этого я сказать не могу. Мне приходилось слышать, что встречи бывали у митрополита Питирима в лавре, и будто бы бывали у Манасевича; но я этого проверить не мог. Но мне был ясен факт, что в самом деле назначения Штюрмера было что-то странное, потому что ни с того ни с сего спихнули Горемыкина!… Штюрмер хотел быть у власти: чтобы ему ни давали, – давайте ему только власть!… Тут вдруг является Манасевич, который очень развязно себя держит, сразу записывается в его секретари, хотя он не был его секретарем, а только состоял при нем… Я самым серьезным образом настаивал и упрашивал Штюрмера отстранить от себя Манасевича.
Председатель. – Когда это было?
Андроников. – Через два-три дня, когда я увидел Манасевича с папироской в руках. Штюрмер на это мне говорит: «Не я его избрал, он мне был назначен: мне сказали, что должен быть при мне человек, который бы меня охранял, что моя жизнь в опасности… Мне его и назначили… Так как я Манасевича знал со времен Плеве, то мне было приятнее взять знакомого, чем незнакомого»…
Председатель. – Как вы расшифровали это назначение Мануйлова?
Андроников. – Я это расшифровал очень просто. Штюрмер хотел иметь при себе знакомого и близкого человека, через спину которого он прошел, т.-е. получил назначение в премьеры…
Председатель. – Как вы полагаете: эта компания, которая провела Штюрмера – она же свергла и Горемыкина?
Андроников. – Г. председатель! Я этого сказать не могу… Вне всякого сомнения, что нужно было спихнуть старика, чтобы посадить Штюрмера, потому что место было занято… Горемыкин Мануйлова не пускал к себе и ни в какой охране не нуждался. Я говорил это Штюрмеру: «Почему ваш, предшественник не нуждается в охране, а вам эта охрана нужна?» Штюрмер отвечает: «Мне говорят, что эта охрана нужна». Ну, я сразу понял, что дело тут не совсем чисто, что это, мол, – услуга за услугу… Я это так, по своему разумению, расшифровал. Затем, ему нужно было свергнуть митрополита Владимира, потому что Владимир был всегда против Распутина. Это я знаю, потому что митрополит мне сам это говорил: я его знаю с Пажеского корпуса, – лет 25… Когда он был экзархом Грузии, я виделся с ним и питал к нему глубокое уважение: я с ним встречался каждый год, когда он приезжал сюда… Он был митрополитом московским в течение 15 лет. Когда он был назначен в Петроград, я часто у него бывал, говорил с ним, и он всегда был против Распутина, против всей этой компании … Его нужно было устранить, чтобы назначить экзархом Питирима, а Питирим был в добрых отношениях с Распутиным. Я это знаю совершенно точно, потому что в течение целого года мне пришлось поддерживать отношения с Распутиным. Когда я вернулся, Распутин спрашивает: «А ты знаешь Питирима?» – я говорю: «Не знаю». – «Так ты поди к нему, он очень хороший человек… Он наш»… Мне рассказывал Саблер-Десятовский, что он просил[*]
[Закрыть] вместо Питирима совершенно другое лицо на пост экзарха и представил несколько кадидатов. Бывший государь вычеркнул всех кандидатов и написал: «Питирима». Очевидно, значит, это верно, что Питирим был в добрых отношениях с Распутиным… Можно определенно сказать, следовательно, что этой компании нужно было спихнуть Горемыкина, спихнуть мешающего им митрополита Владимира, чтобы назначить своих кадидатов на эти должности. Так оно, как по щучьему велению, и произошло. Был назначен Штюрмер, а митрополиту Владимиру была предложена киевская эпархия. Я неоднократно виделся со Штюрмером и каждый раз, при каждой беседе, указывал ему на несоответствие Мануйлова. На это он говорил, что он видит его очень редко… Между тем, это была ложь: Мануйлов бывал каждый день утром и поздно ночью, когда его никто не видел…
Председатель. – Почему вы думаете, что Мануйлов как бы потихоньку бывал у Штюрмера?
Андроников.– Не то, что потихоньку, а Штюрмер имел обыкновение вставать в 6 час. утра и Мануйлов знал, что Штюрмер пьет чай и являлся к нему… А когда ему нужно было показать, чтобы его видели, – видели, что он там свой человек, что он там бывает, – он являлся туда и днем… Штюрмер дал мне для моего журнала сведения и продиктовал мне, между прочим, что он происходит от женской[*]
[Закрыть] линии от св. Анны Кашинской. Я, по простоте душевной, это написал, и был жестоко высмеян при дворе за эту Анну Кашинскую!… Ровно ничего этого не было: выяснилось, что его мать Панина, да не та Панина, а другая… Затем я несколько раз виделся со Штюрмером, и у меня были разговоры относительно некоторых из его подчиненных. Он очень покровительствовал некоторым. Я всегда восставал против одного из них: это был вице-директор департамента общих дел – Палеолог, против которого я всегда шел, потому что это карьерист и, по моему мнению, – человек незначительный… Теперь он, конечно, говорит, что он всегда был республиканцем, но этому верить нельзя!… Штюрмер производил следствие по делу Хвостова. Это дело меня очень интересовало, потому что мне хотелось знать, какую роль предоставит Штюрмер Хвостову, чтобы сесть на пост министра внутренних дел… (Я забыл передать одно важное заявление, которое впоследствии оправдалось: при первой моей встрече, после его назначения председателем Совета Министров, он говорит: «Вот, я мог бы быть прекрасным министром внутренних дел и очень хорошим министром иностранных дел!…» Я ему тогда возражаю: «Министром внутренних дел – я понимаю, так как вы были директором департамента общих дел и вам эта техника знакома… А министром иностранных дел»… Он говорит: «О, я знаю все трактаты великолепно!» Впоследствии, это так и оказалось). Меня чрезвычайно интересовало, как он поведет следствие относительно Хвостова, который был замешан чуть не в организации покушения на убийство Распутина…
Председатель. – К какому времени это относится?
Андроников. – Это относится к январю-февралю 1916 г… Кто всю эту историю создал, кто ее выдумал, – я сказать не могу. Но факт остается фактом. Раз, поздно вечером, я встретил Ржевского у бывшего министра внутренних дел Хвостова. Я спросил, на каком основании у него Ржевский? Хвостов ничего не ответил, сказал только, что вызвал его по делам… Но о том, что он собирается сделать, ни звука не говорил. Потом, когда это было открыто и стало ясно, что Хвостов яко бы в этом деле был инициатор,[*]
[Закрыть] Штюрмеру было поручено ведение всего этого дела. Вот тут я несколько раз заходил к Штюрмеру… Меня прямо интересовало узнать: действительно ли Хвостов в этом виноват и было ли какое покушение? Он давал довольно уклончивые ответы, говоря, что надеется, что Хвостов выйдет из всего этого дела чистым. Надежды эти не оправдались: наоборот, вышло так, что он топил Хвостова, чтобы самому сесть на его место и быть министром внутренних дел…
