Текст книги "Потапыч"
Автор книги: Павел Беляев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
3
В следующий раз всей компанией мы смогли собраться у нас в палате только за полчаса до обеда. После обхода лечащих врачей, который был сегодня на сорок минут позже, у всех быстро образовались какие‐то свои дела. Кого отправили на лечение, кого на процедуры.
Я оказался в числе тех счастливчиков, к кому приехали родители. Но в тот момент не вышло оценить всей радости события.
Честно говоря, было как‐то неловко спускаться к ним в комнату для свиданий после той злополучной ночи. Я думал, будто это стыд, но сейчас понимаю, что на самом деле я злился. Злился на родителей за то, что они не отнеслись к моим словам достаточно серьёзно. И я не понимал, как смотреть им теперь в глаза.
Конечно, после короткого приветствия мама первым делом потребовала рассказать, что тут у нас происходит. Вот это всегда сильнее всего раздражало в разговорах с мамой – что она сразу начинала требовать. Неважно чего: ответов, чистоты в комнате или серьёзности от меня. Просто вынь да положь! СЕЙЧАС ЖЕ! И такой подход сразу отбивал всякое желание давать маме то, чего она добивалась, даже если изначально я, в общем‐то, совсем не был против.
Папа по большей части молчал, но периодически поддакивал маме, а потом снова строго смотрел на меня, как будто я величайшее разочарование в его жизни.
Несмотря на испорченное настроение, «объяснить всё», конечно же, пришлось. Время близилось к обеду, и то, что во тьме ночи могло показаться оправданным и даже необходимым, при свете дня выглядело просто глупым.
Я с грустью смотрел на маму и вместо «Сынок, мы поверим тебе, какую бы чушь ты нам сейчас ни рассказал, потому что ты наш сын. Наш!» я читал в её глазах примерно следующее: «Пожалуйста объясни нам сейчас всё так, чтобы мы с папой успокоились. Чтобы всё снова стало нормальным. НОРМАЛЬНЫМ!»
Они бы никогда мне не поверили, начни я им рассказывать про неизвестных потусторонних тварей в стенах и чудовищных двугорбых крыс-мутантов, чьи зелёные приспешники отгрызают носы сёстрам маленьких девочек. Чёрт, если это сказать вслух, я бы и сам не поверил.
Поэтому пришлось, что называется, «слепить горбатого» и рассказать родителям удобную для всех сказку про то, как их сын Дима проснулся среди ночи от кошмара, а на этаже как раз в это время царило чёрт те что. Сон наложился на явь, и я испугался больше, чем надо. Но я уже со всем разобрался, всё уже нормально.
Это успокоило маму и папу, и они как‐то сразу выдохнули. Даже подобрели. Они наговорили мне, что через пару дней меня наконец‐то ждёт выписка.
Они не знали, что нам всем ещё нужно было пережить сегодняшнюю ночь. Ночь, когда мы остались совсем одни.
4
Я появился в нашей палате примерно за сорок минут до обеда. Там сидел только Глюкер и пытался поймать на смарт-часах вайфай-сигнал из соседнего дома. Сигнал, в общем‐то, был, но доходил до нас через пень-колоду и срывался сразу же после того, как Глюкер вешал на него подключение. Это было тем обиднее, что канал был совершенно открытый и незапароленный даже простым каким‐нибудь шифром.
Я поставил перед толстым пакет со вкусняхами, и наш мамин хакер тотчас же забыл о своём занятии. Так в компании шоколада, печенья и сока мы скоротали те десять-пятнадцать минут, которые понадобились остальным ребятам, чтобы собраться на нашей базе.
Когда все подтянулись некоторое время мы потратили на обсуждение того, что успело с нами случиться с момента обхода и далее. Спойлер: ничего интересного. Простая больничная рутина: у кого‐то пыталось пролезть без очереди какое‐то хамло, у кого‐то врач всё никак не мог приём начать, и всё в таком духе.
Выплеснув накопившееся, мы, наконец, вернулись к главному.
Итак, первое: оказывается, нас никто не торопил, и Вика хотя бы до сегодняшнего вечера останется в больнице. Второе, Миха с Соней сразу догадались пойти в хирургию и какое‐то время так и эдак осаждали постовух, чтобы вызнать хоть что‐то о Лене Винокуровой, однако медсёстры были неумолимы. Ребята уже собирались идти дальше, когда на посту ожил телефон. Это звонила наша постовуха, чтобы расспросить о Лене. Трубку сняла та самая Машка, с которой эти две медсестры и протрындели несколько минут, совершенно забыв обо всём на свете.
Только если мы с Кирой в это время терпеливо ждали, когда же закончится дурацкий трёп, то Миха с Соней умудрились сунуть носы в списки и узнать палату, в которой находилась сестра новенькой.
Итак, миссию можно было считать удачной. Мы знали, что Лена жива, знали отделение и палату, где её содержали. Миха с Соней даже смогли подслушать, что девушка в тяжёлом состоянии и в сознание пока не приходила.
Теперь оставалось понять, что со всем этим делать?
Во-первых, надо было как‐то передать информацию Вике и надеяться при этом, что её снова не обкололи снотворным. Во-вторых, и это уже было дело скорее для Хали-Гали, надо было придумать, как вызволить Вику из-под конвоя. Потому что ясно, что она тут пострадавшая сторона, так же хорошо, как и то, что в это всё равно никто из взрослых ей не поверит. А потому дорога девчонке куда‐нибудь в колонию.
Ни за что.
А вернее, за то, что до последнего боролась за себя, а потом спасла сестру от съедения потусторонней зелёной тварью.
И никому ничего не докажешь.
Несправедливо.
7
Сон мертвецкий
1
Новый полицейский появился во время обеда. Когда мы возвращались из столовой, он уже сидел на кушетке рядом с тринадцатой палатой и пристально рассматривал каждого больного, что проходил мимо него, как будто что‐то подозревал. Я ощутил, что волосы на загривке встают дыбом, лишь только поймал на себе этот пронизывающий липкий взгляд.
Ничего удивительного, что весь сон-час мы с пацанами обсуждали, мог ли он уже что‐то знать об отравлении или у нас просто, что называется, «на воре и шапка горит»? Как водится, Глюкер паниковал больше всех. Собственно, он и доказывал, что полицейским давно всё известно и скоро нас всех арестуют. И впаяют по полной по статье «Покушение на жизнь сотрудника полиции при исполнении, совершённое группой лиц по предварительному сговору» номер какой‐то там.
Если верить толстому, то грозило вплоть до пожизненного. Мы с Михой уверяли, что это глупость и что так быстро ничего этого нельзя было узнать. Впрочем, мы успокаивали больше сами себя, чем Глюкера.
Сразу после тихого часа к этому паникёру кто‐то пришёл, и он чуть не бегом умчался вниз. Мы же с Михой долго торчали в палате, опасаясь лишний раз высунуть оттуда носы.
Страху добавил Хали-Гали, который пришёл и стал рассказывать, как новый полицейский расспрашивает ребят, кто что видел перед тем, как его коллеге стало плохо. Из того, что удалось подслушать этому Шерлоку, на нас пока ничего не наводило. Пока.
Хали-Гали страдал тяжёлой формой ДЦП, он с трудом передвигался и не всегда мог справиться с руками. А ещё он заикался, но уверял, что это по другой причине, хотя его диагноз, как говорили постовухи, подразумевает и нарушения речи в том числе. Но ХалиГали продолжал настаивать на своём. Обычно всё это мешало парню жить, но сегодня заболевание в кои‐то веки сыграло ему на руку. Он несколько раз ходил до чайника с водой, который, как известно, стоял в непосредственной близости от тринадцатой палаты. Передвигался Хали-Гали исключительно медленно, сегодня в особенности, и за время своего пути туда и обратно успевал подслушать два, а то и три разговора полицейского с кем‐нибудь из обитателей нашего отделения. С самим умником полицейский, разумеется, пытался говорить тоже, но Хали-Гали напустил на себя такое заикание, что сидевшая неподалёку медсестра с первого поста не выдержала и отчитала мента за допрос больного ребёнка. А заодно напомнила, что вообще‐то подобные вещи следует делать исключительно в присутствии законного представителя. Полицейский расплылся в гадкой улыбочке и ответил, что они просто болтали. Но от Хали-Гали отстал. А сам наш сыщик решил больше не рисковать и около водопоя больше не появлялся. Вместо этого он заглянул к нам.
Выслушав Хали-Гали, Миха вытянул губы трубочкой и с шумом выпустил воздух.
– Вот попали… И чё теперь делать?
– Не п-паниковать. И над-д-еяться, ш‐то с тем п-по-лиц… цейским всё н-орм.
– Надо предупредить Глюкера, – задумчиво проговорил Мишка. – Если на обратном пути его тормознёт мент, то расколет, как не фиг делать.
И с этим трудно было спорить.
– Клас-с-сная ид-ея, – одобрил Хали-Гали. – С-сгоняешь?
– Я? – опешил Мишка. – А чё я?
– Ну, ты ж придумал! – сказал я.
– Слышь, Диман, одному как‐то стрёмно. Давай со мной?
В общем‐то действительно, почему нет? Вдвоём и спокойнее, и в случае чего проще выкручиваться. Главное, в показаниях не запутаться.
– Да без проблем. Только давай по пути Вике записку закинем? Ну, типа, что сестра жива и находится здесь.
Миха вздохнул и задумчиво почесал затылок.
– Надо бы. Да только как? С таким‐то бульдогом на посту?
– Д-а, – согласился Хали-Гали, – с эт-им б… б-будет т-трудно. П-п-придётся каво-т-та от-дать в ж…
– В жопу? – предположил Миха.
Все заржали.
– В ж-жертву.
Это было уже не так смешно.
Жертвой согласилась быть Софа, тем более что она обещала мне узнать, как там дела у нашего отравленного, но пока так ничего и не выяснила. С этими расспросами она и пошла к новому полицейскому.
Когда мы с Михой убедились, что она крепко присела менту на уши, то медленно двинули в сторону лестницы. Перед тринадцатой палатой Мишка так ловко подставил мне подножку, что я растянулся во весь рост на самом деле, хотя изначально планировалось, что я это разыграю. Записка при этом едва не вылетела у меня из кулака – удержал буквально чудом.
Уже вставая, я как мог незаметно просунул сложенный вчетверо листок под дверь. Оставалось надеяться, что новенькая не лежит сейчас в очередной раз обколотая снотворным и сможет добраться до записки.
Моё падение сопровождалось таким грохотом, что когда я поднялся, то обнаружил, что полицейский смотрит прямо на меня. Софа что‐то тараторила у него практически перед лицом, но ощущение было такое, что тот её не слушает.
Как и следовало ожидать, мент попросил нас с Михой подойти к нему.
Блин же!
– Здорово, пацаны! – полицейский приветствовал нас в общем‐то дружелюбно, но что‐то не то в его тоне, не то во взгляде, не то в чём‐то ещё, каком‐то безотчётном чувстве, которое он вызывал, говорило нам, что никаким дружелюбием тут и не пахнет. Этот человек, будь его воля, с удовольствием приковал бы нас наручниками к железному стулу, а потом натянул на голову полиэтиленовый пакет, который не снимал бы до тех пор, пока мы не выложили бы ему всё, как на духу.
Короче, мы подошли и тоже поздоровались.
Ни я, ни Миха почему‐то не могли заглянуть полицейскому в глаза. Я смотрел себе под ноги, а мой друг бегал взглядом туда-сюда.
Мент криво усмехнулся и подмигнул Софе.
– Давай, девочка, беги к себе в палату. А мы тут с пацанами пока поговорим. По-нашему, по-мужски.
Софа бросила на нас испуганный взгляд, но что мы могли сделать? Я кивнул, и девушка ушла.
– Хорошо, – кивнул полицейский, глядя ей вслед каким‐то странным взглядом. Потом он медленно повернулся к нам. – А теперь вы, двое, рассказывайте мне, что на самом деле случилось с сотрудником полиции, который дежурил тут до меня? Вы спалились, ребятки. Я точно знаю, что вы с этим связаны. Ну! – вдруг рявкнул он, и мы вздрогнули.
Медсестра с первого поста со злостью посмотрела в нашу сторону, но встревать пока не стала. Мы, поди, не больной Хали-Гали, которого всем взрослым тётенькам так и хочется обогреть да защитить.
– Да с чего вы взяли‐то? – обиженно пробубнил Мишка. – Мы ж вообще…
Но мент не дал ему договорить. Полицейский громко кашлянул, будто говоря, что такие разговоры ему не интересны, и наклонился чуть вперёд, словно намекая, что разговор сейчас пойдёт строго между нами.
– Слышь, пацан, – сказал он, – ты это фуфло будешь кому другому затирать, понял? У тебя всё на морде написано. И у корешка твоего, – мент посмотрел в мою сторону, и меня будто ударило током от того, каким неприятным был этот взгляд, – тоже.
В этот момент мимо нас проходил Глюкер. Под мышкой он волок какой‐то длинный чехол, как для телескопа какого‐нибудь, ну, или что‐то типа тубуса. Толстый чуть не свернул себе шею, наблюдая, как мы с Мишкой отпираемся от полицейского, и прошёл мимо. В ту минуту мне стало обидно просто до слёз: вообще‐то мы оказались в столь дурацкой ситуации, чтобы прикрыть самого Глюкера, а этот хмырь даже не остановился поинтересоваться, какого чёрта происходит. Друг, называется.
Нет, я понимал, что в общем‐то хорошо, что Глюкер не остановился. Если мы с Мишкой хотя бы мычали и блеяли в попытках отмазаться, то этот от страха выложил бы всё и сразу, как миленький.
Но всё равно было обидно.
– Э! Алло! Вы чё, уснули? – мент пощёлкал у нас перед глазами пальцами. – Я жду.
Я вдруг почувствовал, как скручивает живот.
– Извините, нам правда нечего вам сказать! – выпалил я и, круто развернувшись, быстро зашагал в сторону туалета.
Полицейский кричал мне вслед, чтобы я немедленно вернулся, но весь его пыл очень быстро утратил для меня хоть какое‐то значение. А вот белая крашеная дверь мужского туалета вдруг стала единственным, что существовало для меня тогда во всём мире.
Мишка решил воспользоваться моментом, пока полицейский отвлёкся на меня, и смыться, но мужик сориентировался ещё быстрее. Он поймал Миху за руку и резко развернул на себя.
– А ты куда собрался? – прорычал он.
– Догоню его и сейчас вернусь!
– Не так быстро, пацан!
Что было дальше, я уже не видел и знаю только по рассказам ребят, которые наблюдали происходящее в коридоре.
Внезапно над плечом полицейского выросла Стрекоза и приказала немедленно отпустить мальчишку, а потом пригрозила тем, что доведёт это самоуправство до кого надо. Говорят, он не очень испугался. Но по крайней мере отпустил Миху, а большего, в общем‐то, и не требовалось.
Я же заперся в туалете и пробыл там не меньше десяти минут, наверное. Когда же я медленно открыл дверь и, всё ещё чувствуя себя достаточно плохо, медленно стал выползать в коридор, меня вдруг грубо втолкнули назад и закрыли за собой дверь.
Это был Рита. Правой рукой он припёр меня к стенке, а левой дёрнул щеколду, чтобы кто‐нибудь не вошёл сюда не вовремя.
Я понял – проблемы, но только не совсем догонял, из-за чего? Впрочем, меня довольно быстро просветили на этот счёт.
– Я видал, как ты Соньку куда‐то за руку тащил… – прошипели мне прямо в лицо, глядя, как на какую‐то букашку. – Чтоб я тебя больше рядом с ней не видел!
– Чего? – опешил я. То есть до меня действительно не сразу дошёл смысл сказанного.
– Я сказал, не лезь к ней! Понял?
– То есть…
– То есть даже не подходи! Иначе я твоей мордой тут все полы вытру.
Сказать, что я офигел, – ничего не сказать. Я стоял и с открытым ртом смотрел на этого недоспортсмена и просто не мог уложить всё сказанное в голове.
Мне было известно, что Рита нравится Соне. Очень нравится. Слишком нравится. Чёрт, да это знал, наверное, каждый в отделении. Но я, как, вероятно, и все остальные, даже подумать не мог, чтобы это было взаимно.
– Да тебе какая разница? – выпалил я. – Ты её всё равно в упор не замечаешь!
Рита снисходительно усмехнулся и с улыбочкой посмотрел на меня.
– Чтобы девкам нравиться, их нужно не замечать. Надо больше понтоваться и со всеми держаться одинаково. Тогда они кипятком сикать будут, сечёшь?
Я не сёк.
Рита это понял и нахмурился.
– Короче, ещё раз с ней увижу… Тебе капец. А это чтобы лучше запомнилось.
И он врезал мне под дых. Ощущение было такое, будто по животу прошлись тараном. Я сложился пополам и медленно сполз по стене на пол.
– Давай, зёма, не кашляй.
Рита сочувственно похлопал меня по спине и вышел.
Я пролежал несколько минут, а потом, опираясь одной ладонью о стену, а другой придерживая живот, я медленно поднялся и всё так же, по стеночке, отправился к выходу. И уже на самом пороге я столкнулся с дежурным полицейским.
На его лице мелькнуло удивление, а потом он втолкнул меня внутрь и точно так же, как и Рита, задвинул щеколду.
– Ты‐то мне и нужен, – сказал мент. – Поговорим?
– Здесь? – выдавил я, лихорадочно соображая, что делать. Возможно, стоило уже начинать звать на помощь. Если с Ритой это было не по-пацански, то в данной ситуации мне никто слова плохого бы не сказал.
Но я не кричал.
Мент тем временем картинно огляделся.
– А что, у тебя какие‐то проблемы с этим местом? Нет? Тогда почему бы нам не поболтать прямо здесь?
– Скоро сюда выстроится очередь.
– Тогда нам нужно поторопиться, дружище. Моего товарища кто‐то отравил, да? Расскажи мне, кто и зачем? И тогда мы разойдёмся добрыми друзьями. Мы разойдёмся по-хорошему.
По моему лицу и под рубахой катился пот. И даже сейчас не могу сказать, от чего больше: от страха, духоты или от того, что мне срочно нужен был «Лоперамид». Я почувствовал новый приступ своего желудка и от бессилия привалился плечом к стене.
Полицейский сгрёб в кулак рукав моей футболки.
– Ты этот спектакль перед мамочкой разыгрывать будешь, понял? – процедил он сквозь зубы. – На меня это не действует.
– Я ничего не знаю, – простонал я, зажмурившись. – Что вы привязались? Здесь больница, а не колония! Тут люди лечатся…
Говорить всё это с закрытыми глазами, думая совсем о другом, оказалось куда проще, чем в нормальном состоянии и глядя прямо в глаза.
– Да, – согласился мент. – Но и колонию мы тебе запросто можем организовать. Если ты продолжишь играть в несознанку, мы можем найти в твоих вещах чего‐нибудь запрещённое. И тогда вся твоя судьба, парень, полетит к чёрту. Все мечты и планы, если, конечно, они у тебя есть, пойдут сам знаешь куда. Подумай об этом на досуге. Даю тебе срок до вечера.
Я стиснул зубы и не проронил ни слова. В этой невозможной духоте я всё так же тихо стоял, прислонившись головой к стене. Глаза по-прежнему были закрыты.
Уж не знаю, что конкретно подействовало, – моё молчание или мой вид, но через какое‐то время я услышал, как хлопнула дверь. Открыв глаза, я обнаружил, что остался один.
2
Когда я ввалился в палату, у пацанов вытянулись лица. Миха даже соскочил с места и помог добраться до кровати.
– Димон, ты как? Что случилось?
Я шёл, едва передвигая ногами, и держался за живот. Должно быть, у меня действительно был тот ещё видок, потому что даже Глюкер, который обычно не думал ни о ком, кроме себя, внезапно сошёл с лица и принялся суетиться вокруг нас с Михой. Он пытался помочь и так и эдак, но, в общем‐то, больше путался под ногами, чем реально делал что‐то путное.
Усевшись на койку, я рассказал пацанам о своих приключениях в туалете. И эти трое изменились в лице во второй раз.
– Я придушу этого козла! – бушевал Миха. – Димон, тут не обойтись без забива.
– Да успокойся ты с этим Ритой! – морщил нос Глюкер, который сидел рядом со мной и, зажав ладони между бёдрами, покачивался назад-вперёд от волнения. – В конце концов, чё он сделает? У Димы всё равно нет времени водить шуры-муры с Соней! Нам бы тут всем выжить для начала. А вот этот мент – это дело другое. Типа, во-первых, он дал нам сроку до вечера. А за это время, пацаны, те, что живут в стенах, всяко не успеют его сожрать. Хотя жаль, конечно. Поэтому к отбою у нас будут проблемы посерьёзнее, чем этот недокачанный хмырь. Вы понимаете меня? Судя по всему, у мужика не все дома. Фиг знает, чё он может сделать. А за Димана походу взялся крепко.
– Вот же ещё на нашу голову… – прохрипел Миха. – Его надо отравить. Глюкер, сможешь?..
– Не смогу. Во-первых, этот дяденька может сейчас нас подслушивать. А во-вторых, у меня всё равно до утра не будет возможности спереть ампулу. Да и с таким хмырём поди ещё подмени стаканы…
– Да, этот за нами будет следить мама не горюй, – задумчиво проговорил Миха. – Тем более что как‐то уже узнал про отравление. Я бы на его месте ел и пил только то, что принёс с собой.
– Ага, и следил бы за всем этим… – поддакнул Глюкер.
Я сидел, опустив голову, и медленно приходил к осознанию, что мне конец по всем статьям. Риту, конечно, можно было не бояться. Кто он такой по сравнению с полицией или тем более теми, кто живёт в стенах? Но я боялся. Одних мы ещё даже не видели, а второй пока только угрожал. Зато Рита уже однажды хорошенько приложил меня, и не стоило сомневаться, что с удовольствием повторит.
Полицейского я боялся тоже. Мне никогда ещё не угрожали взрослые вооружённые мужики. Рядом с этим даже Рита особо не стоял. Сразу вспомнились всякие нехорошие истории о полиции, которые слышал от пацанов. Пока их рассказывали, всё это звучало как какая‐то ерунда. Но сейчас вдруг все эти случаи внезапно обрели для меня первостепенное значение. Стали такими реальными, как будто я всё это видел сам.
Ну, а про тех, кто живёт в стенах, вообще можно не говорить. Эти твари пугали одним только своим существованием.
