Текст книги "Потапыч"
Автор книги: Павел Беляев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
6
Операция «Сестра»
1
Мы, конечно, обещали Вике, что поверим ей, но, когда новенькая закончила свой рассказ, мы с Соней минуту простояли в немом удивлении, не зная, как на это всё реагировать. Одно дело – неясные звуки из стен и таинственные послания на запотевшем стекле и совершенно другое – кошмарные крысы-чудовища с двумя горбами, что называется, во плоти и болотного цвета твари под кроватью, которые имеют обыкновение отгрызать человеческие носы.
– Так вы поможете мне? – с надеждой спросила Вика и развернула своего Потапыча мордой к нам, будто хотела, чтобы и он как можно лучше расслышал наш ответ.
Мы с Соней переглянулись.
Я надул щёки и задумчиво покачался с пятки на носок, потом спросил:
– Слушай, честно говоря, я хз, как тут тебе помочь.
И чем. Ты хочешь сбежать?
– Это было бы лучше всего, – кивнула девочка с таким взрослым видом, что мне пришлось снова подавить смешок. – Но для начала я бы хотела знать, что с моей сестрой? Если каким‐то чудом Лена ещё жива, то я должна ей помочь.
Соня подошла к Вике и села рядом, а потом с какой‐то потаённой грустью и нежностью положила ей на плечо ладонь.
– Нет! – тут же насупилась новенькая. – Этого не может быть! Лена жива, и мы с Потапычем её спасём! – выпалила Вика так громко, что нас наверняка уже кто‐нибудь слышал.
– Послушай, – будто не понимая, что делает, Соня подливала масла в огонь, – ты тут уже четыре дня, вряд ли твоя Крыса ждала так долго…
– Нет! – завизжала девчонка и расплакалась. – Это неправда! Этого не может быть! Потапыч, что же ты меня не послушался? Я знаю, что ты защищал меня, но я же просила, чтобы ты защитил её! Её!
После такого следовало в ближайшее время ожидать в гости всех, кто в этот момент был на этаже. То есть вообще всех!
Нужно было срочно спасать положение.
– Эй, эй, эй, – сказал я. – Подожди! Ты права, надо сначала всё проверить и выяснить, – я грозно зыркнул на Соню, и та, кажется, поняла. Во всяком случае настаивать, что сестра новенькой уже мертва, больше не стала. – Мы попробуем разузнать о ней. Как её зовут? Имя, фамилия?
– Лена. Лена Винокурова.
– А ты, значит, Вика Винокурова? Приятно познакомиться, – улыбнулся я.
– Нет. Я Вика Нарышкина. У нас с Ленкой разные отцы.
– Оу, сорян, – только и смог выговорить я.
– Да нет, нормально, – девчонка посмотрела с грустью в мои глаза. – Найдите её, пожалуйста!
– Конечно, – я кивнул и взял Соню за руку. – Но нам надо сматываться, пока постовухи не…
Как раз в этот момент открылась дверь, и на пороге возникла какая‐то незнакомая нам женщина в белом халате – не то медсестра из другого отделения, не то вообще какой‐нибудь врач. Должно быть, наши постовухи попросили её приглядеть за отделением, пока не вернутся. И судя по тому, как её глаза полезли на лоб, её известили об особом, так сказать, статусе обитательницы тринадцатой палаты.
– Эт‐то что ещё такое? – гаркнула врачиха. – А вы тут что забыли?
От неожиданности я готов был провалиться, уйти под пол. Так и стоял с открытым ртом несколько ужасно долгих секунд.
Вика покрепче прижала к себе Потапыча и забилась в угол между изголовьем кровати и стеной.
Соня посмотрела на меня в полной уверенности, что я сейчас со всем разберусь. Блин, а.
– Ну! – сверкая глазами, поторопила нас врачиха.
– С новенькой знакомимся, – ляпнул я первое, что пришло в голову.
– С новенькой? Ну-ну. А ну, марш отсюда!
Дважды повторять не пришлось, нас с Соней как ветром сдуло. Мы только успели на самом пороге показать Вике сжатый кулак, типа держись, мы с тобой. Реакцию самой новенькой мы уже не видели.
2
Хали-Гали сидел с крайне задумчивым видом и смотрел в окно, подперев подбородок ладонью.
Снаружи текла нормальная жизнь. Люди спешили по своим делам, бегали по магазинам и дожидались автобуса. Они наверняка не засыпали каждую ночь в страхе, что сегодня твари из стен вырвутся оттуда, и не просыпались от собственного крика. Уверен, что вечерами они бестрепетно смотрели в окно, не ожидая увидеть там какую‐нибудь зловещую надпись.
Раньше мы жили в нормальной жизни и смотрели всякие ужасы только по телику или на компе. А теперь мы оказались по другую сторону экрана.
– Что мы знаем? – рассуждала Соня, вдруг ни с того ни с сего взявшая на себя роль мыслителя. – Что та зелёная тварь откусила сестре новенькой нос.
– Нос, губы и вроде ещё грудь, – поправил я.
Соня посмотрела на меня таким взглядом, будто я сморозил какую‐то глупость. Но я ведь сказал по факту. Этих девчонок не поймёшь.
– Короче, после таких травм она не могла оказаться нигде больше, кроме как в реанимации, – заключила Соня.
– Или в хирургии, – предположил Миха.
– Или в травматологии, – не отставала Кира.
– Или в морге, – мрачно обронил Глюкер.
– Вот все эти места нам и придётся посетить, – брякнул я. – Ну, разве что кроме морга. Он вроде как в ЦГБ [4]4
Центральная городская больница.
[Закрыть], говорят.
Все уставились на меня.
Я всё время разговора сидел полулёжа на свободной койке в нашей палате. Но стоило всем обратить на меня внимание, как тут же стало не по себе. Я как‐то неосознанно подобрался, подтянул живот и сел ровнее.
– А что? Вы правы, сестра Вики может оказаться в любом из этих отделений. И если уж её саму определили к нам, то, в общем‐то, и сестру, поди, должны были сюда же. Все эти отделения тут есть. Ну, кроме морга разве что. Ну, так и надо их проверить. Эй, ХалиГали, а ты что думаешь?
Наш заводила по-прежнему сидел, уткнувшись взглядом в окно, и ни на что не реагировал. Мишка толкнул его плечом, чтобы привлечь внимание. Тот встрепенулся и часто-часто заморгал, как будто успел задремать.
– А? Что? – наш планировщик завертел головой из стороны в сторону.
– Я говорю, что ты об этом думаешь?
Хали-Гали нахмурился.
– Я н-е могу п-понять логики этих с-сущ-еств, – сказал он совсем не то, о чём я спрашивал. – Мы знаем об их п-присутствии уже ч-четыре дня, т-три из к-к-о-торых ак-т-тивность тварей шла по н-нарастающей. А сегодня вдруг с-спала. Вы дум-али, – он посмотрел на нас, пацанов, – что ночь вышла с-спокойнее из-за ма-магических символов, к-ка-каторые Дима рисовал всю ночь, но д-девчонки т‐тоже спали с-се-егодня более-менее с-покойно. И, насколько я знаю, т-твари из стен вообще вели себя оче-чень лениво. П-ачему? Что с-егодня ночью с-случилось та-кого, ч-его не было в п-предыдущие?
– Может, дело в полнолунии? – предположил я. – Точно! – Идея так меня вдохновила, что я соскочил с кровати и заходил кругами от выхода к столу и обратно. – Позавчера, когда мы уходили из седьмой палаты, я случайно посмотрел на отражение Молоденькой в окне. Прямо в районе её лба оказалась луна. Блин, это смотрелось очень крипово, ребят. Но, в общем‐то, я не об этом. Я про луну. Она была почти уже полная, но не совсем.
Посмотрев на своих товарищей, я не увидел в их глазах понимания и решил, что надо пояснить ещё:
– То есть пока луна увеличивалась, активность тварей из стен росла вместе с ней. Вчера было полнолуние, то есть прям пик их деятельности. А сегодня луна пошла на убыль, и потому твари присмирели.
– Сегодня луна тоже была полной, – хмыкнул Глюкер, которому все эти разговоры не нравились, но меня было не так‐то просто сбить со своего.
– Это нам так кажется, – настаивал я. – В действительности астрономическое полнолуние длится одни сутки. Всё. Как мобила появится, можешь специально загуглить, если не веришь.
Хали-Гали тем временем кивнул и проговорил:
– Х-орошо. Зву-учит л-л-огично.
– Так что насчёт сестры новенькой? – напомнил я. – Мы будем её искать?
Поскольку Хали-Гали пропустил весь мозговой штурм, пришлось вкратце пересказать ему наш разговор. Пацан согласился со мной, что в идеале надо проверить все перечисленные отделения, причём сделать это надо быстро, то есть одновременно. А для этого придётся разделиться.
– Нет! – тут же завопил Глюкер. – Нет, нет, боже мой, нет! Вы что, сами не понимаете, что несёте? У вас крыша поехала? Шифер треснул, я спрашиваю?
Мы все в полнейшей оторопи смотрели, как беснуется толстый. А тот то за голову хватался, то размахивал руками у нас перед лицами, а то и стучал себе кулаком по лбу, будто надеясь, что ему кто‐то откроет.
– Хали-Гали, я не верю своим ушам! Нет, ты же умный пацан, я отказываюсь верить, что ты только что предложил нам совершить классическую ошибку всех главных придурков в ужастиках! Вы что, блин, фильмы не смотрите? Стоит нам разделиться, и до свидания! Вас чем‐то обкололи или что? Мы же вот буквально вчера никуда по одному не ходили.
– Ты п-рав, – примирительно улыбнулся ХалиГали. – Не к-кипятись. Д-для з-защиты б-будем ходить п-па двое. П-предлагаю раз-д-елиться прямо с… – парень, наверное, хотел сказать «прямо сейчас», но видимо устал столько болтать языком или разволновался; как бы то ни было, но проклятая «с» ему так и не покорилась, поэтому Хали-Гали закончил более коротким: – Тут.
И посмотрел на меня, а потом на Соню. Мои уши тут же запылали, как рождественский камин в «Один дома».
– Не, – услышал я свой голос. – С Соней я уже ходил, нужно менять напарников, чтобы никому не было обидно! – выпалил я, хотя на самом деле ни с кем другим, кроме Сони, никуда идти не хотел. – Софа, ты как?
Та скорчила кислую рожицу и заявила, что вообще не собирается куда‐то ходить и кого‐то искать. Тем более для этой стрёмной девахи.
Я опешил. Сказать, что это было унизительно, – просто ничего не сказать.
– Пф, – фыркнула сидевшая на противоположной кровати Кира. – Ну, и сиди тут, как клуша, дожидайся, пока тебя крысюки заточат. А у меня хоть защитник будет! – девчонка улыбнулась мне и захлопала ресницами. – В какое отделение пойдём, Дима?
– В травматологию, – промямлил я, будучи не в силах поверить, что мне бросили спасательный круг в виде компании. Да ещё и Кира.
– Ок, – кивнул Хали-Гали. – М-Миша п-пайдёт с С… – он глубоко вдохнул и выпалил на одном дыхании: – Соней. Я т-т-так п-понимаю…
Наш Шерлок выразительно посмотрел на Глюкера. Тот развёл руками и подтвердил опасения:
– Да, я останусь охранять Софу.
– Я так и д-думал, – кивнул Хали-Гали. – Б-боюсь, ш-што я вам т‐тоже не п-па-мошник. Луч-ше п-пабуду тут и п-падумаю, как нам б-быть д… дальше.
Больше обсуждать как будто бы было нечего, и Миха с Соней первыми вышли из палаты. Я проводил их взглядом и сдвинулся с места только тогда, когда Кира потянула меня за руку. Уже в дверях я остановился и посмотрел на Хали-Гали.
– Про полицейского ничего не слышно? Мы же его не убили?
Хали-Гали молчал.
– Я постараюсь узнать, Дим, – сказала Софа. – Обещаю.
– Спасибо, – кивнул я и вышел вслед за Кирой.
Итак, нам предстояло проверить три больничных отделения: реанимацию, хирургию и травматологию. Кроме этих и нашего – педиатрического – отделения в больнице была ещё интенсивная терапия, кардиология и онкология. Иронично, но детское онкологическое отделение находилось на восьмом, то есть последнем жилом этаже больницы. Выше было только рентгеновское отделение, но там никто не лежал. Почему самых тяжелобольных разместили выше всех – всегда оставалось для меня загадкой.
Проникнуть в большинство отделений не составляло такого уж труда, но только не в эти три. Реанимация, где жизнь каждого пациента висела на волоске и куда не допускалось никого лишнего – только ближайшие родственники. Хирургия, где люди отходили после тяжелейших наркозов или ожидали страшных операций. А честно говоря, не бывает нестрашных операций. И сюда тоже толком никого не пускали.
Попасть в травмку, пожалуй, было проще всего. Там не было такого строго режима, как в первых двух. И хотя туда тоже старались никого не пускать, если очень захотеть, то проникнуть было можно. Но здесь таилась опасность совсем другого рода. Детское травматологическое отделение напоминало рой диких пчёл. Чаще всего туда попадали самые непоседливые дети, и большинство из них травмировалось как раз поэтому – из-за собственной глупости. Так притом, ошалевшие от режима, а у многих он был постельным, больные сходили с ума как могли. При этом расшибались в кровь не хуже, чем за стенами больницы. По крайней мере те, у кого не было телефонов или кому родители выделили настолько устаревшие девайсы, что не тянули даже «Змейку» – чтобы не разбили или не потеряли, пока лечатся.
Так вот, сами по себе эти ребята могли разбиваться сколько влезет, но не дай бог кому‐то из других отделений задеть загипсованного хоть пальцем – всё, трагедия. Хорошо, если просто из больницы выпнут, а то ещё родители могут заявление в полицию накатать. Говорят, в последнее время у них это модно – жаловаться везде и всюду.
Не знаю. Мои в таком замечены не были.
А мы тем временем добрались до лестничной клетки. Проходя мимо первого поста, я бросил взгляд на большие круглые часы, которые висели над столом постовухи. Время было без пяти минут десять.
Сейчас начнётся обход.
Мы катастрофически не успевали. Мало того, что вот сейчас, буквально через пять минут, начнутся обходы лечащих врачей, и если кого‐нибудь из нас во время него не досчитаются, то пиши пропало, так ещё и до выписки новенькой оставался час. Может, даже меньше. И за это время нам надо было выяснить, что с её сестрой, а заодно придумать, как помочь им выбраться. Потому что ясно, что в историю с Крысой никакие взрослые не поверят и Вике грозит психушка. Это если повезёт. А если комиссия вдруг признает её нормальной, то отправят в детскую колонию за зверское нападение на сестру.
А там, говорят, вообще ад. Никому и не снилось.
Мы с Кирой пошли как раз в травмку, чтобы в первую очередь разобраться с самым простым вариантом, а дальше уже действовать как получится.
Не стану подробно говорить, как мы мелкими перебежками из палаты в палату прорывались сначала к первому посту отделения, а потом ко второму. Тем более что нас всё равно довольно быстро выловила постовая.
Она схватила за руку сначала Киру, а потом меня и резко развернула к себе.
– Вы кто такие?
Медсестра была неприятная. Она смотрела на нас по-рыбьи водянистыми глазами, с таким видом, будто вот только недавно выкопалась из могилы и до сих пор всё ещё немного не в своей тарелке.
– Чего шляетесь?
Я понял, что надо срочно что‐то придумывать и спасать ситуацию, однако, пока эта мысль проявлялась у меня в мозгу, как старая фотография в тёмной комнате, на помощь пришла Кира.
– Меня зовут Вика. Вика Нарышкина. Я ищу свою сестру – Лену Винокурову. Мне сказали, что её определили в ваше отделение.
Постовуха недоверчиво подняла бровь.
– Двоюродная сестра? – подозрительно уточнила медсестра.
– Родная. Просто отцы разные, – развела руками Кира.
– Как фамилия, говоришь?
– Нарышкина. Вика.
Медичка возвела очи горе.
– Да не твои, дурья башка, а сестрёнки твоей!
– А! Ленка Винокурова. Ну, Елена в смысле.
Постовуха на миг задумалась, а потом покачала головой.
– Нет, на моём посту такой точно нет.
– Может, на другом? – предположила Кира. – Мне точно сказали, что она где‐то здесь.
– Кто сказал?
Я подумал, что вот теперь нам точно конец и пора уносить ноги.
– Мама, – врала как по писанному Кира. – Когда позапрошлой ночью все посходили с ума, мама сразу позвонила мне, чтобы узнать, как тут дела. И заодно сказала, что Ленку тоже положили. Они с папой сначала не хотели ничего говорить мне. Ну, чтобы я не волновалась типа. Сестра же. Но потом передумали. Вчера столько всего случилось, все эти проверки… Вот только сейчас смогла выбраться. Помогите мне найти сестру, пожалуйста!
– Так позвони мамке ещё раз и уточни этаж да палату! Делов‐то?
– У всех телефоны забрали. И у меня тоже, – развела руками Кира.
– Точно, – вздохнула медсестра. – Дурдом.
Кира смотрела на постовуху такими честными глазами, что я сам чуть не поверил в эти россказни.
– Ладно. Пошли поглядим, где твоя сеструха.
Медичка повела нас на пост, который находился в противоположном конце. Дежурная постовая с него куда‐то делась. Наша не стала ждать и, немного порывшись в ящике стола, выудила оттуда список больных.
– Ещё раз, как фамилия?
– Винокурова, – терпеливо повторила Кира.
– Так, так, – бубнила себе под нос постовая, водя по списку пальцем. – Веселова, так… Вазгенова, так, так… Вебер… Или Бебер? Господи, ну и почерк! Тарасенко. Так. Нет твоей сестры! Ты уверена, что её именно сюда положили?
Девушка закивала с самым честным видом, прижав ладони к груди. Постовуха задумчиво потёрла подбородок.
– А с чем она сюда загремела, говоришь?
– Подралась с какой‐то дурой, – сказала Кира. Я стоял рядом дурак дураком и тихо офигевал от её способности так красиво врать на ходу. Определённо у Киры был талант. – После школы. А та ей нос откусила! Представляете?
Глаза постовой полезли на лоб.
– Божечки, – прокомментировала она. – Ну и детки нынче пошли… Это ж в каком она классе? В началке, поди?
Я с надеждой посмотрел на Киру, и эта мошенница от бога, конечно, не подвела.
– Да если бы… – вздохнула она. – Эта дылда старше меня, но иногда такое вытворяет…
Постовуха горестно покивала, будто всем сердцем прочувствовала выдуманную боль Киры.
– Да, – протянула она, – молодёжь, молодёжь… Мы такими не были. Ладно. Чего вы тут вынюхивали‐то, дурьи головы? Это ж вам в хирургию надо. Щас, погодите.
Медсестра сняла трубку стационарного внутреннего телефона и принялась набирать номер. Старый допотопный диск крутился то в одну, то в другую сторону с непривычным механическим звуком.
– Да! – сказала она. – Машка, ты, что ль?.. Ага. А чё, разве у тебя сегодня смена?.. А… Ага… Ой-ёй-ёй… Да ты что?.. А она что?.. Ну да, конечно…
Я закатил глаза. Кира, увидев это, ткнула локтем мне в бок и с маниакальным вниманием уставилась на постовуху. Та ещё какое‐то время в подобном же духе говорила с какой‐то Машкой, видимо из хирургического отделения, а потом поймала таки пристальный взгляд моей спутницы и вспомнила, зачем вообще звонила.
– Маха, слушай, а у вас там на этаже нигде нет такой…
Она посмотрела на нас.
– Винокурова! – подсказала Кира.
– Винокуровой… Ага… Елена… Да её тут сестра разыскивает…
Постовая вдруг замолчала и около минуты слушала трубку, никак при этом не комментируя, хотя мне уже начало казаться, что эта дамочка везде привыкла вставлять свои пять копеек. Потом она изменилась в лице и снова посмотрела на нас. Только на этот раз с совсем другим выражением.
Я понял, что всё пропало.
– Сматываемся! – выпалил я и, схватив Киру за руку, дал дёру изо всех сил.
– Стоять! – взревела постовуха и, бросив трубку на стол, кинулась за нами следом.
– Стой! Не так быстро! – воскликнула Кира. – Тапки слетают!
Блин! Долбанный больничный дресс-код!
Добежав до лифтов, мы на мгновение остановились. Я велел Кире снимать тапки, а сам, напротив, поплотнее натянул свои резиновые шлёпанцы.
Постовуха нагоняла.
Попадаться ей было так страшно, что, если бы рядом не было Киры, я бы, наверное, завизжал, как девчонка. Хотя если бы не было Киры, то и всей этой погони, в общем‐то бы, не случилось.
Наконец тапки снялись и отправились в руки, а их хозяйка опрометью бросилась вверх по лестнице. Всего за один пролёт я успел оценить, как сильно они мешали Кире: если в начале нашего забега мне приходилось тащить её за собой, то теперь я отставал с каждой новой ступенькой.
Постовуха что‐то кричала нам вслед, но я ничего не слышал из-за крови, что бухала в ушах.
Примерно через три лестничных пролёта я понял, что за нами никто не гонится, и сказал об этом Кире. Ещё через два я её догнал.
Мы стояли, согнувшись в три погибели, и пытались отдышаться почти под самым люком на чердак. В какой‐то момент мне показалось, что ещё немного, и выплюну лёгкие. Чисто по взгляду со стороны Кира выглядела куда свежее меня. Возможно, она занималась лёгкой атлетикой или вроде того. Не знаю. В тот момент было не до подобных расспросов, а потом как‐то в общем забылось.
Особенно на фоне того кошмара, что случился позже.
Отдышавшись, мы спустились вниз на свой этаж и двинули в сторону шестой палаты, которая была выбрана в качестве базы. По идее, если только не выгнали постовые, там нас должен был ждать Хали-Гали.
Частично нашу миссию можно было считать выполненной – мы таки узнали, что сестра Вики жива и находится в хирургическом отделении. Конечно, осталось неизвестным ни в каком она состоянии, ни в какой палате, но я был уверен (и Кира со мной вполне согласилась), что сейчас это всё равно выяснить не удастся и после такого переполоха в хирургию лучше не соваться.
Когда мы с Кирой вошли, остальная компания уже собралась, и ждали только нас двоих. Причём с порога нас встретили какими‐то хмурыми взглядами – совсем как та постовуха из травмки.
Заранее предчувствуя неприятности, я слегка втянул живот и спросил:
– Что?
Миха прищурился и ответил вопросом на вопрос.
– Диман, а кто тебе сказал, что новенькую сегодня выписывают?
– В смысле? – я не понял вопроса. Ну, типа, всё же было давно рассказано и объяснено, чего и куда. – Я же говорю: когда сидел в очереди на энецефал-ло-чего‐то-там.
– Да это мы помним! – отмахнулся Глюкер. – Кто тебе конкретно сказал, что новенькую выписывают?
– Да говорю же, хз! – выпалил я, потому что этот допрос уже начинал малость подбешивать. – Я услышал про эту фигню, когда в кабинет заходил! Там уже некогда было разбираться, кто что сказал и насколько оно верно!
Мишка пересел на кровать поближе ко мне и вкрадчиво поинтересовался:
– А Глазковой там, часом, не было?
Ё-моё, Глазкова! Главное трепло этажа!
Вроде она там была, но я в точности не помнил. Наверное, среди всех остальных и она там тусила. А может, нет.
Я посмотрел на Киру, будто в надежде, что она как‐то мне поможет, но девушка только удивлённо на меня таращилась, как и все остальные.
Я почесал затылок, но и это не помогло вспомнить, как там было на самом деле. Но да, если можно было верить тем смутным проблескам, которые возникали у меня в мозгу, то Глазкова таки была.
– Ну, вроде… Может, как раз к концу подошла. Но вроде да, Глазкову я там видел…
Я уже и сам понимал, куда клонят пацаны. Хуже того, я начинал догадываться, как сильно дал маху, но Глюкер решил, что повторение – мать учения, и, вскочив передо мной на ноги, завопил:
– Дима, ёханый бабай, если бы ты сразу сказал, что там была Глазкова, мы бы так не торопились, и тот мент был бы сейчас жив!
Я ощутил, как пол качнулся под ногами.
Мы.
Всё‐таки.
Убили.
Ни в чём не повинного полицейского.
Миха вдруг сорвался с места и в два прыжка оказался около меня. Подхватив под мышки, он помог мне дотащиться до ближайшей кровати и сесть. Соня схватила полотенце и принялась обмахивать им меня на манер опахала.
– Глюкер! Следи за словами, придурок! – прорычал кто‐то, но я не понял кто.
– А что, не так, что ли?
– Ты б-базар ф-фильтруй!
В поле моего зрения появился Хали-Гали. Он кое‐как умостил тощий зад на краешке кровати рядом и положил руку мне на плечо.
– Не с-слушай его. П-полиц-ейский ж-жив. Но ть-тиж-олый.
В общем, как мне объяснили, пока мы бегали по этажам в поисках сестры Вики, Хали-Гали тоже не сидел сложа руки. Он дождался, когда вернутся постовые, а потом очень ловко присел на уши Стрекозе. Причём он вроде как начал откуда‐то издалека, а потом слово за слово и как‐то вытащил из неё подробности о нашей жертве.
Выяснилось, что полицейский без сознания и чуть ли даже не в коме. Врачи понятия не имеют, что с ним, но подозревают отравление.
Выслушивая Хали-Гали, в какой‐то момент я не выдержал и заплакал. А чтобы хоть как‐то прикрыть этот стыд, уткнулся лицом в сгиб локтя.
Меня принялись хлопать по спине и плечам. Только уже не для того, чтобы привести в себя, а как‐то успокоить. Глюкер даже сдуру ляпнул что‐то вроде: «Да не боись, на вас всё равно никак не выйдут».
Это подействовало на меня куда вернее их отрезвляющих тумаков. Отняв руки от лица, я обвёл взглядом присутствующих.
– Вы что, правда ничего не понимаете? – Они молча смотрели на меня и, кажется, действительно не понимали. – Мы чуть не убили человека. Он лежит без сознания, и фиг знает, придёт в него или нет. А если придёт, какие последствия это будет иметь для его здоровья? Понимаете?
– Ну, мы ведь не хотели, – тупо проговорил Миха, глядя себе под ноги.
– Да, – кивнул я, – скажешь об этом у него на похоронах. Его семье, может детям. Простите нас. Мы просто боялись тех, кто живёт в стенах, и, чтобы расспросить о них, убили вашего папу. Они нас и пальцем не тронули, чёрт, да мы даже не видели никого из них, кроме того одного-единственного таракана в самый первый день, когда привезли новенькую. Но мы всё равно очень боялись, ребята. Поэтому убили вашего папу. Извините. Мы не хо-те-ли…
Повисла тишина. Кто‐то из девчонок шмыгнул носом, но я не знаю кто, потому что сидел с закрытыми глазами и пытался сдержать слёзы.
Я ощутил, как прогнулась кровать, – с нами сел кто‐то ещё. Кто‐то другой прошёл вдоль палаты и сел на кровать у окна.
Долгое время я только слышал тяжёлое дыхание Хали-Гали и как скрипят пружины, когда кто‐то из нас менял позу. Из коридора доносились какие‐то звуки, но они будто проходили через вату. Проникая через дверь и стены, они тонули и оседали на них.
– Почему вы спросили про Глазкову? – наконец спросил я.
– Потому что была она там или нет, – хрипло отозвался Миха, – но в той очереди тебе явно наврали. Хали-Гали выяснил, что выписывать сегодня новенькую никто не собирался.
Столько суеты, чьё‐то подорванное здоровье, а может, даже жизнь, из-за того, что я краем уха услышал какого‐то брехуна, а потом убедил в его словах и всех остальных.
Я корил себя самыми жестокими словами за то, каким, оказывается, был дураком.
А ещё я молился так, как не молился никогда до этого, чтобы тот полицейский выжил и пришёл в норму. Чтобы наша, а вернее моя, глупость прошла для него незаметно.
Насколько возможно.
