Текст книги "Пять президентов"

Автор книги: Павел Багряк

Соавторы: Генрих Вальк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

4. НАСТОЯЩИЙ ИЛИ ДВОЙНИК?

В это утро супруги Миллеры проснулись, как обычно, в тот момент, когда по радио началась передача, открывающаяся маршем из популярной комедии «Семеро засыпают в полдень». Пока Эдвард брился, Ирен ещё нежилась в постели.

В спальню вошла горничная.

– Кофе готов, – сказала она. – Только что звонили из секретариата генерала Дорона и попросили передать, чтобы хозяин приехал на совещание к одиннадцати часам.

– Накрывайте на стол. Агата, – ответила Ирен и обратилась к мужу, вышедшему из ванной комнаты: – Дюк, звонили от Дорона…

– Я слышал, милая, спасибо.

После завтрака Эдвард позвонил Керберу:

– Отто? Предупредите профессора Чвиза, что я приеду сегодня позже, так как меня вызывают к Дорону. Вас тоже? Ну и прекрасно. Тогда позвоните ему прямо сейчас, а потом мне.

Через несколько минут Кербер был вновь у телефона.

– Чвиза нигде нет, – сказал он. – Я звонил и домой, и в лабораторию. Вероятно, он тоже приглашён на совещание и уже находится где-то в пути.

Миллер повесил трубку и посмотрел на часы. Таратуре уже пора было подавать машину.

В эту минуту Таратура, сидящий за рулём чёрного «мерседеса» – любимой марки профессора Миллера, – был уже недалеко от дома своего шефа. На углу Дайнен-стрит, при повороте направо, ему пришлось резко затормозить, чтобы не стукнуть какого-то чудака, меланхолически переходящего улицу.

– Ой, ля-ля! – сказал Таратура, узнав журналиста Фреда Честера, с которым не виделся больше года, с тех самых пор, когда Честер написал за Таратуру его первую и единственную в жизни статью под названием «Я – гоночный автомобиль».

Дело в том, что Таратура работал прежде инспектором полиции, и тем, кто забыл его имя, можно напомнить, что именно он блестяще расследовал убийство банкира Костена. Когда дело было закончено и убийца – им оказался зять миллионера – предстал перед судом, Таратура в свою очередь предстал перед многочисленными репортёрами и газетчиками, и ещё неизвестно, кому из них было легче: убийце или инспектору полиции. «Вечерний звон» предложил Таратуре выступить на его страницах с автобиографическими воспоминаниями, и вот тогда инспектор Гард познакомил Таратуру с Фредом Честером. Честер к тому времени уже был под каким-то предлогом уволен из газеты, сидел без работы и кое-как перебивался небольшими заработками.

Три вечера они провели в кафе «Золотой зуб», а затем появилась статья, принёсшая Таратуре ещё большую известность. «Я – гоночный автомобиль, – написал Честер от имени инспектора, – и пока с „бензином“ дела обстоят благополучно, преступникам далеко не уйти». Лишь одного не мог понять Таратура: зачем Фреду понадобилось критиковать в этой статье президента, обвиняя его в попустительстве финансовой олигархии, – но Честер успокоил инспектора, сказав, что это обстоятельство ни в коем случае не повредит популярности Таратуры. «Наоборот! – сказал он и объяснил, что глава государства, как известно, читает только те газетные статьи, в которых упоминается его имя, не очень-то волнуясь из-за критики. – Он будет знать тебя, старина, а это не так уж мало!»

Вскоре после того как статья была опубликована, профессор Миллер и позвонил инспектору Гарду. Затем у Гарда с Таратурой состоялся разговор, из которого Таратура понял, что он может неплохо устроить свою жизнь, если плюнет на карьеру. Миллер в то время ещё жил на старой квартире. Таратура приехал к нему, совсем не зная, как отнестись к предложению профессора, но долго сопротивляться не стал.

– Мне нужен человек, – сказал Миллер, – который был бы моей тенью. Такой человек, как вы.

– Тень – бесплотное существо, – ответил Таратура, – а у меня есть тело.

Миллер улыбнулся и мягко произнёс:

– Я буду платить вам девятьсот кларков.

Это было вдвое больше, чем получал Таратура в управлении, и только сумасшедший мог отказаться от такого предложения. Сумасшедшим Таратура не был.

– Позвольте, профессор, задать вам один вопрос.

– Прошу, – сказал Миллер.

– Ваше положение в науке привлекает внимание агентуры других стран? Или вас волнуют иные соображения?

– Думаю, – ответил Миллер, – ваши обязанности от этого не изменятся.

И Таратура стал личным шофёром, секретарём и телохранителем профессора Миллера. Он кое-что слышал о неприятностях, которые были у его нового шефа некоторое время назад, но когда спросил о них Гарда, тот посоветовал обратиться по этому поводу к Честеру, «если тебе, сказал он Таратуре, очень уж хочется знать то, что знать не нужно». Таратура был любознательным человеком, таково было свойство его прежней профессии, но разыскать Честера в ту пору ему не удалось, а со временем любопытство несколько увяло. Тем более, что его новая работа занимала очень много времени, хотя обязанностей теперь было несравненно меньше, чем в полиции: они свелись, по существу, к сидению за рулём «мерседеса»; а на жизнь профессора, к счастью, ещё никто не покушался.

И вот Честер, самим Господом Богом посланный Таратуре чуть ли не под колёса автомашины.

– Фред! – крикнул Таратура, прижав «мерседес» к тротуару. – Алло, старина! Куда ты смотришь?

Фред Честер, остановившись посреди улицы, смотрел на окна домов, на крыши, на толпу прохожих, но никак не на шикарный «мерседес», откуда кричал ему Таратура. Когда его взгляд всё же упал на физиономию бывшего инспектора полиции, Честер покачал головой, как это делают люди, желая отбросить кошмарные видения.

– Таратура? – сказал он, подходя к машине. – Я знал, старина, что прежде ты раскрывал преступления. А теперь, наверное, сам кого-нибудь ограбил?

– Судьбу! – ответил Таратура, широко улыбаясь. – Но не завидуй, Фред, эта штука мне не принадлежит.

– Удивительное совпадение, – сказал Фред. – Я этот плащ тоже взял напрокат.

– Старина, я очень рад тебя видеть, но страшно тороплюсь, и если опоздаю хоть на минуту, мне придётся занимать где-то голову. Тебе не по пути со мной?

– А куда ты едешь?

– Клингельн-парк, двенадцать.

– А, мне всё равно, – сказал Честер, влезая на сиденье рядом с Таратурой. – Когда человека кормят ноги, можно дать им немного отдохнуть. Гони!

Они тронулись с места, и Таратура тут же спросил:

– Фред, я давно хотел с тобой поговорить. Что это за история с профессором Миллером, в которой, говорят, ты когда-то копался?

– Много будешь знать, – сказал Честер, – меньше заработаешь.

– Я не шучу, старина.

– А меня прямо-таки распирает от хохота.

– Секрет?

– Какой, к чёрту, секрет! Загадка.

Таратура сжал губы и искоса посмотрел на Честера.

– Не обижайся, – сказал ему Фред. – Я сам на себя обижен. До сих пор решаю этот ребус и никак не могу решить.

Машина остановилась в это время у дома Миллера.

– И всё? – спросил Честер. – Кто тут живёт?

– Мой шеф.

– Прилично платит?

– Как говорится, на хлеб с сосисками мне хватает.

«Гоночный автомобиль» нашёл себе пристанище в уютном гараже? Ну ладно, я пойду, а то ещё твой шеф решит, что я пытаюсь переманить тебя.

Честер открыл дверцу машины, и в это время появился Миллер, который, быстро пройдя садик, окружавший особняк, торопился к «мерседесу».

– Профессор Миллер? – тихо сказал Фред, слегка поклонившись.

Миллер на мгновение задержал на лице бывшего журналиста взгляд, словно припоминая, откуда ему знакомо это лицо, и, тоже кивнув Честеру, сел в машину. Через мгновение Честер остался одиноко стоять на тротуаре, глядя в ту сторону, где скрылся «мерседес».

«Вот оно что! – подумал он. – Значит, Миллер переехал в этот особняк. И купил Таратуру… Что бы это могло значить?»

Подняв воротник, Фред зашагал по улице, обдумывая эти мало что говорящие данные и пытаясь сопоставить их с тем, что вот уже более полутора лет не давало ему покоя. Он всё ещё мучился вопросом: какой же Миллер остался в живых, настоящий или двойник?

5. ЧЕТВЕРО У СЕЙФА, НЕ СЧИТАЯ ФУКСА

Дорон не тратил времени на приветствия.

– Гард, у меня к вам дело. Куда-то запропастился профессор Чвиз из Института перспективных проблем, – сказал генерал инспектору полиции, когда тот вместе с профессором Миллером и Кербером вошёл в кабинет. – В его лаборатории обнаружена вот эта записка: «Я ухожу навсегда». Я не стал бы тревожить вас по пустякам, но этот старик действительно мне нужен. И желательно живой. Мои ребята тоже ищут его, но им надо помочь. К вам, – Дорон обернулся к учёным, – пока единственная просьба: попытаться установить, где находятся чертежи установки Чвиза и другие документы.

– Мне кажется, это нетрудно сделать, – сказал Миллер, поправляя очки, – все документы были в сейфе…

– Тем лучше, – перебил генерал и подумал: «Мир, в котором профессора верят в незыблемость сейфов, воистину не оставлен ещё Господом Богом». – Не смею задерживать. – Дорон встал.

«Всё-таки он деловой парень, этот генерал, – подумал инспектор Гард. – Но люди, которые подразумевают в собеседниках сообразительность, обычно плохо кончают».

– Вы не возражаете, профессор, если я поеду в институт вместе с вами? – спросил Миллера полицейский инспектор, когда они вместе с Кербером вышли из кабинета генерала Дорона.

– Пожалуйста. Как вам будет угодно. – Миллер был погружён в собственные мысли.

– Я бы хотел посмотреть на этот сейф с документами, – продолжал Гард, делая вид, что он не замечает выражения сосредоточенного раздумья на лице физика. – Если эти документы ещё там…

– А если их нет? – быстро спросил Кербер.

– Ну, в этом случае моё присутствие становится просто необходимым, – спокойно сказал Гард, щурясь от яркого солнца, ослепившего их после мрачноватых коридоров Комитета Дорона. – Вы на машинах?

– Нет, генерал присылал за мной свою, – сказал Кербер, а Миллер промолчал.

– Отлично, тогда поедем на моей. – Инспектор распахнул дверцу чёрного «Гепарда-108», над крышей которого торчала антенна, длинная, как удочка. – Помимо неплохой резвости, у неё есть ещё одно важное преимущество: мы можем не обращать внимание на знаки движения и полицейские трели. – Он вздохнул и добавил с грустной улыбкой: – Поверьте, это единственная радость в моей жизни.

Ехали молча. Инспектор – за рулём, учёные – на заднем сиденье.

– Кстати, профессор, – прервал молчание Гард, – для меня было бы нелишним узнать, у кого, собственно, находились ключи от сейфа.

– Дубликата не было, – ответил Кербер.

– Да, они всегда были у Чвиза, – подтвердил Миллер.

– А дубликат?

– Дубликата не было, – ответил Кербер.

– Откуда вы знаете? – спросил инспектор.

– Мне помнится, что сейфом пользовался только профессор Чвиз.

– Да, других ключей не было, – подтвердил Миллер.

– Вам не кажется, что запертый сейф без ключей – достаточно унылое зрелище? – спросил Гард, включая рацию на приборной панели автомобиля.

Миллер и Кербер не улыбнулись. Гард поправил рукоятку громкости и сказал:

– Я шестьдесят седьмой, вызываю дежурного.

– Дежурный О'Лири слушает, – хрипловато отозвался динамик.

– Здравствуйте, О'Лири, как дела? Много работы?

– Здравствуйте, инспектор. Пока всё нормально. В лесу, в восьми милях по Хамберлендскому шоссе, обнаружен мужской труп без следов насилия. Пока не опознан. Больше ничего интересного. Приём.

– Молодой или старый?

– Старый. Борода. Приём.

Миллер встрепенулся и теперь внимательно слушал радиодиалог. Кербер тоже подался вперёд, стараясь не пропустить ни одного слова.

– Хорошо, я потом посмотрю его. Вещей или бумаг не было?

– Корзинка с грибами и фляжка с водой. Приём.

– Хорошо. У меня к вам два дела. Пошлите Ройта и ещё кого-нибудь, кто поглазастее, на квартиру профессора Чвиза. Пусть просто посмотрят, как там у него, но поаккуратнее. В общем, они знают, как это делается. И второе: подошлите Фукса с его готовальней в Институт перспективных проблем. Там для него есть работа. У меня всё.

– Слушаюсь, инспектор. Фукс будет через полчаса…

Гард повернул ручку, раздался мягкий щелчок, рация умолкла.

– Надо сейчас же осмотреть труп, – сказал Кербер. – Я вспомнил, Чвиз говорил как-то, что любит собирать грибы.

– А он не говорил, что этим занятием, кроме него, увлекается ещё миллионов десять человек? – спросил Гард.

– Но приметы… – Миллер тронул инспектора за плечо. – Согласитесь, что это может быть…

– Может быть! – перебил Гард. – А может и не быть. Не обижайтесь, дорогой профессор, двадцать лет назад, когда я начинал, я бы, не дожидаясь ваших советов, сломя голову бросился опознавать труп этого бедняги. Но теперь я стал старым и умным. Теперь я знаю, что труп – это верняк, он уже никуда от меня не денется. Это «самые спокойные клиенты в нашем беспокойном мире», как говаривает Бирк, хозяин похоронной фирмы «Спи спокойно, друг!». А вот сейф – дело другое. Поверьте мне, дорогой профессор, я знавал случаи, когда сейфы бегали не то что резвее покойников, а побыстрее самого олимпийского чемпиона, как там его… забыл… склероз.

Но тревоги инспектора оказались неоправданными: сейф был на месте. Да и мудрено было похитить его. Стальной куб был вмурован в стену лаборатории так искусно, что среди развешанных на стене химических диаграмм не сразу можно было заметить узкий глазок замочной скважины.

– Вот здесь, – сказал, подходя, Миллер.

– Да-а-а, – задумчиво протянул Гард, – аккуратная вещица. Впрочем, если внутри нет никакой нестандартной штуки. Фукс с ним справится.

– Кто это? – спросил Кербер.

«Человек-ключ», как писали о нём в газетах, – усмехнулся инспектор. – Старик из Одессы, в прошлом – взломщик сейфов экстра-класса. Из Одессы он уехал ещё в двадцатом году. Знаменит ограблением Королевского банка в Копенгагене. В Париже его поймали, отсидел лет пять. Потом он некоторое время резвился в Бразилии и Аргентине, опять попался и решил, что тюрьма чудесно обойдётся без него. Сейчас он выручает ротозеев, которые теряют ключи, и иногда помогает нам. Но не будем терять времени. Я хотел бы узнать у вас некоторые детали.

– Какие детали? – быстро спросил Кербер.

– Прежде всего надо установить последовательность событий. Итак, когда вы видели в последний раз профессора Чвиза?

– В пятницу, около пяти часов вечера, я заходил в лабораторию и видел Чвиза, – сказал Кербер. – Он, как обычно, сидел около установки, вон там.

– Один?

– Нет, здесь была Луиза, его лаборантка.

– Вы говорили с ним?

– Говорил.

– О чём?

– Даже не помню. Какой-то пустяковый разговор.

– А вы, профессор? – Гард обернулся к Миллеру.

– Последний раз я видел его тоже в пятницу, примерно в то же время.

– Вы были вечером в институте?

– Да. Я приехал где-то около шести часов. Чвиз зашёл ко мне, мы немного поговорили.

– Что было дальше?

– Потом он сказал, что закончил опыт и собирается уходить.

– Какое он произвёл на вас впечатление? Вы не заметили в его поведении чего-нибудь необычного?

– Он всегда был чудаковатым человеком. Всё необычное в нём трудно перечислить.

– Ну например?

– Например, он мог бы сейчас разговаривать с вами и одновременно разучивать гимн Эфиопии.

– Скажите, профессор, а чем он, собственно, занимался в этой лаборатории? Вы понимаете, я спрашиваю не из праздного любопытства.

Миллер помолчал.

– Как вам объяснить, – начал он. – Это очень сложная проблема. Чвиз разработал теорию матричной стереорегуляции. Вы, и я, и он, – Миллер оглянулся на Кербера, – все мы состоим из клеток, клетки – из молекул, и так далее. Если говорить популярно, популярно до вульгаризации, Чвиз научился разлагать организм на молекулярном уровне в поле гиперрегулятора…

– Вон в той штуке? – перебил его инспектор, кивнув в сторону установки.

– Совершенно верно. Только не непосредственно в той штуке, а в поле этой штуки создаётся молекулярная матричная копия, двойник организма. Энергия огромна. Секунда работы установки стоит…

Но Гард уже не слушал профессора. Он отошёл в глубину лаборатории, к установке, разглядывая это огромное, причудливое сооружение. Медные шины, какие-то белые решётки на толстых блестящих изоляторах, тусклые металлические зеркала. Гард сразу заметил, что одна из двух больших прозрачных полусфер под этими зеркалами расколота.

– Простите, если я не ошибаюсь, установка повреждена?

– Да, к сожалению, – сказал Миллер.

– Это серьёзная поломка? – спросил Гард.

– Как вам сказать? Сферу сделать не так уж трудно, но фокусировка займёт несколько недель. И не всегда это получается с первого раза.

Взгляд Гарда задержался на циферблате часов, наверное единственно знакомом и привычном предмете в этом непостижимо дремучем лесу техники.

– А зачем тут часы? – спросил инспектор.

– Часы показывают время работы установки. А на счётчике срок работы в миллисекундах, – ответил Миллер.

Гард подошёл к учёным.

– Итак, вы, профессор, не были вечером в пятницу здесь, в лаборатории?

– Нет, я был у себя в кабинете.

– А вы, – Гард обернулся к Керберу, – были?

– Да, минут десять.

– Между пятью и шестью часами. Так?

– Что-то около этого, – ответил Кербер.

– В это же время он заходил к вам, профессор. Так?

– Примерно.

– Что же произошло раньше? Ваш визит в лабораторию или… – Гард обернулся к Миллеру.

– Право, не знаю, – сказал Миллер. – Да и какое это имеет значение?

– Думаю, что профессор видел Чвиза позже меня, – сказал Кербер. – Когда я пришёл в лабораторию, он ещё работал, а профессору он сказал, что кончил опыт и уходит.

– Разумно. Но вы говорили, что Чвиз работал с лаборанткой. Она сможет уточнить это? Она здесь?

– Думаю, что здесь. Я позову её, – сказал Кербер.

– Не торопитесь, – остановил его Гард. – Я попрошу всех подойти к установке. Итак, если, как вы говорите, опыт был закончен до шести часов, каким образом эти часы показывают восемнадцать пятнадцать?

– Что? Этого не может быть!

Гард обернулся и увидел бледное лицо Кербера.

– Поразительно, – сказал Миллер.

– Простите, профессор, – Гард повернулся к Миллеру, – насколько мне удалось вас понять, старик разбивал организм вдребезги, делал копии с каждого осколка и вновь склеивал теперь уже точных двойников. Так?

Миллер улыбнулся:

– Хорошо, что вас не слышит Чвиз, он бы показал вам «вдребезги». Впрочем, в принципе вы правы.

– А если так, может ли эта штука, – инспектор показал на гиперрегулятор, – разбить, но не склеить?

– Что?

– Разбить, может быть, даже снять копию с осколков, но не склеить эти осколки? Ни первый, ни второй экземпляр? Так быть может?

– Нет. Программа работы регулятора заложена в него…

– Но её можно вынуть и заменить?

– Нет, её нельзя вынуть. Как таковой её не существует, вы не поняли. Программа заложена в природе самой установки. Ну, как бы это сказать… Нельзя заставить автомобиль ехать только на задних колёсах.

– Какое-то время можно.

– Весь процесс длится в течение тысячных долей секунды.

– Отлично! И если в это время, когда он уже наполовину прошёл, отключить все эти провода? Что тогда?

– Сброс поля?

– Назовём это так. Значит, эта штука может разрушить и не создать?

– Но схемы задублированы… – рассеянно сказал Миллер.

– Это уже детали, дорогой профессор.

– Вы хотите сказать, что Чвиз…

– Я ничего не хочу сказать, но, прежде чем двигаться вперёд, я хочу видеть перед собой все дороги. Этот случай – побег, похищение или, наконец, впервые в моей практике, превращение в ничто, в святой дух? Или остаётся какой-нибудь пепел?

– Какой пепел? Ну что вы! Полная сублимация, – спокойно сказал Миллер.

– А это что за штука?

– Сублимация? Переход из твёрдого состояния в газообразное, минуя жидкое.

– Да, из этой штуки получился бы отличный крематорий, – усмехнулся Гард. – Если надумаете, возьмите меня в пайщики. – Он подошёл к телефону, не спеша набрал номер. – Алло! О'Лири? Это опять я. Нет, ещё не приехал. А что слышно с тем грибником? Так. Ну спасибо. – Гард повесил трубку.

– Это он? – спросил Миллер, заметно волнуясь.

Гард внимательно посмотрел на профессора.

– Нет. Это кузнец из соседней деревушки. Инсульт. Видно, нагнулся не за своим грибом.

– Разрешите войти? – раздался сзади тихий голос.

Все обернулись и увидели маленького старичка с небольшим чемоданчиком, похожим на этюдник.

– Входите, Фукс! – весело сказал Гард. – Тут для вас я припас одну хитрую коробочку.

Он показал Фуксу замочную скважину сейфа. Фукс открыл чемоданчик, достал отмычки и, любовно перебирая их в руках, покосился на скважину.

«Возможно, что в исчезновении Чвиза повинен только сам Чвиз, – размышлял Гард, наблюдая за работой Фукса. – Конечно, это возможно. Обыкновенное самоубийство или эта… как её?.. Переход в газообразное состояние. Но тогда документы должны быть на месте. Если бы Чвиз захотел унести с собой в могилу секрет всей этой штуки, он уничтожил бы не только чертежи, но прежде всего саму установку…»

Что-то мягко и тихо щёлкнуло под руками Фукса.

– Покорно прошу отойти в сторонку, – ласково попросил Фукс. – Вы не представляете, какие нервные люди строят эти сейфы. Ты их открываешь, а они поливают тебя из огнемёта. Просто кошмар, а не работа.

Гард, Миллер и Кербер неторопливо отошли. Старик бесшумно распахнул дверцу. В чёрном чреве сейфа не белело ни одной бумажки.

– И вот вам награда за мои труды, – грустно улыбнулся Фукс.

– Отлично, – сказал Гард. – Вот теперь я попросил бы вас, – он посмотрел на Кербера, – пригласить эту… как её зовут… ну, лаборантку.

– Луизу?

– Да.

Кербер вышел.

Минут через пять он вернулся с Луизой.

– Извините за беспокойство, – никто не ожидал от Гарда такого изысканно благородного полупоклона, – я хотел бы задать вам вопрос: вы первой обнаружили записку, оставленную профессором Чвизом?

– Да, я.

– И это вы передали её в секретный отдел института?

– Да, я.

– Когда вы в последний раз видели Чвиза?

– Это было в пятницу, часов в пять. Потом профессор отпустил меня…

– В это время он не выходил из лаборатории?

– Не помню… Как будто нет… Нет, не выходил.

– Вы работали на установке?

– Да.

– В какое время вы включали установку?

– Я же говорила: около пяти часов.

– Не позднее?

– Нет, ведь я ушла, когда ещё не было шести.

– И когда вы вернулись?

– Что?

– Когда вы снова пришли в лабораторию и увидели записку?

– Утром в понедельник…