Текст книги "Пять президентов"

Автор книги: Павел Багряк

Соавторы: Генрих Вальк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

13. ЗОЛОТАЯ КОРОНКА

– Фред, нам лучше выйти на улицу, – сказал Дэвид Гард. – У меня к тебе очень сложное дело, и чрезвычайной секретности.

– Если ты мне скажешь, что расследуешь преступление самого Господа Бога, я не удивлюсь, – сказал Честер. – Сегодня очень странный день…

– Чем же?

– Днём я удостоился чести разговаривать с нашим президентом в «Указующем персте», а ночью ко мне является сам комиссар полиции. Разве не странно?

– Ты прав, Фред. Выйдем.

Кромешная тьма окружила их, и только над ратушей, в восточной части города, чуть-чуть обозначился рассвет. Это было время самого крепкого сна и самых кровавых преступлений.

Они сделали несколько шагов по улице, и Честер сказал:

– Ты уверен, что мы не налетим на столб?

– Ты действительно видел президента? – спросил, останавливаясь, Гард.

– Как тебя сейчас, – ответил Фред, хотя лица Гарда он в действительности разглядеть не мог.

– Это был, Фред, один из пяти президентов, существующих сейчас в стране.

– Что-что? – сказал Честер. – Ты серьёзно?

– Работа Миллера, – ответил Гард. – Слушай, старина, внимательно.

И Гард коротко изложил Фреду свой разговор с генералом Дороном.

– Дэвид, – выслушав, сказал Честер и коснулся рукой плеча Гарда, – я в полном твоём распоряжении. Что мне делать?

– Я думаю, – сказал Гард, – у Миллера могло быть лишь две цели: либо захват власти, либо желание наказать сильных мира сего…

– А может, он просто шутник? – сказал Честер.

– Так не шутят, Фред. Если бы Миллер хотел посмеяться, он сделал бы не пять президентов, а пять Линд.

– Убедил! – воскликнул Честер. – Но я потерял нить рассуждении.

– Сейчас восстановим. У Миллера могут быть две цели. Какую из них он преследует, зависит от того, каков сам Миллер. Мы пришли, Фред, к тому, что остаётся для нас извечной загадкой…

Они помолчали, сделав несколько шагов по тротуару. Затем Честер сказал:

– Предположим, действует настоящий Миллер. Если ты его найдёшь, его нельзя передавать в руки Дорона. Тебе это ясно, Дэвид?

– Так же, как и то, что нельзя передавать Дорону Миллера-двойника.

– Объясни.

– Они же мгновенно сговорятся!

– Это не так просто, Дэвид, – сказал Честер. – Если они не договорились прежде, почему ты думаешь, что найдут общий язык теперь?

– Потому, что прежде они не были равными.

– Тогда Миллер сам найдёт путь к Дорону, став ему равным. Без твоей помощи. О, это будет хорошая пара коней в одной упряжке!

– И тогда, Фред, моей задачей должна стать задача помешать их единению.

– Пожалуй, ты прав.

– Подводим итог: если я нахожу Миллера, я должен начинать собственную игру. Верно?

– Ты крепко рискуешь, Дэвид.

– Нет! Посуди сам, Фред: если Миллера найдут без меня, Дорон не может иметь ко мне претензий. А если я найду Миллера и перепрячу его от Дорона, генералу – крышка и он ничем не сможет мне угрожать.

Фред с уважением посмотрел на Гарда.

– Теперь я понимаю, – сказал он, – почему ты, оставаясь порядочным человеком, всё же ухитряешься делать карьеру, старина. У меня так не получается… Как ты будешь искать Миллера?

– К сожалению, в этом деле ты мне плохой советчик… Но помощником быть можешь, одному мне вообще не справиться.

– А может, Миллер совсем не спрятался, а удрал?

– Всё может быть, старина, всё может быть…

– Тогда ищи ветра в поле.

– Попробую. Придётся для начала выяснить, где его жена, где Таратура…

– Он в городе, – сказал Честер. – Вчера я говорил с ним по телефону.

– Ну-ка, ну-ка! – оживился Гард.

– Он разыскал меня в «Указующем персте», когда я мило беседовал с президентом, и обещал прийти, но не пришёл.

– Почему?

– Не знаю. Гард. Я прождал его лишних полчаса, а потом понял, что он не придёт.

– Таратура сказал что-нибудь такое, что заострило твоё внимание?

– Нет, Гард, ничего особенного. Он очень удивился, что я сижу рядом с президентом.

– Странно… И про Миллера ничего?

– Ни единого слова.

– Жаль. Там, где Таратура – там и Миллер… Как ты думаешь всё же, остался двойник или настоящий?

– Ну, Дэвид, ты всегда был мастер задавать вопросы.

– Но что подсказывает твоя интуиция?

Честер задумался:

– Иногда мне кажется, что двойника вообще не было. Был просто кошмарный сон. И всё.

– Но ты же видел одного из них в гробу? Там, у Бирка! – сказал Гард.

– И это могло быть сном.

– Знаешь, Фред, я всё понимаю умом, однако никак не могу смириться с тем, что двойники похожи друг на друга, как близнецы. Даже у настоящих близнецов могут быть разные глаза, рябинки не там… А тут – копия? Ты уверен, что тот, в гробу, был копией?

– Это было страшно, Дэвид, – признался Честер. – Прошло уже три года, но физиономия покойника стоит перед моими глазами, хотя, наверное, в действительности он давно уже сгнил.

– Сгнил? – сказал Гард и вдруг остановился как вкопанный. – Фред, ты дал сейчас великолепную мысль! Если Миллеров действительно было двое и если один из них – химический, то процесс разложения трупа, возможно, происходит как-то иначе! Нейлон, например, остаётся целёхонький, а полотняная рубашка сгниёт дотла, – так и тут, и мы можем…

– Ты хочешь сказать, что Двойник из нейлона?

– Нет, Фред, я хочу сказать, что Двойник – химический и что ему от роду всего три года, а не под сорок, как настоящему Миллеру!

– Ах, Дэвид, чтобы строить гипотезы, надо быть специалистом. А что мы понимаем с тобой в химии?

– Да ошибаешься, старина, – это дело не столько химии, сколько криминалистов. Не будем терять времени.

…Хозяина фирмы «Спи спокойно, друг!» мучила бессонница. В последние дни хоронили довольно влиятельных в столице людей, и он был вынужден присутствовать на всех церемониях. Теперь же, едва закрыв глаза, Бирк видел им же придуманные факелы, слышал траурную музыку и не мог отделаться от красных фейерверков, букетом расцветавших в небе, когда гроб медленно опускали в землю.

Потом, когда праздник похорон заканчивался, из темноты выплывало плачущее лицо старшего смотрителя. Он рыдал так искусно, что Бирк был вынужден платить ему на сто кларков больше, чем остальным смотрителям, фальшивость слёз которых была видна даже неискушённому. Несмотря на запрет, они регулярно пользовались слезоточивыми каплями. А старший… Он плакал по-настоящему, без капель, может быть, из-за того, что ему платили всего на сто кларков больше?

Бирк искренне завидовал жене. Она тоже присутствовала на церемониях, но, видно, нервы у неё были крепче. Её даже радовали эти процессии, потому что она могла демонстрировать свои траурные наряды, сделанные лучшими портными страны.

Чтобы не мешать жене, Бирк осторожно поднялся с постели и вышел в кабинет. Он решил поработать. Последние три месяца он писал для издательства «Весёлая жизнь» большую книгу «Торжество загробного мира», в которой обобщалась деятельность его фирмы.

Бирк зажёг свечи, стоящие на письменном столе, достал из ящика новое гусиное перо и склонился над листом чистой бумаги. Подражая великим мыслителям прошлого, он не пользовался электричеством и автоматическими ручками, этими грубыми достижениями двадцатого века.

В начале пятого утра у особняка Бирка затормозила машина. Два человека пересекли палисадник и остановились у двери. Бирк услужливо распахнул двери. Он привык к ночным визитам.

– Прошу извинить нас, Бирк, – сказал один из вошедших, – мы подняли вас с постели, но дело не терпит отлагательств.

Бирк пригляделся и узнал обоих: комиссара полиции Гарда и репортёра уголовной хроники Честера.

– Если дело не ждёт, я к вашим услугам, господа, – вежливо ответил Бирк. – Вам, очевидно, нужны мои клиенты?

– Да, – подтвердил Гард, – один из них.

– Через минуту я буду в вашем распоряжении.

Бирк вышел, а когда вернулся, каждая складочка его чёрного костюма излучала элегантность. Они сели в машину: Бирк рядом с Гардом, а Честер устроился на заднем сиденье.

Машина мягко летела по чуть посветлевшим улицам.

– А почему нет света? – удивился Бирк, впервые заметив, что погашены уличные фонари и рекламы. – Неужели война?

– До этого ещё не дошло, – бросил с заднего сиденья Честер. – Так что работы вашей фирме не добавится.

– Я не об этом беспокоюсь, дорогой Честер. – Бирк улыбнулся, обнажив свои большие, как у оперного певца, зубы. – Забот у нас и сейчас много. Даже ночью беспокоят, – намекнул он. – Кстати, чем я обязан вашему визиту?

– Нам нужно взглянуть на одного нищего, – сказал Гард.

– Того самого, за которого я заплатил вам однажды сто пятьдесят шесть кларков двадцать пять леммов, – съязвил Честер.

– Помню, помню, – Бирк продолжал улыбаться, – клиент номер 24657. С седьмого участка. Полицейскому управлению это обойдётся бесплатно, хотя за три года и земля слежалась, и могила благоустроилась.

– Неужели вы помните всех клиентов? – спросил Честер.

– Как заботливая мамаша имена своих детей, – ответил Бирк. – Особенно тех клиентов, которые хоть изредка приносят доход, будь они хоть президенты, хоть нищие.

– Нищие тоже доходны? – поинтересовался Честер.

– Каждый покойник – капитал. И он надёжней, чем акции алмазной компании. Сегодня он нищий, а завтра его сын богатеет. Ему неприятно посещать седьмой участок, и он просит перевести папашу на первый. Фирма получает восемь тысяч кларков плюс пятьсот за установку громкоговорителя, триста в месяц за лучшее обслуживание… Вот так, дорогой Честер.

Подходя к глиняному холмику, выросшему среди цветочной клумбы, они услышали бой часов на ратуше. Честер насчитал пять ударов.

– Слава Богу, – сказал Бирк, – после пяти утра нечистая сила уходит спать.

Один из рабочих спрыгнул вниз и маленьким топориком чуть-чуть приподнял крышку гроба.

– Стоп! – сказал Гард. – Уберите лишних, Бирк.

Хозяин фирмы отдал распоряжение, и рабочие во главе со смотрителем удалились. Гард сам опустился на дно могилы и осторожно снял крышку. С сухим потрескиванием она отделилась от гроба, вызвав у Честера возглас удивления, а у Бирка – растерянность и потрясение.

Гроб был пуст.

Только в том месте, где когда-то была голова покойника, Гард заметил какой-то блестящий предмет. Это была золотая коронка.

– У меня никогда не воруют трупы, – ошалело перекрестившись, сказал Бирк, – тем более нищих!

– А уж если воруют, то золотые коронки, а не трупы, – произнёс Гард, вылезая из могилы и отряхиваясь. Затем он спрятал коронку в нагрудный карман и сказал: – Здесь был не обычный вор, Бирк. Очевидно, та самая нечистая сила, которая в пять утра уходит спать. Но вы можете не волноваться. Мы не подорвём вашей коммерции, если вы дадите слово молчать.

– Сенсационный материальчик можно сделать! – воскликнул Честер.

– Господа, – заволновался Бирк, – я, ей-богу, не знаю, как это случилось…

– Прощайте, Бирк, – сказал Гард, – вам лучше молчать об этом прискорбном случае.

– Конечно, комиссар, конечно, – поспешил с заверениями Бирк.

– И верните мне сто пятьдесят шесть кларков, которые я давал вам в долг три года назад, – неожиданно потребовал Честер.

Бирк тут же достал бумажник и отсчитал деньги…

– Ты правильно сделал. Честер, – сказал Гард, когда они покинули кладбище. – Но подведём итоги. Ты получил сто пятьдесят шесть кларков, а я… Если я найду Миллера, Фред, я задам ему всего один вопрос, и для меня всё будет ясно.

14. СОЮЗ ПРЕЗИДЕНТОВ

Бурные переживания могут достичь такого уровня, что человек, только что находившийся в состоянии высокой нервной перегрузки, вдруг разом успокаивается и как-то сникает. Когда Воннел перед началом Совета Богов свёл вместе четырёх президентов в кабинете рядом с Круглым залом, они неистовствовали часа два, наскакивая как петухи друг на друга, и каждый тщетно попытался доказать другим, что он, именно он, является подлинным сыном своей мамы. Но к тому времени, когда Воннел препроводил туда же пятого президента, крепкий сон которого после выпитого в «Указующем персте» пива был потревожен взволнованными голосами членов Совета, первые четыре президента уже как-то полиняли и сникли.

Вновь вошедший, всё ещё будучи под лёгким хмельком, увидев себя в четырёх экземплярах, не выказал не только какой-либо враждебности, но, как ни странно, даже удивления.

– Забавно! – улыбнулся новый президент. – Нет, просто отлично! Послушайте, господа, где вас всех отыскали?

Четыре президента устало фыркнули. Заново объяснять всё этому типу в «их» ночном колпаке и «их» халате было уже выше сил. А потом – кто знает! – может быть, следом придёт шестой?

– Президент издан массовым тиражом? – сказал новенький, ещё не понимая, что он попал точно в цель. – Ну вот что, друзья, до утра все свободны, – он сделал тот доступный немногим повелительный жест, каким обычно Цезари пускали в бой легионы, а кинорежиссёры распускали массовки, – утром я вас вызову. Разберёмся. – Он запахнул халат и вышел столь быстро, что остальные четверо не успели и рта раскрыть.

Усадьба президента – сооружение доброй старой архитектуры, не заражённой ещё микробом рационализма, с его просторными холлами, кабинетами и гостиными, спальнями для гостей и обширными вспомогательными помещениями – рассосала президентов как-то незаметно. Начальники личной охраны президента О'Шари и Грегори были торжественно назначены начальниками личной охраны президентов с представлением последним самых широких полномочий на территории усадьбы и с непременной обязанностью каждые пятнадцать минут информировать Воннела обо всём, что на этой территории происходит.

Сказать по правде, ничего из того, что в действительности произошло, ни О'Шари, ни Грегори не поняли, про себя считая, что пять президентов – штука, придуманная Воннелом для их проверки, что-то вроде учебной боевой тревоги в казарме. Но уже утром они сообразили, что если это и проверка, то, очевидно, самая сложная и хлопотная за все годы их безупречной службы. «Видит Бог, мы не заслужили к себе такого отношения», – сказали они друг другу и обиделись.

Утром первым в доме, как всегда, проснулся Джекобс. Воспоминания о событиях вчерашнего дня поначалу вызвали у секретаря президента лёгкое головокружение, и он лежал, стараясь отыскать в этих воспоминаниях какие-либо штрихи, убедительно и окончательно доказывающие, что множественность президентов – не старческая галлюцинация. Неопровержимых доказательств он не обнаружил, но дать себе право считать всё происшедшее сном Джекобс – человек трезвого ума – тоже не мог. Полежав и поразмыслив, он пришёл к выводу, в данных обстоятельствах единственно правильному: существовало ли пять президентов на самом деле или ему это только казалось, необходимо сохранять полное спокойствие и продолжать поддерживать у окружающих иллюзию своей абсолютной осведомлённости, короче, не удивляться ничему. «Тише едешь, – как сказал Ларошфуко, – так едешь дальше всех». Впрочем, не исключено, что это была мысль самого Джекобса, взятая им из альбома в шкуре анаконды: при такой путанице в государстве чего только не перепутаешь! Так или иначе, подобная программа, по мнению Джекобса, наилучшим образом отвечала как интересам страны, так и интересам его собственной нервной системы.

Он быстро поднялся, оделся и решил тихонько пройтись по усадьбе. Однако усадьба проснулась раньше обычного и жила жизнью странной и невероятно нервной. Если бы Джекобс ничего не знал о существовании «ряда президентов» (он не хотел даже для себя ограничивать их числа), то он мог бы подумать, что страна внезапно вступила в войну или подверглась ударам какой-либо грозной стихии. Всё смешалось в доме президента. Издёрганные дежурные метались из кабинета в кабинет. Потребовалось пять комплектов утренних газет, а их, разумеется, не было, не говоря уже о «Жизни с мячом», еженедельнике регбистов, без которого президент № 3 не желал завтракать. С завтраками тоже произошла изрядная кутерьма: готовили-то на одного. Президент № 4 требовал к кофе коньяку, чего никогда прежде не было. Совсем сбились с ног связисты, ибо каждый президент требовал сверхсрочной секретной связи, хотя всем было ясно, что сверхсрочная секретная президентская связь не рассчитана на одновременное пользование несколькими людьми, не говоря уже о том, что Воннел вообще приказал ею не пользоваться. Короче, все в усадьбе малость обалдели, а главное, никто ничего не понимал и толком не знал: сколько же их всё-таки, президентов? Кто говорил – трое, кто – пятеро, а дежурный у телефона войны и мира, проснувшись, сразу сказал, что «президентов одиннадцать человек, я знаю точно».

Однако, наблюдая всё это, Джекобс лишний раз убеждался, как глубоко прав был древний мыслитель, утверждавший, что нет обстоятельств, столь печальных, из которых умный или ловкий человек не смог бы извлечь некой выгоды. Такие люди обнаружились довольно быстро. Джекобс скоро установил, что некий Коме – скромный механик, досматривающий за телетайпами, – уже успел выпросить у каждого из президентов по три дня добавочного отпуска и чуть было не укатил, не ожидая ответа на вопросы, сколько же президентов управляет его родной страной, если бы не Воннел, который задержал его отпуск.

И всё-таки – сколько их? – это волновало всех. Джекобс с удивлением и даже с замешательством отметил: сам факт, что президент не один (!), дебатируется гораздо реже, чем вопрос – сколько их? Качественная сторона дела явно уступала количественной. В охране заключали пари, как на скачках. Одна из горничных утверждала, что видела вместе трёх президентов, а буквально через несколько секунд – ещё одного, выходящего из туалета, и ещё двух, входящих в туалет. Подсчитали, получалось, что, очевидно, пять президентов, хотя всех и смутил слишком короткий срок пребывания их в туалете. Обсуждение этого вопроса было прервано диким хохотом садовника, с которым приключилась истерика, когда он увидел одновременно трёх президентов на двух разных балконах. Садовника привели в чувство, посадив под дождевальную машину. Наконец, пополз невероятный слух, что настоящего президента нет вовсе, а всё эти – жульё. Назревал крупный скандал, и чтобы пресечь его, по просьбе О'Шари на ранчо приехал Воннел. Он попросил Джекобса быстро и тихо собрать всю прислугу в вертолётном ангаре, где и выступил с краткой, яркой и необычайно ёмкой речью. Двумя штрихами обрисовав контуры красной опасности, он бегло отметил основные этапы мирового общественного прогресса, которыми человечество обязано президенту, и наконец, как говорится, взял быка за рога.

– Происки наших внешних противников, – заявил он, – ожесточение предвыборной борьбы внутри страны, губительная для нации активность оппозиции, помноженная на распространение наглого свободомыслия цветного, экономически слаборазвитого, но физически и умственно отсталого населения, потребовали в настоящее время от правительства принятия самых срочных и решительных мер для обеспечения мира и спокойствия во всём мире. Одна из них – гарантирование полной безопасности главы государства, для чего и были созданы ещё четыре президента-двойника. Прошу запомнить, что все пять президентов… (В этот момент в группе охраны можно было заметить оживление: хлопали по плечу и жали лапу рыжему детине, который, вероятно, и выиграл пари.) Все пять президентов, – повторил Воннел, косясь на охрану, – одинаковы и равноправны со всеми вытекающими отсюда последствиями. Может быть, кто-нибудь сомневается в целесообразности такого решения? – ласково спросил министр внутренних дел, улыбнувшись в пол-лица, и подождал ответа.

Ласточки весело щебетали под крышей ангара.

– Ну и прекрасно, – сказал Воннел. – Мне остаётся предупредить вас, что всякий намёк на то, что президент, как бы сказать… не один, будет рассматриваться как разглашение жизненно важных оборонных секретов и караться сообразно этому военным трибуналом без права апелляций и пересмотра приговора. При отсутствии утечки информации жалованье всей прислуге возрастает в пять раз в связи с увеличением объёма работы. Выход из усадьбы категорически воспрещён. Ответственность за поддержание порядка возлагается на начальников личной охраны президентов командоров О'Шари и Грегори.

Оба командора щёлкнули каблуками.

После выступления министра все поняли, что дело серьёзное и что можно неплохо подзаработать. Затем все внимательно выслушали командора О'Шари, зачитавшего «приказ по усадьбе № 1».

В приказе были наворочены всяческие глупости: вертолётчикам было объявлено о том, что в течение двух часов они обязаны снять с вертолётов и сдать под расписку командорам все наличные винты; из соображений секретности блокировалась канализация; определялись (никто не знал, зачем это и почему) специальные места для курения и т. п.

В те минуты, когда О'Шари изощрялся в административном идиотизме, в большом парадном кабинете президента сошлись все пять высокопоставленных старичков.

С полчаса поворчав друг на друга для приличия, они быстро перешли к воспоминаниям молодости, и тут каждый из них, разумеется, не мог найти более интересных собеседников.

– Как приятно всё-таки поговорить с образованными людьми! – воскликнул президент № 1.

– Вы совершенно правы, – убеждённо закивал № 2. – И в самом факте нашей множественности я вижу прежде всего доказательство неустанного труда Господа нашего, возблагодарить которого мы обязаны в любом случае.

– Прежде чем решать этот вопрос, – суховато заметил пятый президент, – необходимо решить более существенные проблемы. Хочу напомнить, что день выборов президента близок…

– Вот именно – президента, а не президентов! – заносчиво воскликнул № 1, который когда-то и был единственным.

– Не будем уточнять, – твёрдо сказал пятый. – Я считаю нынешнюю политическую обстановку в стране чрезвычайно благоприятной для нас. Ярборо, наш главный соперник, – один. Нас – пятеро!

– Все мы братья во Христе, – сказал второй, но третий тут же перебил его:

– Если мы встанем поплотнее вокруг президентского кресла – представляете? Никакой Ярборо не найдёт лазейки к нашей защите.

– Так выпьем, господа, за нашу победу! – предложил № 4.

– Я рад, что нашёл в вашем лице единомышленников, – с казённым волнением в голосе сказал пятый. – Вторая проблема, стоящая перед нами, представляется мне ещё более важной. Я имею в виду отношение к нам Совета Богов. Все мы прекрасно знаем достойнейших людей нашей страны, его составляющих. Надеюсь, я выражу общее мнение, если скажу, что те посильные услуги, которые мы оказывали им (в интересах прежде всего благоденствия нации), мы и впредь готовы оказывать. Но сам факт решения нашей судьбы без нас, за закрытыми дверьми, наводит меня на весьма грустные размышления.

– Они перетопят нас поодиночке, как котят, – предположил № 4.

– Мы не позволим! – перебил его регбист.

– Господь не допустит этого, – перекрестился № 2.

– Вы думаете, и меня они могут… того? – изумлённо спросил первый у пятого.

– Сегодня утром я составил проект послания Совету Богов, – твёрдо сказал пятый. – Не буду утомлять вас чтением этого документа. Скажу только, что в нём указано: в случае уничтожения или отстранения от власти любого из пяти президентов оставшийся или оставшиеся моментально обнародуют не только всё происшедшее, но и некоторые другие сведения, о которых, кстати, не мне вам, господа, напоминать. Если вы согласны с такой постановкой вопроса, прошу подписаться.

Пять совершенно одинаковых подписей легли под рукописными строками послания.

– Я послал за Воннелом, – продолжал пятый. – Он скоро будет здесь. Ему мы поручим вручить этот документ Совету. А пока Воннела нет, необходимо оговорить уже частные, чисто бытовые, вопросы. Дело в том, что у нас… жена и сын.

– Как это – у нас? – спросил первый президент.

– У вас, у него и у него – у всех нас, чёрт побери! – пояснил регбист.

– Деликатность положения состоит в том, – продолжал пятый президент, изрядный политик и дипломат, – что жена и сын одни, а нас пятеро. Нам необходимо регламентировать нашу семейную жизнь. Очевидно, в лоне семьи мы будем пребывать по очереди…

– Как – по очереди? – возмутился первый.

– Дитя моё, укротите плоть свою, – порекомендовал второй.

– Господа! О чём речь! Неужели мы будем ссориться из-за таких пустяков? – добавил третий.

– Я полагаю… – начал было пятый, но в этот момент в комнату вошёл министр внутренних дел. – Ну и прекрасно, – закончил № 5. – Отложим, господа, решение этого вопроса на потом. Воннел, потрудитесь прочитать сей документ.

Воннел молча прочитал послание Совету Богов, сохраняя на лице выражение государственной озабоченности, затем внимательно оглядел президентов и сказал с лёгкой, впрочем весьма почтительной улыбкой:

– Здесь написано: «В случае уничтожения или отстранения от власти любого из пяти президентов оставшийся или оставшиеся моментально обнародуют…» А почему, собственно, господа, вы думаете, что обязательно будут «оставшиеся»?