Текст книги "Пять президентов"

Автор книги: Павел Багряк

Соавторы: Генрих Вальк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

4. ВЫЗОВ ДОРОНУ

По воскресеньям первую половину дня Дорон работал.

Это не значило, что Дорон не умел отдыхать. Напротив. В воскресенье он позволял себе встать на час позже, не торопясь – за стаканом чёрного кофе, – перечитывал ночные донесения, перелистывал утренние газеты и тем самым сразу включался в ритм жизни планеты. Дорон был и мудр и равнодушен; в донесениях он видел смысл и содержание истории, к творцам которой причислял и себя.

Программу второй половины воскресенья готовил Дитрих, который точно угадывал желания и фантазии своего генерала. Поэтому вечером Дорону предстояла либо стрельба из лука по летучим мышам, либо поездка в варьете, ужин при свечах с певицами, развлечения в духе Борджиа, пасторальные танцы. В одном он был уверен твёрдо: Дитрих не ошибается и вечер будет приятным, интересным, запоминающимся.

В этот день всё шло, как и всегда. До обеда было ещё далеко. В углу кабинета то и дело раздавался пулемётный стук телетайпа, и Дитрих неслышно клал на угол стола бумаги с нулями и единицами. Дорон, погружённый в обдумывание, не замечал своего секретаря. В эти часы Дорон оставался сверхточной и сверхлогичной вычислительной машиной.

– Осмелюсь побеспокоить, господин генерал. – Дитрих воспользовался секундным перерывом в размышлениях Дорона, точно им угаданным. – Сейчас объявили, что по радио будет выступать президент.

– Стоит ли слушать эту болтовню? – вслух спросил себя Дорон. – Ладно, включи.

Дорон гордился своим умением делать сразу несколько дел: думать, писать, слушать. Гай Юлий Цезарь, говорят, тоже обладал таким качеством.

Мурлыкающую речь президента он слушал вполуха, но сразу отметил некоторое своеобразие выступления: президент много и с жаром говорил о регби. Мысли генерала текли параллельно, не мешая друг другу. «Если Ла-Ронг действительно осуществит операцию на гене, то это открытие должно принадлежать нам…»; «Чего этот старик так напирает на регби? Нет ли тут тайного политического хода?»; «Ла-Ронг работает в нищей стране. Переманить его, вероятно, не составит большого труда. Но если он патриот…»; «Надо было сразу догадаться. Президент – умница. Какой тонкий ход: привлечь перед выборами на свою сторону болельщиков регби!..»; «…тогда нужно будет организовать против Ла-Ронга газетную кампанию. Подрыв религии, связи с коммунистами. Ему уже некогда будет заниматься наукой. Не грубо ли?»; «Да, у президента надо поучиться. Как заливается!»; «Нет, другой план лучше. Надо будет устроить Ла-Ронгу видный административный пост. Если патриот, клюнет. Благо народа, благо страны… и всё время уйдёт у него на совещания, заседания, председательство, руководство. Это хорошо. Изящно и действенно»; «Можно подумать, что от правил регби зависит ход государственной политики. Интересно, сам президент всерьёз принимает свои речи?»

На пульте перед Дитрихом зажёгся огонёк. Секретарь снял трубку:

– Господин генерал, вас просит президент.

«Ну конечно, выступление было записано на плёнку», – подумал Дорон.

– Поздравляю с отличной речью, господин президент. Я в восторге от вашего тонкого хода. Какого хода? С регби! Что? Терпеть не можете регби? Это естественно, я тоже. Грубая игра. Но народ… «Хлеба и зрелищ», как говорили римляне. Перед выборами надо польстить народу… Да, да, полон внимания, господин президент.

– Генерал, – донеслось из трубки, – настоятельно прошу форсировать опыты по дублированию. Я только что подписал распоряжение о выделении вам из секретного фонда пяти миллиардов кларков. Результаты должны быть получены за месяц до выборов.

– Слушаюсь! – воскликнул Дорон.

– Поскольку мы принадлежим к одной партии, я раскрою вам смысл этого требования. Успех опытов повлияет на финансирование кампании. Боюсь, что и противном случае трудно будет одолеть Ярборо. А Ярборо, как вы знаете, ненавидит интеллигенцию и всех, кто с ней связан. Прошу понять, что мой успех будет и вашим успехом, генерал.

– Это я прекрасно понимаю. И могу вас заверить… («Как бы не так! Ярборо тоже не кретин и в случае победы не закроет передо мной кассу. Но лучше иметь дело со стариком, тем более что сейчас он зависит от моих работ, а не мои работы от него».) Могу заверить, что вы можете быть спокойны, господин президент. Я был и остаюсь вашим верным… – на мгновение Дорон запнулся, подыскивая нужное слово, – генералом!

– Вот и отлично. Вы знаете, я не забываю своих друзей. Уверен в успехе. Всего хорошего, генерал.

– Дитрих, откуда он звонил? – спросил Дорон.

Дитрих взглянул на пульт:

– Из усадьбы, генерал.

– Я так и понял, – сказал Дорон. – Это была плёнка.

Ну что ж, всё складывается превосходно. До обеда ещё оставалось время, чтобы обсудить ситуацию с Ла-Ронгом. А там уже скоро вечер…

Хм, ещё пять миллиардов кларков, без которых, откровенно говоря, уже вполне можно обойтись. Чистейший подарок! Шальные деньги. Президент, вероятно, здорово боится этого Ярборо. Ну и отлично! Деньги можно употребить… на того же Ла-Ронга! На десяток Ла-Ронгов! Превосходная мысль!

– Дитрих, сегодня хороший день.

– Так точно, господин генерал. Разрешите обратить внимание вот на это донесение?

– Что такое? Хм… «Незапланированный расход энергии в Институте перспективных проблем». В воскресенье?

– Прикажете дать взбучку?

– Зачем? Миллер просто усердствует, зря я в нём сомневался. Работает даже в воскресенье! Судя по расходу энергии, у него сегодня серьёзные успехи. Поистине день чудес. Соедини меня с Миллером, Дитрих.

Пока секретарь набирал номер, Дорон успел отключиться, чтобы уточнить план обработки Ла-Ронга. Генерал терпеть не мог непоследовательности. Что бы ни происходило, а начатое дело должно быть закончено.

– Ни в лаборатории, ни дома телефон Миллера не отвечает, господин генерал.

– Странно. Не хочет, вероятно, отрываться от работы. Хорошо, успею поздравить его завтра.

И всё же Дорону трудно было сосредоточиться на текущих делах. Каким-то внутренним чутьём он инстинктивно почувствовал, что именно сегодня вздымается гребень событий, влекущих его вверх. И потому он не удивился, когда Дитрих положил на стол экстренный выпуск газеты. Экстренный?! Дорон, торопливо пробежав полосы, с некоторым разочарованием отложил газету. Всего-навсего утренняя речь президента на благотворительном собрании. «Ну и энергия у старика!» – подумал он. Внезапно он снова схватил газету. Какое-то несоответствие, какая-то нелогичность… Так и есть. Он ещё раз перечитал это место. «С печалью я гляжу на бурные проявления низменного инстинкта непросвещённых масс, которые так ясно проявляются в оглушительном рёве толпы на регби, этой грубой, отталкивающей игре, достойной только пьяниц. Я поднимаю этот бокал (Дорон иронически улыбнулся) за то, чтобы у нас было больше больниц, церквей и школ – и меньше пьяниц! Больше воздержания от порока – и меньше упоения грубыми зрелищами!»

Дорон с досадой отшвырнул газету. Когда только эти политики научатся быть логичными! Впрочем, это в их характере: сегодня говорить одно, а завтра – нечто прямо противоположное. Но чтобы в один и тот же день! Старик явно теряет чувство меры.

– Господин генерал, вас просит президент.

– Как?

– Вас просит президент.

Дорон вытер вспотевший лоб. Что, если телепатия действительно существует, и стоит подумать о президенте, как он тотчас…

– Слушаю вас, господин президент.

– Генерал, сегодня весь день я думаю о вашем богопротивном дублировании и молю Бога, чтобы он простил мне мой грех.

В трубке трещало, и Дорон еле слышал голос президента.

– Господин президент! – заорал Дорон. – Я не понимаю вас! Плохо слышно!

– И я решил… – Голос наконец прорвался сквозь треск помех и зазвучал так громко, что Дорон отвёл трубку от уха. – …решил с Божьей помощью прекратить ваши пагубные опыты впредь до… – Голос опять пропал.

– Господин президент, господин президент! Но ведь четверть часа назад вы твёрдо обещали… Алло, не слышу! Можно подумать, что вы говорите из автомата!

– Я говорю из своей машины. Четверть часа назад я не видел этих бедных мартышек…

– Каких мартышек?! – Дорон сел.

– …которые как две капли воды похожи друг на друга, и даже родная мать не может их различить. Но если Богу позволено так делать, то для нас это грех!

– Господин президент! Что с вами? Откуда вы говорите?

– Из зоопарка. Здесь так хорошо светит солнце, поют птички, и как я подумаю о том, что у нас творится… Я твёрдо решил. Прощайте.

– Алло, алло!

Но трубка уже безмолвствовала.

– Безумие какое-то! – Дорон был бледен. – Откуда президент звонил первый раз?

– Из усадьбы. Это точно. Показал пульт, и, кроме того, я узнал голос его секретаря Джекобса.

– Быть не может! За пятнадцать минут доехать до… зоопарка?! Я ничего не понимаю! Дитрих, Мартенса мне! Срочно!

Мартенс, доверенное лицо Дорона в охране президента (благородный псевдоним шпиона), к счастью, оказался на месте.

Дорон выхватил трубку из рук Дитриха и заговорил с Мартенсом сам:

– Где сейчас президент?

– Простите, это вы, господин генерал? Докладываю. Президент сегодня встал как обычно, то есть поздно, у него был отличный стул…

– Вы получите сто кларков, если без лишних слов точно и коротко скажете мне, где сейчас президент!

– В данную конкретную минуту?

– О Боже!!!

– В данную минуту господин президент находится у себя в кабинете.

– Вы в этом уверены?

– Господин генерал, я не пьян, и если вы думаете, что я пьян…

– Нет, нет! Он точно в кабинете?

– Так же точно, как то, что вы обещали мне сто кларков.

«Подонок!» – выругался про себя Дорон.

– И он не уезжал в зоопарк?

– В зоопарк? Президент сроду не бывал в зоопарке. Болтают, будто утром он уезжал на радио, но чтобы в зоопарк…

– Болтают или выезжал?

– Болтают. А то бы я знал. Президент сидит в своём мягком кресле и…

Но Дорон уже повесил трубку.

– Дитрих! Во-первых, выдать этому дураку сто кларков. Во-вторых, найти среди охраны человека поумней. В-третьих… Нет, во-первых! Немедленно выяснить, где Миллер.

Когда секретарь вышел, Дорон схватил со стола пустотелую гипсовую копию статуи Неповиновения и изо всех сил запустил ею в стену. Она с грохотом разлетелась на мелкие осколки. Генерал недаром изучал научную информацию. Он знал, что психологи рекомендуют нервам именно такую разрядку.

Ла-Ронг мог ещё неделю спать спокойно. Дорону было теперь не до него.

– Выяснили? – встретил он Дитриха вопросом, как только тот переступил порог.

– Прислуга отвечает, что профессор не был дома со вчерашнего вечера. Его супруга третьего дня уехала к своим старикам в Паркинсон и вернётся только в субботу.

– Достать из-под земли!

– Да, генерал, – поклонился Дитрих.

– Целым и невредимым!

И тут на пульте снова зажёгся жёлтый огонёк. Дорон покосился на него со страхом.

– Вас слушают, – сказал Дитрих, щёлкая рычажком. – Даю.

Он зажал ладонью микрофон:

– Господин генерал, это он сам.

– Президент?

– Миллер.

«Надо обратить серьёзное внимание на телепатию, – машинально подумал Дорон. – Она существует!»

– Профессор Миллер, хорошо, что вы позвонили. – Голос Дорона звучал почти спокойно. – У меня к вам всего один вопрос, я ищу вас с самого утра.

– Насчёт президента? Ставлю вас в известность, генерал, что мной синтезировано три новых. Вместе с оригиналом в стране сейчас четыре президента.

– Что-о?! Где вы находитесь?!

– Хотел бы я знать, господин генерал.

– Зачем вы так шутите? Вы понимаете…

– А вы, господин генерал?

– Вы рискуете многим.

– Вы тоже, если сообразите, что вас тоже можно дублировать.

Дорон окаменел. Трубка выскользнула из его рук, но Дитрих сумел подхватить её. На безмолвный вопрос генерала он тихо ответил:

– Звонит из автомата. Район Строута.

– Миллер, – прошептал Дорон, – вы меня слышите?

– Да.

– Чего вы от меня хотите?

– Узнаете немного позже. Всего хорошего.

Телефон дал отбой.

5. ЗА КРУЖКОЙ ПИВА

«Денег у меня на одну маленькую кружечку, а выпить я хочу минимум две больших», – рассуждал Фред Честер. Что же предпринять? Клуб прессы? Там не хотелось брать в кредит: надо держать марку. Занять у знакомых? Странное дело: у тех, которые бы дали, нет денег, а у тех, у кого они есть, не хочется занимать. Бар в «Скарабей-паласе»? Дорого. «Титанус»? Это не пивная, а какой-то конвейер по изготовлению пьяных людей. Значит, «Указующий перст». Милый и добрый «Указующий перст», где ему. Честеру, без особых переживаний всегда давали несколько кружек в кредит.

Честер и сам не заметил, что уже шагает по направлению к «Указующему персту». Это была маленькая пивная, простая пивная без модернистских выкрутасов и стилизации под океанский корабль или море. Сюда снобы не ходили.

В «Персте» Фред взял газету, кружку пива и, дожидаясь, пока осядет пена, принялся читать.

Речь президента на благотворительном обеде. «Наш папа плодовит, как лабораторная мышь, – подумал Фред. – Час назад старик говорил по радио о регби и вот уже успел…» Он пробежал статью:

«Мы слишком внимательны к телу, забыв о духе… Спорт и косметика, автомобили и авиация, целые отрасли промышленности заняты телом… даже пластические операции… где эквивалент духа?.. Вознесёт ли авиация наши принципы?.. Устранит ли косметика изъяны морали?.. Кто и чем сможет сделать пластические операции наших нравов?.. Сейчас, перед лицом воинствующего атеизма Ярборо и его единомышленников, мы обязаны прежде всего в интересах нации подумать о горизонтах процветания духа…»

До чего же гнусный старик! Ведь час назад он кричал по радио о том, что нация погрязла в мелком самокопании, порицал культ узкогрудых грамотеев, этих лазутчиков туберкулёза, агитировал за регби как за наиболее полное выражение национального здоровья и политического здравомыслия и упрекал Боба Ярборо в строительстве библиотек вместо стадионов.

Честер опустил газету, чтобы взять свою кружку и… остолбенел. За его столиком сидел президент с женой…

– Свежее пиво? – учтиво осведомился президент у безработного репортёра.

«Неужели моя прелестная Линда права и я действительно допрыгался до белой горячки?» – пронеслось в голове Честера, но на всякий случай он ответил:

– Здесь всегда свежее пиво.

– Разрешите представиться: Карл Бум, коммерсант. Моя жена.

«Может, и в самом деле Бум?» – подумал Честер, но тут же заметил, как президент слегка подтолкнул свою супругу локтем. «Ну, погоди, старый лицемер, – решил тогда про себя Честер. – Я отучу тебя корчить Харун-аль-Рашида и бегать „в народ“!»

И он воскликнул:

– Не может быть!

– Уверяю вас, – растерянно сказал президент, оглянувшись на Клару.

– Значит, мы однофамильцы.

– То есть?

– Я тоже Бум, – представился Честер. – Феликс Бум, зубной техник.

– Очень приятно. – «Коммерсант» и его супруга натянуто улыбнулись.

– Как вам нравится вот это? – Честер протянул газету с «горизонтами процветания».

– А что? – осторожно спросил президент.

– А то, что теперь уже всем ясно, что старый болван в глубоком маразме!

– Вы кого имеете в виду? – с некоторым беспокойством спросила Клара.

– Одного нашего общего знакомого, – не моргнув глазом, ответил Честер.

Журналист ликовал. Он понял, что ему представился наконец тот фантастический, лишь в сновидениях доступный случай, когда он может сказать самому президенту всё, что о нём думает. В состоянии большого душевного подъёма Фред осушил кружку пива, тут же потребовал вторую и, навалившись грудью на липкий столик, начал:

– Объясните мне, пожалуйста, кого мы поселили в Доме Власти? Кто это такой? Нет, нет, не надо мне перечислять знаменательные даты его биографии с предвыборного плаката, от которого тошнит каждого приличного гражданина, – надеюсь, вас тоже. Что он за человек? Каковы его взгляды?

– Ну, как же… – смущённо сказала жена президента. – Он истинный христианин, любящий муж и отец…

– Отцом может быть любой негодяй, – перебил Честер, даже не догадываясь, какую глубокую травму он нанёс жене президента. – Согласитесь, мадам Бум: чтобы стать президентом, недостаточно быть всего лишь отцом, как недостаточно быть только президентом, чтобы превратиться в отца!

Клара, по лицу которой пронёсся весь спектр существующих в природе цветов, чуть не упала со стула.

– Наш президент – демократ! – сказал президент, очнувшись от потрясения. – Он тонкий политический стратег, теоретик в области финансов… – И президент напряг склеротическую память, вспоминая сведения из предвыборных агитброшюр.

– И гуманист, – добавила жена.

– И гуманист, – согласился президент.

– Этот зажравшийся сноб – демократ? – воскликнул Честер. – За всю жизнь он не пожал руку ни одному рабочему человеку, за исключением тех случаев, когда его фотографировали. Этот демократ за всё своё президентство не преодолел по земле и мили собственными ногами. А зачем демократу целая шайка телохранителей, вооружённая огнемётами, газами и лазерами?

– Но политические враги… – начал было робко президент.

– Какие враги? – горячо перебил Честер. – Вы верите в эти сказки? Как, по-вашему, господин Бум, можно ли всерьёз говорить о вражде кукол в театре марионеток?

– Вы забываетесь! – выдохнула Клара.

– Ничуть! Ссориться могут лишь актёры, дёргающие за ниточки.

– Уж не хотите ли вы сказать, что я… – перебил президент.

– Помилуй Бог, – в свою очередь перебил Честер, – вы мне глубоко симпатичны, и я никоим образом не хотел бы обидеть вас, господин Бум.

– Я хочу сказать, что из ваших слов явствует, что президент – лицо пассивное и ничего не решающее?

– Совершенно верно! – улыбнулся Честер. – Я рад, что помог вам разобраться в этой простой проблеме.

– Но если президент ничего не решает, как объясните вы ожесточённую борьбу за этот пост? – не скрывая неудовольствия, спросила Клара.

– Так ведь Боб Ярборо – такой же законченный кретин. У него единственное преимущество: он моложе. Если же исключить физиологию, они абсолютно одинаковы: два близнеца из одной политической банды.

– Но Ярборо… – начал было президент, однако Честер тут же перебил его:

– Не рассказывайте мне о Ярборо. Я уже всё о нём знаю. Вот, читайте! – Честер сунул под нос президенту газету. – «Тонкий стратег на полях политических битв… Демократ, в жилах которого бьётся пульс его народа… Знаток права… Теоретик юриспруденции…» И разумеется, гуманист!.. Прочитали? Каково? А? Я спрашиваю: каково бедному избирателю, которому приходится выбирать между этими двумя близнецами? Неужели им так сложно хоть чуть-чуть пофантазировать?

– Кому – им? – осторожно спросил президент.

– Ну, тем, кто дёргает за ниточки.

– Если бы я был президентом… – торжественно начал президент, но в это время официант попросил Фреда к телефону.

– Простите, мистер Бум, – извинился Фред, – подождите одну минуту. Мне страшно интересно было бы узнать, что бы вы предприняли, будучи президентом. – И он встал из-за стола.

«Кто бы это мог звонить? – думал Честер, шагая к телефонной будке. – По всей вероятности, кто-нибудь из друзей, которым известны две мои тайны: отсутствие денег и кредит в „Указующем персте“. Только бы не уполз президент, пока я буду говорить по телефону!»

Он поднял трубку:

– Алло! Честер слушает.

– Привет, старина! – Этот голос он узнал сразу.

6. МИНИСТР ИЗОБРЕТАЕТ ЗАГОВОР

Обе машины, стрельнув по фасаду бликами ветровых стёкол, въехали во двор президентской усадьбы почти одновременно. Дорон, ковыряя носком трещину в асфальте, ждал, пока вылезет министр. Из распахнутой дверцы второй машины наконец показались ноги, обутые в дешёвые сандалии. Дрыгнув, сандалии утвердились на пыльной земле; следом вылез и сам министр внутренних дел Эрик Воннел. Он отчаянно щурился. Круглые очки на крючковатом носу, пёрышки седых волос, торчащие в разные стороны, делали его похожим на вспугнутого филина. К груди министр прижимал пухлый портфель.

– Э… э… дорогой генерал…

Переваливаясь, Воннел подошёл к Дорону и, взяв его под локоть, увлёк в тень от дома.

– Уф! – Он вытер платком пот. – Я всё ещё не могу прийти в себя после вашего звонка. Рассказывайте.

Дорон покосился на министерскую машину. Из окна вились струйки сигаретного дыма. Четверо дюжих молодцов на заднем сиденье, уперев локти в колени, затягивались, как по команде, разом вспыхивая четырьмя огненными точками. Раскалённый двор был пуст. Только на крыльце стоял, широко расставив ноги, охранник и выжидающе глядел на министра и генерала.

– Всё, что мне известно, я доложил вам по телефону.

Воннел хмуро кивнул:

– Согласитесь, однако, что это похоже на бред.

– Буду рад, если это окажется бредом.

– Невероятно! Всё так спокойно… Мы можем попасть в дурацкое положение.

– Вы скажете, Эрик, что приехали с экстренной проверкой состояния охраны.

– И прихватил вас, Артур, чтобы потом вместе отправиться на рыбалку? Блестящий вариант.

Он поманил охранника. Тот приблизился с достоинством каменной статуи и металлическим голосом, чётко, по-уставному меняя тональности, произнёс:

– Господин – министр – прикажете – доложить – о – вашем – приезде – господину – секретарю – господина – президента?

Секунду министр разглядывал охранника.

– Галстук! – зловеще прошептал он. (Охранник вздрогнул и живо подтянул узел галстука.) – Вижу, вижу, как вы тут распустились! Собрать всех. Быстро и тихо.

– Осмелюсь – заметить – ночная – смена – спит!

– Разбудить. Общего сигнала не надо. Поодиночке. В Мраморную комнату. Президент у себя?

– Так точно!

– Не беспокоить. Где Джекобс?

– В приёмной!

– Вызвать его первым. Веж-ли-во! На время разговора подменить. Служба государства! Всё ясно?

– Так – точно!

– Исполнять. Что ж, генерал. – Воннел повернулся к Дорону. – Идёмте. Там хоть прохладно. Ох, что будет, если вы… Что будет!

– Ничего не будет, – мрачно сказал Дорон. – Просто вы заявите, Эрик, что я сошёл с ума.

– А что, я так и сделаю… – сказал министр.

Воннел пошёл к ранчо, на ходу подняв руку и щёлкнув пальцами. Сигареты в автомобиле разом потухли. Дверцы бесшумно распахнулись, и четыре фигуры безмолвно двинулись вслед за министром.

Опустившись в кресло-качалку, Воннел поставил рядом с собой портфель, снял очки и слегка помассировал веки кончиками пальцев. В мятых брюках, сандалиях, рубашке с короткими рукавами, он походил теперь на заурядного дачника, невесть как попавшего в эту комнату с высоким лепным потолком, гладкими стенами «под мрамор» и бронзовыми подсвечниками на каменной полке, двоящимися в старинном тусклом зеркале.

– У вас, генерал, – тихо сказал Воннел, – ещё осталось несколько секунд, чтобы подумать, не померещилась ли вам эта сказка с дублированием.

– Это не сказка, Воннел. Это наука.

– Тем хуже. Входите, входите, Джекобс! Как ваше здоровье, старина?

– А ваше, господин Воннел? И господин генерал тут? Вы один?

Министр посмотрел на Дорона, Дорон – на министра. Джекобс с безоблачной улыбкой смотрел на обоих. Из кармашка его жилета торчал окурок сигары.

– Один ли я? – переспросил Дорон. – Разве я могу быть сам-два?

– Почему бы и нет? (Дорон вздрогнул.) «Я», как известно, есть «я» материальное и духовное, а потому…

– Да вы присядьте, сядьте, Джекобс! – Министр вскочил с кресла-качалки. – Вот сюда, отличное кресло. Ах, как жарко на улице! Президент, надеюсь, чувствует себя хорошо?

– Прекрасно, Воннел, даже слишком! – Джекобс кивнул. – Они будут рады вас видеть.

– Они… что?

– Разве я сказал «они»?

– Да, сказали.

– Ах, это всё лекарства Креера. «Мы, Божьей милостью»… Туманят голову.

– Какие лекарства?

– Президентские, я тоже их выпил.

– А почему их пил президент? – спросил Воннел. – Ведь вы сказали, что он прекрасно себя чувствует?

– Смотря кто, – загадочно произнёс Джекобс.

Разговор явно зашёл в тупик.

– Скажите, Джек, – мягко начал Дорон, – президент куда-нибудь сегодня уезжал?

– Конечно. Они уехали на благотворительное собрание, выступать на радио и с сыном в зоопарк. В трёх машинах. А сейчас президент сидят у себя в кабинете.

– Нет, нет, Джекобс! – Воннел прижал к груди портфель, словно ища защиты. – О Боже мой! Он всякий раз уезжал отсюда?

– Ну да, господин министр. Уехать можно только оттуда, откуда можно уехать. И он был бы рад вас видеть, если бы с утра, как он мне сам сказал, не был занят чтением бумаг.

– С самого утра?

– Разве я могу не верить своему президенту?

Министр и Дорон переглянулись.

– Джекобс, – осторожно сказал министр, – как может президент с утра быть в кабинете, если он уехал?

– Может. Если философы говорят «может», значит, так оно и есть.

– Какие философы?

Джекобс скромно промолчал.

– К чёрту! – воскликнул Дорон. – Расскажите всё по порядку, когда и куда уезжал президент.

Джекобс стал добросовестно называть время каждого отъезда. Воннел поспешно застегнул верхнюю пуговицу рубашки, щёлкнул портфелем. «Магнитофон, – тотчас понял Дорон. – Предусмотрителен, бестия!» Не было больше дачника. Не было больше человека с лицом вспугнутого филина. Перед Джекобсом стоял министр внутренних дел при исполнении служебных обязанностей. Но старик будто не замечал перемены. Он светло и ласково смотрел на Воннела, как дед смотрит на внука, целящегося в него из игрушечного автомата. И министр смутился:

– Благодарю вас, Джекобс. Пожалуйста, пройдите в соседнюю комнату и подождите.

– Я могу потребоваться президенту.

– Не можете.

– Блажен тот, кто думает, будто он думает за других…

– Государственная служба, Джекобс! – строго произнёс министр.

– Ах служба! В воскресный день! Сочувствую. Такая жара… Может, хотите освежительного?

Воннел чуть не вытолкал Джекобса за дверь.

– Вы правы, Дорон, – сказал он почему-то шёпотом. – Типичный заговор! Ну погодите!.. – И он потряс в воздухе кулаком. Потом нажал кнопку селектора, соединяющего с комнатой охраны. – Командира ночной смены – ко мне!

У командира ночной смены О'Шари было заспанное, отёкшее лицо. Но достаточно было одного взгляда министра, чтобы оно разгладилось, как под утюгом.

– О'Шари! – В голосе министра звенел металл. – Куда президент отбыл во время вашего дежурства?

– На собрание благотворительного общества! – бодро отчеканил О'Шари.

– Кто с ним в охране?

– Пэл и Андерсон.

– Вернулись?

– Никак нет.

– Были другие вызовы?

– Не могу знать. Я сменился в десять ноль-ноль, и с тех пор…

– Вы отметили выезд в журнале?

– Так точно.

– Кто заступил смену?

– Грег.

– Ко мне!

– Слушаюсь.

Грег, полный человек добродушного вида, сразу смекнул, что сейчас потребуется вся его находчивость. Но внешне это никак не отразилось на его лице: он казался олицетворением спокойствия.

– Грег! Куда отбыл президент во время вашего дежурства?

– На радио, господин министр.

– А ещё?

– В зоопарк, господин министр.

– Охранники вернулись?

– Нет.

– Вы знали о том, что до вашего дежурства президент отбыл ещё на благотворительное собрание?

– Конечно. По книге регистрации.

– Вас не удивил короткий промежуток времени между вызовами?

– Я исполняю приказания, господин министр.

– Но вы думали об этом?

– Я обязан думать об охране президента.

– Где же сейчас президент?

– В своём кабинете.

– А ваши люди, которых послали с ним на собрание, на радио и в зоопарк?

– В городе.

– С президентом?

– Совершенно верно.

– Вы в этом убеждены?

– С ними поддерживается радиосвязь. По инструкции.

– Значит, президент находится сейчас сразу в трёх местах?

– В четырёх. Вы забыли, что он у себя в кабинете.

– Грег! Как может президент быть одновременно в четырёх местах?!

– В связи с этим у меня имеется жалоба сенату.

– Жалоба?! Сенату?! На кого?

– На вас, господин министр.

Министр подпрыгнул.

– Так точно. Не моё дело знать государственную необходимость, которая заставила президента поступать таким образом, как он поступает. Но, поскольку его планы затрагивают вопросы охраны, ваш секретариат обязан был информировать нас заранее. А он не информировал. Налицо явное нарушение сенатской инструкции.

Дорон едва удержался от смеха: так забавно выглядел потерявший дар речи Воннел.

– Да, вы правы, – судорожно глотнув воздух, сказал министр. – Я разберусь. Идите.

– Слушаюсь.

Грег круто повернулся.

«Хорошая всё-таки вещь бюрократия», – подумал он.

– Не сказка! Не сон! – Воннел забегал из угла в угол, снова прижимая к себе портфель. – Один президент в кабинете. Второй смотрит кенгуру. Третий где-то на радио. Четвёртый пьёт на благотворительном банкете антиалкоголиков. Четыре президента! О Бог мой, что же делать?

– Убрать лишних, пока об этой истории никто не узнал.

– Как вы сказали? Убрать? – Министр остановил свой бег и подозрительно посмотрел на Дорона. – Вот что, генерал. Я не знаю, как появились лишние президенты. Я не знаю, кто их создал. Я не знаю, зачем. Я знаю одно: в этом деле замешаны вы!

– Я? Но позвольте, Воннел…

– Профессор – ваш. Не так ли? Установка – ваша. Не так ли?

– Но ведь я…

– Сообщили об этом. Разберёмся. Я далёк от подозрений, но, сами понимаете, государственная служба!

– Что вы собираетесь делать?

– Сейчас узнаете.

Воннел коснулся одной из пуговиц своей рубашки, и четверо приехавших с ним людей разом вошли в комнату. Сразу стало тесно.

– Вот! – Министр покопался в портфеле и вынул оттуда какую-то бумажку. – Срочно пригласите всех по этому списку. Сюда. Инструкции, как это сделать, там есть. Далее: немедленно вызвать в усадьбу команду «АС». Президентской охране передать приказ: исполнять обязанности как обычно. Охрану шоссе, Дома Власти, радио, телеграфа, всех аэродромов и банков возложите на своих людей. Группе «АС» взять на себя правое крыло здания, вашим людям – левое. Дополнительные распоряжения я дам, когда потребуется. Супругу президента пригласить ко мне. Полк «Моргинг» привести в состояние боевой готовности. И ещё… – Министр понизил голос так, чтобы Дорон не смог расслышать ни слова. – Ясно? Действуйте!

Четверо вышли так же безмолвно, как и вошли.

– Воннел, можно задать вам один вопрос? – сказал Дорон.

– Догадываюсь какой и потому сразу на него отвечу: арестовывать вас я не собираюсь.

– Я хотел спросить не это, поскольку знаю, что нет закона, по которому вы могли бы меня арестовать.

– Вы правы, генерал. Формально я не могу задержать ни вас, ни даже вашего Миллера, пока не будет установлен факт заговора. Но к чему нам с вами эти формальности?

– Вам, может быть, и ни к чему, – обескураженно начал Дорон, но Воннел его бесцеремонно перебил:

– Вы что-то хотели спросить?

– Да. Как вы решили поступить с президентом?

– Решать буду не я. Решать будут… – И министр ткнул пальцем куда-то вверх.

– Совет?

– Совет.

– Ну что ж…

Дорон снял трубку телефона.

– Алло! Мне… Что? Вот как… Поздравляю, – буркнул генерал, кладя трубку, – у вас расторопные ребята. Но мне нужно связаться с городом.

– После решения Совета.

– А если я не…

– Не советую.

– Воннел! Вы забыли, что я – Дорон!

– Генерал! Не забывайте, что я – министр.

В дверь постучали. Просунулась коротко стриженная голова одного из людей Воннела.

– Госпожа президентша, шеф, по свидетельству её горничной, с утра отбыла в город.