Текст книги "В бегах. Цена свободы"

Автор книги: Павел Стовбчатый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава двенадцатая

Город был слишком мал и прозрачен для того, чтобы спрятать в себе двух беглецов. Двое были слишком заметны для него. Мы шарахались от каждого встречного человека, но все же шли. Шарахались внутренне, не явно, но это «внутреннее» было пострашнее, чем явное. Собаки чуют волка за версту, волки чуют собак. Нам нужно было где-то укрыться, хотя бы на полчаса, но, как назло, не попадалось ни одного приличного двора. Все какие-то открытые, сквозные, просматриваемые со всех сторон. На лавках в этом городе не сидели, да и сами кособокие, полусгнившие лавки, каковых был негусто, вызывали одну жалость. Такой вид. Когда мимо нас проехала милицейская тачка с мигалкой на крыше, мы просто вжались в стену дома, словно это глупое «вжимание» в самом деле могло нас спасти. Но, к счастью, пронесло. Наши нервы были на пределе, какой только может быть у пока еще живого человека, и одно, самое безобидное, но неосторожное слово встречного могло привести к непредсказуемым последствиям для него и для нас. Граф оброс, его щетина была черной как смоль, она бросалась в глаза каждому. Я смотрелся намного лучше его, но все равно ужаснулся своему виду, когда глянул на себя в зеркальную витрину киоска. Впалые глаза, впалые щеки, бледное, почти белое лицо. «Больница или тюрьма» – так подумает всякий, кто обратит внимание на странного типа в серой куртке и черной вязаной шапочке на голове. Под курткой что-то есть, торчит. Наверно, спрятал бутылку или какую-то вещь. Пропойца!

Нужно было что-то предпринимать, срочно, но что? Мы боялись сесть в тачку, боялись войти в магазин – полно людей, боялись долго идти по улице. Граф по-прежнему шел чуть впереди меня, опустив голову вниз, ни на кого не глядя. Наконец он остановился, стал разглядывать какие-то объявления у телефонной будки. Я понял, что он ждет меня.

– У меня уже вся рубашка мокрая, Михей, – честно признался бедолага, когда я стал рядом с ним.

– А у меня – сухая! – съязвил я по привычке.

– Давай хоть куда-то нырнем, Михей!

– Куда? Лучше идти вот так по улице, чем нырять куда попало. Там мы сразу бросимся в глаза. – Я хотел еще что-то сказать ему, но сзади меня кто-то окликнул. Точнее, нас.

– Мужики, – обратился к нам какой-то парень лет двадцати двух. – Жетончика лишнего не найдется часом? Я куплю. – Он держал в руках листок бумаги, очевидно хотел позвонить, да не было жетона. Я автоматически пошарил по карманам, моментально «взвешивая» фрукта. «Мент или случайный штемп?» Одет как-то несолидно, почти в спецовку, свитер грязноват, на ногах раздолбанные ботинки-говнодавы. Еще холодновато, но люди одеты почти по-весеннему, а этот… Кто же он?

– Извини, парень, нет. Проси чего-то другого, – пошутил я и выдавил из себя подобие улыбки.

– Было бы что с вас взять, я бы попросил, – неожиданно откликнулся на мою шутку щегол и тоже улыбнулся. Повертел головой по сторонам, высматривая, у кого бы еще попросить жетончик. Поблизости в это время никого не было, и он вздохнул.

– Выскочил вот подруге позвонить, а жетон в пиджаке остался. Во блин! – чертыхнулся парень, комкая бумажку в руках. – Придется топать назад.

– Далеко, что ли? – поинтересовался я как бы между прочим, видя, что он собрался уходить.

– Не очень, тут за углом. Просто лень идти еще раз. Я – на работе, – пояснил он и достал из кармана сигарету.

– Слушай, – решил я воспользоваться ситуацией и попытать счастья с первым встречным. Молодежь редко пашет на ментов, да и деньги любит не меньше, чем девок и кокаин. Почему бы и нет? – Не хочешь заработать наскоряк пару сотен, а? – спросил я его так, словно делал ему одолжение, но и тактично, сочувственно.

– Кто не хочет? Я – на работе, – еще раз напомнил он о работе, но посмотрел на меня заинтересованней и выжидающе.

– Да пустячок дело, пятнадцать минут всего-то… Ты где работаешь-то?

– В котельной, – ответил щегол. – За углом, рядом совсем.

– Еще топят, что ли? Тепло же.

– Подтапливаем, по погоде. А вообще-то сезон закончился.

– Тем более. Напарник подежурит, а ты заработаешь пару копеек, – сказал я более уверенно.

– В том-то и дело, что я один, – усмехнулся он. – А что нужно сделать? Если пятнадцать минут, можно. Говорите, мне некогда.

В считаные секунды мне нужно было что-то придумать, но, как назло, в голове звенела одна пустота, я малость растерялся.

– Погоди… – Я тянул время, а сам лихорадочно искал приемлемый вариант. – Сделаем иначе… Поддать хочешь? – спросил, зная, что вряд ли промахнусь. А если и промахнусь в этом, значит, спрошу о другом.

– Ну вообще-то можно… – повеселел щегол, глазки его заискрились. Понял, что вот-вот прокатится на халяву.

– Тогда возьми пару пузырей и закусить. Пойдем к тебе, и там я все растолкую. Вижу, мы договоримся, – похлопал я его по плечу.

– Смотря в чем, – на всякий случай заметил он. – А вы вроде не местные, да? – Щегол перевел слегка настороженный взгляд на Графа.

– Пермяки. Приехали к бабам знакомым, а ночью угнали машину суки какие-то.

– И что? – Щегол не понял, чего от него хотят.

– Ну вот и потолкуем на эту тему. Ты тут всех знаешь, может и поможешь чем. А от милиции толку мало. Год будут искать. Мне только совет нужен, к кому обратиться, – успокоил я его. – Поговорим, короче, и то легче будет.

Он согласился, и мы пошли.

По дороге я сунул ему деньги на водку, поинтересовался, где находится ближайший магазин или киоск. Благо дело «точек» в Губине хватало, сворачивать не пришлось.

– Что ты ему наплетешь? – спросил у меня Граф, когда Вова – так звали щегла – покупал спиртное. Он был явно доволен, что мне удалось найти убежище. Котельная нам в самый раз, что и говорить. Тем более что парень один. Укроемся там пока.

– Что-нибудь да наплету, какая разница. Лишь бы пересидеть где-нибудь пару часов. Ляпнет стакан-другой и забудет, зачем мы пришли.

Парень вернулся с двумя бутылками водки, копченой рыбой и пивом.

– Хлеб у меня есть, – сказал он, передавая пиво мне. Мы свернули за угол и вскоре вошли во двор, состоящий из трех двухэтажных домов, выстроенных буквой П. Котельная находилась под одним из домов, в его торце. Мы спустились по выщербленным ступенькам вниз, запахло шлаком и углем. Пройдя через небольшую котельную, оказались у маленькой подсобки без двери. Топчан с одеялом и подушкой, стол, два табурета. На столе пара мутных стаканов, транзисторный приемник, пепельница и несколько потрепанных эротических журналов.

– Девок-то приглашаешь сюда? – кивнул я на топчан, затем на журналы. – Трахаешь?

– Сами идут… – Он быстро чиркнул ребром ладони себя по шее. – А переспать не с кем, сифон вовсю гуляет, боюсь. Замучаешься платить за уколы потом, научен уже.

– Да, да, да, – поддакнул я ему. – Сам знаю. Баба что минное поле – сунулся и пропал.

Мы сели за стол, Вовчик зашустрил с закуской; нарезал кусочками рыбку, достал хлеб и два соленых огурца, половину луковицы, что-то еще.

– Ну, давайте. – Он разлил водку в два стакана и кружку. Третьего не нашлось. Я называл Графа Резваном, он меня Колей. Вовчик явно не щекотался и, скорее всего, принимал нас за тех, кем мы и назвались, – за пермяков, приехавших повеселиться к местным бабам. Его дежурство заканчивалось утром, что нас особенно устраивало. Мы выпили и закусили. По телу тотчас разлилось приятное, знакомое тепло. Захотелось совсем расслабиться, забыться и поболтать о чем-то хорошем. Но как расслабишься, когда под курткой – автомат, который мешает лишний раз повернуться? Железка эта явно не к месту, того и гляди – заметит, а то и предложит раздеться. Граф чувствовал себя так же, как я, мостился как курица на насесте. «Ладно, что-нибудь придумаем», – подумал я, спеша налить по второй. Вовчик заметно разговорился и стал чуть круче, чем был. Потянуло на блат. Он нес разную чушь из жизни молодых, то и дело спрашивая нас, прав он или нет, а мы, конечно, делали вид, что нам интересно его слушать. Все как всегда. Обращался он к нам на «ты», по-свойски и вообще хотел казаться самостоятельным и взрослым. Посидев минут тридцать – сорок – мы выдержали это время, я намекнул ему, что не мешало бы запастись «горючим». Оно уже было на исходе. Водка походила на помои, наверное, ее гнали в каком-то подпольном цеху, в таком же подвале, как и наш, а потом распихивали по киоскам. Но по двести пятьдесят мы с Графом все же выпили. О деле я с Вовиком еще не говорил, а он меня не торопил. Он уже забыл и о своей подружке, его пиджак висел на вешалке, за перегородкой.

– Айн момент! – сказал он, заслышав про «горючее». – Айн момент, друзья.

Я достал из кармана пресс денег и специально «засветил» их перед его носом. Сам украдкой наблюдал за его реакцией. Без сбоя, Вовик внутренне затрепетал, глаз его загорелся, видимо он уже прикидывал в уме, на сколько он сумеет раскрутить двоих штришков. Я дал ему достаточно, сказал, чтоб не жалел. – Гулять так гулять, Вова! Прихвати пару лимонов и сладкого. Водки не бери.

– Не брать? – Он меня не понял. – Как не брать?

– Возьми что-нибудь получше, это же настоящие помои, – кивнул я на бутылки.

– Нет проблем! – Парень расплылся в улыбке.

На этот раз он прихватил с собой сумку. О жетоне тоже не забыл, я ошибался.

– Позвоню подруге, обидится, – кивнул он мне и исчез, пулей выскочил из котельной.

Подождав пару минут, я пошел обследовать котельную. Крючок на двери имелся, это хорошо. Надо будет запереться на всякий случай, чтоб не приперся кто-то посторонний. О том, что этот щегол мог нас опознать, я как-то не думал. Уж больно естественно он себя вел. Граф думал точно так же, щекотиться не было оснований. Куда сунуть эти проклятые автоматы? Мест хватало, но они должны быть под рукой, рядом. Мы решили сунуть их под топчан и прикрыть тряпьем. В случае чего достать будет недолго. Пистолеты оставили при себе. На улице уже почти стемнело. Как бы там ни было, но переночевать нам есть где. Еще один заход, и Вовчик свалится, факт. Главное – не перебрать самим, что в общем-то могло иметь место. Незаметно, когда думаешь и уверен, что ты еще ничего, что ты еще в силе. А сил-то и не остается, их все забрал лес. Я вспомнил о Картохе и Валете, о Бормане… Не хотел портить себе и Графу настроения, но спросил: «Как думаешь, покосили их или?..» Граф вздохнул, заиграл желваками:

– «Или» в таких случаях не проходит. Зачем спрашиваешь, слушай?..

– Если кто-то ранен, могут и не добить. Их трое, хоть один нужен ментам для суда. Обычно так. Практика такая, – не согласился с ним я.

– Когда-нибудь, может, узнаем. Мы сорвались с противня за счет них. Орел не решка, Михей.

– Еще не сорвались, Граф. Менты с ходу въедут, что из побегушников там только один – Картоха. А где еще двое?

– Будут искать в лесу. Подумают, что оторвались, ушли. Здесь они, конечно, тоже не расслабятся, но у нас есть шанс. Я тут кое-что прикинул… Надо посоветоваться, – сказал он.

– Говори, пока малого нет. Что ты придумал? – поторопил я его.

– Скажу, не спеши. – Граф встал. – Хорошие мысли приходят в голову поздно. К сожалению, поздно.

– Ну говори же, не томи.

– Я слишком понадеялся на то, что мы благополучно отвалим после того, как вырвемся за ворота. Вот что. Я думал о тюрьме, о подкопе, о столовой. А нужно было думать и о другом… Например, о грузовике, о фургоне с каким-то грузом, под которым могли бы укрыться трое. Что-то в этом роде, короче. Чтоб без проблем и на все сто.

– Ха! Но кто мог подумать, что Тоске взбредет в голову ехать в Закамск, кто? Он переиграл. Не вини себя, Граф, я сам думал, что мы осядем на время в Перми, в каких-то трех – пяти километрах от тюрьмы. Думал. Теперь поздно сожалеть, дело сделано.

– Я не сожалею. А мысль у меня такая: если ты свяжешься сегодня с Тоской и жеванешь ему суть, завтра он сможет помочь нам выбраться. У тебя есть его телефон? – спросил Граф.

– Есть. Я его просто запомнил. – На всякий случай я назвал ему номер Витиного телефона. – Запомни и ты. – Я повторил его. – Но нет никакой гарантии, что он не прослушивается легавыми и вообще. Нам не известно, что там у них сейчас. Ты хочешь, чтобы я позвонил ему сегодня?

– А когда? Утром нам придется отваливать отсюда, не забывай. Или ты собрался жить здесь неделю? Если пацан заведется, его может куда-то потянуть. К телкам, например, на дискотеку там.

– Останемся здесь, Граф.

– И что ты ему скажешь? Что нам негде переночевать? С кучей бабок и в котельной?!

– Можно и так, ничего страшного. Он будет пьян.

– А если он припрется с тремя шлюхами или еще с кем-то? Что тогда?

– Не должен, ты же слышал, что он говорил…

– Тогда он был трезвый. Что-то его долго нет, а? – Граф заволновался и посмотрел на дверь. – Может, мы рано автоматы скинули, а?

– Звонит, наверно, говорил же… Пацан вроде ничего. Придет, я выпытаю у него, с кем он живет и прочее. Возможно, он живет в этом дворе, кто знает. Хотя нет, уже сказал бы. – Я потянулся к транзистору и включил его. Приемник не работал. – Тьфу! Держит хлам всякий, нечего и послушать.

– Слушай себя. Так оно даже лучше.

– Надоело, в лесу наслушался, – отмахнулся я. – В жизни столько не протопал!

– Опишешь когда-нибудь в своих мемуарах. Ты же пописываешь что-то… Картоха говорил мне, я в курсе, – усмехнулся Граф.

– Пишу кое-что. Точнее, писал. В тюрьме делал кое-какие наброски…

– И что, получается? – поинтересовался Граф.

– Не знаю, я же тебе не Стендаль. Описывал как было. Нет нужды придумывать, жизнь как роман, сплошные приключения. Был «рассказ» и о тебе… о нашем побеге. Не хотел тебе говорить. Не обидишься?

Он вскинул на меня свои черные, глубоко запавшие глаза.

– На что? На то, что писал? Ты же все уничтожил.

– На правду. Ну если напишу когда-нибудь…

– Пишешь ты, тебе виднее. Надеешься, что кто-то когда-то издаст твою писанину?

– Вообще-то да, надеюсь. Осяду где-нибудь и…

– Значит, ты пишешь, как эти слащавые писатели. С ментовским уклоном, «в угоду обчеству», мать его! – Граф махнул рукой.

Я даже обиделся, он затронул самое больное место.

– Представь себе, нет; наоборот; – сказал я. – Пишу как было, я же сказал. Те писатели отходят в историю вместе со своей эпохой. Их уже почти никто не читает, особенно молодежь. На прилавках одни детективы да боевики, еще кое-какая философия, мистика. А вся эта совковая шушара, все те, кто писал «под общество» и, так сказать, мо-раль-но, оказались в заднице вместе с критиками. Сейчас они лопаются от зависти, пишут заумные статьи, а люди читают книжки про братву. Козлы даже не понимают, что их время ушло безвозвратно. А жизнь – вечный бунт.

– Убедил, – выслушал меня Граф. – И как же ты окрестишь наш последний побег? – спросил он. – Не тот, а этот?

– Так и окрещу – «Бандиты». Если приведется написать… – уточнил я.

– Приведется. Ты везучий. Вон и с монетой повезло… Упала бы иначе, тебя бы здесь не было, – заметил Граф.

– Все было честно, мне нечего сказать…

Мы поболтали еще некоторое время, но Вовчик так и не появился. Граф начал выходить из себя.

– Да где этот змей сопливый?! – восклицал он, кроя пацана последними словами. – Доставай автоматы, Михей, чувствую, предстоит нам бой.

Я успокаивал его, как мог, прося подождать. Уходить в ночь мне совсем не хотелось, да и скверных предчувствий во мне не было. Я, конечно, волновался, с нетерпением, как и он, ждал возвращения малого, но предчувствий чего-то дурного не наблюдал.

Наконец он появился. Дверь скрипнула, и кто-то стал спускаться по бетонным ступенькам вниз.

– Он, не волнуйся. Я узнал его шаги, – сказал я Графу.

Мы сидели в подсобке как мыши и не выглядывали из нее. Вовчик был весел и возбужден.

– Я дико извиняюсь, господа, немного задержался, – заявил он, разгружая сумку. – Встретил кое-кого из приятелей, потом звонил. Приятели хотели «сесть на хвоста», но я сказал им, что это не мое. Еле отстали. – Он взял лимон и повертел им перед нами. – Лимончики чуть ли не по лимону!

Я спросил его о подружке.

– Подружка в норме. Может, и женюсь на ней, не знаю еще, – ответил Вовчик задумчиво.

– Есть проблемы?

– Она работает медсестрой, снимает квартиру, а у меня – еще и два брата. Где жить-то? Встречаемся пока, а что дальше будет – черт его знает, – махнул он рукой.

– Ищи упакованную, при делах, – посоветовал ему Граф. – Ты парень ничего, в силе. Хороший «прикид», прическа, и дама – на «шпаге Д’Артаньяна»!

– На чем? – не понял щегол.

– На нем, – щелкнул себя по ширинке Граф.

– А-а, – рассмеялся парень. – Не слыхал, чтобы так член величали. «Шпага Д’Артаньяна»! Точно – шпага. Ну давайте тогда за «шпагу» врежем, – предложил он.

Мы налили себе какого-то клятого бренди и врезали.

– Закусывай, Коля, закусывай, – напомнил Граф о закуске, очевидно побаиваясь, что я окосею. Сам он уплетал съестное за обе щеки.

Как выяснилось чуть позже, Вовчик жил за несколько кварталов от котельной с родителями и двумя меньшими братьями в трехкомнатной квартире. Семья жила бедно, без каких бы то ни было перспектив на будущее. Парень отслужил в армии и не знал, куда податься. Хорошей специальности у него не было, а искать «упакованную», как предлагал ему Граф, у него не хватало ума. Ума и таланта. В общем и целом это был средненький человек с небогатой фантазией и ленцой в крови. Музон, пожрать, потрахаться и хорошо выспаться – вот и все его желания. Но и иметь он, конечно же, хотел. Проскакивало в разговоре.

Примерно к часу ночи Вовчик изрядно окосел, но с ног не валился. Он несколько раз переводил разговор на нашу машину, спрашивал, чем он может помочь, но мы прикидывались пьяными и плевали на все машины разом. Какие машины, когда на столе – спиртное, а до утра еще далеко? Я успел съесть целый лимон и чувствовал себя в общем неплохо. Дверь мы предусмотрительно закрыли на крючок и попросили Вовчика никому не открывать, если вдруг заявятся гости.

И гости заявились, в начале второго ночи. Кто-то сильно задергал за ручку, а затем позвал Вову.

– Кто это? – спросил Граф у щегла, видя, что гости не уходят.

– Вроде Сохатый, – пьяно пробормотал тот, вставая из-за стола. – Приятель мой, Сеня.

– Погоди, не спеши, – придержал я его за руку. – Зачем он тебе? Постучит и уйдет. Сиди, Вова, сиди.

– Не уйдет. Он знает, что я здесь, – пояснил Вова.

– Откуда?

– Знает. Он встретился мне, когда я ходил за бухлом. Где я могу быть? Выпьет стопарик и уйдет. Есть же еще, – кивнул он на стол. – Приятель мой. Пусть выпьет, – попросил он скромно.

Граф чуть подумал и маякнул мне, чтобы я не соглашался. Но в дверь тарабанили.

– Сорвет с крючка. Думает, что я – в отрубоне, – предупредил Вовчик. – Лучше открыть.

– Открывай, хер с ним! – сказал я. – Но учти, выпроводишь его сам.

Вовчик пошел к двери, а мы приготовились к встрече незваного гостя. Но уже через несколько секунд поняли, что гость не один. Вместе с Вовой в подсобку вошли трое. Не вошли, а остановились рядом. Трое парней лет по двадцать на вид и все трезвые, как стекло, это я определил сразу. Ребята неплохо смотрелись, настоящие спортсмены или вышибалы. Щегол пригласил их к столу и представил нам. Они сели. Глядя на них, я подумал, что место этих молодцов отнюдь не в котельной, а где-то в баре, в кабаке. Неплохо прикинутые, они смотрелись на десятку. Ну да бог с ними, пусть пьют на шару, не жалко. Вовчик налил им «горючего», и они молча выпили, не закусывая. Все остальное я помнил довольно смутно – один из этих козлов вышиб мне все мозги с одного-единственного удара. Собственно говоря, я не знаю, сколько их было, ударов, отрубился я с первого. Помню лишь то, что они разом встали, и вдруг – резкое движение, будто что-то мелькнуло передо мной. «Кулак, удар!» Уклониться я уже не успел. Что было с Графом, я не знаю. Банкет закончился.

Глава тринадцатая

Когда я очухался, я чуть было не сошел с ума. Никогда не забуду этого страха и этого жуткого состояния, в котором мне пришлось побывать. Страх и мысль о гробе, о том, что я умер и лежу в темном гробу, пришла чуть позже, а сперва было нечто другое, не похожее ни на что. Мысль как бы зациклилась на себе и на темноте. Мысль, тьма и больше ничего. Я осознавал, что мысль есть, но она не могла вырваться из объятий тьмы. Она билась о тьму – единственное, что слабо фиксировал мой мозг. Собственно говоря, не было и фиксации, а просто мысль и тьма. Ничего подобного я никогда не испытывал, и если есть где-то ад – это он. Мое сердце чуть не разрывало грудную клетку от ужаса, и, когда я наконец начал мыслить, когда мысль побежала, я подумал о гробе. И гроб, смерть в сравнении с тем, первым моим состоянием были просто пустяком, мелочью, которая страшна, неприятна, но все же мыслима. Мысль без мысли – именно так я бы охарактеризовал то свое состояние. Где я? Что со мной? Жив ли я еще? Как определить, если кругом ни звука, сплошная тьма, а ты лежишь не чувствуя себя и не знаешь, лежишь ли ты вообще? Мало-помалу я начал чувствовать тело, а затем определил, что я действительно лежу, причем на чем-то очень холодном и твердом. Пошевелил конечностями, работают. Значит, жив. В голове что-то сильно зазвенело, подступила тошнота. Я повернулся на бок, затем попробовал приподняться, оперевшись на локоть. Но почему так темно? Ни одной щели и ни одного лучика! «Ночь, наверно, это ночь», – догадался я, хотя и для ночи пространство было слишком темным и непроницаемым. Пошарив по карманам в поисках зажигалки, я не обнаружил в них не только ее, но и вообще хоть чего-то. Странно. Если в карманах ничего нет, значит… Мысль о шмоне и ментах явилась сама собой. Если не они, то кто же?

И тут во мне возродилась чертовка память. Я вспомнил всё и сразу, но лишь до того момента, когда тот тип в кожаной куртке поднял на меня руку. Он врезал мне прямым ударом в голову. Что потом? Ничего, пустота. А где же Вовчик, Граф? Их нет, я один. Неужели это котельная? Поднявшись на ноги, я сделал несколько шагов вперед, пробуя землю под собой. Ага, пол, цементный пол, не земля. Доски я бы почувствовал тоже. Продвигаясь понемногу по помещению, я в конце концов наткнулся на стену. Вот она, есть. Стало быть, где-то должна быть и дверь. Лишь бы не провалиться в какую-нибудь яму, кто знает, где я. Шаг за шагом я продолжал обследовать темный каменный мешок, пока не услышал стон. Кто-то простонал совсем рядом со мной. Негромко, тяжело. Я замер, затем спросил: «Кто здесь?» Стон повторился. Повторил вопрос и я.

– Свои, – отозвалось в ответ, и я узнал голос Графа. – Где мы, Михей? – Он уже зашевелился, закряхтел, очевидно пытался встать.

– Пытаюсь определить, – шепотом произнес я. – Сам только что очухался, сейчас подойду, погоди. – Я медленно пошел на голос. – Ты цел, Граф? У меня страшно трещит башка и тошнит. Я вот-вот блевану, свободы не иметь.

– Мне не лучше, – замычал он. – Эти бляди отключили нас в два счета. Тебя первого.

– Ты что-то помнишь? Говори.

– Только то, что успел увидеть. Тебя ударил тот, в кожанке. А кто врезал мне, я не знаю.

– А Вовчик? Где этот пидор! Может, он тоже где-то здесь, а?

Граф чертыхнулся, сплюнул на пол.

– У тебя, Михей, в натуре башка сдвинута! Нас ведь выставили с его подачи, этот хорек не зря так долго не приходил, вспомни… Я его, пидора, сожгу в его же котельной! Дай только вырваться отсюда, – пообещал он.

– Меня вытряхнули до делов, Граф. В карманах голь, пустота. Деньги, ксивы, «ствол», зажигалка – все у них. Сколько сейчас времени, как думаешь? – спросил я.

– А хер его знает. Утро, а может и день. Здесь темно, как пустота. Будем ждать. Раз оставили в живых, значит, мы им нужны. Подыхать в подвалах не оставляют, сам знаешь.

– Но зачем мы им? Бабки они взяли, «стволы» тоже. Что еще? – Я вспомнил об оставленных под топчаном автоматах. Нашли они их или нет? Надеюсь, не нашли. С каких делов им шарить под топчаном? Впрочем, это уже не имеет значения, нам они, скорее всего, не понадобятся. Что ж, будем ждать окончательной развязки. Как сказал Граф, делать нечего. Ведь зачем-то они нас привезли сюда. Зачем? Могли спокойно прострелить головы и прикопать на свалке, а то и сжечь. Возможно, кто-то помешал, спешили. Привезли ли? Может, просто перетащили в соседний подвал, кто знает. Дела! В таком склепе я еще не бывал. А все из-за денег, «засветил» на свою голову. Мудак! – обругал я себя и принялся массировать пальцами виски и шею. Немного полегчало. Я вспомнил о том, что так и не нашел двери. Где она? – Нужно постучать, Граф, – сказал я. – Сейчас отыщу эту чертову дверь и потарабаню, может, кто и откликнется. – Я встал и продолжил поиски двери. Наконец нашел. Точно, железная. Ну и козлы, предусмотрели и это. Я врезал по ней ногой, раз, другой. Тишина. Стал стучать дальше. Ни звука. Или никого нет, или не хотят подходить. Я приник к замочной скважине и прислушался. Смотреть в нее не имело смысла, за дверью была такая же тьма, как и в нашем склепе. Хотелось орать во всю глотку, биться головой в эту дверь и снова забыться. И кто? Какие-то недоноски, дичь! Видно, что из беспредельщиков.

Обыграли нас эти камсюки, еще как обыграли. Они, конечно, смотрели наши ксивы и поняли, что мы никакие не пермяки. Мой паспорт был на имя Савельева Владислава Евгеньевича, кажется так. Тоска позаботился. Ростовчанин Савельев… Я отошел от двери и присел рядом с Графом.

– Сколько у тебя было денег? – вспомнил я о деньгах.

– Тысяч двадцать – двадцать пять, – ответа он. – И валютой кусок.

– У меня побольше. В этой дыре им этого надолго хватит, подхарчевались, козлы! Курево забрали, бляди. Зачем?

– До кучи. Выгребли все, что было, а потом сортировали.

– Ты запомнил их рожи?

– Да. Приметные ребята, не перепутаешь.

– Одного он называл Сохатым… Другого Геной, а третьего… забыл.

– Это фонарь. Он такой же Сохатый, как я Резван. – Граф рассмеялся. – Не ломай голову, скоро пожалуют, – заверил он меня.

– И что будем делать?

– Для начала послушаем, что скажут. Может, и договоримся как-то. А нет… – Граф задумался. – Попробуем найти их слабое место, молодняки ведь.

– А если они знают, кто мы? Ты не допускаешь такой вариант?

– Не знают. Давно бы сдали с потрохами. Сколько там за нас обещано? Пять тысяч долларов? Маму родную сдадут, к гадалке не ходи.

– Вообще-то ты прав, – согласился я. – Сдали бы. Помнишь Ведуту? Ну, того змея, что мать свою сдал «кумовьям»… На зоне, за год до нашего побега. Ведута…

– Мусорилу, что ли? Которого заставляли нары зубами грызть?

– Да, бульбаша, он вроде витебский был. Активист, сэвэпэшник… Его, в натуре, на какой-то пересылке заставили нары грызть. Сказали: «Если хочешь сохранить задницу, перегрызи доску сороковку». Перегрыз, козел, не трахнули. Замаранный был, тварь. Он же, в натуре, мать свою сдал. Я точно знаю. Укатал ее на наркоту, чтоб на свидание привезла, ну она и потащила. Припрятала как могла пару граммов героина, а он – к «кумовьям»: «Так и так, мать везет наркотик. Я честный, исправившийся заключенный, хочу освободиться условно-досрочно». Менты обалдели, не видели еще такого, чтоб мать родную сдавали, а делать нечего. Подождали ее… Завели дело. Говорят, сам Хозяин плевался и отмазывал старушку от срока, как мог.

– Ей сказали, кто ее сдал? Я что-то не помню.

– Сказали. Она не поверила сперва, а когда прочла его донос, отрубилась. Еле откачали. Его потом вывезли из зоны, а через четыре месяца проткнули ломом. Истыкали в Красноярском управлении где-то. Мне Бандо рассказывал и Вова Тимукас, им малявка оттуда приходила, упоминали об этом козле.

– Я тогда в БУРе сидел, но кое-что слышал, – сказал Граф. – На волю, пидор, захотел, приспичило, видать. Нашел способ! Я б его сам зарезал с удовольствием. А тех двоих ты не знал, кого прямо в БУРе расстреляли? – спросил он.

– Молодняков, из пресс-хаты?

– Ну да. Они Секу, прапорщика, в заложники прихватили, боялись на зону выходить.

– Знал обоих. Один сначала ничего жил, нормально, другой туповатый такой, бык. Там была настоящая ментовская игра, блеск. Комбинация супер! Ты не знаешь всей подоплеки и подноготины, а я знаю. Дело было так. Эти двое, Пена и Крюк, сидели в БУРе и имели постановления на шесть месяцев каждый. Мусора подписали их стать «прессовщиками» на это время. Сказали: «Бейте, насилуйте, ломайте каждого, кого бросим к вам». За это давали им чай, водку, жратву. Те исправно выполняли свою работу, казнили людей. Зона гудела, и все ждали, когда кончится их БУР. Срыву бы не было, ты знаешь. Но «кумовья» твердо пообещали козлам, что вывезут их из зоны, как только БУР закончится. Говорили, что отправят далеко, аж в Молдавию. Мол, ничего не бойтесь, там вас не достанут. Те, ясно, верили, а когда БУР кончился, им сказали: «Выметайтесь на зону». Прикинь их состояние и положение! Выйти на зону, чтобы тебя разорвали на куски! Они – в отказ, объявили голодовку, вскрылись до делов, кровища. Менты чуть поостыли, но вывозить их и не собирались. «Нет разнарядки. Ситуация изменилась». Короче, гнали ерша. Использовали и забыли. Те, чувствуя шкурой, что их вот-вот выпихнут из камеры силой, бросаются в крайность – берут в заложники хилого прапорщика Секу-одуванчика. Когда выводили в баню, они поставили его под два заточенных штыря и заволокли в хату. Дверь захлопнули. Ультиматум: «Или вывозите немедленно, или мы его проткнем!»

Секу связали и положили в углу камеры, подальше от двери. Менты, понятно, зашевелились, дело приняло нежелательный оборот. Давай их укатывать, а те ни в какую, требуют к себе областного прокурора. Короче, захват налицо, жизнь прапорщика – в опасности. Всем понятно, что они добиваются только выезда из зоны, что прапорщик им даром не нужен, что они его не проткнут ни в коем случае, находясь в четырех стенах. Но зачем вывозить, прикинули менты, когда есть возможность показать всем, кто в зоне хозяин, а заодно и отрапортовать в Москву: «Бандиты обезврежены». Вывезти-то их просто, без проблем, сотни вывозили до них, но ведь могут открыть рот, вякнуть прокурору, с чего все началось. Прокурор хоть и пидор, ничем не лучше зоновских ментов, но шантажировать может, крайнего станет искать. Подстрахует себя, «подоит» управленческих полковников. Легче убрать, с концами. Короче, приносят им в хату пару бутылок водки, гитару, а сами с понтом уламывают сдаться. Те вмазали по стакану и вообще раздухарились, черти. А время тикало себе. Как рассказывал мне шнырь БУРа, кунгурский тип Заика – он все это время был там, менты сначала открыли первую дверь камеры и завесили решетку одеялом. «Зачем?» – щекотнулись «покойники». «Чтобы мы слышали, что там у вас делается», – ответили им. А через некоторое время их расстреляли с двух рук. Одного – в голову, другого – в горло и сердце. Ребятки даже не пикнули. Говорили, что стрелял Суслов, капитан. Он снайпером в армии был. Трупы выволокли в запретку, чтоб не будоражить зону. Доложили в Москву. Потом об этом сообщили в газетах, по телевидению: бандиты, мол, получили свое. Самое интересное, Граф, в том, что весь этот «спектакль» с захватом был спланирован оперативниками управления от начала и до конца. Даже наши зоновские менты не знали, кто дергает за ниточки и ведет игру.