Текст книги "Катары"

Автор книги: Патрик Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 41

В садике аббатства с душистыми травами копошились два монаха. Они ухаживали за мятой, шалфеем, мелиссой и чабрецом кропотливо, как часовщик, разбирающий старинный механизм. Когда мимо них прошел человек в мирской одежде, они безмолвно приветствовали его кивком головы; он отвечал им тем же. Он прошел сначала в большую залу, потом в трапезную, но не нашел того, чего искал. Эта часть аббатства была построена в XII веке и говорила о былом богатстве достопочтенной обители, основанной в конце XI столетия. В лучшие времена в ней жило и трудилось более трехсот братьев. Теперь от аббатства оставался лишь отблеск того, что было прежде. Но стройные мраморные колонки с капителями в виде листьев хмеля и дуба напоминали о славном прошлом. Вошедший огляделся и убедился, что никто из монахов не видит его. Он пробежал во дворик, где росло несколько кипарисов, и поднял чугунную крышку, ели видимую на земле. Потом он спустился в отверстие, поспешно закрыл за собой крышку и сошел на несколько ступенек по лесенке.

– Добрый Муж? – прошептал он, зажигая факел.

– Да, Совершенный, я здесь!

Другой человек стоял на коленях в глубине низенькой комнаты, которая некогда, должно быть, играла роль подземной цистерны. У стены громоздились друг на друга сундуки и большие мешки. Он быстро вскочил, как мальчишка, застигнутый за кражей варенья из домашнего буфета.

– Что ты здесь делаешь?

– Дело в том… – отвечал второй человек, не справляясь с замешательством… – Я хотел забрать штандарты, ну и…

– Не лги! – оборвал его первый. – Ты знаешь, что мы должны как можно реже бывать в этом месте и ни в коем случае никогда не появляться здесь днем. Ты забыл наши самые элементарные правила?

– Нет, Совершенный. Я собирался отнести их на пог, и…

Но первый его не слушал. Он направил факел на то место, где только что стоял на коленях его товарищ.

– Дай посмотреть! – приказал он, подходя к нему.

– Нет! – воскликнул второй. – Нет, Совершенный, будьте милостивы и верьте мне. То, что я сделал, я сделал для нашего общего блага.

Совершенный уже начал раскапывать еще рыхлую землю в углу старой цистерны. Второй не знал, что и делать.

– Умоляю вас! Вы знаете, что я всегда все делал во благо Ордена!

Для пущей убедительности он схватил Совершенного за плечо, мешая ему копать. Тот обернулся, сильно оттолкнул сотоварища, так, что тот чуть не упал, и достал из-за пазухи револьвер:

– Стоять на месте! Шевельнешься – сразу стреляю. Если услышат – наплевать. Ты понял?

– Да.

– Как положено говорить?

– Да, Совершенный, – понурил голову Добрый Муж.

Старшему не понадобилось много времени, чтобы нащупать нечто твердое. Он порылся еще немного, и пальцы запутались в прядях волос, кое-где свалявшихся и склеившихся от непросохшей земли. Удивившись, он резко рванул непонятный предмет. На него смотрела отрезанная человеческая голова.

– Ты совсем сошел с ума? – воскликнул Совершенный. – Это не та ли сволочь-барахольщик, тот спекулянт – Морис Ле Биан?

– Я не мог иначе, – твердо ответил Добрый Муж. – Или я его, или он меня. Клянусь тебе… вам, Совершенный!

– Молчи, несчастный! Ты что, нарочно нарушаешь все правила Ордена?

– Простите меня, Совершенный. Я был на горе, он там прятался. Я уверен, что он за мной шпионил! С тех пор, как тут появился его сын, он сует свой нос везде. Должно быть, почуял, что деньгами запахло.

Чем дальше, тем увереннее защищался Добрый Муж. Но Совершенный еще не все сказал.

– Где тело? – спросил он, убрав парабеллум в карман.

– Бросил в лесу.

– Зачем отрезал голову?

– Решил, что так лучше, если вдруг его опознают.

– Больше там никого не было?

– Нет! – ответил Добрый Муж с излишней поспешностью, но Совершенный, погруженный в свои мысли, этой поспешности, кажется, не заметил.

– Ты знаешь: уже и так достаточно трупов, не считая тех, кого мы должны принести в жертву позже. До этого проныры мне дела нет, но его сын должен довести до конца то, что начал. И поэтому мы должны помогать ему, не обнаруживая себя! Ясно?

– Да, Совершенный. Все ясно.

Совершенный бросил голову на землю и вытер руки одна о другую.

– Давай, закапывай. А дальше пускай черви работают.

– Так точно, сейчас же сделаю.

– И смотри у меня! – взял Совершенный товарища за шиворот. – Не забывай: ты от меня ничего не скроешь. Если узнаю, что кто-нибудь из вас забыл про благо Ордена – тут же отделаюсь от такого, как от опухоли, поразившей здоровое тело. Ясно?

– Так точно. Обещаю вам. Простите меня.

И Добрый Муж вновь принялся прилежно копать яму. Дорыв до нужной глубины, он аккуратно положил туда голову, не забыв повернуть ее глазами вниз, как велит древнее поверье, переданное ему отцом-охотником. Закончив дело, Эрвин подумал: он все сделал правильно. Теперь между ним и Пьером Ле Бианом личные счеты, и вскоре он сможет завершить то, что задумал.

ГЛАВА 42

Берлин, 1938

Дорогой Жак.

Несмотря на все усилия, я чувствовал, что занять прочное место в СС мне будет нелегко. Члены Черного Ордена тщились достичь идеала чистоты, но под его прикрытием оставались обычными людьми. А раз так, они не могли переменить свою глубинную природу и приносили жертвы порочным склонностям. Сколько раз вступал я в конфликт с товарищами и начальниками, порочившими свой мундир! Когда я видел их на улице под ручку с размалеванными вульгарными женщинами, я не мог не высказывать им все, что у меня на душе. Черная форма с двойной руной Победы предъявляет требования, которых они, кажется, не сознают. Их поведение казалось мне тем более неприемлемым, что они знали требования Гиммлера насчет добрых нравов.

В это время я и познакомился с Рихардом. Он блестяще закончил биологический факультет, а потом поступил в Аненербе, где продолжил начатые им исследования древнескандинавских обычаев. Порода Рихарда Кёнига, с точки зрения нашего начальства, была безупречна. После войны он вступил в общество Туле так, как выбирают религию. Его безумно интересовали глубинные корни арийского народа; он был убежден, что история человечества основана на вечной борьбе противоположных рас и утверждении превосходства достойных. Даже в столе у себя он хранил флажок с эмблемой ордена: кинжал, лезвие которого окружали дубовые листья, а на рукоятке изображена свастика, из которой исходят лучи света.

Этот флажок и послужил темой нашего первого разговора. Однажды я показал ему свои бумаги, а он похвалил мою работу о Граале. Затем мы обсудили символику свастики, ее восточные осмысления. Меня сразу покорили четкость его языка и однозначность суждений. Он ничуть не походил на тех грубых офицеров, которые не стеснялись показываться вместе с женщинами легкого поведения.

Видимо, мои замечания на этот счет в конце концов привлекли чье-то внимание. Была ли то элементарная зависть или хуже того – действительное желание мне навредить? Этого я так ничего и не узнал. Но мой начальник вызвал меня и призвал к ответу за действия, несовместимые, как он сказал, с моей деятельностью в стенах института. Коллеги донесли на меня, обвиняя в пристрастии к спиртному. Штурмбанфюрер СС глядел мне прямо в глаза, ожидая, что я дрогну или даже запрошу пощады, но я справился с собой, держался прямо и невозмутимо. Я признался, что иногда люблю пропустить рюмочку, но тут же заявил, что меру всегда соблюдаю. Вероятно, штурмбанфюреру не понравилось, что я защищаю себя. Он предупредил, что отныне за мной будет установлено особое наблюдение и все, что я делаю, будет находиться под особым контролем начальства. Кроме того, он сказал, что отбирает у меня пропуск за границу, так что впредь я не смогу выезжать из Германии. Тут я уже не сдержался и сказал, что для работы мне совершенно необходимо путешествовать. Он ничего не ответил; тогда я выдвинул другой аргумент, сказав, что запинаюсь своими исследованиями по прямому приказанию Гиммлера. Когда я произнес фамилию рейхсфюрера, он встал и тоном отца, распекающего сына, сказал мне, что лишь благодаря некоторому заступничеству Гиммлера я и держусь в институте, а иначе меня бы давно уже выгнали. Еще он сказал, что это ослепление не будет длиться вечно, и приказал покинуть свой кабинет.

Когда я вышел, в коридоре неподалеку случился Рихард Кёниг. Он увидел мое лицо и понял, что я только что пережил тяжелые минуты. Он пригласил меня к себе в кабинет, и там я рассказал ему, что со мной случилось. В горечи, изобразившейся на его лице, не было ни грана притворства или фальшивого приличия. Движимый дружбой ко мне, он предложил свою помощь, чтобы продолжить начатую мной работу. Но для этого надо было четко объяснить ему, что я ищу и каких результатов уже достиг. Тогда-то я и рассказал ему про осаду Монсегюра и бегство четырех Совершенных. Благодаря Рихарду, я снова поверил в успех своего сражения.

Преданный тебе

Отто Ран.

ГЛАВА 43

Ле Биана совсем не тянуло возвращаться к погу Монсегюр, но после обеда он для очистки совести опять сел за руль. На сей раз он твердо решил сообщить в полицию все, что ему известно. Но чтобы заявить об убийстве, нужен труп, а тело, когда он вернулся на место, где обнаружил его, снова исчезло. Он поискал пули, которыми стреляли в него самого, но и тут ему не повезло. Пьер уже не удивлялся. Те, кто дергал за ниточки этой кровавой игры, не имели привычки оставлять за собой следы. А вдруг все это вообще неправда? Какая-то жестокая инсценировка… Историк провел рукой по лицу и почувствовал, как страшно он устал. Нет, это был не сон. Он видел трупы, чуял запах смерти, который ни с чем не спутаешь. Но если убивать было так легко, то почему он сам еще жив? Если убийцы так умелы, почему они еще не решили избавиться и от него? Или, проще говоря, почему они промахнулись, когда стреляли с вершины пога? Он пошел назад к машине и вспомнил лицо отца. Страшная мысль посетила его: где теперь это лицо? Воссоединилось ли тело с головой?

Он открыл дверцу «двушки» и плюхнулся на сиденье. Пружины, уже не первой свежести, скрипнули.

– Езжай!

Ле Биан услышал женский голос. Не успел он инстинктивно оглянуться, как голос опять зазвучал еще громче:

– Езжай, тебе говорят! Скорей! – кричала девушка.

Ле Биан не верил своим ушам. Он уже думал, что этот голос уже никогда не услышит.

– Мирей? Как же ты меня нашла? Они тебя отпустили?

– Они меня и не брали вовсе! Ты поедешь, наконец, или нет? Я знаю одно тихое место, там поболтаем. У меня к тебе большой разговор.

Историк так рад был слышать Мирей, что тотчас же забыл обо всех своих черных мыслях. Он взглянул в зеркальце и с великой радостью увидел длинные черные волосы пропавшей и счастливо обретенной. Она ему казалась красавицей. С первого же дня она показалась ему красавицей. Теперь ему хотелось просто ей об этом сказать.

– Первый поворот направо! – командовала Мирей. – Осторожно, там дорога плохая. Да-да, вот тут!

Ехали они долго, и еще не раз машина меняла направление по приказам Мирей, которым Ле Биан беспрекословно повиновался. Наконец, «двушка» въехала во двор заброшенного, как казалось, загородного дома.

– Приехали! Стой!

Ле Биан остановился. Машину он поставил у разрушенного здания, некогда бывшего овчарней. Вышел и с манерами безукоризненного джентльмена открыл дверцу Мирей. Она выскочила стремительно, и эта поспешность ничуть не вредила ни красоте ее, ни прелести. Когда она оказалась рядом с Пьером, он, не думая уже ни мгновенья, сделал то, что давно горячо желал сделать: обхватил, крепко прижал к себе, притянул ее лицо. Его губы принялись искать ее губы. Но ничего не получилось. Мирей резко оттолкнула Ле Биана чуть ли не с отвращением. Он разозлился и заговорил так же резко:

– Что такое? Что не так? Я тебе не нравлюсь? Не знал, что ты такая недотрога. В деревне про тебя не то говорят.

– Ради бога! – ответила она, стараясь быть уже поласковее. – Не так все страшно. Только постой, я тебе все объясню.

Историк посмотрел на нее яростно и ничего не ответил: пусть лучше говорит она. Было видно: то, что она собирается сказать, дается ей с большим трудом. Мирей глубоко вздохнула – и начала, закрыв глаза, как ребенок, который боится прыгнуть с высоты в глубокий бассейн с водой:

– Пьер, я очень тебя люблю. Даже больше, на самом деле. Я, наверное, тебя раньше просто любила, хоть и не понимала этого. А теперь этого не может быть…

– Да? – не удержался он. – Хотелось бы знать, почему.

– Морис был не только твой отец.

– Вот с этим не спорю. Еще он был вор, жулик и сволочь.

Мирей не откликнулась на эти слова, а продолжала свое:

– Он и мой отец тоже.

– Что-что? – переспросил Ле Биан: он подумал, что ослышался.

– Я его дочь от Эжени. Ты знаешь – его самая большая любовь.

– Ну да… то есть нет… но я…

Мирей подняла глаза на Пьера. Она знала, что в эту историю будет трудно поверить.

– Я знаю, что ты и твоя мать из-за него много пострадали, – продолжала она рассказ. – Но он, успокойся, и с нами поступил не лучше. Под конец он бросил маму, а у нее не было денег меня воспитывать. Он просто взял да уехал ни с того ни с сего, ничего не сказав. Бедная мама совсем от этого с ума сошла. Она даже злиться на него не могла! У нее просто тормоза полетели.

Мирей на секунду отвела глаза. Ей было тяжело будить такие воспоминания.

– Она мной никогда не занималась. Начала пить, была зла на весь свет. Потом ей уже пришлось клянчить на хлеб у соседей по дому. Сама с постели не вставала, а однажды на нее донесли в полицию. Она услышала, что те к нам идут, и выбросилась из окна, чтобы ее в дерьмо не окунули.

– Какой ужас! А ты? Что с тобой стало?

– Морис как уехал нежданно, так же и приехал. Забрал меня с собой, и все эти годы я была с ним. Я все про него знала: махинации там, плутовство, нечистые делишки… Но он мне был отец. Он меня воспитывал.

Мирей произнесла эти слова, не заметив, как больно было это слышать Пьеру. Он-то никогда не мог ни в чем рассчитывать на отца. А когда встретил его, тут же и потерял – так же стремительно, как в день его бегства. Всех воспоминаний осталось – один обед да куча недобрых слов.

– Ну вот, – сказала Мирей, чувствуя себя немножко неловко. – Потом я от него ушла. Хотелось пожить самой, а главное, ему не быть обязанной. Иногда мы с ним пересекались, но я его никогда не искала. Просто случайно сходилось. Да вот, например, я и не знала, что он сейчас сюда приезжал.

– А про меня знала?

– Нет. Даже не знала, что у него был сын. Морис жил по разным бумагам, я даже фамилию Ле Биан забыла. Только позавчера он мне все рассказал, и я узнала, что я тебе сестра.

Мирей произнесла это слово как ни в чем не бывало. А ведь она еще никогда его произносила. Пьер повторил его про себя: «Сестра». У него была сестра. Пять минут назад он мечтал о любви, а вот теперь он рядом с сестрой.

– Где же ты пряталась? – спросил он.

– Здесь. Тут же тихо, разве нет?

Ле Биан немножко помолчал и громко спросил:

– Но ты не Филиппа?

– Филиппа? Не знаю Филиппы, – так же нервно ответила она. – Я пряталась!

– От кого пряталась? Зачем?

– Пьер, тут чудные дела творятся. Такие страсти – ты не представляешь! В общем, не знаю почему, но они не хотят говорить, это точно.

– Не хотят? Кто не хочет?

– Да полно таких, – загадочно ответила Мирей. – Знают какие-то тайны и не хотят выдавать. И не одна овчарка немецкая молчит в тряпочку.

У Мирей, совершенно явно, что-то было на сердце против бывшей хозяйки. Ле Биан не стал об этом говорить: ему надо было знать другое.

– Что тебе говорил Морис? Ты что-нибудь знаешь, кто его убил?

– Морис мне сказал, чтоб я в это лучше не лезла. А еще сказал только, что знает кое-что, о чем другие хотели бы забыть, но ему это полезно для дела. Вот и все.

– Он кое-что знает, – задумчиво сказал Ле Биан. – Ты была в курсе, что он продавал еврейские собрания?

Мирей ничуть не удивилась.

– Я же говорила: ясно он про свои дела никогда не говорил, а что дела не очень чистые, я знала. В общем, короче, – так я и знала!

Девушка замолчала. Казалось, она устала от своего рассказа. Молодой человек новыми глазами смотрел на вновь обретенную сестру.

– И что мы теперь будем делать?

– Мы? – удивилась Мирей. – Как ты, я не знаю, а я вот что: дам деру отсюда. Тут для меня воздух нехорош становится. Хочешь, совет дам? Ты тоже сваливай.

– Не моху

– Почему? Тоже клад, что ли, нашел?

– Нет: я напал на след человека, который искал Грааль. Все думают, что он его не нашел, а у меня есть доказательство, что он был у цели. Или совсем рядом.

– Это твой бош, что ли? Чокнутый Ран?

Ле Биан посмотрел на Мирей. Сестра она ему или нет, только с ней было очень хорошо. Надо постараться уговорить ее никуда не уезжать.

ГЛАВА 44

В третий раз за этот день Шеналь постучал в дверь Ле Биану, и в третий раз ему никто не ответил.

– Господин Ле Биан! – опять позвал его хозяин. – Я вам поесть приготовил. Вам обязательно понравится. Вот увидите, это очень просто. Всего лишь бутербродик с гусиным паштетом, который мне прислал кузен из Миранды. Потом скажете, как это вам!

Никто в комнате не шелохнулся, но Шеналь не признал себя побежденным. Он забарабанил в дверь:

– Это, конечно, не мое дело, но я очень прошу вас выйти! Вы уже двое суток сидите в номере! Если я могу вам чем помочь – скажите! Мы с женой уже сильно беспокоимся!

Послышался звук поворота ключа в замке, а резной брелок в форме альбигойского креста стукнул о дверь. Хозяин успокоился: перед ним появился Ле Биан, весь изможденный, лицо скрывала двухдневная щетина. Шеналь, не дожидаясь приглашения, вошел в номер и поставил поднос на стол. Комната была погружена в полумрак; хозяин отворил ставни и впустил в нее яркое солнце. Ле Биан, не ожидавший внезапного потока света, зажмурился и сел на кровать.

– А знаете, как вы огорчили нашу замечательную горничную? – продолжал Шеналь, притворяясь, что сердится. – Она говорит, что не может прибрать ваш номер, и даже боится, не найдет ли вас мертвым. Заставили вы нас переживать, можете радоваться!

– Простите, – неловко пробормотал молодой человек.

Шеналь взял стул, стоявший у маленького столика, игравшего роль письменного стола. На этом столике лежала гора бумаг: какие-то выписки, наброски плана Монсегюра, тут же и книги, взятые в библиотеке, и газетные вырезки. Хозяин поставил стул возле кровати, рядом с гостем, и сел, положив руки на изголовье.

– Пьер, – заговорил он, словно с родным. – Я знаю: то, что я вас хочу спросить, меня не касается. Но я, понимаете ли, отношусь к вам не как к обычному клиенту.

Вы интересуетесь нашим краем; вы понимаете, что я всю жизнь обожал эти дивные места. А я-то вижу, с вами что-то не так, и хотел бы помочь вам, да вы мне сами не даете: сидите круглые сутки запершись в номере и ни слова нам не хотите сказать. Вы не одиноки, Пьер!

Последние слова по-особому отозвались в уме Пьера. В этом-то и было все дело: он чувствовал себя одиноким. Очень одиноким.

– Это история долгая, – ответил Ле Биан. – А самая странное, по идее все это для меня должно быть совсем чужим, а на самом деле я все время возвращаюсь к своему прошлому.

– Что это? Катары? – спросил Шеналь.

– Ну да. Сначала это были катары, а теперь появилось кое-что другое. Я встретил сначала отца, потом сестру… сводную.

Шеналь встал и налил стакан вина для постояльца. Обернувшись опять к Пьеру, он с улыбкой подал ему стакан.

– Так чего же лучше! – воскликнул он. – Тогда совсем не понимаю, почему вы в такой тоске.

– Потому что отец, скажем так, сильно пострадал, а сестра решила уехать.

Пока Ле Биан пил вино, Шеналь подыскивал подходящие слова. Он оказался бестактен, так что теперь трудно было поправиться.

– Простите меня, – сказал он понимающим тоном. – Но мне в голову вдруг пришла одна мысль. Может быть, очень глупая, но…

– Что ж, говорите, – ответил Ле Биан. – Я уже давно сам не могу понять, что глупо, а что нет.

– Морис-красавчик, – спросил Шеналь, собрав всю свою храбрость, – это не ваш отец?

Ле Биан на него посмотрел без всякого выражения.

– Мой. А вы мне про него на днях говорили порядочные гадости.

– Видите ли… – пробормотал Шеналь, окончательно смутившись. – Я же не знал… Вы бы сказали мне… Да я что ж, я только пересказывал, что тут кругом говорили… Вы же людей знаете…

– Да не извиняйтесь, – ответил Ле Биан. – Мой отец был подонок.

Шеналь так и вздрогнул:

– Был? А вы сказали, он… пострадал… Или, может быть…

Ле Биан один миг подумал. Шеналь явно делал все, чтобы помочь ему. И Пьеру хотелось все ему рассказать – но как объяснить, что он не обратился в полицию? С самого начала этой истории он самонадеянно старался все сделать сам, а на деле становился сообщником злодеев. Он решил не признаваться.

– Нет, – сказал он. – Отец жив. Он попал в аварию на машине, но не насмерть. Сейчас он в больнице, в Перигё.

– Вот беда! – посочувствовал Шеналь и протянул гостю пресловутый бутербродик с паштетом.

– Да никакой беды. Я же говорю – он подонок. И жалеть его нечего.

Шеналь перевел взгляд на столик с бумагами. Он взял «Крестовый поход против Грааля» Отто Рана и усмехнулся, разглядывая обложку.

– А, наш разлюбезный Ран! Еще один полоумный тут крылья пообломал. А ваши поиски далеко ли продвинулись?

– Топчусь на месте, – признался Ле Биан. – Кажется, шаг вперед – и тут же два назад. Сначала кажется, что все просто. Потом я начинаю думать, что все хотя бы логично связано, а под конец всегда вылезает что-нибудь невероятное.

– Так тем и завораживают катары, вы разве не находите?

Ле Биан встал и взял со стола фотографию. На ней был изображен молодой человек, худенький, явно уверенный в себе. Историк внимательно посмотрел на нее, а затем спросил:

– Так вы тоже думаете, что Ран был сумасшедший?

– Да ведь фашисты все сумасшедшие, разве нет? – ответил Шеналь.

– Это конечно, – сказал Ле Биан, – но я говорю не о его службе в СС. Я думал про его поиски. Уверен: он что-то отыскал! Что-то очень важное.

– И никто об этом не узнал?

– В этом-то весь и вопрос. Кажется, будто ниточка вдруг оборвалась и с тех пор никто так и не может ее связать.

Шеналь был удивлен: в один миг постоялец пришел в себя. Не переставая говорить, он даже принялся жадно уплетать паштет.

– А вы думаете, что свяжете?

– Честно говоря, несколько раз я уже думал, что все связал. Но каждый раз все оказывалось не так. Пары каких-то деталей не хватает. Только ведь в ваших краях непросто попасть в потаенные места…

– Ну, тут-то я вам точно могу помочь! Все эти места я знаю, как свои пять пальцев. Если хотите, отвезу вас куда угодно!

Такого предложения Ле Биан не ожидал.

– Правда? Конечно, вы меня очень выручите.

Шеналь разом встал с места, взял поднос с пустой тарелкой Ле Биана и шагнул к двери:

– Значит, договорились! Встретимся завтра утром. Часов в восемь поедем, нормально вам?

– Вполне! – откликнулся Ле Биан.

Шеналь закрыл дверь, а историк встал с кровати и рассмотрел свою физиономию в зеркале над умывальником. Из саквояжа он достал мыло, бритву, помазок и стал бриться. Вернулась надежда: быть может, Мирей вернется. Быть может, она даже и не в опасности.

«Я, наверное, тебя раньше просто любила, хоть и не понимала этого. А теперь этого не может быть…»

Как ему хотелось, чтобы это родство оказалось ошибкой, дурацким недоразумением! Сбрив щетину, которая его сильно старила, Ле Биан подошел к столу с бумагами и книгами. Из-под груды бумаг он достал белый конвертик с короткой запиской. В сотый раз он перечитал его:

«Дорогой Пьер!

Не сердись на меня, но я ничего не могу поделать. Наверняка наши пути в конце концов пересекутся. Ты мне очень нравишься, но теперь я знаю, что ты мне брат, так что у нас ничего не выйдет. Я подумала и решила: ты должен довести до конца, что задумал. Я забыла тебе подбросить еще один крючок для нашей любимой Бетти. Спроси ее как-нибудь про доброго Рихарда Фрица. Увидишь: фрицев ей всегда нравилось цеплять.

Пока!

Мирей».